Текст книги "Дай руку, капитан!"

Крепко призадумалась команда, разрабатывая план возможной мести. Возникали разные варианты, но ни один не подходил. Ничего не шло в голову расстроенному Ковалеву. Но он, настраиваясь сам и настраивая других, побуждал друзей к фантазии.

– Самое главное – знать Гришкины слабости, найти и использовать самую-самую. Вот тогда и отомстим.

– А что? – вскочил осененный Евгений. – Ребя! Не ломайте голову. Я, кажется, придумал!

– И что же ты такое придумал?

– Так, в общих чертах могу пояснить, но самое главное, до точности, схожу и узнаю у шофера Папани-Васи. Он что-то рассказывал про войну и шутки пленных немцев.

Варианты, уточнения, детали…

– Принято! – постановили мальчишьим митингом.

Глава 12
Что-то беспощадно твердое

До чего же часто простое бывает гениальным! В последнее время Григорий Панькин, опираясь на коммерческие доходы, стал все больше и больше следить за своей внешностью. Куда девались его черные патлатые космы? Чтобы расстаться с ними, специально ездил к районному парикмахеру для особой стрижки. Говорил, что после виртуозной работы мастера не пожалел денег на одеколон «Кара-Нова» из пульверизатора. Растроганный щедротами парикмахер подарил клиенту целый тюбик бриллиантина. И теперь, больше недели, какими бы хуторскими улицами и переулками ни проходил начинающий щеголь, за ним густым облаком тянулся запах парфюма.

Главным же предметом самолюбования и исходящей из него напыщенности стал моднейший костюм, привезенный из райцентра. Новый наряд отличался необычайным цветом кофе с молоком. Из плотного сукна пиджак имел, неизвестно для чего, аж по четыре пуговицы на каждом рукаве.

Ну, а брюки – загляденье, их штанины стремительными стрелками сужались книзу.

– Будет ему девушка с этикетки «Кара-Нова» с дутаром! – говорили ребята, прослеживая каждый шаг.

Не замечая этого и ничего не подозревая, Гришка шествовал по людным местам, с удовольствием принимая удивленные взгляды и приятные для уха восхищенные возгласы встречных.

– И когда ему наскучит демонстрация моды? Солнце вон как высоко, вовсю припекает – пора бы и в пруд окунуться, поостыть маленько…

Что ни говорите, жарковато в разгар лета ходить в суконном костюме. На лбу у Григория выступали и конденсировались крупные капли пота, сходясь, они превращались в сверкающие дорожки, непрерывно сбегавшие вниз. Лицо все больше напоминало пареную репу, а ноздри все жаднее захватывали воздух. Расстегнув воротник, Григорий вытирал соленые потоки рукавами, вовсе не задумываясь о новизне костюма и все чаще чаще поворачивая набриллиантиненную голову в сторону пруда.

– Наконец-то допекло, – облегченно вздохнули друзья. – Еще немного терпения, и мы отомстим за порушенные ворота.

Если кто пытается предвосхитить события и думает, что встреченцы решили подловить Панькина на берегу, подхватить за руки-за ноги, трижды качнуть и забросить подальше в прибрежную воду, тот ошибается. Может, и досадно будет намокнуть злоумышленнику и он взбесится, но какая же это месть, если степное солнышко и ветерок в полчаса нормализуют все?

План мести бы совершенно другим, хотя в качестве центрального его пункта и фигурировал костюм цвета кофе с молоком. Впрочем, не будем опережать события.

Со вздохом облегчения остановился на берегу водоема утомленный Панькин. Глядя далеко вперед, в сторону выступавшего мыса с ивами на другом берегу, он машинально сбросил с ног полуботинки. Разминая отекшие ступни, повернул голову назад. Как вовремя присели в зарослях спускавшегося к пруду кукурузного поля Андрейка Ковалев, Василий Дроздов и Евгений Поликарпов. С собою они принесли два камня-валуна яйцевидной формы. Один из них был весом килограмма в три, другой чуть тяжелее.

Ни о чем не подозревающий купальщик снял костюм и брюки, стянул через голову рубашку с майкой и остался в трусах. Слегка ойкнул, потрогав воду вытянутой ступней. Потом, надув щеки, решительно бухнулся в воду и поплыл к противоположному берегу.

Достигнув мыса, поднялся на отмели почти по колено над водой и тут же занялся поиском ракушек, медленно перемещаясь к глубине. Сначала доставал их руками, а потом нащупывал ногами и нырял. Найденные перловицы ловко бросал над водной гладью, подсчитывая, сколько раз срикошетит каждая, ударяясь выпуклыми половинками о волны.

Лучшего поведения недруга заговорщики и желать не могли. Выскочив из кукурузы, они набросились на костюм Панькина. Если кто подумал, что они решили завязать крепкие узлы на рукавах и штанинах, повторяя любимую шутку купальщиков, то это не месть, а только забава.

– Ну, Женя, показывай фокус-покус! – подзадорил Андрейка. – А ты, Васек, помогай.

– Эт мы враз! – откликнулся Поликарпов. – Васек! Дай камень поменьше!

Быстро-быстро замелькали руки главного вершителя мести. Он взял Гришкин пиджак и положил его спиной на траву. Подхватил рукава и правый, до самых подмышек, вдел внутрь левого. Затем, взвесив на руке камень, засунул его в пиджак, туда, где с левой стороны находился внутренний карман. Вот тут и было самое главное – Евгений вкатил его в верхнюю изнаночную часть рукава и, повернув, еле впихнул в середину образовавшейся муфты. После этого, ухватив рукава в верхней части, с силой растянул их в стороны. Камень-валун, оказавшись в узких частях рукавов, превратился в крепчайший замок. Теперь его никоим образом нельзя было вытряхнуть из пиджака.

Минуты две, от силы – три колдовали друзья, переключив внимание на штаны. На этот раз в ход пошел более увесистый камень.

– Женька-Женька! Не забудь туда и носки заправить!

– Давай сюда. Сейчас-сейчас…

Не успели вкатить «камушек», как услышали истошно-устрашающие вопли Панькина:

– Эй, эй, вы-ы! Отойдите от одежды! Не лазьте по моим карманам! Все равно денег не найдете!

– Очень нужны нам твои деньги.

– Я сейчас милиционера позову.

– Очень нужен твой милиционер. Хотя ему и расскажем, как ты наши ворота порубил.

– Ах так? Ну, я вам покажу!

– Давай показывай!

– Ну-у я ва-а-ам!

Злобно ругаясь запретными для классической литературы словами, Панок могучими саженками поплыл к берегу. Пылая гневом, возмущаясь неслыханной дерзостью, он ставил перед собой триединую задачу: во-первых, доплыть до берега как можно скорее, во-вторых, выяснить, что сделали с его нарядом, воплотившим в себе успех многих коммерческих операций, и, в-третьих, беспощадно навешать оплеух этим обнаглевшим дружкам.

– Давай-давай, Панок, крой дистанцию! – подзадоривал его Евгений, затягивая второй замок.

Для прочности он даже ногой наступил на одну из штанин, подтягивая другую кверху.

– Да он на этом заплыве наверняка мировой рекорд поставит, – хохотал Василий.

– Не мировой, так олимпийский. Это уж точно, – вторил ему Андрейка.

Панькин был метрах в десяти от берега, как дело было сделано. Брызгаясь водой, бросился к одежде – думал, деньги вытащили. Но они прощупывались в карманах. Сгоряча схватился за штаны. Резким рывком пытался просунуть в них ногу. А штаны, отягощенные камнем, непонятным образом вильнули вбок, и Панок, неожиданно теряя равновесие, почувствовал ступней что-то твердое вместе с болью в большом пальце и брякнулся на землю.

– Ни фига себе! – возмутился он, пытаясь хоть как-то разобраться, что же это такое устроили ему недруги?

– Ребя, смотрите, наш-то Панькин какую-то гимнастику делает! – хихикнул Василий.

Конечно же, ничего не ускользало от взоров друзей. Громче рассмеявшись, они повернулись к Панькину спиной, положили друг другу на плечи руки и бодро зашагали с песней о трех танкистах:

 
Там врагу заслон поставлен прочный,
Там стоит, отвагою силен,
У родной земли дальневосточной
Броневой, ударный батальон.
 

Да, теперь вся команда «Встреча», и не только она, будет знать, что получилась за месть – не простая, а… замедленного действия.

Ну, а чем же занимался в это время Гришка?

– И что это за дрянь мне такую туда засунули? – бормотал он. – Никак камни? Но как мне их оттуда вытащить? Ничего не пойму.

Ему ничего не оставалось, как тянуть в стороны рукава пиджака и штанины. Тщетно. Вместо того чтобы быстро выкатиться на землю, камни замыкались еще сильнее. Пыхтя и отдуваясь, он лишь зря расходовал силы, а когда затрещали нитки по швам, сразу одумался.

«Что же мне делать? – зачесал он в затылке. – Как же я домой без штанов пойду, без пиджака и носков? В рубашке, что ли?»

Взвыв от черной досады, он схватил штаны и, раскрутив, ударил ими по траве. Безмолвному камню было все равно, лишь на месте удара он обозначился в контуре зеленым травяным отпечатком на сукне.

– У-у-у, га-ады! Подлянку подстроили. И носки мои сиреневые сперли. Уж лучше бы я их ворота не трогал.

Неожиданно под треск мотоцикла подъехал киномеханик Митрофан и задал довольно неприятный вопрос мрачному Панькину:

– Ты что тут, Гришка, делаешь?

– А-а-а, никак с пиджаком и штанами не разберусь.

– А что ты в них спрятал? На початки кукурузы не похоже. Уж не арбузы ли?

Митрофан подошел к Григорию и взял штаны.

– Что-то твердое, – определил он. – Уж не камни ли?

– Да камни, камни…

– Ну, а для чего ты их засунул в рукава, штанины?

Что мог ответить недоумевающему Митрофану Григорий? Говорить, что сам вкатил эти камни, было бы нелепо. Рассказать о проделке неприятелей, отомстивших за порубленные футбольные ворота, значит, выдать себя с головой. Ничего он не мог ответить киномеханику: потупив голову, молчал.

– Ладно, Гриша, давай вместе подергаем, – вошел в трудную ситуацию Митрофан.

– Не-е-е, не надо, а то порвем.

– Вот что, дорогой, садись-ка на сиденье сзади, до дома тебя довезу.

– Да иди ты! – огрызнулся Гришка.

– Как хочешь, – сдержавшись, ответил Митрофан. – Но вообще у тебя не все дома, – и выразительно покрутил указательным пальцем у виска. После этого дернул педаль, наддал газку и покатил на «Виктории» дальше.

Панькин что только не придумывал, чтобы избавить одежду от камней, но ничего путного не придумал. Лишь после некоторых размышлений пришел к единственно верному выводу, что на пруду ему делать нечего.

«Э-э-э, была не была. Я и так по хутору пройду», – решил он и, как вериги, подхватил одежду, отягощенную камнями. Метров триста протрусил и словно споткнулся.

«Мать родная! У меня в самом деле не все дома. Я же полуботинки забыл…»

Как же дальше развивались события?

Где крадучись, а где и рывками, добирался Панькин до хаты, размышляя о том, как встретит его мать.

– Люди добрые, посмотрите на моего недотепу: телешом явился, – заохала она. – А где твой новый костюм?

– Вот он, в руках держу.

– А что ты в него завернул?

– Камни.

– Какие камни?

– Очень простые.

– Вот дурья голова. Зачем ты это сделал?

– Да не я, а пацаны-футболисты.

– Это кто же такое удумал?

– Кто-кто? Ковалев и Дроздов с Поликарповым.

– Неужели они тебя силком раздели?

– Ну да, случай такой подвернулся…

И Григорий, скрывая невыгодные для себя факты, постарался в подробностях поведать о своих злоключениях.

А мать, возмущаясь и охая, вертела в руках принесенные «вериги». Несколько раз брала ножницы, порываясь вспороть швы, и безвольно роняла их на пол. Ну кому охота портить вещь, столько возиться с ней, не будучи уверенным, что из этого получится хоть что-то путное?

– Ладно, я найду на них управу! Сиди дома. А я схожу к Павлу Федоровичу, с ним и решу, что дальше делать будем.

Наращивая гнев праведный, мать направилась в лавку, а Панок заметался в хате, не зная, что делать. Если мать до всего дознается, то не футболистам, а именно ему несдобровать.

– Это как же понимать? – с порога фурией набросилась она на ничего не подозревавшего тренера. – Твои разбойники моему сыну дебош учинили. Ведь это надо до такого додуматься – весь костюм моему парню каменюками напичкали и носки украли.

Не перебивая слушал ее Павел Федорович, силясь уяснить что к чему. И чем больше слушал, тем шире улыбался, переходя к громкому хохоту.

– Эх ты! У-лы-ба-ет-ся, ос-ка-ля-ет-ся! Старый хрыч, а туда же, – вперилась в его лицо мать. – Неужели я должна весь костюм распарывать и снова сшивать? Там с одной подкладкой замучаешься…

– Не костюм пороть надо, а твоего баловня Гришеньку, и как можно крепче, пониже спины. Ведь это он у моих орлов футбольные ворота уничтожил. Хоть об этом он тебе сказал?

– Час от часу не легче… Эх, если бы не гибель нашего отца на фронте… Одна я с ним не справляюсь…

– Ладно, твою беду – руками разведу, – успокоил Павел Федорович. – Вот повешу табличку на дверях – «Скоро приду!», и идем к тебе.

В доме Панькиных он оценивающим взглядом осмотрел костюм пострадавшего. Взяв пиджак, вывернул его наизнанку и стал выворачивать рукава. На глазах у всех брякнулся на стол первый камень. То же самое поделал и со штанами. И выкатился второй камень, а вместе с ним обнаружилась и пропажа.

Пока изумленные мать и сын подыскивали слова благодарности, Павел Федорович сказал:

– Эти камни, Гриша, тебе в назидание. Не думал, что кто-то из моих орлов применит старинную шутку германских солдат.

…Еще ничего не предпринимая с восстановлением футбольных ворот, команда «Встреча» ожидала приезда игроков из Долговки. Все глаза проглядела, но напрасно.

А тут пришла другая беда, когда ранним утром друзья досматривали последние сны. По их футбольному полю прошелся, оставив пласты черной дернины, мощный гусеничный трактор с плугом. А когда сбежались на его рокот к месту былых ристалищ, сами увидели, как по целине уже шли агрегаты с тяжелыми дисковыми боронами. Все пространство, вместе с игровым полем и старым свинарником, превращалось в черное паровое поле… Вспомнилась сразу же председательская фраза насчет пшенной каши хоть с маслом, хоть без него.

Было отчего прийти в уныние. Руками разводил подавленный не меньше подопечных Павел Федорович. Утешая футболистов, обещал сходить к председателю. Но разве успокоишь ребят тем, во что сам не веришь? Было и пропало футбольное поле со всеми надеждами, и осталась лишь команда с названием и красивой формой. И надо было видеть ехидную улыбочку Гришки Панькина.

Правда, немного поспорили о выборе нового места. Мало ли вокруг хутора свободной земли? Опыт имелся, но не было желания. Да и время пришло идти в школу на занятия.

Глава 13
Вот так физкультура!

И месяца не проучились, как по школе прошла потрясающая новость: в хутор приехал преподаватель физкультуры Вениамин Павлович Минаев. Глянуть бы на него хоть одним глазком: что он собой представляет? Любопытство так и распирало. Но для этого надо дождаться урока физкультуры.

С появлением нового учителя, этакого доброго молодца ниже среднего роста, со светлыми курчавыми колечками волос на голове, с толстой шеей, серыми глазами, крепкой челюстью и белоснежными зубами, многое стало меняться на школьном дворе. Шел ли урок географии или алгебры, ребята подмечали из окон, как энергичный преподаватель в окружении парней из старших классов мерил шагами и рулеткой пустовавшее пространство, указывал, где забить колышки. Сюда, натруженно урча дизелем, въезжал трактор, тащивший волоком обработанные бревна. И там, и сям в руках старшеклассников мелькали лопаты, вздымая фонтаны чернозема и желтой глины.

Как в сказке выросло первое на школьном дворе, после старой волейбольной площадки, спортивное сооружение. Затем торчком поднялись два мощных длинных бревна и незаметно как улеглось сверху на их торцы третье такое же бревно, с заранее привинченными крюками. Так образовалось огромное сооружение в виде буквы «П». С перекладины этой буквы свисали шест и толстый канат с узлищем внизу, а также деревянные кольца на новых шелковых веревках. Под кольцами вырыли на штык лопаты продолговатую яму.

К этой огромной «П» примкнули в линию еще два врытых в землю столба. Один почти средней высоты, другой – пониже. В отверстия дюймовой величины вогнали стальные трубы. Так получились два турника – большой и маленький. Под турниками тоже выкопали на штык лопаты не продолговатые, а квадратные ямки.

Несколько рейсов сделала на колхозную пилораму школьная машина-полуторка, ее еще звали «Чилита» за мягкие выхлопы мотора, и старшеклассники начали выгружать из ее кузова свежие опилки. Теперь хоть с колец сорвись, хоть с перекладины упади – под боками, коленками, локтями всегда мягко. Неподалеку появилась яма, которую заполнили песком, для прыжков в длину и высоту.

Прозвенел звонок на большую перемену, и ребята высыпали на школьный двор. Теперь мальчишки могли пристальнее приглядеться к преподавателю физкультуры. Они сразу же, не скрывая зависти, увидели на его груди круглый синий значок спортсмена-второразрядника и поменьше, красный, – судьи первой категории.

– И у вас будут такие же, если станете заниматься гимнастикой, – пообещал Вениамин Павлович. – Вот займем в районе первое место, тогда, может, на областные соревнования поедем, а там и на республиканские.

Конечно, в такие обещания верилось как в сказку. Не все еще понимали, что такое гимнастика и в чем ее тонкости.

А как не позавидовать преподавателю, обладавшему диковинной обувью – коричневыми кедами, только входящими в моду у спортсменов?

– «Трэдэ марк!» – склонив голову, прочитал Васька надпись на резиновых кружочках, разглядывая изображенные на них два кольца. Нет, его немецкий язык никак не годился, чтобы не то что перевести, но и правильно прочитать английскую «письменность».

Чтобы привлечь к себе внимание, ребята – большинство команды «Встреча», лишившейся игрового поля – затеяли игру в футбол, пиная ботинками и сандалиями подвернувшуюся консервную банку. Каждый старался делать удары повиртуозней, подкрепляя их подходящими для такого случая словечками.

Но на Минаева их действия не произвели никакого впечатления. С презрением взглянув на возню учеников, он неожиданно разогнался в сторону бума. В двух метрах от него подпрыгнул грудью на стоявшее поперек бревно. При этом нисколько не ударился, потому что пружинно уперся в него согнутыми в локтях руками. Прямо поставленные ноги с вытянутыми носками метнулись вверх, голова осталась внизу. Резко выпрямив спружиненные руки, с махом ногами, Вениамин Павлович сделал переворот и уже целым и невредимым стоял по ту сторону бума спиной к нему. Все произошло настолько быстро, слитно и смело, что наблюдавшие за ним подростки лишились дара речи.

– Вот это да! – восхищенно выдохнули они.

Вениамин Павлович, услышав похвалу, решил добавить форсу. Одернув спортивную куртку, подошел к турникам, сосредоточиваясь, поднял вверх голову, глядя на перекладину, а потом и руки.

И хоть рост-то невелик – широкие плечи, короткие, слегка кривоватые ноги – сумел высоко подпрыгнуть и повиснуть на перекладине. Несколько качков, и сделал скобку. После скобки последовал переворот. За переворотом пошел длинный мах, и преподаватель застыл в мертвой точке, стоя на руках над перекладиной. Затем по-обезьяньи соскользнул вниз и мягко опустился ступнями ног в опилки.

– Ловко! Цирк! Как же так можно? – удивленно раскрыли рты мальчишки. Забыв о консервной банке, долго смотрели преподавателю вслед.

– Настоящий вентилятор, – подметил Василий, и все засмеялись удачному прозвищу.

Преподаватель, оказывается, не забыл «консервный футбол». Тут же вернулся, неся из кладовки футбольный мяч.

Теперь под пушечную пальбу по мячу, школьный двор превратился в кусочек футбольного поля, на котором всем можно было порезвиться, показать свою удаль и ловкость. По мячу колотили и старшеклассники, и ребята классами ниже. Но то, что получалось у них, мало интересовало Андрейку и его друзей. Они не спускали глаз с преподавателя физкультуры, пытаясь узнать, умеет ли Минаев играть в футбол? Если умеет, то как? Будет ли чему поучиться у него?

Когда футбольный мяч подкатывался к Вениамину Павловичу, он так высоко зафутболивал его вверх, что можно было, как подметил Василий, «пробежать все поле от ворот до ворот». Один из таких ударов чуть не разнес школьную теплицу за забором в саду. К счастью, мяч ударился в переплет тепличных рам, и ни одно стеклышко не пострадало.

В сердца мальчишек, игравших во «Встрече», вкралось неприятное сомнение: Вениамин Павлович, оказывается, не футболист.

А тут прозвенел звонок – надо было спешить на очередное занятие. Подавая мяч преподавателю, ребята все же спросили у него для страховки:

– Вениамин Павлович, а вы в футбол играли?

– Обязательно в футбол? Можно играть и в волейбол, и в баскетбол. Есть гимнастика. Наконец, акробатика. А еще – штанга и лыжи. Нет, в футбол я не играл…

Услышав ответ, друзья разочарованно переглянулись:

– А мы-то думали, у нас будет футбольный тренер.

Тренер не тренер, но преподаватель физкультуры приехал настоящий. В этом ребята убедились на одном из уроков физкультуры. На школьном дворе, хоть и не выпал снег, всю землю, до инея, сковало морозом. А он выгоняет весь класс на холод. Протопав ботинками по коридору и ступенькам крыльца, восьмиклассники высыпали на улицу.

– В одну шеренгу становись!

Стали подростки в одну шеренгу, зуб на зуб не попадает. Сгорбились, съежились от стужи. Испуганно ждут, что дальше будет.

– Вы что, как пленные, трясетесь? – рассердился Вениамин Павлович и скомандовал: – Ну-ка, на расстояние вытянутых рук разомкнись!

Друзья послушно выполнили команду. Девчонок с ними не было. Вот бы досталось им. На их счастье, они занимались отдельно с преподавательницей, облачившись в шаровары.

– Стали в затылок друг другу. По кругу – марш! – И Вениамин Павлович зашел в середину образовавшегося круга: – Быстрей-быстрей! Раз-два! Раз-два! Раз-два!

Мальчишки почувствовали, что холодная погода их больше не донимает. А Минаев не успокаивался:

– Выше, выше колени! Дышите через нос! Глубже-глубже вдох! Выдыхайте через рот.

Разогнавшихся физкультурников бросило в пот, а Вентилятору и этого казалось мало:

– Я что сказал? Колени выше к груди. Вот так, вот так! Раз-два! Раз-два!

Не то что пот, от спин пареньков густой пар повалил.

– На месте стой! Раз-два! В одну шеренгу становись! На первый-второй рассчитайсь! Первые номера на месте, вторые два шага назад – марш! Подравнялись в затылок. Повторяйте за мной упражнения!

Команда за командой так и сыпались от напористого преподавателя. Теперь его ученикам казалось, что во дворе не сумрачная ноябрьская, а майская погода. Ребята, следуя за ним, с разбегу запрыгивали на бум и, балансируя руками, пулей пробегали по всей его длине, спрыгивая на землю. Урок физкультуры прошел настолько интересно, что никто и не заметил, как истекли все его сорок пять минут.

– Вот так Вентилятор! – восхищался Дроздов.

У всех ребят еще долго, до следующего урока физкультуры, болели мышцы.

Казалось, следующий урок сорвет ненастная погода. Черными и длинными осенними ночами, а также и короткими тусклыми днями, под заунывный вой ветра нудно и непрерывно моросил мелкий дождь. Осенью от него особенно заметна на дорогах и полях волглая грязь. Видно, земля, зажав от холода все свои поры, его больше не принимала. Весной же хоть ливень разразись, хоть какой поток – вода дырочку найдет и испарится быстро. Но и этот дождь не мешал уроку физкультуры.

На этот раз ученики построились в школьном коридоре. Выслушав рапорт дежурного о присутствующих и отсутствующих, преподаватель Минаев, продолжая занятия, делал замечания и давал наставления:

– Ну что у вас за шеи? Тонкие, как у общипанных цыплят. По утрам советую вращать головой, напрягая шейные мышцы. Хоть налево, хоть направо – по двадцать раз обязательно. Полгода позанимаетесь такими упражнениями, и шеи у вас станут не тоньше моей.

– Хи-хи-хи! – прыснул в кулак Василий.

– Ты чего: хи-хи-хи?

– Ну как же, Вениамин Павлович, так и голова оторвется.

От дружного смеха стоявших в строю учеников зазвенели стекла в окнах.

– Прекратить!

– А почему, Вениамин Павлович?

– Как почему? От долгого смеха мышцы расслабляются. А я добиваюсь того, чтобы они у вас были крепкими. Вот сравнишь, так у некоторых из вас они как кисель. Нельзя, чтобы они такими дряблыми оставались. Ведь вы же будущие мужчины. Хотите, чтобы на вас и девчата смотрели, на таких хлипких, с презреньем?

«Еще чего придумал!» – возмутился почему-то больше других задетый за живое Васька.

У некоторых ребят возникло сомнение: неужели Вениамин Павлович никогда не смеется? Нет, почему же? Он смеялся, но как-то странно, со скованной грудью. Воздух при этом втягивал в просторные легкие и с шипением выпускал через сжатые зубы: «Гы-гы-фф!», «Гы-гы-фф!»

За дыханием учеников обязательно следил, как и за смехом, каким бы упражнением они ни занимались. Требовал глубоких вдохов и выдохов, утверждая, что это способствует обогащению крови кислородом и расширению грудной клетки.

Снова пробежки в заранее приобретенных парусиновых синих тапочках с еще блестящими резиновыми подметками. Недавно в школу завезли настоящую диковину – три толстенных матраса под названием «маты». Их уложили на пол, составив длинной лентой. Одно удовольствие друг за другом делать с разгону несколько кувырков через голову – ни локтей, ни коленных чашечек не зашибешь.

В перерывах, набегавшись, заморившись, юноши, толкаясь, лезли к оцинкованному баку – очень хотелось пить.

– Ни в коем случае! – предупреждал требовательный учитель.

Он первым подходил к баку, открывал внизу краник и подставлял под него алюминиевую кружку на цепочке. Вода журчала, отчего еще больше сохло во рту и гортани, как будто кто наждачной бумагой их натирал, а Вениамин Павлович подносил кружку к губам крепкой рукой, с синей татуировкой маяка и надписью «Сахалин», набирал полный рот воды и полоскал его.

– Вениамин Павлович, почему же нельзя напиться?

– Во-первых, вы можете горло застудить. Во-вторых, очень вредно много пить воды – от нее кровь разжижается, а кровь несет питательные вещества в ваши мышцы. От большого количества выпитой воды вы никогда не наберетесь сил. Ясно?

«Не смейся, дыши глубже и выдыхай без остатка, не пей воду…» И откуда такая теория выскочила?» – сокрушался Василий.

Тем не менее и он и другие ребята, если воздерживались от смеха, выполняя трудные упражнения, то украдкой пили воду, сколько хотели.

Жаль, конечно, что в школе не было спортзала. Сколько обещали построить новую школу вместе с ним, а годы шли! Но это не обескураживало преподавателя физкультуры. По вечерам под спортзал в какой-то мере годился казавшийся просторным, школьный коридор. Сразу организовали несколько секций. Прежде всего – акробатики, потому что сам Минаев был акробатом и изучал ее не у кого-нибудь, а у самого японца Сигемицу, охраняемого в плену. О службе на Курильских островах Вениамин Павлович любил порассказать, начиная с поведения рыбы кеты на нересте.

Ну, а завхоз, придерживаясь пожеланий Минаева, удивлял ребят все новыми и новыми приобретениями: завезли разборный турник и гимнастического коня, взамен того, что вытесали из бревна, а теперь отправляли на «вечную стоянку» в школьном дворе. Ну, разве могли представить себе Андрей и его друзья, что они научатся так смело прыгать во всю длину через коня, с его мягкими, обтянутыми дерматином боками? С разбегу, оттолкнувшись от деревянного помоста, птицами пролетали через него, ощущая себя легкими и радуясь управляемости тела, глазомеру и координации движений.

Ну, а в акробатике стали осваивать элементы один сложнее другого – фляк, кульбит, сальто. Выполняли их на матах, сначала со страховочным поясом, а потом и без него.

Шло время, и все замечал и: чем сложнее становились элементы акробатики, тем теснее казалось в школьном коридоре с его низким потолком, особенно когда добрались до гимнастических пирамид, которые исполняли под баян. В три яруса становились ребята и девчата на плечи друг другу. И даже один из них занимал четвертый ярус с поднятыми в руках красными флажками. А еще умудрялись развертывать плакат: «Физкультура – залог здоровья общества!» Эти пирамиды пользовались небывалой популярностью у детей и взрослых и каждый раз вызывали бурю аплодисментов на концертах художественной самодеятельности в колхозном клубе, а то и на смотрах в райцентре.

– Да, тесновато в нашем коридоре, – огорчался Вениамин Павлович. – Ну, ничего, что-нибудь придумаю…

…Трескучим морозным вечером в начале февраля мальчишки спешили в колхозный клуб. В вечерние часы холод казался особенно беспощадным, но не пойти никто не мог. Всю молодежь хутора призывали на открытое общеколхозное комсомольское собрание, в повестке которого обозначили вопрос реорганизации колхоза и его годовой отчет, состояние культурно-массовой работы и в заключение кино и танцы.

Вопросы реорганизации и отчет можно было перетерпеть, а вот состояние культурно-массовой работы интересовало хотя бы потому, что обещали сказать о спорте. Потом можно было посмотреть бесплатный кинофильм. Ну, а танцы – это кому как захочется.

Клубный зал до отказа заполнили парни и девчата. По площади он мог бы вместить баскетбольную площадку. Под высокими потолками на уровне второго этажа висели бронзовые люстры, сбоку синели квадратные окна – ну совсем как в Смольном – так казалось Андрейке.

На просторной сцене президиум усаживался за накрытый красным сукном стол. Холод стоял невероятный. Его не могли разогнать даже раскаленные печки-буржуйки. Как и все собравшиеся, Андрей смотрел на председателя колхоза Гвоздкова, секретаря парткома Скороделова и секретаря комсомольской организации Марусину.

Первым выступил Прокофий Захарович. Много хорошего сказал председатель колхоза в адрес молодых колхозников, привел примеры их трудовой доблести, благодаря чему колхоз в целом стал богатеть и теперь в его кассе не один миллион рублей. Выразил надежду, что и впредь должно быть так же, потому что в сельском хозяйстве идет реорганизация – из МТС технику – тракторы, комбайны, автомашины, а вместе с ними и ремонтную базу, – отдают укрупненному колхозу.

На все это у мальчишек хватило внимания и терпения, а вот что будет после отчетов, никто толком не понял: если бы не холод-колотун, давно бы задремали. Оживились они лишь после того, как на трибуну поднялся тракторист Николай Александрин, смелый и улыбчивый парень.

– То, что в колхозной кассе накопились миллионы, это хорошо, – сказал он. – Но какая от них польза, если они никого не греют даже в нашем культурном очаге, приютившем уважаемое собрание? Мы сидим тут два часа, как подпольщики, в пальто и шапках, и уши морозим.

– Александрин, ближе к делу, – прервала его активистка Марусина.

– А я и подбираюсь. Это что же? Вечером молодежи податься некуда. Все работай и работай, а как же отдых?

– Товарищ Александрин, короче! – предостерег его секретарь парткома.

– Короче некуда. Вы сами, товарищ Скороделов, в пальто сидите. Неужели и вам, партийному руководителю, помешало бы хорошее отопление в клубе? Пока кино смотришь – к стулу примерзнешь.