Текст книги "Кровавая Мэри"

– Я долго не умнела. Болела тобой… Спасибо, мой муж помог выздороветь. В благодарность за это я всю свою любовь к тебе перенесла на него… Я его очень люблю, и Алик его любит. – она погладила сына, – и Дунька!.. Знаешь, как это здорово: любить и жить с любимым!.. Жить, а не ждать… Ладно!.. – Она отогнала воспоминания и как-то хорошо улыбнулась. – Рада, что встретились.

– И я рад.

И он снова поцеловал ей руку…

Они ушли.

Спешить чего-то перехотелось. Рядом, под ярким тентом, стояло несколько столиков. Он сел за один из них и заказал ещё кофе. Ему было грустно. Он попытался побороть это состояние, но грусть не покидала… Чего это вдруг?.. Неужели позавидовал?.. Или оскорблённое самолюбие?.. Сожаление?.. Ревность?.. Ну, нет!.. Ни то, ни другое, ни третье!.. И при чём тут зависть?!. У него всего этого было с избытком: и встреч, и расставаний, и любви, и женщин… И ещё будет… Будет!.. И вдруг поймал себя на том, что очень хочет увидеть Тину или, хотя бы, услышать её голос.

Достал мобильник и набрал номер. Как только она включилась, не здороваясь, спросил:

– Где вы?

– У вас в кабинете. Жду указаний моего шефа.

– Не называйте моего имени – я скрываюсь от Рыбомяса. Метро «Аэропорт», кафе «Муму» знаете?

– Да.

– Две остановки, прямая ветка. Жду!

Она появилась минут через двадцать. «Спешила!» отметил он, и от этого на душе полегчало.

– Я вам кофе принёс. – Указал на чашечку, накрытую блюдцем, чтобы не остыла.

– А себе?

– Я уже три чашки выпил, чтоб завестись.

– И представляю, сколько коньяка!

– Я никогда не опохмеляюсь. Больше того, после перепоя я спиртное ещё долго в рот не беру. Клянусь, я вдребезги трезв!

– Как долго?

– До вечера.

Она рассмеялась.

– У вас железная сила воли.

– К сожалению, не всегда. Поэтому простите меня за вчерашнее. Я бываю хамом, и потом очень этого стыжусь.

– Не мучайте себя: я уже всё забыла.

– Забыли?.. Мне очень жаль… И даже обидно… Ладно, перейдём к делу…

– Можно, я выскажу свои соображения?.. – опередила она его. Он кивнул – Вы посмеивались над моим увлечением детективами. но там не всё глупо. Хорошие детективы опираются на практику следователей… А практика учит: если упёрся в тупик, отойди назад и ищи другой путь. Вот я и думаю, что нам надо…

– Тиночка, – теперь он прервал её, – вы читали хорошие детективы. Я их не читаю, но тоже пришёл к такому же выводу.

И он поделился с ней своими размышлениями и пересказал беседу с Голицыным. Она слушала его с радостным удивлением. Потом не выдержала:

– Борис, вы когда-то сказали, что я – умница. Можно, я верну вам этот комплимент?

– Я от вас готов принять всё, даже комплименты!.. Но только после того, как убедимся, что мы на правильном пути… А сейчас – не будем терять время!.. Я мчусь на фирму, продавшую автомобиль, а вы едете в офис Бурцева, отсматриваете вчерашние записи камеры слежения в промежутке от одиннадцати до тринадцати часов, опрашиваете всех сотрудников: может, кто-то вспомнит курьера, который принёс письмо для Дуклера – это была бы хорошая ниточка… По окончании сообщите, я за вами заеду. Если позвонят от Рыбомяса, вы выполняете моё задание, а я кого-то преследую, догоняю, убиваю – придумайте сами… Потом явимся к нему с повинной…

Они вышли из кафе. Прежде, чем она нырнула в подземный переход. он остановил её. подошёл вплотную, посмотрел в глаза и. до удивления робко, спросил:

– Могу я надеяться, что когда-нибудь вы повторите своё предложение попить у вас кофе?..

Вместо ответа, она вдруг чмокнула его в щеку, рассмеялась и застучала каблуками по ступенькам перехода. А он остался стоять с какой-то блаженной улыбкой. Если бы он сейчас увидел эту сцену со стороны, то, конечно, высмеял бы себя и обозвал желторотым гимназистиком, которого впервые в жизни поцеловала девушка.

Ефим Евсеевич Сквирский когда-то жил в Одессе. Во время службы в армии был послан в Афганистан, вернулся с войны инвалидом и устроился сторожем на мясокомбинате. Там он периодически напивался до состояния негодования и делал сотрясение мозга каждому, кто попадался в радиусе действия его левой руки – правой у него не было.

В трезвом же состоянии Ефим был тих и заботлив. Во дворе его считали хорошим семьянином: жене Зосе он приносил цветы, с детьми был ласков, дочку называл Сюсенька, а сына – Идиётиком.

– Идиётик, мама дома? – открывая входную дверь, вопрошал он.

– Она лежит на тахте, голая.

– Хорошо, пусть остынет.

Работая на мясокомбинате. Ефим по ночам, при помощи специально сооружённой катапульты, перебрасывал через забор по несколько килограммов мяса, колбасы и ветчины. Днём он этим торговал, приходил в научно-исследовательские институты, где у него были постоянные покупатели, расстёгивал брюки и вытаскивал из штанин несколько палок дефицитной копчёной колбасы. Так продолжалось много лет, пока однажды катапультированный свиной окорок не сбил с ног проходящего мимо забора милиционера.

Выйдя из тюрьмы, где он просидел полгода, пока Зося его не выкупила. Ефим устроился обмывать покойников – это был хороший заработок, но не регулярный. Поэтому, когда он шёл по улице. то на каждого встречного старичка смотрел с нескрываемым упрёком, мол, почему тот задерживает его зарплату.

И тут пришло неожиданное известие: умерла Зосина тётя-москвичка, у неё не было других родичей, и она завещала им свою двухкомнатную кооперативную квартиру в районе Лионозово.

Такой случай нельзя было упустить, и семья стала поспешно готовиться к переезду.

– Мои дети заслужили право быть столичными! – объяснял Ефим свою измену Одессе.

В Москве бушевала перестройка, жить становилось всё трудней и трудней, его инвалидная пенсия сейчас совсем обесценилась, хотя и до этого, как комментировал Ефим Евсеевич, её хватало только «на кушать через день».

– Они думают, если у меня меньше тела, мне надо меньше пищи!

В Москве его заманивали в разные многообещающие авантюры, но он решил больше не рисковать. И напиваться перестал: сказался возраст и уже не очень здоровое сердце. Он нашёл себе спокойный и безопасный заработок: ранним утром приезжал на один из Московских вокзалов и занимал двадцать ячеек камеры хранения. Ждал когда набегут транзитные пассажиры, и «уступал» каждому по ячейке, говорил цифровой код и получал за это денежную благодарность. Вообще, в столице ему сразу повезло: директор ближайшего универмага оказался тоже бывшим одесситом. Ефим подружился с ним, и у него появился ещё один способ подработать: он «продавал слово» – этот заработок мог родиться только в Советском Союзе в условиях вечного дефицита: Ефиму платили за то, что он сообщал, когда завезут импортные сапоги, или ковры, или колготки. Своих клиентов предупреждал по телефону:

– Я буду в сером пиджаке и без правой руки.

Прослышав, что в Израиле у инвалидов есть много льгот и хорошее пособие, он вдруг вспомнил про своё еврейство и решил ехать на историческую родину. Зося в последние годы подбивала его на это: у неё под Беэр-Шевой нашлась ещё какая-то одинокая родственница.

Собрав все документы. Ефим Евсеевич пробился к Израильскому консулу.

– Проверьте, там всё правильно?.. Я ведь писал своей левой.

– Где вы потеряли руку? – спросил консул, открывая папку.

– В Афгане. Мне её отрезало бомбой. Я успел отскочить, а рука – нет.

Просмотрев документы, консул сказал «Всё в порядке!» и вернул ему папку.

Ефим направился к выходу, потом вдруг вернулся и спросил очень серьёзно, как о самом важном:

– Мне сказали, что в иврите нет буквы «Ч»?.. Это правда?

– Правда, – ответил консул, – такой буквы нет.

– Как это нет? – поразился Ефим. – А если я захочу спросить «Что?».

– Увы!.. – консул виновато развёл руками.

Его ответ ошеломил Сквирского, он вышел потрясённый. И после этого ехать в Израиль категорически отказался. И не прогадал: буквально через неделю после посещения ОВИРа, его новый друг-директор универмага познакомил его с агентом какой-то «импортной» компании, который предложил Ефиму быть их представителем в Москве. Компания занималась продажей автомобилей, условия были просто потрясающие, поэтому Сквирский сначала отнёсся к этому предложению с подозрением, но, получив аванс, несколько тысяч долларов на обустройство, с радостью согласился.

Его офис находился на первом этаже жилого дома, в двухкомнатной квартире – зарешеченные окна и двойная металлическая дверь делали фирму «Оптимус» неприступной. В одной комнате был кабинет Ефима, в другой – сидели два сотрудника, один из которых, худенький очкарик, как выяснилось, был его сыном Люсиком, второй – маленький, кряжистый, с солидной лысиной, явно уже перевалил через пенсионную планку.

– Наш водитель автокара, – представил его Сквирский, – Николай Егорович Котов.

– Я хотел бы с ними тоже поговорить, – предупредил Борис.

– Они подождут, – пообещал Ефим и увёл Бориса к себе.

В кабинете у него стоял письменный стол с полукреслом, несколько стульев, кожаный диван, журнальный столик и среднего размера сейф, привинченный к полу и наполовину утопленный в стене. Рядом со столиком – маленький холодильник.

– Люблю холодный «Боржоми», – пояснил Сквирский, – у меня вечная изжога!.. Там есть и холодная водка для гостей, сам уже не употребляю, я её столько выпил!.. Если бы всё спиртное, что я проглотил за жизнь, выпустить обратно, появилось бы ещё одно Чёрное море, в крайнем случае. Азовское!..

Борис вежливо отказался от угощения и сразу приступил к делу:

– Как покупатели узнают о машинах?

– Помещаем объявления в газете «Коммерсант» и в интернете, вкратце сообщаем о её достоинствах, подробности уже при встрече. С нами связываются, дают свои координаты. Мы сообщаем их нашим хозяевам. Те по разным каналам выясняют возможности клиента, то есть, в состоянии ли он приобрести такую машину. Если да, мы получаем команду пригласить клиента к себе. Здесь прокручиваем диск, на котором видны все её потрясающие возможности – естественно, клиент в восторге. После этого мы называем сумму, восторг сменяется лёгким шоком. Но миллионеры, как правило… – он достал блокнот и стал его перелистывать. – Сын записал мне это слово… О! Вот оно… – прочитал по слогам, – … ам-би-ци-оз-ны!.. Стоит сообщить им, что такой машины больше ни у кого нет. что она будет единственная в городе, они сразу соглашаются.

– И не торгуются?

– Пытались. Но я им объяснял, что мы лишь посредники и сумма окончательная, так что торг не уместен, мол, вы не на привозе!..

– Интересно, какая же это сумма?

– Простите, как ваше имя-отчество?..

– Борис Романович.

– Дорогой Борис Романович! – Ефим прижал руку к груди и произнёс с пафосом и большим чувством. – Вы, конечно, знаете, как все одесситы любят нашу родную милицию, нашу доблестную прокуратуру и наше неподкупное ОБХСС!.. Но при всей самой искренней любви к милиции и к вам лично, я не могу ответить: давал подписку, что будет ша. Если я нарушу это условие, то, наверняка, вы меня сможете больше никогда не увидеть!.. Поверьте, лично я не боюсь, я уже рисковал своей жизнью, но у меня Зосенька и дети – я не могу потерять такое золотое место…. Особенно, после того, что случилось в Одессе.

– А что там произошло?

– Для вас это будет водевиль, для меня – трагедия!.. Однажды моя дурочка Зося, чтоб она была здорова, развесила сушить на балконе мои разноцветные кальсоны – слава Богу, в отличие от рук. у меня есть обе ноги и они мне от холода ноют… Мы жили на втором этаже, кальсоны трепыхались, как флаги, прохожие стали останавливаться, отпускать шуточки и смеяться – это же одесситы!.. Поверьте, если когда-нибудь вы приедете в Одессу и повесите сушить свои кальсоны, будет такая же реакция… Поэтому участковый зашёл к нам потребовать, чтоб она их сняла. Несмотря на то. что. как я уже вам сообщил, у нас очень любят милицию, эта дурочка испугалась: он ещё не успел открыть рот, она тут же отдала ему все припрятанные мной камешки, цепочки, серёжки – решила, что он пришёл за ними… Как вы понимаете, они были не из алюминия.

– Надеюсь, кое-что от прошлых накоплений у вас осталось?

Ефим горестно махнул рукой:

– А!.. Маленькая отрыжка… Борис Романович, думаю, вы уже всё про меня разузнали, поэтому не буду строить из себя куклу Барби…

– К чему это вы?

– К тому, что я немножко посидел в тюрьме.

– Да, это мне известно.

– Так вот, там был молодой одессит, по прозвищу Пенальти – его много били… Ему было двадцать пять и срок ему дали тоже двадцать пять, чтоб он вышел прямо к своему юбилею… Так вот, он уже никого не боялся и говорил громко и откровенно: «Как же надо не любить свою страну, чтобы строить в ней социализм!».

– Первым что-то вроде этого сказал Бисмарк.

– Бисмарк?.. Он одессит?

– Немец.

– Смотрите, среди них тоже встречаются умные люди!..

– Ефим Евсеевич, вам не кажется, что мы отклонились от темы?.. Мне надо задать вам ещё пару вопросов?

– Пожалуйста!.. Борис Романович, если б вы знали, какое я получаю удовольствие от беседы с вами!

– Это взаимно. Итак: кому вы давали подписку о неразглашении информации?

– Моим хозяевам.

– А кто они?

– Не знаю. Никогда не видел.

– А как вы с ними связываетесь?

– Не я с ними – они со мной: все их приказы – по телефону, звонят из автоматов, договора – по интернету!

– Вы владеете интернетом?

– Я и интернет, как говорят в Одессе, это две большие разницы!.. Сын мне помогает. Он такой умный!.. Так и сыплет: файлы, сайты, мегабайты… Но когда он подводит баланс, я не очень доверяю компьютеру, я проверяю на счётах. – Он вытащил из ящика старые потёртые счёты. – Это ещё от деда!

– А каков электронный адрес ваших поставщиков?

– Дорогой Борис Романович! Вы опять заставляете меня преодолевать любовь к милиции и не отвечать вам!

– Ладно, не преодолевайте. Мы конфискуем компьютер и проверим диски.

– Я не думаю, что это вам поможет, там очень тёртые ребята: после каждого нового договора от них приходит техник, вынимает именно то, что вы назвали, ставит новое, а старое уносит.

– Но. надеюсь, ваш сын помнит, хотя бы в общих чертах, какие операции он проделывал?

Ефим вскочил и с мольбой прижал руки к груди:

– Борис Романович, оставьте сына в покое: меня предупредили, если он решит запоминать, то ему сразу отобьют память.

– Н-да, суровые у вас боссы!.. Ну. а вы-то сами имеете что-то за своё посредничество?.. Или это тоже секрет?

– Для вас нет: три процента от стоимости этой супертачки.

– Не мало?

– Если б вы знали её стоимость!.. Моих три процента – это… это… – Он сделал жест, обозначающий необъятность. – Словом, если б ещё лет пять назад кто-нибудь сказал, что такие деньги можно заработать, минуя тюрьму, я бы плюнул ему в физиономию!..

– А куда перечисляют первую половину стоимости?

– Я вам отвечу совершенно конкретно: туда же, куда и вторую.

– А ещё конкретней!

– Не могу. Нас избавили от подробностей: номер счёта фирма сообщает лично заказчику…

– Покажите образец договора.

– Борис Романович, мне больно каждый раз говорить вам «нет», но я вынужден!

– Почему?.. Вы же подписываете договора?

– Да. Но только в двух экземплярах. Один – забирает заказчик, второй – я немедленно отправляю спецпочтой по адресу, который мне сообщают по телефону… И всё! Никаких копий – это главное требование фирмы… Новый клиент – новый бланк договора. новые подписи и новая отправка.

– Допустим. Но чтоб отправлять, нужны адреса!?.. Вы мне их не покажите?

– Почему это я не покажу, что я, с вами поссорился?! – Он открыл сейф, вынул папку. – Вряд ли вы будете довольны. Тут только города и номера почтовых ящиков будущих покупателей. И, заметьте. ни один не повторяется, каждый раз новые: Петербург, Кривой Рог, Уфа, остров Кипр, Новосибирск, Рио-де-Жанейро…

После ещё нескольких вопросов и ответов перед Борисм стала вырисовываться хорошо продуманная схема взаимоотношений покупателей, посредников и продающей фирмы. Посредники подписывают с покупателем договор, в котором обозначена полная стоимость машины и дата её доставки. Покупатель перечисляет на указанный счёт первые пятьдесят процентов. Договор гарантирует, что этот взнос будет оприходован только в день доставки машины. Следующие пятьдесят процентов должны быть перечислены на тот же счёт, когда машина будет вручена покупателю, вручена запертой на секретный замок, а открывающий её ключ покупатель получит только после перечисления оставшейся суммы.

– Ладно, на первый раз достаточно. Думаю, вы мне ещё понадобитесь, поэтому из города не выезжайте.

– А на дачу можно? Я там посадил такие помидоры!.. Моя Зося их делает малосольными, пальчики проглотишь!.. Я вас подарю баночку.

– Спасибо. На дачу можно. А теперь я хочу поговорить с вашими сотрудниками. Пригласите их, пожалуйста, сюда, по очереди.

Сквирский вышел и через минуту в кабинет заглянул Котов.

– Вызывали?

– Пригласил, – поправил его Борис. – Садитесь, побеседуем. Расскажите немножко о себе.

– Особо-то и рассказывать нечего. Мне шестьдесят пять. Живу в Мытищах, домик достался от родителей. Огород, садик, курочки – на пенсию не проживёшь. А вот сейчас работу нашёл, не бей лежачего: погрузить легковуху, привести по адресу и сдать заказчику… Пока только одну и доставил. А в остальное время слежу за автокаром, отправляю письма, получаю письма, ухаживаю за офисом, чтоб чисто было, кофе, бутерброды… Лафа!

– А почему эту, как вы её назвали, «легковуху» не отправили своим ходом? Почему вы должны были привезти её прямо в дом владельца?

– Не знаю. Наверное, изготовители боятся аварий, царапин, хотят клиенту сдать, как говорится, товар в целлофане.

– И вы каждый день здесь?

– Конечно. С десяти до четырёх. Остальные полдня мои!

– Добираться-то далеко от Мытищей.

– А у меня «Жигуль», не новый, но бегает хорошо… А бензин хозяин оплачивает.

– Вы где-нибудь учились, что-нибудь оканчивали?

– «Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь», – улыбнувшись, процитировал Котов.

Потом, уже без улыбки, ответил:

– Механик я по образованию, инженер-механик… Но по специальности почти не работал. Помните доперестроечное проклятие: «Чтоб тебе выйти замуж за инженера!». Надо было выбирать: либо престиж, либо деньги. Много лет назад бросил я свой НИИ, свои сто двадцать рэ в месяц, и перешёл в автосервис, машины ремонтировал у себя в Мытищах.

– Профессия хлебная.

– Да. Но годы подпирают, подустал я в двигателях копаться. А здесь спокойней и хорошо платят.

– Вернёмся к машине. Где вы её получили?

– На станции. Часов за пять до прибытия хозяину сообщили, на какой вокзал прибывает, на какой путь… Я приехал, предъявил накладную и перегрузил…

– И вам так просто отдали такую дорогую вещь?.. А вдруг вы жулик?

– Всё предусмотрено: её сопровождали два охранника и у них имелись все мои данные плюс моя фотография. Они ехали со мной до места назначения. А потом исчезли.

– Значит, вы её привезли, сгрузили, покупатель расписался в получении, и вы отдали ему ключ?

– Не, не так просто. Я сгрузил, но ключ не отдал – его у меня не было. Только тогда, когда покупатель перечислил вторую половину денег, а продавец подтвердил нам её получение, мой шеф дал мне ключ, и я его привёз покупателю.

– Сложно закручено!

– А иначе надуют!.. Тот же Бурцев сразу деньги не перевёл, хотел обдурить: самых шустрых умельцев созвал, и слесарей и электронщиков, чтоб они ему машину открыли, код подобрали…

– Ну, и как?

– Два дня возились, ни черта у них не получилось. Бурцев разозлился, велел окна разбить, чтобы внутрь проникнуть, но машина-то бронированная, окна пуленепробиваемые – только взорвать!.. Те, кто её делали, головастые ребята, всё предусмотрели… Пришлось денежки отдать!

Зазвонил мобильник – это была Тина.

– Что-нибудь прояснилось? – с надеждой спросил Борис.

– Увы!.. Камера подловила одного подозреваемого, но он был в плаще с капюшоном, надвинутым на глаза, быстро проскочил и минут через пять вынырнул и растворился в толпе. Расспрашивала сотрудников, показывала фото, никто не опознал. Думаю, что войдя в вестибюль, он снял плащ, чтоб не выделяться, а выходя из помещения, снова надел.

– Мальчик опытный.

– Да. Здесь прокол. Но зато я узнала подробности о Люсике, сыне Сквирского, у которого вы сейчас находитесь. Наш компьютерный ас Володя учился вместе с ним на одном факультете. Вы уже с ним беседовали?

– Сейчас собираюсь.

– Тогда послушайте, думаю, вам поможет при разговоре.

И она пересказала всё. что услышала.

Сын Ефима Люсик был хроническим неудачником:

Когда принимал душ, кончалась вода.

Захлопывая дверцу машины, постоянно оставлял внутри ключи.

Если что-нибудь ронял на улице: авторучку, мобильник, кошелёк. то непременно сквозь решётку в канализацию.

Впервые приглашённый на рыбалку, он. взмахнув удочкой, умудрился вонзить крючок себе в ягодицу, настолько глубоко, что пришлось везти в ближайшую больницу.

С юности панически боялся женщин, при слове «проститутка» бледнел от ужаса.

Однажды вечером, когда возвращался домой, к нему подошла какая-то девица и попросила пойти с ней. Он решил, что ей нужна помощь.

Она завела его в подъезд, в квартиру на первом этаже «Я спешу!» робко попросил он. Она понимающе кивнула и стала поспешно снимать платье.

– Зачем вы раздеваетесь? – испуганно спросил Люсик.

– Я с егодня ещё ничего не заработала.

Когда он понял, что ему предлагают, в ужасе отдал ей все деньги и удрал. Очевидно, она поведала обо всём подружкам, потому что, когда он проходил мимо этого места, к нему бросалась одна из ночных бабочек и требовала: «Дай деньги, а то разденусь!»

Поэтому он всегда просил, чтобы мимо них его провожали.

– Забавно! – прокомментировал Борис. – Благодарю за информацию. Освобожусь и заеду за вами: я сегодня ещё не завтракал. поэтому приглашаю вас на обед, переходящий в ужин.

– Спасибо, но я вечером веду свою племянницу в цирк. Уже билеты есть.

– Успеем, ресторан возле цирка.

И чтобы не получить отказа, прервал разговор, спрятал мобильник в карман и повернулся к Котову.

– Спасибо за беседу. Для первого раза достаточно. Но думаю, что мы ещё встретимся.

– Всегда готов, – ответил Котов и вышел. Заглянул Люсик:

– Папа велел, чтобы я…

– Заходите, – прервал его Борис, – садитесь, рассказывайте.

– А что именно?

– Про себя, про вашу работу.

– А что рассказывать? Работаю «при папе», работа неинтересная, но постоянная.

– А разве компьютерщику, программисту сегодня трудно устроиться? Мне кажется, эти профессии всюду нужны?

– Профессии нужны, а я – нет. Два раза пробовал, оба раза не получилось: то фирма разорилась, то шефа арестовали… Сначала переживал, а потом понял: всё правильно, я ведь с детства запрограммирован в неудачники. Отец иначе, как «Идиётик!» ко мне не обращался. Говорил, что я – недоделанный, потому что в ночь моего сотворения он торопился посмотреть трансляцию футбольного матча. Я таким себя и считал. Боялся играть с мальчишками в футбол, боялся заговорить с девчонками во дворе. Тайком готовился в институт, тайком сдавал экзамены.

– Почему тайком?

– Он бы меня высмеял и не пустил. Если бы не мама, я бы сам никогда не решился!

– Но в разговоре со мной он вас очень хвалил, гордился вами.

– Это случилось после моей первой премии на международном студенческом конкурсе. Отец с детства вкалывал, никогда по-настоящему не учился, поэтому моя премия его потрясла. Стал хвастаться мною, и даже вот, на работу пригласил, зарплату платит.

– Он сказал, что вам угрожали, если вы расскажете, чем занимаетесь?

– Угрожали. Но это так, авансом, мне рассказывать-то нечего: я должен набирать и отправлять договора, отчёты о прибытии и доставке машины, адреса заинтересовавшихся покупателей и подробные сведения о них, посылаю отчёты о наших расходах, причём, каждый раз всё это на новые мейлы… Они очень осторожничают: вынимают старые диски, ставят новые. Я говорю: «Вы же можете просто всё стереть – диски-то ещё новые!». А они отвечают: «Мы не экономим!».

– Кто они?

– Не знаю – каждый раз приходит другой техник.

– Но эти люди как-то представляются?.. Как имя последнего, кто приходил?

– Думаю, имя вымышленное.

– И всё же? Как он себя назвал?

– Не помню.

– Как называется фирма, перед которой вы отчитываетесь?

– Не знаю – у них нет бланков.

– А кому вы адресуете отчёты?

– Никому. Просто отправляю на указанный электронный адрес, который, как я уже говорил, постоянно меняется.

– В адресах часто фигурируют названия фирм, фамилии владельцев, города, страны, материки… Хоть что-то вы должны были запомнить!?

– Нет.

– Послушайте, я готов поверить, что вы неудачник… Но вы же не идиот! Ведь вся информация проходит через ваши мозги – что-то же должно там отпечататься!..

– Я всё немедленно из памяти стираю, как в компьютере. На этой работе лучше быть идиотом и не иметь мозгов. – И добавил, как бы сам себе. – Если хочешь остаться живым.

– Понятно! – Борис поднялся со своего места и пересел на стул, рядом с Люсиком. – Парень, почему ты соглашаешься так жить?.. Отец уговорил тебя, что ты неудачник, неизвестные дяди убедили тебя, что ты потенциальный труп… Ты боишься новой работы, решительных поступков, незнакомых женщин… Думаю, и знакомых тоже!.. Так может продолжаться всю жизнь, но разве это жизнь?.. Страх надо ломать!.. Если б ты знал, как я боялся!

– Вы?.. – удивлённо спросил Люсик. – Ведь вы же – следователь!

– Я не всегда им был. В восемнадцать меня призвали в армию, я хотел только в десантники, но безумно боялся прыгать с парашютом. Даже подумать об этом было страшно. Понял, что не смогу и решил проситься в технари, я неплохо разбираюсь в двигателях… Но моя мама, моя великая мама, сказала: «Если ты сейчас не преодолеешь первое препятствие в своей жизни, ты навсегда будешь обречён сдаваться». И знаешь, что она сделала?.. Перед призывом, она записала меня на курсы парашютистов. А чтобы я не боялся, записалась тоже. Представляешь?.. У меня ноги подкашивались, но я не мог отказаться: она была рядом!.. Мы вместе прыгнули, и первый раз, и потом ещё, и ещё… И я перестал бояться!.. Понял?!. Да, иногда самому трудно, нужен кто-нибудь рядом. У меня была мама, у тебя могу быть я, если захочешь победить свой страх и совершить поступок. Вот мой номер телефона, решишься – позвони. Если нет – продолжай оставаться трусливым неудачником… Пока!

Борис бросил на стол свою визитку и вышел из комнаты.

Из маминого дневника:

«… Если честно, мне всегда мечталось быть простой, нормальной бабой, а не интеллектуальной матерью-одиночкой. Как часто хотелось по-собачьи лечь на спинку и махать лапками, чтоб тебе почёсывали пузо. Хотелось иметь рядом того единственного, на которого можно опереться, можно зарыться лицом в его пиджак и поплакать… Всё мечтала: вот Боренька вырастет, я передам его в любящие женские руки и тогда… он всё не вырастает, и некому его передать. А я всё жду, а время идёт… И вот, меня уже огорчает моё собственное зеркало… Как быстро идёт время!.. Нет, не так!.. Я однажды прочла, то ли в Библии, то ли в Талмуде: «Вы говорите – время идёт. Безумцы, это вы проходите!»…

… Недавно услышала: будущее невозможно без прошлого. Почему же у меня так мало будущего – у меня ведь так много прошлого!.. И всё равно, столько недоделано, недоотдано, недолюблено – столько вырванных страниц из этого дневника!..»

Борис и Тина входят в небольшой уютный ресторан, отделанный под старину: огромная бронзовая люстра, как дамоклов меч висящая над посетителями, бронзовые канделябры, витые подсвечники, картины в богатых резных рамах… Бориса здесь знают: охранник в униформе, стоящий у входа, приветливо здоровается, официант, величественный, как лорд, радостно бросается навстречу, усаживает за столик.

– А мы не опоздаем? – волнуется Тина – Племянница будет ждать у входа.

– До цирка пять минут езды, я вас успею завезти прямо на арену…

Официант положил на стол толстое меню в тиснёной обложке и произнёс фразу, которую он повторял каждый раз, когда Борис являлся с новой дамой, даже, если это было вчера:

– Как вы давно у нас не были!.. Всё работаете, работаете!..

Тина приподняла меню.

– Ого!.. Тяжёлое, как «Война и мир».

Официант гордо сообщил:

– У нас только рыбных блюд более пятидесяти, а мясных около ста!

Тина была подавлена этим изобилием.

– Я не голодна.

– А мы только чуть-чуть перекусим, – успокоил её Борис и повернулся к официанту. – Для начала, салатик, сёмгу, икорку и грамм двести коньяка.

– Коньяк не надо! – Тина умоляюще схватила его за рукав – Вы же обещали до вечера не пить!

– Так уже скоро стемнеет.

– Боря, вы хотите, чтобы я вас уважала?.. Сдержите слово.

– Н-да, загнала в угол. А что же мы будем пить?

– Я хочу чай… И халву… Я же говорила, что уже пообедала.

– Ну, что ж… – Он покорно вздохнул. – Тогда и я выпью чай – это будет мой аперитив, провожу вас до цирка, вернусь и уже тогда наемся. – Повернулся к официанту. – Два чая и два по сто… халвы!.. Чай-то любите крепкий?

– Ага.

Ответ его обрадовал.

– Слышал? Мы, халвоеды, любим покрепче!.. – подмигнул официанту. – Усёк?

Тот понимающе кивнул.

– Я мигом!

Тина, подавленная великолепием ресторана, чувствовала себя неуютно.

– Почему все смотрят?.. Наверное, видно, что я первый раз в таком месте?…

– Наоборот! У вас вид прожигательницы жизни. Но чтобы не смущаться, садитесь сюда, – он пересадил её на своё место, спиной к залу.

– Спасибо! – она благодарно тронула его за плечо – О чём вы хотели поговорить?

– Тиночка! У меня ощущение, что мы, наконец, напали на верный след. Давайте ещё раз просуммируем факты: все три убийства произошли в этой проклятой машине… Ни в кого не стреляли, никого не резали, не душили – все умерли одинаково: от непонятной потери крови… И ещё, очень важно: все три жертвы были обнаружены в разных концах города, но почти на одинаковом расстоянии от старта, то есть, от дома Бурцева!..

– В скольких километрах?

– Тридцать, тридцать один, двадцать восемь.

– Интересно.

– Приплюсуйте ко всему ещё и очень засекреченных поставщиков, и подозрительную посредническую фирму, и её приторно-скользкого директора, и его насмерть перепуганного сына… Кто их нанял?.. Откуда приходят машины?.. Кто их выпускает?.. Почему они бронированы, как танки?.. Для чего их производят, для езды или для штурмов?.. На сегодняшний день одна машина уже принесла три смерти, и я предчувствую, что это не конец… А сколько всего этих машин?… Десять, двадцать, пятьдесят?..

– От ваших вопросов мне становится страшно!

– Страшно, если мы не ответим на эти вопросы… Значит, так: завтра же надо получить разрешение и произвести тщательный обыск у посредников!.. И хорошенько потрясти Сквирского.

– Лукоперец не станет просить ордер на обыск – у нас нет оснований.

– Найдём, придумаем, убедим, обманем!.. Сейчас, как говорит моя мама, я похож на собаку, взявшую след… – Прервал себя, схватился за голову. – О, Боже!.. Я же обещал маме сегодня заскочить к ней в больницу!.. Какая же я скотина – даже не позвонил!.. – Вытащил мобильник, раскрыл, несколько раз нажал, в сердцах закрыл. – Закон подлости – батарейка села!..