Текст книги "Выдача преступников"

Во всяком случае, практике известны примеры выдачи лиц по договорам, заключенным после совершения ими преступления или еще не вступившим в силу на момент его совершения. Такого рода выдача была признана возможной еще Оксфордской резолюцией, провозгласившей, что закон или договор о выдаче может применяться к преступлениям, совершенным ранее его вступления в силу (ст. 17). Об этом же говорится в ст. 85 Минской конвенции о правовой помощи 1993 г., действие которой «распространяется и на правоотношения, возникшие до ее вступления в силу».[298]298
  Аналогичный подход характерен и для других соглашений, действующих в сфере оказания правовой помощи по уголовным делам. Например, Европейская конвенция о передаче осужденных лиц «применяется к исполнению по принятым приговорам до или после своего вступления в силу» (ст. 21). Типовой договор о передаче надзора за правонарушителями-иностранцами, которые были условно осуждены или условно освобождены, также предусматривает его применение к просьбам, направленным после его вступления в силу, «даже если соответствующие действия или бездействие имели место до этой даты» (ст. 15).


[Закрыть]

Специфика же судопроизводства по делам о международных преступлениях такова, что «разовые» трибуналы ad hoc, специально создаваемые для разбирательства конкретных дел, по определению учреждаются не ante factum, a post factum, т. е. после того, как событие свершилось.

В частности, Нюрнбергский и Токийский международные трибуналы, образованные соответственно 8 августа 1945 г. и 19 января 1946 г., были предназначены для привлечения к ответственности и наказания главных военных преступников Второй мировой войны, длящейся с 1 сентября 1939 г. по 8 мая 1945 г. на европейском континенте и по 2 сентября 1945 г. на Дальнем Востоке и в бассейне Тихого океана, когда японское правительство подписало акт о безоговорочной капитуляции.

Международный трибунал по Югославии был учрежден 25 мая 1993 г., а его временная юрисдикция распространена на период начиная с 1 января 1991 г. – даты, предложенной как Россией, так и США,[299]299
  См. соответственно: Док. ООН S/25537 и S/25575.


[Закрыть] но не ограничена каким-либо периодом времени. Международный трибунал по Руанде учрежден 8 ноября 1994 г., а его юрисдикция ограничена рамками судебного преследования лиц, ответственных за геноцид и другие серьезные нарушения международного гуманитарного права, совершенные в период с 1 января по 31 декабря 1994 г.[300]300
  Резолюции и решения Совета Безопасности за 1994 год. Совет Безопасности. Официальные отчеты: Сорок девятый год. ООН. Нью-Йорк, 1996.


[Закрыть] Следовательно, и предусмотренные их Уставами предписания о выдаче или передаче обвиняемых международному трибуналу имеют обратную силу.

Напротив, Римский статут международного уголовного суда, не ограниченный в своей компетенции преступлениями, совершенными во время одного конфликта или одним режимом в течение конкретного периода, предусматривает, устанавливая ratione temporis, что данный Суд обладает юрисдикцией только в отношении преступлений, совершенных после даты вступления в силу настоящего Статута. Если же какое-либо государство становится участником Статута после его вступления в силу, Суд может осуществлять свою юрисдикцию лишь в отношении преступлений, совершенных после даты вступления его в силу для этого государства (ст. 11). С указанной нормой корреспондирует ст. 24, запрещающая обратимость Статута. Поскольку в ней говорится, что лицо не подлежит уголовной ответственности в соответствии с настоящим Статутом за деяние, совершенное до его вступления в силу, постольку это лицо не подлежит и передаче учреждаемому данным Статутом Международному уголовному суду.

В условиях одновременного институционного оформления экстрадиции на двусторонней, субрегиональной, региональной и глобальной основе особого внимания заслуживает вопрос о соотношении параллельно действующих соглашений разного уровня, который включает в себя два подвопроса: 1) соотношение экстрадиционных соглашений с другими антикриминальными конвенциями и 2) отношение между двусторонними и многосторонними экстрадиционными соглашениями, участники которых частично совпадают.

Относительно первого подвопроса следует заметить, что конвенции, посвященные противодействию отдельным видам международной преступности, не посягают обычно на права сторон осуществлять выдачу на условиях, предусмотренных внутренним законодательством запрашиваемого государства-участника или применимыми договорами о выдаче, включая основания, на которых запрашиваемое государство может отказать в выдаче. Обязательства сторон касаются лишь включения предусматриваемых данными конвенциями деяний в число влекущих выдачу преступлений во все экстрадиционные договоры, которые были или будут заключены между ними.

Вместе с тем, если участник конвенции, ставящий условием выдачи наличие соответствующего договора, получает просьбу о выдаче от другого государства-участника, с которым у него нет такого договора, он может рассматривать данную конвенцию в качестве правовой основы для выдачи в связи с любым преступлением, признанным в качестве такового в соответствии с настоящей конвенцией. Исходя из этого государства, обусловливающие выдачу наличием договора:

a) при сдаче на хранение своих ратификационных грамот либо документов о принятии или утверждении конвенции или присоединении к ней сообщают уполномоченному органу о том, будут ли они использовать настоящую конвенцию в качестве правового основания для сотрудничества по вопросам выдачи с другими ее участниками; или

b) если они не используют саму конвенцию в качестве правового основания для выдачи, стремятся, в надлежащих случаях, к заключению двусторонних и многосторонних договоров о выдаче с другими участвующими в ней государствами.[301]301
  См., напр.: п. 4, 5 и 17 ст. 16 Конвенции ООН против транснациональной организованной преступности; п. 1, 2 и 4 ст. 27 Европейской конвенции об уголовной ответственности за коррупцию и др.


[Закрыть]

Изложенное позволяет сделать вывод, что в отличие от некоторых многосторонних экстрадиционных договоров, базирующихся на принципе приоритета над двусторонними соглашениями аналогичного характера, многосторонние соглашения о противодействии преступлениям международного характера либо не решают напрямую экстрадиционных вопросов, либо содержат нормы об экстрадиции, которые по отношению к специализированным экстрадиционным договорам носят дополнительный характер.

Что касается подвопроса о соотношении между двусторонними и многосторонними экстрадиционными соглашениями, то при отсутствии в них каких-либо оговорок на этот счет следует руководствоваться положениями ст. 30 Венской конвенции о праве международных договоров, в соответствии с которой права и обязанности государств-участников последовательно заключенных договоров, относящихся к одному и тому же вопросу, определяются следующим образом:

1) если в договоре устанавливается, что он обусловлен предыдущим или последующим договором либо не должен считаться несовместимым с таковым, то преимущественную силу имеют положения этого другого договора;

2) если все участники последующего договора являются также участниками предыдущего договора, действие которого не прекращено или не приостановлено, предыдущий договор применяется только в той мере, в какой его положения совместимы с положениями последующего договора;

3) если не все участники последующего договора являются участниками предыдущего договора, в отношениях между государствами-участниками обоих договоров применяется то же правило, а взаимные права и обязательства в отношениях между государством-участником обоих договоров и государством-участником только одного договора регулирует тот договор, участниками которого являются оба государства.

Прагматический подход к разрешению возможных коллизий между постановлениями многостороннего и двусторонних договоров о выдаче, отражающий общую заинтересованность всех членов организации в быстрейшем отправлении правосудия, демонстрирует конвенция о выдаче Лиги арабских государств 1952 г. В ней говорится, что в случае коллидирования ее постановлений двусторонним экстрадиционным соглашениям государство призвано применять такие конкретные договорные положения, которые наилучшим образом будут содействовать обеспечению выдачи преступника.

Обоснованность такого подхода усматривается и в том, что некоторые многосторонние конвенции, посвященные противодействию отдельным видам международной преступности, также не посягают на права и обязательства сторон, вытекающие из двусторонних соглашений между ними, заключенных по тому же вопросу.

Например, Страсбургская конвенция 1990 г. об «отмывании», выявлении, изъятии и конфискации доходов от преступной деятельности предусматривает, что участвующие в ней стороны могут заключить между собой двусторонние или многосторонние соглашения по затрагиваемым ею вопросам в целях дополнения или усиления ее положений либо облегчения применения закрепленных в ней принципов. При этом, когда две или более сторон уже заключили договор по тому или иному вопросу, затрагиваемому настоящей Конвенцией, или иным образом урегулировали свои отношения по этому вопросу, они получают право применять этот договор либо регулировать свои отношения соответствующим образом вместо настоящей Конвенции, если это способствует международному сотрудничеству (ст. 39).

Европейская конвенция о передаче осужденных лиц также не ущемляет прав подписавших ее государств, предоставляя им возможность заключить между собой двустороннее или многостороннее соглашение по проблемам, регулируемым данной Конвенцией, с целью дополнения ее положений или лучшего применения содержащихся в ней руководящих принципов (п. 3 ст. 22). При этом устанавливается, что если две или несколько сторон уже заключили либо заключат соглашение или договор о передаче заключенных или если они установили либо установят другими способами взаимные связи в данной области, то они будут иметь право применять дух и букву такого договора или соглашения вместо настоящей Конвенции (п. 2 ст. 22).

Иначе решается вопрос в Европейской конвенции о выдаче, согласно которой она заменяет собой положения любых двусторонних договоров, конвенций или соглашений, регулирующих выдачу между ее участниками. Последние могут заключать между собой двусторонние или многосторонние соглашения только с целью дополнения Европейской конвенции или облегчения применения содержащихся в ней принципов (п. 1,2 ст. 28).

По мнению В. М. Волженкиной, данное предписание представляет собой «прямой диктат, нарушающий принцип суверенности и независимости договаривающихся сторон», означая для России и ряда других стран «прекращение международных отношений в уголовной сфере с суверенными государствами, с которыми уже установлены дружественные стабильные взаимообязывающие связи».[302]302
  Волженкина В. М. Выдача в российском уголовном процессе. С. 246–247.


[Закрыть]

Действительно, имеющиеся несовпадения (например, по вопросам гражданства) между Европейской конвенцией 1957 г. и двусторонними соглашениями России с другими ее участниками, а также с Минской конвенцией 1993 г. порождают определенные коллизии в регламентации экстрадиционных отношений. Означает ли это, что в ходе разрешения соответствующей коллизии Россия обязана исходить из безусловного приоритета Европейской конвенции в своих отношениях с теми нынешними ее участниками, с которыми она прежде осуществляла выдачу на основе ранее заключенных договоров и Минской конвенции?

Думается, нет, ибо в п. 3 ст. 28 Европейской конвенции о выдаче зафиксировано, что в тех случаях, когда между двумя или более договаривающимися сторонами выдача осуществляется на основе единообразных норм, стороны свободны регулировать свои взаимные отношения касательно выдачи исключительно в соответствии с такой системой независимо от положений настоящей Конвенции. При этом стороны, которые в своих взаимоотношениях исключают или могут в будущем исключить применение Конвенции в соответствии с указанным пунктом, должным образом уведомляет Генерального секретаря Совета Европы, который, в свою очередь, информирует об этом уведомлении другие договаривающиеся стороны.

Указанная оговорка о возможности прямого сотрудничества стран с унифицированным законодательством практически дезавуирует заявленное выше безусловное преимущество Европейской конвенции перед другими международными договорами ее участников. Предоставляемой этой оговоркой возможностью воспользовались Скандинавские страны (Дания, Исландия, Норвегия, Финляндия и Швеция), применяющие при решении экстрадиционных вопросов свое единообразное законодательство. Согласно внутреннему законодательству решаются вопросы выдачи между Великобританией и Ирландией.

Настоящая оговорка позволяет и России беспрепятственно сотрудничать в сфере экстрадиции на основе Минской конвенции о правовой помощи 1993 г. с государствами, являющимися также участниками Европейской конвенции о выдаче.[303]303
  Там же. С. 248–249.


[Закрыть] А к настоящему времени три государства – члена СНГ, участвующие в этом многостороннем договоре (Россия, Украина, Молдова), ратифицировали Европейскую конвенцию 1957 г.

В этой связи не вполне понятно утверждение Л. В. Иногамовой-Хегай о том, что приведенные выше положения ст. 28 Европейской конвенции о выдаче с момента вступления их в силу для государств – участников Минской конвенции о правовой помощи обязывают эти государства «применять положения Европейской конвенции».[304]304
  Иногамова-Хегай Л. В. Международное уголовное право. СПб., 2003. С. 123.


[Закрыть] Видимо, автор исходит из того обстоятельства, что при рассмотрении вопроса об использовании Россией, Украиной и Молдовой своей специальной системы на основе Минской конвенции нельзя не учитывать некоторое несоответствие ее положений Европейской конвенции о выдаче. В частности, это касается судебного обжалования решения о выдаче лицом, в отношении которого оно было принято, так как Минская конвенция «не предусматривает такой механизм защиты прав лиц, подвергаемых экстрадиции».[305]305
  Там же. С. 124.


[Закрыть]

Однако это обстоятельство не может служить преградой к применению Минской конвенции в экстрадиционных отношениях между указанными странами, если в их внутреннем праве имеются нормы, обеспечивающие функционирование правозащитного механизма. В российском законодательстве таковой является ст. 463 УПК, предусматривающая обжалование решения о выдаче и судебную проверку его законности и обоснованности.

Поэтому участники Соглашения о статусе формирований сил и средств системы коллективной безопасности от 11 октября 2000 г. с полным на то основанием зафиксировали в его ст. 15, что при производстве ареста, задержания и других процессуальных действий в отношении лиц, входящих в состав временно пребывающих на их территориях воинских формирований и обвиняемых в совершении преступлений, а также при оказании правовой помощи по такого рода делам стороны руководствуются национальным законодательством и Конвенцией о правовой помощи 1993 г.[306]306
  Собрание законодательства Российской Федерации. 2002. № 5.


[Закрыть]

К слову сказать, государства – участники Минской конвенции продемонстрировали большую толерантность в вопросах ее соотношения с другими соглашениями, оговорив, что она не затрагивает положений других международных договоров, участниками которых стороны являются (ст. 82). Поэтому все вопросы, возникающие при применении настоящей Конвенции, решаются компетентными органами ее участников по взаимному согласованию (ст. 81).

Таким образом, образование на территории бывшего Советского Союза независимых государств, повлекшее за собой распад ранее единых правового пространства и целостной правосистемы, не только не снимает с повестки дня вопрос об унификации уголовного законодательства экссоюзных республик, а напротив, еще более актуализирует его. Факторами, обусловливающими необходимость более тесного взаимодействия их уголовно-правовых систем, служат:

а) расширение возможностей для «импорта» и «экспорта» преступности и вызванное этим увеличение транснациональной составляющей в общем массиве преступлений, так или иначе затрагивающих интересы государств СНГ;

б) формирование международных преступных сообществ и объединений преступников;

в) тенденция к образованию беспрецедентной по своим масштабам группы бипатридов и увеличение числа юрисдикционных проблем, связанных с состоянием двугражданства;

г) трансформация внутригосударственных (интерлокальных) юрисдикционных коллизий в межгосударственные (интернациональные), отсутствие единства в решении которых может привести как к появлению «мертвых зон» (безюрисдикционного состояния), так и к «двойной юрисдикции».

Борьба с преступностью – это часть системы коллективной безопасности и обеспечения защищенности человека. Понимание этого обстоятельства должно стать непременным фрагментом нового видения мира. К этому же подталкивает и потребность в совместных действиях против терроризма, наркобизнеса и т. п. Причем развитие необходимого для пресечения такого рода преступлений сотрудничества в рамках универсальных соглашений глобального характера не исключает, а скорее предполагает целесообразность объединения усилий на уровне региональных систем безопасности.

Во-первых, лозунг общемировой защиты звучит пока еще так же, как и лозунг мировых цен при отсутствии конвертируемости рубля и сравнимых по качеству с зарубежными отечественных товаров. Полнокровное вхождение даже в систему уголовно-правовой безопасности «Европейского дома» будет не скорым. Соответственно сотрудничество на европейском уровне не служит препятствием для объединения усилий на уровне евро-азиатской системы безопасности.

Во-вторых, весьма нежелательна такая дезинтеграция некогда единого государственно-правового образования, при которой неурегулированными остаются юрисдикционные проблемы, что может привести как к появлению «мертвых зон» (безюрисдикционного состояния), так и к «двойной юрисдикции». Ведь надо иметь в виду, что в нашей прошлой федерации существовала одна особенность, с которой нельзя не считаться в настоящем, а тем более пренебрегать ею в будущем: общество, объединявшее в себе сотни наций и народностей, сегментировано географически весьма условно, по границам, проведенным нередко произвольно, да к тому же еще и подвергавшимся неоднократному пересмотру в расчете на то, что в «нерушимом Союзе» они носят символический характер. Тогда этот передел протеста не вызывал, ибо речь шла о единой стране. Теперь же эти границы становятся все менее «прозрачными» и более осязаемыми. В конечном счете мы имеем этнические общности, которые очень тесно переплетены, буквально вклинены друг в друга. Так называемые «этнические меньшинства» в отдельных республиках составляют едва ли не половину населения, и напротив, добрая половина некоторых «коренных» национальностей проживает вне своей «исторической родины», что не может не вызвать увеличения числа юрисдикционных проблем, связанных с состоянием двугражданства, и, как следствие, – скоординированных усилий стран СНГ, направленных на достойное разрешение возникающих между ними юрисдикционных коллизий.

Определенную роль в обострении этих проблем могут сыграть и соображения престижа или политические амбиции. Если при этом преследуется еще и цель ущемить суверенитет либо сохранить влияние в бывших республиках, то положения закона, способствующие возникновению юрисдикционных конфликтов, противоречат международному праву. Вероятность возникновения подобных ситуаций и очевидная необходимость их предотвращения обрекают на совместный поиск принципов разрешения возникающих юрисдикционных проблем и урегулирование их на межгосударственном уровне.

В-третьих, необходимость заключения региональных соглашений уголовно-правового характера предопределяется гарантийным значением наднационального законодательства в представлении интересов малочисленных народностей и национальных меньшинств, не имеющих возможности претендовать на собственное законотворчество. В частности, каждое государство в силу своего суверенитета обладает правом решать вопросы не только о наказании лиц, находящихся на его территории, но и о порядке исполнения наказания. Опираясь на международно-правовые акты общего характера, можно было бы в этой связи ограничиться выражением надежды на то, что развитие национальных законодательств стран СНГ будет отвечать такому документу, как Рекомендации в отношении обращения с заключенными-иностранцами. Однако, принимая во внимание многонациональный состав новообразованных государств, принадлежность их населения к некогда единому государству, шокирующий статус чужестранца или бипатрида, который приобрела определенная его часть в связи с распадом этого государства, обусловленные этим этнические подвижки и пр., представляется крайне насущным принятие минимальных стандартов обращения с заключенными, устанавливающих некий правовой уровень, ниже которого не должно опускаться законодательство любого государства Содружества. Во всяком случае, наличие Минимальных стандартных правил обращения с заключенными, принятых под эгидой ООН, не помешало тому же Европейскому Сообществу обзавестись собственными стандартами в этой области, учитывающими специфику европейских стран. Почему бы и бывшим советским республикам, а ныне самостоятельным государствам, не стандартизировать правила обращения с заключенными, ориентируясь на те минимальные условия, которые считает удовлетворительными ООН, и в то же время отразив в них особенности Евразийского Сообщества.

Целям такой стандартизации служат модельные законодательные акты уголовно-правового характера, под которыми в соответствии с Регламентом Межпарламентской Ассамблеи государств – участников СНГ понимается рекомендация законопроекта Ассамблеи национальным парламентам, принимаемая в целях согласования правовой политики и сближения законодательства и содержащая систематизированные нормы, регулирующие определенную сферу отношений. В сфере борьбы с преступностью к числу такого рода актов относятся: Модельный закон «О борьбе с организованной преступностью»,[307]307
  См.: Михайлов В. И., Федоров А. В. Модельный закон СНГ «О борьбе с организованной преступностью»: содержание и структура // Государство и право. 1998. № 2.


[Закрыть] Модельный Уголовный кодекс,[308]308
  Модельный Уголовный кодекс – рекомендательный законодательный акт для Содружества Независимых Государств, принят на 7-м пленарном заседании Межпарламентской Ассамблеи государств – участников СНГ 17 февраля 1996 года // Приложение к «Информационному бюллетеню» 1996. № 10. С. 85–213; Правоведение. 1995. № 6.


[Закрыть] Модельный Уголовно-процессуальный кодекс, Модельный У головно-исполнительный кодекс[309]309
  Модельный Уголовно-исполнительный кодекс – рекомендательный законодательный акт для Содружества Независимых Государств, принятый на 8-м пленарном заседании Межпарламентской Ассамблеи государств – участников СНГ 2 ноября 1996 г. // Приложение к «Информационному бюллетеню» 1996. № 12.


[Закрыть] и др.

В процессе работы над указанными законопроектами, призванными служить ориентирами для естественного дрейфа правовых систем стран СНГ в сторону унификации, обозначилось множество проблем, требующих теоретического осмысления и практического разрешения: поиск оптимальной степени детализации рекомендуемых нормопредписаний, определение возможных направлений и организационных форм их дальнейшего совершенствования, недостаточность моделирования как единственного унификационного инструмента и определение иных возможных средств повышения эффективности международного сотрудничества в уголовных делах.

Словом, современные реалии требуют новых форм и методов осуществления унификационного движения в области национальных законодательств участников СНГ. Поэтому нашим странам предстоит еще большая работа по выработке необходимого набора согласованных мер противодействия преступности и общих правил в сфере контроля за преступлениями с иностранным элементом, в связи с чем представляются неотложными:

1) разработка общей стратегии борьбы с преступностью как неотъемлемой части национальной безопасности и в то же время составляющей системы коллективной безопасности, обеспечивающей защищенность на региональном уровне человека любой национальности, под чьей бы юрисдикцией он ни находился;

2) подготовка пакета конвенционно оформленных договоренностей относительно преступлений, представляющих опасность для объединяющих страны и народы СНГ ценностей;

3) закрепление подходов и процедур, направленных на общеприемлемое разрешение коллизий законов и столкновения юрисдикций в отношении преступлений с «иностранным элементом», а также разрешение проблемы преюдициального значения приговоров, вынесенных судами государств СНГ;[310]310
  В этих целях нами – участниками рабочей группы по написанию Модельного УК СНГ была включена в него ст. 16 под названием «Преюдициальное значение совершения преступления на территории другого государства – участника Содружества Независимых Государств» следующего содержания: «Судимость и иные уголовно-правовые последствия совершения лицом преступления на территории одного из государств – участников Содружества Независимых Государств имеют уголовно-правовое значение для решения вопроса об уголовной ответственности этого лица за преступление, совершенное на территории другого государства, в соответствии с договорами между государствами – участниками Содружества Независимых Государств».


[Закрыть]

4) внесение в национальное законодательство единых правил и механизмов реализации указанных форм сотрудничества;

5) организация совместных исследований сравнительно-правового характера в целях изучения реального состояния и тенденций унификации уголовного права, а также перспектив постоянного обновления Модельного УК, призванного стать депозитарием наиболее оптимальных и оправдавших себя на практике нормотворческих решений, которые также могут послужить некоторому нивелированию законодательств за счет взаимного обогащения позитивным опытом.[311]311
  Указанные рекомендации по созданию регионального набора согласованных мер по контролю за преступностью предложены автором при подготовке проекта для международной научно-практической конференции «Проблемы унификации уголовного и уголовно-процессуального законодательства в государствах СНГ» (Санкт-Петербург, 1995 г.), скрепленного постановлением Совета Межпарламентской Ассамблеи государств – участников Содружества Независимых Государств от 19 октября 1995 г. (Информационный бюллетень МПА. 1995. № 9).
  См.: Рекомендации международной научно-практической конференции «Проблемы унификации уголовного и уголовно-процессуального законодательства в государствах СНГ» // Вестник Межпарламентской Ассамблеи. 1995. № 4 (11). С. 86–89.


[Закрыть]

Итак, у экссоюзных республик есть все основания для объединения усилий в сфере контроля за преступностью в духе происходящих в мировом сообществе перемен. Объективной основой такого сотрудничества является сочетание разделенности и взаимозависимости государств. Многонациональность населения Союза в целом и каждой из некогда составляющих его республик в отдельности, общность исторических судеб, относительно одинаковый уровень развития и сходство решаемых задач, стоящих перед странами СНГ, составляют ту устойчивую социально-демографическую (и криминологическую) среду, которая в каких-то вопросах, общих для нашего разноязыкого и разноплеменного мира, позволяет найти единый правовой вектор, адекватный сложившимся политическим реалиям. Была бы только политическая воля к этому.

Ввиду необъятности исторического и геополитического контекста нашей евразийской цивилизации, трудно предугадать, возобладают ли объединительные тенденции и как они будут развиваться, но если представить палитру взаимосвязей между частями распавшегося Союза в ее основных красках, то в обозримом будущем на его месте будет, видимо, существовать (учитывая разную степень готовности стран Содружества к реинтеграции) трехъярусная система субъектов – это экономическое сообщество, куда войдет в той или иной форме большая часть республик, это более узкое сообщество конфедеративного или еще более слабого характера, и, наконец, это собственно республики федеративного или унитарного типа.

Отсюда, на той территории, которая некогда называлась СССР, возможно на ближайшие годы существование трех типов политических отношений: федеративных, полу федеративных (или конфедеративных) и совсем нефедеративных. Соответственно этому можно выстроить и трехканальную систему правовых отношений: внутренне-правовых, региональных и универсальных международно-правовых. При этом проблема заключается не в определении приоритетности какого-либо из перечисленных уровней, а в отыскании механизмов оптимального функционирования и взаимодействия правовых систем на каждом из уровней: национальном, региональном и глобальном.

Конфедеративные отношения, если таковые разовьются, не исключают возможности существования единообразных уголовных законов по тем направлениям охраны, по которым субъекты конфедерации возьмут на себя соответствующие обязательства (скажем, в рамках таможенного союза). Но в отличие от способов разрешения внутрисистемных коллизий разграничение сферы действия различных правосистем может осуществляться только координационным, а не субординационным методом.

На втором уровне основным каналом взаимодействия законодательств стран СНГ могли бы стать международно-правовые акты регионального характера, ибо «политический развод» не влечет с неизбежностью самоизоляцию, вызывая к жизни иные связи. Договор об экономическом сообществе, предусмотревший сближение норм хозяйственного законодательства, зафиксировал остаточное взаимопритяжение республик. Но окажется ли оно достаточно прочным, чтобы преодолеть политическое взаимоотталкивание и притяжение более сильных ассоциаций государств? Без политического каркаса вряд ли. А он, в свою очередь, потребует соответствующих наднациональных структур. Пусть они называются на первых порах координационными, но координация есть также функция власти. Задача такого координационного центра может быть сведена к выработке общей концепции контроля за преступностью на постсоветской территории, а также к подготовке проектов региональных соглашений по отдельным направлениям такого рода контроля.

Наконец, на третьем уровне отношения между участниками СНГ формируются международно-правовыми актами всеобъемлющего характера, когда каждое государство определяет меру своего участия в разработке и реализации соглашений, направленных на развитие сотрудничества в международной борьбе с преступностью.