Электронная библиотека » Александр Донцов » » онлайн чтение - страница 3


  • Текст добавлен: 17 декабря 2014, 02:36


Автор книги: Александр Донцов


Жанр: Культурология, Наука и Образование


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Интернет-портрет зависти подтверждают материалы «Русского ассоциативного словаря», подготовленного Российской академией наук[26]26
  Русский ассоциативный словарь: В 2 т. М., 2002.


[Закрыть]
. Авторами словаря в период с 1988 по 1997 г. было опрошено 11 тысяч студентов первых-третьих курсов разнопрофильных вузов всех регионов России. Каждый участник в течение 7-10 минут должен был заполнить анкету, записав против каждого из предложенных слов-стимулов только одну, первую пришедшую на ум ассоциацию-реакцию. Родной язык всех опрошенных – русский. Какие же ассоциации вызвало слово «зависть»? Доминировала черно-белая цветовая гамма: наибольшее количество участников вспомнили черный цвет, в несколько раз меньшее – белый. Кроме того, зависть оказалась земной, дикой, большой, женской, колючей, лютой, мерзкой, плохой, проклятой, скрытой. Завистниками выступили женщины, друзья, другие знакомые, родители, в том числе мама, а также Сальери. Среди тех, кому завидуют, упомянуты только подруги и птицы. Действие зависти обозначено глаголами гложет, дергает, обламывает, съедает. Зависть заставила вспомнить: ненависть, злость, корысть, злобу, подлость, порок, бесов, великий грех, вред, гадость, горе, жестокость, крах, месть, мразь, наглость, неловкость, скупость, стыд. Отчетливо негативная оценка зависти проявилась и в том, в ответ на какие слова она сама послужила реакцией. Это уже встречавшиеся корысть, ненависть, злоба, злость, страдание, порок, мучение, отвращение, а также гложет, заела, лопнуть, жгучая. Но здесь возникли и некоторые новые моменты, характеризующие, по-видимому, обстоятельства, контекст возникновения обсуждаемого чувства. О зависти участников опроса заставили вспомнить такие слова, как лидерство, корона, роскошь, гений, победить, первый, взаимозависимость и даже почему-то веселый. Любопытно, бывает ли какая-нибудь иная реакция на чужое превосходство? Как вы полагаете, читатель, мы обречены испытывать зависть к успехам окружающих? Вот уж кара так кара! Не случайно, наверное, древние греки включали убийство в число допустимых мер избавления от этого мучительного чувства.

К древним грекам, как и к Каину с Авелем, мы обратимся попозже, пока же задумаемся: откуда родом это столь красочно воспринимаемое слово, судя по всему, долгие столетия не оставляющее равнодушными русскоговорящих? Какова этимология слова «зависть», выражаясь по-ученому? Достаточно очевидный и краткий ответ нашел в этимологическом словаре М. Фасмера[27]27
  Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В 4 т. М., 1964–1973.


[Закрыть]
. Определив зависть как страдание при виде чужого благополучия, автор считает это существительное производным от глагола завидовать, его же, понятно, связывает с видеть, в данном случае – дурным глазом. В том же ключе, но более обстоятельно, зависть трактуется в «Историко-этимологическом словаре современного русского языка» П.Я. Черныха[28]28
  Черных П.Я. Историко-этимологический словарь русского языка: В 2 т. М., 2007.


[Закрыть]
. Сославшись на «Материалы для словаря древнерусского языка» И.И. Срезневского, автор отмечает, слова «зависть» и «завидовать» появились в русском языке не позднее XI в. – в этом мы уже смогли убедиться, – причем старшее значение завидъти – видеть издали, начать видеть, а с учетом широко распространенного поверья о дурном глазе – засмотреться недоброжелательно, косо или зло. Кстати, глагол «видеть» состоит в кровном родстве с глаголом «ведать» – знать, ощущать, управлять – благодаря общему индо-европейскому корню weid-//wid– знание. Интересный пример взаимопроникновения «видеть» и «ведать» приводит известный французский лингвист Э. Бенвенист в «Vocabulaire des institutions indo-européennes»[29]29
  Бенвенист Э. Словарь индоевропейских социальных терминов. М., 1995.


[Закрыть]
. Анализируя используемые Гомером устойчивые формулы взывания к богам – «Да ведает, во-первых, Зевс… Земля, Солнце» (Ил., 19, 258), – Бенвенист заключает, что «да ведает» здесь означает «да видит». «Речь идет о приглашении богов в свидетели клятвы; а свидетель с давних пор – свидетель лишь потому, что он «ведает», и прежде всего потому, что «видит»[30]30
  Там же. С. 341.


[Закрыть]
. Правило, сформулированное в древнеиндийском тексте «Satapatha Brahmana», – доверять видевшему больше, чем слышавшему, – реализуется во многих европейских языках. Неопровержимо лишь свидетельство очевидца, поэтому и призывают богов в свидетели, предлагая им увидеть. В латыни аналогичный призыв акцентирует «внимание» и «понимание», хотя не исключает значимость визуальных аргументов. Самое древнее значение латинского слова arbiter – «арбитр» – незримый свидетель, видящий и слышащий происходящее, более позднее – судья, разрешающий спор в силу законной власти.

Издали, негодуя, рассматривать благоденствие соседей казалось мне настолько исконно русским, своим, что поначалу даже слегка возмутился, узнав, что в античные времена «чужие» римляне не чурались того же самого. Латинское invidia – «зависть, ненависть» – произошло от латинского же invidere, означающего фиксировать взгляд на чем-либо, страстно желать чего-то, точнее – зариться на что-либо, смотреть дурным глазом, сглазить. Немного подумав о причинах своего возмущения, вспомнил одну из любимых фраз знакомой старушки: «У каждого свои трудности: у кого-то – жемчуг мелкий, у кого-то – щи пустые». После очередного выслушивания сентенции обычно утешал собеседницу: при всех различиях тех и других объединяет искреннее чувство горя. Впрочем, эта дама не нуждалась в моем утешении, ей было абсолютно безразлично, что я думаю и думаю ли вообще. Возможно, была права: что нового она могла услышать о людях в свои без малого сто лет? Как вы полагаете, читатель, отличается ли зависть древнеримского патриция от зависти современного «рублевского» олигарха? Не знаете? Вот и я не знаю, но подозреваю, разглядеть эти различия удастся лишь в мощный «психоаналитический микроскоп», если они существуют.

Поскольку латинский – да простят меня знатоки и ценители мертвой словесности – достояние лингвоархеологии, предлагаю «зафиксировать взгляд» на французской envie – ныне здравствующей прямой наследнице латинской invidia. Зачем? Сравнив судьбу envie во французском и «зависти» в русском языках, мы сможем хотя бы отчасти удостовериться в напрашивающемся предположении об исключительной устойчивости и универсальности семантики этого слова в различных культурно-языковых пространствах. Начну с того, что в этимологических словарях рождение envie датируется началом XI в., тогда же, напомню, письменно зафиксирована и древнерусская «зависть». Не думаю, что существуют какие-либо содержательные причины подобного совпадения. Во всяком случае мне они не известны. Однако невольно возникает искушение поискать те конкретные исторические события, которые могли стимулировать распространение слова «зависть» в средневековых письменных памятниках каждого из языков. Маловероятно, что бытовая зависть, несомненно, известная писцам, удостаивалась чести быть упомянутой в рукописях, написанных за четыре столетия до изобретения Иоганна Гутенберга.

На Руси к такого рода событиям с достаточной уверенностью можно отнести два. Первое – крещение (988 г.) и последовавшие за ним создание первых монастырей и распространение старославянских переводов Евангелий, клеймивших зависть как дьявольский грех. Второе – отраженная в летописях братоубийственная междоусобица в роду киевских князей. В 977 г. борьба сыновей Святослава, Ярополка и Олега, закончилась смертью последнего, третий брат, будущий Владимир I Святославич, бежит к варягам, но через два года возвращается и, убив брата Ярополка, в 980 г. начинает княжить в Киеве. Родившийся в том же году сын Ярополка Святослав I Окаянный, усыновленный князем Владимиром Красное Солнышко, в 1015 г. организует убийство своих братьев: Бориса Ростовского, Глеба Муромского и Святослава Древлянского – и становится великим князем Киевским (до 1019 г.). Интерпретация этих событий в русских былинах и летописях, естественно, не могла обойтись без слова «зависть». Проблематика зависти частично представлена и в «Русской Правде» – своде древнерусского феодального права, включавшем отдельные нормы «Закона Русского», «Правду» Ярослава Мудрого, «Правду Ярославичей», Устав Владимира Мономаха и другие нормативные документы. Начало составления «Русской Правды» приходится на XI в. Тогда же на Руси приступили к чеканке собственной монеты – златников и серебряников. Обладание монетами стало доступным восприятию каждого овеществлением неравенства и распространенным объектом зависти. Впрочем, в то далекое время, как и нынче, она могла найти множество иных объектов.

Согласно изданному в 2008 г. толковому словарю французского языка «Le nouveau Petit Robert de la langue franзaise», появившееся в начале XI в. слово «envie» исходно означало ненависть, злобу, отвращение, а с середины XII в. стало использоваться для указания, во-первых, на раздражение и неприязнь, испытываемые человеком к тем окружающим, кто обладает недостающими ему преимуществами; во-вторых, на острое желание, позыв добиться чего-то, стремление удовлетворить некие потребности и интересы вне ситуации соперничества. Назвать события того времени, которые способствовали подобному смысловому наполнению envie, а также его письменному распространению, весьма затруднительно. История Франции XI–XII вв. содержит немало фактов, свидетельствующих о возрастающей роли духа конкуренции в общественной жизни и, как следствие, укоренении в массах смешанного чувства вожделения и озлобления. В военно-аристократическом сословии стремление к славе и превосходству канонизировано кодексом чести рыцарей, обязанных отстаивать попранное достоинство в смертельных поединках. 24 ноября 1095 г. папа Урбан II произносит в Клермоне знаменитую проповедь с призывом выступить в Крестовый поход для освобождения от неверных Святой земли и гроба Господня. Речь папы имела громадный успех, и уже зимой того же года образовалась большая «армия» крестоносцев из беднейших слоев. Плохо вооруженные, с нашитыми на плечо крестами, они почти полностью были истреблены сельджуками. Но менее чем через два года в Константинополе вновь собралось примерно 300 тысяч крестоносцев, и начался настоящий 1-й Крестовый поход. Мотивы, побудившие людей к участию в нем, естественно, различны. Кто-то искал почестей и богатства, кто-то – освобождения от долгов, кто-то – отпущения грехов. Но все эти люди – от графа Тулузского Раймунда и герцога Готфрида Нормандского до безземельного батрака из Лотарингии – были объединены «священной» ненавистью к иноверцам. Любопытно, слова «ненависть» (haine) и «ненавидеть» (haпr) также появились во французском языке в XII в.

Не думаю, что расцвет рыцарства и Крестовые походы – единственные причины появления лексики противостояния, борьбы, озлобления, предательства, зависти и т. п. Увеличивается численность городского населения, развивается т. н. коммунальное движение – борьба горожан за независимость от сеньоров под лозунгом коммуны (одними из первых в Западной Европе такие коммуны возникли на севере Франции). В городах появляются рынки и ярмарки – постоянно действующие и сезонные торжища, ярмарка во французской Шампани приобретает значение общеевропейского центра торговли. Рынок же, как нам с вами, читатель, хорошо известно, стимулируя потребности, обнажает дефицит возможностей, что открывает простор для зависти. О ней, по-видимому, вспоминали и странствующие народные певцы – носители складывающейся в это время во Франции эпической традиции. В аристократических кругах приобретают популярность стихотворные переложения библейских легенд, в том числе о Каине и Авеле.

Подытожим. Историко-культурный контекст жизни средневекового француза давал множество оснований воспринимать ее не только как арену борьбы с силами слепой стихии или безжалостного рока, но и как столкновение противоположных человеческих ценностей, интересов и страстей. Требовалось слово, обозначающее острое, сродни органическим нуждам, желание обладать чем-либо в ситуации соперничества с другими страждущими, удача которых становилась и ориентиром, и преградой на пути достижения цели и вызывала неприязнь к преуспевшему. Иначе говоря, требовалось слово, именующее массовое стремление добиться бо́льшего, чем есть в настоящий момент, но не меньшего, чем у соседа. Именно таким словом и послужило «envie», указывающее одновременно и на жгучее влечение, и на ненависть к чужому превосходству. Полагаю, читатель, это на первый взгляд сугубо лингвистическое событие имело серьезные социально-психологические последствия. Привычка жить с постоянной оглядкой на окружающих, рассматривая их успехи и неудачи как мерило собственных побед и поражений, – тысячу лет спустя профессиональные психологи назовут это «социальным сравнением» – становится важнейшим регулятором социального поведения и генератором социальных эмоций – зависти, ненависти и ревности. Забыл упомянуть, французский эквивалент ревности – jalousie – также рожден в XII в.

Проанализировав лексическую эволюцию слова «зависть» во французских литературных текстах XIII–XV вв., лингвист Мирей Венсен-Касси обнаружила ряд интересных тенденций[31]31
  Vincent-Cassy M. L’envie au Moyen Âge // Annales. Economies. Sociétés. Civilisations. 35 année. № 2. 1980.


[Закрыть]
. В течение этих трех столетий, во-первых, неуклонно росло количество упоминаний l’envie в сопоставимых по жанру и объему произведениях. Согласно конкретным свидетельствам, приведенным автором, до середины XIV в. частота использования слова весьма незначительна, после событий 1380 г. она «взорвалась». Напомню, 16 сентября 1380 г. умер французский король Карл V из династии Валуа. Ему наследовал малолетний сын Карл VI (1368–1422). Регентами стали враждовавшие из-за власти дяди короля Карла VI по отцу герцоги анжуйский, беррийский и бургундский и дядя по матери герцог бурбонский. Ставший общеизвестным накал их противостояния был назван современниками «битвой Каинов», причина которой – лютая зависть принцев друг к другу. Во-вторых, в этот период утвердился двузначный – социальный и психологический – объяснительный потенциал l’envie. В светской литературе слово обозначало истоки неприязни как социальных групп (слоев, корпораций, сословий и даже стран), вызванные видимым превосходством одной из них, так и их представителей. Захватнические планы чужеземцев, бунты крестьян, недовольство ремесленников, споры городов и деревень, возмущение роскошью дворян и богатством церкви – за этими и им подобными катаклизмами средневековые французские писатели усматривали зависть социальных групп, считающих себя незаслуженно обездоленными, униженными и стремящихся восстановить справедливость.

Использование слова «зависть» для именования причины массовых волнений вполне уживалось с возможностью его употребить для указания на индивидуальное возмущение чужим успехом, благополучием, признанием. Примеры соответствующих высказываний свидетельствуют: наибольшее раздражение вызывали внешние признаки благоденствия – одежда, еда, экипажи, балы, дома и т. п., постепенно осознанные как следствие обладания деньгами. Именно деньги в конечном счете стали главным объектом зависти, и адресовалась она прежде всего тем, кто ими обладал: знати, буржуа, адвокатам, ростовщикам, монахам. Особенное негодование вызывали стремящиеся богато выглядеть без должных оснований. Их самих обвиняли в зависти. По словам автора, на фресках XV в. в деревенских церквах этот грех персонифицировали в основном мужские фигуры в городском платье, чуждом крестьянскому быту. Надежда показаться более благополучным и состоятельным как показатель зависти? Увы, лексическая связь l’envie с тщеславием в статье не прослежена, но гипотеза о том, что публичная демонстрация своих действительных и мнимых достоинств – не только причина, но и следствие зависти, уверен, заслуживает внимания. В том, что хвастовство подспудно мотивировано желанием вызвать зависть окружающих, убеждался не раз, но что оно порождено завистью – не задумывался. Видимо, зря. Может, и вправду, страдая от чьей-то зависти, клеймя ее, мы и сами не прочь ее спровоцировать? Отомстить за испытанное унижение?

Неизменной характеристикой зависти во французских текстах XIII–XV вв. называлась скрытность, но ключевые синонимы варьировали. В XIII в. до или после l’envie чаще всего упоминалось злословие (medisance), в XIV в. – вожделение, страстное стремление (convoitise), в XV в. – ненависть, злоба (haine). В этом, по мнению М. Венсен-Касси, отразилось различие в восприятии эффектов зависти, к XV в. приобретшей массовый и остервенелый норов. В зависти видели корень всех и всяких противостояний и распрей, даже эпидемию коклюша 1414 г. называли «болезнью завистников». Коль скоро речь зашла об эмоциях, приведу любопытные наблюдения о судьбе этого слова во французском языке профессора Лувенского университета (Бельгия), экс-президента Международного общества исследования эмоций (International Society for Research of Emotion) Бернара Римэ, которыми он поделился в относительно недавно опубликованной книге[32]32
  Rimé B. Le partage social des émotions. Paris, 2005. С. 43–45.


[Закрыть]
. Указав на широчайшую представленность термина «эмоция» (emotion) в современном французском, профессор с удивлением констатирует, еще в XVI в. это слово вообще отсутствовало в языке[33]33
  Huguet E. Dictionnaire de la langue française du XVI siécle. Paris, 1946.


[Закрыть]
. В то время бытовал близкий по звучанию термин esmouvoir, означавший «приводить в движение», а также существительное esmay – «сожаление, скука, волнение» и глагол esmayer – «нарушать спокойствие, волновать, удивлять, ужасать». Лишь во французской лексике XVII в. впервые появляется слово «эмоция»[34]34
  Coyrou G. Le française classique. Lexique de la langue française du XVII siècle. Paris, 1924.


[Закрыть]
. Однако значение этого слова в то время было весьма далеко от нынешнего: оно указывало прежде всего на «народные волнения, тревоги, возмущения, бунт, мятеж», т. е. на те «движения масс», которые мы сегодня именуем «общественными настроениями». И даже в XIX в., судя по лексическим словарям[35]35
  Littré E. Dictionnaire de la langue française. Paris, 1883; Larousse P. Dictionnaire universel du XIX siècle. Paris, 1870.


[Закрыть]
, первым и главным значением слова emotion было «волнение населения» и «возбуждение народных масс». Только к середине XVII в. относится первая попытка употребить «эмоцию» для указания на индивидуальные аффективные переживания. Она была сделана, по данным «Исторического словаря французского языка»[36]36
  Dictionnaire historique de la langue française. Paris, 1992.


[Закрыть]
, великим мыслителем Р. Декартом в рассуждениях о страстях души.

Эволюция значения слова «эмоция» в английском языке, куда оно проникло из французского, – аналогична. Оксфордский словарь датирует его письменную инаугурацию 1579 г. в значении «политические и социальные волнения», 1603 г. – «миграция, перемещение с одного места на другое», 1660 г. – «возмущения и пертурбации разума (духа)» и т. п. Русский язык слово «эмоция» также заимствовал из французского, но известность оно приобрело здесь значительно позже, в конце XIX в., но уже в современном смысле – «душевное переживание, чувство человека». Причины, по которым слово «эмоция» так поздно стало обобщающим термином для обозначения человеческих волнений и страстей, субъектом и носителем которых является отдельный индивид, а не людская масса, заслуживают специального обсуждения, которое нынче выходит за пределы наших с вами, читатель, интересов. Но в наших интересах задуматься: а до того, как осовременилось слово «эмоция», люди разве не испытывали страстей и аффектов? Не радовались, не грустили, не гневались, не боялись, не любили? Именно эти чувства назвали представители 11 национальностей Европы, Канады, Индонезии, Японии, Турции, которых исследователи попросили в течение 5 минут перечислить все пришедшие на ум эмоции[37]37
  Frijda N. H., Markam S., Sato K., Wiers R. Emotion and emotion word // Everyday conceptions of emotions. An introduction to the psychology, anthropology and linguistics of emotions. Dordrecht. The Netherlands: Kluwer. 1995.


[Закрыть]
. Зависть не вошла в список лидирующих в сознании наших современников эмоций. Но означает ли это, что они ее никогда не испытывали? Слово «зависть» появилось в древнерусском и французском языках в XII в., стало быть, до этой поры русичи и французы были начисто лишены этого едкого чувства? Идиллическая картина непрестанной радости чужому успеху и искреннего смирения перед более удачливым соперником плохо вяжется с теми суровыми временами. Разве знаменитая десятая заповедь «не возжелай дома ближнего твоего, ни жены его, ни раба его, ни вола его, ничего, что у ближнего твоего» (Исх. 20:17), озвученная Моисеем более чем за тысячу лет до нашей эры, адресована только детям Израилевым? Но как же тогда прикоснуться к этой безъязыкой зависти доисторических времен? Задача не из простых, но, надеюсь, мы с ней справимся, читатель. Пока же предлагаю вновь вернуться к семантике зависти – envie во французском языке: остались еще две любопытные детали, которые не хочется упустить.

Кроме вполне литературных значений «желание» и «ненависть к преуспевшему», в разговорной речи envie может означать заусеницу, т. е. задравшуюся кожицу у основания ногтя. Как отмечено в одном из солидных словарей, филологически объяснить происхождение такого наименования достаточно сложно. Показательно, смысловое сближение зависти с лоскутками кожи вокруг ногтей характерно и для русского, и для немецкого языка. Возможно, подобная связь образовалась благодаря ассоциации каждому известных уколов зависти с любому же знакомым ощущением острой боли при плохо удавшейся попытке оторвать эти саднящие махры кожи. Вторая семантическая деталь – использование envie для наименования специфических острых желаний беременных женщин. Эти желания, особенно если они не удовлетворены и потому надолго приковали мысли и воображение беременной, способны, согласно французским народным поверьям, оставить специфические родимые пятна на коже новорожденного. Причем родимое пятно называется тем же словом, что и «вызвавшее» его желание – envie. Как сообщает «Исторический словарь французского языка»[38]38
  Dictionnaire historique de la langue française. Paris: Dictionnaires Le Robert: 1992. С. 665.


[Закрыть]
, местоположение, размер и цвет подобных родимых пятен молва накрепко связывает со спецификой пристрастий и впечатлений беременной женщины. Говорят, к примеру, красные пятна на коже младенца – следствие испуга будущей матери при виде пожара или крови, коричневые спровоцированы неумеренной тягой к кофе, лиловые – неуемной, но не реализованной потребностью в вине и т. д. и т. п. Не берусь, читатель, всерьез оценивать роль фантазий и пристрастий беременных женщин в развитии плода, но этот суеверно-народный образ зависти – желания матери, оставляющие неустранимый след на потомках, произвел на меня впечатление. А на вас?

Если да, мы с вами в неплохой компании. По свидетельству Ж. Варио, проследившего истоки данного верования[39]39
  Variot G. Origine des préjugés populaires sur les envies // Bulletins de la Société d’antropologie de Paris. IV Série, tome 2. 1891.


[Закрыть]
, его разделяли отец медицины Гиппократ, друг Марка Аврелия знаменитый врач Гален, Плиний Старший, Плутарх и другие знаменитости греческой и римской античности. И это не считая плеяды средневековых мыслителей, включая основателя новоевропейской философии Рене Декарта (1596–1650). В трактате «Страсти души» Декарт пишет, что у завистливых людей «обыкновенно бывает свинцовый цвет лица, т. е. бледный, смесь желтого с черным, точно при ушибе, почему зависть по латыни называется livor»[40]40
  Декарт Р. Страсти души // Рассуждение о методе, чтобы верно направлять свой разум и отыскивать истину в науках, и другие философские работы. М., 2011. С. 323.


[Закрыть]
. По неистребимой привычке все проверять посмотрел в словарь. Livor действительно переводится как зависть и недоброжелательство. Но другое значение этого слова – синяк, синее пятно. Не буду пересказывать аргументы Декарта о разлитии желтой и черной желчи по венам омрачающего радость окружающих завистника. Философ и сам осмотрительно оговаривается, что «нельзя считать завистливыми всех тех, у кого такой цвет лица»[41]41
  Декарт Р. Указ. соч. С. 323.


[Закрыть]
, разве что страсть была очень сильной и продолжительной. Естественно-научная архаика трактовки вызванных завистью дефектов пигментации поразила ненамеренным соответствием библейской интерпретации пятна как символа нечистоты, порока, осквернения (Лев. 13)[42]42
  Пятно // Словарь библейских образов. СПб., 2008.


[Закрыть]
. Как видим, сама семантика слова «зависть» внутренне связана с моральной оценкой обозначаемого феномена.

Знакомство с этимологией и семантикой английской зависти – envy неожиданностей не принесло: слово заимствовано англичанами у французов во второй половине XIII в., латинский первоисточник – тот же, используется для обозначения уже известного аффективного коктейля из обиды и неприязни, вызванных созерцанием чьего-то превосходства, антипатии к счастливчику, желания обладать теми же достоинствами или же лишить другого его преимуществ[43]43
  См.: Oxford English Dictionary, 1933; Webster's Third New International Dictionary of the English Language, 1961; Webster’s Revised Unabridged Dictionary, 1996; American Heritage Dictionary of the English Language, 2006.


[Закрыть]
. Специфической особенностью английского термина – по сравнению с его русским и отчасти французским эквивалентами – является, пожалуй, близость слову «ревность» (jealousy). Различие зависти и ревности более отчетливо в русском и французском языках. Так, существующее с XI в. древнерусское слово «ровьнъ» – происхождение неясно, по одной из версий его связывают с глаголом «реветь», – от которого произошла ревность, первоначально означало «усердие», «рвение», «соревнование» и «зависть»[44]44
  Черных П.Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка: В 2 т. Т. 2. М., 2007. С. 105.


[Закрыть]
. Прилежного и старательного работника можно и сегодня охарактеризовать как ревностно относящегося к своим обязанностям, но уже в первые десятилетия ХХ в. подобное значение глагола «ревновать» словарь под редакцией Д.Н. Ушакова определял как старинное[45]45
  Толковый словарь русского языка: В 4 т. Под ред. Д.Н. Ушакова. Т. III. М., 1939. С. 1310.


[Закрыть]
. И хотя тот же словарь вторым значением слова «ревность» называет «боязнь чужого успеха, опасение, что другой сделает лучше, мучительное желание безраздельно владеть чем-нибудь», соответствующее по смыслу значение глагола «ревновать» (здесь – завидовать) также дает с пометкой старинное[46]46
  Толковый словарь русского языка: В 4 т. Под ред. Д.Н. Ушакова. Т. III. С. 1310.


[Закрыть]
. Изданный в 2007 г. «Толковый словарь русского языка» под редакцией Н.Ю. Шведовой, толкуя «ревность» и «ревновать», о зависти не упоминает вовсе. Доминирующим в их трактовке остался мотив соперничества, вызванного «сомнениями в чьей-либо верности, любви»[47]47
  Толковый словарь русского языка. Отв. ред. Н.Ю. Шведова. М., 2007.


[Закрыть]
. Здесь этимологи предлагают вспомнить латинское rivalis – «соперник в любви», – старшим значением которого является «пользующийся водой из того же ручья».

Возникшее во французском языке в XII в., слово jalousie (ревность) в современных толковых словарях определяется как, во-первых, «пылкая и беспокойная привязанность», во-вторых, «неприязненное чувство, возникающее при лицезрении другого, пользующегося бо́льшими, чем мы, или недоступными нам преимуществами, которыми нам хотелось владеть единолично, опасения, что желаемые блага придется делить или даже уступить кому-нибудь», в-третьих, «страдания, рожденные муками любви, когда стремление безраздельно обладать любимым человеком сопровождается сомнениями в его верности или уверенностью в неверности»[48]48
  Le Petit Robert de la langue française. Paris, 2007.


[Закрыть]
. Точного русского аналога первому значению jalousie я не нашел, второе соответствует нашему соперничеству, которое всегда отягощено досадой на отсутствие явного первенства. Третье же значение – ревность в чистом виде, как ее испытали Отелло, Катерина Измайлова и миллионы других, не удостоившихся внимания литературных классиков. Конечно, во всех упомянутых значениях jalousi можно увидеть элементы зависти, но синонимами «зависть» и «ревность» во французском языке не являются. Их соотношение неплохо иллюстрирует пока не названный, самый молодой (середина XVI в.) смысл слова «jalousie». Да, читатель, вы верно догадались – это жалюзи, штора из деревянных, металлических и иных жестких пластин, сквозь которые можно смотреть, оставаясь невидимым. Опуская жалюзи, мы защищаемся не только от чрезмерно яркого полуденного солнца, но и нескромных посторонних взглядов. Мы не желаем делиться с чужими даже видом близких нам людей и вещей. Мы ревнуем, ведь любопытство прохожего у открытого освещенного окна может обернуться и насмешкой, и завистью.

Зависть – попытка присвоить или уничтожить нечто чужое: славу, богатство, молодость, красоту, ум… Ревность – попытка отстоять главное свое – отношения с близким человеком. Кроме страстности переживаний, завистника и ревнивца роднит разве что статус несостоявшегося собственника: первый не смог приобрести желаемого, а второй его уже утратил. Понятно, столь дальнее родство не дает серьезных оснований признать зависть и ревность синонимами, т. е. словами с совпадающими или весьма близкими значениями. Почему же это произошло в английском языке? Этот вопрос впервые четко сформулировал Гельмут Шёк более 40 лет назад. «Основным значением «ревности», – справедливо заметил Шёк, – остается страстное стремление человека сохранить что-то, принадлежащее ему по праву», прежде всего, привязанность другого человека[49]49
  Шёк Г. Зависть: теория социального поведения. М., 2008. С. 30.


[Закрыть]
. Ревность вспыхивает, когда возникает «подозрение, что кто-то стремится отнять у нас что-то, чем мы ранее спокойно наслаждались»[50]50
  Там же. С. 31.


[Закрыть]
, зависть же провоцирует созерцание чужого превосходства, т. е. обладания тем, что желанно, но у нас отсутствует, поэтому пусть сгинет и у другого. «С точки зрения социологии, – резюмирует автор, – зависть и ревность представляют фундаментально различные социальные ситуации»[51]51
  Там же.


[Закрыть]
. Добавлю: с точки зрения простого здравого смысла они также являются фундаментально различными, ведь «ревнивец ревнует то, что есть у него, – это в разговор включился современный американский автор Джозеф Эпштейн, – а завистник завидует тому, что есть у другого»[52]52
  Эпштейн Дж. Зависть. М., 2006. С. 55–56.


[Закрыть]
.

Трудно поверить, что люди, говорящие по-английски, не способны ощутить столь очевидное различие. Тем не менее, согласно специальным изысканиям филологов[53]53
  Stepanova O., Coley J. D. The green eyed monster: linguistic influences on concepts of envy and jealousy in Russian and English // Journal of Cognition and Culture. Vol. 2 (4). 2002; Ogarkova A. «Green eyed monsters»: a corpus-based study of metaphoric conceptualizations of jealousy and envy in modern English // Metaphorik. № 13. 2007.


[Закрыть]
, в американском английском это почти так. «У тебя прекрасная машина. Я ревную», – эта диковатая для русского уха фраза не смутит ньюйоркца. Повседневный язык американцев, полагают лингвисты, провоцирует частичную синонимию «зависти» и «ревности». В одном из исследований[54]54
  Stepanova O., Coley J. D. Указ. соч.


[Закрыть]
русским по рождению взрослым людям, свободно владеющим русским и английским языками, предложили назвать чувства, испытываемые персонажами письменно изложенных ситуаций бытовой зависти и ревности. Когда сами истории и бланки для их оценки были написаны по-русски, испытуемые безошибочно классифицировали переживания персонажей, так же, как это делали не владеющие английским русскоговорящие. Если же билингвы пользовались англоязычными вопросами тех же бланков, их ответы уподоблялись реакции коренных американцев. Стало быть, некоторое смысловое взаимоналожение обсуждаемых терминов, о котором, кстати, сообщают и психологи[55]55
  Salovey P., Rodin J. The differentiation of social-comparison jealousy and romantic jealousy // Journal of personality and social psychology. Vol. 50. 1986; Salovey P., Rodin J. Coping with envy and jealousy // Journal of social and clinical psychology. Vol. 7. 1988; Salovey P., Rothman A. Envy and jealousy: self and society // P. Salovey (Ed.) The psychology of jealousy and envy. New York. 1991.


[Закрыть]
, – результат разговорной практики, а не интеллектуальное недоразумение. Но почему возникла и укоренилась подобная практика?

Язык, исторически сложившаяся система звуковых, словесных и грамматических средств общения и мышления, – это, конечно, главное орудие речевого поведения человека, но его использование регламентировано массой разнообразных социокультурных правил. Шёк уверен, подмена слова «зависть» словом «ревность» в американском английском происходит оттого, что «в ревности признаться проще, чем в зависти, которая считается недостойным чувством. Ревнивый человек потерпел поражение в борьбе за власть или проиграл соревнование; он не является низшим по отношению к предмету соперничества, в отличие от завистливого человека, который является таковым по определению»[56]56
  Шёк Г. Там же.


[Закрыть]
. Гипотеза правдоподобна, хотя и требует специальной проверки, частично осуществленной в последующих экспериментах[57]57
  Smith R. H., Kim S. H., Parrott G. W. Envy and jealousy: semantic problems and experimental distinctions // Personality and social psychology bulletin. Vol. 14. № 2. 1988; Parrott G. W., Smith R. H. Distinguishing the experiences of envy and jealousy // Journal of personality and social psychology. Vol. 64. № 6. 1993; Parrott G. W. The emotional experiences of envy and jealousy // P. Salovey (Ed.) The psychology of jealousy and envy. New York. 1991.


[Закрыть]
. Установлено, в частности, более 90 % свободных описаний случаев сильной зависти, составленных студентами одного из американских университетов, вполне соответствовали определению оксфордского словаря, среди рассказов о ревности – лишь 75 %, остальные подпадали под дефиницию зависти. Это позволило авторам заключить: пересечение смыслов «зависти» и «ревности» связано с более широкой и гибкой семантикой последней, всегда включающей существенную долю зависти к удачливому сопернику. Обе эмоции роднит чувство вражды и гнева к преуспевающему оппоненту, но проявлялось это неприятие по-разному. Гнев ревнивца имел более открытый и интенсивный характер. Сопровождаясь беспокойством и страхом потери, возмущение здесь было откровенным, возможно, в надежде на понимание окружающих[58]58
  См.: Barelds D. P. H., Barelds-Dijkstra P. Relation between different types of jealousy and self and partner perceptions of relationship quality // Clinical psychology and psychotherapy. Vol. 14. 2007; Broemer P., Diehl M. Romantic jealousy as a social comparison outcome: when similarity stings // Journal of experimental social psychology. Vol. 40. 2004; Buunk A. P., Massar K., Dijkstra P. A social cognitive evolutionary approach to jealousy: the automatic evaluation of one’s romantic rivals // J. Forgas, M. Hasselton, W. von Hippel (Eds.) Evolution and the social mind: evolutionary psychology and social cognition. New York, 2007; Green M. C., Sabini J. Gender, socioeconomic status, age and jealousy: emotional responses to infidelity in a national sample // Emotion. Vol. 6. 2006; Rydell R. J., Bringle R. G. Differentiating reactive and suspicious jealousy // Social behavior and personality. Vol. 35. 2007; Buunk A. P., Castro Solano A., Zurriaga R., Gonzalez P. Gender differences in the jealousy-evoking effect of rival characteristics: a study in Spain and Argentina // Journal of cross-cultural psychology. Vol. 42. 2011.


[Закрыть]
. Зависти же свойственно скрытое недоброжелательство, сопряженное со страхом позора, чувствами неполноценности и тоски. Их публичной демонстрации в обществе, где господствуют ценности индивидуального жизненного успеха, люди, естественно, остерегаются. Ревность же близка чувству собственника, лишившегося некогда безраздельно ему принадлежавшей привязанности, ответственность за утрату которой он делит как минимум с двумя другими людьми. Формальная треть вины за потерю романтического партнера придает своего рода праведность гневу ревнивца. Ужас от злодеяния Отелло смешивается с невольным состраданием самому знаменитому ревнивцу.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 | Следующая
  • 4.2 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации