Текст книги "Выдача преступников"

Более глубокое развитие получил универсальный принцип применительно к преступлениям против мира и безопасности человечества, посягающим, независимо от географического места их совершения, на основополагающие ценности мирового сообщества в целом. Если конвенционные соглашения относительно преступлений международного характера направлены на то, чтобы установить руководящие принципы и стандарты, способные помочь властям того или иного государства в разработке мер по борьбе с данными преступлениями на национальном, региональном и международном уровнях, с тем чтобы они могли применять внутригосударственные законы на основе общей озабоченности данным видом криминального поведения, то характер преступлений против мира и безопасности человечества требует эффективных соглашений о сотрудничестве на всеобъемлющей основе.

Выделение данных преступлений в особую категорию деликтов предопределено исключительно высокой степенью их опасности (нанесение ущерба жизненно важным интересам всего международного сообщества), особым объектом посягательства (всеобщий мир и международная безопасность), особой тяжестью последствий и необходимостью установления особого режима ответственности (повышенная политическая и материальная ответственность государств-делинквентов и индивидуальная уголовная ответственность совершивших их физических лиц – органов этих государств).

Вместе с тем, несмотря на отмеченную специфику международных преступлений, их анализ и систематизация невозможны вне опоры на такие известные национальному уголовному праву понятия и институты, как состав преступления, соучастие, приготовление и т. п. Именно родство указанных преступлений с иными преступлениями позволяет включить их в национальное уголовное законодательство так, что они не будут выглядеть чужеродными.[405]405
  Одной из первых зафиксировала указанные преступления в своем национальном законодательстве Франция во вновь принятом Уголовном кодексе (1992 г.). В его книгу вторую «О преступлениях и проступках против человека» включен раздел I «О преступлениях против человечества», объединяющий главу I (о геноциде), главу II (о депортации, обращении в рабство или массовом и систематическом осуществлении казней без суда, похищении людей, за которым следует их исчезновение, пытках или актах жестокости, совершаемых по политическим, философским, расовым или религиозным мотивам и организуемым во исполнение согласованного плана в отношении группы гражданского населения) и главу III (общие положения) (Новый Уголовный кодекс Франции. М., 1993. С. 56–58).
  См.: раздел XXIV УК Испании «Преступления против международного сообщества (Уголовный кодекс Испании / Под ред. Н. Ф. Кузнецовой, Ф. М. Решетникова. М., 1998. С. 182).
  Отдельную главу о преступлениях против мира, человечности и военных преступлениях, открывающую Особенную часть и насчитывающую 10 статей, содержит УК Польши 1997 г. (Уголовный кодекс Республики Польша. СПб., 2001. С. 109–114).
  Еще большее число составов такого рода преступлений предусмотрено в российском УК 1996 г., глава 34 которого содержит нормы об ответственности за следующие виды преступлений против мира и безопасности человечества: планирование, подготовка, развязывание или ведение агрессивной войны (ст. 353); публичные призывы к развязыванию агрессивной войны (ст. 354); производство или распространение оружия массового поражения (ст. 355); применение запрещенных средств и методов ведения войны (ст. 356); геноцид (ст. 357); экоцид (ст. 358); наемничество (ст. 359); нападение на лиц или учреждения, которые пользуются международной защитой (ст. 360).


[Закрыть] Однако было бы ошибочным делать вывод, что отмеченное сходство переходит тем самым в их полное тождество, при котором преступления против мира и безопасности человечества представляют собой всего лишь разновидность общеуголовных преступлений. Международные преступления – преступления особого рода, ибо ответственность за их совершение предусматривается не внутригосударственным, а международным правом.

В плане формально-юридическом выделению из общего родового понятия «правонарушение» особой видовой группы международных преступлений способствовали три обстоятельства: а) выделение в международном праве (сначала в доктрине, а затем и в некоторых договорных его формах) особой категории норм, называемых «императивными», или jus cogens, отклонение от которых недопустимо;

б) установление принципа, согласно которому индивид – орган государства, нарушивший своим поведением международное обязательство, имеющее основополагающее значение для обеспечения жизненно важных интересов международного сообщества государств в целом, должен быть лично наказуем, несмотря на то, что он действовал не в личном качестве, а в качестве органа государства;

в) закрепление в Уставе ООН специальных последствий за нарушение такого рода обязательств, несоблюдение которых затрагивает интересы всех без исключения государств.

Таким образом, юридическим первоисточником ответственности в отношении преступлений против мира и безопасности человечества являются международно-правовые акты, выражающие волю мирового сообщества. При этом ненаказуемость подобных деяний по внутреннему праву не освобождает от ответственности за них по международному праву. А это значит, что ссылки в оправдание своего поведения на национальные законы и правила, равно как и на незнание норм международного права или неправильное их толкование, недопустимы.

В юридическом контексте объектом международного преступления являются урегулированные нормами международного права отношения между государствами по соблюдению обязанности воздерживаться от запрещенных ими действий. В случае международного преступления государство-делинквент посягает на собственное, связывающее его со всеми участниками международного сообщества обязательство не совершать определенных действий, наносящих ущерб правам других государств. Речь идет об обязательствах erga omnes, т. е. в отношении всех субъектов права, в отношении всех государств.

Следовательно, общим объектом международных преступлений является международный публичный правопорядок, т. е. такой порядок отношений между государствами, который складывается в результате соблюдения норм международного права и находится под их защитой. Международно-правовое отношение, существующее между государством-делинквентом и международным сообществом государств по поводу конкретной общечеловеческой ценности, разорванное в результате совершения международного преступления, и составляет его непосредственный объект.

Сколько защищаемых современным международным правом общечеловеческих ценностей существует, столько же существует и обязательств, связующих отдельные государства в международное сообщество, стало быть – столько же может быть и видов международно-правовых деликтов. Число этих связей столь велико, что перечислить их невозможно. Но из всех международное право выделило ряд обязательств, имеющих особо важное значение для всего международного сообщества, – обязательства воздерживаться от действий против мира и международной безопасности, человечества и человечности. Именно эти ценности и составляют предмет международных преступлений.

В социологическом контексте общим объектом международных преступлений является система добрососедских отношений между государствами, построенная на принципах мирного сосуществования, неприменения силы, неприкосновенности (нерушимости) границ, территориальной целостности, самоопределения народов и невмешательства, уважения прав человека и добросовестного выполнения международных обязательств, которые в целом обеспечивают мирное урегулирование споров и разрешение конфликтов между народами и государствами во имя достижения общего блага человечества.

Субъектами международных преступлений могут быть только физические лица,[406]406
  К слову сказать, ст. 10 Устава Нюрнбергского трибунала допускает возможность признания преступной той или иной группы либо организации, но отвергает саму правомерность постановки вопроса об уголовной ответственности данных организаций как юридических лиц. Отвечать за учиненные ими преступления должны физические лица – члены организации, решение вопроса о личной роли и личной ответственности которых зависит от их индивидуальной вины.
  По мнению американских юристов М. Бассиони и К. Блейксли, «по очевидным политическим причинам ныне не подходящее время в истории, чтобы поднимать вопрос о международной уголовной ответственности государств и подчинении государств юрисдикции Международного уголовного суда. Это время еще не пришло, но оно придет по мере того, как мир становится все более взаимозависимым» (цит. по: Верещинина В. С. Международный уголовный суд: новые перспективы? // Московский журнал международного права. 1993. № 2. С. 6).


[Закрыть] индивидуальная ответственность которых основывается на общих требованиях, предъявляемых к уголовной деликтоспособности, т. е. вменяемости и виновности в совершении преступления. При этом должностное положение подсудимых, их положение в качестве глав государств или ответственных чиновников различных правительственных ведомств не должно рассматриваться как основание к освобождению от ответственности или смягчению наказания, равно как и тот факт, что подсудимый действовал по распоряжению правительства или приказу начальника, не освобождает его от ответственности, но может рассматриваться как обстоятельство, смягчающее наказание.[407]407
  См.: ст. 7, 8 Устава Международного Военного Трибунала от 8 августа 1945 г.


[Закрыть]

Таким образом, международное уголовное право можно толковать двояко: в узком и широком смысле. Узкое понимание включает в себя преступления против мира и безопасности человечества (собственно международные преступления), а широкое – еще и преступления международного характера. При этом грань между указанными категориями преступлений исторически изменчива и подвижна. И тем не менее ее следует проводить. В свое время нами был сформулирован ряд признаков, согласно которым преступления международного характера следует отличать от преступлений против мира и безопасности человечества, с одной стороны, и от общеуголовных преступлений – с другой. Назовем некоторые из них.

Прежде всего, указанные деяния различны по объекту посягательства. В отличие от общеуголовных преступления международного характера выходят за границы национального континуума, но сами по себе не способны поразить основы мирового правопорядка (мироустройства) и безопасности человечества, как это делают международные преступления.

Отсюда проистекает и различие в характере опасности рассматриваемых деликтов. Международные преступления опасны для самой судьбы человечества, в силу чего их потенциально возможные последствия не идут ни в какое сравнение с ущербом от преступлений международного характера. Последние, хотя и затрагивают международную сферу, все же не столь опасны. В то же время степень общественной опасности преступлений международного характера более высока по сравнению с общеуголовными преступлениями, ибо, в отличие от общеуголовных криминальных деликтов, некоторые из них в определенных ситуациях могут провоцировать международные конфликты, чреватые серьезными осложнениями, т. е.

подготавливать почву для международных преступлений, а в ряде случаев и являться их составной частью, хотя официально и не признанной.[408]408
  При известных обстоятельствах даже трагическая смерть простого человека может послужить детонатором большого взрыва. А что уж говорить о посягательствах на дипломатических агентов. Вспомним намерения организаторов убийства посла Мирбаха. В этом смысле, терроризм, как преступление международного характера, есть такая форма насилия, которая может быть направлена на то, чтобы оказать влияние на политику той или иной страны и добиться ухудшения или разрыва отношений между государствами или спровоцировать международный конфликт.


[Закрыть]

Во-вторых, если лица, виновные в совершении общеуголовных преступлений, несут ответственность исключительно на основании внутригосударственных норм, а привлечение к ответственности за преступления международного характера становится обязательным лишь тогда, когда в соответствии с заключенными конвенциями необходимые нормы имплементированы в национальное право, то в отношении международных преступлений существует обязанность привлечения к ответственности виновных в их совершении лиц, безотносительно к их наказуемости по национальному праву.

В-третьих, если установление ретроспективной ответственности за преступления международного характера – исключительная прерогатива каждого отдельного государства, которое в силу своего суверенитета вправе самостоятельно решать вопрос о сотрудничестве в борьбе с преступностью, его формах и границах, в пределах которых оно намерено осуществлять преследование за данные преступления в лице собственной судебной власти, то ответственность за международные преступления может сопровождаться изъятием дела из судебной юрисдикции государства, т. е. ограничением его судебного суверенитета, поскольку примат международного права в политике предполагает возможность создания для рассмотрения такого рода преступлений надгосударственного судебного механизма – международного суда (трибунала).

В-четвертых, преступления международного характера осуществляются лицами, преступная деятельность которых не находится в официальной связи с каким-либо государством, в то время как субъектами международно-правовой ответственности за преступления против мира и безопасности человечества являются государства, а физические лица несут за них уголовную ответственность лишь при условии, что их преступные деяния связаны с деятельностью государства. Следовательно, уголовная ответственность физических лиц за международные преступления производна от ответственности государства, тогда как ответственными за преступления международного характера являются только физические лица, действующие от своего имени. Последнее относится и к общеуголовным преступлениям.

В-пятых, указанные выше обстоятельства предопределяют и различие в формах сотрудничества государств в борьбе с международными преступлениями и преступлениями международного характера: наднациональная юрисдикция, предполагающая в перспективе создание постоянно действующего международного уголовного суда (трибунала), – в отношении первых и универсальная либо национальная уголовная юрисдикция в сочетании с межгосударственной правовой взаимопомощью, включая и экстрадицию, – в отношении вторых.

В зависимости от этого по-разному видятся и основания универсальной юрисдикции: унифицированность нормативной базы применительно к преступлениям международного характера и наднациональность оснований ответственности в отношении международных преступлений. Именно и только в преступлениях против мира и безопасности человечества универсальный принцип приобретает существенную специфику в качестве основы уголовной юрисдикции в отношении физических лиц, совершивших delicta juris gentium, которые могут быть наказаны не только судебными органами какого-либо государства, но и международным судом. Однако становление такого рода универсальной юрисдикции происходило не вдруг.

В ряде международно-правовых актов периода Второй мировой войны и послевоенных лет традиционная дань отдается территориальной подсудности и лишь в качестве альтернативы предусматривается возможность рассмотрения дела международным судом. Так, в Московской декларации от 30 октября 1943 г. об ответственности гитлеровцев за совершаемые зверства было заявлено о необходимости отсылать военных преступников «в страны, в которых были совершены их отвратительные действия, для того чтобы они могли быть судимы и наказаны в соответствии с законами этих освобожденных стран».[409]409
  Внешняя политика Советского Союза в период Отечественной войны: Документы и материалы: В 3 т. Т. 1. М., 1946. С. 418.


[Закрыть] Однако данная декларация не затрагивала вопроса о главных преступниках, преступления которых не были связаны с определенным географическим местом и наказание которых предполагалось определить совместным решением правительств союзников.

Таким решением явилось Лондонское соглашение от 8 августа 1945 г. об учреждении Международного Военного Трибунала в Германии, организация, юрисдикция и функции которого были определены в прилагаемом к настоящему Соглашению Уставе. Не умаляя установленных Московской декларацией положений о возвращении военных преступников в страны, где ими были совершены преступления, ст. 3 данного Соглашения обязала каждую из подписавших его сторон предпринять необходимые меры, чтобы предоставить для расследования и суда Международного Военного Трибунала главных военных преступников, как содержащихся у них под стражей, так и не находящихся на их территории.[410]410
  См.: Соглашение между Правительствами Союза Советских Социалистических Республик, Соединенных Штатов Америки и Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии и Временным Правительством Французской Республики о судебном преследовании и наказании главных военных преступников европейских стран оси (Лондон, 8 августа 1945 г.) // Действующее международное право: В 3 т. Т. 3. М„1996.


[Закрыть]

Однако и после Нюрнбергского трибунала территориальная юрисдикция продолжает оставаться приоритетной. Так, в 1946 г. Генеральная Ассамблея ООН рекомендовала членам ООН принять необходимые меры для ареста и немедленной высылки военных преступников в страны, где ими были совершены преступления, для суда и наказания по законам этих стран.[411]411
  См.: резолюции Генеральной Ассамблеи ООН от 13 февраля 1946 г. «О выдаче и наказании военных преступников» и от 31 октября 1947 г. «О выдаче преступников войны и изменников».


[Закрыть] Согласно Женевским конвенциям о защите жертв войны 1949 г. юрисдикция в отношении предусматриваемых ими преступлений может осуществляться любым государством – участником договора, каково бы ни было гражданство лиц, обвиняемых в том, что они совершили или приказали совершить эти преступления.[412]412
  См.: ч. 2 ст. 49 Конвенции об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях; ч. 2 ст. 50 Конвенции об улучшении участи раненых, больных и лиц, потерпевших кораблекрушение, из состава вооруженных сил на море; ч. 2 ст. 129 Конвенции об обращении с военнопленными; ч. 2 ст. 146 Конвенции о защите гражданского населения во время войны (Международная защита прав и свобод человека: Сб. документов / Сост. Г. М. Малков. М., 1990. С. 412–569).


[Закрыть] В Принципах международного сотрудничества государств в отношении обнаружения, ареста, выдачи и наказания лиц, виновных в военных преступлениях и преступлениях против человечества, определенных ООН 3 декабря 1973 г., также предусматривается, что «лица, в отношении которых имеются доказательства о совершении ими военных преступлений и преступлений против человечества, подлежат привлечению к судебной ответственности и, в случае признания их виновными, наказанию, как общее правило, в странах, где они совершили эти преступления».

И только две принятые в рассматриваемый исторический период конвенции, также отводя определенное место для национальных судов в деле наказания правонарушителей, прямо предусматривают возможность их преследования международным уголовным судом. Согласно ст. 6 Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказании за него 1948 г. лица, обвиняемые в совершении геноцида, «должны быть судимы компетентным судом того государства, на территории которого было совершено это деяние, или таким международным уголовным судом, который может иметь юрисдикцию в отношении Сторон настоящей Конвенции, признавших юрисдикцию такого суда».[413]413
  Сборник действующих договоров… Вып. XVI. М., 1957. С. 66–71.


[Закрыть] В принятой же четверть века спустя Конвенции о пресечении преступления апартеида и наказании за него устанавливается, что лица, обвиняемые в совершении актов апартеида, «могут предаваться компетентному суду любого государства – участника настоящей Конвенции, которое может приобретать юрисдикцию над личностью обвиняемых, или международному уголовному трибуналу, который может располагать юрисдикцией в отношении тех государств-участников, которые согласятся с его юрисдикцией» (ст. V).[414]414
  Там же. Вып. XXXII. М., 1978. С. 58–63.


[Закрыть]

Таким образом, виновные в совершении международных преступлений лица могут быть: а) осуждены по законам той страны, на территории которой было совершено преступление (территориальный принцип); б) осуждены по национальным законам, но в духе принципов международного права (принцип гражданства); в) преданы компетентному суду любого государства – участника конвенции, которое вправе выступать против подобных преступлений, где бы они ни совершались (универсальный принцип); г) преданы международному трибуналу ad hoc путем принудительного изъятия из территориального суверенитета государства-делинквента персонально виновных в этих преступлениях лиц (специальная юрисдикция);[415]415
  Последнее специально подчеркивается в дефиниции, принадлежащей американскому автору Ч. С. Райну: «Юрисдикционная компетенция государства – правовая власть, которой оно обладает, совместимая с международно-правовыми ограничениями, развивающимися с целью защиты общих интересов сообщества государств» (Цит. по: Черниченко С. В. Субъективные границы международного права // Советский ежегодник международного права 1989-90-91. СПб., 1992. С. 20).


[Закрыть] д) преданы постоянно действующему международному уголовному суду, который может располагать юрисдикцией в отношении государств-участников, согласившихся с таковой (универсальная юрисдикция).

Историческими прецедентами создания международных уголовных трибуналов ad hoc служат:

Международный военный трибунал для привлечения к ответственности и наказания главных военных преступников европейских стран оси, образованный по Лондонскому соглашению между правительствами СССР, США, Великобритании и Франции от 8 августа 1945 г. в соответствии с Декларацией 1943 г. об ответственности за совершенные зверства во время Второй мировой войны; проводился в Нюрнберге (Германия) с 20 ноября 1945 г. по 1 октября 1946 г.;[416]416
  См.: Нюрнбергский процесс над главными военными преступниками. Сборник материалов в семи томах. М., 1957-61.


[Закрыть]

Международный военный трибунал для суда над главными военными преступниками на Дальнем Востоке, образованный 19 января 1946 г. в Токио по требованию Потсдамской декларации от 26 июля 1945 г., принятой в результате переговоров между союзными правительствами, благодаря которым в отличие от Нюрнбергского трибунала в нем уже было представлено 11 государств (СССР, США, Китай, Великобритания, Австралия, Канада, Франция, Нидерланды, Новая Зеландия, Индия и Филиппины); проходил в Токио с 3 мая 1946 г. по 12 ноября 1948 г.

Международный трибунал для судебного преследования лиц, ответственных за серьезные нарушения международного гуманитарного права, совершенные на территории бывшей Югославии с 1991 г., учрежденный 25 мая 1993 г. резолюцией 827 Совета Безопасности ООН;

Международный трибунал по Руанде, учрежденный 8 ноября 1994 г. резолюцией 955 Совета Безопасности ООН и полномочный в соответствии с положениями его Устава осуществлять судебное преследование лиц, ответственных за геноцид и другие серьезные нарушения международного гуманитарного права, совершенные на территории Руанды, и граждан Руанды, ответственных за подобные нарушения, совершенные на территории соседних государств, в период с 1 января по 31 декабря 1994 г.[417]417
  Резолюции и решения Совета Безопасности за 1994 год. Совет безопасности. Официальные отчеты: Сорок девятый год. ООН. Нью-Йорк, 1996.


[Закрыть]

Параллельно с учреждением «разовых» международных трибуналов утверждается идея формирования постоянно действующего международного уголовного суда. Еще при выработке проекта Статута Постоянной Палаты Международного Правосудия в 1920 г. ставился вопрос о включении в компетенцию Палаты дел об уголовной ответственности, а в более поздних проектах создания органа международного уголовного правосудия, разработанных Ассоциацией Международного права и Международной ассоциацией уголовного права, предусматривалось образование в составе этой Палаты особого отделения для рассмотрения уголовных дел.[418]418
  Проект Статута указанной Палаты был разработан в соответствии со ст. 14 Пакта Лиги Наций, принят Ассамблеей Лиги Наций 13 декабря 1920 г. и вступил в силу в сентябре 1921 г.


[Закрыть]

С учреждением в 1945 г. Международного Суда ООН неоднократно высказывались предложения о прямом наделении последнего полномочиями в области преследования за международные преступления. Вопрос о создании в его структуре уголовной камеры путем изменения Устава ООН и Статута Международного Суда обсуждался в комитетах ООН по международной уголовной юстиции в 50-х годах. Однако ввиду трудностей внесения изменений в учредительные документы при весьма спорном характере вопроса о международном уголовном суде и его функциях эта идея была отвергнута.[419]419
  Сегодня многими исследователями обращается внимание на то, что Международный Суд ООН и международный уголовный суд – различные органы как по целям создания, так и по компетенции. У каждого из этих органов есть свои особые функции, своя роль. Если первый служит средством мирного разрешения межгосударственных споров путем судебного разбирательства, то второй призван стать органом правосудия для применения норм международного уголовного права, т. е. установления виновности и определения уголовной ответственности и наказания индивидов за преступления, составляющие серьезные нарушения международного права (См., напр.: Фисенко И. В. Борьба с международными преступлениями в международном уголовном праве. С. 67).


[Закрыть]

Комиссия международного права, возобновившая в 1982 г. работу над проектом Кодекса преступлений против мира и безопасности человечества, также неоднократно высказывала мнение Генеральной Ассамблее ООН, что его принятие не принесет ожидаемого эффекта, если не будет сопровождаться созданием органа международной уголовной юстиции.[420]420
  См.: Док. ООН А/38/10, п.(c)(1); А/41/10, пп. 146–148, 185; А/42/10, пп. 29–36; А.44/10, пп. 211–216.


[Закрыть] 4 декабря 1989 г. по инициативе стран Карибского бассейна Генеральная Ассамблея своей резолюцией 44/39 предложила Комиссии рассмотреть вопрос о создании международного уголовного суда или другого международного судебного механизма с юрисдикцией над лицами, совершившими определенные в разрабатываемом ею Кодексе преступления, после чего Комиссия рассмотрела различные варианты создания такого органа и включила этот анализ в свой доклад Генеральной Ассамблее[421]421
  См.: Док. ООН А/45/10, пп. 106–165.


[Закрыть].

После принятия в 1991 г. проекта Кодекса в первом чтении Комиссия смогла целиком переключиться на работу над вопросом о возможности создания международной уголовной юстиции, которая завершилась принятием ею в 1994 г. проекта Устава международного уголовного суда и рекомендацией по созыву дипломатической конференции для его рассмотрения.[422]422
  См.: Верещетин В. С. О работе 46-й сессии Комиссии международного права ООН // Московский журнал международного права. 1994. № 4. С. 36–43.


[Закрыть] В 1996 г. было принято принципиальное решение о созыве такой конференции,[423]423
  Резолюция Генеральной Ассамблеи ООН 51/207 от 17 декабря 1996 г.


[Закрыть] а в период с 15 по 17 июля 1998 г. она состоялась в Риме, где 17 июля был принят окончательный текст Статута.

Учрежденный на основании Римского статута Международный уголовный суд должен устанавливать отношения с ООН посредством соглашения, одобряемого Ассамблеей государств – участников настоящего Статута, и призван быть постоянным органом, уполномоченным осуществлять юрисдикцию в отношении физических лиц, ответственных за самые серьезные преступления, вызывающие озабоченность международного сообщества (ст. 1, 2 Римского статута).

Политический успех Римской конференции можно признать состоявшимся несмотря на сдержанное отношение к учрежденному на ней Суду со стороны некоторых постоянных членов Совета Безопасности ООН (США, Китая и в определенной мере России). Кроме того, Комиссия международного права ООН считает целесообразным, чтобы государства изучили возможность учреждения отдельных международных уголовных судов с региональной и субрегиональной юрисдикцией, в которых можно было бы проводить разбирательства по делам о серьезных международных преступлениях (в том числе по делам о терроризме), и включения таких судов в систему ООН.

Изложенные обстоятельства являются свидетельством того, что в международном праве активно продолжается процесс создания международной уголовной юстиции, а вместе с ним – процесс формирования международного уголовного процесса. И несмотря на то, что традиционная концепция о комплексном характере международного уголовного права продолжает владеть умами,[424]424
  См.: Грабарь В. Э. Материалы к истории международного права в России (1647–1917). М., 1958. С. 457; Решенное Ю. А. Борьба с международными преступлениями против мира и безопасности. М., 1983. С. 63; Костенко Н. И. Развитие концепции международного уголовного права в отечественной литературе // Государство и право. 2001. № 12. С. 88.


[Закрыть] в настоящее время наблюдается тенденция к более четкому разграничению материального и процедурного уголовного права как на нормотворческом, так и на доктринальном уровне.

Указанная тенденция проявилась не только в предложенном Комиссией международного права Проекте Кодекса преступлений против мира и безопасности человечества. Согласно ст. 15 Устава Международного трибунала по Югославии данный орган был наделен «полузаконодательной» функцией по подготовке уголовно-процессуального кодекса, в рамках осуществления которой 11 февраля 1994 г. Трибунал принял Правила процедуры и доказывания, а 5 мая 1994 г. – Правила содержания под стражей.[425]425
  См. соответственно: Док. ООН IT/32 и IT/38/Rev.3.


[Закрыть] В Римском статуте нормы материального уголовного права (составы преступлений, общие принципы ответственности) и процессуального (вопросы процедуры и судоустройства) также регламентируются раздельно, при том, что в развитие Статута еще предстоит принять Элементы преступлений и Правила процедуры и доказывания.

Результатом этой эволюции являются все чаще встречающиеся утверждения об оформлении международного уголовного права и процесса в самостоятельные отрасли, имеющие свои специфические предметы, режимы юридического регулирования и круг применимых правовых источников.[426]426
  См.: Усенко Е. Т. Соотношение и взаимодействие международного и национального права и Российская Конституция // Московский журнал международного права. 1995. № 2. С. 25; Лобанов С. А. Международно-правовые аспекты уголовного судопроизводства по делам о военных преступлениях // Государство и право. 1998. № 5. С. 76–84; Костенко Н. И. Судопроизводство Международного уголовного суда – основа международного уголовного процесса // Государство и право. 2001. № 2. С. 64–70; Цепелев В. Ф. Международное сотрудничество в борьбе с преступностью. М., 2001. С. 72; Кибальник А. Г. Современное международное уголовное право: понятие, задачи и принципы / Под науч. ред. А. В. Наумова. СПб., 2003.
  С вопросом о применимом праве тесно связан вопрос о применимых мерах наказания. В свете отмеченной тенденции весьма вероятным представляется в перспективе и выделение из международного уголовного права норм, посвященных регламентации процедуры исполнения наказания, с обособлением их в относительно автономное образование – международное пенитенциарное право.
  В основе решения этого вопроса должно лежать предварительное решение проблемы назначения наказания в рамках международного уголовного права, и прежде всего установление шкалы наказаний и определение исполняющих их пенитенциарных учреждений. Пока же уставы международных уголовных судов оставляют большую свободу судейскому усмотрению в назначении наказания, ограничивая ее лишь невозможностью выбора его вида, каковым может быть только тюремное заключение. Что же касается его сроков, то в их определении суды должны руководствоваться общей практикой вынесения приговоров о тюремном заключении в национальных судах бывшей Югославии или Руанды (ст. 24 Устава Трибунала по Югославии и ст. 23 Устава Трибунала по Руанде).
  Соответственно, отбытие тюремного заключения предполагается в Руанде или в любом из государств, выразивших готовность принимать у себя осужденных для исполнения назначенного наказания в соответствии с применимым в них законодательством при надзоре со стороны международного трибунала (ст. 27 Устава Трибунала по Югославии и ст. 26 Устава Трибунала по Руанде).
  Таким образом, сфера применения национального права при назначении наказания и исполнении приговора остается весьма значительной. Между тем очевидно, что и на стадии исполнения приговора борьба с международными преступлениями не должна рассматриваться в качестве частного дела государства, на территории которого или гражданами которого они были совершены. Поэтому избавление пенитенциарных учреждений от жесткой привязки к национальному законодательству представляется неизбежным.
  Симптоматичным в этом отношении представляется Римский статут, который устанавливает приблизительную шкалу наказаний (лишение свободы на срок до 30 лет, пожизненное лишение свободы, штраф, конфискация доходов, имущества и
  активов, полученных в результате преступления), называет критерии определения меры наказания (тяжесть преступления и личность осужденного), а также указывает на несвязанность этих правил с применением мер наказания, установленных национальным законодательством государств (см. ст. 77, 78, 80).
  Собственно, в том же состоит и специфика функционирования норм международного права, обусловливающих ответственность за преступления международного характера. В отличие от внутреннего уголовного законодательства международные конвенции, как правило, лишь устанавливают преступность тех или иных деяний, в некоторых случаях более или менее подробно характеризует их составы, оставляя открытым вопрос о конкретной санкции за их осуществление, не указывая конкретной меры наказания (в лучшем случае рекомендуется тот или иной вид наказания). Ее установление – исключительная прерогатива каждого отдельного государства. Но в данном случае такая ситуация представляется совершенно оправданной, так как указанные нормы, не обладая свойством самоисполнимости, не предполагаются к прямому применению силами международной юстиции, подлежат имплементации в национальное законодательство, где они и обретают недостающую санкцию, применяемую соответственно органами национальной юстиции.


[Закрыть]

Отмеченное разделение международных уголовно-правовых норм материального характера и соответствующих им процедурных норм является важным и для понимания того, какие вопросы экстрадиции лиц, виновных в совершении международных преступлений, носят уголовное, а какие – уголовно-процессуальное значение. Ибо обособление международно-правовых норм процессуального и судоустройственного характера, с одной стороны, и систематизация международно-правовых норм уголовно-материального характера, должная завершиться принятием Международного уголовного кодекса, – с другой, неизбежно связаны с определением места, отводимого в этом Кодексе вопросам юрисдикции и экстрадиции.

Здесь следует иметь в виду, что учреждение постоянно действующего международного органа правосудия не затрагивает права государств самим судить лиц, совершивших международные преступления. Более того, в отличие от Уставов международных трибуналов по Югославии и Руанде, признающих параллельную юрисдикцию, но недвусмысленно закрепляющих приоритет их юрисдикции по отношению к юрисдикции национальных судов,[427]427
  Это означает, что на любом этапе судебного разбирательства Международный трибунал может официально просить национальные суды передать ему производство по делу при том, что возможности движения данного дела в обратном направлении, т. е. передачи его Трибуналом национальным судам, Уставом не предусматривается (см.: ст. 9 Устава Трибунала по бывшей Югославии и ст. 8 Устава Трибунала по Руанде).


[Закрыть]одним из основных принципов организации постоянно действующего Международного уголовного суда является принцип субсидиарности, согласно которому он призван дополнять национальные органы уголовной юстиции в случае, если они отсутствуют или не могут должным образом выполнить своих функций в отношении международных преступлений. Если же государство приняло решение самостоятельно осуществлять уголовное преследование за указанные преступления, Международный суд не может принять дело к рассмотрению.[428]428
  Развернутое изложение этот принцип нашел в ст. 17 Статута, согласно которой дело не может быть принято к производству в Суде, если оно уже расследуется государством, которое обладает в отношении его юрисдикцией, за исключением случаев, когда это государство не желает или не способно вести расследование или возбудить уголовное преследование должным образом. При этом бремя доказывания наличия этих условий лежит на Суде.
  Для выявления «нежелания» в данном контексте учитывается наличие одного или нескольких следующих факторов: а) национальное судебное разбирательство проводится с целью оградить соответствующее лицо от уголовной ответственности за преступления, подпадающие под юрисдикцию настоящего Суда; b) имеет место необоснованная задержка с проведением судебного разбирательства, которая в сложившихся обстоятельствах несовместима с намерением предать соответствующее лицо правосудию; с) судебное разбирательство не проводится независимо и беспристрастно, а порядок, в котором оно проводится, в сложившихся обстоятельствах является несовместимым с намерением предать соответствующее лицо правосудию (ч. 2 ст. 17).
  Для выявления же «неспособности» в конкретном деле учитывается, в состоянии ли данное государство, в связи с полным либо существенным развалом или отсутствием своей национальной судебной системы, получить в свое распоряжение обвиняемого либо необходимые доказательства и свидетельские показания или же оно не в состоянии осуществлять судебное разбирательство еще по каким-либо причинам (ч. 3 ст. 17).


[Закрыть]

Таким образом, в настоящее время систему международной уголовной юстиции в отношении международных преступлений образуют национальные структуры в лице внутригосударственных судов, реализующих универсальную юрисдикцию, и международные институционные элементы, реально представленные международными уголовными судами ad hoc, а потенциально – постоянно действующим Международным уголовным судом, призванным стать центральным органом международной уголовной юстиции. При этом характерным остается сохранение приоритетности национальных структур, по отношению к которым международные органы носят подкрепляющий, вспомогательный характер.

Признание внутригосударственных судов частью международной уголовной юстиции не должно вызывать сомнений, если только не отождествлять понятия «юстиция» и «юрисдикция». Последняя предполагает наличие адекватного ей юрисдикционного органа. Международная – соответственно международного уголовного судебного органа, критериями для квалификации какового как международного являются характер применяемого права, подсудных преступлений, а также правовая основа создания и функционирования. Однако для такой деятельности, как правосудие, «в первую очередь важно, не где (в каком органе) оно осуществляется, а каким образом, согласно каким правилам. Международное правосудие должно осуществляться в соответствии с международным правом. Но совсем не обязательно это происходит в международном органе».[429]429
  Фисенко И. В. Борьба с международными преступлениями в международном уголовном праве. С. 103.


[Закрыть]

Следовательно, осуществляет ли национальный суд территориальную, персональную или реальную юрисдикции, когда он отправляет правосудие над индивидами, совершившими преступления против мира и безопасности человечества, вынося приговор в соответствии с положениями международного уголовного права, он защищает всеобщие международные блага, против которых направлены международные преступления.[430]430
  Об универсальном, или международном, характере юрисдикционной основы деятельности национальных судебных органов, реализующих международную уголовную ответственность индивида, т. е. ответственность, установленную нормами международного права, писали многие авторы (См.: Левин Д. Б. Ответственность государств в современном международном праве. М., 1966. С. 43; Решетов Ю. А. Борьба с международными преступлениями против мира и безопасности. М., 1983. С. 194–195; Атливанников Ю. Л., Энтин М. Л. Преступления против мира и человечества: проблемы кодификации и институционализации международной юстиции // Международные суды и международное право. Сб. обзоров. М., 1986. С. 80).


[Закрыть] Важно лишь, чтобы эти преступления правомерным образом входили в компетенцию национальных судов. И тогда становится очевидным, что в материальном правоотношении, возникающем в случае нарушения норм международного уголовного права, индивиду, виновному в их нарушении, противостоит множество государств, уполномоченных на реализацию в его отношении своей юрисдикции.

С тем большим основанием вывод об осуществлении международной юрисдикции относительно рассматриваемых преступлений относится к международному уголовному суду, даже если по внешней видимости сфера его полномочий ограничена рамками определенной территории или кругом определенных граждан. Так, трибунал по Руанде наделен полномочиями судебного преследования за международные преступления, совершенные либо на территории Руанды, либо гражданами Руанды на территории соседних государств, т. е. полномочиями по осуществлению территориальной юрисдикции с некоторым ее расширением за счет персональной юрисдикции. Однако его учреждение Советом Безопасности ООН и предметная компетенция не оставляют сомнений в том, что данный орган призван отправлять правосудие от имени международного сообщества.

Вместе с тем признание международного суда лишь в качестве органа, дополняющего национальные органы уголовной юстиции (ст. 1 Римского статута), означающее, что он осуществляет свое право на наложение международной уголовной ответственности в случае невозможности либо отказа национального правоприменителя реализовать данное правомочие, свидетельствует о том, что в Статуте нашла воплощение концепция суда не с исключительной, а с параллельной юрисдикцией. Это означает, что за государствами остается свобода выбора между Международным судом и выдачей преступника другому государству или преданием его собственному суду.

По видимости, эта коллизия носит процессуальный характер, обнаруживая «двойственную природу» внутригосударственных судов, сторонники которой (Ж. Ссель, Ч. Шройер) полагают, что в рамках национальной правовой системы они действуют как государственные органы, а в рамках международной – как органы международного сообщества. Однако за компетенцией суда, в каком бы качестве он ни выступал, всегда стоит применимое материальное право.

Исходя из этого, существо международно-правовых норм уголовно-материального характера таково, что обязанности физического лица, совершившего международное преступление, подвергнуться репрессии в соответствии с международным уголовным правом, т. е. претерпеть какие-либо негативные последствия по причине совершенного, противостоит правомочие соответствующего судебного органа подвергнуть его правоограничениям. При этом возможность применения указанных норм как национальным, так и международным судебным органом означает, что в возникающем на их основе правоотношении правонарушителю могут противостоять сразу два субъекта правоприменения – национальный (приоритетный) и международный (дополняющий национальные органы уголовной юстиции), по причине чего и само по себе охранительное правоотношение может иметь «ступенчатый» характер.[431]431
  Кибальник А. Г. Современное международное уголовное право: понятие, задачи и принципы / Под науч. ред. А. В. Наумова. СПб., 2003. С. 123.


[Закрыть]

Для целей нашего исследования не столь уж важно, как применяет национальный суд нормы международного уголовного права – опосредованным (т. е. через применение положения национального уголовного закона) или непосредственным образом, отправляя правосудие от имени всего человечества. Важно то, что функционирование международных судебных органов, не ставящих по сомнение права государств самим судить лиц, совершивших международные преступления, неизбежно порождает феномен параллельной уголовной юрисдикции.