Текст книги "Записки охотника Восточной Сибири"

Е. Стрельба из ружей

Стрелять хорошо из дробовика и стрелять хорошо из винтовки или из штуцера – разница большая. Самый лучший стрелок из дробовика не может сказать, что он хорошо будет стрелять и из винтовки. Он должен сначала попробовать, а потом уже утверждать. Из дробовика стрелять хорошо может научиться всякий, было бы только терпение, желание и упражнение, а из винтовки, решительно можно сказать, стрелять не всякий хорошо может, потому что тут надо иметь острый и верный глаз, твердость руки и даже всего тела, спокойное состояние духа и хладнокровие. Все эти условия необходимы для охотника, чтобы хорошо стрелять из винтовки. Дробовик же этого не требует: ловкость, проворство, быстрота прицела – главные достоинства стрелка из дробовика. Зоркость глаза тут не играет важной роли – очки помогут слабому зрению, тогда как близорукий человек из винтовки хорошо стрелять положительно не может. Напротив того, хороший стрелок из винтовки может утвердительно сказать, что он будет метко стрелять из дробовика (не говоря только о стрельбе влет). Здешние промышленники, превосходные стрелки из винтовок, совершенно не умеют стрелять дичь на лету. Да и где же им научиться! За болотной дичью они не ходят; если и бьют птицу, то или сидящую на деревьях, плавающую на воде или разгуливающую по степи. Но начни они упражняться, начни они привыкать к этому искусству, наверное отлично будут бить и влет.

Опытному охотнику хорошо известны правила стрельбы из дробовиков; молодому же, неопытному, нужна практика, терпение и любовь к охоте. Он должен дойти сам до всего собственным опытом, но, конечно, прежде, чем узнает все обстоятельства, тесно соединенные с искусством стрельбы, потеряет много времени, а быть может, и страсть к охоте, но тогда тот человек не охотник в душе, а так, что-то вроде охотника до всего, можно сказать, почему он никогда не будет мастером этого дела. Не стану упоминать об общеизвестных правилах, принятых всеми охотниками при стрельбе птиц из дробовиков. Главные основания стрельбы всегда будут одинаковы и никогда не состареются, а тонкости стрельбы на лету нейдут к моим заметкам – я касаюсь только звериной охоты, пишу об сибирской охоте, где мало употребляют дробовики, где дичь на лету стреляют немногие охотники, преимущественно люди заезжие, а я поговорю об здешних общепринятых правилах сибирскими промышленниками при стрельбе из винтовок. Но все-таки сначала скажу об недостатках общих, которых надо избегать как при охоте за птицами, так и за зверями, тем более молодому охотнику – новичку.

Большой недостаток в охотнике, если он слишком горяч, или, как говорят здесь, зарен; этот порок замечается по большей части у людей молодых. Впрочем, я знал и пожилых охотников, у которых горячность, или зоркость, с летами не убывала, а чуть ли еще не прибывала. Беда такому охотнику попасть в такие места, где слишком много дичи: он совершенно растеряется, будет бегать, суетиться, пугать дичь, давать непростительные промахи, расстреляет свой патронташ по-пустому, пожалуй, помешает другому охотнику – словом, испортит все дело и из лишнего богатства сделает скудость. Я знал одного охотника, до того горячего, что он, увидав дичь, не в состоянии был зарядить порядочно ружья: то он просыплет дробь или порох, то зарядит два раза в один и тот же ствол, то всыплет сначала дробь, а потом порох, то не забьет пыжей (что, впрочем, и со мной раз случилось), то не наденет пистонов и проч., а руки тряслись и зубы у него щелкали решительно как в лихорадочном пароксизме. Само собою разумеется, что горячность делает и самому охотнику страшную досаду; кроме того, такому человеку не следует ходить на хищных зверей – там уже с ним может произойти не досада, а, пожалуй, раскаяние, если только он останется жив, которое, быть может, заставит его повесить ружье на гвоздь и вовсе отказаться от охоты. Но, слава богу, если это только тем и кончится! Советую таким охотникам быть похладнокровнее, хоть во время охоты, и стараться себя удерживать. Если видишь, что разгорячился, – сядь, отдохни, полежи немножко, отзови собаку и потом ступай снова, но не торопясь и не горячась; поступая таким образом, можно сделаться хладнокровнее и тогда будешь приносить ягдташи гораздо полнее.

Я сказал выше, что стрельба из винтовки не так легка, как из дробовика, и что хорошо стрелять из нее способны не все охотники. Это истина неоспоримая! Стрельба из винтовки имеет свои правила, свои особые начала. Тут быстрота прицела и проворство не играют такой важной роли, как при стрельбе из дробовика; зато твердость руки и острое зрение составляют главные основания. Спокойное состояние духа также не менее их важно, почему здешние промышленники никогда не скрадывают зверя скоро, то есть бегом; напротив того – всегда тихо и осторожно, чтобы не запыхаться, как говорят здесь, не задохнуться. Вот правила, которых придерживаются промышленники при стрельбе из винтовок.

1) выцеливать предмет нужно не торопясь, потихоньку и, выделивши, не мешкать долго, а тотчас полегоньку спускать курок. Если же быстро дернуть за спуск, или, по-сибирски, нарагдн, то при этом будет, хотя малейшее, сотрясение в винтовке и выстрел последует неверный;

2) во все время выцеливания предмета, а тем более при спуске курка не должно переводить дыхания, словом, не дышать, а быть как истукану. Промышленники, уча кого-нибудь стрелять из винтовки, говорят: ты замри;

3) так как винтовки и штуцера на среднюю дистанцию обыкновенно немножко привзвышивают (то есть бьют выше мишени), то вследствие этого всегда целить (брать) нужно так, чтобы то место, в которое хочешь попасть, как бы сидело у тебя на целике. Сибирские охотники говорят, что нужно подбирать, или же говорят: «бери как убить»; это выражение здесь очень понятно, равно как и утопи целик; их обыкновенно употребляют в таком случае, если кто-нибудь стреляет из чужой винтовки, следовательно, к ней не привык и не знает ее боя;

4) если солнце сильно светит сбоку и резко освещает одну сторону целика, так что другая его сторона кажется темною, то нужно целить так, чтобы смотреть через резку ближе к той стороне, которая совпадает с освещенной стороной целика, или же наводить последний немножко правее или левее мишени, смотря по тому, с которой стороны освещение. Иначе выстрел будет неверен и оббчит в ту сторону, которая противна освещенной стороне целика. Для избежания этого неудобства некоторые промышленники делают над резками особого устройства зонтики из кости, железа, кожи, которые и называются здесь карабчёнами;

5) если придется стрелять круто на гору, нужно подобрать (взять ниже мишени) значительно, смотря по бою винтовки, иначе как раз выстрелишь через, то есть выше мишени;

6) наоборот, если придется стрелять из винтовки круто под гору, нужно брать врезь, то есть в то самое место, куда хочешь попасть, или несколько выше, смотря по силе ружья. В противном случае пуля ударит ниже мишени;

7) когда придется стрелять из винтовки поздно вечером или рано утром, так что резки (прицела) и концевого целика не видно, а едва только можно отличить Чернову ствола от общего мрака, тогда нужно подобрать значительно против того места, куда хочешь попасть. Потому что, не видя резки, приходится смотреть через нее, как бы с подъемного визира, отчего пуля должна ударить гораздо выше мишени. Линию же прицела должно брать по длине темнеющего ствола, который, поворачивая то в ту, то в другую сторону, можно отличить в сумраке. Такая стрельба здесь часто случается при карауле зверей ночью на солонцах и озерах и на глухариных токах;

8) когда же придется стрелять зверя на побегу, нужно спускать курок тогда, как только целик коснется передней части туловища зверя, конечно применяясь к быстроте его бега. Во все время прицеливания не должно останавливать ствола винтовки, а вести его равномерно в руках по направлению бега зверя; если же при спуске курка ствол остановить на одном месте, пуля непременно обзадит, т. е. пролетит позадь зверя;

9) при частой стрельбе, когда ствол разогрелся, заряды летят выше, потому что пороховые газы получают большую упругость;

10) если свет сзади, что бывает при закате или восходе солнца, то мушку (целик) надо брать крупнее, ибо свет луча преломляется у мушки, которая кажется выше, чем она находится в действительности;

11) в сухую погоду пуля летит выше, в сырую и в холод – ниже;

12) для стрельбы крупных и хищных зверей хорошо коничес кие пули из грубого свинца разрезать вдоль с конуса до начала цилиндра, самой тонкой пилкой. Эту продолжительную прорезь аккуратно замазать мягким воском, чтобы при полете пули воздух не попадал в прорезь и не изменял правильности полета. Такая надрезанная вдоль пуля бьет чрезвычайно сильно, особенно при увеличенном заряде пороха, потому что надрезанные половинки конуса пули при ударе, особенно в кости зверя, заворачиваются, разлетаются в стороны и делают рану ужасную, смертельную. Вещь нехитрая, доступная всякому охотнику, и советую испробовать, надеясь заслужить спасибо.

Конечно, можно написать подобных советов целую кучу, но они лучше узнаются и приобретаются опытом на практике, и каждый охотник дойдет непременно до них сам, а не для охотника, хотя и напиши их все, не в помощь – одна скука!

F. Собака

Я уже сказал выше, что в Восточной Сибири борзых и гончих собак почти вовсе нет; хотя изредка и попадаются легавые, но это довольно большая редкость, тем более чистой породы. Собственно же сибирские промышленники, зверовщики, их не держат – незачем! А хотя они и попадаются у сибиряков, то у таких, которые живут поблизости городов, войсковых казачьих правлений, горных рудничных селений, заводов, золотых промыслов и проч., то есть только около тех мест, где есть чиновное сословие. Цель назначения, как и везде большею частию, общая – прихоть! На зверя они почти негодны, однако из ублюдков (помеси легавых с сибирскими) выходят превосходные зверовые собаки. Надо заметить, что здесь эта порода как-то худо ведется; обыкновенно щенки, не достигнув настоящего возраста, пропадают (издыхают), в особенности короткошерстные легавые собаки. С ними по большей части делается какая-то трясучка и судороги, преимущественно в задней части тела; сибиряки говорят, что их дергает; впрочем, эта болезнь отчасти бывает и с сибирской породой собак, но только со щенками и молодыми собаками. Отчего это происходит, объяснить не умею. Но мне кажется, оттого, что эта благородная порода, не нося на себе длинной пушистой шерсти, а гладкую, короткую и лоснящуюся, не в состоянии сносить сурового сибирского климата. К несчастию же, собаки эти завозятся сюда людьми, по большей части не охотниками, которые за ними худо наблюдают и нередко держат их на дворе, совершенно без должного внимания. Я же пробовал здесь выкармливать несколько легавых щенков и всегда с успехом; сам строго следил за их воспитанием и кормил досыта. Вообще собаки, одержимые такой болезнию, недолговечны, малорослы, худощавы и решительно не годны к охоте; их обыкновенно убивают, чтобы не кормить даром и не смотреть на их постоянное страдание, искаженное движение, жалобный, болезненный стон и визг, которые тяжело действуют на ухо самого грубого человека. Я видал много страшных примеров этой сибирской болезни. Странно, что эта последняя в мокрые года сильнее действует, нежели в засушливые. Не есть ли эта болезнь оттенок сибирской язвы, ибо я замечал, что она также существует более в тех местах, где свирепствует язва?

Необходимость легавой собаки всякому страстному ружейному охотнику не безызвестна. Что может сделать самый лучший ружейный охотник без легавой собаки? Куда он кинется без своего верного друга и товарища? Скажите, много ли таких охот, где бы собака была лишнею? Зато сколько таких, где она играет первую роль! Что может скрыться в траве, в кустах, в лесу, даже на воде от хорошей легавой собаки? Она предупредит охотника, она покажет ему, где что есть, заставит его приготовиться и с нетерпением ждет приказания своего хозяина; после повелительного «пиль» бросается и подымает дичь. Обратите внимание на ее приемы, на ее манеры, когда она горячо чего-нибудь отыскивает; сколько в них живости и грации; посмотрите на выражение ее глаз, на движение ее хвоста, когда она над чем-либо сделает мертвую стойку. Как будто она говорит вам, что нашла такую-то дичь! И действительно, зная привычки и манеры собаки, можно положительно знать, над чем она сделала стойку. Зато сколько досады производит на охоте невежливая, худо дрессированная легавая собака. Я знал много охотников, которые от досады и горячности даже стреляли по таким неучтивым собакам и нередко убивали их наповал. Конечно, не стоит и ходить на такую охоту с такими собаками, которые лишь только появятся на болоте, как стремглав бросятся от охотника, распугают всю дичь и не дадут, пожалуй, и разу выстрелить бедному охотнику. Ни угрозы, ни ласки – словом, ничего не помогает! Признаюсь, что тут действительно никакое терпение не выдержит и поневоле возьмешься за ружье. Конечно охотник, беря такую собаку, думает, что она авось привыкнет к охоте, авось не станет горячиться, авось будет послушна и проч., но авось обыкновенно и тут недействительно!

Многие охотники отдают своих собак дрессировать совершенно посторонним людям. Напрасно! По моему мнению, каждый охотник непременно должен сам себе выучить собаку. Это составляет огромную разницу. Поверьте, что собака, выученная чужим человеком, никогда не будет к вам так привязана, не будет вас так хорошо понимать, как в том случае, если бы вы ее выучили сами; тогда она понимает всякое ваше движение, умеет отличить ваш голос, равно как и взгляд, ласковый и сердитый, – словом, как бы поймет ваш характер; тогда как собаку, дрессированную чужим человеком, не всегда и не скоро к тому приучите впоследствии. Эти тонкости хорошо усваиваются у нее только с молодых дней, когда она еще щенок, а не тогда, когда вырастет, обматереет и сделается настоящей собакой. Не думайте, что выучить собаку составляет большой труд; напротив – пустяки, только надо иметь терпение и хладнокровие. Если щенок понятлив и небоязлив, это занятие будет служить вам в часы досуга развлечением, забавой. Но уж если собака ленива, боязлива и притом глупа, тогда все равно – никакой учитель с ней ничего не сделает, из нее ничего не выйдет, и, признаюсь, такую собаку учить скучно и утомительно.

Коль скоро щенки начнут понимать, можно начинать их учить исподволь, без горячности и запальчивости; приучить, главное, к послушанию во всем решительно – стоять над пищей, приносить брошенные вещи и проч.; но никогда не надо щенка с первого раза заставлять подавать поноски через силу, против его желания, а всегда заниматься с ним как бы шутя, как бы играя, уча каждый день. В случае ослушания не наказывать сильно, а обращаться с ним ласково и за послушание и успехи почаще подкармливать лакомым кусочком. Когда собака начнет хорошо носить поноску и будет послушна, тогда уже можно приучать ее к дичи, то есть бросать вместо поноски застреленную мелкую дичь, даже пускать перед ней подстреленную и заставлять ее приносить к себе, но не позволять и к этому, можно дичь поволочить по полу и куда-нибудь спрятать, чтобы она не видала, и заставлять отыскивать; показывать ей чаще ружье, охотничьи принадлежности, давать их нюхать, обтирая их чем-нибудь пахучим из съестных припасов. После этого можно начинать водить на охоту, пуская в траву подстреленную дичь и заставляя ее отыскивать, и, если найдет, покормить чем-нибудь; не позволять ей лаять и гоняться за взлетевшими птицами, даже за это слегка наказывать. Умная собака скоро все это поймет и узнает, чего от нее требуют. Отнюдь не следует молодую собаку посылать в холодную воду и тем более насильно ее толкать или бросать в нее; вследствие этого она всегда будет бояться воды. Многие охотники придерживаются такого правила: не посылать щенка в воду до тех пор, покуда ему не минет год. Кормить нужно теплою, сытною пищею, но отнюдь не горячею и мясною; не давать остатков пищи с уксусом, перцами и соленых; хорошо их кормить овсянкою, молоком и простоквашей с черным хлебом. Многие охотники говорят, что не надо их кормить дичью, полагая, что собаки будут на охоте мять дичь. Я не знаю, насколько это справедливо, потому что видал много таких собак, даже имел одну сам (помесь легавой с борзым), которые ели всякую дичь, даже уток, а подавали убитую или раненую птицу, не помяв ни одного перышка. Вообще легавые собаки от природы не едят дичь, но их можно приучить к этому довольно легко, точно так же, как и отучить ту собаку, которая ест дичь; даже многие сибирские собаки не едят дичи. Отнюдь не следует позволять молодую собаку брать с собою на охоту кому-либо из посторонних, равно как и не следует молодую собаку брать с собою на охоту, тем более в первый раз, вместе со старой собакой, потому что молодая собака непременно станет горячиться, что обыкновенно случается и с немолодой собакой при другой; может перенять от нее какие-нибудь пороки и навек оставить их при себе; от них нельзя уже будет отучить ее впоследствии. Много можно наговорить различных правил и советов относительно обучения легавых собак, но все они более или менее известны охотникам. Да я же и заболтался немного, мне бы и совсем не следовало говорить о легавых собаках, как сибирскому промышленнику, ну да уж так случилось, старая привязанность к охоте с легавой собакой попутала в этом.

Вероятно, многие охотники, даже большая часть, совсем не знакомы и по описанию с сибирскими собаками! Собаки эти составляют совершенно отдельную породу. Посмотрите на них, какие они некрасивые: острорылые, мохнатые, со стоячими ушами, с большими мохнатыми хвостами, – дворняжки, да и только! А зато посмотрите-ка их на охоте с сибирским промышленником! Охотничьи сибирские собаки не составляют отдельной породы между обыкновенными дворовыми собаками: по виду и происхождению они совершенно одинаковы. Из щенков выбрать такого, который бы впоследствии оказался охотничьей собакой, решительно невозможно, хотя и есть приметы для выбора, которых придерживаются здешние промышленники, как-то: длинная, острая затылочная кость; большие, широкие ноздри (норки, как здесь говорят); живые глаза; здоровые, сухие лапы; широкие вздутые ребра и проч., но все эти приметы неположительны. Когда же щенки подрастут, то промышленую собаку (охотничью) узнают различным образом: то она станет гоняться за курицами, за свиньями, за телятами, то она задавит где-нибудь полевую крысу или даже курицу – словом, ее сейчас видно. На это-то и обращают внимание и даже нарочно приучают ее к таким проделкам, но отнюдь не наказывают. Когда же она подрастет, ее берут с хорошими старыми собаками за промыслом и стараются непременно чего-нибудь добыть – козу либо зайца – и дадут ей нарочно полакомиться добычей: бросят кусочек мяса, отдадут внутренности и т. п. Это делается для того, чтобы сразу приохотить собаку; затем ее уже начинают наказывать за домашних животных, но не сильно. Мало-помалу она сама от прежних привычек отвыкнет и пристрастится к настоящей охоте: так что стоит только хозяину подать малейший знак, что он собирается в лес, она уже с ума сходит от радости. Замечено, что хорошие промышленые собаки, точно так же, как и легавые, грезят во сне: машут хвостом, перебирают лапами, будто бегут; тявкают, как бы завидя зверя, и проч., тогда как простые дворовые собаки почти никогда не грезят во сне, да и с чего им грезить, когда они, живя дома, постоянно видят перед глазами такие предметы, на которые по привычке смотрят равнодушно, которые не производят на них особого впечатления, воображение их не тревожат домашние животные; тогда как промышленая собака, имея врожденную страсть к охоте, прогнав хотя однажды какого-нибудь зверя, уже раз возбудивши свое зрение незнакомым предметом, невольно получает глубокое впечатление и потому непременно будет грезить во сне.

Сибирские собаки никакой дрессировки не знают, и хозяева их не учат, потому что сами не знают в этом толку, да им этого и не нужно. К чему им, например, чтобы собаки делали стойку, когда они за птицами почти вовсе не охотятся? К чему им, чтобы собака подавала поноску или дичь, когда она не в состоянии подать убитую козу или медведя? Напротив, им нужно, чтобы собака, отыскав зверя по следу, гнала его, не давая ему покоя, лаяла и в возможном случае хватала его зубами и давила бы до смерти, если только в состоянии сладить со зверем. Следовательно, требования сибирских промышленников совершенно противоположны требованиям обыкновенных охотников с легавой собакой. Общее только одно – послушание собаки: чтобы она знала хозяина, слушалась его во всем и «не вешалась бы зря» во время охоты и даже дома. Выхваляя послушную собаку, сибиряки говорят, что она знает заклик, т. е. ворочается, когда не нужно преследовать зверя, когда ее закликнут. Вот почему многие зверовщики держат промышленых собак на привязи и отнюдь не отпускают на охоту с другими охотниками. Здесь эти собаки ведутся как-то родом или домами, то есть: от хороших промышленых собак обыкновенно и родятся собаки, годные к охоте, и наоборот; так что редко от простой дворовой суки и кобеля родятся промышленые дети; конечно, нет правил без исключения и в этом случае. Хозяин, имеющий такой род собак, известен в околотке так же, как и хорошая винтовка, и некоторые промышленники, надеясь на известность породы, часто покупают у хозяев будущих щенков, когда еще сука носит их в утробе своей.

Но не думайте, чтобы всякая промышленая собака сибирской породы ходила за всяким зверем. Хотя и бывают такие, но чрезвычайно редко; такие собаки здесь ценятся весьма дорого. Обыкновенно же бывает так: некоторые из них хороши, например, на белку, почему и называются белковыми собаками, то есть ходят только за белкой, отыскивают ее по следу, загоняют на деревья, следят ее верхним следом, если белка пойдет прыгать по деревьям, и лаем своим дают знать хозяину о своей находке, не спуская глаз с белки, и, не давая ей спуститься на землю, дожидают прихода хозяина, но не ходят за другим зверем. Другие же ходят только за кабанами и не годны для белковья; такие собаки и называются кабаньими; они отыскивают кабанов по следу и, взбудив их, гонят с лаем, а догнав, хватают зверя за что придется (см. ст. о кабанах) и таким образом останавливают их до тех пор, пока не явится на помощь охотник; с поросятами (молодыми кабанами) они справляются сами, без помощи охотника; но от больших, в особенности секача (самца), нередко и сами лишаются жизни, как-нибудь попав на их страшные клыки. Эти собаки должны быть легки, нестомчивы, крепки, сильны и сердиты, а главное – смелы. Многие промышленые собаки, увидав кабана или медведя, пугаются и прячутся куда придется или еще хуже – бегут под защиту к хозяину. Некоторые даже боятся снятой шкуры этих зверей. Третьи опять хороши только за сохатыми и изюбрами, которые и называются здесь зверовыми собаками; они, отыскав зверей по следу, гонят их с лаем; догнав, тотчас опережают зверя, бегут пред его рылом и лают; таким образом не давая ему хода, останавливают его совершенно или, как говорят, ставят на отстой, продолжая лаять и звать хозяина до тех пор, покуда меткая пуля тихо подкравшегося промышленника не повалит взеря на землю. Четвертые хороши только для гоньбы коз, волков и лисиц, но не годны для охоты за другими зверями; эти носят общее название промышленых собак. Но надо заметить, что за дикими козами ходят почти все промышленые собаки. Потому ли, что козули попадаются чаще других зверей? Потому ли, что козье мясо чаще всего перепадает им на зубы? Или оттого, что козуля почти беззащитна и, догнатая собакой, тотчас делается ее жертвой?.. Чрезвычайно редкие собаки сибирской породы ходят за болотной охотой, то есть как за болотной: отыскивают молодых уток, гусей и только, давят их и бросают тут же на месте, но не думайте, что принесут к вам в руки; нет, этого они не знают, да их тому и не учат. Почему, взяв такую собаку на охоту в болото, нужно следить за ее действиями, а то как раз лишишься добычи; это еще хуже, нежели дать промах из ружья. Но что же делать – на безрыбье и рак рыба. Впрочем, некоторые из таких собак ходят в воду и достают убитых уток – и за это им иногда большое спасибо! Их стихия – дремучие леса, тайга; добыча – звери, а не птицы. Так что подите вы с сибирской собакой на болотную охоту или в поле за тетеревами или куропатками, она наверное распугает и разгоняет решительно все; но попадись ей заяц или лисица, она так убежит за ними, что и не дождетесь, и будет рыскать до тех пор, насколько сил ее хватит. Кричите и не кричите на нее – все равно она не воротится. Вот почему здешние промышленники, поехав на охоту и на самой охоте никогда не пускают собак бежать по воле, а привязывают их на поводке (тонкой железной цепочке) к седлу и спускают с него только в случае надобности. Но цепочки неудобны тем, что звенят, потому многие промышленники привязывают собак на бечевки. Для того же, чтоб зарные собаки не, отгрызали поводка и не убегали, когда не нужно, на поводки к шее собаки спускают деревянные чубучки.

Сибирские собаки действуют только по инстинкту, без всякой науки или дрессировки. Чутьем, зрением и слухом они обладают превосходными и нисколько не уступят в этом отношении легавым собакам, но понятливостью и умом далеко от них отстают. Они сходны более со зверями, нежели с домашними животными. Но привязанность их к хозяину иногда достойна удивления.

Вообще сибирские собаки очень злы и сильны, особенно настоящей монгольской породы, или, как здесь говорят, мунгальской. (Здесь жителей Китая, по ту сторону рек Аргуни и Онона, вообще называют мунгалами.) Собаки монгольской породы чрезвычайно рослы, сильны и косматы; они бывают обыкновенно черные, почему напоминают водолазов (ньюфаундлендов). Многие из них в одиночку нападают на волков и давят их без затруднения. Впрочем, некоторые собаки и сибирской породы не боятся волков и смело нападают на них с тем же успехом, но промышленники их никогда не приучают к этой травле, напротив, стараются отучить от этого промышлёную собаку, потому что, если она пристрастится к волкам после нескольких удачных случаев, то будет зря нападать на них, а через это может попасть на нескольких волков и сделаться, в свою очередь, жертвою их страшных зубов, что и случается нередко. Действительно, здесь более всего гибнет охотничьих собак от волков и кабанов.

К сожалению, я должен заметить, что здешних собак промышленники содержат весьма плохо, кормят их худо и вообще мало на них обращают должного внимания. Держат их обыкновенно во дворах, даже в самое холодное время года – в трескучие морозы. Хозяева с ними обращаются довольно сурово, редкая их ласка состоит в том, что дадут собаке какие-нибудь внутренности домашних животных или кость – вот и все, а то кормят чем попало, без разбора, что только в состоянии переварить собачий желудок[12]12
  По большей части сибирские собаки питаются – стыд сказать – людским испражнением.


[Закрыть]. Зато на промысле (охоте) совсем другое дело! Там ласки неизбежны, в особенности после счастливого поля; мясной пищи – «ешь не хочу», а сколько ласк с различными приговорами: и кучумушко-то ты мой, и соболюшко-то голубчик и т. д. Словом, нежностям нет конца.

Сибирские собаки приносят двойную пользу хозяину: на охоте они хорошие помощники и верные товарищи; дома же и на поле – отличные охранители всего добра, движимого и недвижимого.

Странно, что сибиряки не дают своим собакам названий, как это везде ведется, а называют больше по цвету шерсти: белко, серко, черныш и проч. – или самыми общими, всем известными словами: кучумка, соболька, соколка и еще немного им подобных. Если сибиряку нужно подозвать к себе собаку, он не кричит: сюда, сюда или поди сюда, беги сюда и проч., а кричит обыкновенно: нох, нох, нох… нох! Не от туземного ли это слова «нохб» (собака)?

Собака и по смерти своей приносит пользу хозяину: из собачьих шкурок здесь шьют превосходные шубы, рукавицы и теплые сапоги. Собачьи рукавицы носят особое название – их зовут мохнашками или просто собаками. Но шубы шьются только из черных собачин, а серки, белки и другие идут на прочие поделки. Собачьи шубы чрезвычайно теплы, в самые трескучие морозы их надо предпочесть овчинным и даже волчьим. Вот случай, который доказывает важность хорошей промышленой собаки в классе охотников в здешнем крае. В одном селении Забайкалья Б. жили два брата вместе, страстные зверопромышленники; у них была промышлёная сука, которая ходила решительно за всяким зверем. Много других промышленников торговали ее у братьев за дорогую цену, но они не продавали, потому что жили только охотой и сознавали всю важность собаки. Наконец братья, поженившись, вздумали разделиться между собою.

Дело было решено, все движимое и недвижимое разделили на равные части, дошло дело и до собаки. Собрали общество (мирскую сходку) помочь им в этом деле, потому что сами они не могли решить, кому и каким образом будет принадлежать собака. Продать ее и разделить между собою деньги они не хотели. Общество присудило сделать так: оценить суку в какую-нибудь сумму денег, по их общему согласию, и кинуть жребий; кому достанется собака, тому и заплатить другую половину той суммы, в которую оценится сука.

Братья так и поступили. Оценили собаку в 500 руб. (ассигнациями) и кинули жребий. Собака досталась младшему брату, который и внес старшему, по приговору общества, 250 руб. ассигнациями. Кажется бы, тем дело и должно было кончиться, но вышло не так: старший брат начал тосковать по собаке, и, когда настало белковьё (поздняя осень и начало зимы – лучшее время сибирской охоты; смотри статью «Белковье»), он не мог уже владеть собой, забрался ночью в амбар и выстрелил в себя из винтовки.

К счастию, пуля сорвала только верхнюю часть живота и не повредила кишок; соседи, услыхав выстрел в ночное время, тотчас прибежали во двор и нашли самоубийцу уже в избе, окровавленного и бледного как полотно. Конечно, он сказал, что выстрел последовал случайно, от неосторожности. Но впоследствии, когда все дело кончилось благополучно, он откровенно сознавался своим близким товарищам в своем намерении застрелиться. Мне это рассказывал старый достоверный зверовщик Д. Кудрявцев, который жил в то самое время в той же деревне и был на сходке, как житель селения.

Многие зверовщики промышленых собак-самцов легчат. Это делается для того, что оскопленные собаки всегда готовы к услугам человека, что не во всякое время бывает с самцами нехолощеными, особенно во время течки.