Текст книги "Выдача преступников"

Возможно подобное преследование и в рамках противодействия незаконному ввозу мигрантов по морю на основании ст. 8 Протокола против незаконного ввоза мигрантов по суше, морю и воздуху, дополняющего Конвенцию ООН против транснациональной организованной преступности. Государство – участник настоящего Протокола, имеющее разумные основания подозревать, что судно, осуществляющее свободу судоходства в соответствии с международным правом и несущее флаг другого государства-участника или имеющее знаки его регистрации в таком государстве, участвует в незаконном ввозе мигрантов, может уведомить об этом государство флага, запросить подтверждение регистрации и, в случае подтверждения, просить разрешения государства флага принять надлежащие меры в отношении этого судна силами военных кораблей или летательных аппаратов либо других кораблей или летательных аппаратов, которые имеют четкие внешние знаки, позволяющие опознать их как состоящие на государственной службе, и которые уполномочены для этой цели.

В ответ государство флага может разрешить запрашивающему государству: а) высадиться на это судно, b) произвести его досмотр, и с) в случае обнаружения доказательств участия судна в незаконном ввозе мигрантов принять в отношении него надлежащие меры в порядке, разрешенном государством флага, незамедлительно проинформировав последнее о результатах.[390]390
  Для целей данного Протокола термин «судно» означает плавучие средства любого типа, включая суда неводоизмещающего типа и гидросамолеты, которые используются или могут быть использованы в качестве средства транспортировки по воде, за исключением военных кораблей, вспомогательных военно-морских судов или других судов, принадлежащих государству или эксплуатируемых им и используемых, в соответствующий момент, только на государственной некоммерческой службе (п. «d» ст. 3 Протокола).


[Закрыть]

Если же государство имеет разумные основания подозревать, что судно участвует в незаконном ввозе мигрантов по морю и не имеет национальности или может быть приравнено к судну без национальности, оно вправе произвести высадку на судно и его досмотр без каких-либо запросов. И если будут обнаружены доказательства, подтверждающие это подозрение, государство принимает надлежащие меры согласно соответствующим положениям внутреннего и международного права.

При этом любая мера, принятая или осуществленная в соответствии с указанными положениями, должным образом отражает необходимость не препятствовать или не наносить ущерба: а) правам и обязательствам и осуществлению юрисдикции прибрежных государств в соответствии с международным морским правом или b) правомочиям государства флага на осуществление юрисдикции и контроля по административным, техническим и социальным вопросам, связанным с судном (п. 2 ст. 9 Протокола).

Значение закрепления защитной юрисдикции в международных соглашениях универсального характера трудно переоценить. Во-первых, это избавляет государства от необходимости весьма вольной трактовки «наступления эффекта» на территории государства, заявившего о реальной юрисдикции, вводя ее в строгие конвенционные рамки. Во-вторых, конвенционный подход способствует преодолению замкнутости национально ограниченных правосистем, выводя их на уровень космополиса. Стороны конвенции становятся таким образом формально равными в своих юрисдикционных притязаниях, а сами конвенции – теми каналами, посредством которых обеспечивается совместимость различных национальных правосистем. Благодаря этому и передача преступника из юрисдикции одного государства в юрисдикцию другого приобретает черты межправового взаимодействия.

Ведь при том, что в некоторых случаях только защитная юрисдикция в состоянии обеспечить уголовно-правовую охрану социосистемы от вреда, наносимого ей извне, нельзя не видеть и того, что именно она является наиболее уязвимой для взаимодействия национальных правосистем, не давая ответа на вопрос, каким образом граждане того или иного государства оказываются включенными в иностранную систему властеотношений. Разве что «по праву сильного».

И в самом деле: если территориальная юрисдикция предполагает государственное пространство, организованное на определенной территории, национальная юрисдикция – социальное пространство, организованное на причастности к определенной нации, универсальная юрисдикция – космополитическое пространство, организованное на принадлежности к человечеству, то охранительная юрисдикция не содержит каких-либо знаков принадлежности преступника к той социальной среде, по законам которой его осуждают, а предполагает лишь способность власти защищать себя или своих граждан от вреда, наносимого извне, т. е. базируется на представлении о преступлении как акте, причиняющем вред со стороны. Следовательно, прямой связи данного государственно организованного общества с субъектом преступления не существует. Она устанавливается либо через жертв – граждан этого государства, либо через законные интересы самого государства.

Это обстоятельство подмечено еще Ф. Ф. Мартенсом, который пишет: «Учения о территориальной и личной уголовной компетенции определяют пространство действия уголовных законов, имея в виду субъективную сторону преступления. Они разрешают вопрос: кто может быть субъектом преступления, ответственным по законам страны?…Напротив, защитники реального принципа берут за исходную точку объективную сторону преступления и совершенно справедливо говорят, что государство карает за нарушение установленного им правового порядка, кто бы ни был преступником». Анализ же объектов преступного действия показывает, что пространство действия уголовных законов может быть определено, согласно реальному принципу, не только границами территории, но и принадлежностью этих объектов государству или его подданным, где бы они ни находились. «С этой точки зрения, посягательство иностранца на имущество подданного, живущего за границей, наказуемо по законам отечества потерпевшего, ибо личность эта принадлежит государству».[391]391
  Мартенс Ф. Ф. Современное международное право цивилизованных народов: В 2 т. Т. II. СПб., 1905. С. 396.


[Закрыть]

Легко заметить, что под объектом преступления в этих рассуждениях понимается то, что ныне принято считать его предметом, но не столь очевиден другой вытекающий отсюда вывод: оказание предпочтения объективной стороне перед субъективной означает выдвижение на первый план объективного вменения в ущерб субъективному, имплицитно включающему в себя (благодаря презумпции знания закона) осведомленность о правовых требованиях, от какой бы власти они ни исходили, если субъект считается включенным в данную систему властеотношений. Не случайно персональный и реальный критерии получили сначала название принципов субъективной национальности и объективной национальности, и лишь позднее – активного персонального и пассивного персонального, что затушевало проглядывающее сквозь объективную пассивность объективное вменение.

Между тем даже вопросы действия уголовных законов оккупирующего государства в отношении населения оккупированной территории решаются Женевской конвенцией о защите гражданского населения во время войны с учетом того, что эти законы вступают в силу только после их опубликования и доведения до сведения населения на его языке и не имеют обратной силы (ст. 65). Поскольку оккупационная власть, как правило, функционирует «в отсутствие своей социальной легитимации»,[392]392
  Поляков А. В. Общая теория права. Курс лекций. СПб., 2001. С. 504.


[Закрыть] военные суды оккупирующей державы должны принимать во внимание тот факт, что обвиняемый не является ее гражданином (ст. 67). В частности, положения уголовного порядка, изданные оккупирующей державой, могут предусматривать смертную казнь в отношении покровительствуемых лиц только в тех случаях, когда они виновны в шпионаже, в серьезных диверсионных актах, направленных против ее военных объектов, или в умышленных правонарушениях, которые явились причиной смерти одного или нескольких лиц, и при условии, что законодательство оккупированной территории, которое действовало до начала оккупации, предусматривало в подобных случаях смертную казнь. Смертный приговор может быть вынесен покровительствуемому лицу только в случае, если было особо обращено внимание суда на тот факт, что, поскольку обвиняемый не является гражданином оккупирующей державы, «он не связан по отношению к ней никаким долгом верности» (ст. 68).[393]393
  Международная защита прав и свобод человека: Сб. документов / Сост. Г. М. Малков. М., 1990. С. 512–569.


[Закрыть]

Доктринальное же толкование реального принципа не содержит рационально выводимых критериев того, на каком основании иностранные граждане связаны «долгом верности» уголовному закону иной страны, каким образом они должны быть проинформированы о позитивной ответственности, возложенной на них этим законом, и какими условиями может быть ограничена вытекающая из его нарушения ретроспективная ответственность. Ведь если для граждан Российской Федерации, совершивших преступление вне ее пределов, предлагается ограничить ответственность по российскому УК такими условиями, как предусмотренность совершенного деяния уголовным законом государства, на территории которого оно было совершено, и непревышение верхнего предела наказания, установленного законом, действующим в месте совершения преступления, то было бы справедливым установить эти ограничительные условия и для иностранцев, совершивших за рубежом преступление, которое направлено против России или ее граждан. Самоограничение реальной юрисдикции условием двойной преступности обеспечило бы субъективную связь иностранца с российской правовой системой. В противном случае ретроспективная ответственность иностранных граждан строго теоретически становится невозможной в силу отрицательной их правосубъектности в сфере позитивной уголовной ответственности.

Можно, конечно, на это возразить, что каждое государство имеет право на самооборону от внешних угроз. Но оно вытекает из международного права. В связи с этим нельзя не заметить, что на первых порах в числе подпадающих под реальную юрисдикцию преступлений часто фигурировали такие, как посягательства на независимость, безопасность, конституцию или органы публичной власти (Дания), подделка денежных знаков, имеющих законную платежную силу на территории государства, или облигаций публичных займов (Итальянский кодекс 1930 г.), посягательства на лиц, состоящих на службе государства, торговля женщинами и детьми, проступки в отношении денежной системы, незаконная торговля наркотиками и порнопроизведениями (Германский закон от 6 мая 1940 г.), преступления против государства (Швейцарский кодекс) и другие деяния, преследование за которые ныне осуществляется на международно-конвенционной основе. В этом качестве реальный принцип являлся, скорее, полумерой, не обеспечивающей полной универсализации, ибо подобные установления внутреннего права, расширяя территориальную сферу действия закона, не подкрепляли его применение необходимой связью нормоадресатов с данной правосистемой.

Эти недостающие связи между правосистемами различных государств со временем стали восполнять международно-договорные механизмы установления уголовной ответственности, обеспечивающие включение индивида в правовые связи универсального характера посредством закрепления защитного критерия в ряде международных конвенций, посвященных борьбе с отдельными видами преступлений.

В тех же случаях, когда осуществление исполнительной юрисдикции охранительного характера за пределами территории данного государства невозможно, реализация судебной юрисдикции возможна только посредством предъявления требования о выдаче со стороны государства, интересы которого нарушены преступлением, совершенным за его пределами и не его гражданином. Такого рода экстрадицию, как оказываемый одним государством другому акт правовой помощи, являющийся юридически обоснованной формой решения проблемы ответственности лиц, скрывающихся от правосудия, следует отличать от неэкстрадиционных, или «альтернативных», методов и процедур решения указанной проблемы, когда во имя достижения цели неотвратимости ответственности получают оправдание вооруженное вторжение в духе «юридического империализма» и другие упомянутые выше противозаконные способы захвата, вывоза и доставки лица из одного государства в другое.

Универсальный принцип заключается в применении национального уголовного закона к находящимся на территории государства иностранцам, совершившим за его пределами преступления, посягающие согласно межгосударственным соглашениям на международный правопорядок. Этот критерий дает возможность любому государству устанавливать юрисдикцию в отношении лиц, уголовно противоправные деяния которых, имея место за его пределами, не затрагивают прямо ни данное государство, ни его граждан.

Первоначально концепция универсального действия закона, или космополитическая теория, выдвинутая Гуго Гроцием, развивает идею права и обязанности каждого государства «всегда и всякого карать за совершенное им злодеяние, без отношения к месту его совершения и подданству преступника, ибо всякое преступление есть посягательство на общий правовой порядок, обнимающий все государства».[394]394
  Мартенс Ф. Ф. Современное международное право цивилизованных народов: В 2 т. Т. II. СПб., 1905. С. 400.


[Закрыть]

Институт Международного права, основанный в 1873 г. в Генте, сформулировал universalprincip в Резолюции Мюнхенской сессии 1883 г. следующим образом: «Каждое христианское государство, где признаются принципы права христианских государств, имея в своих руках виновного, может судить и наказывать последнего, если, несмотря на достоверные доказательства, прежде всего, серьезного преступления и его виновности, место действия не может быть установлено, или если выдача виновного его национальному суду недопустима, или признается опасной. В этом случае суд судит на основании закона, наиболее благоприятного для обвиняемого, имея в виду применение законов места совершения преступления, национальности обвиняемого и самого суда».[395]395
  Цит. по: Шаргородский М. Д. Уголовный закон. С. 277–278.


[Закрыть]

В России эту идею поддержало немало авторов. Н. Д. Сергиевский, например, писал: «Прежняя разобщенность государств и национальностей в настоящее время отжила свой век, и стремление новой жизни направляется к тому, чтобы заменить ее идеей общественного интереса, направленной к охранению общего порядка общими силами…Исходя от представления о такой общности интересов всех народов по охранению порядка, теория права может выставить принцип универсальной подсудности, содержание которого выражается афоризмом: всякое преступное деяние, где бы и кем бы оно совершено ни было, может быть судимо каждым государством, во власти которого окажется преступник».[396]396
  Сергиевский Н. Д. Русское уголовное право. Часть Общая. СПб., 1911. С. 341.


[Закрыть]

Оригинальную интерпретацию космополитическая идея нашла в послеоктябрьской России. На роль самостоятельного принципа действия уголовного закона в пространстве был выдвинут принцип пролетарского интернационализма. М. А. Шнейдер видел его осуществление в том, что в ст. 58¹ УК РСФСР 1926 г. (как и в аналогичных статьях УК других союзных республик) контрреволюционными признавались действия, направленные не только против СССР, но и против всякого государства трудящихся, хотя бы и не входящего в Союз ССР.[397]397
  Шнейдер М. А. Советское уголовное право. Общая часть. М., 1955. С. 48.
  Иной смысл вкладывала в этот принцип М. И. Блум, справедливо отметившая, что в данной статье речь шла о деяниях, хотя и направленных против других государств, но совершенных в пределах СССР, т. е. подчиненных территориальному принципу. Однако ей так и не удалось раскрыть содержание принципа социалистического интернационализма. Вряд ли таковым можно считать договоры о временной дислокации на территории стран Варшавского блока советских войск или двусторонние договоры об оказании правовой помощи, заключенные между этими странами (Блум М. И. Действие советского уголовного закона в пространстве. Рига, 1974. С. 54–56).


[Закрыть]

В каком бы обличьи ни выступала космополитическая идея на ранних этапах развития – будь то возвышенные стремления к господству мирового правопорядка или утопические надежды на мировую революцию, христианская или пролетарская солидарность в борьбе с таким всеобщим бедствием, как преступность, благородная нетерпимость к тому, что бежавший в пределы другого государства преступник остается безнаказанным, или международная вежливость и взаимопомощь, диктуемые чувством дружелюбия, – главное в ней не то, что универсализм призван восполнять недостаточное совокупное действие территориального, национального и реального принципов, а то, что универсальное начало, не могущее быть по своей природе субсидиарным, поглощает собой все остальные принципы. В этом смысле идея космополитизма предвосхитила отдельные направления эволюции межгосударственных отношений в борьбе с международной преступностью, но не имея под собой соответствующей позитивной базы, «заставила некоторых юристов отказаться вовсе от научного обоснования права и обязанности государства содействовать другому в осуществлении карательной власти»[398]398
  Мартенс Ф. Ф. Современное международное право цивилизованных народов: В 2 т. Т. II. СПб., 1905. С. 401.


[Закрыть].

Не получила она широкой поддержки и в законотворческой практике, найдя применение, и то с определенными ограничениями лишь в австрийском Кодексе 1852 г., венгерском Уложении 1878 г., итальянских кодексах 1889 и 1930 гг., норвежском Кодексе 1902 г., югославских кодексах 1929 и 1947 г., русском Уголовном уложении 1903 г. (ст. 9) и Руководящих началах по уголовному праву 1919 г., ст. 27 которых установила, что уголовное право РСФСР действует в отношении иностранцев, «совершивших преступления на территории иного государства, но уклонившихся от суда и наказания в месте совершения преступления и находящихся в пределах РСФСР».

В последующем это положение было отброшено, и действие УК 1922 и 1926 гг. основывалось только на территориальном и национальном критериях. Сохранение же Законом СССР от 25 декабря 1958 г. «Об уголовной ответственности за государственные преступления» (ст. 73 УК 1960 г.) наказуемости деяний, направленных «против другого государства трудящихся»[399]399
  Ведомости Верховного Совета СССР. 1959. № 1. Ст. 8.


[Закрыть], на философском языке может быть названо удержанием ущербной формы с полным изъятием содержания.

Возродился же универсальный принцип, но уже в ином качестве – как основание для юрисдикции за предусмотренные международными договорами преступления, которые государства-участники обязались пресекать независимо от места их совершения и гражданства виновного – в Основах уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 г.

Действительно, обычные уголовные преступления, хотя бы и совершаемые во всех или большинстве стран, не приобретают от этого международный характер, так как не затрагивают непосредственно межгосударственные интересы, даже если преступник-гастролер, совершив преступление в одной стране, скрывается на территории другой. Уголовно противоправные деяния с «иностранным элементом», которые совершаются либо иностранцами, либо против иностранцев, также не перестают быть от этого общеуголовными преступлениями, не выходящими обычно за пределы национальной сферы.[400]400
  Внутригосударственный деликт приобретает свойства международного правонарушения лишь тогда, когда эти лица не получают предусмотренную местным законодательством судебную защиту, т. е. имеет место так называемый «отказ в правосудии». При этом в международно-правовой доктрине понятие «отказ в правосудии» употребляется в широком смысле (нарушение государством своих международных обязательств, касающихся иностранных граждан или юридических лиц) и в узком (запрещение обращаться или затруднение доступа в суды, задержка в рассмотрении дела или непредоставление надлежащих процессуальных гарантий, вынесение явно несправедливого решения и прочие акции, создающие преграды на пути справедливого судебного разбирательства).


[Закрыть]

Таким образом, ни повсеместная распространенность тех или иных преступлений, ни наличие в них «иностранного элемента» сами по себе еще не поднимают эти преступления на международный уровень. Борьба с ними остается внутренним делом каждого государства, осуществляемым на основе национального закона. Однако, перешагивая границы, преступность перестает быть внутригосударственной проблемой. Подобный взаимообмен постепенно приводит к некоторому единообразию определенных форм преступной деятельности во всем мире, порождая всеобщую заинтересованность в контроле за нею. И чем теснее становится сотрудничество между государствами, чем сильнее их интеграционные связи, обеспечивающие свободное передвижение людей и товаров, капиталов и услуг, тем отчетливее проявляются тенденции общеуголовной преступности к стандартизации криминальной технологии, тем явственнее необходимость не только в усилении координации органов исполнительной юрисдикции, но и в соответствующей унификации предписаний национальных уголовных законов, которые должны содержать некоторые общие и согласованные положения по позициям, затрагивающим интересы всех или большей части стран. В этом смысле универсализм можно рассматривать как инструмент канализации мирового унификационного движения, олицетворяемого в сфере уголовного права блоком конвенционно зафиксированных преступлений.

И все же не в этом (не только в этом) суть преступлений, формально обязанных своим происхождением серии международных конвенций. Стандартизация ответственности за посягательства, которые одни называют международными, хотя и не столь тяжкими, как преступления против мира и безопасности человечества, другие – преступлениями, посягающими на международный правопорядок, третьи – преступлениями международного характера, имеет основание в самом характере деяний, опасность которых выходит за рамки отдельного общества, приобретая статус транснациональной или общечеловеческой, в силу чего должного эффекта в борьбе с ними можно достигнуть лишь совместными усилиями, требующими адекватного правового обеспечения.

В последние десятилетия отмеченная опасность возрастает еще и потому, что транснациональная преступность приобретает все более организованный характер. Это относится не только к незаконному обороту наркотиков, оружия, но и к торговле людьми, мошенничеству, «отмыванию» преступных доходов, компьютерной преступности, терроризму и т. д. В частности, Восьмой конгресс ООН по предупреждению преступности и обращению с правонарушителями признал, что растущая угроза организованной преступности с ее исключительно дестабилизирующим и разлагающим влиянием на фундаментальные социальные, экономические и политические институты представляет собой проблему, решение которой требует более широкого и эффективного международного сотрудничества.[401]401
  См.: Руководящие принципы для предупреждения организованной преступности и борьбы с нею // Сборник стандартов и норм Организации Объединенных Наций в области предупреждения преступности и уголовного правосудия. Нью-Йорк, 1992.


[Закрыть] Декларация ООН о преступности и общественной безопасности, утвержденная резолюцией Генеральной Ассамблеи от 12 декабря 1996 г., провозгласила, что государства способствуют расширению сотрудничества и помощи в правоохранительной области на двусторонней, региональной, многосторонней и глобальной основе (в том числе заключению в соответствующих случаях соглашений о взаимной юридической помощи, в целях содействия выявлению, задержанию и преследованию лиц, которые совершают опасные транснациональные преступления), а также принимают меры по предотвращению поддержки преступных организаций на своей национальной территории, предусматривая в максимально возможной степени эффективную процедуру выдачи или преследования лиц, участвующих в опасных транснациональных преступлениях, с тем чтобы эти лица не находили себе никакого безопасного убежища.[402]402
  Международные стандарты деятельности правоохранительных органов и уголовно-исполнительной системы. Сборник документов. Екатеринбург, 1999.


[Закрыть]

Таким образом, в борьбе с международной организованной преступностью находит свое выражение новое понимание задач уголовного права. Отныне уголовное право служит не просто охране общества от отдельных преступных личностей, а скорее берет на себя функции управления процессами глобального характера. В этом заинтересована и Россия, ибо межгосударственная правовая помощь всегда взаимовыгодна. Американские власти где-то в середине 90-х годов стали проявлять серьезную обеспокоенность угрозой со стороны российской организованной преступности. Лозунг «Русские идут!», едва успев утратить милитаристское значение, приобрел криминальное. Но и зарубежные мафиозные структуры проявляют интерес к территории России.[403]403
  Хорошо известны тесные связи российской организованной преступности с мафиозными структурами Западной Европы и США (см.: Милюков С. Ф. Российское уголовное законодательство: опыт критического анализа. СПб., 2000. С. 42). В меньшей мере отечественные криминологи осведомлены о таких связях с организованными группировками Японии, Тайланда и других стран этого региона, хотя правоохранительные органы Дальнего Востока уже столкнулись с необходимостью противостоять организованным преступным формированиям этих стран, и прежде всего Северной Кореи и Китая (Организованная преступность Дальнего Востока: общие и региональные черты /Отв. ред. В. А. Номоконов. Владивосток, 1998. С. 117).


[Закрыть] С этой точки зрения, обязанность России оказывать содействие иностранным государствам в противодействии преступности предполагает и ее право на аналогичную помощь от них.

Международное сотрудничество в борьбе с такого рода преступлениями осуществляется в рамках международных организаций (как региональных, так и универсальных) и на основе межгосударственных соглашений (как двусторонних, так и многосторонних). В настоящее время правилом стало заключение многосторонних универсальных конвенций, каждая из которых посвящена отдельному преступлению или группе родственных преступлений и закрепляет обязательства сторон по их предотвращению и наказанию, а также право всех без исключения государств быть ее участниками.

Для выполнения международных обязательств, вытекающих из договора, каждое подписавшее его государство принимает свои меры, определяемые особенностями национальной системы права. С этой целью создается внутренняя норма, предусматривающая меры ответственности за такого рода преступления. Тем самым достигается согласованное регулирование их предотвращения и наказания на основе сочетания коллективных решений, принятых в рамках международного права, и индивидуальных национально-правовых средств и способов их обеспечения. Значит, универсальная юрисдикция относительно преступлений международного характера не может быть осуществлена, не будучи опосредованной национальным законодательством.

В силу этого обстоятельства уголовно-правовая норма в ее адресованности гражданам (в позитивном аспекте) не требует территориальной или персональной привязки к отдельному государству-участнику, так как в его лице она выражает волю всех договаривающихся сторон.[404]404
  Не случайно в некоторых договорах указывается, что предусмотренные ими преступления международного характера рассматриваются государствами-участниками для целей выдачи, как если бы они были совершены не только в месте их совершения, но также и на территории государств, которые обязаны установить свою юрисдикцию в соответствии с тем, что преступник является гражданином этого государства или преступление совершено против лица, пользующегося защитой этого государства.


[Закрыть] Благодаря этому достигается взаимное «включение» граждан одного государства-участника в правовую систему другого государства-участника и приобретение в ней статуса правосубъектности, необходимого для применения универсального критерия, который сформулирован в ч. 3 ст. 12 УК следующим образом: «Иностранные граждане и лица без гражданства, не проживающие постоянно в Российской Федерации, совершившие преступление вне пределов Российской Федерации, подлежат уголовной ответственности по настоящему Кодексу… в случаях, предусмотренных международным договором Российской Федерации, если они не были осуждены в иностранном государстве и привлекаются к уголовной ответственности на территории Российской Федерации».

Для осуществления данного предписания, как и для практического применения реального принципа, также необходимо иметь фактическую возможность привлечения к уголовной ответственности лица, совершившего предусмотренное соответствующим договором преступление. Универсальный принцип в указанных договорах обеспечивается правом любого участника на установление юрисдикции. На это не требуется согласие со стороны какого бы то ни было иного участника, будь то государство гражданства обвиняемого или государство, на территории которого имело место преступление, хотя персональная или территориальная юрисдикция последних в отношении данного лица не отрицается. Однако в конечном счете неважно, какое государство осудит преступника, – главное, чтобы он был осужден. Поэтому юрисдикционные постановления в подобных договорах, как правило, сформулированы таким образом, чтобы ни одно виновное лицо не могло уклониться от ответственности независимо от его местонахождения, т. е. с учетом принципа неотвратимости ответственности, который базируется на закреплении всех общепризнанных принципов действия закона в пространстве, поглощаемых принципом aut dedere, aut judicare (либо выдай, либо осуди).

Исходя из этого, реализация уголовно-правовой нормы в ретроспективном ее аспекте может быть осуществлена только одним субъектом из круга всех участников соответствующей конвенции – либо государством, на территории которого совершено преступление, либо государством гражданства обвиняемого или государством гражданства потерпевшего, либо любым иным государством. Последнее может осуществить свою универсальную юрисдикцию при условии, что предполагаемый преступник окажется на его территории либо будет выдан ему государством, на территории которого имело место деяние или государством гражданства обвиняемого, а равно другими участниками конвенции.

Следовательно, роль экстрадиции в обеспечении универсальной юрисдикции сводится к тем относительно редким случаям, когда ее осуществление ставится в зависимость от позиции целого ряда государств, среди которых, с одной стороны, нет ни одного, которое бы не обладало собственной юрисдикцией (территориальной, персональной и т. д.) в отношении обвиняемого и, главное, реальной возможностью предать его суду, а с другой – как ни странно, нет ни одного, которое бы пожелало это сделать.

Таким образом, универсальная юрисдикция является особым видом правовой власти. В отличие от других ее видов, предполагающих какую-либо «персональную» связь государственной власти с преступником (через территорию, гражданство, жертву или собственные интересы), универсальная юрисдикция не нуждается в такой связи. Достаточно, чтобы государство приняло на себя обязательство устанавливать свою юрисдикцию в соответствии с международными конвенциями. Вследствие этого универсальная юрисдикция в отношении преступлений международного характера имеет исключительно договорную природу.

Основным принципом разрешения юрисдикционной коллизии между государствами, способными осуществить территориальную, персональную либо реальную юрисдикцию, и иными договаривающимися государствами, готовыми реализовать универсальную юрисдикцию, является принцип aut dedere, aut judicare. Если государство, на территории которого обнаружен предполагаемый преступник, не выдает его, считая, что обвинение в конвенционном преступлении используется как предлог для возвращения этого лица и наказания за иную деятельность, или имея другие причины для отказа в выдаче, то оно передает дело без каких-либо исключений и неоправданных задержек своим компетентным органам для целей уголовного преследования на основе собственного законодательства. В этом смысле в межгосударственных экстрадиционных взаимоотношениях выдача становится единственным институтом, который обеспечивает функционирование всей системы универсальной юрисдикции.