Текст книги "Выдача преступников"

Объектами правоотношения принято считать то, по поводу чего взаимодействуют его субъекты или то, на что направлены их индивидуально определенные права и юридические обязанности.

Что касается выдаваемых персон, то поскольку экстрадиция представляет собой процесс их физического перемещения из одного государства в другое, таковыми могут быть только физические лица. Хотя по законодательству некоторых стран уголовно ответственными могут признаваться и юридические лица, вопрос об их экстрадиции, что очевидно, не ставится. Соответственно запрос о выдаче должен содержать полное имя человека, в отношении которого он направлен, дату его рождения, данные о гражданстве, месте жительства или месте пребывания, а также по возможности описание внешности, фотографию и другие данные, позволяющие идентифицировать личность (ч. 4 ст. 460 УПК РФ).[463]463
  Юридические же лица, по вполне понятным причинам, не могут быть задействованы в этом качестве в экстрадиционных отношениях. Хотя если рассматривать выдачу преступников как акт правовой помощи в широком значении этого понятия, то нельзя не обратить внимание на то, что положения конвенций о правовой помощи применяются также (как это следует, например, из п. 3 ст. 1 Минской конвенции о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам) к юридическим лицам, созданным в соответствии с законодательством договаривающихся сторон. Но это обстоятельство не обусловливает правомерность постановки вопроса о такой разновидности экстрадиции, как выдача юридических лиц.
  Применительно к вещам и различным предметам (в том числе орудиям преступления, а также предметам, имеющим следы преступления или добытым преступным путем), в отношении которых также иногда говорится о выдаче (см., напр.: ст. 72 Договора между СССР и СРР об оказании правовой помощи по гражданским, семейным и уголовным делам 1958 г.), уместнее употреблять термин «передача».
  Именно такое название «Передача собственности» носит ст. 20 в Европейской конвенции о выдаче, где говорится, что запрашиваемая сторона, насколько позволяют ее законы и по просьбе запрашивающей стороны, конфискует и передает собственность, которая может потребоваться в качестве вещественных доказательств или была приобретена в результате преступления и которая в момент ареста находилась во владении запрашиваемого к выдаче лица или обнаружена позднее. При этом указанная собственность передается даже в том случае, если выдача лица, в отношении которого была достигнута договоренность, не может быть осуществлена в связи с его смертью или бегством.
  Термин «передача» предпочтителен в данном случае еще и потому, что любые права, которые могли приобрести на указанную собственность запрашиваемая сторона или третьи стороны, сохраняются, и в тех случаях, когда эти права существуют, собственность возвращается безвозмездно запрашиваемой стороне как можно скорее после суда. Кроме того, указанная собственность может быть передана на условиях возврата и в тех случаях, когда она подлежит аресту или конфискации на территории запрашиваемой стороны в связи с незавершенным уголовным преследованием.


[Закрыть]

Спорным остается другой вопрос: кем являются указанные лица – объектами или субъектами экстрадиционных отношений?

Традиционная точка зрения рассматривает человека, подлежащего выдаче, в качестве ее объекта. Еще А. Штиглиц отмечал, что «преступные деятели должны всюду служить объектом общегосударственного преследования».[464]464
  См.: Штиглиц А. Исследование о выдаче преступников. СПб., 1882.


[Закрыть]

Некоторые современные авторы причисляют выдаваемых лиц к субъектам выдачи.[465]465
  См.: Звирбуль В. К., Шупилов В. П. Выдача уголовных преступников. С. 44.


[Закрыть] Другие считают это мнение ошибочным, ибо выдача – международно-правовая процедура, проводимая государствами. Стало быть, «они и только они» выступают субъектами возникающих при ее проведении правоотношений. Запрашиваемое же лицо выступает в этих отношениях «только в качестве пассивного объекта, по поводу передачи которого устанавливаются правоотношения между государствами. Субъектом его следует рассматривать только с позиции национального права участвующих в выдаче государств – уголовного, уголовно-процессуального, уголовно-исполнительного, причем дважды. В первый раз – до выдачи, по праву страны, где он был взят под стражу с целью выдачи, т. е. от момента ареста до момента его передачи запрашивающему государству. Второй раз – после выдачи, по праву страны, где им было совершено преступное деяние».[466]466
  См.: Родионов К. С. Закон Российской Империи 1911 г. об экстрадиции // Государство и право. 2003. № 7. С. 84.


[Закрыть]

Неоднозначность решения данного вопроса предопределяется различием во взглядах на субъектный состав международного публичного права в целом и такой его отрасли, как международное уголовное право, в частности.

Определенным признанием пользуется ныне мнение, согласно которому субъектами международного права являются не только государства, но и индивиды. Включение последних в число субъектов международного права во многом связано с образованием в нем института прав человека.

Тем не менее некоторые авторы полагают, что «подобное мнение противоречит природе международного права, которое не предназначено для непосредственного регулирования отношений физических и юридических лиц. Для такого регулирования необходим государственный механизм». Поэтому даже в Уставе ООН сказано лишь, что речь идет о международном сотрудничестве в поощрении и развитии уважения к правам и основным свободам человека.[467]467
  Лукашук И. И., Наумов А. В. Выдача обвиняемых и осужденных в международном уголовном праве: Учебно-практическое пособие. С. 8.


[Закрыть]

Если же принять во внимание распространенность принципа невыдачи собственных граждан, то можно сказать, что объектами выдачи являются главным образом иностранные граждане, находящиеся в пределах территории запрашиваемого государства, но обвиняемые или осужденные запрашивающим государством за совершенное преступление.

Содержание экстрадиционного правоотношения образует совокупность корреспондирующих прав и обязанностей сторон. С этой точки зрения управомоченным субъектом является запрашивающая выдачи сторона, а правообязанным – запрашиваемая сторона.

Реализация экстрадиционного правоотношения означает осуществление его субъектами своих прав и обязанностей посредством конкретных юридических действий, которые ведут к определенным юридическим результатам. При этом одна из сторон обладает возможностью требовать выдачи от обязанной стороны и прибегать к соответствующим мерам воздействия в случае невыполнения ею своей обязанности, а другая – должна отреагировать на обращенное к ней правомерное требование и совершить выдачу, а также нести юридическую ответственность за неисполнение указанного требования.

Таким образом, нормальное функционирование экстрадиционных правоотношений и удовлетворение интересов управомоченных субъектов возможно лишь в случае, если субъективные права обеспечиваются выполнением соответствующих юридических обязанностей и гарантируются соответствующими средствами воздействия. Следовательно, каждому праву участника экстрадиционного процесса должна корреспондировать обязанность другого участника этого процесса.

Впрочем, несмотря на то, что международное право недвусмысленно закрепляет обязательства сторон экстрадиционных отношений, вопрос об обязательном характере выдачи остается не вполне проясненным.

Так, задаваясь вопросом о том, является ли выдача правом или обязанностью государства, Л. Н. Галенская отмечает, что только некоторые авторы прошлого (в частности, Гуго Гроций) полагали, что выдача – это обязанность государства. В настоящее же время общепризнанной является противоположная точка зрения. «Представляется, – заключает автор, – что она полностью отвечает принципу уважения государственного суверенитета и нашла подтверждение в межгосударственной практике. Каждое государство в силу своего территориального верховенства обладает правом решать вопрос о наказании лиц, находящихся на его территории».[468]468
  Галенская Л. Н. Международная борьба с преступностью. С. 121.
  На добровольный характер выдачи указывали Ф. Лист (Лист Ф. Международное право в систематическом изложении. Юрьев, 1902. С. 266–267), Л. Оппенгейм (Оппенгейм Л. Международное право. Т. 1, полутом 2. М., 1949. С. 257), А. Федросс (Фердросс А. Международное право. М., 1959. С. 602).
  Э. Симеон, в частности, рассматривал выдачу как «акт судебной помощи, состоящий в добровольной передаче лица, обвиняемого в преступлении, со стороны того государства, на территории которого это лицо находится, другому государству, потерпевшему от преступления этого лица и требующему (курсив наш. – А. Б.) передачи его» (Симеон Э. О. О невыдаче собственных подданных. СПб., 1892. С. 1). Наличие внутреннего противоречия в этом определении, указывающем на требование добровольной передачи, очевидно. Если выдача есть действительно добровольный акт, то о ней можно только просить. Если же дозволительно требовать выдачи, то, стало быть, она является обязанностью того, кому предъявляется такое требование.
  Некоторые авторы, исходя из всеобщей заинтересованности в наказании преступников, делают вывод о том, что выдача – это моральное право одних государств и соответствующая обязанность других. Однако такой взгляд, по мнению Л. Н. Галенской, является лишь «иным выражением отрицания обязательного характера за институтом выдачи» (Галенская Л. Н. Международная борьба с преступностью. М., 1972. С. 121).


[Закрыть]

Конечно, никто не вправе навязать государству заключение договора о выдаче. Но заключив таковой, государство становится обязанным к его исполнению. Этого не отрицает и Л. Н. Галенская, завершая свои рассуждения следующей обмолвкой: «Обязанность выдачи наступает только при наличии договора, да и то с большими оговорками».[469]469
  Галенская Л. Н. Международная борьба с преступностью. С. 121.


[Закрыть]

Действительно, в договорах о выдаче обязательство выдавать не является абсолютным, а обусловливается указанными в них или содержащимися в национальном законодательстве договаривающихся сторон ограничениями. Обычно они связаны с запретом на выдачу собственных граждан, на выдачу за политические преступления, на выдачу государству, где за соответствующее преступление может быть назначена смертная казнь, и т. д.

При наличии оснований, категорически исключающих саму выдачу, вопрос о ее обязательности или факультативности лишается смысла. При наличии же всех необходимых оснований для выдачи (условно говоря – все признаков «состава выдачи») также становится очевидной бесплодность спора о том, когда она является обязательной, а когда факультативной. При наличии к тому оснований выдача всегда является обязательной.

Другой вопрос – о каком основании идет речь. В одних случаях стороны идут по пути предельной их формализации, в других – используют исключительно оценочный подход, в третьих – применяют смешанный способ изложения, когда формальные показатели выдачи дополняются оценочными, устанавливаемыми по обстоятельствам конкретного дела. При так называемом «обязательном» отказе в выдаче достаточно установить наличие формального основания. В этом случае презюмируется, что определенные юридические признаки всегда являются безусловным свидетельством наличия материального основания. «Факультативный» отказ характеризуется тем, что юридически формализованные признаки не отражают с такой же безусловностью материальное основание невыдачи. Последнее устанавливается путем оценочной деятельности компетентных органов, ориентиром для которых служат рамки формального основания. Однако подчеркнем, что вывод соответствующих органов о возможности выдачи, к которому они приходят в ходе оценочной деятельности, является не основанием выдачи, а констатацией наличия такого основания.

В этой связи не вполне корректным представляется утверждение К. С. Родионова о том, что с точки зрения международного права просьбы о выдаче «нельзя считать требованиями, а только просьбами, не более».[470]470
  Родионов К. С. Закон Российской Империи 1911 г. об экстрадиции // Государство и право. 2003. № 7. С. 82.


[Закрыть] Ведь практически каждый экстрадиционный договор начинается со статьи, в которой стороны обязуются на предусмотренных этим договором условиях выдавать друг другу лиц, находящихся на их территории.[471]471
  Например, ст. 1 Европейской конвенции о выдаче гласит: «Договаривающиеся Стороны обязуются выдавать друг другу при условии соблюдения положений и условий, изложенных в настоящей Конвенции, всех лиц, в отношении которых компетентные органы запрашивающей Стороны ведут уголовное преследование в связи с каким-либо преступлением или которые разыскиваются указанными органами для приведения в исполнение приговора или постановления о задержании».


[Закрыть] Показательна в этом отношении ст. 1 российско-бразильского Договора о выдаче, которая так и называется – «Обязанность выдачи».

Другое дело, что осуществление этой выдачи одной из сторон происходит по запросу другой стороны. Но инициирование выдачи посредством запроса не превращает обязательство по выдаче в ни к чему не обязывающую просьбу. Каждая из сторон вправе требовать от другой исполнения своих обязательств. Ибо каждый действующий договор «обязателен для его участников и должен ими добросовестно выполняться».[472]472
  См.: ст. 26 Венской конвенции о праве международных договоров.


[Закрыть] Способом же выражения согласия государства на обязательность для него договора служит его ратификация, осуществляемая посредством принятия федерального закона.

Так, в определении от 5 февраля 2003 г. Судебная коллегия Верховного Суда РФ признала «обоснованным и не противоречащим законодательству Российской Федерации постановление Генерального прокурора Российской Федерации о выдаче лица правоохранительным органам Республики Казахстан», принятое при следующих обстоятельствах.

Правоохранительными органами Казахстана Губарев обвинялся в том, что он, являясь военнослужащим, в ночь на 13 июля 1995 г. в г. Усть-Каменогорске Восточно-Казахстанской области совершил изнасилование несовершеннолетней, т. е. преступление, предусмотренное ч. 4 от. 101 УК Республики Казахстан.

Постановлением военной прокуратуры Усть-Каменогорского гарнизона от 21 августа 1995 г. в отношении обвиняемого Губарева была избрана мера пресечения в виде заключения под стражу и объявлен его розыск.

25 мая 2002 г. на основании постановления военной прокуратуры Усть-Каменогорского гарнизона Республики Казахстан Губарев был задержан в Российской Федерации и водворен в следственный изолятор г. Пятигорска Ставропольского края.

Письмом от 9 июля 2002 г. Генеральный прокурор Республики Казахстан в соответствии с Конвенцией от 22 января 1993 г. «О правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам» обратился с запросом о выдаче Губарева к Генеральному прокурору РФ. Последний принял 11 июля 2002 г. постановление о выдаче, о чем письмом от 15 июля 2002 г. сообщил Генеральному прокурору Казахстана.

23 июля 2002 г. прокурор г. Пятигорска Ставропольского края уведомил Губарева о решении выдать его. В ответ на несогласие с этим решением Ставропольский краевой суд определением от 24 октября 2002 г. оставил без удовлетворения жалобу Губарева на постановление Генерального прокурора.

В кассационной жалобе Губарев оспаривал правомерность решения о его выдаче, считая, что оно противоречит законодательству Российской Федерации и нормам международного права, так как его вина в совершении инкриминируемого деяния не доказана, его выдача в Казахстан повлечет нарушение его права на защиту и применение незаконных методов ведения следствия, т. е. будет иметь для него неблагоприятные последствия, а ссылка суда на то, что дело по приобретению им российского гражданства приостановлено, по его мнению, необоснованна, так как он имел все основания получить гражданство Российской Федерации, поскольку являлся гражданином бывшего СССР, проживал на территории государства, входящего в состав бывшего СССР, прибыл для проживания на территорию России после 6 февраля 1992 г. и заявил до 31 декабря 2000 г. о своем желании приобрести ее гражданство. Кроме того, как он полагал, истекли и сроки давности привлечения его к уголовной ответственности.

5 февраля 2003 г. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ оставила определение Ставропольского краевого суда без изменения, а кассационную жалобу Губарева – без удовлетворения, указав следующее.

На основании ч. 1 от. 462 УПК Российская Федерация в соответствии с международным договором или на основе принципа взаимности может выдать находящихся на ее территории иностранного гражданина или лицо без гражданства для уголовного преследования или исполнения приговора за деяния, которые являются уголовно наказуемыми по российскому уголовному закону и законам иностранного государства, направившего запрос о выдаче лица.

В соответствии с ч. 1 и 2 от. 464 УПК выдача лица иностранному государству не допускается, если: 1) лицо, в отношении которого поступил запрос иностранного государства о выдаче, является гражданином Российской Федерации; 2) лицу, в отношении которого поступил запрос иностранного государства о выдаче, предоставлено убежище в Российской Федерации в связи с возможностью преследований в данном государстве по признаку расы, вероисповедания, гражданства, национальности, принадлежности к определенной социальной группе или по политическим убеждениям; 3) в отношении указанного в запросе лица на территории Российской Федерации за то же самое деяние вынесен вступивший в законную силу приговор или прекращено производство по уголовному делу; 4) в соответствии с законодательством Российской Федерации уголовное дело не может быть возбуждено или приговор не может быть приведен в исполнение вследствие истечения сроков давности или по иному законному основанию; 5) имеется вступившее в законную силу решение российского суда о наличии препятствий для выдачи данного лица в соответствии с законодательством и международными договорами Российской Федерации.

В выдаче лица может быть отказано, если: 1) деяние, послужившее основанием для запроса о выдаче, не является по уголовному закону преступлением; 2) деяние, в связи с которым направлен запрос о выдаче, совершено на территории Российской Федерации или против интересов Российской Федерации за пределами ее территории; 3) за то же самое деяние в Российской Федерации осуществляется уголовное преследование лица, в отношении которого направлен запрос о выдаче; 4) уголовное преследование лица, в отношении которого направлен запрос о выдаче, возбуждается в порядке частного обвинения.

Как видно из материалов дела, оснований, предусмотренных от. 464 УПК РФ, согласно которым выдача Губарева правоохранительным органам Республики Казахстан недопустима или в выдаче может быть отказано, не имеется.

В соответствии с Конвенцией «О правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам» 1993 г. Российская Федерация и Республика Казахстан приняли на себя обязательство, закрепленное в от. 56 Конвенции, по требованию выдавать друг другу лиц, находящихся на их территории для привлечения к уголовной ответственности или для приведения приговора в исполнение. В от. 57 данной Конвенции предусмотрены основания, при которых выдача лица не производится. Таких оснований судом по делу установлено не было. Как правильно указано в определении суда, Генеральная прокуратура РФ приняла решение о выдаче Губарева правоохранительным органам Республики Казахстан на основании от. 56 упомянутой Конвенции. Данное решение не противоречит законодательству Российской Федерации, соответствует международному договору, общепризнанным принципам и нормам международного права.

Доводы Губарева о том, что он отказался от гражданства Республики Казахстан и получил гражданство Российской Федерации в Челябинской области, судом проверялись и были признаны не соответствующими действительности. Согласно сообщению заместителя Генерального прокурора Казахстана Губарев является гражданином Республики Казахстан и с заявлением о выходе из гражданства не обращался. По данным ГУВД Челябинской области и сообщению прокурора Челябинской области Губарев, действительно, обращался в 1996 г. в паспортно-визовую службу Карталинского РОВД с заявлением о приобретении российского гражданства. Однако проведенной этой службой проверкой было установлено, что он обвиняется казахскими правоохранительными органами в совершении преступления, предусмотренного ч. 4 от. 101 УК Казахстана, и находится в розыске, в связи с чем положительного решения по приобретению им российского гражданства принято не было. При наличии таких сведений доводы жалобы Губарева о том, что он отказался от гражданства Республики Казахстан, не соответствуют действительности.

Кроме того, Губарев ссылался в жалобе на то, что его вина в совершении инкриминируемого деяния не доказана, что в Республике Казахстан может быть нарушено его право на защиту и применены незаконные методы ведения следствия. Однако в соответствии с ч. 6 от. 463 УПК РФ в ходе рассмотрения дела об экстрадиции суд не обсуждает вопросы виновности лица, принесшего жалобу, ограничиваясь проверкой соответствия законодательству и международным договорам решения о выдаче данного лица. Достоверных же данных о возможном нарушении права на защиту Губарева и применении к нему незаконных методов ведения следствия правоохранительными органами Республики Казахстан суду представлено не было и в ходе судебной проверки не установлено. Поэтому у суда не было оснований полагать, что в запрашивающем государстве Губареву не будут обеспечены минимальные гарантии, предусмотренные нормами международных договоров.

Наконец, вопреки доводам Губарева сроки привлечения его к уголовной ответственности не истекли. Он обвиняется в совершении тяжкого преступления, срок давности по которому согласно от. 69 УК Казахстана истекает через 10 лет со дня совершения преступления.[473]473
  Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 2003. № 10.


[Закрыть]

При отсутствии экстрадиционного договора не существует права требовать выдачи лица у запрашивающего государства, равно как и не имеется обязанности выдать его у запрашиваемого государства, что не является препятствием для положительного решения вопросов выдачи на условиях взаимности, предполагающей единообразное поведение государств, при котором одно из них, удовлетворившее просьбу о выдаче, может претендовать на такое же поведение другого, даже если они придерживаются различных взглядов на отдельные вопросы выдачи.[474]474
  Таковы, например, были некогда отношения между Россией и Францией по вопросам экстрадиции, поскольку начатые в 1838 г. переговоры о заключении договора о выдаче так ни к чему и не привели.


[Закрыть]

В рамках взаимности требование о выдаче не может быть гарантировано, поскольку никто не может навязать государству обязательство следовать принципу взаимности. Но если национальное законодательство или договоры данного государства предусматривают решение вопросов выдачи посредством письменных заверений по принципу взаимности, то компетентные органы государства, давшие такого рода заверения, безусловно, связывают себя обязательством их исполнения, отступить от которого они могут лишь при наличии правомерных оснований для отказа в экстрадиции. Стало быть, несмотря на то, что письменные соглашения о взаимности не являются международными договорами, их юридическая обязательность несомненна. Следовательно, обязательность выдачи может иметь место даже при отсутствии каких бы то ни было договорно оформленных обязательств.

Таким образом, обязательная выдача категорически требует от государства экстрадиции, а факультативная оставляет за ним возможность выбора, составляя не обязанность, а право государства экстрадировать преступника. Отмеченное различие важно как для обоснования причин отказа того или иного государства от выполнения своих экстрадиционных обязательств, так и для выработки мер обеспечения их исполнения.

Обычно экстрадиционные соглашения закрепляют обязательство запрашиваемой стороны безотлагательно сообщать о своем решении запрашивающей стороне после рассмотрения ее просьбы о выдаче. При этом, как требует Типовой договор о выдаче, любой «полный или частичный отказ в просьбе обосновывается соответствующими причинами» (ст. 10).[475]475
  Еще дальше идет Конвенция ООН против транснациональной организованной преступности, в которой говорится, что до отказа в выдаче запрашиваемое государство, в надлежащих случаях, проводит консультации с запрашивающим государством, с тем чтобы предоставить ему достаточные возможности для изложения его мнений и представления информации, имеющей отношение к изложенным в его просьбе фактам (п. 16 ст. 16).


[Закрыть] Очевидно, что «соответствующими» можно считать только такие причины, которые являются правомерными, т. е. отвечающими экстрадиционному праву. В противном случае возникает вопрос о способах обеспечения выполнения запрашивающей стороной своих экстрадиционных обязательств.

В ст. 33 Устава ООН перечисляются следующие методы мирного разрешения споров между государствами: переговоры, посредничество, примирение, арбитраж, судебное разбирательство и обращение к региональным органам или соглашениям.

Обычно государства стремятся урегулировать споры относительно толкования или применения соответствующих соглашений путем переговоров. Любой спор, который не может быть урегулирован таким образом в течение разумного периода времени, передается по просьбе одного из государств на арбитражное разбирательство. Если же государства не смогут договориться о его организации, любое из них может передать спор в Международный Суд, обратившись с заявлением в соответствии со Статутом Суда.

На европейском уровне еще одним органом, уполномоченным урегулировать рассматриваемые споры, является Европейский комитет по проблемам преступности Совета Европы, который на постоянной основе информируется о толковании и применении соответствующих конвенций. В частности, согласно п. 2 ст. 39 Страсбургской конвенции об «отмывании» грязных денег, в случае разногласий в отношении ее толкования или применения стороны стремятся урегулировать их путем переговоров или любым другим мирным способом по своему выбору, включая передачу спора на рассмотрение Европейского комитета по проблемам преступности, в арбитражный суд, решения которых будут обязательными для сторон, или в международный суд, в зависимости от договоренности заинтересованных сторон.

Особенность посредничества состоит в том, что участвующие в споре стороны оказываются в состоянии сами разрешить спор благодаря влиянию третьей стороны. Арбитраж идет дальше в том смысле, что урегулирование спора ставится в прямую зависимость от решения беспристрастной третьей стороны. То же самое происходит при судебном разбирательстве, но судья связан более строгими правилами по сравнению с арбитром. С этой точки зрения учреждение Суда, предназначенного для разрешения межгосударственных споров, явилось кульминацией в процессе длительной эволюции методов мирного урегулирования международных споров, история которой восходит к античности. Ныне таким органом является Международный Суд ООН, учрежденный в 1945 г. в соответствии со ст. 92 Устава ООН и действующий на основании Статута, являющегося составной частью упомянутого Устава, хотя и не включенной в него, а лишь добавленной в качестве приложения.

Указанный Суд создан как постоянно функционирующее международное учреждение, местопребыванием которого является Гаага (Нидерланды). В его задачу входит разрешение на основе международного права споров юридического характера, которые государства представляют на рассмотрение Суда. Таким образом, только государства могут быть сторонами по разбираемым им делам (ст. 34 Статута).

Вместе с тем основным принципом урегулирования международных споров является то, что юрисдикция международных судов зависит от согласия соответствующих государств. Следовательно, «ни одно суверенное государство не может стать стороной в судебном деле, если оно не изъявит на это своего согласия в той или иной форме».[476]476
  Международный Суд. Гаага, 1990. С. 32.


[Закрыть] При этом способы согласия государств с тем, чтобы их юридические споры разбирались Международным Судом, определены в ст. 36 его Статута, в п. 1 которой говорится: «К ведению Суда относятся все дела, которые будут переданы ему сторонами, и все вопросы, специально предусмотренные Уставом Организации Объединенных Наций или действующими договорами и конвенциями».

В первом из предусмотренных случаев стороны договариваются на двусторонней основе передать на рассмотрение Международного Суда существующий спор, признавая тем самым его юрисдикцию по данному конкретному делу. Реально переданные таким образом споры касались, в числе прочего, суверенитета над определенными участками территории, делимитации границ и некоторых других вопросов, с которыми прямо или косвенно связаны юрисдикционные, а вместе с ними – и экстрадиционные конфликты.

Так, один из споров, который рассматривался Судом на основе специального соглашения сторон, имел место между Перу и Колумбией по поводу предоставления убежища в колумбийском посольстве в Лиме гражданину Перу Виктору Раулю Айя де ла Торре. В своем решении от 20 ноября 1950 г. Суд согласился с контржалобой Перу о том, что данное убежище было предоставлено в нарушение Панамериканской Гаванской конвенции об убежище (1928 г). И в тот же самый день, когда было вынесено данное решение, Колумбия представила просьбу о его толковании, желая получить ответ на вопрос, означает ли это решение обязанность выдачи беженца перуанским властям. Однако решением от 27 ноября 1950 г. эта просьба была признана Судом неприемлемой.

В свою очередь Перу сразу же после вынесения решения от 20 ноября 1950 г. потребовала от Колумбии выдачи Айя де ла Торре. Колумбия отказалась это сделать, заявив, что ни действующие правовые положения, ни решения Суда не обязывают ее выдать беженца перуанским властям. А после того, как вышеупомянутая просьба о толковании решения Суда была отвергнута, Колумбией было вновь возбуждено судопроизводство путем подачи нового заявления. Рассмотрев его, Суд подтвердил точку зрения Колумбии решением от 13 июня 1951 г.[477]477
  Там же. С. 92–93.


[Закрыть]

Вторая возможность, предусмотренная п. 1 ст. 36 Статута, касается случаев, когда юрисдикция Суда вытекает из действующих двусторонних и многосторонних договоров и конвенций. В практику подготовки такого рода соглашений давно вошло включение в их текст (или в приложение к нему) положений, именуемых оговорками о третейском суде, которые предусматривают возможность или обязательность обращения к одному из методов мирного урегулирования в случае возникновения спора между сторонами. Одни из них предполагают использование методов примирения, посредничества или арбитража, другие – обращение в Международный Суд, либо немедленное, либо после неудачного обращения к другим средствам мирного урегулирования.

Общее количество договоров, сопровождаемых такого рода оговорками, составляет несколько сотен (порядка 400 по состоянию на 1990 г.). Числятся среди них и многие конвенции в области международного уголовного права, включающие в себя положения о передаче споров по вопросам их толкования, применения и выполнения на рассмотрение Международного Суда.[478]478
  Примерами договоров или соглашений, предусматривающих юрисдикцию Международного Суда, являются Единая конвенция о наркотических средствах, Международная конвенция о ликвидации всех форм расовой дискриминации, Конвенция о борьбе с незаконным захватом воздушных судов, Международная конвенция о борьбе с захватом заложников и др.


[Закрыть] Некоторые из них требуют для этого согласия государств-участников, являющихся сторонами в споре, оговаривая возможность иного способа его урегулирования, [479]479
  См., например: ст. XII Конвенции против апартеида.


[Закрыть] другие устанавливают обязательную юрисдикцию Международного Суда при передаче спора по требованию любой из его сторон[480]480
  См., например: ст. IX Конвенции о предупреждении преступления геноцида.


[Закрыть].

Таким образом, если между государствами, подписавшими рассматриваемые соглашения, возникает спор, предусмотренный в оговорке о третейском суде, они могут либо заключить с противоположной стороной (сторонами) специальное соглашение об обращении в Международный Суд, либо обратиться в него с заявлением в одностороннем порядке. Последний, не будучи уполномоченным на судебное преследование ответственных за международные преступления субъектов, может тем не менее играть важную роль в борьбе с ними, обеспечивая механизм добросовестного исполнения экстрадиционных обязательств.

Решения Международного Суда являются окончательными, не подлежащими обжалованию и обязательными только в отношении спора, по которому они приняты,[481]481
  Тот факт, что решение Международного Суда затрагивает законные права и интересы только участвующих в деле сторон, означает, что принцип stare decisis (обязующий характер прецедентов), в том виде в каком он существует в странах общего права и в международных судах по правам человека, в данном случае неприменим. Однако резонно предположить, что, приняв решение по какому-то делу, Суд должен иметь серьезные основания для того, чтобы занять иную позицию по аналогичному делу, если только речь не идет о прогрессе в развитии международного права. Кроме того, хотя и с большой осмотрительностью, но Суд все же нередко ссылался в поддержку своей аргументации на собственные решения по предыдущим делам, не просто сохраняя таким образом преемственность подхода, но и в известном смысле демонстрируя основной принцип прецедентного права, состоящий в том, что сходные дела разрешаются сходным образом.
  Следовательно, решения, хотя и не являющиеся обязательными для третьих государств, в некоторых случаях могут косвенно затрагивать их интересы. Особенно это касается толкования многосторонних конвенций, в том числе о борьбе с преступлениями международного характера, которое не может полностью игнорироваться государствами, подписавшими их, но не являющимися сторонами в деле, рассматриваемом в Суде. С тем чтобы оградить себя от возможных последствий решений, ущемляющих их законные интересы, некоторые государства оговорили в своих заявлениях о признании обязательной юрисдикции Суда, что это признание не распространяется на споры, связанные с многосторонними договорами, за исключением тех случаев, когда все подписавшие данный договор государства являются участниками процесса. Такая возможность обеспечивается закрепленной в Статуте обязанностью Секретаря Суда в тех случаях, когда в ходе рассмотрения дела возникает вопрос о толковании многосторонней конвенции, в которой кроме государства-заявителя и государства-ответчика участвуют другие государства, немедленно известить об этом все эти государства. Любое государство, получившее такое извещение, может просить разрешения на вступление в дело, после получения которого толкование многостороннего договора, которое проводится Судом в его решении, становится обязательным и для вступившей в дело стороны (Международный Суд. Гаага, 1990. С. 66–67).


[Закрыть] и лишь для тех государств, которые являются сторонами по данному делу (ст. 59 Статута Суда). Для государств – членов ООН такого рода обязательность вытекает из того, что подписание Устава ООН предполагает принятие на себя предусмотренных в нем обязанностей, в том числе и обязанности стать участником Статута Международного Суда, как неотъемлемой части Устава. Другие государства, имеющие доступ к Суду, берут на себя аналогичные обязательства, либо присоединяясь к Статуту, либо направляя заявление по данному вопросу в Секретариат Суда.[482]482
  В противоположность государствам – членам ООН, которые являются ipso facto участниками Статута, в данном случае речь идет как о тех государствах, которые стали участниками Статута Международного Суда, не подписав Устава ООН и не будучи ее членами (Лихтенштейн, Сан-Марино, Швейцария), так и о любых других государствах, не являющихся ни членами ООН, ни участниками Статута Международного Суда, но направивших в Секретариат Суда отвечающее установленным Советом Безопасности требованиям заявление, в котором они признают юрисдикцию Суда и берут на себя обязательство добросовестно выполнять его решения по всем или отдельным категориям споров.


[Закрыть]Поскольку к тому же дело может быть представлено в Суд и решено им только при согласии сторон с его юрисдикцией по данному делу, постольку предполагается, что каждое из государств, признающих юрисдикцию Суда, готово выполнять любое его решение по тому делу, в котором оно является стороной, в то время как государства, считающие себя неподготовленными к выполнению решений в любых обстоятельствах, предпочитают заранее не признавать его юрисдикцию.

Поэтому случаи невыполнения судебных решений чрезвычайно редки.[483]483
  Международный Суд. Гаага, 1990. С. 66.


[Закрыть] И все же государство, которое утверждает, что другая сторона не выполнила обязательств, возложенных на нее решением Суда, может (безотносительно к тому, является ли оно членом ООН или нет) поставить вопрос перед Советом Безопасности, который уполномочен на дачу соответствующих рекомендаций или принятие соответствующих мер (ст. 94 Устава).

Следовательно, еще одним органом, способным «призвать» к соблюдению экстрадиционных обязательств (прежде всего в отношении международных преступников), является Совет Безопасности ООН, на который возложена главная ответственность за поддержание международного мира и безопасности. Исходя из этого Совет наделен вполне конкретными функциями, в том числе по определению существующих угроз миру, а также даче рекомендаций и вынесению решений о принятии мер для поддержания или восстановления международного мира и безопасности.[484]484
  См.: п. 1 ст. 24 и ст. 39 Устава ООН.


[Закрыть] Эти меры имеют не столько судебный, сколько политический характер, поскольку Совет не обладает компетенцией самостоятельно и непосредственно осуществлять международное уголовное преследование. Однако последствия их принятия могут обнаруживаться в самых разных областях, в том числе в сфере взаимоотношений между Международным Судом ООН и Советом Безопасности ООН, особенно когда последний берет на себя квазисудебные функции. Такого рода взаимодействие указанных органов можно проиллюстрировать на примере разбирательства инцидента в Локкерби.

В декабре 1988 г. в результате взрыва бомбы в самолете американской компании «Пан-Америкен» погибли 259 находившихся на борту пассажиров и 11 жителей шотландской деревни Локкерби, на которую упали обломки самолета.

Обследовав территорию и собрав огромное количество мелких обломков, специалисты пришли к выводу, что на борту произошел взрыв небольшой пластиковой бомбы, которая была спрятана в завернутом в рубашку радиоприемнике. Согласно официальной версии, нашедшей отражение в документах, переданных генеральным прокурором федерального округа Колумбия и Генеральным прокурором Великобритании ливийским властям, террористический акт совершили два агента ливийской разведки – А. Бассет и Л. X. Фима.

Дальнейшее расследование привело на Мальту, где по лоскутам рубашки нашли лавку, в которой она была куплена и работники которой опознали Бассета. Здесь же на Мальте работал в 1988 г. и Фима, который, используя свое служебное положение служащего ливийской авиакомпании, мог пронести чемодан с бомбой в аэропорт и загрузить в самолет до Франкфурта, где он был перегружен на рейс «Пан-Америкен».

14 ноября 1991 г. большое жюри федерального окружного суда Колумбии обвинило двух ливийских граждан в организации взрыва воздушного судна. Аналогичное обвинение было выдвинуто генеральным прокурором Шотландии.

18 ноября ливийские власти заявили о получении обвинительных актов, о передаче дела в соответствии с национальным законодательством в Верховный Суд Ливии и о готовности последнего сотрудничать с компетентными органами заинтересованных государств.

27 ноября США и Великобритания сделали совместное заявление, в котором потребовали незамедлительной выдачи названных ливийских граждан и официального признания ответственности Ливии за их действия, а также предоставления улик, свидетельств очевидцев и выплаты компенсации семьям погибших.

В тот же день с отдельным заявлением выступила Франция, выдвинувшая идентичные требования в отношении еще четырех ливийцев, которые обвинялись в причастности к взрыву в сентябре 1989 г. самолета французской авиакомпании, следовавшего по маршруту Браззавиль – Париж и потерпевшего катастрофу в Нигере. Погиб 141 человек. По версии французской стороны, чемодан со взрывчаткой был доставлен на борт в Браззавиле неким А. Мангетани – членом действовавшего в Браззавиле оппозиционного «Демократического революционного комитета Заира», тесно связанного с ливийскими спецслужбами.

8 декабря в Ливии началось судебное разбирательство по делу об обвинениях, выдвинутых США и Великобританией в отношении двух ливийских граждан, которые были задержаны до полного выяснения обстоятельств дела. Одновременно ливийские власти заявили, что в соответствии с положениями национального закона 1953 г. они не могут выдать собственных граждан.

В те же дни в Каире состоялось созванное по инициативе Ливии экстренное заседание представителей Лиги арабских государств, на котором обсуждался один вопрос – требование о выдаче ливийских граждан. По его итогам ЛАГ обратилась к США с призывом воздержаться от каких-либо акций по отношению к Ливии во избежание обострения напряженности и сделала заявление о необходимости создания совместной (ЛАГ и ООН) Международной комиссии по расследованию дела, в работе которой могли бы участвовать все заинтересованные стороны. Однако эта инициатива не нашла поддержки у другой стороны.

17 января 1992 г. Ливия направила письма госсекретарям по иностранным делам США и Великобритании, в которых указала на то, что ее обязательства по Монреальской конвенции о борьбе с незаконными актами, направленными против безопасности гражданской авиации (1971 г.), выполняются. Однако в связи с тем, что официального ответа на предложение о сотрудничестве так и не поступило, Ливия предложила передать спор на рассмотрение арбитража в соответствии с п. 1 ст. 14 данной Конвенции. О направлении писем был проинформирован Председатель Совета Безопасности.

21 января Совет Безопасности принял резолюцию 731, содержащую ссылку на результаты расследований, которые свидетельствовали о причастности должностных лиц ливийского правительства к совершению террористических актов. На основании этого ливийскому правительству было предложено незамедлительно представить полный и эффективный ответ на просьбы со стороны всех трех государств, а все другие государства настоятельно призывались в индивидуальном и коллективном порядке поощрять ливийское правительство к этому.

30 января Ливия озвучила готовность выдать своих граждан международному суду, расположенному в нейтральной стране, или непосредственно нейтральной стране для предания их национальному суду. Однако три заинтересованные страны не реагировали на эти инициативы, склоняясь в пользу установления коллективных санкций, в частности введения эмбарго на воздушное сообщение. Таким образом, возникший спор невозможно было решить с помощью переговоров. Не смогли стороны договориться и о создании арбитража.

В этой связи 3 марта ливийское правительство передало спор в Международный Суд ООН на основании п. 1 ст. 14 Монреальской конвенции о борьбе с незаконными актами, направленными против безопасности авиации, представив в его Секретариат заявления о возбуждении дела против британского и американского правительств в отношении спора, связанного с толкованием и применением данной Конвенции. Признав, что учиненные акты представляют собой правонарушения по смыслу ст. 1 Конвенции, Ливия вместе с тем просила вынести решение и объявить, что она полностью выполнила обязательства, вытекающие из ее ст. 5, которая требует, чтобы государство устанавливало свою юрисдикцию в отношении находящихся на его территории предполагаемых нарушителей в случае их невыдачи. Поскольку же между Ливией и другими сторонами конфликта не существует договора о выдаче, то согласно ст. 7 Конвенции она обязана передать дело своим компетентным органам для привлечения подозреваемых к ответственности. В то же время Великобритания и США нарушили, по мнению Ливии, ст. 5(2), 5(3), 7, 8(2) и 11 Конвенции, отвергнув усилия Ливии решить вопрос в рамках международного права, в том числе в рамках самой Конвенции, и оказав давление на Ливию с тем, чтобы она выдала своих граждан.

Считая, что это нарушает ее суверенитет и политическую независимость, Ливия в тот же день представила в Международный Суд отдельные просьбы о немедленном осуществлении временных мер, в частности о запрете Великобритании и США принимать какие бы то ни было меры с целью принудить ее к выдаче обвиняемых какому-либо государству, а также о несовершении действий, которые каким-либо образом могли бы нанести ущерб правам Ливии в связи с разбирательством по существу ее заявлений.[485]485
  Заявитель вправе просить Суд о применении временных охранительных мер в любой момент времени, когда он сочтет, что изложенные в его заявлении права подвергаются непосредственной угрозе. В отношении такого рода просьб применяется ускоренная процедура в приоритетном порядке, которая составляет отдельную стадию слушания дела, предваряющую принятие решения по существу и завершающуюся вынесением постановления, которое объявляется Председателем Суда. Последний в соответствующих случаях может предложить сторонам не допускать никаких шагов, которые могли бы ослабить эффективность любого решения, которые мог бы принять Суд.


[Закрыть]

До начала судебного разбирательства Ливия предприняла еще один шаг, объявив, что ее граждане будут переданы ЛАГ, а затем международному суду, однако с тем условием, что должно состояться решение по делу в Международном Суде ООН.

26 марта открылось судебное слушание по просьбе об определении временных мер, а 31 марта Совет Безопасности принял резолюцию 748, в которой отказ ливийского правительства конкретными действиями продемонстрировать, что оно отвергает терроризм (в частности, его отказ представить полный и эффективный ответ на просьбы, содержащиеся в резолюции 731), был квалифицирован как угроза международному миру и безопасности. Резолюция постановила, что 15 апреля все государства примут перечисленные в ней меры (запрет на полеты в Ливию и из нее, запрет на поставки летательных аппаратов, эмбарго на продажу оружия, отзыв военных консультантов, сокращение численности и ограничение свободы передвижения персонала ливийских дипломатических представительств и консульских учреждений), которые будут действовать до тех пор, пока Совет Безопасности не постановит, что ливийское правительство выполнило предъявленные к нему требования в связи с просьбами трех государств.

За день до вступления в силу данных санкций Постановлением от 14 апреля Международный Суд решил, что обстоятельства дела не требуют применения временных мер, о которых просит Ливия, исходя из того, что резолюции Совета Безопасности имеют преимущественную юридическую силу на основании от. 103 Устава. Соответственно меры, запрашиваемые Ливией в целях защиты своих прав, могут нанести ущерб правам трех государств, возникшим в соответствии с резолюцией 748.

15 апреля санкции против Ливии вступили в силу. В ответ Ливия объявила о принятии контрмер в виде высылки части сотрудников дипломатических представительств иностранных государств.[486]486
  Интересно, что «симметричный французскому ответ», предпринятый примерно в то же время в Египте ливийским эмигрантом, который поставил вопрос о возбуждении уголовного дела в отношении представителей командования ВВС и ПВО Израиля, обвиненных в гибели ливийского пассажирского самолета над Синаем в 1973 г., и направлении просьбы о выдаче Египту израильских генералов как военных преступников, не получил никакого развития.


[Закрыть]

11 ноября 1993 г. Советом Безопасности была принята резолюция 883, которая ужесточила режим санкций против Ливии, предписав всем государствам заморозить на своей территории все счета ливийского государства и ливийских юридических лиц, а также запретить любые поставки в Ливию с их территории или лицами, имеющими их национальность, оборудования по транспортировке и переработке нефти – основного источника финансовых поступлений Ливии.

Почти шесть лет спустя – 27 февраля 1998 г. – Международный Суд продемонстрировал готовность рассмотреть данное дело по существу. Несмотря на то, что ответчики – США и Великобритания, возражая против юрисдикции Международного Суда, заявили, что спор существует не между ними и Ливией, а между Ливией и Советом Безопасности и что отношения между последними регулируются не Монреальской конвенцией, на от. 14 которой могла бы быть основана юрисдикция Суда, а резолюцией 748 Совета Безопасности, Суд не согласился с этой аргументацией, основываясь на том, что в момент направления заявления 3 марта 1992 г. он обладал компетенцией рассматривать данный спор. Принятие же впоследствии Советом Безопасности резолюций 748 и 883 не могло лишить Суд юрисдикции.

Чтобы найти выход из создавшейся ситуации, американской и английской сторонам пришлось предложить компромисс, аналогов которого в международной практике не существовало. 24 августа 1998 г. они инициировали принятие Советом Безопасности резолюции 1192, обязавшей Ливию передать двух обвиняемых Нидерландам для предания их шотландскому суду, должному действовать по шотландскому процессуальному праву, но заседать на нидерландской территории. Помимо обеспечения прибытия обвиняемых в Нидерланды Совет Безопасности обязал Ливию предоставить суду все необходимые вещественные доказательства и обеспечить присутствие свидетелей, а до момента выполнения ею этой или предыдущих резолюций оставил санкции в силе.

Вероятно, нежелание подвергнуться новым санкциям (ввиду демонстрации намерений принять дополнительные меры, если обвиняемые не явятся в ближайшем будущем в суд) и другие соображения политического характера все же подвигли ливийские власти к выдаче обвиняемых, которая состоялась 5 апреля 1999 г.

В итоге попытка Ливии передать спор на рассмотрение Международного Суда и разрешить его на правовой основе была, по существу, заблокирована принятием Советом Безопасности резолюции, устанавливающей санкции против Ливии. При этом неудовлетворенность некоторых отечественных и зарубежных специалистов вызвало не само по себе применение санкций, а отсутствие правовых обоснований их применения. «Ведь даже политические санкции необходимо обосновывать с помощью права или хотя бы общих соображений справедливости», – замечает И. В. Фисенко. С юридической же точки зрения, как считает автор, позиция Ливии полностью оправданна: она не просто сослалась на невозможность выдачи собственных граждан, а возбудила собственное уголовное дело, задержала указанных другой стороной лиц и предложила варианты гарантий объективного разбирательства дела как в ливийском суде, так и в суде нейтрального государства или даже международном уголовном суде[487]487
  Фисенко И. В. Борьба с международными преступлениями в международном уголовном праве. С. 75, 79.


[Закрыть].