Текст книги "Митька на севере (сборник)"

Но сегодня Митяй отбивал морзянку, наверное, как никогда в жизни. Он в эту минуту, скорей всего, перекрыл даже «мастерский» норматив. «Точкитиреточки» сливались в один сплошной непрерывный писк Радист в полку взмок, силясь принять хотя бы часть льющихся из наушников нескончаемым потоком данных. Но это были уже его проблемы. Главное было эти данные передать.

За одну минуту в полк улетела вся информация обо всех целях за все пропущенные пятнадцать минут. Полк получил информацию, как если бы никаких леммингов не было и Харасавэйская точка, все это время благополучно вела свои цели, в обычном штатном режиме. Не забыл Митяй передать и про борт проверяющего.

Прибывший с проверкой полковник из штаба армии ничего не заметил, похвалил за службу и улетел проверять дальше.

Но Клещу за пролёт ответить все-таки пришлось. Кучмаев отправил его чистить огромную цистерну для питьевой воды. Цистерна находилась в кочегарке. Через широкую горловину в цистерну засыпали снег, который тая образовывал основной запас питьевой воды для всего личного состава части.

Клещ понимал, что прокололся, и даже особо против наказания не возражал. Он загнал в цистерну через горловину трёх духов, и они за три часа всю работу успешно выполнили. Кроме всего прочего, на дне питьевой цистерны обнаружили штук двести утопленников-леммингов и котёнка Ганса.

* * *

А эмалевый значок «Мастер» у Митяя украли прямо из дембельского дипломата за час до дембеля. Знали, что делали. Найти значок уже физически не было времени. Иначе Митяй всё вверх дном перевернул бы, всю часть построил, и значок бы нашел, и того бы гада из-под земли достал…

Он ушел домой со своим старым значком «Специалист 1-го класса». Не «Мастер», конечно, но тоже эмалевый…

Лет семнадцать прошло уже с той поры, а Митяй нет-нет да при случае и вспомнит эту историю и особенно украденный значок…

Однажды, проходя около исторического музея на Красной площади, я заметил мужика, продающего разложенные на ступеньках старые советские значки. Уже много лет, зная, как дорог был Митяю этот значок, я нет-нет, да заглядывал на такие антикварные развалы – искал значок. «Мастер» – большая редкость, а эмалевый особенно. Алюминиевые два раза попадались, а эмаль нет. Никогда.

Вдруг я увидел его! Потускневший значок «Мастер» лежал на расстеленной мешковине, вперемешку с «Ударниками труда», значками ГТО и октябрятскими звездочками. Я проверил – не алюминиевый ли? Нет – Эмаль! Я не торговался.

Через неделю Митяй с женой приехал в Москву. Мы встретились с ними в баре О2, на крыше гостиницы Ритц-Карлтон, что на Тверской. Сидим, пьём коктейли, любуемся видом на Красную площадь. А в кармане у меня заветный значок. Мне не терпелось. Но моя девушка, как всегда, лучше меня придумала, что и как надо сделать.

Через полчаса застолья официантка подошла к нашему столу:

– Простите, это не вы потеряли? – как бы между делом спросила она и протянула Митяю значок. Митяй не сразу сообразил, в чем дело. А когда понял, то на некоторое время потерял дар речи. Он сидел, отрешенно наблюдая, как зайчики света отражаются в белой букве «М» на синем эмалевом фоне. После долгой паузы он наконец, оторвал взгляд от значка и посмотрел на меня. Глаза его выражали целый калейдоскоп эмоций. Он вышел из-за стола и крепко пожал мне руку.

Ночные стрельбы

Ничто так не снимает сонливость, как чашечка крепкого сладкого горячего чая, выплеснутая на живот.

(Фольклор)

На мокром от осеннего дождя плацу, ёжась от холода, переминалась с ноги на ногу разномастная шеренга бойцов во главе с худеньким лейтенантом. Перед ними нервной походкой, дефилировал всклокоченного вида майор. Рыхлый, с красными прожилками нос выразительно дополнял его тусклые, осовелые глаза. Майор ходил туда-сюда вдоль строя, что-то объяснял, периодически матерился и то и дело для выразительности рассекал ладонью влажный сентябрьский воздух. Лейтенант, старательно вращая головой, внимательно следил за всеми перемещениями своего командира. Фуражка, свободно сидевшая у него на ушах, не успевала за поворотами его маленькой головы, и лейтенант вынужден был периодически центровать ее отработанным движением, прикладывая ребро ладони к носу и козырьку.

Вдруг майор остановился и, задрав голову, некоторое время провожал взглядом красные огоньки пролетавшего в тёмных облаках самолёта. Оторвав глаза от самолёта, он обвёл взглядом строй и пальцем указал на трепыхавшийся над их головами мокрый красный транспарант, белая надпись на котором гласила: «Солдат помни: честь твоей образцовой части – это часть твоей чести!»

– Бойцы, помните – мы находимся на территории образцовой части!

Майор сделал рукой жест в сторону удаляющегося самолета:

– Вон, видите, летит самолет, и его не сбивают. А почему? Дело в том, что это наш самолет. Мы видим его, можем его сбить, но все-таки не сбиваем. Это есть пример правильного выполнения своего долга. А раз мы подаём пример, значит, наша часть – образцовая.

Он исподлобья оглядел строй.

– Бойцы, сегодня, вы должны на деле доказать, что всерьёз достойны этого звания. Я ещё раз повторяю для особо одаренных: сегодня на внеплановых ночных стрельбах генерал лично будет присутствовать! Лично! Всем понятно, что из этого следует?! – майор в который раз обвёл испытующим взглядом строй, проверяя, оценили ли его подчинённые в полной мере всё значение предстоящего события.

Не удовлетворившись увиденным, майор расшифровал:

– Если хоть одна падла промажет – голову оторву!

– Нервничает Гундос, – наблюдательно шепнул кто-то в строю.

Майор действительно нервничал. Прошло немало времени после последних показательных зенитных стрельб, но ещё очень свежи были в памяти и продырявленный пулями «кукурузник», и наложивший в штаны лётчик, и по-отечески строгое, бледное лицо, сорвавшего голос генерала.

Правда, тогда стрельбами командовал другой начальник, подполковник по кличке Батя, но генерал присутствовал тот же самый, что будет и сегодня. Батя тогда недосмотрел, и кто-то умудрился доверить зенитку одному «оленеводу» из союзной республики. Всё бы ничего, но этот «здравствуй дерево» оказался ещё и с инициативой. Вместо мишени в виде серебристого конуса, которую тащил за собой на длинном тросе «кукурузник», он открыл прицельный огонь по самому «кукурузнику». На поражение. Он потом оправдывался: «Этот мишеня больше самалёта похож, был однако…

Как лётчик тогда уцелел, одному Богу известно. Он каким-то чудом умудрился заложить вираж и даже посадить изрешеченную машину на ближайшем совхозном поле. Горе-зенитчику тогда тоже, можно сказать, повезло, обошлось без дисциплинарного батальона. Он только получил пару раз по морде от сослуживцев, два раза от лётчика и один раз от Бати лично. Потом он отсидел месяц на губе и был до дембеля сослан на кухню. А вот командиру Бате повезло меньше, злой рок судьбы, в виде разъяренного генерала, послал его дослуживать к белым медведям куда-то в Заполярье. И где сейчас этот Батя, одному богу известно. Тогда же его, майора, за особое усердие и партийную принципиальность, проявленную при разборке инцидента, генерал и назначил командиром на место Бати. Подчинённые, правда, его служебное рвение оценили по-своему, окрестив своего нового командира соответственно – Гундос.

Майор поёжился: – А если всё путём выйдет, то можно ведь и подполковника досрочно зашибить. Генерал это может. Прецедент есть. Надо вот только на стрельбах не облажаться. Он обвёл красными глазами переминающийся с ноги на ногу строй:

– Вопросы есть? Нет вопросов. Ну, смотрите, если что не так, вам дисбат за счастье станет. Задача ясна?! Не слышу! Бойцы, задача ясна?!

– Так точно!!!

– Всё. Готовиться! Вольно! Разойдись!

Строй, ещё секунду назад вяло переминающийся с ноги на ногу, с неожиданной резвостью рассыпался в разные стороны. На плацу перед майором остался колыхаться на ветру только один молоденький лейтенант.

– Я сказал: разойдись! – в лицо лейтенанту пахнуло настоявшейся смесью чеснока и перегара.

– Тащ майор, – моргнул обоими глазами лейтенант, стараясь вдыхать в стороне от тухловатого амбре, – на «зушке» наводчика и прицельного нету…

«Зушкой» здесь в части называли ЗУ-23-2 – зенитную автоматическую спаренную пушку для борьбы с низколетящими воздушными целями.

Майор подался вперёд, сгребая лейтенанта за ворот шинели: – Как нету?!! Ты что шутки шутить вздумал?!

От тёплого майорского дыхания лейтенанта передернуло:

– Заряжающие – два салаги-азиата есть, а подготовленных наводчика и прицельного нет. Глушко и Прокопенко на прошлой неделе демобилизовались, а младший сержант Баранов с утра в госпитале, с животом. Скрутило его, тащ майор. Больше никто на зушке подготовку не проходил пока…

Майор выпустил из кулака ворот лейтенанта.

– Ты меня добить решил. Какие на хрен ночные стрельбы без зенитки?! – Майор вытер испарину со лба. – Без прицельного ещё обойдёмся – расстояние до цели выставим и всё. Аэрозонды – это тебе не самолёт. А вот без наводчика никак. Короче, даю тебе час, чтобы найти замену. Рожай, если хочешь, но чтоб через час доложить об исполнении. Приказ ясен?

– Так точно!

– Свободен.

– Постой! – крикнул майор, вдогонку лейтенанту, прислушиваясь к урчанию собственного желудка. – А Баранова с чего пронесло, не картошка часом?

– Не в курсе, тащ майор, но похоже.

– Ладно. Свободен, – буркнул, Гундос, морщась. – Как пить дать, картошка…

Лейтенант уже час бегал по казармам. Всё напрасно. Может, конечно, кто-то и умел управляться с зениткой, но упорно это скрывал. Все шли в отказ. Народ добровольно подставляться не хотел. Охотников искать себе на задницу приключений, будучи гвоздём программы на стрельбах перед генералом, не находилось. К концу второго часа безрезультатных поисков взмыленный лейтенант наткнулся во дворе кухни на мутного вида бойца неопределённой раскосой национальности (таких обычно злые языки причисляли к урюкам). Солдат сидел на деревянном чурбаке, расставив ноги и деловито выпятив нижнюю губу, неторопливо и старательно счищал ножом слизь и кожуру с подобия картошки, которую он вылавливал из отдающей пряно-кислой вонью жижи внутри хлипкого деревянного ящика.

– Как фамилия, боец? – поморщившись от тошнотворного запаха, спросил лейтенант.

– Бельдыев… однако, – круглолицый джигит поднял свои раскосые глаза на лейтенанта.

Бельдыев, Бельдыев… что-то знакомое… – попытался вспомнить лейтенант.

– Бельдыев, ты хоть раз из ЗУ-23 стрелял? – безнадёжно спросил лейтенант: – Ну, Зе…у… 23… Зенитная пушка. Два ствола. Та-та-та. – Лейтенант сжал кулаки, свёл их вместе и сделал вид, что стреляет по пролетавшим над его головой воробьям: – ЗУ-23, зу-шка…

– А-а-а, – просветлел боец. – Зучка. Стрелял, однако.… Кароший штук…

– Да ну! – у лейтенанта ёкнуло сердце, и где-то в глубине души затеплилась слабая надежда. – И подготовку прошёл?

– Прошёл я.

– На кого?

– Стрелка-наводчика я.

– Отлично Бельдыев, отлично! – засуетился лейтенант – Ты-то мне и нужен! Два заряжающих есть. Только тебе обойтись без прицельного придётся … Баранов в госпитале, с животом, – лейтенант подозрительно покосился на сочащийся слизью ящик – С зушкой один управиться сможешь… расстояние до цели выставить? – с мольбой в глазах спросил он.

– Смогу, однако.

– Ну, вот и отлично. Вот и отлично. Будешь сегодня на стрельбах из зушки по светящимся аэрозондам бить. Сможешь?

Лицо Бельдыева потеряло осмысленное выражение. В глазах как будто выключили свет.

– Аэрозонды, шарики… светящиеся.

– Сарики – это понял я. А с картошка на зучка можно? – усомнился боец, откладывая в сторону недочищенный корнеплод.

– Можно?! Можно Машку за ляжку и козу на возу, Бельдыев. Не можно, а нужно! Ты, что сюда приехал – картошку чистить или Родину защищать?

Бельдыев задумался. Лейтенант, насторожившись, прервал его раздумье.

– Неважно, не думай об этом Бельдыев. Не напрягайся. Значит, сбить сможешь? Чтоб всё потухло?

– Угу.

– Ну, Бельдыев, – расчувствовался лейтенант – если ты сможешь… – лейтенант всем телом подался навстречу солдату. – Если ты сможешь,… Я… я… тебе отпуск!.. Десять суток дам… На родину, домой поедешь. Хочешь домой, Бельдыев?

При словах отпуск и домой – глаза Бельдыева в первый раз за время разговора оживились, блеснув желтоватым огнём:

– Дамой? – Недоверчиво переспросил он.

– Да! Домой, домой поедешь! … Но только смотри у меня, чтобы потушил все светящиеся шары, все до одного. Усёк?… В смысле, понял, Бельдыев?

– Всё поняла я…Зачем многа гаваришь?.. Усёка.

– Ну, вот и славненько, Бельдыев, вот и славненько. В 24.00…

Свет опять погас в глазах Бельдыева.

– В 24. 00!.. М-м-м, ну, когда все стрелки кверху встанут. Чтоб был на позиции. Отставить картошку. Брось эту отраву. Разойдись… Это твой шанс, Бельдыев, готовься, – и лейтенант в первый раз за сегодняшний день улыбнулся.

Ровно в 24:00 генерал сидел в кресле на почетном месте перед широким обзорным окном наблюдательного пункта. Степенно откинувшись на спинку кресла, он отхлёбывал приторно сладкий чай из гранёного стакана в серебряном с вензелем подстаканнике и посасывал ломтик лимона, обильно обваленного в хрустящем тростниковом сахаре. Гундос сидел позади генерала, внимательно следя за всеми движениями начальственной персоны. Внизу, прямо перед наблюдательным пунктом, располагалось стрельбище. Слева, метрах в трёхстах, на небольшом возвышении зенитная пушка ЗУ-23. По краю стрельбища, как раз перед наблюдательным пунктом, был вырыт окоп. В окопе копошились солдаты, готовясь к стрельбе из автоматов и другого стрелкового оружия. Перед ними, на расстоянии нескольких десятков и сотен метров – аккуратные фанерные мишени – в рост, в полроста, движущиеся и стационарные…

– Сейчас включат подсветку, – полушепотом пояснил майор, слегка наклоняясь к генеральскому уху.

Эту подсветку для мишеней установили только неделю назад, она была гордостью майора, и ему не терпелось продемонстрировать её начальству: – Это наша собственная техническая разработка, товарищ генерал… Всё своими руками…

Генерал на четверть оборота повернул голову и подозрительно принюхался. Но услышав последнюю фразу, удовлетворённо кивнул, предвкушая захватывающее зрелище. Генерал любил стрельбы, а ночные – в особенности. Он находил что-то поэтически феерическое в том, как трассеры пуль разрезают темноту ночи. Можно просто воевать, и можно воевать красиво.

У майора отлегло от сердца – генерал в хорошем настроении! Звезда подполковника, считай, почти в кармане…

– Всё готово, тащ майор, – наклонился к уху Гундоса просунувшийся в дверь лейтенант, – можно начинать…

– С зушкой всё в порядке?

– Так точно! – шепотом отрапортовал лейтенант – Нашел наводчика.

– Подготовленного?

– Обижаете, тащ.

– Ай, молодца! – прошептал майор и наклонился к уху генерала. – Разрешите начинать, товарищ генерал?

– Всё под контролем, майор?

– Так точно, товарищ генерал, иначе у меня и быть не может!

– Ну, смотри, – снисходительно усмехнулся генерал и дал ленивую отмашку. – Начинайте…

Лицо Гундоса приняло деловое серьёзное выражение:

– К выполнению боевого упражнения Ночные стрельбы – приступить! – отдал он команду по полевому телефону.

Внизу, в окопе, засуетились, забегали фигурки в камуфляжной форме. Генерал подался вперёд поближе к окну. Глаза майора с волнением следили за взглядом генерала: вот его взгляд пробежал по стрельбищу и остановился на зенитной позиции. Там, около зушки, виднелись фигурки наводчика и двух заряжающих Нехорошее предчувствие вдруг глухим урчанием отозвалось в животе майора.

– Кого на зушку определил? – сдавленным шепотом спросил майор собиравшегося было уйти лейтенанта и откусил кусок зелёного яблока

– Бойца одного подготовленного… Имеет опыт стрельбы… – таким же сдавленным шёпотом ответил лейтенант. – Надо бы потом отпуском поощрить тащ… Разрешите идти?

– Как фамилия?

– Бельдыев, по-моему…

Гундос поперхнулся. Привстав на стуле, он потянулся рукой к вороту лейтенанта, но, покосившись на вперившегося в окно генерала, опомнился и убрал руку:

– Урою, – прохрипел он…

Лейтенант скривился, как от нестерпимой зубной боли. Он вдруг явственно вспомнил, почему фамилия скромного бойца показалась ему такой знакомой. Это был тот самый боец, кличка «оленевод», про которого ему с таким смаком рассказывали старожилы, когда он полгода назад только-только прибыл по распределению из училища в эту чертову часть. Лейтенант вспомнил всё: и простреленный кукурузник, и совхозное поле, и лётчика, и то, за что Бельдыева сослали на картошку…

Белый, как полотно, майор тяжело плюхнулся на стул и обречённо посмотрел на часы: 00:09. Схватив дрожащей рукой бинокль, он устремил свой взгляд вдаль, туда, где в трёхстах метрах слева от наблюдательного пункта, между двух заряжающих, тёмная фигурка устроилась за зенитным орудием. В темноте перед окопами вспыхнули яркие огни подсветки мишеней…

Усевшись на сиденье зенитного орудия, Бельдыев любознательно, с уважением, водил пальцем по граненым насечкам стальных рукояток, трогал оптический прицел и, выпятив нижнюю губу, одобрительно качал головой. Он с детства уважал серьёзное оружие. Это у него от папы– охотника. В его голове крутились три слова: отпуск, дамой и шары. Стрелки уже перестали быть ровно кверху, а обещанных огней всё не было. Бельдыев напряженно вглядывался в темноту. Он был предельно сосредоточен. Он помнил, зачем он здесь. Всё имело смысл. Когда справа, метрах в трехстах от него, около наблюдательного пункта, вспыхнули, наконец, огни, он был готов.

Огни! Светящиеся! – моментально среагировал Бельдыев и, прильнув лбом к резиновой нахлобучке оптического прицела, стал быстро-быстро разворачивать воронёные стволы. Пальцы до боли в суставах сжимали рукояти зенитного орудия. Маркер прицела медленно, но верно приближался к цели. Дернулся правый прицельный глаз. На мгновение Бельдыева охватило тревожное сомнение – огни светились ближе к земле, чем ожидалось. Но его сомнение было недолгим.

– Хитрит, однако, – усмехнулся он про себя. – Думал, не замечу я.

Огни замерли в перекрестье прицела. Не отводя от них взгляда, он дернул головой, пытаясь смахнуть со лба проступившую каплю пота. Оторвать рук от рукояток он уже не мог – пальцы приросли к гранёному металлу. «Все-всё сбить. Чтоб всё-всё потухло», – отчетливо всплыли в памяти оленевода слова лейтенанта, – «отпуск… десять суток». Эти проклятые огни, вот всё, что стояло сейчас между ним и его отпуском. Падаждать. Шары павыше, падняться? Позна будет. Улетит, однако, – мелькали в голове оленевода обрывки мыслей. Единственно верное решение пришло мгновенно, как молния: «Быстрая залпа! Патушить на земле… Бить, как птица. Быстра-быстра! – Харашо што заметила их», – нога легла на педаль спускового механизма. …

…В темноте перед окопами вспыхнули яркие огни подсветки мишеней. На наблюдательном пункте майор, позабыв про резь в желудке, с ужасом следил за тем, как стволы зенитки медленно, но верно разворачивались в сторону генерала. Самого генерала этот поворот событий тоже немного заинтриговал. Он уже несколько раз бросал недоумённые взгляды в сторону белого, как полотно, майора, но лицо Гундоса ничего вразумительного не выражало. Он только хлопал глазами и, как завороженный, таращился в сторону чёрных дыр стволов, направленных в сторону наблюдательного пункта. Вдруг до майора дошло! Он осознал, наконец, весь ужас ситуации. И в ту же секунду оглушительно грохнула «зушка»: Та-та-та-та! – задвигались ожившие стволы. По пуленепробиваемому стеклу наблюдательного пункта с треском брызнули щепки и комья земли, посыпались обломки бетона.

Не отдавая себе отчёта в том, что он делает, майор вскочил, бросился к генералу и, вцепившись в спинку его кресла, обрушил его на пол вместе с чаем и лимоном…

Мерцание вспышек благородно осветило одухотворённое лицо Бельдыева. Полураскрыв рот, он восторженно следил за красочным фейерверком разрывов, рвущих в клочья темноту осенней ночи. Заряжающие то и дело меняли отстрелянный за считанные секунды боезапас.

На наблюдательном пункте, что-то заискрило, замкнуло, и погас свет. Залитый горячим чаем генерал неуклюже перевернулся на мокром брюхе и вдруг с неожиданной резвостью встал на четвереньки и, быстро-быстро перебирая коленями, рванул через всю комнату под тяжелый дубовый стол в противоположном углу комнаты. Отблески разрывов зловеще освещали перекошенное гримасой ужаса лицо Гундоса…

Та-та-та, – извергали огонь спаренные стволы зушки. Один за другим гасли в темноте светящиеся огни. Через минуту всё стихло, так же неожиданно, как и началось.

Бельдыев ещё давил на педаль огня, но боезапас иссяк. В его ушах звенело от грохота, глаза, ослеплённые вспышками залпов, плохо ориентировались в темноте. Он с тревогой огляделся: может, упустил что? Но вокруг не было ни огонька. Бельдыев облегченно вздохнул и, оторвав затёкшие пальцы от орудия, смахнул, наконец, со лба липкую каплю пота. Он зажмурил глаза и улыбнулся.

Впереди, высоко в небе, освещая обломки мишеней, ярко вспыхнули светящиеся шары – аэрозонды.