Текст книги "Бытие и Империя. Онтология и эсхатология Вселенского Царства"

В доколумбовых цивилизациях Нового Света мы также встречаем развитые политические системы, во главе которых стояли сакральные цари. В Центральной Америке наиболее яркими примерами таких цивилизаций была древняя цивилизация майя (юг современной Мексики, полуостров Юкатан) и ацтеков (Центральная Мексика), а в Южной Америке – полноценная Империя инков, простирающая свою власть на огромные территории.

В Центральной Америке и у древних майя, и у более поздних ацтеков в религии и ритуале главную роль играл крылатый змей – Кукумац, или Кукулькан (у майя), или Кетцалькоатль (у ацтеков).

В тексте «Пополь-Вух»[230]230
   Пополь-Вух. Родословная владык Тотоникапана. Екатеринбург: У-Фактория. 2006.


[Закрыть], описывающем мифологию майя, говорится о паре древнейших божеств – Шпийакок (Xpiyakok) и Шмукане (Xmukane), Отце и Матери мира, которые породили того, кто назван «вечным владыкой и победителем»; это – Кукумац, сияющий пернатый змей. Он – бог водной стихии, его имя состоит из двух частей – kuk (зеленые перья птицы кецаль) и kumatz (змей). «Пополь-вух» поясняет:

[Боги были] скрыты под зелеными и голубыми перьями, и потому они назывались Кукумац.[231]231
   Пополь-Вух. Родословная владык Тотоникапана. С. 10.


[Закрыть]

Пернатый Змей воспринимался как создатель цивилизации, научивший народы письму и религии, а также как первый и вечный священный правитель человечества. «Пополь-вух» сообщает:

Кукумац был поистине чудодейственным повелителем. За семь дней он поднимался на небеса и за семь дней он спускался вниз в подземный мир, Шибальбу. Семь дней он пребывал в личине змеи, в действительности становился пресмыкающимся; на семь других дней он превращался в орла, на семь других дней он становился ягуаром; и его вид был действительно видом орла и ягуара. В другие семь дней он превращался в свернувшуюся кровь и был лишь застывшей кровь[232]232
   Пополь-Вух. Родословная владык Тотоникапана. Указ. соч. С. 129.


[Закрыть].

Здесь мы видим явное указание на символизм полного лунного цикла, состоящего из четырех недель. Кукумац (Кетцалькоатль) изменяется в ходе этого цикла, составляя сакральное содержание времени, и остается вечным и неизменным в своем центре. Это указывает на фигуру Царя Мира.

В развитой форме отождествление священных царей с Кетцалькоатлем мы встречаем в VIII – Х веках по Р. Х. в ацтекском городе-государстве Шочикалько, бывшем в определенный период важнейшим религиозным и политическим центром всей Центральной Америки. Оттуда традицию переняли тольтеки, чьи священные короли правили в столице Тула (Толлан). В Туле был дворец Кетцалькоатля, состоящий из четырех зданий, соответствующих четырем сторонам света, что напоминает структуру дворца китайского Императора, также связанного с циклами и ориентациями в пространстве.

Одним из знаменитых правителей тольтеков X века по Р. Х. был Се-Акатль Накшитль Топильцин Кетцалькоатль, в имени которого отсылка к Кетцалькоатлю эксплицитна и, возможно, означает не просто личное имя, но титул священного монарха, замещающего Царя Мира. Последний правитель Тулы в XII веке также носил имя Кетцалькоатля.

Кукульканом (имя «пернатого змея» у майя) назывался священный Император тольтеков, правивший над 20 правителями отдельных областей. По сообщениям конкистадоров, Кукулькан не имел семьи и детей, соблюдая обет целомудрия (еще одна отличительная черта Царя Мира).

У тольтеков Тула считалась родиной Кетцалькоатля и Центром Мира. Таким образом, мы снова имеем дело с этноцентрумом, помещающим в свои границы (на сей раз в Центральной Америке) Вселенную, а в Центре Вселенной – Царя Мира.

Еще одна важная деталь, связанная с этим сюжетом: согласно традиции ацтеков, Кетцалькоатль вел войну с одним из главных богов пантеона Тескатлипокой[233]233
   У тольтеков Тескатлипока считается братом-близнецом Кетцалькоатля, выступающим в мифе как его соперник и антагонист. Поэтому самого Кетцалькоатля тольтеки называли «белым Тескатлипокой», а самого Тескатлипоку – «Черным Тескатлипокой». Иногда Тескатлипока предстает в облике вечерней звезды, а Кетцалькоатль – утренней, это сближение с планетой Венера поясняет и их близость, и их антагонизм (утро и вечер).


[Закрыть], в которой потерпел поражение и покинул Тулу, обещав своему народу и своим последователям «вернуться в конце времен». По другой версии, он бросился в костер и превратился в утреннюю звезду (Венеру)[234]234
   Еще одна версия утверждает, что он достиг Мексиканского залива («побережья божественных вод») и там создал плот или корабль, на котором отплыл в «центр моря».


[Закрыть]. Это типичная черта Царя Мира: он удаляется, скрывается от людей, но возвращается в эсхатологическую эпоху.

В последней по счету ацтекской Империи, существовавшей вплоть до появления испанских конкистадоров, со столицей Теночтитлан, в центре политико-религиозной системы стояло иное – солярное – божество Уицилопочтли. Во главе этого государства, основанного народом мешика (отсюда современное название Мексика), стоял уэй-тлатоани (huey tlatoani), «великий тлатоани», что можно интерпретировать как «царь царей», поскольку термин «тлаотани» (изначально «оратор, говорящий») означал вождя племен мешика или правителя города[235]235
   Талах В. Н., Куприенко С. А. Америка первоначальная. Источники по истории майя, науа (астеков) и инков. Киев: Видавець Купрієнко С.А., 2013.


[Закрыть]. Иногда, как в случае одного из последних правителей Теночитлана Монтесумы, этот титул расширялся до более полной версии – «великий правитель мира» (cem anahuac tlatoani).

В Южной Америке мы видим совершенно самостоятельные Империи, сложившиеся в иных культурных условиях в соответствии с совершенно оригинальной мифологией и политической идеологией.

На севере Перу в XII–XV веках по Р. Х. возникает огромное государство Чиму со столицей Чан-Чан. Носители цивилизации Чиму строили огромные каменные здания, прокладывали водопроводы, широко пользовались мелиорацией и удобрениями для совершенствования аграрных циклов. Чиму была цивилизацией воинов и подчинила себя многочисленные народы, располагавшиеся на ее периферии. В середине XV века Империя Чиму распалась под натиском новых завоевателей – инков.[236]236
   Moseley Michael E. The Incas and Their Ancestors: The Archaeology of Peru. London: Thames & Hudson, 2001.


[Закрыть]

Инками называли себя сакральные цари племен индейцев кечуа, которые появились в долине реки Урубамбы в XII–XIII веках. Создание государства приписывается великому божественному герою – Инке Манко Капаку, который основал столицу Империи – город Куско. Город был разделен на четыре части. В его в центре находился дворец Интиканча («дом Солнца»), где жил сам Манко Капак. Вокруг Куско постепенно сплотились различные племена кечуа, которые имели свои города, политические образования и укрепленные стратегические пункты.

Манко Капак считался сыном бога Солнца Инти и богини Луны Килья. Согласно воззрениям кечуа, он был послан своим отцом Инти на землю с великой политической и религиозной миссией: чтобы учредить культ своего отца и матери (богов Инти и Килья), а также распространить обряды поклонения создателю мира Пачакамака. Манко Капак в культуре кечуа полностью соответствует фигуре Царя Мира.

В дальнейшем во главе Империи инков стоял сакральный божественный Император, Сапа Инка (Единственный Инка), считавшийся земным воплощением и сыном Солнца, божества Инти и божества Луны (Мама Килья)[237]237
   Lara J. La cultura de los Inkas: La religión. Los conocimientos. Las artes. Cochabamba: Los Amigos del libro, 1967.


[Закрыть]. Символом Инти являлся золотой диск, инкрустированный изумрудами, который находился в храме Солнца. Солярный культ был главным в Империи инков, хотя кечуа почитали и иных божеств: Мать Землю (Пача Мама), священную Воду (Мама Коча), божество растений кока (Мама Сара) и т. д.

Империя инков называлась на кечуа «Тауантинсуйу», что означает «четыре части, составляющие единое целое». Четыре провинции имеют в данном случае тот же символизм, что и четыре квартала Куско, четыре дворца Кетцалькоатля в Туле, четыре части дворца Мин Тан или даже четыре реки рая.

Когда правители Тауантинсуйу захватывали близлежащие территории и подчиняли их народы, они – как и майя, тольтеки и ацтеки в Центральной Америке (а также подавляющее большинство Империй других народов) – сохраняли неизменными местные культы и даже политический уклад, требуя от покоренных лишь поклонение имперскому богу Инти (трансцендентной оси Царя Мира) и лояльность верховному, божественному, правителю – инке.

С территориальной точки зрения и по числу подданных Империя инков была одной из самых крупных в человеческой истории.

Глава 12
Сакральный царь в архаике

Теперь перейдем к образу священного монарха в архаических обществах. Здесь уже не идет речи об Империях – ни о реальных, ни о мифологических и сакральных, ни о региональных политических образованиях. Это область таких этноцентрумов, масштаб которых минимален. Как правило, священные короли здесь имеют строго ритуальный характер и в действительности ничем не управляют. Политические структуры, которые они номинально возглавляют, не обладают необходимыми признаками полноценной державы – не то чтобы глобального или континентального уровня, но даже локального. И тем не менее, и в этом случае в институте «ритуальных монархов» архаических обществ можно опознать определенные характерные черты Царя Мира.

В китайской традиции есть философски развитый в даосизме принцип «деяния недеяния» (wúwéi 無爲). И хотя это следует прежде всего соотносить с онтологической инстанцией, тождественной самому Недвижимому Двигателю и, соответственно, с небесной природой Императора, нельзя исключить и вторичных трактовок. Так, сакральный царь архаических культур, будучи царем, полностью лишен какого бы то ни было места в реальном управлении обществом. Он царствует, но не правит, или, иначе, он царь, но не царствует. Это фигура Императора без Империи, не правящего правителя. Отчасти некоторые черты этого образа мы встречаем в сюжете о Царе Грааля, короле-рыбаке, а также в серии образов «спящих Императоров».

Длинная цепочка чисто ритуальных правителей в самых разных архаических обществах подробно и тщательно описана в богато документированном труде английского антрополога Джеймса Фрэзера «Золотая ветвь»[238]238
   Фрэзер Дж. Дж. Золотая ветвь. М.: Политиздат, 1986.


[Закрыть]. Это исчерпывающий материал, позволяющий рассмотреть различные аспекты архаических версий этой фигуры.

Фрэзер начинает свой обзор сакральной монархии с описания жреца Дианы в римской культуре. Это институт был связан с одним из святилищ богини, расположенном в Немийском лесу рядом с небольшим озером Неми – отсюда название «немийский царь» (Rex Nemorensis) или «немийский жрец». Фрэзер пишет:

На северном берегу озера, прямо под отвесными утесами, к которым притулилась деревушка Неми, находились священная роща и святилище Немийской, или Лесной, Дианы. (…)

В священной роще росло дерево, и вокруг него весь день до глубокой ночи крадущейся походкой ходила мрачная фигура человека. Он держал в руке обнаженный меч и внимательно оглядывался вокруг, как будто в любой момент ожидал нападения врага. Это был убийца-жрец, а тот, кого он дожидался, должен был рано или поздно тоже убить его и занять его место. Таков был закон святилища. Претендент на место жреца мог добиться его только одним способом – убив своего предшественника, и удерживал он эту должность до тех пор, пока его не убивал более сильный и ловкий конкурент.

Должность эта, обладание которой было столь зыбким, приносила с собой царский титул. Но ни одна коронованная особа не была мучима более мрачными мыслями, чем Немийский жрец. Из года в год зимой и летом, в хорошую и плохую погоду, нес он свою одинокую вахту и только с риском для жизни урывками погружался в беспокойную дрему. Малейшее ослабление бдительности, проявление телесной немощи и утрата искусства владеть мечом ставили его жизнь под угрозу: седина означала для него смертный приговор.[239]239
   Фрэзер Дж. Дж. Золотая ветвь. С. 9.


[Закрыть]

Фрэзер предполагает, что у истоков этого культа стоял образ латинского бога или героя Вирбия, аналога греческого Ипполита. Ипполит был солнечным героем, последователем культа Аполлона и Артемиды, убитым по ложным наветам своей мачехи. Связь немийского царя с Артемидой (Дианой) и необходимость его насильственной смерти (от рук претендента) – отголоски этого сакрального сюжета.

Далее Фрэзер рассматривает примеры сочетания царских и жреческих функций в греческой и римской культуре.

Соединение царского титула с отправлением жреческих обязанностей было в Древней Италии и Греции обычным делом. В Риме и других городах Лациума был жрец, называвшийся Царем Жертвоприношений или Царем Священных Обрядов, а жена его носила титул Царицы Священных Обрядов. В Афинской республике второе (по значению) из ежегодно избираемых должностных лиц именовалось Царем, а его супруга – Царицей. Оба они исполняли религиозные функции. И другие греческие демократии имели титулованных царей, которые, насколько нам известно, отправляли жреческие обязанности у Центрального Государственного Очага. В некоторых греческих государствах таких царей было несколько, и они занимали должность царя одновременно. В Риме, по преданию, титул Царя Жертвоприношений был учрежден после упразднения царской власти для принесения жертв, которые до того времени приносились царями. Аналогичное предание относительно происхождения института царей-жрецов, было, видимо, и в Греции. Это подтверждается примером Спарты, едва ли не единственного чисто греческого государства, сохранившего в историческое время монархическую форму власти. В Спарте все государственные жертвы приносились царями, потомками бога. Один из двух спартанских царей был жрецом Зевса Лакедонского, а другой – Зевса Уранийского. (…)

Местом многих великих религиозных столиц, населенных тысячами священных рабов и управляемых первосвященниками, которые, подобно папам в средневековом Риме, держали в своих руках и светскую и духовную власть, была Малая Азия. Такими городами, находившимися под властью священников, были Цела и Пессинунт. Тевтонские вожди в языческую эпоху также, по всей видимости, выполняли функции великих жрецов. (…) На острове Мадагаскар правитель был одновременно и верховным жрецом. На великом празднике Нового года, когда на благо царства приносился в жертву вол, правитель присутствовал при жертвоприношении, вознося благодарственную молитву в то время, как служители убивали животное. В монархиях Галла в Восточной Африке, которые еще сохраняют свою независимость, царь приносит жертвы на горных вершинах и регулирует принесение человеческих жертв. Такое же соединение светской и духовной власти, царских и жреческих функций засвидетельствовано туманными преданиями о царях той очаровательной страны Центральной Америки, чья древняя столица Паленке, ныне погребенная под буйным цветением тропического леса, лежит в величественных, таинственных руинах.[240]240
   Фрэзер Дж. Дж. Золотая ветвь. С. 17–18.


[Закрыть]

Царь-жрец выступает в таком случае как всеобщий талисман, благодаря которому происходит контакт людей с богами. Через него боги даруют милость и блага. Но если наступает неурожай, засуха, падеж скота, эпидемии, нашествия иноплеменников и иные катастрофы, его ритуально приносят в жертву, и он становится «козлом отпущения», который призван искупить прегрешения всего сообщества. Отсюда и обрядовое насилие, совершаемое над такими сакральными жрецами. Они служат для достижения вполне определенной цели – процветания общины, а если этого процветания не происходит и наоборот разражается серия катастроф, их убивают. Этот крайний случай и становится кульминацией их миссии – главным аргументом в сложной структуре отношения людей с богами.

Более того, устойчивым в этом контексте является мотив преднамеренного убийства сакрального царя, которое необходимо, чтобы не допустить его естественной смерти. Мы сталкивались с этим сюжетом, говоря о имамологии шиитов. В более широком и архаическом контексте Фрэзер пишет:

Закон запрещал Царям Огня и Воды в Камбодже умирать естественной смертью. Если кто-нибудь из них серьезно заболевал и старейшинам казалось, что он не выживет, его закалывали ударом кинжала. Народности Конго придерживались того мнения, что, если верховный жрец Читоме умрет своей смертью, это приведет к гибели весь окружающий мир и земля, поддерживаемая единственно его мощью, тут же обратится в прах. Поэтому в дом верховного жреца, находящегося при смерти, приходил его преемник с веревкой или дубиной и с их помощью предавал его смерти. Царей Эфиопии в Мероэ почитали как богов, но жрецы, когда это представлялось им необходимым, могли послать к правителю гонца с приказом умереть. В обоснование приказа они ссылались на пророчество, полученное от бога. (…)

До недавнего времени обычай предавать смерти божественных правителей при первых признаках наступления старости или болезни соблюдали шиллуки, племя, проживающее в районе Белого Нила. (…) Благоговение, с которым шиллуки относятся к своему царьку, вызвано прежде всего их верой в то, что в нем воплотилась душа полубога Ниаканга (героя, основавшего династию и расселившего племя по берегам Белого Нила) и что в силу этого он причастен к божественному началу. Шиллуки окружают своих вождей беспредельным, воистину религиозным почитанием и принимают все необходимые меры предосторожности для того, чтобы предотвратить их смерть от какого-нибудь несчастного случая. Тем не менее они «убеждены, что не следует допускать, чтобы вождь старился и болел: ведь вместе с его одряхлением начнет болеть и перестанет давать потомство скот, на полях сгниет урожай и все больше людей будет умирать от болезней». Для предотвращения этих бедствий у шиллуков и существовал обычай при первых признаках недомогания предавать царька смерти. (…)

Правителя шиллуков при соблюдении должных обрядов можно было предать смерти при первых признаках одряхления. Но это еще не все, Соперник мог напасть и на вождя, находящегося в расцвете сил. В таком случае последнему пришлось бы отстаивать корону в смертельном единоборстве. По обычаям шиллуков сын правящего монарха имел право вызвать отца на поединок и в случае победы занять его трон. А так как у каждого шиллукского царька был большой гарем и множество сыновей, то число возможных претендентов на трон всегда было довольно значительным, и правящий властитель должен был крепко полагаться на силу своей длани. Но успешно напасть на властителя шиллуков можно было только ночью; в дневное время он был окружен друзьями и телохранителями, так что кандидат на трон не мог рассчитывать пробиться через их толпу и нанести решающий удар. Ночью же картина менялась. Вождь отпускал охрану и оставался один с любимыми женами в обнесенном стеной доме; вступиться за него мог только кто-нибудь из живших поблизости пастухов. С наступлением темноты для вождя начиналось опасное время. Говорят, что ночь он проводил в непрерывном бдении, крадучись обходил свои хижины в полном вооружении, вглядывался в глубокую тьму или замирал в каком-нибудь темном углу, безмолвный и настороженный, как часовой на посту. Когда наконец появлялся соперник, поединок проходил в зловещем молчании, прерываемом лишь стуком копий и щитов, потому что для вождя считалось делом чести не звать на помощь соседей-пастухов.(…)

Главным компонентом религии шиллуков является, как видно, культ священных царьков (живых и мертвых). Царьки эти якобы одержимы божественным духом, который переходит к преемникам от полумифической (но, вероятно, исторически существовавшей) личности, основателя династии. Шиллуки почитают своих царьков воплощением божества, окружают их величайшими почестями и всячески о них заботятся, поскольку от них зависит благополучие людей, скота и посевов. И обычай умерщвления властителя, как только тот обнаруживает признаки одряхления, сколь бы странным это нам ни казалось, коренится в глубоком преклонении перед ним, в стремлении сохранить в полном расцвете сил его божественный дух. Шиллуки уверены, что жизнь и душа царя симпатическими узами связана с благосостоянием всей страны, что в случае его заболевания или старения заболеет и перестанет размножаться скот, урожай сгниет в полях, а эпидемия унесет людские жизни. Предотвратить эти стихийные бедствия можно, по мнению шиллуков, только предав царька смерти, пока тот еще крепок и бодр, чтобы божественный дух, унаследованный им от предков, мог в свою очередь перейти к преемнику молодым и здоровым.[241]241
   Фрэзер Дж. Дж. Золотая ветвь. С. 254–256.


[Закрыть]

Фрэзер замечает, что чаще всего фигура царя-жреца в этом архаическом контексте, оторванном от прямого участия в политике, связана с верой в его влияние на погоду и, шире, природные условия, удачу в войне и процветание племени или города. Везде статус сакрального царя – независимо от того, является ли этот титул наследственным или временным, – тесно связан с возможностью воздействия на внешний мир, на стихии и саму Вселенную. Это является прямым следствием включения мира в этноцентрум, о котором мы говорили. Ярким примером этого является фигура «Царя дождей». Фрэзер пишет:

У некоторых племен Верхнего Нила, как известно, нет царей в обычном смысле слова. Единственные, кого они почитают за царей, – это Цари дождя (Мата Кодоу), которым приписывается способность вызывать дождь в нужное время года, то есть в сезон дождей. До того как в конце марта начинаются дожди, страна представляет собой опаленную зноем, бесплодную пустыню, а скот – основное богатство народа – гибнет из-за отсутствия травы. Приближается конец марта, и глава каждой семьи отправляется к Царю дождя и дарит ему корову, чтобы тот ниспослал благословенную воду на побуревшие, иссохшие пастбища. Если дождь не идет, люди собираются и требуют, чтобы царь дал им дождь; если же небо продолжает оставаться безоблачным, царю вспарывают живот, в котором он, как гласит поверье, скрывает ливни. В племени бари один из таких Царей дождя вызывал дождь тем, что окроплял землю водой из колокольчика.

Аналогичная должность существует и у племен, живущих на окраинах Абиссинии. Вот как описал ее один наблюдатель: «Обязанность жреца, алфаи, как его именуют барса и кунама, имеет одну замечательную особенность: считается, что он способен вызывать дождь. В прошлом такая же должность имелась у алгедов, и до сих пор она является обычным делом среди негров-нуба. Алфаи барса, к которому обращаются за помощью и северные кунама, живет со своей семьей в одиночестве на горе недалеко от Тембадера. Народ приносит ему дань одеждой и плодами и обрабатывает за него его большое поле. Он – царь царей, и должность его переходит по наследству к его брату или сыну сестры. Считается, что заклинанием он вызывает дождь и прогоняет саранчу. Если он не оправдывает ожиданий народа и в стране наступает продолжительная засуха, алфаи до смерти забивают камнями; причем первый камень обязан бросить в него ближайший родственник. Когда мы путешествовали по стране, должность алфаи все еще занимал один старик, но я слышал, что деланье дождя показалось ему делом слишком опасным и он отказался от должности».

В глухих лесах Камбоджи обитали два таинственных повелителя, известных как Царь огня и Царь воды. Слава о них разносилась по всему югу громадного Индокитайского полуострова. До Запада докатилось лишь слабое эхо этой славы. Насколько нам известно, их не видел ни один европеец, и само их существование могло бы сойти за басню, если бы они не поддерживали постоянную связь с королем Камбоджи, который из года в год обменивался с ними подарками. Выполняемые ими царские функции – чисто духовного или мистического порядка. У них нет никакой политической власти. Согласно одному сообщению, они живут в абсолютном одиночестве, не видя человеческого лица и никогда не встречаясь друг с другом. Живут они попеременно в семи башнях, расположенных на семи горах, и каждый год переходят из одной башни в другую. Люди украдкой подбираются и оставляют в пределах досягаемости все необходимое для их существования. Их царствование длится семь лет – время, необходимое для того, чтобы поочередно пожить во всех семи башнях. Но многие умирают до окончания срока.[242]242
   Фрэзер Дж. Дж. Золотая ветвь. С. 108.


[Закрыть]

Книга Фрэзера изобилует множеством аналогичных примеров из архаичных культур самых разных народов – Океании, Азии, Африки, Европы и Америки. Везде самой яркой чертой сакрального царя является его сверхчеловеческий статус, особая магическая связь с миром, онтологически превышающим возможности обычного человека, и власть над стихиями. Сквозь различные символические и обрядовые детали постепенно проступает структура более высокой – надчеловеческой – онтологии, зоны бытия, в которой сосредоточены причины явлений (а не просто их следствия). Но именно эта промежуточная онтология и составляет метафизически понятую природу Империи. Этим и объясняется царский титул рассматриваемой нами – трагической – жертвенной фигуры «Царя дождей».

В случае архаических обществ эта онтология Империи и неразрывно связанный с ней образ Царя Мира выступает уже в полном отрыве от политических институтов, управления государством, иерархии или построения державы, а тем более действительной Империи. И хотя на практике никакой Империи, а подчас даже никакой государственности у рассматриваемых общин и племен нет даже в отдаленном приближении, в области мифологии и ритуала место для представителя Царя Мира закреплено и тщательно охраняется веками и тысячелетиями. Иными словами, Империя есть и здесь, но только в свернутом виде, в особом измерении бытия, довольно далеко отстоящим от тех жизненных условий, в которые погружены рассматриваемые архаические этносы.