Текст книги "Завороженные"
Автор книги: Александр Бушков
Жанр: Попаданцы, Фантастика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)
Глава IX
Дичь и охотники
Вычурная, начищенная дверная ручка послушно опустилась вниз под легким нажимом, но дверь не поддалась. Девушку это ничуть не обескуражило: она достала из кармана длинный железный стержень с какими-то хитрыми бородками на конце, сунула в замочную скважину и принялась сосредоточенно им орудовать, склонив набок голову и высунув от усердия кончик языка.
– Мне на этот раз тоже что-нибудь изобразить? – осторожно поинтересовался поручик.
– Нет уж, – сказала Элвиг. – Стой в сторонке с грозным видом, и только. Этого субъекта я давно знаю, это тебе не старый трусоватый антикварий… Ага! Дверь чуточку отошла.
– Ну конечно, – сказала Элвиг, – вы чересчур самонадеянны, чтобы запираться еще и на задвижку… Пошли.
Они оказались в роскошной прихожей и притворили за собой дверь. Стояла тишина. Не раздумывая, Элвиг сунула в рот два пальца и свистнула так, что на сей раз ей позавидовали бы не просто голубятники, а разбойничьи атаманы. У поручика даже в ушах заломило.
Подобный экстравагантный способ давать о себе знать действие возымел моментально: открылась дверь, показался высокий мужчина в бархатной домашней одежде наподобие роскошного халата. За его спиной маячило запахнувшееся в кисейный пеньюар очаровательное белокурое создание со вздернутым носиком и глупыми глазищами.
– Так это ты и есть, коварная разлучница! – незамедлительно воскликнула Элвиг. – Это ты разбила счастье всей моей жизни? Скоро и до тебя доберусь… – она наполовину выдвинула сверкающий клинок и громко швырнула его в ножны.
Это прозвучало невероятно фальшиво, в худшем стиле бездарного провинциального театрика, но белобрысая приняла все всерьез и, громко пискнув от ужаса, захлопнула дверь спальни.
– Напрасно вы так, благородная Элвиг, – укоризненно, совершенно спокойно сказал мужчина. – Она, чего доброго, поверит, и моя самая лирическая любовная история придет к концу…
– Переживете, Сторри, – отрезала Элвиг. – У вас этих историй превеликое множество, и все лирические настолько, что слезы умиления ручьем текут… Что вы на меня так смотрите?
Мужчина укоризненно покачивал головой. Прозвище он получил не зря – был и в самом деле красив той резкой, пошлой, фатовской красотой, которую мужчины недолюбливают, а вот женщины, даже умные, склонны от таких повес терять голову. Глаза, впрочем, были не беззаботные, а настороженно-цепкие.
– Я удручен, госпожа моя, – сказал Красавчик Сторри тоном почтенного дядюшки. – Девица из столь благородной семьи пользуется воровской «куриной лапой»…
– Я? – изумленно вскинула брови Элвиг. – Да что вы такое говорите? Вы просто забыли запереть дверь на ключ… надо полагать, себя не помня от лирических чувств?
– Ну, будь по-вашему… Чему обязан столь ранним и бесцеремонным визитом? – он кольнул поручика пытливым взглядом: – Простите, дарет, не имею чести…
– Служба, – кратко ответила Элвиг.
– Помилуйте, я-то чем мог вызвать ваш интерес?
– А вы не знаете?
– Помилуйте, откуда? Я человек законопослушный до уныния…
– Да? – прищурилась Элвиг. – Мы вчера вечером беседовали с мастером Балари, и он рассказал о вас много интересного…
– Вздор, – сказал Сторри. – Клевета. Старческий маразм. Пьяная болтовня.
– И вы вот так, заранее?
– А что тут удивительного? – пожал плечами Сторри. – Мастер Балари если что и несет, так только вышеохарактеризованное мною… Жалкий, выживший из ума клоун…
– Значит, вы не приводили к нему двух молодых людей благородного сословия? Нездешних? Чьи глаза выглядели так, как у моего спутника?
– Не припоминаю.
– Сторри, не разочаровывайте меня, – поморщилась Элвиг. – Вы же никогда не были дураком. Они исчезли, понятно вам? А поскольку это были члены заграничного посольства и гости императора… Вы прекрасно понимаете, какая заварится кутерьма. Рано или поздно непременно найдется кто-то, кто видел вас с ними, и тогда обернется вовсе уж скверно.
– Но помилуйте, в чем я-то виноват?
– Балари продал им старинную карту, на которой обозначен Черный Город. Человеку вашего рода занятий надо объяснять, что это значит с точки зрения закона?
– Но это Балари им продал, а не я. Я-то им ничего подобного не предлагал. Или кто-то утверждает иначе? Я попросту порекомендовал им знакомую мне антикварную лавку, когда эти молодые люди стали интересоваться подобными заведениями. А что там у них за торговля была с Балари, представления не имею. Вы даже в недонесении не можете меня обвинить. Повторяю, я только привел их в лавку, а что было дальше, представления не имею. У вас есть показания, опровергающие мои слова?
Не то чтобы он ухмылялся во весь рот – он для такого был слишком умен, – но стоял, скрестив руки на груди, глядя с видом абсолютно уверенного в себе человека, имевшего то ли на руках, то ли в рукаве все козыри. Элвиг задумчиво произнесла:
– Даже если я вас арестую, вы вывернетесь… Красавчик мягко поправил:
– Я бы выразился иначе: смогу доказать свою невиновность. Даже при том, кто были эти молодые люди и какое значение вы придаете этой истории… У нас есть законы, госпожа моя. Его величество не терпит произвола. И уж безусловно, сам он, великий и светлый, ни за что не поручил бы кому бы то ни было действовать в обход законов… Или вы имеете дерзость думать иначе?
Элвиг покрутила головой с некоторым даже уважением:
– Знала, что вы прохвост, Красавчик…
– Я бы себя охарактеризовал чуточку иначе: человек, соблюдающий законы империи и искренне верящий в их незыблемость, а также в величие императора, ничуть не похожего на иных древних тиранов… У вас есть ко мне еще какие-то дела?
– Ну конечно, – спокойно сказала Элвиг. – Я, с вашего позволения, попробую немного пофантазировать о близком будущем. В вашем ремесле – не особенно приличном, однако и не противозаконном – вы занимаете не последнее место. Это, можно сказать, общеизвестно. А вот предположим… – она нехорошо сощурилась, – а вот предположим, что в один далеко не прекрасный для вас день среди ваших почтенных собратьев по ремеслу широко разойдется известие, что наша служба категорически скверно к вам настроена? Имеет на вас зуб? И намерена следить за вами неотступно, чтобы в конце концов на чем-нибудь да поймать? Как вы себя тогда будете чувствовать? Вы ведь прекрасно знаете, что прецеденты уже случались. Вокруг вас моментально образуется пустота. С вами не будут вести дел – чтобы не обратить наше неудовольствие против собственной персоны. У всякого есть грешки, на которые до поры до времени мы смотрим сквозь пальцы… до поры до времени! Вот и посмотрим, что вашим собратьям по ремеслу дороже – вы или своя собственная шкура. Как подсказывает житейский опыт, всегда выбирают второе… Помните Ксанфи-Попрыгунчика? А Умника Чили? Вы выпадете из ремесла, как пьяный из окна, любезный Сторри. А поскольку именно им вы столько лет зарабатываете на жизнь, трудно будет подыскать что-то другое – в особенности человеку, за которым тянется шлейф в виде нашей неприязни… Ну, скажите, что я не права…
Вот теперь, поручик прекрасно видел, Красавчика всерьез достало. Он по-прежнему сохранял горделивую осанку, он более не улыбался и в глазах играла натуральная тревога…
– Это еще не все, – безмятежно продолжала Элвиг. – Я не поленилась навести справки о том очаровательном создании, что сейчас трясется там от страха, – она небрежно указала подбородком на дверь. – Которое якобы проводит ночь у постели больной дальней родственницы… Низкорожденная семейка, конечно – гуртовщики, мясоторговцы… Однако народ, я бы так выразилась, своеобразный. Классические обитатели Пограничья, больше времени проводящие на лоне дикой природы, чем в городах. А потому и нравы у них… своеобразные. Если они узнают, что их кровиночка, солнышко, которое они намерены пристроить за серьезного, основательного человека из того же почтенного цеха, давно совращена благородным повесой, шляется к нему в гостиницу, забыв о приличиях… Там есть отец, два дяди, три брата и еще куча родственников. Они вам голову проломят в темном переулке или попотчуют мясницким тесаком, не особенно заморачиваясь уважением к законам… Разве что вы сбежите подальше… и опять-таки не сможете больше зарабатывать немалые денежки прежним ремеслом. Как вам перспективы?
– Прекрасная Элвиг, но ведь это ни в какие рамки не лезет, – тихо, серьезно сказал помрачневший Красавчик. – Есть же давно сложившиеся неписаные правила…
– А мне чихать! – отрезала Элвиг. – У меня нет другого выхода… и у службы тоже. Оставим пустую болтовню. Либо вы будете со мной откровенны, либо я пущу в ход все, что обещала. Клянусь гербом. И в том, и в этом. Если я узнаю все, что хочу знать, я о вас забуду. Если нет… Вам решать.
Какое-то время царило молчание. Наконец Сторри сказал:
– Я верю вашему слову, госпожа моя…
– Ну тогда не виляйте, – отрезала Элвиг. – Они интересовались картами Черных Городов?
– Да.
– Вы, конечно, сами ничего не могли им предложить…
– Ну конечно, – кивнул Сторри. – Я такими вещами не занимаюсь. Это все знают.
– Однако они, видимо, готовы были хорошо заплатить и за то, чтобы вы их просто-напросто отвели к тому, кто занимается?
– Ваша проницательность, любезная Элвиг, делает вам…
– Не паясничайте! – оборвала она. – У меня мало времени. Они заплатили, вы их отвели в лавку мастера Балари, где поручились на них… Верно? И он продал им карту…
– Уже без меня! – вскинул ладонь Красавчик. – Это не мое дело, я не нанимался присутствовать сторожем при сделке. Я их привел к Балари, получил плату и ушел. Если Балари утверждает обратное, он подлый лжец… Так что если я в чем и повинен, то исключительно в недоносительстве, а это не столь уж тяжкий грех…
– Вообще-то я вам верю, – задумчиво кивнула Элвиг. – Вы человек осторожный, на рожон не лезете и придерживаетесь однажды выбранных правил поведения. Однако… Я в жизни не поверю, что вы не заглядывали в карту. Искушение чересчур велико. Все известные мне карты Черных Городов – исключая те подделки, что впаривают болванам, – точны и надежны. Они прекрасно увязываются с современными картами, так что место можно найти без труда. Вы должны были сунуть в нее нос под предлогом того, что хотите убедиться, не подсовывают ли вашим друзьям подделку. На самом деле, как подсказывает опыт, можно продать не только карту, но и знание. У вас среди этого народа есть репутация надежного человека. И вы без труда можете потом это знание продать – и не раз, и не одному человеку. Что вовсе уж безопасно: слова к сыскным бумагам не подошьешь. Балари такой репутацией похвастать не может. Он, конечно же, прекрасно понимал, зачем вы сами изучаете карту, но не мог протестовать, он-то свое уже получил, к тому же благодаря вам… Ведь так?
– Предположим, – сказал Сторри, смахивая со лба крупные капли пота. – У вас на редкость проницательный для девушки ум, милая Элвиг, говорю совершенно искренне. Вот только в одном вы ошиблись. Этой картой я торговать не намерен.
– Почему?
– Да потому, что есть неписаные правила! – едва ли не крикнул он. – В нашем ремесле есть границы… Это смертельное место. Оттуда не возвращаются. Именно такой значок стоял рядом со знаком, обозначающим Черный Город. Балари – жалкий подмастерье, мелочь, он в эти тонкости никогда не вникал и настоящими знаниями не обладает. Так, нахватался верхов… А меня учил почтенный… ну да вы знаете.
– Я подозреваю, дело тут не в благородстве и неписаных традициях…
– Ну ладно, ладно, – махнул рукой Сторри. – Правильно подозреваете, точнее, знаете. Если станет известно, что кто-то продает заведомо погибельные карты или знания, с ним очень быстро приключится что-нибудь нехорошее… Мне это ни к чему. Можете не верить, но я потом рассказал этим двоим все, как есть. Что из таких мест не возвращаются. Только они не послушали.
– Я бы тоже не послушала, наверное, – задумчиво произнесла Элвиг. – Это ведь все жуткие легенды, Сторри – про Города Смерти, откуда не может вернуться ни одна живая душа… Сказочки, выдуманные исключительно затем, чтобы отпугивать прытких новичков и опасных конкурентов. Вы – любитель, Сторри. А у меня за спиной – Служба. Я сама бывала в двух Черных Городах. И прочитала все, что о них имеется в наших архивах. Так что сказочки все это – насчет смертельных мест. Попадаются, конечно, ловушки… Но их можно без труда избежать, если не баловаться на месте с иными находками. Но Город Смерти… Вздор.
– Считайте, как вам угодно… – фыркнул Сторри. – Вы настолько же упрямы, насколько умны и прелестны. Не первый год знакомы. Думайте, что хотите, но так оно и есть. Я их предупреждал. А коли уж они до сих пор не объявились…
– Глупости, – отрезала Элвиг. – Ну?
– Простите?
– Не притворяйтесь, Сторри. Вы видели карту и должны были прекрасно ее запомнить. Показывайте место. У вас, как у всякого серьезного представителя вашего ремесла лежит где-то поблизости охапка географических атласов, лучших, какие только можно достать за деньги. Вам приходится быть и книжными червями… Я вам помогу, чтобы не рыться долго: отроги Филаперского хребта в той области, где расположено Семь Излучин… Ну, что вы стоите? Это ваше постоянное жилье, значит, и книги здесь.
Красавчик Сторри, не растерявший самообладания и достоинства, выпрямился с видом самой гордой несгибаемости. Отчеканил:
– Прекрасная Элвиг, я вам повторяю громко, внятно, членораздельно: это смертельное место. Оттуда не возвращается ни одна живая душа. Вам понятно?
– Понятно, – кивнула Элвиг. – Ну как, пойдете за атласом или мне уйти… и претворить в жизнь все обещанное?
– Ну что же… – сказал Сторри, кривя губы в неприязненной усмешке. – Меня упрекнуть не в чем, я вас предупредил, и не раз. Никто, кроме вас, не виноват. Жаль, конечно, вы так юны и прелестны…
– Вы идете? – ледяным тоном прервала Элвиг.
Сторри покачал головой, хмыкнул и скрылся в коридоре. Очень быстро он вернулся, неся огромный фолиант в черном кожаном переплете с затейливым, потускневшим серебряным тиснением. Опустил его на столик в углу, раскрыл на середине, пролистал еще несколько страниц. Как разглядел поручик, карты были печатные, в несколько красок, прекрасного исполнения. Картография и печатное дело здесь стояли на высоте.
Элвиг моментально наклонилась над картой, нетерпеливо бросила:
– Показывайте.
Держась подчеркнуто отстраненно, с видом потомственной княгини, которую тяжелые жизненные обстоятельства и лютое безденежье заставили-таки поступить кассиршей в бордель, Сторри взял со стола золоченый циркуль, примерился и уверенно ткнул иголкой в некую точку на карте. Элвиг присмотрелась:
– Так-так… Никогда в тех местах не бывала, но по карте видно, что это какое-то глухое ущелье, куда пути по земле практически нет. Если и проберешься, то ползком по скалам, где запросто и в пропасть сорваться можно…
– Как обычно с Черными Городами и обстоит, – сухо сказал Сторри. – Уж вам-то, с вашим бесценным служебным опытом, этого не знать…
– Ну, по воздуху и вовсе нетрудно. Я так прикидываю, часа полтора лету…
– Вы все же намерены туда отправиться?
– Конечно, – сказала Элвиг. – А как иначе?
Она взялась за уголок плотного разрисованного листа, примерилась и с треском, аккуратно выдрала страницу. Посмотрела на свет, взяла циркуль и сделала дырочку побольше, проткнув карту насквозь. Сложила вчетверо, спрятала в карман и тщательно его застегнула на массивную золотую пуговицу. Усмехнулась:
– Я чуточку попортила вам атлас, ну да ничего страшного. Вы же все равно клянетесь, что не сунетесь в те места…
– Уж будьте уверены.
– Я, конечно, могу дать вам денег на новый…
– Избавьте, – с достоинством сказал Сторри. – Никогда в жизни не брал с женщин денег, за что бы то ни было. К тому же… Грех брать деньги у человека, от которого вскоре и следа не останется. Элвиг отмахнулась:
– Оставьте эти пугалочки для дурех вроде… – она многозначительно показала взглядом на дверь спальни. – Ну что же, разрешите откланяться. На меня произвели неизгладимое впечатление ваша искренность и готовность с нами сотрудничать, благородный Сторри. Искренне надеюсь, что нам с вами больше не придется встречаться.
– Вот в этом я абсолютно уверен, – процедил Сторри, глядя на девушку без всякой злобы, словно бы сожалеючи.
– Всего хорошего.
– Прощайте, прекрасная Элвиг, – покривил он губы. – Прощайте…
…Штабс-капитан Маевский, лениво озирая длинные ряды летающих лодок, потянулся:
– Везет вам, Аркадий Петрович. В первое же путешествие угодили в благодатнейшие места. На улицах ни следа нечистот, даже лошадиные яблоки дворники убирают в десять раз быстрее, чем в Петербурге. Люди, особенно дамы, форменным образом благоухают… Да, это вам не мушкетерский Париж…
– А как там? – жадно спросил поручик.
– Отвратительнейшие места! – с чувством сказал Маевский, натуральным образом передернувшись. – Препоганейшие! В романах, конечно, все крайне романтично, а вот в жизни… Улицы завалены, простите на худом слове, дерьмом. Именно что. Чуть ли не по колено. Наши деревенские нужники по сравнению с теми улицами – сущий парадиз, Эдем… Но главное… Вы себе и не представляете, как тамошние людишки воняют. Знатные персоны в том числе… да-да, и те самые прекрасные дамы, о которых столь романтично пишет месье Дюма. Как-то не в обычае у них регулярно мыться… да и нерегулярно тоже. За аршин в нос шибает. Хоть ватой затыкай. Я, конечно, человек бывалый, многое повидал, но мне и в голову не пришло свести знакомство накоротке с кем-нибудь из тамошних красоток. Наизнанку бы вывернуло. Искренне вам желаю ни разу не попасть в Париж. Хорошо было Тетерину, он страдает хроническим насморком с полным заложением носа, так что не мог понять моих терзаний. А здесь… – он улыбался прямо-таки умиленно: – Благоухающие красавицы, чистейшие улицы. Даже жаль, что здешней цивилизации предстоит сгинуть бесследно. Науки, искусства… Я тут, не имея поручений, прошелся по антикварным лавкам и, полюбопытствуйте, какую прелесть откопал за смешную плату…
Он достал из кармана овальную миниатюру в золотой рамке тончайшей работы, умещавшуюся на ладони. Работа оказалась великолепная, многоцветная роспись по эмали – однако то, чем занимались кавалер и дама… Поручик смущенно фыркнул. В Шантарск порой добирались японские пикантные картинки, но эта давала им сто очков вперед. В жизни не догадаешься, что этакие амурные позиции могут существовать…
– Какой вы, право, ханжа, – фыркнул Маевский, бережно убирая миниатюру в карман. – Это, надобно вам знать, серия из дюжины эмалей, творение знаменитого в прошлом мастера. Восемь я уже приобрел, и подсказали местечко, где сыщутся остальные четыре. Строго говоря, я спасаю произведения искусства от гибели и забвения… – он вновь потянулся. – Очаровательное место все-таки. Можно петь что угодно, не боясь выволочки и ареста, можно прихватить отсюда на память что угодно. А вы, я вижу, опять предаетесь трагическим раздумьям?
– Не сказал бы, – подумав, ответил Савельев. – Мне просто-напросто никак не свыкнуться с мыслью, что все они… – он показал рукой вокруг, – что все они давным-давно мертвые…
– Вот тут вы категорически неправы, – серьезно сказал Маевский. – Ничего, обвыкнетесь… Видите ли, все обстоит несколько иначе. Мертвых нет нигде. Только живые. Ведь, если вдуматься, и мы с вами давным-давно мертвые для тех, кто обитает столетие спустя, а они, в свою очередь, мертвы для своих потомков, и так – до бесконечности, до тех пор, пока живет человечество. Собственно говоря, нет никакого былого и грядущего. То есть… Нет ни «прошедшего», ни «предстоящего». Есть некая бесконечная линия, на протяжении которой одновременно обитают все. Живые и здоровые. Со временем вы привыкнете именно к такой точке зрения на течение времени… Ага, наконец-то!
Прямо перед ними в пустой прямоугольник зеленой травки, окруженный мощеными дорожками, опустилась летающая лодка, и сидевшая за рычагами управления Элвиг, помахав им рукой, показала на дверцу. Поручик распахнул ее, и они забрались внутрь, оказавшись единственными пассажирами.
Маевский с легким недоумением спросил:
– А как же остальные?
– А никого больше и не будет, – сказала Элвиг преспокойно. – Отправимся втроем. Вы не дети да и я не новичок, так что мои начальники ничего не имели против. Разумеется, потом, если там найдется что-то интересное, можно отправить хоть сто человек с грузовыми лодками, но для первого осмотра достаточно и нас, отчаянных и везучих. Мы ведь все везучие, господа мои? Лично я – безусловно.
– Я, пожалуй, тоже, – сказал Маевский.
Поручик молча кивнул, решив, что имеет все же достаточные основания не причислять себя к невезучим. В конце концов, Элвиг лучше знать и ее неизвестным начальникам – тоже. И все же он осторожно заметил:
– Сторри настаивал… Элвиг поморщилась с пренебрежительной гримаской:
– Сторри – мелкий авантюрист, в жизни не бывавший в серьезных делах. Я ему сказала чистую правду, Аркади. Никаких «смертельных местечек» нет. Ни единого упоминания в нашем архиве. А в двух Черных Городах я и в самом деле бывала. Один, правда, оказался совершеннейшими руинами, зато второй сохранился лучше и кое-чем порадовал. Они все брошены. Давным-давно. Никто никогда не встречал в них цвергов. Пусто. Но даже если бы кто-нибудь из них нам и попался…
Она расстегнула обе кобуры, по-прежнему висевшие на поясе, привычно выхватила два странных предмета. С револьверами их роднили только гнутые ручки и подобия спусковых крючков. Тот, что в левой руке, представлял собой толстую трубку из мутно-фиолетового стекла, покрытого узорами золотистого цвета, походившими на металлические. Тот, что в правой – тоже трубку, но не из стекла, а из темного металла, ажурную, покрытую прорезями в форме ромбов и треугольников.
– Вот, извольте, – сказала Элвиг чуть покровительственно. – В левой руке у меня устройство, надолго парализующее любое живое существо. В правой – оружие, надолго и надежно «пеленающее» цверга. Испытано в деле – и мною в том числе. У меня на счету – два собственноручно плененных цверга… – Она помолчала и ангельским голоском осведомилась: – А у вас, господа мои? Они переглянулись, сконфуженно потупились. Судя по лицу Маевского, за ним не числилось этаких подвигов.
– Вот так-то, – удовлетворенно сказала Элвиг, спрятав оружие. – Кто бы нам там ни попался, человек или цверг, разговор выйдет короткий. Только цвергов, повторяю, там быть не может. Что до людей, какие-нибудь прохвосты там и могут оказаться, но это, право же, не помеха… Что до ваших людей… То, что они приобрели карту, на которую нанесен Черный Город, еще не означает, что они незамедлительно туда и отправились. Верно?
– Вам виднее, – пожал плечами Маевский. – Вы командуете, а у нас есть приказ вам сопутствовать…
– Ну, в таком случае – в путь, – сказала Элвиг и коснулась блестящего изогнутого рычага.
…Оказалось, что Семь Излучин – не метафора, а именно что название, отражающее реальное положение дел. Отсюда, с головокружительной высоты, прекрасно можно было рассмотреть, что неширокая спокойная река (казавшаяся сверху застывшей серой полосой) протекает по необозримой равнине весьма причудливо, выгибаясь семью излучинами Справа к ней вплотную подступали скалистые отроги, голые, лишенные растительности, вздымавшиеся все выше и выше, превращавшиеся в настоящий горный хребет. Голые вершины, сероватые и коричневые, каменные осыпи, пропасти, ущелья, остроконечные пики… Лабиринт из дикого камня, ни травинки, ни кустика, ни деревца… «Неприятные места, – подумалось поручику. – Полное отсутствие жизни…»
– Ну да, разумеется, – сказала Элвиг. – Цверги терпеть не могли лесистых мест. Все их города, которые нам до сих пор удалось разыскать, именно в таких вот местах и расположены. Ни травинки… Люди бы тут рехнулись от тоски, а им, видимо, нравилось… Она остановила лодку в воздухе, положила перед собой тщательно расправленную карту и присмотрелась к ней. Обернулась:
– Посмотрите, господа? По-моему, мы где-то неподалеку…
Они поднялись с мест, склонились к карте, имевшей несомненное сходство с раскинувшейся внизу местностью. Элвиг повела пальцем:
– Мы примерно вот здесь… Верно?
– Да, очень похоже.
– Похоже, – поддержал поручика Маевский. – Вот только, судя по масштабу, искомая точка может занимать пространство в десяток квадратных миль…
– Не тысячу же? – бесшабашно встряхнула головой Элвиг. – Будем искать… Вы никогда не видели Черных Городов? Понятно… Ну, могу заверить, что вы их ни с чем не спутаете, – это именно что города, пусть и непривычного вида. Кстати, цветом они вовсе не черные – просто-напросто кто-то сотни лет назад употребил именно такое выражение как некую метафору – и оно незаметно прижилось. Зло – всегда черное… Высматривайте все, что, в отличие от мертвой природы, имеет четкие геометрические формы. Времени у нас предостаточно. Вперед, господа мои?
В глазах рябило, даже затылок ломило от напряжения, с которым поручик уставился за борт, порой высовываясь в распахнутое окно, – уже приобвыкся летать и не испытывал ни страха, ни неприятных ощущений. Маевский, тот и по пояс высовывался, благо лодка плыла над кручами на невеликой скорости и без резких маневров.
Отвесные склоны, пологие откосы, обрывы, глубокие пропасти, причудливые выступы, груды камней в ущельях… Пожалуй, отчаянные смельчаки смогли бы и пешком пробраться в самое сердце гор – но это потребовало бы нешуточных усилий, о которых и подумать было жутковато. Поручик впервые оказался в горах – потому что никак нельзя было считать таковыми не особенно и высокие шантарские возвышенности со скалами на правом берегу реки. Вот это были настоящие горы, взмывавшие в небо на две-три версты, необозримые, могучие, не то чтобы враждебные, но глубоко равнодушные к суете крохотных человечков.
Временами Элвиг опускала лодку в глубь ущелий, но всякий раз безрезультатно. Один только дикий камень.
В безуспешных поисках прошло немало времени. Особенного уныния не возникло, но некая легонькая апатия все же давала о себе знать: ущелья, скалы, пропасти… Элвиг сменила тактику: подняла летающую лодку гораздо выше и продолжала методично прочесывать горную страну.
Нечто новое внизу возникло совершенно неожиданно во время неторопливого плавного пролета над очередным глубоким ущельем. Они с Маевским одновременно вскрикнули, уставившись вниз, и Элвиг моментально остановила лодку в воздухе.
Они висели на высоте не менее версты, но и отсюда было прекрасно видно, что внизу расположились те самые «четкие геометрические формы», которые они так старательно высматривали уже несколько часов. Те самые формы, какие дикой природе совершенно несвойственны.
Все трое приникли к биноклям – тот, что был у Элвиг, ничем особенным не отличался по виду, разве что бронзовые трубки украшены чеканкой.
Да, это был город! Хотя, конечно, как и предупреждали, ничуть не похожий на все знакомое – разве что на какие-нибудь экзотические африканские хижины или иные дикарские постройки. На дне ущелья в явном беспорядке, без малейшего намека на прямо проложенные улицы красовались десятка три строений цилиндрической формы, украшенных поверху чем-то вроде высоких зубцов, несимметричных, разной высоты и ширины. На дома это походило мало, но на творение природы не походило вовсе. Отчетливо можно рассмотреть некое подобие каменной кладки (дома, если верить первым впечатлениям, сложены из больших плит довольно причудливых очертаний), проемы в форме полуовала, возможно, выполнявшие роль дверей, окна наподобие вытянутых в ширину шестиугольников… Меж строениями – немаленькие пустые пространства, в одном месте виднеется десятка два предметов поменьше, значительно уступающих домам в высоте и величине, более всего напоминающих группу статуй, хотя детально рассмотреть не удается.
Элвиг медленно опустила лодку пониже, примерно на половину той высоты, на которой держалась раньше. И еще ниже. Да, точно, хаотично разбросанные статуи светло-коричневого цвета. А сами дома, действительно, не черные, а серые, темно-коричневые, бордовые.
От пронзительной тишины звенело в ушах. В том, что город оставлен в незапамятные времена, сомневаться не приходилось: там и сям часть зубцов обвалилась, кое-где в стенах зияют дыры, ничуть не похожие на следы применения какого бы то ни было оружия – дома помаленьку разрушались, выпадали плиты, справа неизвестно когда произошел оползень, и каменная лавина почти целиком погребла несколько строений, а близлежащие разрушила…
– Ну что, наведаемся туда? – спросила Элвиг, повернув к ним разрумянившееся, охваченное неудержимым азартом лицо.
– Вы тут командуете, благородная Элвиг, – отозвался Маевский.
Голос у него был словно бы равнодушный, но вот на лице пылал тот же самый яростный азарт. Поручик подозревал, что у него самого точно такая же физиономия: ни единый человек в батальоне за время его существования не бывал в Черных Городах, от которых к девятнадцатому столетию либо и следа не осталось, либо их руины оказались в недоступных местах…
– Спускаемся, – сказала она решительно. – Вон там вполне можно сесть – и удобно, и в отдалении. Хотя… Говорю вам, никто и никогда не встречал в Черных Городах и признаков жизни. Они заброшены. Только, я вас не то что умоляю, а приказываю… Не прикасайтесь к непонятным предметам. Иногда это за собой влечет… самые печальные последствия и самые неожиданные сюрпризы. За исключением книг. С ними все просто. Они всегда выглядят одинаково и не опасны для взявшего в руки. Вы их видели?
– Не приходилось, – сказал поручик.
– Доводилось, – сказал Маевский.
– А посему – на всякий случай вообще ничего не касайтесь, кроме книг. Внимание, я приземляюсь…
Она плавно опустила лодку на почти ровную площадку, лишь кое-где покрытую мелкими камешками и щебнем. Сразу стало сумрачно – высоченная стена ущелья заслонила солнце. Показалось, что они окунулись в промозглый холод, хотя это наверняка была лишь игра воображения.
Рядом громко прищелкнул языком Маевский. Впереди, справа, далеко протянулось некое подобие исполинского каменного козырька, накрывшего недоступное для наблюдения сверху немаленькое пространство длиной в пару сотен шагов и шириной саженей в десять – несомненно, игра природы.
И там, под козырьком, стояла летающая лодка. Козырек был достаточно высоким, чтобы там здание в три этажа разместилось…
У Элвиг моментально оказался в руке тот странный предмет, что, по ее заверениям, должен был надежно и надолго парализовать любое живое существо, хоть мамонта. Маевский отточенными, скупыми движениями выхватил из дорожной сумки скорострел, звонко вогнал обойму и лязгнул затвором. Аккуратно взял лодку на прицел.
Томительно и напряженно тянулись минуты. Никакого шевеления на всю длину площадки под козырьком и никакого шевеления внутри лодки, стоявшей с наглухо закрытыми окнами.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.