Текст книги "Второе открытие Америки"

Южный склон прибрежного хребта довольно крутой; по моим барометрическим измерениям, степи находятся на 1000 футов ниже, чем дно котловины Арагуа. С обширного плоскогорья Вилья-де-Кура мы спустились к берегам реки Тукутунемо, которая прорезала себе в змеевиковой породе продольную долину, идущую в направлении с востока на запад и расположенную почти на том же уровне, как и Ла-Виктория.

Оттуда поперечная долина привела нас через деревни Парапара и Ортис в Llanos. Она тянется в общем с севера на юг и во многих местах суживается. Впадины с совершенно горизонтальным дном соединяются между собой узкими ущельями с крутыми склонами. Некогда это, несомненно, были маленькие озера, которые в результате скопления воды или какой-нибудь более сильной катастрофы прорвали разделявшие их плотины.

Такое явление наблюдается на обоих материках повсюду, где исследуют продольные долины, образующие проходы в Андах, Альпах[67]67
  Напомню путешественникам дорогу из долины Урзерн к Сен-Готардскому монастырю и оттуда в Айроло.


[Закрыть] или Пиренеях. Возможно, именно вторжение вод в Llanos, вызвавшее необычайные разрывы, придало Моррос-де-Сан-Хуан и Моррос-де-Сан-Себастьян форму развалин.

Площадь вулканических пород вокруг Парапары и Ортиса возвышается всего на 30–40 туазов над Llanos. Следовательно, извержения происходили в самой нижней точке гранитного хребта.

Достигнув Меса-де-Паха, расположенной на 9,5° широты, мы вступили в область Llanos. Солнце стояло почти в зените; температура земли везде, где почва была бесплодной и лишенной растительности, доходила до 48–50°.

На той высоте, на какую мы взобрались верхом на мулах, не ощущалось ни малейшего дуновения ветерка; и все же среди этого видимого покоя беспрестанно поднимались вихри пыли, гонимые небольшими токами воздуха, которые проносятся только над самой поверхностью земли и возникают из-за различия температуры обнаженного песка и участков, покрытых травой.

Эти песчаные ветры усиливают удушливый зной воздуха. Каждая крупинка кварца, более горячая, чем окружающий воздух, излучает тепло по всем направлениям, и измерение температуры атмосферы затрудняется тем, что частицы песка все время ударяются о шарик термометра.

Повсюду вокруг нас равнины как бы поднимались к небу; и эта обширная низкая пустыня представала нашему взору в виде моря, покрытого фукусами или пелагическими водорослями. Вследствие неравномерного распределения водяных паров в атмосфере и различного понижения температуры в лежащих друг над другом слоях воздуха горизонт местами был ясный и четко ограниченный, а местами волнующийся, извилистый и как бы струйчатый.

Земля здесь сливалась с небом. Сквозь сухой туман и слои водяного пара вдали виднелись стволы пальм. Лишенные листвы и зеленых макушек, они казались мачтами кораблей, появившимися на горизонте.

В Llanos, несмотря на кажущееся однообразие их поверхности, встречаются все же два вида неровностей, которые не ускользают от взгляда внимательного путешественника. Неровности первого вида носят название bancos: это настоящие банки, скалистые рифы в котловине степей, трещиноватые пласты песчаника или плотного известняка, возвышающиеся на 4–5 футов над остальной частью равнины.

Банки иногда бывают длиной в 3–4 лье; они совершенно ровные, с горизонтальной поверхностью; их существование вы замечаете лишь тогда, когда видите их края. Неровности второго рода могут быть обнаружены лишь с помощью геодезического или барометрического нивелирования или же по течению рек.

Их называют Mesa[68]68
  Стол (исп.).


[Закрыть]. Это маленькие плато или, скорее, выпуклые возвышения, незаметно для глаза выступающие на несколько туазов. К ним относятся на востоке в провинции Кумана, к северу от Вилья-де-ла-Мерсед [Ла-Мерсед] и Канделарии, Меса-де-Амана, Меса-де-Гуанипа и Меса-де-Хонора, которые тянутся в направлении с юго-запада на северо-восток и, несмотря на небольшую высоту, разделяют бассейны рек, текущих в Ориноко и к северному побережью Терра-Фирмы.

Выпуклость саванны сама служит водоразделом; здесь находятся divortia aquarum[69]69
  Водоразделы (лат.).


[Закрыть] – подобно тому, как в Польше вдалеке от Карпат по самой равнине проходит водораздел между бассейнами Балтийского и Черного морей. Географы, предполагающие существование горных цепей повсюду, где есть водораздел, не преминули изобразить их на картах у истоков Невери, Унаре, Гуарапиче и Пао.

Точно так же монгольские ламы по древнему суеверному обычаю воздвигали обо, или каменные холмики, во всех местах, где реки текут в разные стороны.

Однообразие Llanos, крайняя малочисленность поселений, тяготы путешествия под раскаленным небом и среди облаков пыли, затемняющих воздух, вид горизонта, как бы беспрестанно отступающего перед вами, одинокие стволы пальм, которые все похожи друг на друга и достичь которых вы отчаиваетесь, так как путаете их с другими стволами, мало-помалу показывающимися на видимом горизонте, – все это, вместе взятое, создает преувеличенное представление о размерах степей.

Колонисты, живущие на южном склоне прибрежного хребта, видят, как степи, подобно океану зелени, тянутся на юг, насколько хватает глаз. Они знают, что от дельты Ориноко и до провинции Баринас, а оттуда, пересекая берега Меты, Гуавьяре и Кагуана, до лежащего по ту сторону экватора подножия Анд Пасто можно пройти 380 лье по равнине, двигаясь сначала с востока на запад, а затем с северо-востока на юго-восток [юго-запад?].

От путешественников они слышали о пампах Буэнос-Айреса, которые представляют собой также Llanos, покрытые пахучими травами, безлесные, где бродят бесчисленные стада одичавших быков и лошадей. На основании наших карт Америки они [колонисты] предполагали, что на этом материке есть только один горный хребет – Анды, – который тянется с юга на север, и по их туманным представлениям все равнины от Ориноко и Апуре до Ла-Платы и Магелланова пролива граничат одна с другой.

Здесь я не собираюсь останавливаться на минералогическом описании поперечных хребтов, которые пересекают Америку с востока на запад. Достаточно напомнить в самом сжатом и ясном виде общее строение материка, крайние пункты которого, хотя они и расположены в мало похожих климатических зонах, обладают все же некоторыми чертами сходства.

Чтобы составить себе точное представление о равнинах, об их конфигурации и границах, надо знать горные цепи, образующие их берега. Мы уже описали прибрежную кордильеру с ее наивысшей вершиной, каракасской Сильей; через Paramo Лас-Росас эта кордильера соединяется со Сьерра-Невада-де-Мерида и с Андами Новой Гранады.

Мы видели, что вдоль 10° северной широты она продолжается от Кибора и Баркисимето до мыса Пария. Вторая цепь гор, или, скорее, менее высокая, но значительно более широкая группа гор, тянется между 3-й и 7-й параллелями от устьев Гуавьяре и Меты до истоков Ориноко, Марони и Эссекибо, к Голландской и Французской Гвиане.

Я называю этот хребет кордильерой Парима или больших Оринокских порогов; его можно проследить на протяжении 250 лье, но это не столько хребет, сколько нагромождение гранитных гор, отделенных друг от друга небольшими долинами и далеко не всюду расположенных рядами.

Между истоками Ориноко и горами Демерари группа гор Парима значительно суживается, переходя в Сьерра-Кимиропака и в Сьерра-Пакараимо [Пакараимо], служащие водоразделом между бассейнами Карони и Парима или Агуас-Бланкас. Это – арена деятельности экспедиций, предпринимавшихся для поисков Дорадо и большого города Маноа – Тимбукту Нового Света. Кордильера Парима не соединяется с Андами Новой Гранады; она отделена от них промежутком шириной в 80 лье.

Если предположить, что на этом пространстве она была разрушена каким-либо катаклизмом, потрясшим землю (предположение, впрочем, довольно маловероятное), то тогда следовало бы допустить, что в древности она отделилась от Анд между Санта-Фе-де-Богота и Памплоной. Я указываю на это обстоятельство для того, чтобы читатель мог легче запомнить географическое положение кордильеры, которая до сих пор еще очень плохо изучена.

Третья горная цепь между 16 и 18° южной широты соединяет (через Санта-Крус-де-ла-Сьерра, Серраниас-де-Агуапей и знаменитые Кампос-дос-Паресис) Анды Перу с горами Бразилии. Это кордильера Чикитос, которая в провинции Минас-Жераис расширяется и отделяет приток реки Амазонок от притоков Ла-Платы не только внутри страны, на меридиане Вилья-Боа, но и в нескольких лье от побережья, между Рио-Жанейро и Баия.

Эти три поперечные цепи, или, вернее, три группы гор, тянущиеся с запада на восток в пределах жаркого пояса, разделены областями с совершенно ровной поверхностью – равнинами Каракаса или Нижнего Ориноко, равнинами Амазонки и Риу-Негру, равнинами Буэнос-Айреса или Ла-Платы.

Я не употребляю названий долины, потому что Нижний Ориноко и Амазонка, протекая отнюдь не по долине, образуют лишь узкую борозду посередине обширной равнины. Обе котловины, расположенные по краям Южной Америки, представляют собой саванны или степи, безлесные пастбища; промежуточная котловина, где круглый год идут экваториальные дожди, почти целиком покрыта огромным лесом, по которому нет иных путей сообщения, кроме рек.

Мощная растительность, скрывающая почву, делает менее заметным однообразие ее поверхности, и равнинами называют только равнины Каракаса и Ла-Платы. На языке колонистов три описанные нами выше котловины носят названия баринасских и каракасских Llanos, bosques или selvas (леса) Амазонки и Pampas Буэнос-Айреса.

Деревья не только покрывают большую часть равнин Амазонки, от кордильеры Чикитос до Кордильеры Парима, но они увенчивают также обе цепи гор, которые лишь в немногих местах достигают высоты Пиренеев. Именно поэтому обширные равнины Амазонки, Мадейры и Риу-Негру имеют не такие резкие границы, как Llanos Каракаса и Pampas Буэнос-Айреса.

Охватывая одновременно равнины и горы, область лесов тянется от 18° южной широты до 7–8° северной широты и занимает площадь около 120 000 квадратных лье. Этот лес Южной Америки – так как он в сущности является единым целым – в шесть раз больше Франции; европейцам известны лишь отдельные участки его по берегам нескольких рек, протекающих по нему, и в нем есть свои прогалины, размеры которых соответствуют его размерам.

Вскоре нам предстоит двигаться вдоль болотистых саванн между Верхним Ориноко, Коноричите и Касикьяре, между 3 и 4° северной широты. На той же параллели есть и другие прогалины, или savanas limpias[70]70
  Открытые саванны без деревьев, limpias de arboles [чистые от деревьев] (исп.).


[Закрыть], расположенные между истоками Мао и Агуас-Бланкас к югу от Сьера-де-Пакараима. Последние саванны, населенные карибами и бродячими макуши, расположены вблизи от границ Голландской и Французской Гвианы.

Выше мы дали схему геологического строения Южной Америки. Теперь остановимся на его главных характерных чертах. Западные берега окаймлены огромной стеной гор, которые изобилуют драгоценными металлами повсюду, где вулканический огонь не пробился сквозь вечные снега; это кордильера Анд.

Горы из траппового порфира вздымаются выше чем на 3300 туазов, а средняя высота хребта составляет 1850 туазов. Он тянется в меридиональном направлении, и от него в оба полушария на 10° северной широты и на 16–18° южной широты отходит по боковой ветви. Первая из них, прибрежная Каракасская ветвь, менее широка и образует настоящую горную цепь.

Вторая, кордильера Чикитос и истоков Гуапоре, очень богата золотом; расширяясь к востоку, она переходит в Бразилии в обширные плоскогорья с мягким и умеренным климатом. Между этими двумя поперечными хребтами, примыкающими к Андам, расположена от 3 до 7° северной широты изолированная группа гранитных гор, которая также тянется параллельно экватору, но, не заходя дальше 71-го меридиана, резко обрывается на западе и не соединена с Андами Новой Гранады.

В этих трех поперечных хребтах нет ни одного действующего вулкана; мы не знаем, отсутствуют ли в самой южной из них трахит или трапповый порфир, как это установлено в отношении двух остальных. Ни одна из вершин не переступает границы вечного снега, и средняя высота кордильеры Парима и прибрежной Каракасской цепи не достигает 600 туазов, хотя некоторые вершины возвышаются на 1400 туазов над уровнем моря.

Три поперечных хребта разделены равнинами; все они замкнуты на западе и открыты к востоку и юго-востоку. Если обратить внимание на их незначительную высоту над уровнем океана, то возникнет предположение, что они представляют собой заливы, тянущиеся как бы в направлении течения, обусловленного вращением Земли.

Если бы воды Атлантического океана под влиянием какого-нибудь местного притяжения поднялись в устье Ориноко на 50 туазов, а в устье Амазонки на 200 туазов, то высокий прилив затопил бы больше половины Южной Америки. Подножие восточного склона Анд, отстоящее ныне за 600 лье от бразильского побережья, превратилось бы в берег, о который разбивались бы волны. Приведенные соображения являются результатом барометрического измерения, произведенного в провинции Хаэн-де-Бракаморос [Хаэн], где Амазонка выходит из Кордильер.

Я обнаружил там, что средний уровень воды этой огромной реки всего на 194 туаза выше современного уровня Атлантического океана. И однако, эти промежуточные равнины, покрытые лесами, в пять раз выше, чем Pampas Буэнос-Айреса и Llanos Каракаса и Меты, поросшие злаками.

Llanos, которые образуют впадину Нижнего Ориноко, и которую мы дважды пересекли в течение одного года, в марте и в июле, соединяются с котловиной Амазонки и Риу-Негру, ограниченной, с одной стороны, кордильерой Чикитос, с другой – горами Парима, соединяются благодаря свободному промежутку между последним горным хребтом и Андами Новой Гранады.

Ландшафт напоминает здесь, но в гораздо более крупном масштабе, равнины Ломбардии, также возвышающиеся всего на 50–60 туазов над уровнем океана и тянущиеся сначала от Бренты к Турину, с востока на запад, а затем от Турина к Кони [Кунео], с севера на юг.

Если другие геологические факты позволяют нам рассматривать большие равнины Нижнего Ориноко, Амазонки и Ла-Платы в качестве котловин древних озер, то долины рек Вичада и Мета можно, пожалуй, считать каналом, по которому воды верхнего озера, то есть равнин Амазонки, проложили себе путь к нижнему водоему, то есть каракасским Llanos, отделив кордильеру Парима от Кордильеры Анд.

Этот канал является чем-то вроде сухопутного пролива. Совершенно ровная местность между Гуавьяре, Метой и Апуре не обнаруживает никаких следов буйного вторжения вод; однако на краю кордильеры Парима, между 4 и 7° северной широты, Ориноко, который от своих истоков и до устья Гуавьяре течет на запад, проложил себе путь сквозь скалы и устремляется теперь с юга на север.

Все большие пороги, как мы вскоре увидим, находятся на этом отрезке течения. Лишь только река достигает места впадения в нее Апуре – в крайне низменной области, где уклон к северу встречается с противоуклоном к юго-востоку, иначе говоря, со скатом равнин, незаметно повышающихся к Каракасским горам, – она снова поворачивает и течет на восток.

Я счел своим долгом уже теперь обратить внимание читателей на странные изгибы Ориноко, потому что его течение, относящееся одновременно к двум бассейнам, так сказать, отмечает, даже на самых несовершенных картах, уклон той части равнины, что расположена между Андами Новой Гранады и западным краем гор Парима.

Llanos, или степи, Нижнего Ориноко и Меты, подобно пустыням Африки, носят в различных частях разные названия. Начиная от Бокас-дель-Драгон, идут с востока на запад Llanos Куманы, Барселоны и Каракаса или Венесуэлы.

Там, где степи поворачивают на юг и на юг-юго-запад, от 8° северной широты, между 70-м и 73-м меридианами, находятся, считая с севера на юг, Llanos Баринаса, Касанаре, Меты, Гуавьяре, Кагуана и Какеты. На равнинах Баринаса попадаются незначительные сооружения, свидетельствующие о деятельности давно исчезнувшего народа. Между Михагуалем и Каньо-де-ла-Ара можно увидеть настоящие tumulus, называемые в стране Serrillos de los Indios.

Это – холмы конусообразной формы, сложенные из земли человеческими руками и, подобно tumulus азиатских степей, заключающие, вероятно, кости мертвецов. Кроме того, около Ато-де-ла-Кальсада, между Баринасом и Канагуа, можно видеть прекрасную дорогу длиной в пять лье, построенную индейцами до завоевания в самые отдаленные времена.

Это земляное шоссе высотой в 15 футов проходит по часто затопляемой равнине. Не с гор ли Трухильо и Мерида спустились более культурные племена на равнины Апуре? Индейцы, которых мы встречаем теперь между этой рекой и рекой Мета, находятся на слишком низком уровне развития, чтобы они могли помышлять о постройке дорог и возведении tumulus.

Я вычислил площадь здешних Llanos от Какеты до Апуре и от Апуре до дельты Ориноко; она оказалась равной 17 000 квадратных лье (20 градусов). Протяжение Llanos с севера на юг почти вдвое превышает их протяжение с востока на запад, между Нижним Ориноко и прибрежным Каракасским хребтом.

Pampas к северу и северо-западу от Буэнос-Айреса, между этим городом и Кордовой, Жужуем и Тукуманом, занимают почти такое же пространство, как и Llanos; однако Pampas тянутся еще на 18° к югу, и занимаемая ими территория настолько обширна, что на одном конце ее растут пальмы, между тем как на другом столь же ровная низменность покрыта вечным льдом.

Llanos Америки, там, где они идут параллельно экватору, в четыре раза у́же Большой Африканской пустыни [Сахары]. Это обстоятельство чрезвычайно важно в области, где ветры постоянно дуют с востока на запад. Чем больше протяженность равнин в этом направлении, тем жарче в них климат.

В Африке огромное море песка соединяется через Йемен с Гедрозией и Белуджистаном, достигая правого берега Инда; и в результате действия ветра, пролетающего над расположенными к востоку пустынями, небольшая котловина Красного моря, окруженная равнинами, которые со всех сторон излучают теплоту, является одним из самых жарких районов на земле.

Несчастный капитан Такки сообщает, что стоградусный термометр почти постоянно показывает там 34° ночью и от 40 до 44° днем. Вскоре мы увидим, что даже в самой западной части каракасских степей температура воздуха в тени и на некотором расстоянии от земли редко превышала 37°.

С приведенными соображениями о физических особенностях степей Нового Света связаны еще и другие, представляющие более широкий интерес, так как они относятся к истории человеческого рода. Огромное песчаное море Африки, безводные пустыни, посещают только караваны, которые затрачивают до 50 дней на переход по ним. Сахара, отделяющая племена негритянской расы от мавров и берберов, населена лишь в оазисах.

Пастбища встречаются в ней только в восточной части, где под влиянием пассатных ветров слой песка тоньше, и источники могут пробиться на поверхность земли. В Америке степи – не столь большие, не столь знойные, более плодородные благодаря прекрасным рекам – создают меньше препятствий для общения людей. Llanos отделяют прибрежную Каракасскую цепь и Анды Новой Гранады от области лесов, от Hylaea [гилея] Ориноко, где со времен открытия Америки жили народы более первобытные, более далекие от культуры, чем обитатели побережий и, в особенности, чем горцы Кордильер.

Впрочем, степи не были тогда защитной зоной цивилизации, как и в настоящее время они не являются защитной зоной свободы для народов, живущих в лесах. Они не препятствовали племенам с Нижнего Ориноко подниматься по течению речек и совершать набеги на северные и западные районы.

Если бы распределение животных на земле делало возможным в стародавние времена пастушескую жизнь в Новом Свете, если бы до прибытия испанцев в Llanos и Pampas бродили многочисленные стада коров и кобылиц, какие пасутся там в наши дни, тогда Колумб застал бы человеческий род в совершенно ином состоянии. Пастушеские племена, питающиеся молоком и сыром, настоящие кочевники, передвигались бы по обширным равнинам, которые соединяются друг с другом.

В периоды сильных засух, а также во время наводнений люди боролись бы за право владения пастбищами, порабощали бы друг друга и, объединенные узами общности нравов, языка и религиозных верований, достигли бы того полуцивилизованного состояния, какое мы с изумлением наблюдаем у народов монголоидной расы.

Тогда в Америке, как и в Центральной Азии, появились бы завоеватели, которые, поднявшись с равнин на плоскогорье Кордильер и отказавшись от бродячего образа жизни, поработили бы цивилизованные народы Перу и Новой Гранады, ниспровергли бы троны инков и саке и заменили бы деспотизм, порождаемый теократией, деспотизмом, проистекающим из патриархальной власти у пастушеских народов.

В Новом Свете человеческий род не испытал этих великих моральных и политических перемен, потому что в степях, хотя и более плодородных, чем в Азии, не было стад; потому что ни одно животное, дающее в изобилии молоко, не свойственно равнинам Южной Америки; потому что в постепенном развитии американской цивилизации отсутствовало промежуточное звено, связывающее охотничьи племена с земледельческими.

Я счел своим долгом изложить здесь эти общие соображения о равнинах Нового Света и о контрастах между ними и пустынями Африки или плодородными степями Азии, чтобы придать некоторый интерес рассказу о путешествии по местам со столь однообразным ландшафтом. Теперь, выполнив эту задачу, я опишу путь, которым мы следовали от вулканических гор Парапары и северного края Llanos до берегов Апуре, в провинции Баринас.

Две ночи мы ехали верхом на лошади, а днем тщетно пытались укрыться от солнечного зноя в рощах пальм Murichi [Mauritia Linn. fil.]; на третий день к вечеру мы добрались до маленькой усадьбы «Крокодил» (El Cayman), называемой также «Ла-Гуадалупе». Это hato de ganado, то есть дом, одиноко стоящий в степи и окруженный несколькими хижинами, крытыми камышом и шкурами.

Скот – быков, лошадей и мулов– не содержат в загонах; он свободно бродит на пространстве в несколько квадратных лье. Нигде нет никаких изгородей. Голые до пояса мужчины, вооруженные пикой, разъезжают верхом на лошади по саваннам, чтобы следить за животными, пригонять тех, которые слишком далеко уходят от пастбищ усадьбы, клеймить каленым железом всех, кто еще не имеет тавра владельца.

Некоторые из этих цветных людей, известных под названием Peones Llaneros, свободные или вольноотпущенники, другие – рабы. Нигде люди не подвергаются столь постоянному действию жгучих лучей тропического солнца. Они питаются высушенным на солнце и слегка подсоленным мясом. Иногда его едят даже их лошади.

Всегда в седле, они считают себя совершенно неспособными к ходьбе пешком. В усадьбе мы застали старого негра-раба, который распоряжался в отсутствие хозяина. Нам говорили о стадах в несколько тысяч коров, пасшихся в степи, а между тем мы тщетно просили чашку молока. Нам принесли в плоде тутумо желтую мутную зловонную воду; ее зачерпнули в соседнем озерке.

Жители Llanos очень ленивы и не роют колодцев, хотя и знают, что на глубине 10 футов в пласте конгломерата или красного песчаника почти всюду можно найти прекрасные источники. Полгода жители страдают от наводнений, а вторую половину они терпеливо переносят мучения от недостатка воды. Старый негр посоветовал нам прикрыть сосуд какой-нибудь тряпкой и пить как бы сквозь фильтр, чтобы не ощущать неприятного запаха и проглотить меньше желтоватой тонкой глины, взвешенной в воде.

Тогда нам не приходило в голову, что в дальнейшем мы будем месяцами прибегать к этому способу. Вода Ориноко также содержит глинистые частицы и также зловонна в заводях, где трупы крокодилов лежат на песчаных отмелях или наполовину погребены в иле.

Как только наши приборы были выгружены и размещены, мулам предоставили свободу, чтобы они могли, как говорят здесь, «отправиться за водой в саванну». Вокруг усадьбы есть небольшие озерки; животные их находят, руководимые инстинктом, видом отдельных групп пальм мориция, ощущением влажной прохлады, обусловленной небольшими токами воздуха в окружающей атмосфере, которая казалась нам совершенно неподвижной.

Если до озерков слишком далеко, а слуги в усадьбе слишком ленивы, чтобы отвести животных к естественному водопою, то тогда их на пять-шесть часов запирают в очень жаркое стойло и лишь затем отпускают. Нестерпимая жажда усиливает их проницательность, обостряя, так сказать, чувства и инстинкт. Как только открывают стойло, лошади и мулы, в особенности последние, обладающие чутьем, которое превосходит ум лошадей, устремляются в саванну.

Задрав хвост, откинув голову назад, они бегут против ветра, время от времени останавливаются, чтобы исследовать местность, руководствуясь не столько зрением, сколько обонянием, и долгим ржанием возвещают, наконец, что вода там, куда они мчатся. Лошади, родившиеся в Llanos и долго пользовавшиеся свободой в табунах, совершают все эти движения быстрее и легче достигают цели, чем прибывшие с побережья потомки домашних лошадей.

У большинства животных, как и у человека, острота чувств уменьшается в результате длительного порабощения и привычек, порождаемых постоянным местожительством и развитием культуры.

Мы последовали за нашими мулами, чтобы отыскать одно из тех озерков, из которых берут илистую воду, так плохо утолившую нашу жажду. Мы были покрыты пылью, опалены песчаным ветром, обжигающим кожу сильнее, чем солнечные лучи. Нам не терпелось поскорее выкупаться; но мы обнаружили лишь большую яму со стоячей водой, окруженную пальмами.

Вода была мутная, хотя, к великому нашему изумлению, несколько более прохладная, чем воздух. Привыкнув за время нашего длительного путешествия купаться при всяком удобном случае, часто по нескольку раз в день, мы, не колеблясь, бросились в озерко, но только начали наслаждаться прохладой купания, как вдруг шум на противоположном берегу заставил нас поспешно вылезти из воды.

То был крокодил, зарывшийся в ил. Было бы неблагоразумно задерживаться ночью в этом болотистом месте.

Мы находились всего в четверти лье от усадьбы, но шли больше часа и не добрались до нее, так как поздно заметили, что идем не в ту сторону. Выйдя на исходе дня, когда звезды на небе еще не показались, мы двигались по равнине как бы наудачу. Компас, по обыкновению, был с нами.

Для нас не представило бы труда ориентироваться по положению Канопуса и Южного Креста; но все эти способы становились бесполезными, так как мы не знали, где находимся: к востоку от усадьбы или к югу. Мы попытались вернуться к тому месту, где купались, и шли еще три четверти часа, так и не обнаружив озерка. Часто нам казалось, что на горизонте виден огонь; это были всходившие звезды, которые представали нашему взору, увеличенные туманом.

Проблуждав много времени по саванне, мы решили присесть на ствол пальмы в сухом, поросшем низкой травой месте, ибо недавно прибывшие европейцы испытывают более сильный страх перед водяными змеями, чем перед ягуарами. Мы не обольщались надеждой, что наши проводники, чью непреодолимую лень мы хорошо знали, начнут искать нас в саванне до того, как приготовят себе пищу и поужинают.

Наше положение вселяло в нас все большую тревогу, и тем приятнее поразились мы, услышав вдали стук копыт лошади, приближавшейся к нам. Это был вооруженный пикой индеец, который только что закончил rodeo, то есть объезд для сбора скота в определенном месте. При виде двух белых, по их словам заблудившихся, он сначала заподозрил какую-то хитрость.

Нам с трудом удалось внушить ему доверие. Наконец он согласился проводить нас до усадьбы Cayman, но с условием, что не будет замедлять рысцу своей лошади. Наши проводники уверяли, «что уже начали беспокоиться о нас». И чтобы оправдать это беспокойство, они принялись перечислять множество людей, которые заблудились в Llanos и были найдены в состоянии крайнего изнурения.

Здесь полагают, что неминуемая опасность грозит лишь тому, кто заблудится вдали от всякого жилья, или тому, кого, как это случалось в последние годы, разбойники ограбят и привяжут к стволу пальмы, опутав веревками туловище и руки.

Чтобы меньше страдать от дневного зноя, мы пустились в путь в два часа ночи, надеясь к полудню добраться до Калабосо – расположенного среди Llanos городка, центра оживленной торговли. Вид местности все время один и тот же. Луна не светила, но большие скопления украшающих южное небо туманностей, приближаясь к закату, освещали часть земного горизонта.

Величественное зрелище звездного небосвода, раскинувшегося на огромном пространстве, прохладный бриз, дующий на равнине ночью, волнообразное движение травы повсюду, где она достигает сколько-нибудь значительной высоты, – все напоминало нам поверхность океана.

Иллюзия особенно усилилась (об этом можно говорить без конца), когда солнечный диск появился на горизонте, в результате рефракции явил нашему взору свое двойное изображение и, вскоре утратив приплюснутую форму, стал быстро подниматься прямо к зениту.

Восход солнца и на равнинах – самое прохладное время суток, но изменение температуры не очень сильно влияет на наш организм. Обычно термометр показывал не меньше 27,5°, между тем как около Акапулько, в Мексике, в таких же низменных местах температура часто бывает в полдень 32°, а при восходе солнца 17–18°.

В Llanos ровная поверхность земли, днем постоянно ничем не затененная, поглощает столько тепла, что, несмотря на ночное излучение при безооблачном небе, земля и воздух не успевают от полуночи до восхода солнца достаточно заметно охладиться. В Калабосо в марте дневная температура была 31–32,5°, ночью 28–29°.

Средняя за этот месяц, который не является самым жарким в году, составляла около 30,6°; для местности, расположенной в тропиках, где продолжительность дня и ночи почти всегда одинакова, такую температуру следует считать чрезвычайно высокой.

Средняя температура самого жаркого месяца составляет в Каире всего 29,9°; в Мадрасе она равняется 31,8°, а в Абушере [Бушир], на берегу Персидского залива, где производились систематические наблюдения, 34°; однако средняя температура за весь год в Мадрасе и Абушере ниже, чем в Калабосо.

Хотя часть Llanos пересечена, подобно плодородным степям Сибири, небольшими реками и совершенно безводные участки окружены здесь равнинами, покрытыми водой во время дождей, все же воздух обычно бывает очень сухим. Гигрометр Делюка показывал днем 34, а ночью 36°.

По мере того как солнце поднималось к зениту, а земля и расположенные друг над другом слои воздуха приобретали разную температуру, возникало явление миража с его многочисленными видоизменениями. Это явление очень часто наблюдается во всех климатических поясах, и я упоминаю о нем лишь потому, что мы остановились и попытались более или менее точно измерить высоту изображения, видневшенося над горизонтом.