Текст книги "Выдача преступников"

Показательна в этом отношении также инициатива более двух десятков латиноамериканских государств, Испании и Португалии, усилиями которых в повестку 47-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН был включен вопрос о том, чтобы последняя запросила в соответствии со ст. 96 Устава ООН консультативное заключение Международного Суда по следующим вопросам: 1) представляют ли собой нарушение норм международного права действия государств, которые прямым или косвенным образом арестовывают или захватывают какое-либо лицо на территории другого государства без согласия последнего и доставляют его на свою территорию, с тем чтобы применить к нему свою уголовную юрисдикцию, и 2) если на первый вопрос будет дан утвердительный ответ, то каковы будут в этом случае международные правовые последствия для каждого из этих государств и, возможно, для третьих государств?[445]445
  Док. ООН A/47/249 и Add.1.


[Закрыть]

Однако решение по данной инициативе так и не принято, в том числе по причине противодействия США. Между тем даже американскими юристами отмечается, что препятствием к разработке обоснованной доктрины экстратерриториальности является тенденция США фокусировать внимание на собственных интересах. «Такого рода подход в целом покоится на заблуждении: даже если предположить, что интересы Соединенных Штатов законны, из этого еще не следует, что Соединенные Штаты будут при всех условиях вправе обеспечивать их, действуя односторонне. Интересы одной страны сами по себе не определяют пределы законной власти».[446]446
  Цит. по: Лукашук И. И. Международная вежливость и экстерриториальное действие законов // Идеи мира и сотрудничества в современном международном праве: Сб. науч. тр. АН УССР / Отв. ред. В. Н. Денисов. Киев, 1990. С. 195.
  Некоторые американские юристы предложили даже механизм борьбы с похищениями преступников, способный к эволюционированию в сторону полного запрещения подобной практики. По их мнению, похищение необходимо поставить в зависимость от решения суда, у которого должно испросить разрешение официальное лицо, прежде чем отдать приказ о захвате на иностранной территории подозреваемого. При этом в обоснование необходимости похищения представитель исполнительной власти должен представить доказательства попыток установить юрисдикцию в соответствии с правовыми процедурами выдачи и сведения о причинах их провала. Кроме того, он должен доказать, что соответствующее государство не будет возражать против похищения подозреваемого с его территории.
  Критически оценивая это предложение, И. Ф. Фисенко указывает на два признака его мертворожденности: «Во-первых, это приведет к закреплению в праве противоречащего международным обязательствам и конституционным нормам механизма. Во-вторых о каком согласии государства на похищение может идти речь, если от него последовал недвусмысленный мотивированный отказ в выдаче» (Фисенко И. В. Борьба с международными преступлениями в международном уголовном праве, С. 174).


[Закрыть]

Ведь согласно упоминавшейся американской доктрине Кера-Фрисби суды не должны принимать во внимание способ, которым ответчик доставлен в суд. Достаточно факта его присутствия в суде. Однако права такого лица не ограничиваются стадией собственно судебного разбирательства. В этой связи нельзя не отметить, что при его похищении имеет место произвольный арест, осуществляемый в нарушение установленных законом процедуры и условий содержания под стражей. Ввиду объяснимой для неэкстрадиционной процедуры необходимости вывезти человека в кратчайшие сроки нарушается его право на защиту. Кроме того, как показывает практика, «похищения часто сопровождаются пытками, бесчеловечным или унижающим достоинство обращением».[447]447
  Фисенко И. В. Борьба с международными преступлениями в международном уголовном праве. С. 172.


[Закрыть]

Причем бороться с этой доктриной в суде практически невозможно, поскольку необоснованно «отрывая» судебную юрисдикцию от предписательной и исполнительной, она отстраняет суд от рассмотрения вопроса о способе доставки подсудимого, ставя его в полную зависимость от исполнительной власти. Именно так поступил суд и в деле Норьеги, расценив его захват как внешнеполитический акт, относящийся к исключительному ведению двух других ветвей власти. Позиция же исполнительной власти по этому вопросу не всегда последовательна.[448]448
  Так, администрация Картера в 1980 г. поставила под вопрос практику похищений, признав ее нарушением общепризнанных принципов международного права (но не договоров о выдаче) и поставив похищение в зависимость от наличия согласия государства, в котором находится подозреваемый. Администрация же Буша признала в 1989 г., что такое согласие государства может быть молчаливым, и если даже впоследствии оно выразит несогласие, то скорее всего по политическим соображениям, в связи с чем такое несогласие можно считать кажущимся (Фисенко И. В. Борьба с международными преступлениями в международном уголовном праве. С. 171–172).


[Закрыть]

Именно поэтому позиция США подвергается критике как внутри страны, так и извне, включая даже объединенные с ними в общую правовую семью Канаду и Великобританию. Так, в решении Палаты лордов (в качестве апелляционного суда) 1993 г. говорилось, что английские суды могут рассматривать суд над обвиняемым как «злоупотребление процессом», если английская полиция нарушила законную процедуру выдачи и организовала захват обвиняемого за рубежом незаконными методами.[449]449
  Цит. по: Лукашук И. И., Наумов А. В. Выдача обвиняемых и осужденных в международном уголовном праве. С. 36.


[Закрыть]

К слову сказать, до 1965 г. использование внеэкстрадиционной процедуры имело место в случаях вывоза ряда лиц из Ирландской Республики в Северную Ирландию.[450]450
  См.: International Bar Association, Report of Proceedings of the Tenth Conference. 1964. P. 161.


[Закрыть] В указанном году Верховный Суд Ирландии по делу «The State (Quinn) v. Ryan» признал подобную практику незаконной и нарушающей конституционные права граждан, после чего экстрадиционные процедуры между Великобританией и Ирландской Республикой были восстановлены.

Дело, стало быть, не только в позиции исполнительной власти, но и в отстранении суда от ее оценки. Так, по делу Айхмана Иерусалимский суд постановил, что «существует установленное правило, в соответствии с которым незаконность ареста или вывоза под юрисдикцию другого государства лица, совершившего преступление против данного государства, не является основанием для того, чтобы дело не рассматривать и лицо не привлекалось бы к уголовной ответственности». [451]451
  Attorney-General of the Government of Israel v. Adolf Eichmann, 36 International Law Reports. 5, 59–76.


[Закрыть]

Между тем «альтернативные» процедуры и методы обеспечения ответственности лиц, скрывающихся от правосудия, не только нарушают принцип суверенитета государств, на территории которых находятся эти лица, но и существенным образом ущемляют их процессуальные права. Следовательно, доставление совершившего преступление лица вне надлежащей процедуры экстрадиции обеспечивает достижение результата de facto, но никак ни de jure. Судебное же признание того, что нарушение общепринятой процедуры экстрадиции не влияет на законность принимаемого по уголовному делу решения, призвано оправдать благими целями применение юридически необоснованных и не отвечающих духу законности внеэкстрадиционных средств их достижения.

В связи с изложенным мы полностью разделяем мнение С. С. Беляева о том, что в качестве единственно законного процесса передачи совершившего преступление лица государством, на территории которого оно находится, другому государству, для привлечения к уголовной ответственности или приведения в исполнение вынесенного в нем приговора суда, должна рассматриваться экстрадиция, которую не следует подменять «альтернативными процедурами», депортацией либо иными формами псевдовыдачи.[452]452
  Беляев С. С. Экстрадиция в уголовном праве. Автореф. дис… канд. юрид. наук. М., 1999. С. 9.


[Закрыть]

Отсутствие же соответствующих договоров о выдаче, объясняющее в ряде случаев использование суррогатных способов решения проблемы ответственности лиц, скрывающихся от правосудия, должно служить не оправданием, а стимулом к заключению экстрадиционных соглашений. Именно на базе соглашений о выдаче и формируется экстрадиционно-правовое отношение, представляющее собой урегулированную нормами экстрадиционного права конкретную юридическую связь между индивидуально определенными субъектами, имеющими юридические права и обязанности. Специфика его предопределяется самим международным уголовным правом, обусловливающим особенности субъектного и объектного состава данного правоотношения, а также своеобразие его содержания и юридических фактов, на основе которых оно возникает.

Обязательным элементом любого правоотношения являются его субъекты – управомоченный субъект, как носитель дозволенного поведения, с одной стороны, и правообязанный субъект, как носитель должного, необходимого поведения, – с другой.

Несмотря на определенный разброс мнений, в понимании субъектного состава в материальном правоотношении по внутригосударственному уголовному праву имеется определенное единство: субъектами такового признаются лицо, совершившее преступное деяние, и государство (государственный орган), возлагающий ответственность на такое лицо. Иначе выглядит субъектный состав правоотношения в экстрадиционном праве. В этом смысле государство, выступая по отношению к своему гражданину, находящемуся на территории другого государства, в качестве субъекта предписательной власти, не может не выступать в ином качестве, когда оно вступает в правоотношения на территории другого государства, за пределами своего территориального верховенства.

Субъектами права выдачи являются соответствующие государства. То из них, которое обращается с просьбой о выдаче ему преступника, принято называть запрашивающим государством, а то, в пределах которого он находится (к которому обращаются), – запрашиваемым государством.

Выдача преступников есть международно-правовой акт, вытекающий из экстрадиционных отношений между государствами, но не из отношений федеративного государства с субъектом федерации. В этой связи стоит отметить юридическую некорректность обращенного к Москве требования чеченского руководства о выдаче лиц чеченской национальности, обвиняемых в геноциде против народа республики, поскольку de jure Чечня входит в состав России.

Иное дело распад государства. Так, в связи с преобразованием союзных республик в страны ближнего зарубежья особую остроту приобрели юрисдикционные проблемы в отношении транснациональных преступлений и преступлений с иностранным элементом.

В границах единого правового пространства Союза решение подобных проблем не вызывало трудностей. Судебной практикой было выработано и закреплено в руководящих постановлениях (а затем и в ст. 4 Основ уголовного законодательства 1991 г.) правило, согласно которому к преступлению, совершенному на территории нескольких союзных республик, должен применяться закон той из них, в которой оно было окончено или пресечено. Так же решалась проблема квалификации длящихся и продолжаемых преступлений. Даже при многоэтапной преступной деятельности, каждый эпизод которой мог бы рассматриваться как самостоятельное преступление, предписывалось действовать аналогичным образом. Так, совершение нескольких хищений, образующих в общей сложности хищение в особо крупном размере, квалифицировалось по закону той республики, где имело место последнее хищение.[453]453
  Бюллетень Верховного Суда СССР. 1972. № 4. С. 12.


[Закрыть] В случае же совершения нескольких преступлений на территории различных республик суд, в котором рассматривалось дело, мог применять к каждому отдельному преступлению УК той республики, где оно было совершено. Такую возможность предоставляла ст. 4 Основ 1958 г., содержащая коллизионную отсылку к закону места совершения преступления, учиненного на территории СССР.

Ныне эти вопросы не могут решаться так же, ибо единого правового пространства уже нет, а тех интегрирующих правовых связей, которые могли бы прийти ему на смену, еще нет. Международное же право, в отличие от системы федеральных коллизионных норм, разрешающих обычно внутригосударственные (интерлокальные) коллизии разноместных законов, не содержит норм, «распределяющих» юрисдикцию в случае межгосударственных (интернациональных) коллизий, но содержит общие принципы разграничения юрисдикций государств, являющиеся главным препятствием на пути произвольного расширения их правовой власти.

Следовательно, даже в рамках СНГ, если таковое сохранится, каждое входящее в него государство будет руководствоваться территориальным принципом в определении пределов действия своего законодательства, расценивая его применение другими республиками как вмешательство во внутренние дела, ибо в международном праве существует общепризнанная обычная норма, согласно которой иностранец не может привлекаться к уголовной ответственности на территории государства пребывания за совершенные в другом государстве преступления, если они государство пребывания не затрагивают. Так, если гражданин государства А совершил преступление против гражданина государства А на территории государства Б и был задержан на территории государства В, то государство В не может преследовать и наказывать его. Выдача же его зависит от наличия экстрадиционного договора государства В с государствами А и Б.

Впрочем, законодательство некоторых стран содержит правило, предписывающее применение собственного права к находящимся на их территории преступникам, если об этом просит государство, на территории которого было совершено преступление. В литературе на этом основании выделяется особый принцип применения права «в порядке представительства», согласно которому запрашиваемое государство, действуя по поручению запрашивающего государства, выступает как его представитель. Однако вопреки оптимистическим прогнозам принцип представительной, или заменяющей, компетенции не получил широкого распространения в применении к отношениям с иностранными характеристиками. «Договор поручения», который, как считала М. И. Блум, имеет место в данном случае, должен быть межгосударственным договором, вступившим в силу до совершения преступления, чтобы оправдать включенность индивида в систему социальных связей государства, наказывающего его в порядке представительной компетенции. Но в таком случае отпадает надобность и в заменяющей компетенции, ибо основанием ответственности становится связь универсального характера.

Осуждение за преступление, совершенное на территории другой республики, т. е. другого государства, теперь возможно лишь на основании персонального, универсального или реального принципов. Они же приобретают решающее значение и при совершении нескольких преступлений на территории различных республик. Например, российский гражданин, совершивший кражу в Украине, а затем в России, может (если за первую он не был осужден украинским судом) привлекаться к ответственности за обе кражи, квалифицируемые по российскому УК, в то время как гражданин Украины в подобной ситуации будет отвечать только за одну кражу, ибо российская судебная власть не вправе подменять собой судебную власть Украины, применяя ее УК. В этих условиях особую значимость приобретает договорно-правовая база, обеспечивающая регламентацию выдачи преступников.

Определенные подвижки в направлении координации усилий правоохранительных органов и разработки для этого соответствующей договорно-правовой базы наметились спустя несколько месяцев после образования СНГ. В частности, уже в 1992 г. ряд стран – членов СНГ подписали соглашения о взаимодействии министерств внутренних дел и органов прокуратуры в сфере борьбы с преступностью. Но все эти соглашения, затрагивая главным образом оперативно-розыскные, информационные и некоторые другие аспекты сотрудничества, не решали (да и не могли решить в силу их узковедомственного характера) юрисдикционных и экстрадиционных вопросов.

Первым многосторонним документом такого рода явилась Минская конвенция о правовой помощи по гражданским, семейным и уголовным делам, согласно ст. 56 которой стороны обязались выдавать друг другу находящихся на их территории лиц для привлечения к уголовной ответственности за деяния, которые по законам запрашивающей и запрашиваемой сторон являются наказуемыми лишением свободы на срок не менее одного года или более тяжким наказанием, либо для приведения приговора в исполнение за деяния, которые в соответствии с законодательством обеих сторон являются наказуемыми и за совершение которых передаваемое лицо было приговорено к лишению свободы на срок не менее шести месяцев или более тяжкому наказанию.

Указанная Конвенция о правовой помощи, заключенная государствами СНГ 22 января 1993 г., но распространившая свое действие и на правоотношения, возникшие до ее вступления в силу, проложила путь к решению многих острых проблем, хотя она и не лишена недостатков. Впереди еще большая работа по созданию необходимого набора согласованных правил поведения в сфере контроля за преступностью.[454]454
  Для сравнения, ЕС располагает такими касающимися деятельности уголовной юстиции соглашениями, как Европейская конвенция о выдаче правонарушителей 1957 г., Европейская конвенция о взаимной правовой помощи по уголовным делам 1959 г., Европейская конвенция о надзоре за лицами, условно осужденными и условно освобожденными, 1964 г., Европейское соглашение о предупреждении радиопередач, ведущихся извне национальных территорий, 1965 г., Европейская конвенция о международной действительности судебных решений по уголовным делам 1970 г., Европейская конвенция о передаче разбирательства уголовных дел 1972 г., Европейская конвенция о борьбе с терроризмом 1976 г., Европейская конвенция о правонарушениях, связанных с культурной собственностью, 1985 г., Европейская конвенция о предотвращении насилия и хулиганского поведения во время спортивных мероприятий и, в частности, футбольных матчей 1985 г., Европейская конвенция по предупреждению пыток и бесчеловечного или унижающего достоинство обращения или наказания 1987 г., Конвенция против применения допинга 1989 г. и др.
  Определенными пакетами конвенционно оформленных договоренностей располагают и такие региональные ассоциации государств, как ОАГ (Организация американских государств) и СААРК (Ассоциация регионального сотрудничества Южной Азии).


[Закрыть] Ибо разрыв единого правового пространства не только не способствовал дезинтеграции единого криминального пространства, но, напротив, создал более благоприятные возможности для того, чтобы после совершения преступления на территории одной республики укрыться от уголовного преследования в другой. Еще более острым стал вопрос об ответственности соучастников – членов организованных преступных групп, действующих на территории разных республик, и т. д.

Недостаточную активность России на пространстве ближнего зарубежья можно объяснить тем, что ее усилия были направлены на выравнивание отношений с бывшими противниками по «холодной войне». Но делаться это должно при понимании и того значения, которое имеет для России возможность экстрадиционного взаимодействия в формате СНГ. Учитывая особый характер связей между бывшими союзными республиками, представляются необходимыми:

а) разработка в рамках общей концепции контроля за преступностью на постсоветской территории пакета региональных специализированных договоров о выдаче преступников и передаче осужденных для отбывания наказания в государстве, гражданами которого они являются;

б) обогащение инструментария правовой помощи за счет использования таких институтов, как возвращение преступников, совершивших угон воздушного судна, передача преследования, передача наблюдения при условно-досрочном освобождении;

в) заключение в этих целях всеобъемлющих региональных соглашений о международной действительности судебных решений по уголовным делам и исполнении приговоров, вынесенных иностранными судами, о передаче разбирательства уголовных дел, о передаче надзора за лицами, условно осужденными или освобожденными в других странах;

г) определение путей единообразного разрешения юрисдикционных проблем в отношении бипатридов;

д) договорное обеспечение выдачи собственных граждан – членов транснациональных преступных групп при условии их возвращения в страну гражданства для исполнения приговора, что позволило бы снять остроту юрисдикционных проблем в отношении интернациональных преступных сообществ, обеспечив разбирательство совершенных ими преступлений в одном суде взамен «растаскивания» дела по судебным учреждениям различных государств, объективно препятствующего всесторонности и полноте его рассмотрения;

е) внесение в национальное законодательство единых предписаний по указанным вопросам, благодаря чему международно-правовые нормы, призванные оказывать регулирующее воздействие на субъектов национального права, применялись бы как нормы, инкорпорированные в национальную правовую систему, наполняя ее предметным содержанием.

Что касается конкретных форм межгосударственного взаимодействия по вопросам выдачи, то международной практике известны три порядка сношений:

1) дипломатический способ, при котором вопрос об оказании правовой помощи решается органами международных сношений данных государств;

2) непосредственный способ, предполагающий прямые контакты между юридическими учреждениями договаривающихся сторон, в функции которых входит оказание правовой помощи;

3) смешанный способ, сочетающий в себе дипломатическую форму сношений с непосредственной.

Каждый из названных каналов передачи экстрадиционных запросов имеет свои достоинства и недостатки, но их анализ не входит в задачу настоящей работы. Отметим лишь, что требованию быстроты исполнения таких запросов более всего соответствует непосредственный способ сношений, обеспечивающий более тесные и потому эффективные контакты между национальными юридическими ведомствами, ответственными за экстрадиционное сотрудничество.

Что касается конкретных органов, принимающих от имени государства решение о выдаче, то еще М. Д. Шаргородским отмечалось многообразие подходов к этой проблеме. «Вопрос о выдаче внутри страны, – писал он, – разрешается в различном порядке: ^административными органами (Испания, Югославия – до 1939 г., Дания), 2) судебными органами; при этом решение судебных органов может иметь – а) консультативное значение (Бельгия, Австрия, Голландия, Венгрия), б) консультативное значение при положительном решении вопроса о выдаче и обязательное при отрицательном – так называемая люксембургская система (Люксембург, Италия, Швеция, Норвегия, Финляндия, Франция), в) обязательное значение во всех случаях (Швейцария, Аргентина, Бразилия, Парагвай)».[455]455
  Шаргородский М. Д. Уголовный закон. С. 300.


[Закрыть]

Современные специалисты отмечают наличие двух основных подходов к экстрадиции: англо-американского и европейско-континентального. Первый предусматривает обязательное рассмотрение дела в суде, призванном оценить «неопровержимые доказательства» или «достаточные основания» для уголовного преследования запрашиваемого лица, предоставленные запрашивающей стороной. Второй подход, реализуемый в законодательстве многих европейских стран, носит «административный характер», поскольку поступивший запрос рассматривается сначала министерством иностранных дел на предмет соответствия договору, а затем направляется в прокуратуру для заключения о соответствии его национальному законодательству, тогда как судебные инстанции рассматривают дело лишь в случаях возникновения сомнений в обоснованности обвинения против запрашиваемого лица. Однако даже в этих случаях правительство при решении вопроса о выдаче не связано заключением суда, имеющего для него лишь консультативный характер.[456]456
  См.: Подшибякин А. С., Подшибякин С. А. Экстрадиция как форма международного сотрудничества в борьбе с транснациональной преступностью // Современные проблемы борьбы с транснациональной преступностью: Материалы Международной научно-практической конференции (г. Сочи, 9-12 октября 2000 г.). С. 44.


[Закрыть]

Здесь следует заметить, что первоначально ст. 12 Европейской конвенции о выдаче (1957 г.) предусматривала передачу запроса в письменном виде «по дипломатическим каналам», допуская одновременно и «другие средства передачи», могущие быть использованными на основе «прямого соглашения между двумя или более сторонами».[457]457
  Заметим, что в период «холодной войны» все сношения СССР с компетентными органами и должностными лицами иностранных государств осуществлялись только через МИД. Представителям правоохранительных органов воспрещалось самостоятельно обращаться даже в консульские учреждения иностранных государств.


[Закрыть]

Второй протокол к названной Конвенции (1978 г.), не исключив использование дипломатических каналов и других видов сношений, могущих быть оговоренными в прямом соглашении между сторонами, ввел, однако, общее правило, в соответствии с которым просьба о выдаче направляется министерством юстиции запрашивающей стороны соответствующему министерству запрашиваемой стороны (ст. 5 главы V). При этом пп. «е» п. 2 ст. 9 указанного Протокола оставил за участниками Конвенции право лично определять возможность применения данного обязательства.

Россия реализовала свое право на использование существующих в ее системе каналов направления и исполнения соответствующих запросов, оговорив при ратификации Европейской конвенции о выдаче и протоколов к ней, что она не применяет главу V Второго дополнительного протокола, и указав, что «назначенным органом» для рассмотрения вопросов о выдаче является Генеральная прокуратура РФ, хотя ее решение о выдаче может быть обжаловано лицом, в отношении которого оно принято, в судебном порядке.[458]458
  См.: ст. 4 Федерального закона от 25 октября 1999 г. «О ратификации Европейской конвенции о выдаче, Дополнительного протокола и Второго дополнительного протокола к ней».


[Закрыть]

Правомочность изложенной оговорки вытекает не только из положений Конвенции и дополняющих ее протоколов. Допустимость направления запросов по каналам иным, чем дипломатические либо каналы министерств юстиции, была подтверждена объяснительным докладом по Европейской конвенции о выдаче.[459]459
  Doc13. doc. Strasburg, 1985.


[Закрыть] Указанный принцип реализации отдельных положений Конвенции зафиксирован и в официальном издании Совета Европы – Руководстве по процедурам, разработанном Комитетом экспертов по действию Европейских конвенций по уголовным вопросам.[460]460
  Strasburg, 28 Marh 2000. PC-OC / Inf 4 Extradition.


[Закрыть] Причем, как следует из данного Руководства, ряд европейских стран использует каналы иные, чем министерство юстиции или министерство иностранных дел. Так, Великобритания направляет запросы о выдаче от имени Министра внутренних дел посредством дипломатических каналов. В Швейцарии центральным органом по вопросам экстрадиции является Федеральное бюро полиции. Запросы в Польшу и Литву направляются на имя Генерального прокурора.

Таким образом, российский подход, имея свои нюансы, тяготеет все же к континентальной модели экстрадиции, поскольку по отечественному УПК решение о выдаче иностранного гражданина или лица без гражданства, находящихся на территории Российской Федерации и обвиняемых в совершении преступления либо осужденных судом иностранного государства, принимается Генеральным прокурором или его заместителем, которые письменно уведомляют об этом решении лицо, в отношении которого оно принято, и разъясняют ему право на обжалование данного решения в суд в соответствии со ст. 463 настоящего Кодекса (ч. 4, 5 ст. 462).

Зафиксированный в российском законодательстве подход к решению рассматриваемого вопроса не является исключительным, так как различные европейские государства определяют центральный орган для рассмотрения вопросов о выдаче согласно своему внутреннему праву и собственной правоприменительной практике. Однако тот факт, что решение о выдаче в данных странах принимают административные органы (юстиции, полиции, прокуратуры), еще не означает, что выдача тем самым становится административным актом.

То обстоятельство, что исполнение запроса о выдаче лица, находящегося на территории России (равно как и направление запроса о выдаче лица, находящегося на территории иностранного государства),[461]461
  Согласно ч. 3 ст. 460 УПК РФ, при возникновении необходимости запроса о выдаче и наличии для этого законных оснований все необходимые материалы предоставляются в Генеральную прокуратуру для решения вопроса о направлении в соответствующий компетентный орган иностранного государства запроса о выдаче находящегося на его территории лица.


[Закрыть] возложено на Генеральную прокуратуру, можно объяснить тем, что именно прокуратура является тем ключевым органом в уголовном судопроизводстве, который уполномочен от имени государства осуществлять уголовное преследование в ходе досудебного производства по уголовному делу, надзирать за процессуальной деятельностью других наделенных тем же правом органов (дознания и предварительного следствия) и поддерживать обвинение в суде. Поэтому, принимая решение о выдаче, уполномоченные на то Генеральный прокурор или его заместитель, по существу, устанавливают наличие законности и обоснованности уголовного преследования в отношении выдаваемого лица.[462]462
  К слову сказать, отмеченное обстоятельство может быть положено и в обоснование того, что вопросы о направлении материалов возбужденного и расследуемого уголовного дела для осуществления уголовного преследования компетентными органами иностранного государства в отношении иностранного гражданина, совершившего преступление на территории России, но впоследствии оказавшегося за ее пределами, а равно запросы соответствующих органов иностранного государства об осуществлении уголовного преследования в отношении российского гражданина, совершившего преступление на территории иностранного государства и возвратившегося в Россию, также рассматриваются Генеральной прокуратурой (ст. 458, 459 УПК РФ).


[Закрыть]