Текст книги "Исповедь фаворитки"

LX

Незадолго до прибытия капитана Нельсона в Неаполь я однажды пришла к королеве, может быть, несколько ранее обычного. К величайшему моему изумлению, мне было объявлено, что королева заперлась у себя и запретила кому бы то ни было входить к ней прежде, чем она даст на то позволение.

Поскольку для меня всегда делали исключение, я отступила, удивленная, что на этот раз все обстоит иначе, чем в другие дни. Но тут я услышала звонок – он доносился из покоев королевы.

Прислуга, поспешив на звонок, подбежала и сквозь закрытую дверь спросила:

– Что угодно вашему величеству?

– Позовите Луиджи Кустоди, – отвечала королева.

Желая узнать, с какой стати меня, подобно прочим, заставляют ждать у дверей королевских апартаментов, я крикнула:

– Ваше величество, я здесь!

– Эмма! – воскликнула она и тотчас распахнула дверь. – Прекрасно вижу, что это ты, – заявила она со смехом, – но почему ты здесь?

– Потому, – отвечала я, – что ваше величество запретили пускать к вам кого бы то ни было.

– Как будто ты когда-нибудь входила в число кого бы то ни было! Ты Эмма, то есть мой друг, единственная женщина, от которой у меня нет секретов. Входи же, входи!

Она звала меня, подкрепляя слова одобрительным кивком.

Я последовала за ней.

В спальной на широком канапе, стоящем напротив кровати, громоздился ворох бумаг: подобно водопаду, они низвергались с софы на пол.

– О мой Бог! – вскричала я. – Надеюсь, ваше величество не приговорены все это прочесть?

– Нет, такого приговора не было, и все же я это читала.

– После этого я больше не удивляюсь, что сегодня утром ваше величество так бледны и у вас такой измученный вид.

– Само собой разумеется, я ведь совсем не спала.

– Что же вы делали, ваше величество?

– Я тебе уже сказала: я читала все эти бумаги от первой до последней.

– Боже милостивый, но с какой целью?

– А ты погляди, кому они адресованы.

С этими словами она протянула мне конверт с надписью:

«Гражданину Мако, послу Французской республики в Неаполе».

Я с удивлением посмотрела на королеву:

– Как? Неужели гражданин Мако показывает вам письма, которые он получает от своего правительства?

– О, святая простота! – воскликнула королева.

В это мгновение из-за дверей послышался голос:

– Ваше величество, явился тот человек, кого вы желали видеть.

Каролина собственной рукой отодвинула засов, который перед тем сама же задвинула, и открыла дверь.

На пороге стоял человек, судя по наружности похожий более всего на лакея.

Увидев перед собой королеву, он склонился до земли.

– Верно ли, что здесь у меня все бумаги французского посольства? – обратилась к нему Каролина.

– Все без исключения, ваше величество! Даже те, что хранились у посла в ящике бюро.

– Ты не лжешь?

– Ваше величество убедится в этом, когда услышит, какой крик поднимет посол, едва только он заметит, что его обокрали.

– За эту кражу я тебе обещала две тысячи дукатов.

– Да, ваше величество, из них мне пока выдали тысячу задатка.

– Хотя здесь нет тех бумаг, что я надеялась получить, вот тебе оставшаяся тысяча.

– Благодарствую, ваше величество, да только это ведь не все, что мне обещали.

– Что же тебе обещали еще?

– Ну, поскольку, кроме меня, в кабинет гражданина посла никто не заходил, я буду главный подозреваемый, меня наверняка схватят.

– Что с того, если суд тебя оправдает?

– Но все ж придется проторчать несколько месяцев за решеткой.

– И эта беда невелика, если за каждый месяц тюрьмы ты получишь еще сотню дукатов.

– Это возмещение, ничего не скажешь. Во всяком случае, я буду уповать на доброту королевы.

– Спокойно дай себя арестовать, и каких бы улик против тебя ни набрали, дерзко все отрицай. Ни под каким видом не вздумай нас скомпрометировать и ни о чем не тревожься.

Вор (ведь было совершенно ясно, что это не кто иной, как вор) спрятал кошелек к себе в карман.

– Как, – спросила королева, – ты не пересчитаешь?

– О! Ваше величество!..

– Что ж, ты будешь вознагражден за свое доверие. Ступай!

Еще раз низко поклонившись, вор удалился.

– Ну, – королева обернулась ко мне, – теперь ты все поняла?

– Нет, у меня в голове не укладывается, что ваше величество поручили этому человеку взять бумаги французского посла.

– И тем не менее это чистая правда.

Должна сознаться, я пришла в ужас. Мне казалось, что воровство, даже совершенное по королевскому приказу, всегда остается воровством.

Каролина догадалась о моем смятении.

– Я думала, что найду в этих бумагах свидетельства сговора между якобинцами Неаполя и их единомышленниками в Париже, – сказала она. – Я ошиблась, зато там обнаружилось нечто другое, не менее важное.

– И что же удалось выяснить вашему величеству?

– Постой, – произнесла королева, – по-моему, я слышу шаги короля… Да, это он… Что ему здесь понадобилось в этот час?

В то же мгновение в дверь довольно грубо постучали.

– Говорила же я тебе, это он! – прошептала королева, садясь на софу таким образом, чтобы скрыть бумаги под собой и под складками своего платья.

Я пошла открывать.

Лицо короля выражало явное беспокойство.

– О, Боже мой! – смеясь проговорила королева. – Что с вами случилось, сударь, почему у вас такая испуганная мина?

– Так вы не знаете, что произошло сегодня ночью?

– Нет, но, как только вы мне об этом расскажете, я узнаю все.

– Сначала дайте мне, как галантному кавалеру, поцеловать ручку миледи и спросить у нее, как поживает сэр Уильям.

Я протянула королю руку, и он, как было сказано, галантно приложился к ней.

– Сэр Уильям чувствует себя превосходно и будет счастлив узнать, что ваше величество милостиво осведомлялись о нем.

– Теперь, когда вы исполнили долг учтивости, – продолжала королева, – скажите мне, что такого ужасного случилось этой ночью?

– Так вот, в эту ночь были похищены документы французского посольства.

– Ба!

– И сегодня же утром управляющий канцелярии от имени гражданина Мако принес генералу Актону жалобу.

– В самом деле?

– Притом жалоба составлена таким образом, что, похоже, они подозревают, будто кто-то при неаполитанском дворе причастен к этому делу.

– Значит, он еще умнее, чем я думала.

– Кто это – «он»?

– Гражданин Мако.

– Что вы хотите этим сказать?

– Я хочу сказать, что ваша лучшая ищейка, государь, не смогла бы вынюхать след пропавших документов скорее, чем это сделал гражданин Мако.

– Как, сударыня, стало быть, вы осведомлены об этой краже?

– Я слышала о ней, да.

– И вы знаете, где находятся документы?

– Полагаю, что так.

– Так где же они?

– Вы в самом деле хотите узнать это?

– Разумеется, хочу, хотя бы затем, чтобы было что ответить на жалобы гражданина посла.

– Что ж, вот они, – произнесла королева, поднимаясь с места и открывая взору груду бумаг, на которых она сидела, и тех, которые прятала под складками платья.

– О Господи! – бледнея, пробормотал король.

– Эмма! Эмма! – со смехом воскликнула королева. – Придвиньте его величеству кресло, ему сейчас станет дурно.

Меня тоже разобрал смех, я подвинула кресло, и король просто рухнул в него.

– Но, сударыня, – выговорил он, – ведь невозможно скрыть, что эти документы похитили мы, а похищение подобных бумаг – это война с Францией!

– Прежде всего, сударь, – возразила королева, – бумаги похитили не мы, это сделала я. К тому же никто не узнает, что это сделала я. И наконец, с Францией нам придется воевать все равно, так что похищение документов здесь ничего не меняет.

– Почему это нам не миновать войны с Францией?

– Просто потому, что у гражданина Мако есть глаза. Он видел, как мы вооружались, он вел счет людям и кораблям, отправленных нами в Тулон. Франция предупреждена обо всем, и сейчас ей известно, что в Тулоне четыре тысячи наших моряков и четыре судна.

– Не имеет значения! Все равно мы не вправе отказать послу в удовлетворении, которого он требует.

– Какого же ему нужно удовлетворения?

– Чтобы привлекли к ответственности вора, в случае если он неаполитанец.

– Так удовлетворите же его!

– Но что если вор признается?

– Не признается.

– Даже если будет приговорен?

– Он не будет приговорен, ведь его делом займется неаполитанский суд.

– О сударыня, не стоит слишком рассчитывать на это. В наши дни всюду царит дух независимости.

– Это именно то, с чем я хочу покончить, сударь, – отвечала королева, хмуря брови. – И если понадобится, начну именно с судов.

– Итак, вас это интересует?

– Именно.

– Следовательно, вы займетесь этим делом?

– Я им займусь.

– Что ж, действуйте так, как вам заблагорассудится! Какое мне дело, к чему это может привести? Лишь бы мне остались мои леса, чтобы охотиться, да залив, чтобы рыбачить.

– Еще Сан Леучо, чтобы было где отдохнуть, – прибавила королева с презрительным смешком.

– Неужели ваше величество оказывает мне честь, беспокоясь по поводу Сан Леучо? – спросил король.

– Чего ради мне беспокоиться о Сан Леучо, если теперь во главе этой занимательной колонии поставлен такой достойный человек, как кардинал Руффо? О! Если бы он подвизался там в качестве не инспектора, а казначея, возможно, я была бы не столь спокойна.

– Вы сердиты на него, на этого беднягу-кардинала? А между тем уверяю вас, что это весьма преданный нам человек.

– Весьма преданный вам, хотите вы сказать?

– Э, сударыня! – засмеялся король. – Боже праведный, разве мы с вами не одно целое?

– О нет, сударь, и я этим горда!

– Сегодня утром вы что-то неблагосклонны ко мне, сударыня.

– Разве вечером я стану благосклоннее, чем была утром?

– Вы хотите, чтобы леди Гамильтон плохо обо мне думала?

– Мнения леди Гамильтон во всем подобны моим.

– Стало быть, – смеясь заметил король, – леди Гамильтон, как и вы, оказывает мне честь, относясь ко мне с ненавистью?

– О, – произнесла королева, – вашему величеству хорошо известно, что вы внушаете мне другое чувство, а не ненависть.

– Ну, я вижу, что сегодня утром не мой черед наслаждаться вашим обществом.

– А вы явились сюда за этим?

– Нет, сударыня, я зашел просто чтобы повидать вас и рассказать об утренних новостях.

– Что ж, взамен я поделюсь новостями дня. Мы, господин Актон и я, приняли решение послать два корабля и три тысячи человек подкрепления англо-испанской флотилии. Командовать ими будут генералы Гамб[828]828
  Гамб (Гамбс) Даниэле де – генерал королевской армии Неаполя; 23 декабря 1798 г. войска под командованием генералов Гамба, Диллона и Чуди потерпели поражение в бою с наступавшей французской армией; в период Республики Гамб оставался в Неаполе и, как и некоторые другие приверженцы Бурбонов, был арестован по подозрению в содействии готовившим заговор контрреволюционерам; в июле 1799 г. вошел в состав Государственной джунты.


[Закрыть] и Пиньятелли[829]829
  Молитерно, Джироламо Пиньятелли, князь ди (1774–1849) – офицер армии Бурбонов, известный своей храбростью и твердостью характера; 16 января 1799 г., после подписания королевским наместником Франческо Пиньятелли перемирия с французами, был избран неаполитанскими лаццарони «народным генералом»; принял участие в революционных событиях в Неаполе, состоял во Временном правительстве и в феврале 1799 г. в составе республиканской делегации отправился в Париж; после поражения неаполитанской революции вступил во французскую армию в чине бригадного генерала; затем снова перешел на сторону Бурбонов и участвовал в партизанских действиях против французов; после реставрации Фердинанда вернулся в неаполитанскую армию.
  Пиньятелли, Франческо граф ди Ачера, маркиз ди Лаино (1734–1812) – генерал, наместник короля в Неаполе, назначенный накануне бегства Бурбонов в Палермо; выполнял эти обязанности с 21 декабря 1798 г. по 16 января 1799 г.; ему не удалось успокоить столицу и помешать дальнейшему продвижению французов: для этого у него не было необходимой энергии и решительности; 11 января 1799 г. он подписал в селении Спаранизе перемирие с Шампионне, согласившись на уплату военной контрибуции и оккупацию французами большой территории королевства, после чего бежал в Палермо.


[Закрыть]. Я уступаю вам почетное авторство этого решения, если вы сегодня потрудитесь объявить об этом на Совете. Только не медлите с подкреплением: капитан Нельсон, как мне известно, требует его во что бы то ни стало.

– И если я проявлю такую предприимчивость, вы возвратите мне ваше расположение?

– Но вы никогда и не теряли его, сударь, – произнесла королева с улыбкой, в которой приветливости было столько же, сколько насмешки.

Король приблизился к ней, взял ее руку и поднес к губам, между тем как она с непередаваемым выражением смотрела на него.

– Итак, сударыня, вы решительно решились воевать?

– Решительно решилась, сударь! И решилась тем решительнее, что мы не можем поступить иначе.

– Будь по-вашему, сударыня! На войну так на войну! Вы увидите, что, когда придет время вытащить шпагу из ножен, я справлюсь с этим не хуже, чем любой другой.

– Вам это будет тем легче, сударь, что, когда Карл Третий[830]830
  Карл III (1716–1788) – дон Карлос де Бурбон; в 1734–1759 гг. король Обеих Сицилий под именем Карла VII; провел ряд реформ, принесших ему большую популярность; с 1759 г., после смерти старшего брата, король Испании; в новом своем государстве также провел много реформ в духе просвещенного абсолютизма, укрепивших королевскую власть и улучшивших экономическое и военное положение страны; во внешней политике ориентировался на союзнические отношения с Францией.


[Закрыть], ваш отец, покидал Неаполь, он вам оставил шпагу, которой Филипп Пятый завоевал Испанию, а он сам – Неаполитанское королевство[831]831
  Упомянутый эпизод относится к многолетней войне Франции с коалицией европейских держав за т. н. Испанское наследство (1701–1714), поводом для которой было признание в 1700 г. испанским королем Карлом II (1661–1700; царствовал с 1665 г.) единственным своим законным наследником внука Людовика XIV – герцога Анжуйского, правившего под именем Филиппа V.
  Филипп V (1683–1746) – второй внук Людовика XIV, первый король Испании из династии Бурбонов (с 1700 г.); до вступления на испанский трон носил титул герцога Анжуйского, издавна принадлежавший принцам французского королевского дома.


[Закрыть]. Только жаль, что эта шпага не видела света с самого дня сражения при Веллетри: вот уж сорок три года клинок не расставался с ножнами.

– Право, моя дорогая наставница, – покачивая головой, заметил король, – вы слишком умны для меня, и я оставляю поле боя за вами.

И, поклонившись нам обеим, он удалился.

– Теперь, – заметила королева, – в ожидании, пока мой любезный супруг станет новым Александром либо Цезарем, давайте сожжем эти бесполезные бумаги и сохраним лишь те из них, что еще могут нам пригодиться.

Мы принялись за дело, и, надо сознаться, я более не таила в душе никакого протеста. Этот решительный характер увлекал меня своей властной энергией, как звезда в своем вращении заставляет планету обращаться вокруг нее.

События, только что рассказанные мною, произошли дней за восемь-десять до прибытия капитана Нельсона, к кому нам пора возвратиться.

LXI

Вспомним, что ответила Дездемона, когда венецианский сенат спросил ее: «Как могли вы, юная, прекрасная и благородная, полюбить человека, который ни знатен, ни красив и ни молод?»

Дездемона сказала: «Он рассказывал мне о своих странствиях, о битвах и опасностях, и в эти часы душа моя трепетала на его устах»[832]832
  У Шекспира не Дездемона, а сам Отелло повествует о том, с каким вниманием она слушала его рассказы (I, 2).


[Закрыть].

Примерно так было и со мной, и я бы не сказала, что моим первым чувством к Нельсону была любовь, однако он сразу внушил мне симпатию.

Это был моряк с грубоватой речью, тип истинно английский, что-то вроде Джона Буля[833]833
  Джон Буль – традиционное ироничное прозвище английского буржуа.


[Закрыть], наделенный огромным честолюбием. Притом его, рожденного вдали от тронов, ослеплял тот блеск, что исходит от них, когда к ним приближаешься.

Вот его история – пересказываю так, как он поведал ее однажды вечером королеве и мне.

Он родился 29 сентября 1758 года в графстве Норфолк, в маленькой деревушке[834]834
  Норфолк – графство на востоке Англии у побережья Северного моря; главный город – Норидж.


[Закрыть]; стало быть, в пору нашего знакомства ему было тридцать пять лет.

Он еще не успел пережить осаду Тенерифе[835]835
  В июле 1797 г. небольшая английская эскадра под командованием Нельсона совершила нападение на порт Санта-Крус-де-Тенерифе на острове Тенерифе из группы Канарских в Атлантическом океане, чтобы захватить т. н. «золотой галион» – корабль с грузом золота из испанских колоний в Америке. Несмотря на то что эффект внезапности был утрачен, Нельсон все же высадил десанты и атаковал крепость, которая успела приготовиться к обороне. Из-за его грубой ошибки атаки англичан были отбиты с большими потерями. Часть атаковавших попала в плен, а сам адмирал был тяжело ранен в руку, и ее пришлось тут же ампутировать.


[Закрыть] и корсиканскую кампанию[836]836
  Под корсиканской кампанией имеется в виду осада Кальви – небольшой крепости на северном берегу острова Корсика; в июне 1794 г. она была блокирована английскими войсками и флотом и в августе сдалась. Нельсон участвовал в осаде Кальви в качестве одного из командующих блокирующей эскадрой.


[Закрыть], так что не утратил еще ни правой руки, ни левого глаза.

Его отцом был простой сельский пастор. Деревня, откуда он был родом, называлась Бёрнем-Торп[837]837
  Бёрнем-Торп находится в 35 км к северо-западу от Нориджа.


[Закрыть].

Мать его умерла еще молодой, оставив на попечении бедного священника одиннадцать детей.

Отец растил их, считая каждый грош, но с той нежной заботливостью, что связывает между собой членов больших бедных семейств. Он дал образование всем, и мальчикам и девочкам, но так надломил непосильным трудом собственное здоровье, что был принужден отправиться на воды в Бат для лечения[838]838
  Бат – город в Англии, в графстве Сомерсет, на реке Эйвоне; славится термальными источниками, известными еще в римскую эпоху и открытыми заново в 1755 г.; модный курорт в XVIII в.


[Закрыть].

В отсутствие отца Уильям Нельсон, старший сын, принял руководство этой маленькой колонией.

У бедного семейства был родственник, брат матери, состоявший в отдаленном, но все же несомненном родстве с Уолполами[839]839
  Уолполы – английская семья, давшая в XVIII–XIX вв. несколько политических деятелей, членов парламента и литераторов. Наиболее известен из них Роберт Уолпол, первый граф Орфорд (1676–1745), лидер партии вигов, премьер-министр (1715–1717 и 1721–1742), при котором окончательно сложилась действующая до сих пор система управления страной кабинетом министров во главе с лидером партии, получившей большинство в парламенте. Современником Нельсона был сын Роберта Уолпола, Хорас (или Горацио), второй граф Орфорд (1717–1797) – политический деятель и литератор.


[Закрыть]. Этот дядюшка служил капитаном на флоте, и звали его Морис Саклинг[840]840
  Саклинг, Морис (1725–1778) – брат матери Нельсона, урожденной Марии Саклинг.


[Закрыть].

В один прекрасный день случаю было угодно – от чего только не зависят порой людские судьбы и даже судьбы держав! – итак, случаю было угодно, чтобы во время пасхальных торжеств Горацио Нельсон увидел в газете сообщение, что его дядя назначен командиром «Рассудительного» – шестидесятичетырехпушечного корабля.

– Братец, – закричал он, обращаясь к Уильяму, – пожалуйста, сейчас же, не теряя ни минуты, напишите отцу, попросите его уговорить дядю Мориса, чтобы он взял меня к себе на судно!

В тот же день письмо было отправлено. Читая его, отец воскликнул:

– Наверное, у ребенка призвание! Право, не удивлюсь, если он поднимется, так сказать, на верх мачты.

И Нельсон действительно поднялся.

Морис Саклинг в просьбе не отказал, и маленький Горацио Нельсон, хрупкий, словно ивовый прутик, взошел на борт «Рассудительного».

На этом судне Горацио Нельсон прошел две военные кампании, третью он потом проделал на «Триумфе», а когда с «Триумфа» были сняты орудия, плавал на торговом корабле. Возвратившись в Лондон, он нашел своего дядюшку в новом качестве – начальником школы гардемаринов, устроенной на том самом «Триумфе», на котором он прежде плавал. Нельсона приняли в ту школу, но для него оказался нестерпим этот род сверхштатной пресноводной службы, и он оставил ее, чтобы добровольно принять участие в исследовательской экспедиции к Северному полюсу.

Он отправился туда на борту корабля «Race-Horse»[841]841
  «Породистый конь». (Примеч. автора.)


[Закрыть]. Когда они достигли крайних океанских пределов, судно застряло во льдах. В одной из своих экспедиций по морю, совершенно замерзшему, юный Горацио повстречал медведя и первым бросился в атаку, хотя не имел иного оружия, кроме ножа; сойдясь со своим страшным противником вплотную, он едва не погиб, задохнувшись в лапах чудовища, но один из его спутников разрядил свое ружье прямо в ухо медведю и успел прикончить его.

Нельсону было шестнадцать лет, а на вид он был так тщедушен, что ему насилу можно было дать двенадцать. Капитан спросил его:

– Как же вы, не будучи достаточно сильным, рискнули бросить вызов подобному противнику?

– Мне захотелось послать его шкуру в подарок моему отцу и сестрам, – отвечал мальчик.

Суровые испытания, каким море подвергает тех, кто одержим страстью к нему, со временем укрепили здоровье Нельсона и развили в нем недюжинную силу.

Выбравшись из ледяных торосов, экспедиция снова оказалась в открытом море. Нельсон в ту пору перешел на двадцатипушечное судно «Sea-Horse»[842]842
  «Морской конь». (Примеч. автора.)


[Закрыть] и на нем отправился в Индийский океан. После двух лет, проведенных на этих берегах с их отравленным воздухом, молодой мореплаватель возвратился в Англию в состоянии настолько болезненном, что его недуг посчитали смертельным.

Однако хватило полугода, чтобы его здоровье восстановилось. Этот срок, необходимый для выздоровления, он использовал, чтобы подготовиться к экзаменам; выдержав их с честью и даже с блеском, он получил в результате чин младшего лейтенанта флота. Тогда шла война против сторонников американской независимости; он участвовал в ней, защищая Ямайку от адмирала д'Эстенга[843]843
  Эстенг, Жан Батист Шарль Анри, граф де (1729–1794) – во время Войны за независимость североамериканских колоний Англии командовал в чине вице-адмирала французской эскадрой, посланной на поддержку восставшим (1778–1780); несмотря на горячую преданность королеве, принял Революцию и именно в это время получил звание полного адмирала, но по подозрению в измене вскоре был гильотинирован.


[Закрыть], затем отправился в Южную Америку, где возродил подвиги тех самых Береговых Братьев[844]844
  Береговые Братья – флибустьеры с Антильских островов, нападавшие на военные и гражданские суда, на прибрежные города; совмещали морское пиратство с деятельностью колонистов (ими, в частности, была основана колония на Гаити).


[Закрыть], чью историю молва донесла до нас во всем ее романическом великолепии.

Во время одной из подобных экспедиций – это было в перуанских джунглях – он однажды прилег под деревом и задремал, закутавшись в плащ.

Под плащ заползла змея, и, когда спящий шевельнулся, потревожив рептилию, она его ужалила. То была черная змея, одна из опаснейших местных разновидностей. Без задержки пущенное в ход противоядие, применяемое местными жителями и внутренно и наружно, спасло юного моряка. И снова, уже во второй раз, он возвратился в Англию еле живой.

Он все-таки вылечился, но не вполне и всю свою жизнь ощущал последствия этого отравления.

Три месяца спустя после возвращения Нельсон по рекомендации лорда Корнуэльса принял под свое командование двадцатишестипушечный бриг[845]845
  Корнуэльс, Уильям Манн, граф (1744–1819) – английский адмирал (с 1799 г.); во время войны Англии против революционной Франции одержал несколько значительных побед, упрочивших английское влияние в колониях.


[Закрыть], на борту которого он совершил плавание по Северному морю, изучая побережье Дании.

Когда наступила весна, Нельсон был послан в Северную Америку. По пути туда его настигли и окружили четыре французских фрегата, однако он ускользнул от них, направив свой бриг в один из тесных проливов, до той поры считавшийся непроходимым.

Он достиг Канады.

Именно там Нельсону было суждено впервые влюбиться, и неистовство той первой страсти дает понятие о влиянии, какое любовь могла иметь на его жизнь. Чтобы не расставаться с любимой женщиной, Нельсон собрался подать в отставку, отказаться от своего призвания, а судно отправить в Англию без капитана. Но его офицеры, обожавшие Нельсона, решили, что капитан помешался и необходимо излечить его от безумия. Они притворились, будто повинуются его приказу, и удалились, а ночью вернулись, проникли в спальню, связали ему руки и ноги и, беспомощного, перетащили на борт. Затем они подняли якорь и, только выйдя в открытое море, возвратили пленнику свободу.

Та страсть угасла не прежде, чем уступила место другой. Вернувшись в Англию, он влюбился в миссис Нисбет, юную девятнадцатилетнюю вдову, и женился на ней[846]846
  Нисбет, Фрэнсис (Фанни; род. в 1758 г.) – жена Нельсона с 1787 г.; по мнению ряда исследователей, отношения, возникшие между ним и Фрэнсис, носили рассудочный характер, сильная страсть не была главной причиной их брака. После смерти мужа леди Нельсон получила от английского правительства значительную пенсию и большие ежегодные выплаты в счет его наследственного имущества.


[Закрыть].

Он перевез молодую супругу и прелестного малыша по имени Джошуа, ее сына от первого брака[847]847
  Нисбет, Джошуа – английский морской офицер, пасынок Нельсона; спас ему жизнь при штурме Тенерифе, переправив раненого адмирала с берега на флагманский корабль.


[Закрыть], в дом своего умирающего отца. Снова, уже во второй раз, он был, казалось, потерян для морской службы.

И в самом деле, потребовалось не больше и не меньше как объявление Францией войны Англии, чтобы вырвать его из теплого, уютного безвестного убежища, избранного им для себя. Адмиралтейство отыскало его под супружеским кровом и поручило ему командование «Агамемноном», на котором он присоединился к эскадре адмирала Худа в Средиземном море. Туда он прибыл как раз вовремя, чтобы принять участие во взятии Тулона, после чего, как было сказано только что, его послали в Неаполь за подкреплением.

О том, как он был принят королем и королевой, я тоже уже рассказывала.

Если уж Фердинанд решился воевать, он не мог пожелать лучших вестей, чем те, какие принес Нельсон. Отношения с Францией были совершенно испорчены. Вор, обокравший посольство и арестованный по заявлению гражданина Мако, был отдан под суд и оправдан, хотя доказательства его виновности были неоспоримы. Посол, как королева могла убедиться после прочтения его переписки, нисколько не сомневался в вероломстве неаполитанского двора. От него не могли укрыться ни отправление флотилии, ни прибытие Нельсона; эхо комплиментов, которые расточали Нельсону король и королева, докатилось до французского посольства. Наконец однажды утром посол получил от своего правительства распоряжение покинуть Неаполь, и он уехал, настроенный против неаполитанского правительства, как и против папского. С собой он увез дочь и вдову Бассвиля, убитого в Риме: одна оплакивала отца, другая – мужа.

С дворцового балкона мы смотрели, как посол всходил на борт корабля нейтральной державы, а поскольку он в свою очередь заметил стайку дам на балконе королевских апартаментов и не сомневался, что королева тоже там, он вытянул руку в нашем направлении, – этот прощальный жест был полон угрозы.

А я, не отрываясь, смотрела на двух женщин, которые выделялись среди его сопровождающих черным цветом своих одежд. Их траур взывал к отмщению сильнее, чем угрожающий жест посла.

Нельсон был опьянен приемом, оказанным ему королевской четой и сэром Уильямом Гамильтоном. Дитя народа, выросший вдали от двора, он, подобно мне самой, ощущал покоряющее обаяние царственной улыбки глубже тех знатных персон, кому высокое положение было обеспечено с колыбели.

Вот как он писал об этом своей жене 14 сентября 1793 года:

«Миссис Нельсон.

Вести, доставленные мною, были восприняты с величайшим удовлетворением. Король, первым нанеся мне визит на борту „Агамемнона“, потом дважды присылал справиться о моем самочувствии. Он называет англичан спасителями Италии, и в первую очередь – спасителями его королевства. Впрочем, я исполнял поручение лорда Худа с таким рвением, что никому бы не удалось сделать больше, и послание, которое я для него получил, – самое великолепное из всего, что когда-либо было писано королевской рукой.

Получил я его благодаря сэру Уильяму Гамильтону и первому министру, тоже англичанину. Леди Гамильтон была необычайно добра к Джошуа.

Это молодая женщина с превосходными манерами, делающая честь тому кругу, в котором она была воспитана.

Я приведу отсюда шесть тысяч человек подкрепления для лорда Худа.

Не забывайте обо мне, прошу Вас о том во имя памяти моего дорогого отца, ради лорда и леди Уолпол, и верьте в преданность Вашего

Горацио Нельсона».

Все время, пока Нельсон находился в Неаполе, он провел в посольстве. Я уже упоминала о том, какого рода впечатление он на меня произвел; позже он не раз мне повторял, что полюбил меня в ту же минуту, когда впервые увидел. И однако в тот приезд, если это было правдой, лишь его взгляды говорили за него, причем так нерешительно, что, уехав, он оставил меня в сомнении, любима ли я или же просто внушила ему глубокую братскую привязанность.

С моей стороны если и возникали порой чувства, выходившие за рамки дружбы, их избыток всецело изливался на красивого подростка, сына миссис Нисбет: получив первый чин во флоте, он в свои тринадцать-четырнадцать лет щеголял в новой форме. Когда я, лежа на диване и обнимая рукой плечи юного Джошуа, слушала рассказы о путешествиях, невзгодах и битвах его отчима, сэр Уильям Гамильтон, по обыкновению погруженный в помыслы об античности, шутил, сравнивая меня с царицей Карфагена[848]848
  Карфаген – древний город-государство, основанный в 825 г. до н. э., одна из самых богатых финикийских колоний; располагался на северном берегу Африки на территории современного Туниса; вел обширную морскую торговлю, завоевал многие земли в западной части Средиземного моря. Многолетняя борьба Рима с Карфагеном (Пунические войны, – 264–146 гг. до н. э.) закончилась в 146 г. до н. э.: Карфаген был захвачен римлянами и полностью разрушен.


[Закрыть], что ласкала Аскания, жадно внимая повествованию о приключениях Энея[849]849
  По античному преданию, послужившему основой «Энеиды» Вергилия, троянец Эней, сын пастуха Анхиса и богини Венеры, после падения Трои спасся бегством и долго скитался, прежде чем осел в Италии, а юный Асканий (Юл), его сын, бежавший вместе с отцом, стал одним из легендарных основателей римского патрицианского рода Юлиев; в своих странствиях Эней, в частности, оказывается в Карфагене, где его надолго задерживает влюбленная в него царица Дидона, мечтая родить от него сына, похожего на Аскания.


[Закрыть].