Текст книги "Джаз сапожных гвоздей"

***

Андрей будто невесомую игрушку закинул бездыханное тело на своё могучее плечо. Ни один мускул депутата не дрогнул, яд взялся крепко. Бедный, бедный Бурцев. В нынешнем качестве он видит свет последний раз.

Здравствуй прохладная сырость подвала, здравствуйте трубы! Сколько крови вам уже довелось повидать. Сегодняшний день вновь окропит вашу сумрачную святость множеством багровых капель! Люблю тебя, моя мастерская.

Спустившись в спасительную прохладу, я рефлекторным движением включил виниловый проигрыватель. Из динамиков раздавался мелодичный баритон Билли Экстайна.

Я не обладал чрезмерной жестокостью, но моё нетерпение и чувство незащищённости выпустили зверя на свободу. Аккуратного, расчётливого, но от этого не менее свирепого допельгангера.

Марионеточно-вялого Бурцева было легко раздевать, сняв верхнюю одежду, я оставил его в одних лишь брюках. Трубы и бетон радовались новой жертве: руки депутата безвольно провисли под тяжестью тела, ноги, согнутые в коленях, будто ватные болтались в кандалах, прикованных к проушинам в бетонном полу.

Старый, навечно острый и всегда готовый к работе, скорняжный нож пел в предвкушении крови! Одним движением, которое я позаимствовал из фильмов про самураев, я вскрыл Бурцеву живот. Его утроба чавкнула, и, будто огромный вертикальный рот, крепкое тулово разверзлось. Кишки бесформенной массой повисли над дорогими классическими брюками. Он всё ещё пребывал в сознании… Его голова упала на грудь, но глаза… Он смотрел на меня исподлобья, взгляд его источил недоумение, страх и ненависть. Однако моя жертва явно не паниковала: Бурцев встретил смерть мужественно, достойно для человека поколения девяностых. Во всём его облике читалась готовность встретить свою судьбу, будто бы он вот так, с распоротым животом и обездвиженный уже умирал сотню раз.

Он искал мои глаза, я это понял, по растерянной злобе, застывшей в его горящем взоре. Последняя воля, он хотел умереть, взглянув в глаза своего убийцы. Этой прощальной мольбе невозможно было отказать.

Я подошёл к выпотрошенному Бурцеву и, крепко схватив за волосы, откинул его голову так, чтобы он мог меня видеть. Наши глаза встретились, всего на полминуты, которые растянулись в вечность. Жадно, до последнего вялого удара отравленного сердца, он пытался мне что-то передать, но онемевшие мышцы рта не позволили проронить и мычания. Когда его голубые глаза приобрели матовый рыбий блеск, я понял – он умер.

Какая-то непонятная сила окрыляла, придавая лёгкости, и я, будто безумный шляпник Кэрролла, с остервенением принялся за сдирание кожи.

Позвонила Валентина:

– Привет, родной! Ты в мастерской?

– Да. У меня сегодня важная встреча, крупное дело наклёвывается.

– Тебя сегодня не ждать?

– Наверное, нет. Всё, не могу говорить… – я нажал на красную иконку «прервать звонок».

Столь странное поведение могло вызвать подозрения, могло причинить боль моей возлюбленной фройляйн, но сейчас по-другому нельзя. Это дело жизни и смерти, провал которого ставит под удар само существование Шоршеткалока. А ведь это не только моя жизнь и цена наших с Валентиной отношений. Речь идёт о судьбах людей, которые доверились мне, находясь перед чертой, переступив которую назад дороги нет.

Сдирать кожу было легко. Тубокурарин расслабил мышцы, под действием яда жир отделился от волокнистого мяса и приобрёл кашеобразную консистенцию. Весь процесс отнял у меня от силы пять минут.

Осталось избавиться от освежёванного тела. Такая задача не была для меня в новинку. Однако всё-таки одна проблема осталась: машина Бурцева сиротливо томилась на парковке возле магазина. «Остаточный эффект» в виде одинокой техники я не предусмотрел, по этой причине пришлось импровизировать.

Штаны Бурцева, истерзанные в клочья, покоились на дне алюминиевого таза. Целыми остались пиджак, рубашка и френч. Этими реквизитами я и воспользуюсь для своего маленького представления!

– Андрей?

– Я здесь, хозяин.

– Запусти строительный шредер, надо перемолоть мясо как в прошлый раз.

– Что, опять тефтели будем готовить?

– Нет, будем содействовать местным рыбным хозяйствам, на радость Пугайло.

– Не понял!?

– Звони Семёну, пускай собирается. Сначала помоги нашему гостю превратиться в фарш, а потом вместе с Семёном поедете в круглосуточный магазин за рисом или какой-нибудь другой крупой. Сварите фарш вместе с кашей, а потом всё это варево выверните в одно из озёр. У нас их много – выбирайте любое.

– Но как же? Ночь на дворе.

– Андрей, пожалуйста, сделай что я прошу или иначе у всех нас будут большие проблемы. Можете взять удочки и порыбачить, использовать, так сказать, прикормку по назначению. Я попрошу Рината и Сергея подежурить сверхурочно, а вам с Семёном презентую выходные, идёт?

Ещё до начала этой авантюры с Бурцевым я обещал себе, что на этот раз не буду впутывать подопечных. Дух противоречия крутил водоворотом в душе, однако одна мысль успокаивала: мы все повязаны, под угрозой уничтожения стоит наше общее дело, по этой причине нет ничего зазорного в том, что мне может понадобиться помощь. Без своего первенца, изящных туфлей «оксфордов», я был по-младенчески беспомощен.

– Ух, рыбалка! Давно хотелось съездить.

– Вот и славно. Я оставлю тебе ключи от мастерской, чтобы к моему возвращению всё было готово.

– Я думаю, управимся, – слова гиганту давались с трудом. – Удачи вам.

– Спасибо. Вот ещё, Андрей. Прежде чем за Семёном съездить, замочи шкуру в дубильном растворе.

– Будет сделано.

***

Я поднимался по лестнице в ночную тишь родного города. Звуки музыки становились всё более глухими. Когда я вышел на улицу, едва различимый голос Билли Экстайна напевал до боли знакомые слова песни «I Apologize»: if i told a lie, if i made you cry when i said goodbye, i’m sorry from the bottom of my heart, dear, i apologize! Прости меня, Игорь Брониславович, прости и прощай.

Я прошёл пешком несколько кварталов, после чего вызвал такси. Жёлтый «Форд фокус» приехал через пять минут. За рулём сидел небритый мужчина лет пятидесяти.

– Куда, шеф?

– Подбрось до центра, по улице Ленина. За пару домов от обувного магазина высади.

– Как скажешь, шеф. С тебя сто пятьдесят.

– Держи. Сдачи не надо. – нашлись только двести рублей.

Такси домчало меня до нужного места всего за пятнадцать минут. Время позднее – все немногочисленные пробки давно рассосались.

Я зашёл в один из дворов-колодцев: в окружении стен тускло горел лишь один фонарь. Пот тёмным кусочком неба, окружённым крышами сталинских высоток, я затеял своё ночное перевоплощение. Из непрозрачного мусорного пакета появился чёрный классический пиджак Бурцева со значком партии «Рабочее левые» в петлице, следом вечернее небо увидел двубортный френч. Свой пиджак и куртку я запихнул в уже опустевший пакет. Надев вещи покойника, я размеренным шагом двинулся к парковке Шоршеткалока. Дул ветер, пришлось поднять воротник.

Держась на почтительном расстоянии от внешних камер наблюдения, я нашарил в кармане френча ключи от машины. Палец надавил на кнопку пульта сигнализации, «Мерседес» взвизгнул и дважды моргнул фарами, приглашая сесть.

«Усреднённая» серая внешность Бурцева и наше с ним сходство в антропометрии сыграло мне на руку: качество записи камер наблюдения оставляло желать лучшего, молчаливые объективы запечатлели, как мой помощник Андрей помогает пьяному Бурцеву залезть в салон УАЗа «буханки». Одежда на нём была та же, что и сейчас на мне, роста мы одинакового и оба коротко стрижены. С расстояния, на котором камера могла зафиксировать движение к парковке, не было возможности углядеть какую-то разницу. Я был Бурцевым.

Вот, я, имитируя походку пьяницы-полуночника, достаю ключи, отключаю сигнализацию, открываю дверь дорогой иномарки, неуклюже плюхаюсь в салон, после чего неуверенно, будто самый настоящий нетрезвый водитель, покидаю прилегающую парковку. Случись вдруг такая напасть – вызовут меня на допрос, камера докажет: я и мой протеже увезли пьяного Игоря Брониславовича дальше «обмывать» состоявшуюся сделку, после чего, спустя несколько часов, Бурцев всё ещё нетрезвый возвращается на парковку и уезжает восвояси. Естественно, Андрей подтвердит мою версию событий. Идеальное алиби.

Мерседес оказался отличной машиной. Широкие шины обеспечивали оптимальное сцепление с дорогой, лёгкая морось и мокрый асфальт не могли создать хоть каких-либо помех для немецкой «кареты» представительского класса. Необходимо было совершить какое-нибудь серьёзное правонарушение, чтобы дискредитировать Бурцева. Я ничего не придумал лучше, чем просто разбить машину, выехав на встречную полосу. Отпечатков пальцев я оставить не мог, ибо всю дорогу не снимал перчаток. Нужно просто найти «козла отпущения», разбить его машину и убежать. Главное не забыть пакет со своими вещами…

На горизонте показались огни фар ближнего света. Вот он – мой шанс! Стоило расстоянию стать опасным для сближения – я вырулил из левой полосы на встречное направление. Серый «Лэнд ровер Дискавери» не успел затормозить. Мерседес на полной скорости влетел во внедорожник. Водитель джипа всё-таки успел надавить на педаль тормоза и машину начало уводить в занос. Удар отшвырнул «Лэнд ровер» на обочину, корма Мэрседеса круто развернулась и оба задних колеса также оказались на обочине. Сработала подушка безопасности. Тишина…

– Эй, – кричал водитель джипа. – Вы живы?

– Я-то жив, – после удара головой о рулевое колесо, пусть и смягчённого подушкой безопасности, голос пьяного человека было имитировать легче. – А вот тебе пизда, понял!

– Эй, успокойся. Сейчас ментов вызовем. Ты походу пьяный.

– Что сука, какие менты? – я крепко сжал пакет с вещами подмышкой.

– Да постой ты, придурок. Ты не ранен случаем? – человек сделал шаг в мою сторону.

– Пошёл на хуй, не лезь! Тебе пизда, понял? Тебе пизда! Бурцев просто так не сдаётся. – с этими словами я крепче сжал пакет и во весь опор кинулся бежать через корявые чёрные тени лесополосы.

Ноги несли меня сквозь густые колючие кусты, мокрая земля расползалась под подошвами ботинок, то и дело встречались какие-то коряги и камни. Я спотыкался, но в последний момент траектория выравнивалась, и я снова мчался по ночному лесу.

Голос водителя джипа слышался уже где-то далеко. Мужчина крикнул что-то про лишение водительских прав и про наряд полиции. Судя по всему, погоня за мной его не интересовала.

Беспамятство, боевой экстаз, состояние аффекта (выбирайте любой понравившийся вариант) отпустили лишь тогда, когда сквозь лес показалась окраина города. На последних оборотах своего «второго дыхания» я забежал во двор. Отдышаться и надышаться всё никак не удавалось, увлечение трубочным табаком давало о себе знать.

В окнах ночных хрущёвок свет не горел. Настало время переодеться: вещи Бурцева перекочевали обратно в пакет, я надел свой коричневый свитер, а поверх него лёгкую осеннюю куртку с капюшоном.

Придя в себя, я набрал номер такси и сообщил адрес. Улица «Красного знамени дом двадцать четыре». В эти Богом забытые места жёлтый «Форд Фокус» полз двадцать пять минут, немыслимое время даже для поздней ночи, когда нет и намёка на пробки. На стоянке, видимо, чесались долго. Скорее всего решали – чья очередь ехать.

На этот раз за рулём легковушки оказался тучный мужчина возрастом едва за тридцать. Обилие женских гормонов превратило его фигуру в подобие груши, широченный зад едва умещался на водительском кресле.

– Куда едем?

– На улицу Девятнадцатую партсъезда. Дальше покажу.

– Сто пятьдесят рублей.

– Да что ж вы, сговорились что ли? Держи, сдачи не надо.

Снова двести рублей без сдачи и рафинированные пятнадцать минут поездки. Такой уж у нас город, со всех сторон одинаковый.

Я попросил таксиста остановиться за полквартала от мастерской. Недолгая ночная прогулка и пред моими глазами предстала до боли знакомая дверь, выкрашенная обычной краской для металла. Я отворил замок, изнутри доносился запах варёного мяса и мерное бульканье воды: каша на рыбалку моим друзьям почти готова.

Семён, свежий и совершенно не заспанный, по-турецки сидел возле газовой горелки, на которую гигант Андрей водрузил флягу с «прикормкой» из Бурцева.

– Вторую довариваю. – оправдывающимся тоном сообщил гигант.

В ответ я лишь одобряюще кивнул головой. Главное – зачем я приехал, это проверить состояние шкуры. Полотно в пластмассовой ванне покрылось мелкими пузырьками, жидкость приобрела розоватый оттенок. Всё правильно, Андрей сделал всё согласно рецептуре.

– Ладно, ребята, отдыхайте. Завтра выхожу в магазин, надо успеть выспаться.

– Спокойной ночи, хозяин! – радостно отозвался Семён.

– Спасибо, дорогой!

***

Сорок минут неторопливой ночной прогулки до дверей квартиры прошли практически незаметно. Я думал о чём-то приятном, мысли лились вязкой патокой, сменяясь приятными образами. Предвкушение работы окрыляло. Новая обувь, мой обновлённый путь, должна получиться великолепной! С этими ботинками Шоршеткалок взлетит к новым высотам, а это означало, что я мог обеспечить своим подчинённым новый уровень комфорта, а возможно, даже удастся расширить торговое пространство, нанять новых людей, обездоленных, отчаявшихся, потерявших свою дорогу жизни. Нет, я не должен, я обязан это сделать. В конце концов, кому в этом Богом забытом месте есть дело до людей, оставшихся позади занавеса игры в жизнь? Разве что только Валентине.

Приятно помечтать, но гораздо приятнее воплощать мечты в жизнь, превращать их в цели, составлять из них что-то большее. «Соткать путь, чтобы человек мог нести его бремя с достоинством!» – вот что важно. Вот ради чего стоит встречать дни грядущие и не оплакивать дни ушедшие.

Когда я пришёл домой, свет нигде не горел. В воздухе пахло свиными тефтелями, которые Валентина объявила моими любимыми. Ужин ждал на плите: целая сковорода мясных шариков и большая кастрюля макарон. Как можно тише, старясь не издавать ни звука, поужинал.

Почистив зубы, и приняв освежающий душ, я прокрался в спальню, и, повесив халат на спинку стула, юркнул под одеяло. Валя не проснулась, лишь тихо посапывала, изредка цокая языком.

Сон пришёл не сразу, мешали его приходу мысли, непослушный рой, который ульем гудел в голове. Впрочем, это «гудение» было приятным. В конце концов, усталость оказалась сильнее, и дрёма взяла своё. Я уснул, очень крепко, чего со мной не случалось уже достаточно давно.

В эту ночь приснился кошмар: Умар, стоя на здоровых ногах из плоти и крови, машет мне рукой и улыбается, я что-то кричу в ответ и пытаюсь добежать до него. Чем быстрее я пытаюсь настичь своего друга, тем сильнее он от меня отдаляется. Я решаю прыгнуть: стоило мне оказаться в воздухе, как Умар тут же отрывал себе ногу ниже колена, вставил окровавленной стороной в рот, дёрнул за большой палец ступни и выстрелил. Мозги разлетаются алым облаком, чеченец роняет оторванную конечность, изуродованное месиво головы улыбается мне. Я просыпаюсь.

Будильник, времени пять утра. Можно проваляться в постели ещё целый час, чем я и поспешил воспользоваться. Никакой ночной кошмар не должен омрачить мои светлые мысли в предвкушении великого будущего!

***

Как и обещал, я подменил ребят на два дня, пока они рыбачили где-то за городом. Одно за одним, мой телефон заполнили MMS сообщения с фотографиями многочисленных окуней, сома, парочки жирных щук и множества другой рыбы, которую ребятам удалось выудить.

Пока дубильный раствор уничтожал все излишки жира и мягких тканей на заготовленном полотне, я старался быть идеальным продавцом и хозяйственником. Вечера проводил с Валентиной: мы ходили в кино, ели мороженое в кафе, гуляли по исторической части города и в целом наслаждались жизнью. Чем меньше оставалось дней, часов, минут, мгновений до конца химического дубления, тем более радостные эмоции окружали меня и мою валькирию.

Накануне предстоящей работы, я предупредил Валентину о том, что буду занят пошивом очень важной пары ботинок и не смогу отвлечься от своего дела. По всей видимости, пяти дней счастья моей богине вполне хватило для того, чтобы забыть все обиды. В конце концов подвал был чист, Сергёй отдраил его от крови, Валя могла приехать в любой момент и не застать меня за каким-нибудь занятием, о котором ей не следует знать. Всё будет выглядеть вполне естественно.

Но мои опасения касательно внезапного визита любимой так и не подтвердились. Пять часов каруселей в дубильном барабане и ещё двадцать три часа кропотливой работы превратили шкуру депутата Бурцева в настоящее произведение искусства: изящные туфли-броги с изысканным узором из декоративной перфорации. Вторая попытка соткать себе путь оказалась куда удачнее: за время своих творческих изысканий я уже приноровился работать с человеческой кожей, изучил все нюансы в обработке данного материала, поэтому туфли получились куда более аккуратными. Я решил усилить декоративный эффект перфорации и придать более изящный вид своим новым туфлям при помощи специального лака: после того, как покрытие высохнет, кожа приобретёт приятный светло-коричневый оттенок, поверхность станет более водостойкой, туфли можно будет мять, гнуть и скручивать, но при этом материал выдержит гораздо большую степень износа.

Целых две недели пришлось привыкать к обновке, пока ещё жёсткие туфли не разносились до нужной консистенции. «Соткать путь, чтобы человек мог нести его бремя с достоинством!» – скорняжно-сапожная магия сработала и в этот раз! Стоило новеньким туфлям-брогам перестать натирать мозоли на пятках, как на рабочий телефон магазина позвонили. Со мной пытался связаться некий Анатолий Звягинцев, генеральный директор фабрики Town-fashion Look. Его предприятия занимались выпуском кожаной фурнитуры и обуви.

– Здравствуйте, это магазин Шоршеткалок?

– Он самый, с кем имею честь вести беседу?

– Меня зовут Андрей Звягинцев.

– А, наши конкуренты, – я попытался выдавить из себя шутливый тон. – Что вам угодно?

– Дело вполне конкретное. Я хочу стать чуточку богаче, вероятно, вы тоже не против обзавестись дополнительными средствами.

– Как вам сказать, деньги это важно, но престиж ещё важнее. Вся обувь моего магазина пошита вручную. Я сам отбираю материалы и фурнитуру, а многие вещи шью на заказ.

– Похвально, похвально. Но вы, насколько мне известно, даёте работу преимущественно инвалидам?

– Да, это так. Совершенно не секрет.

– Представьте, сколько человек вы ещё можете спасти, если позволите компании иметь дополнительную прибыль.

– Вы проницательны. Но посудите сами: какой-то моветон размещать на одних и тех же стеллажах обувь ручной работы и продукцию сетевого бренда. Ни в коем случае не хочу вас обидеть.

– Что вы, какие обиды. Я с вами согласен. Бренд действительно сетевой. Вот только есть один момент, который вас действительно заинтересует.

– Я вас внимательно слушаю.

– Не так давно, буквально пару месяцев назад, я выкупил старую обувную фабрику. Оборудование там хоть и устаревшее, но добротное – производства СССР и ГДР. Цеха законсервированы, все коммуникации подведены, но не задействованы. Теоретически, в «живое» состояние фабрику можно привести за месяц, запускай людей – начинай работу.

– Это всё замечательно, а от меня что требуется?

– Я предлагаю вам стать управляющим фабрики. Формально, материально-техническая база будет принадлежать Шоршеткалоку: вы можете самостоятельно набирать персонал, составлять технологические карты, модернизировать и саму технологию производства. Но по документам конкретно данное предприятие, а не вся ваша франшиза, будет принадлежать Town-fashion Look. Мои условия таковы: семьдесят процентов от прибыли фабрики вы оставляете себе и своим людям, а я могу использовать ваш лейбл в рекламе. Вроде бы всё справедливо.

– Что ж, звучит весьма заманчиво. Дайте время всё обдумать. Позвоните мне через два дня, я поговорю со своими людьми.

– Хорошо. Два дня, и ни минутой больше.

Связь оборвалась. Будто истинный англичанин, Звягинцев предпочёл обойтись без прощаний. Новость была хорошей, по-настоящему хорошей впервые за долгое время! Не успел я обрадоваться до конца, как пришлось снова отвечать на телефонный звонок. На этот раз звонил Пугайло.

– Мастер, день добрый!

– Здравствуйте, Олег Несторович. Какими судьбами?

– На этот раз ничего хорошего, человек пропал, как-никак.

– Я к этому как-то причастен? – я сразу понял, о ком будет идти речь.

– И да, и нет. В общем, пропал Игорь Бурцев. Причём пропал при странных обстоятельствах. Он стал виновником ДТП, покинул место аварии бегом через лес. Потерпевший говорит, что он был пьян. Мы его ищем уже неделю. Как сквозь землю провалился, гад. Согласно показаниям коллег Бурцева, вы были последним, кто видел его до инцидента.

– Да, действительно. Мы с ним обсуждали детали сделки. Я хотел обустроить несколько секций параолимпийского резерва через его «Бердыш». Даже денег дал – полтора миллиона рублей. Выпили-закусили. Он напился в стельку, мы повезли его ко мне в мастерскую – показать, где мои люди работают. Там он протрезвел, посидел немного, чаю выпил. Ближе к вечеру вызвал такси – потом уехал. С утра прихожу на работу, а машины его уже нет. Вот, неделю звоню-звоню, а он пропал. Я уже начинаю переживать, не кинул ли он меня?

– Эх, мастер-мастер. До чего же вы наивный человек! Полтора миллиона этому проходимцу? Он же бывший бандит, я сколько раз этого гада пытался посадить, да всё из рук падла выскальзывал. Как карась! Вы что, совсем никаких документов не подписывали, никаких договоров не составляли?

– Нет, Олег Несторович, всю жизнь в этом городе живу – привык людям доверять. Думаю земляк, свой – не кинет.

– Да куда там уж… Не кинет. Эта сволочь только вначале две тысячи первого одного только свинца с предприятия вывезла на восемь миллионов. Постоянно своих рабочих нагревал на зарплату, они у него месяцами без премий сидели, а вы ему вот так запросто – полтора миллиона! Эх, мастер. Ну что я могу сказать, без намёка на договор я вам деньги не обещаю вернуть, но если эта скотина мне попадётся! Ох, он у меня сядет, ох и сядет! Под шконарём весь срок проведёт, как-никак петушиный поступок – кровные у инвалидов выуживать, там ему и место. Хватило же совести ваши деньги взять…

– Ваши слова ножом по сердцу, Олег Несторович…

– Да я понимаю, мастер, дорогой! Но жизнь такая – никому доверять нельзя. Ладно! Что-нибудь сочиним. И машину же свою забрал с парковки, сволочь… Так бы можно было через судебных приставов вам её отписать задним числом, так ведь он её в хлам разбил! Стоит кусок металла на штрафстоянке, уже всё – неликвид.

– Это да… Он как пропал, я решил пересмотреть записи с камер видеонаблюдения. Он уже пьяный за руль сел. Но от меня уезжал трезвый, конечно не сказать как стёклышко… Но трезвый. Где-то по дороге успел накидаться.

– О! А это уже кое-что. Отягчающее обстоятельство сможем доказать, как-никак. Вы можете мне сбросить это видео на электронную почту?

– Конечно, я как раз возле компьютера. Так, так. Минуточку. Всё, отправил.

Ненадолго на той стороне трубки воцарилось молчание, прерываемое короткими щелчками клавиатуры. Пугайло громко цокнул языком, таким образом, снова вернувшись к разговору:

– Твою мать, ну точно он. Его потерпевший в ДТП также описывал. Ублюдок, ох он у меня и сядет, ох сядет! Ладно, мастер, пока отбой. Как что выясню – сразу дам знать. До свидания!

– До свидания, Олег Несторович!

Ещё одна проблема обошла мой двор стороной. Что касалось предложения Звягинцева, естественно я уже заочно согласился, просто нужно было набить себе цену и не выглядеть дешёвой проституткой в глазах потенциального партнёра. С ума сойти, целая фабрика! В детстве мне нравились сказки Антеро Хаапалайнена про «цирк уродов»: на страницах яркой детской книжки необычные по своей природе люди развлекали гостей и были любимцами публики. Я находил это справедливым: трёхрукий жонглёр вызывал у детей неописуемый восторг, горбун-акробат заставлял людей пересмотреть свои взгляды на телесные увечья – стоило ему лишь закрутить сальто-мортале, мужчина «половинка» не имел нижней части туловища, но руки его были такими сильными, что он мог запросто догнать на них взрослого человека или с чудовищной лёгкостью сломать обидчику кость. Но обратная сторона морали Хаапалайнена такова: в обычной жизни герои сказки были презираемыми уродцами, которых «здоровые» члены общества милосердно похоронили заживо в своих «здоровых» фантазиях. Лишь господин Халонен, владелец цирка, видел в несчастных уродцах большой потенциал. В сказке он был единственным человеком без каких-либо увечий, выставленным в качестве положительного героя. Очевидно, что сейчас я чувствовал себя тем самым господином Халоненом, более того, я себя с ним отождествлял. Возможность заиметь собственную фабрику, куда я мог бы пристроить ещё больше обездоленных, несомненно, грела мою чёрную душу. Однако для воплощения столь смелой идеи в жизнь, требовалась широкомасштабная поддержка органов социальной защиты. Хвала Господу, такая «поддержка» каждую ночь засыпала в моих объятиях.

Вечером у нас с Валентиной состоялся серьёзный разговор: по приблизительным подсчётам для работы фабрики требовалось около ста пятидесяти человек с учётом ИТР.

– Тебе нужна целая рота рабочих рук. Это достаточно нелёгкая задача, ты должен понимать. – ответствовала Валентина.

– Понимаю, но иного выхода не вижу. Ну не могу я просто так отказаться от этого предложения. Ты же бывала в гостях у моих подчиненных?

– Конечно…

– И как, плохо они живут?

– Нет. Очень даже хорошо.

– Представь, что полторы сотни человек могут жить точно также, если не лучше. Вместо того чтобы гнить в домах престарелых, тесных однокомнатных квартирах, всяких социальных и благотворительных учреждениях. Для многих своих родственников они стали обузой, а бедные люди, прикованные к инвалидным коляскам, страдающие от собственной бесполезности, чувствуют себя настоящим мусором. Это ты понимаешь? Не в деньгах дело… – хотя, кому я врал, и в деньгах тоже.

– Да я понимаю, понимаю, чего ты завёлся? Я же не волшебница. Полторы сотни в нашем регионе может и не набраться – работоспособных. Насколько я понимаю, нужны будут именно рабочие руки?

– Я думаю, что и «не совсем» рабочих тоже нужно взять. Показать гогочущей армии обывателей, что у всех равные возможности.

– Но это же не рентабельно – их содержать.

– Плевать на рентабельность.

– Экономист из тебя так себе, а вот пропагандист… Прости Господи, Геббельс тебе бы позавидовал. Ладно, я что-нибудь придумаю. А как ты планируешь обучить такое количество людей?

– Я думаю, будем поэтапно запускать производство, набирать людей группами. По первой в магазине буду дежурить я и близняшки. Семён, Ринат и Андрей отправятся на фабрику – обучать персонал. Они уже умеют работать на оверлоках, знают, как готовить раствор для химического дубления. В конце концов, рабочие будут шить по готовым выкройкам, ничего сложного. Мои ребята отсеют из всего персонала наиболее талантливых и поставят их начальствующим составом, мастера смены и старшие мастера – бог с ними, а вот начальников смены и начальников цехов нужно будет найти с высшим образованием.

– Да уж, планы у тебя на уровне наполеоновских. Не боишься запутаться в деталях?

– Если всю жизнь чего-то бояться, можно вообще из дома не выходить. Я думаю, у нас всё получится. «Соткать путь, чтобы человек мог нести его бремя с достоинством!» – вот что важно! Остальное вторично. Мы шьём обувь, мы дарим человеку его путь.

– Иногда мне кажется, что ты настолько переполнен тайнами и мистикой, что разгадать все загадки не хватит и целой жизни.

– Тут ты права, я и сам порой теряюсь в закоулках собственного разума.

– Иди ко мне, моя мастер! Я тебя хочу.

Страсть настигла нас на кухне. Одним движением я смахнул с обеденного стола все чашки, плошки и вазочку с конфетами. Посуда с задорным грохотом разбилась о кафельную плитку. Я усадил свою валькирию на столешницу и грубым движением сорвал с неё трусики, задрав халат. Валентина едва слышно застонала. Мой член затвердел: чуть тонкий у основания и расширяющийся к головке, он напоминал уменьшенную копию бейсбольной биты.

– Ну же, – мурлыкала светловолосая валькирия, – Войди в меня.

Зверь внутри меня проснулся неожиданно быстро. Я исполнил просьбу своей второй половинки и грубо всадил в неё свою эрегированную «биту» из плоти и крови. Она стонала, будто жертва, которую на живую препарируют, целыми клочками сдирают кожу, отрезают пальцы, делают на теле разрезы и запускают туда свои грязные пальцы, раз за разом, раз за разом… От собственных мыслей я возбудился ещё сильнее и ускорил темп. Валентина успела кончить три раза подряд, её тело трясло в экстазе и в момент наивысшего наслаждения я эякулировал. Наши оргазмы вошли в резонанс, я чувствовал, как мощными толчками лоно возлюбленной заполняет вязкая сперма.

– Уфф! – проронила Валя, когда я аккуратно вытащил из неё член.

Из её влагалища прямо на стол брызнуло густое семя.

– Я всё уберу, – улыбаясь, говорила моя валькирия. – Занимайся своими делами.

Мы оба пошли в ванную – подмыться, после чего я отправился на балкон, а Валя вернулась на кухню.

Усевшись поудобнее, я набил чашу трубки вишнёвым табаком, сладковатый дым наполнил чубук, а потом и мои лёгкие. Я надавил на кнопку «play» старого кассетного плеера, в наушниках зазвучала до боли знакомая мелодия: «Go down Moses, way down in Egypt land, tell all pharaoes to let my people go»! Под Армстронга всегда легче думалось…