Текст книги "Макароны по-флотски (сборник)"

Самогонщики

При обнаружении вспышки ядерного взрыва самое главное – это повернуться к нему спиной, чтобы сталь со штыка не капала на казенные сапоги.

(Армейская мудрость)

К затерянному в снегах Заполярья посёлку нефтяников Харасавэй, приближался новый 1993 год. Для Митяя и его однопризывников это был их последний Новый Год на службе. Весной им предстояло увольнение в запас. По этому знаменательному поводу уже давно томилась за котлом в кочегарке надёжно скрытая от офицерских глаз двухсотлитровая бочка браги. Всё предвещало весёлый праздник.

– А может, братан, самогон сварганим? – предложил вдруг Митяю его закадычный друг Володя Шикера, коренастый здоровяк из Севастополя. – Мне эта брага уже вот где, – он выразительно провёл ребром ладони по горлу. – Голова от неё тяжелая.

– Раскатил губу, – добродушно протянул Митяй, – первач он, конечно, хорошо, только из чего змеевик делать будешь? Ты думаешь, тебе первому эта гениальная мысль в голову пришла? Было б из чего… давно б уже сделали, – и он обвёл грустным взглядом казарму.

Володя почесал затылок. Действительно, с тонкими трубками, необходимыми для изготовления змеевика, на точке были проблемы. Эх, жаль. Самогон очень бы в тему пришелся. Это факт. Ну, да ладно. Брага, значит, брага… Ему живо вспомнился прошлый Новый Год. Тогда деды выкатили целую бочку браги на всю казарму. Это был редкий случай – пить дали добро всем, даже духам. Гудели всю ночь. Не перепился тогда только ленивый. В конце вечеринки от бочки уже отползали.

– Помнишь, как мы в прошлый Новый Год погудели? – Володя повернулся к Митяю, улыбаясь нахлынувшим воспоминаниям.

– А то! Тогда на утреннем построении два духа из строя прямо под ноги замполиту выпали. Такое разве забудешь!

Митяй усмехнулся, вспоминая перекошенное бессильной злобой лицо майора Станилэ. Его блуждающий взгляд в мечтательной задумчивости скользил по казарме. Тут в его мозгу как будто сверкнула вспышка молнии. Взгляд остановился на занавесках:

– Зёма, глянь-ка на светозащиту, – тихо проговорил Митяй рукой поворачивая голову друга в сторону окна.

Шикера посмотрел в указанном направлении и остолбенел. Тёмные светозащитные одеяла на окнах аккуратно висели на тоненьких дюралевых трубках!

– Да ты, гений!!! – от избытка чувств Шикера со всей молодецкой силы хлопнул друга по крепкой спине.

– Ну, ты руками-то поосторожнее, – добродушно буркнул Митяй. – Сейчас духов зашлю, пусть на верёвочки перевесят, – кивнул он на занавески.

На изготовление первого на радиолокационной точке Харасавэя самогонного аппарата ушло два дня. За день до Нового Года всё было готово. Изобретать велосипед нужды не было. Конструкция аппарата была до гениального проста. На электрическую плитку поставили пятилитровую железную банку из-под томатной пасты. Вверху банки проделали отверстие и вставили свернутый спиралью змеевик, ловко смастряченный из дюралевой трубки от занавесок. Герметично запаяли основные соединения, и аппарат был готов.

Готовый прибор разместили в радиолокационном посту Володи Шикеры. Его индивидуальный боевой пост располагался в ста метрах от казармы, рядом с вращающейся антенной локатора, в небольшом защитного цвета вагончике-кунге. На этом посту, во время своего боевого дежурства, Володя наблюдал на экране монитора за зелёными точками воздушных целей обнаруженных радаром и сообщал о них на КП (Командный Пункт), где дежурил радистом Митяй. Установив самогонный аппарат в укромном углу кунга, друзья вывели трубку змеевика через отверстие в стенке, на улицу, прямо в сугроб. Конец трубки они опустили в стеклянную банку.

Железную банку из-под томатной пасты заполнили брагой и включили плитку. Пар услаждая слух, заклокотал по дюралевой трубке из кунга на улицу. А там минус тридцать. Лучшего охлаждения для самогонных испарений и не придумаешь. Процесс пошел. За час набегала целая майонезная баночка чистейшего, как слеза, семидесятиградусного первача! Пальчики оближешь. Никто даже не ожидал, что всё так здорово с первого раза заработает. Володя Шикера, сидел на своем боевом посту и параллельно с ведением зеленых радарных целей внимательно наблюдал за температурой кипения браги, периодически регулируя нагрев плитки. Тут главное не прозевать. Отвлечешься и… будет как у Малоивана в кочегарке, так рванет, мало не покажется…

В новогоднюю ночь в кунге у Шикеры уже стояла, источая божественные ароматы, трёхлитровая банка первоклассного самогона. Всё было готово к празднику. Было около двух часов ночи. Так получилось, что сама новогодняя полночь уже прошла. Из-за издержек военной службы Митяй провел её на боевом дежурстве, на КП. Но это были мелочи. Впереди была ещё целая новогодняя ночь, которая обещала быть незабываемой. Сам Володя только что заступил на вахту и теперь ждал друга, который должен был зайти после смены с дежурства. Планировалось отметить по стаканчику в кунге, а потом Митяй должен был принести банку в казарму и повторить прошлогодний фурор, но уже на качественно новом уровне. Ребята были оповещены, и спать в эту ночь в казарме никто не собирался.

В это самое время Митяй, сидя на КП, отбивал ключом морзянку и с нетерпением поглядывал на часы… Скорей бы развод…

Наконец подошло долгожданное время смены вахты. Митяй снял наушники и, передав пост сменщику, направился к выходу. «Ну, сейчас оторвёмся!» – крутилась в мозгу озорная мысль. Он оглянулся по сторонам с нетерпением, ища глазами лейтенанта Гонгадзе, разводящего смены.

– Потерял кого-то, Федотов?

Хорошо знакомый хриплый голос заставил Митяя вздрогнуть от неожиданности. Он обернулся и нос к носу столкнулся с ехидно улыбающейся физиономией замполита части, молдаванина майора Станилэ. Это явление замполита народу ничего хорошего не предвещало. Митяй и Станилэ не любили друг друга. Не сошлись, как говорится, характерами.

У Замполита был комплекс Наполеона. Он стремился иметь всю часть… и, в частности, иметь ее под своим полным тотальным контролем. Одной политической власти ему уже не хватало. Станилэ устроил на самых блатных ключевых должностях двух своих земляков. Начальником продовольственного склада был молдаванин, старший прапорщик Рычану. Водителем и единственным человеком, имевшим право отлучаться в любой момент с территории части, в посёлок, на почту и в магазин был его земляк, прапорщик Ибаништяну. Для контроля над личным составом имелась сеть стукачей. И всё бы хорошо, но…

Осуществить свой замысел замполиту мешали только такие персонажи, как Митяй, Володя Шикера и ещё пара пролётчиков, типа их корефана Генки Зарубина. Они никак не хотели гнуться и укладываться в стандартные замполитовские схемы. И тот факт, что они пользовались непререкаемым авторитетом среди рядового состава, путал замполиту все его карты.

Он, конечно, сажал их по очереди на гауптвахту, но это не помогало. Однажды, отчаявшись, Станилэ даже написал письмо матери Митяя, где в пространной форме, во всех подробностях, описал всё нехорошее поведение ее сына и выразил свое мнение, что ей должно быть стыдно за своего сына, не для того она отдала его на службу Советской Родине. На что мама ему в выразительной и лаконичной форме ответила, что вообще-то она своего сына никуда и никому не отдавала. Её мнения никто не спрашивал. Сына у неё просто забрали. А своего сына она знает. И что замполиту, самому, у её сына человеческим качествам поучиться нужно… В общем… с письмом у Станилэ не получилось…

«Вот это номер!» – опешил Митяй, увидев улыбку Станилэ. – «Этот перец откуда здесь?! Какого хрена? Где лейтенант?» – мысли мельтешили в его голове, наталкиваясь друг на друга и не находя ответа на поставленные вопросы.

– Гонгадзе ищешь? – Заметив растерянность Митяя, довольно улыбнулся замполит. – Так это зря. Сегодня я смену в казарму поведу. Лично. От двери до двери. Мы с тобой сегодня не разлей вода… Ни на шаг от себя не отпущу. Ты у меня весь вечер по струнке ходить будешь. Вместе и за Новый Год выпьем… грушевого компотика… – Прищуренные глаза замполита горели злорадным мстительным огнем.

«Какая сволочь настучала?!» – осенила Митяя сокрушительная догадка. То, что кто-то стуканул про готовящийся сабантуй, было ясно как божий день. Замполит никогда лично разводом смены не занимался. Особенно в Новогоднюю ночь! «Сработала чертова агентура! Эх, отловить бы гада, да как узнаешь?! Станилэ берёг свои кадры». Сдаваться не хотелось, но выхода похоже уже не было.

– Смена строиться! – прозвучала команда замполита.

Вышли с КП, как и положено, по инструкции, Замполит шел первым по расчищенному в снегу проходу. Тонкий луч его фонарика прорезал темноту морозной зимней ночи. Митяй, как старший после замполита по сроку службы и по званию, как обычно, шел замыкающим.

«Неужели и Володьку с аппаратом накрыли?» – сверлила мозг полная отчаянья мысль.

Митяй подошел к развилке дорожки. Прямо был путь в казарму, а справа от него расчищенные от снега деревянные мостки вели в сторону радиолокационного поста его друга. До казармы оставалось ещё сорок метров ходу.

«А была, не была!» – сверкнуло в голове отчаянное решение. Митяй резко повернул вправо. Он более не раздумывал. Цепочка бойцов под предводительством замполита медленно продолжала движение в сторону казармы. А Митяй, ни разу не обернувшись, мчался по направлению кунга Володи Шикеры.

– Всё, братан! – выдохнул Митяй, распахивая заиндевевшую дверцу кунга.

– Что такое?

– Прихват, похоже! Заму кто-то сдал!

– Да ну?! Как знаешь?

– Сердцем чувствую.

Не снимая тулупа, Митяй грузно опустился на стул.

«Старшему сержанту Федотову срочно прибыть в казарму к командиру батальона!» – донёсся из динамика хриплый голос дежурного по роте.

– Хватился молдован, – ухмыльнулся Митяй.

Володя наклонился, достал из-под стола трёхлитровую банку самогона и осторожно, стараясь не пролить, наполнил семидесятиградусным напитком майонезную баночку.

– Ну давай, зёма, на посошок, – Володя протянул самогон другу. – С Новым Годом!

– С Новым дембельским годом!

Митяй взял протянутую ему баночку и, элегантно оттопырив мизинец, опрокинул в себя её содержимое, всё до последней капли.

– Хорош, однако! – выдохнул Митяй, протерев рукой слезящиеся глаза, и деловито занюхал самогон, рукавом тулупа.

– Руку не меняют, – Володя снова наполнил майонезную баночку самогоном.

– И тебя с Новым Годом!

Разомлевший в тепле Митяй с удовольствием наблюдал, как его друг медленно опрокидывает в себя горячительный напиток.

– Ой хорош! – Шикера эффектно стукнул пустой баночкой о пластиковую поверхность стола.

– Да. Получился на славу… Ну, я, пожалуй, пойду, – Митяй указал рукой на дверь. – Замполит ждёт. Волнуется.

– Ну, давай брат. Ни пуха!

– К черту! – крикнул Митяй уже на ходу.

Осторожно пошатываясь, он медленно пробирался по мосткам в направлении тускло мерцающих из-под сбившейся светозащиты огоньков казармы. Приятное тепло медленно, но верно разливалось по всему телу. Все проблемы, вместе с замполитом, отплывали на второй план. Становилось хорошо… «Скоро домой», – засветилась в мозгу приятная мысль… Когда Митяй дошел наконец до двери казармы и вошел в комнату к командиру батальона, ему было уже очень и очень хорошо.

У замполита при виде довольного добродушного выражения лица Митяя отпала челюсть.

– Федотов! Когда?!! Ты минуту назад трезвый был?!!

Комбат привстал из-за стола.

Митяй оперся спиной о стенку. Стакан спирта на голодный желудок сделал своё дело. Перед глазами поплыли перекошенные лица комбата… замполита… комната начала вращаться. Под мелодичный звук голосов своих начальников он стал медленно сползать вниз по стенке и сел на пол. Он сделал это как раз вовремя. Над его головой просвистела и с треском разбилась о стенку запущенная комбатом табуретка.

– Ты куда смотрел! – глухо, как из глубины бочки, гудел комбатовский лошадиный голос.

– Да, товарищ подполковник, он только что, минуту назад, трезвый был. Лично следил. Он у меня с КП замыкающим шел. Где успел? – оправдывался замполит

– Ши-ке-ра!!!..ять!

– Твою… мать…

Доносились до Митяя обрывки фраз.

– …Срочно в кунг…

Митяй сидел на полу в кабинете командира части, опершись спиной о стену, и широко улыбался. Над его ухом мило ворковали начальственные голоса. Ему было хорошо и спокойно…

Не прошло и минуты, как в кунг к Володе Шикере ворвался запыхавшийся дежурный по батальону толстяк капитан Завьялов.

– Где самогон?! – только и смог выдохнуть капитан, с трудом переводя дыхание.

Тут взгляд капитана упал на трёхлитровую банку, стоявшую на столе перед Шикерой. Глаза дежурного по батальону вспыхнули алчным желтым огнём.

– Не отдам, – тихо сказал Володя.

Глядя прямо в глаза капитану, он поднял со стола банку с самогоном и стал булькающими крупными глотками жадно отхлебывать из горла обжигающее нутро содержимое.

Толстяк капитан опешил. Несколько секунд он стоял с широко раскрытыми глазами, молча наблюдая за тем, как ритмично двигается кадык Шикеры, как бегут по его подбородку тонкие ручейки спирта и как они медленно стекают за расстегнутый ворот гимнастёрки… Завьялов сглотнул слюну. Тут что-то щелкнуло в его голове.

– Стой… га-а-ад!!! – будто очнувшись от оцепенения, капитан спружинил и рванулся к Шикере, как бык на тореадора.

Боковым зрением наблюдая за надвигающейся на него тенью, Володя продолжал жадно хлебать самогон. В тот самый момент, когда пухлые пальцы капитана уже почти коснулись стеклянной банки, Шикера резким движением с размаху грохнул банку с самогоном об пол кунга.

Фонтан осколков и брызг окатил капитана с ног до головы.

– Сук-а-а-а!!! – только и смог выдохнуть толстяк.

– С Новым Годом! – лицо Шикеры расплылось в довольной хмельной улыбке.

Пришлось ребятам в казарме эту ночь опять довольствоваться брагой.

Наутро, когда самогонщики наконец проспались, комбат объявил им обоим по семь суток губы (гауптвахты). Самогонный аппарат конфисковали и змеевик уничтожили. Замполит лично руководил процессом. Все трубочки, державшие в казарме занавески, были срочно заменены на верёвочки. Но с гауптвахтой не сложилось. Вскоре выяснилось, что вертушка (вертолёт) ожидалась на точке не раньше чем через два месяца. Другого способа доставить пролётчиков к месту отбывания наказания не было, и комбат заменил губу на наряды вне очереди.

Это произошло к великому разочарованию Митяя. Так ему не удалось добавить ещё одну неделю губы к тем двум месяцам, которые уже имелись в его послужном списке за два неполных года службы. Он ждал поездки на гауптвахту, как долгожданного отпуска. Это был поездка на большую землю. Здесь на точке, в Харасавэе, было всего пятьдесят человек, из них в течение полутора лет он каждый день видел только двадцать… А там на губе были новые интересные люди, много людей, по улицам ездили машины. Одним словом, там была жизнь…

Лемминги

– Доложите в центральный: прибыл гражданский специалист к радистам.

– Цэнтралный. Прышол дэвышка, хочет радыстов.

– Я не девушка, я гражданский специалист. К радистам.

– Цэнтралный… ана нэ дэвишка… ана хочет радыстов.

(Фольклор)

Уже несколько дней ласково грело скудное северное солнце. На полуострове Ямал начал понемногу таять снег. Личный состав Харсавэйской радиолокационной части вышел в тундру для сбора подснежников.

Митяй улыбнулся: появление подснежников – самый верный признак наступающей весны. Местным чукчам даже шаман был не нужен. Выглянул из юрты, увидел в тундре цепь солдат с палками – бей в бубен: «Присол весна!».

Вдруг Митяй поморщился, тёплый весенний ветерок со стороны казарменного туалета вернул его с небес на землю. В проектный дизайн данного архитектурного сооружения забыли или просто «забили» включить систему канализации. Не предусмотрели даже выгребную яму. Туалет построили по распространённой в здешних местах технологии – «ась рассосется». И предоставленные самим себе фекалии медленно расползались из-под фанерного щита под казармой, растекаясь по тундре и внося свой посильный вклад в круговорот веществ в природе…

И всё бы хорошо, но с отоплением в туалете тоже были проблемы и зимой этот процесс естественной дисперсии прерывался. Суровые северные морозы кристаллизовывали молекулярную структуру биовещества, нарушая его вязкость и текучесть и приводя к формированию сталагмитов. Проще говоря, говно замерзало. Замерзало оно практически по приземлению, так сказать, «на ходу», образуя характерные пирамиды. И они, эти пирамиды, медленно росли, увеличивались в объёмах, и к концу долгой полярной зимы, уже угрожающе возвышались над туалетными очками разнородными остроконечными пиками. Присаживаться «по делам» над остриём такой вершины становились небезопасно. А что делать? Вот и балансировали солдатики, как горные орлы над вершинами, в миллиметрах от острых ощущений. Тут главное, не чихнуть…

Интересное дело, но после литра-другого браги эти пирамиды вызывали у Митяя исключительно умиление и ностальгические ассоциации. Они напоминали ему песочные замки на берегу далекого родного Финского залива. Утирал тогда Митяй здоровенным кулаком скупую мужскую слезу и, хлопнув по плечу первого попавшегося под руку бедолагу-духа, с тоской спрашивал: «Зёма, а сколько дней до приказа?» И духу лучше бы знать ответ на этот вопрос…

Но ничто не вечно на этом свете. И с первыми лучами весеннего солнца монументальные пирамидальные сооружения начинали таять и таяли так стремительно, что тундра уже не могла незаметно впитать в себя всё накопившееся за зиму добро. Образовывались запруды.

Оттепель создавала для солдат в туалете теперь другую проблему, вызванную обычной реакцией жидкости на падение в высоты тяжелого предмета. Теперь, «сделав дело», солдатам нужно было успеть немедленно отскочить в сторону, чтобы не стать жертвой характерного всплеска. Зазевайся на секунду и получи отдачу – век не отмоешься. В общем, оправление естественных надобностей эффективно способствовало повышению боевой готовности личного состава части, развивая у солдат вестибулярный аппарат, реакцию и прыгучесть.

Но самое главное, обильное таяние пирамид высвобождало из ледяного плена тысячи и тысячи единиц сопутствующего материала: обрывков газет, клочков наглядной агитации и огрызков статей В. И. Ленина… Оттаявшие разнокалиберные бумажки подхватывал легкий весенний ветерок и, как невидимый сеятель, разносил их по близлежащим окрестностям. Увидев забелевшие в раскисшей тундре многочисленные бумажные вкрапления, старожилы воинской части улыбались и мечтательно говорили: «Подснежники появились…»

Весенняя пора подснежников обычно совпадала с периодом учений, проверок и проверяющих. А проверяющие, как известно, народ капризный. К запаху дерьма они почему-то относились лояльно, тут наверное дело привычки, а вот вид использованных бумажек, обильно рассеянных вокруг части, у проверяющих стабильно вызывал благородный гнев и раздражение. Во избежание возможных инцидентов («инсестов», как любил выражаться, командир части подполковник Тякутьев, по кличке «Лошадь», получивший это прозвище за характерный оскал вставных зубов) с первыми лучами весеннего солнца весь личный состав части выводился на сбор «подснежников». Солдаты выстраивались в цепь и, заменив автомат на палку с гвоздём, прочесывали тундру, накалывая «подснежники», как чеки в универсаме.

Не дедушкино это дело – гонять и поторапливать духов. Дембель – не пятилетка, ударным трудом не ускоришь. С этой весны, как велит традиция, Митяй уступил это дело черпакам. Он неторопливо прохаживался по тундре, со стороны наблюдая, как черпаки строят духов и лишь изредка по старой привычке подгонял отставших персонажей. «Дедушка», как говорится, не девушка, мимо не пройдет.

– Шевелись! – беззлобно крикнул Митяй зазевавшемуся черпаку-таджику, – вон тот у тебя совсем уторчал, похоже, – указал он на отбившегося от строя лопоухого солдатика-переростка.

Черпак прикрикнул на духа, и тот тут же заработал палкой, как лыжник на олимпиаде. Рукав гимнастерки у него задрался, обнажая на тыльной стороне запястья большой красный ожог. Митяй ухмыльнулся: «Духовская» печать». Он сам ходил с такой в своё время.

В самодельной печке местной бани вместо камней штабелем были сложены толстостенные длинные металлические баллоны. Жерла их горловин устрашающе глядели из стены черными пустыми глазницами. Любимая шутка местных дедов была попросить новоприбывшего духа подкинуть водички в горловину раскаленного баллона, поддать парку!

Готовый услужить дух со знанием дела плескал ковшик в горловину, и струя раскаленного пара неминуемо выстреливала ему в запястье, как из паровой пушки. Откуда новичку знать, что после броска надо резко убрать руку вниз. Тут нельзя медлить ни доли секунды. Дух выл от боли, а деды похлопывали его по плечу и улыбались: «Ты теперь не простой дух, а с «духовской печатью»!» Духи урок усваивали, больше на это дело не велись и сами с нетерпением поджидали молодого пополнения, чтобы тоже в банный день попросить поддать парку…

Вообще, баня производила на народ какое-то странное веселящее действие. Должно быть, пар бил в голову. Так и хотелось кого-нибудь разыграть или подколоть. Способы находили в меру своей испорченности.

Вот хохол Микола, проходя мимо согнувшегося в поисках мыла духа Жабарова, играючи шлепнул его по голому заду поднятым с пола обмылком. Бендеровец не рассчитал силу и, главное, точность удара. Жабаров распрямился, как ужаленный. Обмылок выстрелил из него через всю баню, как косточка сливы из пальцев.

– Не вошло! Не вошло! – в ужасе орал на всю баню Жабаров, крутясь вокруг своей оси с прижатой к месту проникновения ладонью.

Против духа этот маленький конфуз не держали. Все понимали – шутка.

Митяй улыбнулся своим воспоминаниям: действительно здесь, в Харасавэе, по-настоящему понимаешь истину выражения, когда про надёжного человека говорят: к нему можно в бане спиной поворачиваться.

Цепь духов, ловко орудуя палками, постепенно возвращала тундре первозданный унылый и пустынный вид. Недалеко от Митяя «расстегнутый» черпак, по кличке Клещ, коротал время, ловя леммингов. Этих маленьких пушистых, похожих на хомячков, зверьков водилось в тундре в большом изобилии. Поймать лемминга не составляло особого труда. Клещ разыскивал натоптанные леммингами тропинки и перекапывал их поперечными канавками с отвесными краями. Лемминги уперто бежали по своей проторенной дорожке, падали в канавки и уже не могли выбраться. А хитрый Клещ ходил и собирал пленников в здоровенную картонную коробку.

Митяй подошел и заглянул внутрь. В коробке кишело и пищало не меньше сотни безобидных маленьких зверьков.

– Ничего себе?!.. На фига тебе столько? – удивлено спросил Митяй.

– Да так просто. Чтобы были. Потом выпущу, – ответил Клещ, вытаскивая из канавки за шкирку очередного зверька.

– Слушай, а у тебя там Ганса случайно нет? – в шутку поинтересовался Митяй, – Неделю как пропал…

Котёнок, по кличке Ганс, был всеобщий любимец и единственный представитель кошачьего племени во всей округе. Здесь на «точке» кишели лемминги, бродили песцы, наведывались белые медведи, а котенок был всего один. Его прозвали Гансом, потому что так в части называли всех офицеров. У котёнка была одна особенность: из-за какого-то кожного расстройства он всегда лизал кончик своего хвоста, который у него стал лысым, как у крысы. Несмотря на это солдаты котёнка всё равно любили и баловали, как могли. Он добавлял крупицу домашнего уюта в устоявшийся казённый быт. Грустно стало, когда он пропал.

– Нет. Ганса нет, – серьёзно ответил Клещ, – если поймаю, скажу, конечно…

– Ну-ну, – протянул Митяй, – трудись, трудись… Солнце ещё высоко. А я пойду, мне на смену скоро. На КП. Проверяющий из штаба армии ожидается.

– Я потом тоже туда загляну, – сказал Клещ, высматривая очередную жертву, – покажу, сколько поймал…

– Ну, бывай, естествовед…

И Митяй зашагал в сторону КП.

Задачей радиолокационной части, где служил радистом Митяй, было слежение за воздушными целями. Особенный интерес представляли, конечно же, воздушные цели предполагаемого противника. Код двадцать один два нуля – наши, а девяносто один два нуля – нарушители государственной границы.

В этот день на КП царило особое оживление. Шли учения, нужно было особенно оперативно засекать цели и передавать информацию в полк. Не дай бог что-нибудь прозевать. К тому же по своим каналам ещё утром сообщили, что проверяющий из штаба армии вместе с командиром полка уже вылетел на вертушке из Воркуты для выборочной инспекции подведомственных объектов.

Митяй уселся на своём посту, надел наушники и стал привычно отбивать ключом морзянку. Недаром его в учебке учили и деды по гаревому полю гоняли.

Не беря в расчет некоторую нервозность, исходящую от офицеров в связи с возможным визитом проверяющего, работа на КП шла своим привычным чередом. В эту смену дежурным по КП, был капитан Кучмаев. Капитан, в отличие от большинства местных «гансов», в солдатах видел людей, относился по-человечески, сигареты стрельнуть давал и покурить оставлял, а однажды даже поделился со служивыми двадцатью литрами привезённого из полка пива. Он ещё увлекался какими-то восточными единоборствами и даже владел нунчаками. За что снискал к себе особое уважение со стороны рядового состава, испытавшего на себе за ту или иную провинность тяжелую руку мастера-самоучки.

Сегодня на КП дежурили также три девушки, жены «гансов». Две из них – планшетистки, одна – «считывающая».

Огромные антенны радиолокационной станции (РЛС), расположенные в двухстах метрах от КП, вращались, излучая радиоволны. Их отражение от летящих объектов регистрировалось на круглых, похожих на мишень, дисплеях радара. Оператор РЛС по рации передавал информацию о целях планшетисткам на КП. Девушки-планшетистки наносили точки целей, а также их координаты на планшет, огромный лист прозрачного плексигласа с изображением карты неба, и дежурный по КП, капитан Кучмаев и его помощник сразу видели всю оперативную обстановку на своём участке.

Планшет был шесть метров высотой, так что девушкам приходилось грациозно лазать вверх и вниз по лестницам-стремянкам и наносить цифры и координаты целей по всей площади огромного планшета. Этим занятием они доставляли многочисленному мужскому коллективу КП огромное эстетическое наслаждение.

Цифры на планшет девушки наносили в зеркальном отображении, чтобы «считывающей», сидящей по другую сторону прозрачного плексигласа, было удобнее их читать.

«Считывающая», смазливая длинноногая брюнетка, считывала информацию с планшета, и в свою очередь, по микрофону передавала её радисту – Митяю. А Митяй отбивал морзянку в штаб полка. Работа кипела. Точка тире, точка… – отстукивал ключ.

«Стою, вот, на страже рубежей Родины», – улыбнулся про себя Митяй. В наушниках приятный голос «считывающей» давал координаты очередной цели. Точка тире тире… – отбивал Митяй.

– Внимательнее давай, – крикнул дежурный по КП зазевавшейся «считывающей», – координаты не путай.

Митяй вдруг вспомнил, как полгода назад к ним в часть прислали «считывающим» духа рядового Есинского. Он прошел соответствующий курс в учебке. Ему почему-то сразу дали кличку – Точила. Какой офицер приколист назначил Точилу «считывающим»? Морду бы ему за это набить. Точила был заикой от рождения.

Временами он вроде бы кое-как справлялся, но как только доходило до цифры «тридцать три», то туши свет. Тр. тр. трр, – и ни с места. Заклинивает. В потоке информации о воздушных целях предполагаемого противника образовывался затор. Слепла наша доблестная ПВО. Лети, кто хочешь, бомби, что хочешь. Тр. тр. трр… И всё тут. Точка.

Тогда Митяй вместе с Генкой Зарубиным после отбоя присоединили Точилу к полевому телефону. Провода на пальцы ног накинули.

– Говори, гад: тридцать три! – кричит Митяй.

– Тр. тр. трр.

Генка ручку динамо-машинки крутит. Дёргает ногами от электро-разряда Точила.

– Тридцать три! – кричит Митяй.

– Тр. тр. трр…

Крутится ручка динамо-машинки. Дёргается дух.

Ничего, на третью ночь от его зубов «тридцать три», как от стенки, отскакивало. Вылечился, блин. Теперь считывает без запинки.

Цель уходящая! – звучит в наушниках звонкий голос «считывающей».

Тире точка тире точка… – отбивает Митяй – цаа-пли-цаа-пли – привычно проигрывается в голове напевка.

И вдруг в наушниках – душераздирающий женский визг!.. Дикий, с надрывом… Даже уши заложило. Митяй с перепугу рывком сорвал со своей головы наушники и вскочил, с грохотом опрокидывая на пол деревянный стул. В ушах звенело! Визг, вопли, крики неслись со всех сторон КП. Планшет – был эпицентром. Митяй бросился на крик.

Девушки-планшетистки забрались на самый верх стремянок и дико орали. Их перекошенные рты выдавали звуки на устрашающих децибелах. В глазах застыл животный ужас. С другой стороны прозрачного плексигласа, вцепившись руками за верхний край открытой дверцы шкафа для документов, болталась, поджав длинные красивые ноги, и истошно выла смазливая «считывающая»!

Митяй застыл на месте. Пол на КП двигался!!! Секунду он не понимал, что происходит. «Твою ма-ать!», – охнул он приглядевшись.

По всему полу КП с бешеной скоростью носились, сталкивались и пищали полторы сотни леммингов. Около входной двери, на полу, сидел Клещ и, морщась, потирал ударенную обо что-то щиколотку. Рядом валялась опрокинутая картонная коробка.

На целых пятнадцать минут в непроницаемом кольце противовоздушной обороны СССР образовалась брешь размером с Ямало-Ненецкий автономный округ. Радиолокационная точка, расположенная в поселке Харасавэй, ослепла, оглохла и онемела. Оператор РЛС монотонно сообщал информацию о воздушных целях, но ни дежурный по КП, ни полк, ни страна ее не видели. Полторы сотни Клещёвых леммингов нанесли урон обороноспособности страны, сравнимый с прямым попаданием баллистической ракеты.

Пока всем КП ловили и выгоняли швабрами за дверь перепуганных леммингов, пока снимали со стремянок планшетисток и отрывали от дверцы шкафа заплаканную «считывающую», зазвонил телефон. Наблюдатель с вышки наружного наблюдения доложил, что вертушка проверяющего из штаба армии успешно приземлилась на соседней вертолетной площадке.

Дежурный по КП посерел. «Просрать борт командира полка!!!» – заорал он. – Радист передавай!!! Всё передавай!!! Все цели!!!

И тут Митяю пригодились все накопленные за два года службы навыки. Не зря они вдвоём с Генкой Зарубиным тренировались по ночам, не зря, на спор, наперекор всему, сдали сумасшедший по сложности норматив на скорость приёма и передачи знаков морзянки. Он и Генка единственные из полка получили тогда высшую степень воинской профессиональной квалификации – «Мастер». Их перед строем наградили номерными эмалевыми значками с белой буквой «М». Этой квалификации за два года их службы никому больше во всей дивизии не удалось добиться! По такому случаю, на что уж заклятый враг Митяя, замполит Станилэ, два раза сажавший его на кичу, тряс ему руку и поздравлял, благодарил за улучшение показателей.