Текст книги "Джаз сапожных гвоздей"

***

Первым делом я набрал номер шефа полиции: абонент находится вне зоны действия сети. Набрал ещё раз: снова тоже гнусавое контральто. Если быть честным – я ожидал такого поворота событий. В России редкий рыбак уезжает за город без флакона «беленькой», к тому же Пугайло меня предупредил о своих грядущих приключениях. Что ж, видимо веселье пошло по непредвиденному сценарию, будем действовать по ситуации.

Я решил позвонить Умару, звонок застал чеченца врасплох.

– Алло, хозяин? Мне сейчас неудобно разговаривать, я в туалете! Кажется, отравился чем—то.

– Я заскочу в аптеку по дороге к тебе, куплю активированного угля. Дело есть, срочное.

– Понял, босс. Только, пожалуйста, бросьте трубку. Стыдно в такие моменты разговаривать.

Умар жил за городской чертой. Редкий эконом, он смог всего за два года скопить на частный дом с приусадебным участком. Как и Семён, он часто оставался ночевать на работе, экономил на проезде, ел что придётся, одевался во что получится. Когда я его подобрал на улице, тощего, вонючего, прикованного к инвалидной коляске, он абсолютно ничем не напоминал сегодняшнего могучего вайнаха. Умар был измученным бродягой, озлобленным на весь мир, преисполненным жажды мести.

Как и обещал, я заскочил в аптеку и взял несколько упаковок активированного угля. Даже с лёгкими алюминиевыми протезами вместо ног, Умар весил добрых сто двадцать килограмм, поэтому этого незамысловатого лекарства могло потребоваться много.

Прибыв на место, я припарковался у ворот участка и нажал на клаксон. Из-за забора послышался истеричный, гулкий лай. Спустя полминуты в дверном проёме показалось рыжебородое лицо, а потом и весь Умар целиком.

– Хозяин, – приветливо махал он ладонью-лопатой. – Заходи!

Во дворе моему взору предстал новенький УАЗ «Хантер». Изумрудного цвета, с мощным «кенгурятником» и огромным арматурным багажником на крыше.

– Удобнее ездить по деревенскому бездорожью. – оправдывающимся тоном сообщил Умар.

Какое великолепное совпадение! Ты купил машину для бездорожья и скоро нам предстоит оправиться в лес… на охоту.

– Держи, засеря. – протянул связку блистеров активированного угля.

– Хозяин, ну зачем ты так… – Умар покраснел.

Широченный чеченец жестом пригласил проследовать за ним. Мы переступили через порог и оказались в просторных сенях, оформленных в стиле «мужицкого минимализма»: деревянный пол, простенькие деревянные же стеллажи со всякой полезной мелочью, на полу невзрачный зелёный коврик, под высоким потолком болтается обшарпанная трёхрожковая люстра. Остальные комнаты огромного бревенчатого жилища также не отличались вычурностью убранства: традиционный интерьер русского дома, за тем небольшим исключением, что жил здесь самый настоящий чеченец.

– Я ненадолго. – Умар скрылся за дверью туалета.

Я проследовал в гостиную и уселся на широкий диван, обтянутый коричневым гобеленом. Подушку дивана покрывала солидная россыпь несвежих журналов «Вестник автолюбителя». На чайном столике стояла кружка недопитого кофе, на полу хлебные крошки. Тоскливые индикаторы холостой жизни. Ещё совсем недавно и я жил в похожих условиях – один на три комнаты.

– Фух, вроде отпустило, – Умар вытер проступившие на лбу капли пота рукавом серого маскхалата с пятнистым камуфляжным узором. – Что за срочное дело? Я думал сегодня помочь в мастерской, потом в магазин на охрану.

– Сегодня без тебя справятся. Тут такое дело, Умар. Ты ведь умеешь охотиться?

– Что за вопросы? Если я чеченец, то обязательно должен быть убийцей?

– Друг мой, не пори горячку. Так умеешь или нет? Вопрос вполне конкретный.

– Знаете же, что умею. Бывало, ходили с дедушкой по горам, брали дикого козла. У старика была и целая отара овец, часто приходилось волков отстреливать. Хитрый зверь!

– Значит, какой-никакой опыт имеется. А оружие есть?

Я встретил глазами колючий, неприветливый взгляд.

– Что всё это значит?

– Умар, тебе не кажется, что ты задаёшь слишком много вопросов?

– Пахнет мокрухой какой-то. – рыжие брови чеченца сошлись на могучей переносице.

– Ты не далёк от истины. Однако это не какая-то банальщина.

– Хозяин, я всё понимаю, ты много для меня сделал, но в тюрьму не хочу. Меня и так бывшие «коллеги» пытались найти и обезглавить за то, что я в две тысячи втором федеральным войскам слил место схрона боеприпасов в горах. Попаду в тюрьму – до свидания! Там наши люди имеют свои глаза и уши, посадят – не поминайте лихом! Считай что всё, нет больше Умара.

– Я всё предусмотрел. Шеф полиции не так давно купил у нас сапоги для рыбалки. Теперь нужны сапоги для прокурора – охотничьи. Пугайло, сам того не зная, сделал нам такую рекламу, что прокурор готов полностью закрыть глаза на все наши бесчинства.

– Так. Сапоги, это я понял. А причём тут мои навыки охотника? Я что-то не въезжаю.

– Надо будет поохотиться, Умар. Незаконно поохотиться. Мы убиваем добычу – свежуем тушку, замачиваем шкуру в дубильном растворе, а потом шьём сапоги. В награду – приличные бабки и протекция самого прокурора области.

– Ну раз так, тогда ладно. У меня есть «сайга», ну и патроны само собой. На кого охотиться будем?

– На охотника.

– Не понял!?

– На человека, на охотника! У меня в багажнике по мешкам рассованы химикаты для дубильного раствора. В салоне сорокалитровая фляга с водой. Подстрелим охотника – свежуем на месте, шкуру во флягу, туда же химикаты, мешаем и на пять дней в тень. Дальше сам разберусь.

– Эко ты завернул…

– Я знаю, о чём ты подумал. Однако спешу тебя уверить. Для тебя это приключение станет приятным, – я протянул Умару планшет «Тошиба», на весь шестидюймовый дисплей растянулся сайт одного из охотничьих хозяйств нашего региона.– Погляди, кто там главный охотовед и администратор.

– Доку Борзоев… Вот ведь ублюдок, – глаза чеченца наполнились дрожащими слезами ненависти. – Этот кусок говна предал меня, как собаку бросил подыхать…

– У тебя появился шанс отомстить.

– О да! Появился! Я отрежу ему башку, теперь уж точно своего не упущу…

– Возьми с собой собаку на всякий случай.

– Альфу? Думаю, не стоит. У неё течка. Волкособы ведут себя не особенно адекватно в такие дни.

– Волкособ? Я думал это хаски. Но не суть. Течка? Это даже хорошо… Есть одна идейка. Пойдём, поможешь мне всю хрень перетащить в твой джип.

Загрузка «Хантера» не заняла много времени. Прежде чем совершить поездку в лес, Умар постелил на заднем сиденье внедорожника старый плед.

– Вот сдалась тебе эта собака! Весь салон кровью уделает.

– Пригодится, увидишь.

В ответ Умар лишь растерянно пожал плечами.

***

Предстояло ехать добрых полторы сотни километров. Меж нами чувствовалось неприятное напряжение, мы оба молчали, за нашими спинами мерно дышала Альфа. Я решил начать диалог первым.

– Слушай, Умар, а почему ты так хорошо разговариваешь по-русски? И намёка на акцент нет.

– Я ведь коренной москвич, – улыбнулся чеченец. – В эти края меня нелёгкая занесла. Я не какой-то необразованный ваххабит. Родители интеллигенты: отец востоковед, окончил Институт стран Азии и Африки при МГУ, мать преподаватель русского языка и литературы – выпускница литературного института имени Шолохова. Обычнее советские граждане, с размытыми представлениями о национальности, религии, родословной. Отец часто мотался по командировкам в Монголию и Китай, мать допоздна задерживалась в школе. Я ведь до четырнадцати лет ни слова по-чеченски не знал, всё дед с бабкой из Грозного приезжали, пытались научить, оба когда-то пешком из Казахстана обратно на Кавказ вернулись. Рос почти что как сорняк, кое-как поступил геологический факультет того же МГУ – отец похлопотал. Всю жизнь мечтал горы увидеть, вот ведь нонсенс! Чеченец и о Кавказе только в книжках читал. До пятого курса был прилежным студентом, на пары все ходил, вовремя курсачи с рефератами сдавал.

– Так как тебя кривая дорожка-то в террористы занесла?

– Террористы… Не люблю это слово. Я предпочитаю называть себя свободолюбивым человеком! На пятом курсе была у меня преддипломная практика. Тему выбрал «Недра Кавказа». Выпросил у декана поездку в Чечню. Там всё и завертелось. Ты думаешь, почему дед так яро пытался мне привить любовь к родному языку, к исламской культуре? Он примкнул к местным радикалам, часто уходил в горы на несколько месяцев. Бабка его во всём поддерживала. Ждала месяцами напролёт своего возлюбленного Хусаина, милиции какую-то чушь про командировки несла. Дед был человек уважаемый, о нём не могли подумать плохого… Когда он узнал о моём желании приехать – обрадовался! Сам в Москву за мной примчался. Тряслись в плацкарте на боковушке, а он всё мне в глаза заглядывал, улыбался. «Молодец», – говорил, – «Вай, какой молодец!». Он так громко разговаривал и столь яростно жестикулировал, что как-то сразу становилось неловко. Глазами я искал лица наших попутчиков, чтобы в случае чего извиниться. А дед ничего не замечал. Всё нёс какую-то чушь про истинного бога, про неверных, про горы… Слушал я его в пол уха, да и понимал не так много, ведь говорили мы по-чеченски. Когда приехали в Грозный, какое-то уныние сковало… И где тот город с прекрасными улицами, залитыми солнцем и абрикосовым цветом? Обычная провинция, пускай и с вайнашским колоритом. Это сейчас в центре Грозного высятся небоскрёбы! А тогда городок мало чем выделялся на фоне других «житниц» Северного Кавказа. Ох и знатно же я обосрался тогда с этим дипломом. Поехал бы лучше на Урал или в Сибирь. Дёрнул шайтан!

– Да уж… И добавить нечего.

– Эх, хозяин! Мне тоже нечего… Дед плотно прессовал, как цыганка гипнотизирует вовремя подвернувшегося лоха, так он и у меня в мозгах копошился. В подробности вдаваться не буду… Сломался в общем, поверил в идею «кавказского халифата», со всякими арабами ручкался. В один прекрасный момент понял, что срать мне на этот диплом – воевать хочу! Такая каша в голове, что не приведи Аллах! Ходили по горам, стреляли «кяфиров» и «гяуров» срочной службы. Как-то зимой девяносто четвёртого шальная пуля ранила деда в живот. Долго умирал… Как воздушный шарик сдувался, уходил «в пол» от потери крови. Решил я тогда, что больше никого щадить не буду! До этого врал родителям про всякие конференции научные, про международные форумы, что сюда в институт перевёлся. Эх, наивный… Папа сразу просёк. Всё выспрашивал, что я здесь делаю да зачем. «Чего ты мне врёшь, сынок?» – говорил. А я давился словами – сказать нечего. Уж не помню при каких обстоятельствах я созрел позвонить в последний раз. Попросил у командира трубку спутникового телефона, набрал номер родителей. Сказал, что ушёл воевать, что неверным головы буду резать. Папа ответил, что нет у него больше сына, и не было никогда… Плакал тогда как баба, убежал в лес и ревел наперегонки с дождём. Потом схроны начали делать: всё, что удавалось отобрать у русских, всё, что смогли украсть или выменять – прятали в пещеры, а вход камнями заваливали. Одну такую нычку я лично делал. Не помню, сколько лет я по горам ходил, всё как зомби. Исхудал, бородой как шайтан зарос. Помню, как у русских оказался. Вечером, как раз перед Новым годом, кто-то из наших пацанов, кажется Ибрагим, выпросил у командира трубочку – маме в Чири-юрт позвонить. Ну, ротный разрешил, праздник же! Ибрагим что-то объяснял маме, кричал в трубку. Так совпало, что в этот момент русские обстреляли из миномёта колонну наших грузовиков с провиантом. Пришлось спешно собирать манатки и валить, кубарем, бешено, сквозь колючие кусты. Ибрагима тем же вечером расстреляли. Посчитали, что это он слил нашу позицию федеральным войскам. Я решил не вякать, хоть и краем уха слышал разговор несчастного пацана с мамой. Никаких координат, никакой информации, обычные разговоры о делах и здоровье.

Через пару дней меня и ещё двоих здоровенных мордоворотов отправили «изучать местность». Я уже понял, что всё – хана. Один упёр ствол автомата в затылок, второй отобрал оружие. Подвели меня к краю обрыва и дали хорошего такого пинка. Испугались, твари, что я как и Ибрагим, слил что-нибудь русским. Борзоев, гнида, грёбаный параноик, вспомнил о моём звоночке маме с папой. Летел я недолго – всего полсекунды. Метров тридцать, может, была высота – отвесный склон. Приземлился прямо на ноги всем весом, а они у меня как у кузнечика – в обратную сторону коленками выгнулись, вывернулись мясом наружу. Думал подохну, ан нет… Не повезло. Даже волки не сожрали. Выжил, хоть и не так радостно: русские погранцы подобрали. Привезли к себе в лагерь и сразу под капельницу, конечности мои искалеченные отпилили, всё зашили, отмыли, загипсовали и обогрели, а потом только расспросы устроили. Такая у вас русских традиция, у бабы Яги что ли научились?

– Да, – смеюсь. – Наверное, у неё.

– Ну, я и всё выдал. Как на духу выложил. Думаю, что мстить до конца здоровье не позволит, так хоть запасы тварям подпорчу. Выдал координаты схрона. Русские всё растащили, до последнего патрона. Говорят же, что на войне все средства хороши. Меня отпустили… Идти некуда, домой в Москву мать с отцом не пустят. Здесь оставаться – свои замочат. В благодарность воинская часть собрала мне денег, хоть и копейки, да уже кое-что. Нашли старую инвалидную коляску – усадили меня в неё, так и ездил обрубком туда-сюда по их лагерю, пока меня один дембель с собой не забрал. На поезде привёз сюда, пристроил в ночлежку, а потом понеслась… Стыдно признаться, бомжевал… Бутылки пытался сдавать, милостыню выпрашивал. И так несколько лет… А потом пришёл ты. Теперь вот, обувь продаю, магазин охраняю, по хозяйству помогаю одному хорошему человеку.

– Да брось ты, Умар! За добро добром.

– А вот теперь и помогаешь мне должок старый отдать. Борзоев, гнида… Откуда ты узнал, что он раньше моим командиром был? Я ведь не рассказывал толком ничего.

– Через ментов пробил. Пугайло похлопотал. Совместил приятное с полезным! Он сказал, что для своего друга прокурора хоть гуманоидов с Марса привезёт. За язык никто не тянул, вот и пришлось ему рассекретить некоторые сведения о бывших «свободолюбивых людях». Уж не знаю, каким чудом здесь оказался твой старый знакомый. Это же надо, какое совпадение: ты и твой бывший командир жили друг у дружки почти что под боком.

– Э нет, хозяин. Таких совпадений не бывает! Сам Аллах послал мне шанс отомстить!

***

Дорога уходила вниз под наклоном, узкую полосу асфальта с двух сторон обступили костистые бока вековых сосен. Тишина давила на барабанные перепонки, становилось не по себе.

– У тебя цифровой плеер?

– Да.

– Жалко. У меня кассета с собой. Люблю слушать музыку в дороге, джаз!

– Ну так давай радио включим!

– А, включай, – я махнул рукой. – Лучше чем ничего…

До охотничьего хозяйства осталось полтора километра пути. Я решил набрать нашего друга, дабы убедиться в его присутствии на рабочем месте.

– Алло, Доку Ахмедович?

– Да!

– Я оставил на сегодня бронь с электронной почты, на весь день. Заказ ещё в силе?

– Обижаешь, дорогой! Конечно в силе! Приезжайте скорей – лично вас встречу.

– Мы уже подъезжаем.

Умар заметно нервничал. Руки вцепились в баранку «Хантера», костяшки пальцев побелели. Глаза чеченца грозили вывалиться из орбит от нахлынувшего напряжения.

– Эй, эй! Расслабься.

– Нет… Не могу.

Вот из-за крутого поворота показались одноэтажные деревянные дома с двускатными крышами. Типичная русская глубинка, за тем исключением, что дома уже давно покинули семьи, однако предприимчивые бизнесмены, жадные до халявы, предпочли не сносить угрюмые чёрные избы. Сделали ремонт, какие-то дома отвели под жильё для персонала, где-то держали хозяйственный инвентарь, поставили сараи, обжились в общем.

На дорогу выскочил высокий сухопарый мужчина в маскхалате лесного камуфляжа. Он зазывно махнул нам рукой. Умар, стиснув зубы, припарковал джип у обочины.

– Вай зараза! Точно он. Убью шакала!

– Тихо, тихо. Рано ещё. Слушай, я тут один момент упустил. А вдруг он тебя узнает?

– Не узнает. Когда мы виделись в последний раз, я весил вполовину меньше и был бородой заросший, как бомж на Казанском вокзале.

Мы вышли из машины, сначала я, потом Умар. Борзоев подошёл ближе.

– А вот и гости приехали, – в отличие от моего друга, этот чеченец говорил с ужасным акцентом. – Добро пожаловать на нашу делянку!

– Здравствуйте, Доку! Места у вас здесь ничего, верно? – ткнул Умара локтем в бок.

– Да. Воздух что надо!

– Э-э-э салам, брат, – протянул Борзоев, обращаясь к Умару. – Кавказец?

– Да!

– Вижу что наш! Как звать?

– Алибек. – соврал Умар.

Я видел, как моему другу становится дурно от собственной лжи. Доку обратился к Умару на родном языке, между ними завязался короткий диалог. Борозоев рассмеялся и хлопнул меня по плечу.

– Вай молодцы какие! Что ж ты сразу не сказал, что первый раз на охоте?! – протянул Борзоев, заглядывая мне прямо в глаза.

– Да как-то неудобно…

– Неудобно спать на потолке – одеяло падает!

Отчего-то мне жутко захотелось придушить эту мразь. Он так гадко смеялся, что хотелось избить его до полусмерти и в самый мучительный момент агонии запихать ему в глотку охапку опавшей листвы. Тяжёлый взгляд Умара давал понять, что мой безногий друг пребывает в схожем расположении духа.

– Ну, пойдёмте со мной, джигиты. Охотиться будем. – Борзоев поправил двуствольную «вертикалку» на плече.

Глухой звериной тропой мы шли через лес. Я чувствовал, как нервы Умара начинают сдавать. Рослый бородач скрипел зубами, крепко сжимая в руках полуавтоматическую «сайгу».

Мы старались двигаться бесшумно, чтобы не спугнуть случайную дичь, обещанную часом ранее. Чем дальше мы продвигались в чащобу, тем более сырым и тяжёлым становился воздух. Деревья росли всё плотнее, казалось, что задумчивый старый лес окружает нас, берёт в плотное кольцо, готовится навсегда взять в плен. Проводник же пребывал в невозмутимом спокойствии. Казалось он и не подозревает, что над ним готовятся учинить расправу. Борзоев был бодр, весел и удивительно доверчив. Мы вышли на зелёную опушку, окружённую стройными клёнами.

– Тихо, – с губ Борзоева сорвался сиплый шепоток. – Смотрите!

На краю опушки показался красивый, статный зверь: широкогрудый пятнистый олень осторожно нюхал воздух.

– Видели, – Борзоев продолжал шептать. – Я лично возил зверей из Нальчика – их здесь уже седьмое поколение родилось. Давай, брат! Держи ружьё, здесь всего метров пятьдесят. В двустволке пулевые патроны. Прицелься хорошенько, я тебе помогу.

Борзоев жестом указал мне лечь. Я послушался и покорно окунулся в прохладную траву.

– Так, держи его на мушке, чуть ствол вверх подними, ага…

«Хрясь» – Умар одним ударом приклада прижал голову старого боевика к земле. Рот Борзоева раскрылся в беззвучном крике, его сознание померкло, нижняя челюсть безвольно повисла, выпуская на свободу поток густой слюны. Глаза бывалого охотоведа закатились, он провалился в глубокий нокаут.

Пятнистый олень по-прежнему стоял на краю опушки, но уже настороженно глядел в нашу сторону.

– Ну что, хозяин, дай освежую урода?

– Да-да, только джип подгони сюда, не заблудишься?

– Обижаешь! После чеченских гор, я любой равнинный пейзаж с первого раза запоминаю! А эти ноги, – постучал кулаками по протезам. – Не знают усталости.

– Ты давай болтай поменьше, горец. Я тебя здесь подожду, посторожу нашего друга.

– Так вдруг очнётся раньше времени, а ты ведь стрелять не умеешь…

– Да? – я поднял ружьё, навёл ствол на шевелящегося Борзоева и нажал на спусковой крючок, БУМ, голова разлетелась кровавыми ошмётками в разные стороны. – Я вроде такого не говорил?!

Умар вздрогнул, в выражении его лица появилась едва уловимая тень:

– Ладно, жди! Я постараюсь быстро.

Я смотрел на край опушки, где секунду назад красовался величественный зверь. Он ушёл. Перед глазами зеленел лишь щербатый оскал смешанного леса.

Через час послышался звук автомобильного двигателя, на опушку выкатил «Уазик».

Я уже успел разделать нашего друга. Шкуру заботливо уложил на траву. Горка отдельных частей туши Борзоева лежала на его собственной одежде. Слава богу, хватило ума взять с собой старую, но всё ещё острую складную ножовку.

Умар не выдержал. Его желудок оказался слаб для подобного зрелища: чеченец согнулся пополам и тугим потоком изрыгнул из себя весь сегодняшний завтрак.

– Хватить блевать! Помоги-ка мне дружок.

– Фух! Сейчас, приду в порядок.

Умар вытер со лба проступивший пот и большой сосновой палкой, найденной тут же – на опушке, принялся мешать дубильный раствор в большой алюминиевой фляге. Резкий запах химикатов бил в ноздри. Я нежно погрузил шкуру в раствор и закрыл крышку фляги.

Далее следовало избавиться от останков. На этот раз нам помогла Альфа – верная сука волкособ: Умар крепко зажал собаку между ног, задрав ей хвост, тем временем я тщательно тёр каждый кусок Борзоева о собачью вульву. На шматах обескровленного человечьего мяса оставались едва различимые следы тёмной собачьей крови. Течка была в самом разгаре, каждая моя махинация позволяла заметно испачкать расчленённые останки густыми менструальными выделениями.

– Зачем тебе это? – спрашивал Умар.

– Сейчас немного пройдёмся и раскидаем останки твоего командира по кустам. В наших лесах со времён Киевской Руси водятся волки, а может и ещё раньше… Что привлекает кобеля собаки сильнее запаха колбасы? Запах течной суки! Тут и думать нечего. Кобель или волк, разница не принципиальная, представители одного вида. А женские ароматы твоей гибридной псины уж точно помогут получить нужный эффект.

– Ваша гениальность не знает границ, – мрачно подметил Умар. – Омерзительно, но умно.

– Простая житейская логика, никакой магии.

Сказано – сделано. Ещё полчаса прогулки и Борзоев навсегда остался в разных частях своего любимого леса. Окровавленную одежду облили соляркой и сожгли на опушке.

Половину обратной дороги мы ехали молча. Умар был мрачен и сосредоточен. Волкособ Альфа развалилась на задних сиденьях и негромко похрапывала.

– Хозяин, – начал Умар. – Я думал, что ты мне оставишь убить эту гниду. Мне так хотелось его живьём выпотрошить!

Внезапное чувство вины обожгло внутренности кислым кипятком. Слепая ярость, безоглядное увлечение делом сделали меня чёрствым, я видел в убийстве Борзоева лишь яркий натюрморт собственной выгоды. Обижать друга совершенно не хотелось, но всё произошло слишком стремительно, невозможно отмотать всё назад и поступить по-другому.

– О господи, Умар, прости меня, пожалуйста. Дурак, не подумал!

– А я ведь последние десять лет только об этом и мечтал. Жил ожиданием мести! Сколько раз себе представлял, как я этому шакалу горло режу…

– Умар, ну прости меня… Я не знал что это для тебя так важно.

– Я-то тебя прощу, не могу не простить – жизнью обязан, крышей над головой… Но как мне с этим дальше жить? Чем пустоту эту заполнить?

Дорогой мой Аркадий Валентинович! Если бы Вы знали, каким замечательным человеком был Умар! В его душе навсегда закрепилось то многое, что издревле определяло горцев прирождёнными воинами. Ему не были чуждыми романтичность, сострадание, доброта, все эти качества были связаны воедино крепкими узами мужественности и силы. А потом его не стало… Вечером после охоты мы распрощались перед дверями Шоршеткалока. Я свистнул Семёна, чтобы тот помог опустить флягу в подвал. Следующим утром Умар должен был приступить к работе, но в магазине его не оказалось, в телефоне слышались длинные тревожные гудки, но никто не поднимал трубку. В сердце закралось тухлое чувство страха.

Будто ошпаренный, я выскочил из магазина. Ехал за город с ощущением мерзкого комка в груди, который медленно полз к горлу. Что-то случилось, определённо случилось… Я пару раз нарушил правила дорожного движения – выруливал на встречную полосу, пролетал на красный свет, пересекал две сплошные… Спешно припарковавшись у железных ворот, выкрашенных в зелёный цвет, выскочил из машины – надавил на дверной звонок. За воротами зычным лаем отозвалась Альфа. Звонок, ещё один и ещё – никто не открывает… В багажнике лежало ружьё Борзоева, а в нём ещё один нетронутый патрон. Я закинул оружие за спину, перемахнул через забор, приставил приклад к плечу и ринулся в приоткрытую дверь дома. Тишина… Никаких следов борьбы, едва уловимый запах крови не предвещал ничего хорошего. Я обошёл несколько комнат, а потом заглянул в спальню. Умар сидел на стуле, сжимая в руке верную «сайгу». Голова превратилась в кровавое решето: ствол карабина вышел сквозь огромную дыру в затылке, тело навалилось на оружие всем весом, уцелевшая нижняя челюсть и остатки нёба упёрлись в цевьё, не давая трупу упасть. На прикроватной тумбочке лежала записка:

«В моей смерти прошу никого не винить! Сводя старые счёты, я убил Доку Борзоева. Настигнув цель кровной мести, не вижу смысла дальше жить. Умар.»

Ах ты ж хитрый чеченец: заставил меня испытывать чувство вины за должок, который я помешал отдать, так ещё и всё взял на себя, совершил благородный поступок и ушёл из жизни, оставив меня в дураках. Ведь теперь я не смогу тебе ничем отплатить, пока твоя рыжая бородатая морда ухмыляется мне из пучин ада… Ничего Умар, ничего, встретимся! Предавай привет моей маме.

Я стоял абсолютно растерянный и совершенно не знал, как лучше поступить. Однако решение довольно быстро нашлось само собой: Пугайло! Я набрал номер шефа, тот взял трубку практически мгновенно.

– Какие люди! Чем обязан, мастер?

– Олег Несторович, беда! Мой подчинённый покончил с собой.

– Самоубийство? Вы уверены?

– Да. Это определённо самоубийство. – мой голос дрожал. Вся спальня в мозгах. Тут ещё записка лежит.

– Записка? Что в ней написано?

– «В моей смерти прошу никого не винить! Сводя старые счёты, я убил Доку Борзоева. Настигнув цель кровной мести, не вижу смысла дальше жить. Умар.»

– Умар? Это тот сраный недотеррорист что ли?

– Чеченец…

– Одни проблемы с этими кавказцами. Зачем вы вообще его на работу взяли? Опасно, как-никак.

– Он хороший человек был, исполнительный… Я вообще ничего такого про него и подумать не мог.

– Ну да… – Пугайло ненадолго замолчал. – Одно полезное дело сделал! Я этого Борзоева никак за яйца схватить не мог. Бывший террорист, а везде у него всё, понимаешь, схвачено! За спиной куча военных преступлений, однако ж по какой-то причине ФСБ его просто так не хотело отдавать. Творил что хотел! У него даже на ружьё лицензии не было, когда мои люди с ним крайний раз виделись, однако ж и тогда отмазался, гад! Молодец твой Умар, хорошее дело сделал, как-никак!

Ружьё, ружьё… Надо было спрятать ружьё. Я отворил дверь и вышел во двор. Положил двустволку в багажник и накидал сверху всякого рабочего хлама. Пугайло всё говорил и говорил, с мозгодробящей монотонностью перечислял мне все злоключения проклятого Борзоева! Знал бы ты, шеф, в каких сапогах теперь будет ходить прокурор!

…и тогда его взять не удалось! – тараторил Пугайло.

– Я понял вас, Олег Несторович, но мне что делать-то теперь? Полицию вызвать?

– Не надо никого вызывать! Главное – не трогайте ничего, разберёмся. Сейчас если левые следаки приедут, заколебут вас таскаться на допросы, затяните с заказом – прокурор обидится. Я сейчас всё организую. Приедут мои ребята и сделают всё как надо. Ждите! – Пугайло повесил трубку.