Текст книги "Кровавая Мэри"

– Чего это вы повеселели?

– Потому что я тоже хитрый, – продолжая улыбаться, ответил Борис и пояснил, – я решил умирать под наркозом. – Он вынул флягу, запрокинул её и сделал несколько глотков. – Я в детстве, когда читал про злых демонов, представлял их с горящими глазами, с клыками, с рогами… А вы выглядите вполне нормальным человеком… – Снова несколько раз отхлебнул из фляги. – Не боитесь после смерти попасть в ад?

– А я уже в аду. И вы тоже. Наша жизнь на Земле и есть ад, которым нас с детства пугают. Поэтому любое зло оправдано!..

– Видит, что Борис продолжает пить – Не думаю, что вы успеете опорожнить всю флягу.

– Тут всего литр. Я постараюсь.

Делает ещё несколько глотков. Прячет флягу. Потом вдруг неожиданно смеётся. Котов брезгливо морщится.

– Вы уже пьяны?

– Конечно.

– И чему вы так радуетесь?

– Скоро поймёте!

Продолжает смеяться… Машина вдруг делает рывок вправо.

– Прекратите дурачиться! – Машина ныряет влево. – Я сказал прекратить! – Машина продолжает выписывать кренделя.

– Ладно!.. Признаюсь: я вас вначале даже зауважал, поэтому хотел дать напоследок побыть мужчиной, насладиться ездой, скоростью… Но вы обыкновенная российская пьянь!.. Я отключаю ручное управления, ставлю на автопилот. – Нажимает кнопки на пульте, но машина продолжает резвиться: несётся по дороге, виляя из стороны в сторону. – Что это с ней?

Снова безрезультатно манипулирует с пультом. Борис продолжает смеяться.

– Вы ещё ничего не поняли?

– Что я должен понять?

– «Я – гений, я – гений!», – передразнивает его Борис – Какой же вы гений?.. Вы – дилетант, и ваша идея будет скомпрометирована.

– Что за пьяный бред!

– Это не пьяный бред, это – пьяная реальность, которую вы не учли… – С каждой минутой ему труднее говорить, он слабеет. – Постараюсь объяснить… Сколько у меня ещё осталось времени?

– Судя по спидометру, минут пять.

– Думаю, успею… Итак… ваша машина работает на крови: сердце, вены, предсердия… Вы даже сделали поправки на качество крови… на наличие белка, жиров, гормонов… Всё, как у человека… Но вы одного не учли: алкоголь в крови… Ваша машина… так же пьянеет, как и человек… понятно?.. Пьяная кровь гробит сердце. – В этот момент машина перескочила через кювет. потом снова прыгнула на дорогу, при этом всё увеличивая скорость. – Видите, что она уже творит… С каждой каплей моей коньячной крови… она дуреет… больше и больше. А когда её… полностью развезёт, начнёт бодаться со столбами… или… сиганёт с обрыва – Голос становится всё тише. – Её можно… утихомирить… только, если., если…

– Что если? Что?..

– Если… отвезти её… в вытрезвитель…

Он откинулся на подголовник и потерял сознание.

Сзади послышался вой сирены милицейской машины.

– Нашли всё-таки!.. Ничего, не догоните! – Нажатием на пульт Котов опустил стекло, отстегнул ремень безопасности, удерживающий Бориса, и, убедившись, что стремя на его ноге уже тоже расстегнуто, рывком перетащил своего пленника на правое сидение, а сам перевалился вперёд и сел за руль. Похлопал Бориса по безжизненному плечу. – У вас есть мозги, точнее, были. Я учту вашу подсказку… А сейчас надо срочно уменьшить процент алкоголя, добавить трезвой крови. Сейчас, моя девочка, сейчас… Я не дам тебя скомпрометировать… – Снимает с правой ноги туфлю, остаётся в носке – Чтоб тебе было легче. – Резко ставит ногу на педаль газа – стремя захлопывается. – Давай, моя хорошая, соси, пей, выздоравливай!..

Борис приоткрыл глаза и с трудом произнес:

– Лучше… дайте ей… рассолу… опохмелиться.

– Вы живы?… Странно!.. Она должна была отпустить вас только после полной выкачки крови. Это недоработка!

– Не сердитесь на неё… она же… пьяная.

– Сейчас!.. Сейчас я её излечу, моя кровь приведёт её в нормальное состояние… Кстати, вам пора умирать – судя по приборам, в ваших венах почти не осталось жидкости.

– А литр коньяка?..

Вокруг ревели сирены – к погоне присоединялись новые милицейские машины.

– Сейчас мы оторвёмся от ваших друзей. И машина уже трезвеет, слушается руля… Лечение закончено – Нажимает на пульт, чтобы отстегнуть стремя. Не получается – Отпусти меня, милая… Ой!.. Голова закружилась. – Пытается выдернуть ногу, сорвать стремя… – Почему ты меня держишь?

– Она протрезвела… и выполняет программу: высосать… из водителя… всю кровь, – не открывая глаз, пробормотал Борис.

– Но не из меня же, своего родителя…

– А ей плевать… Ей нужна кровь… и она высосет её… до последней капли.

– Но вас же она отпустила живым.

– Так мы же с ней… выпили на брудершафт.

– Мне плохо… – Всё ещё безуспешно пытается вырвать ногу из седла – Мне очень плохо… Я умираю… Умираю… Помогите…

– У меня… нет сил… даже приподнять руку… Могу только… передать… ваше последнее желание…

– Берегите «Мэри»…

Обмякнув, Котов валится в бок. на дверцу. Очевидно, «бак» опустел: машина по инерции ещё катится метров триста и останавливается посреди шоссе. Рокот двигателя переходит во что-то похожее на храп, как-будто она заснула после перепоя.

Омоновцы окружили машину. Вопреки ожидаемым сложностям. дверцы открылись легко: после пьянки машина явно потеряла бдительность. Два неподвижных тела вытащили и уложили на расстеленный брезент.

Тина склонилась над Борисом, похлопывала по щекам, трясла за плечи.

– Борис!.. Борис, миленький!.. Пожалуйста, очнись!.. Ну, пожалуйста!..

Она стала делать ему искусственное дыхание, рот в рот. Он открыл глаза и еле слышно произнёс:

– Какой… чудесный… сон.

И снова потерял сознание.

Подъехала «Скорая помощь». Тина торопила врачей:

– Скорей капельницу!.. Скорей!.. Он обескровлен!..

– Всё будет хорошо, – успокаивал её врач, – мы привезли кровь, его группу.

Капельница сработала: когда они подъезжали к больнице, Борис снова открыл глаза.

– Как вы… меня нашли?.. Ведь вы… не должны были… быть здесь…

Счастливая, что он пришёл в себя, она нежно погладила его по щеке.

– Вы посмеивались над моей любовью к детективам, а они мне помогли. Ведь там всегда преступник назначает свидание, а потом, чтобы сбить сыщиков со следа, неожиданно меняет место встречи в противоположном конце города. Я это учла… А вы молодчина!.. Как вам удалось остаться живым?!..

– Это потом… А сейчас слушайте… парень в Мытищах, у него в подвале… производство в Словакии, под землёй… на выпуске… ещё десять машин… есть заказчики… Все документы… у посредников… под сейфом… под паркетом… Надо найти и остановить… И предупредить Интерпол… туда готовят следующую партию…

Они подъехали к больнице. Бориса вынесли, положили на носилки.

– Сейчас вам сделают переливание крови, и вы быстро встанете на ноги. Только умоляю: хотя бы месяц после этого не пейте… Ну, хотя бы неделю!..

Носилки быстро покатили по коридору. Тина бежала рядом.

– Дальше вам нельзя, – предупредила медсестра. – Сюда пускают только доноров.

– Наклонитесь, – попросил Борис.

Тина поспешно склонилась над ним.

Он прошептал:

– Только, пожалуйста… не давайте мне свою кровь… – Попытался улыбнуться. – А то я стану… такой же занудой… как вы… – Ему было плохо, но он пытался сохранять улыбку, хотя она уже больше напоминала гримасу. – И немедленно… запатентуйте… мой метод… борьбы… с этими вампирами…

Из маминого дневника:

«… Я верю, что мы приходим в эту жизнь, чтобы понять её, переосмыслить и помудреть… И когда это происходит. Бог забирает нас к себе. А потом мы опять возвращаемся на Землю и проходим этот путь с начала. А может, именно сейчас надо бы оставлять нас жить дальше, уже с этой приобретённой мудростью, с этим пониманием. Господи, ты ведь знаешь эту банальную истину: чтобы оценить своё богатство, надо стать нищим… Мы бы больше не совершали глупостей, не растрачивали бы такое дорогое и такое короткое время нашей жизни…

Я схожу с ума: я начинаю учить Бога!»…

Когда Борис утром открыл глаза, ему показалось, что он на совещании: помимо Тины в палате находились Лукоперец и капитан Рябой.

– С добрым утром! – приветствовал его полковник – Кто рано встаёт, тому начальство премии даёт! – поднялся и торжественно произнёс. – За раскрытие особо опасного заговора, вы награждены почётной грамотой МВД, тринадцатой зарплатой и недельным отпуском для поправки здоровья!..

– Служу России! – слабо отсалютовал Борис. И сразу спросил. – А старший лейтенант Валежко?

– Она награждена только грамотой, – сообщил полковник. И виновато объяснил – С деньгами туго.

– Ничего, я с ней поделюсь.

– Перестаньте о глупостях. Как вы себя чувствуете?., – тревожно спросила Тина. – Нет головокружения?

– Немножко есть, – ответил Борис. – Но, думаю, это от успеха.

– Имеете право! – Лукоперец пребывал в состоянии праздника: сам генерал поздравил его с успешной операцией. – Здорово вы их раскрутили!

– Парень жив?

– Да, – ответил Рябой, – только очень голоден: этот мерзавец не давал ему ни есть, ни пить.

– Мы всё проделали в ту же ночь! – Полковник просто сиял… Радость переполняла его. и он спешил поделиться ею с Борисом. – Отвинтили от пола сейф, вытащили документы из-под паркета – там все данные по заказчикам, посредническим фирмам, копии договоров, номера банковских счетов… Сообщили в Интерпол, они благодарили, начинают действовать… А наши словацкие коллеги уже обнаружили этот подпольный завод и уже произвели первые аресты… – Достал из «дипломата» две бутылки апельсинового сока. – Вам это сейчас необходимо – мои внучки его обожают!.. Поправляйтесь, а мы пойдём…

Тина явно не хотела покидать Бориса, но не знала, как поступить. Он пришёл ей на помощь:

– Товарищ полковник, прикажите старшему лейтенанту остаться и подробно доложить мне о ходе операции.

Лукоперец сегодня являл образец понимания и благодушия.

– Согласен. – Повернулся к Тине. – Приказываю остаться и поухаживать за больным майором!.. – Пошёл к дверям, остановился. обернулся. – Да. чуть не забыл: я выпустил не один, а два приказа. В первом – благодарность за отличную операцию, во втором – выговор за проведение этой операции в нетрезвом виде… Да, да!.. Пьянству бой!..

И, пока Борис не успел отреагировать, быстро выскользнул из палаты. Рябой задержался, спросил у Тины:

– Вас подвести? Я могу подождать внизу.

Вместо Тины поспешно ответил Борис:

– Не тратьте время, капитан, она не нарушит приказ полковника!

Рябой козырнул и ушёл. Борис, наконец, смог спросить о самом главном:

– Вы были у мамы?

– Конечно, – ответила Тина.

– Ну?!.

– Операцию сделали, опухоль удалили, но… – Она замялась. – Есть проблемы…

– Понятно.

Он закрыл ладонями лицо. Лежал молча.

– Боря, – позвала она его. Он не отреагировал – Боря, вы меня слышите?.. Операция прошла хорошо, но врач сказал…

Он открыл лицо и прервал её.

– Я догадываюсь… А теперь послушайте меня: к вечеру, когда здешние врачи разойдутся, подгоните такси и отвезите меня к маме.

Она испугалась.

– Это невозможно!.. В таком состоянии!

– Тина! Если не будет машины, я туда поползу на карачках… Вы меня понимаете?..

– Понимаю. Хорошо. Я подъеду за вами… Но вас сёстры не выпустят…

– Вы же сами утверждали, что я умею уговаривать женщин!.. – Получив её согласие, он успокоился и даже повеселел. – А этот Рябой, каков шустрик! – Передразнивает. – «Вас подвести?.. Я могу подождать»… Не зря я его подозревал, не зря!..

Из маминого дневника:

«… Жизнь тяжелая, зато короткая Господи!.. Последняя просьба отсюда, с Земли там, на Небе, я тебе буду часто надоедать… А сейчас прошу только об одном: побереги моего мальчика!.. Сохрани его и помилуй!.. И укрепи! Укрепи во всех его благородных, и поэтому. ниях!..

Боже! Я очень на тебя надеюсь!»…

Он спустился вниз в больничном халате. Тина ждала у выхода и сразу набросила ему на плечи принесенный плащ. Они направились к ожидающему их такси.

Шли медленно. Тина тревожно поглядывала на него.

– Опирайтесь на меня.

– Я себя прекрасно чувствую. С удовольствием съел весь обед. А вечером даже подолью немножко коньяка в капельницу, – храбрился Борис, но видно было, что шагать ему нелегко.

Когда подъехали, попросил:

– Подождите здесь, я поднимусь один. Не волнуйтесь, там есть лифт.

Добравшись до третьего этажа, где находилось отделение реанимации, он отыскал дежурного врача.

– Я – сын Людмилы Пахомовой. Как она?..

– Я вашу маму давно знаю, ещё студентом ходил на спектакли, в которых она играла.

Понимая, что врач оттягивает ответ, Борис спросил напрямую:

– Но хоть надежда есть? – Врач не отвечал. – Хоть какая-нибудь? Самая маленькая?.. Ну, не сейчас, потом, через неделю?.. – терзал его Борис. – Через месяц?.. Через год!?.

– Она уже сутки в коме. В сознание не приходила и, к великому сожалению, не придет – это заключение консилиума. Опухоль была огромная, мозг очень пострадал… Всё, что требуется, мы делаем и будем делать: диализ, поддержка сердца, дыхания… Но… – Врач виновато развёл руками. – Надежды никакой… Это можно было предвидеть… Но она настаивала… Мы старались… – Он снова развёл руками.

Борис не стал его больше пытать вопросами.

– Я хочу её повидать?

– Зайти можно, но…

Они вошли в палату. У кровати стояла капельница, вокруг – какие-то агрегаты… На светящихся экранах прыгали разноцветные диаграммы.

Людмила Михайловна до подбородка была накрыта тонким одеялом, поверх которого лежали её руки, худые, высохшие, с просвечивающимися жилками, исколотые медсёстрами… Их кожа была тонкой, в мелких морщинках, как-будто обе руки завернули в пересохшую папиросную бумагу. На подушке он увидел мамино лицо, точнее, его половину: верхняя часть головы была перебинтована и сливалась с белой наволочкой. Выделялся только нос с двумя трубочками для кислорода и глаза. Глаза были открыты и безжизненно смотрели в потолок.

– Я пойду. Побудьте наедине.

Врач вышел. Они остались вдвоём. Борис взял её руку, свободную от иглы, прижал к губам, стал целовать, приговаривая: привет, мама, это я, здравствуй, врач сказал, что всё будет хорошо, вот увидишь, это очень знающий врач…

Чтобы не видеть её глаз, он продолжал целовать её руку и всё говорил, говорил… Но долго выдержать не смог, взглянул на неё, и поток утешительной лжи прервался – ему показалось, что её безжизненные глаза вдруг ожили и закричали: «Не забудь! Ты обещал!.. Ты обещал!.. Ты обещал!..». Он отпустил её руку, сжал ладонями свои виски, в которых кузнечным молотом стучали эти же слова «Ты обещал! Обещал! Обещал!»… Потом молот смолк, наступила тишина и в голове прозвучала мамина фраза: «Господи! Как я хочу молиться!». Он опустил ладони и опять увидел её глаза, которые продолжали взывать к нему: «Ты же обещал!.. Обещал!»…

И вдруг он понял: сейчас он это сделает! Он не даст ей, своей гордой, красивой маме, такой родной и такой любимой, стать унизительно-беспомощной мумией и постоянно подвергаться чужой жалости!.. Не позволит, чтоб она до конца дней своих взывала к каждому с таким же беззвучным криком мольбы и отчаяния!..

– Я готов, мама!.. Я готов.

Наклонился, поцеловал её в оба глаза, затем сел рядом, левой рукой снова поднял её высохшую ладонь и прижал к своей щеке, а правой – взялся за выключатель работающего агрегата.

– Я с тобой!.. Я провожу тебя… Провожу…

Как перед прыжком в воду, глубоко вдохнул воздух и повернул выключатель. И ему показалось, что по её лицу как-будто пролетела тень улыбки. А он сидел, прижимал к щеке её сморщенную холодную ладонь и негромко повторял так и не услышанное ею слово:

– Я с тобой, мамочка… Мамочка… Мамочка…

Потом посмотрел на монитор, увидел, что ранее прыгающая кривая вытянулась в печальный приговор, вернул выключатель в прежнее положение и, пошатываясь, вышел из палаты.

В коридоре он столкнулся с лечащим врачом.

– Она умерла, – тихо сообщил Борис.

Врач внимательно посмотрел на него, и Борис почувствовал, что тот всё понял, помолчал, потом произнёс:

– Скажу вам не как врач, а как сын, у которого тоже есть любимая мама: это лучшее, что с ней могло произойти. Дай вам Бог силы пережить всё. И будьте благополучны… Ради неё!

Из маминого дневника:

… «Страшно ли умирать? Да, очень! Ведь там с меня спросят за всё, что натворила и чего не сделала… И рядом никого, только я и Бог, всемогущий и карающий. Что я ему отвечу на его вопрос: на что растратила жизнь? У меня масса грехов, меня есть за что судить… И только одно, единственное оправдание: я вырастила хорошего сына, он сильный, честный и добрый, он всё доделает за меня!.. Может, за это Бог меня хоть чуть-чуть простит?»…

На похоронах была масса народу, знакомых и незнакомых. Пришли даже бывшие соседи по коммуналке: дворничиха Маруся, кореец Ким, Коля, у которого кореец снимал угол, и даже любовница Коли, недоеденная клопами. Была и Людоедовна, которая, как оказалось, умела плакать. Конечно, присутствовал и весь коллектив театра. Говорили речи, утирали слёзы, обнимали Бориса… Приглашали на спектакли, вручали визитки, чтобы звонил, если что понадобится, и вообще… Старенький Никник торжественно поклялся, что в театральном музее её мемориал будет на самом видном месте…

Завалив могилу венками и букетами, все стали расходиться. Актёры садились в автобус: в буфете театра был накрыт стол – дирекция устраивала поминки.

Борис пообещал приехать чуть позже, хотел ещё побыть с мамой.

Он сидел на мраморной плите соседней могилы. Подошла Ти на.

– Можно, я посижу с вами?

Он кивнул. Она присела рядом. Долго молчали. Потом он глотнул из своей фляги и плеснул немного на могилу. Снова глотнул и решительно произнёс:

– Всё!.. Она мечтала, чтоб я перестал пить – я завязываю!

Вылил остаток коньяка на могилу, положил флягу среди цветов и заговорил, глядя в одну точку, негромко, будто сам с собой:

– Я старался чего-то достичь, чтоб она мной гордилась. Я старался, чтоб она радовалась… Оказывается, всё что я делал, я делал ради неё. Я понял, что все мы, мужчины, как бы не надувались и не пыжились, ничего не достигнем, если на нас не смотрят любящие женские глаза, матери, сестры, невесты… У меня была единственная женщина, ради которой я старался – моя мама. Но её уже нет, я её убил, сам, своими руками!.. Я знаю, что поступил правильно, но всю жизнь буду жить с чувством непроходящей вины! Я остался один. Один…

– Вы ещё найдёте свою женщину, ради которой вам будет интересно жить, и стараться, и добиваться, – произнесла Тина. – Я вам так этого желаю, так хочу… Я буду молить Бога, чтоб это произошло…

Она поднялась и пошла по аллее.

– Не уходи!.. – произнёс он негромко, но она услышала и остановилась. – Мне кажется, я её уже нашёл… Не уходи!.. Ты мне очень нужна!.. Ты мне всю жизнь была нужна, но я, дурак, этого не знал!.. – Как будто завороженная его словами, она повернулась и медленно пошла к Борису. Подошла вплотную, положила голову ему на плечо, и так, молча, они стояли у могилы, похожей на цветочную клумбу.

В квартире Людмилы Михайловны на застеленной кровати лежал брошенный оренбургский платок. Борис взял его, поднёс к лицу.

– Мамой пахнет.

– Боря, вас ждут в театре, – напомнила Тина.

– Во-первых, мы, кажется, перешли на ты?

Она исправила местоимение:

– Тебя ждут артисты, и худрук и директор.

– Я хочу побыть у мамы. Вместе с тобой… Я обещал к ней, первой, привести женщину, которую полюблю… Как бы она тебе обрадовалась!.. – Аккуратно разложил платок на подушке и печально добавил – Не дождалась!.. – Подошёл к столику, на котором стояли телевизор, магнитофон, плейер. – Послушаем музыку, которую она любила.

Включил. Зазвучал голос Окуджавы:

– Виноградную косточку в тёплую землю.

– Ой, и я люблю эту песню! – обрадовалась Тина. – Всё мечтала попасть на его концерт, но так и не удалось.

– Обещаю, что теперь я буду водить тебя на любые концерты. Куда бы ты хотела?

– Я Никитиных люблю.

– Пойдём!.. На ближайший их концерт.

– Забудешь.

– Клянусь!

– Ладно, верю. Но всё же возьми, чтоб напоминал.

Она вынула из сумки кружевной платочек с вышитой буквой Ф, завязала на нём узелок и протянула ему.

Он удивлённо спросил:

– Что это?.. – развернул его, всё ещё не понимая, погладил пальцем вышитую букву – Погоди, погоди… Откуда он у тебя?.. – Она, улыбаясь, молча, смотрела на него. – Нет, не может быть!.. – Она продолжала улыбаться. – Но ведь её… то есть, тебя… звали по-другому!.. Я даже помню: Лора.

– Флора, – поправила она.

– Да, да – Флора!.. Конечно, Флора!

– Моё полное имя Флорентина, из двух имён: Флора и Тина. Флора мне никогда не нравилось.

– У тебя была такая роскошная коса!

– Но она же на тебя не подействовала, вот и решила всё поменять: косу-долой, перекрасилась, сделала модную причёску… И профессию сменила – перешла на юридический, потом спецкурсы, потом работала в прокуратуре…

– … И друзей позову – на любовь своё сердце настрою… – пел Окуджава.

Борис всё ещё не мог прийти в себя.

– Ну, коса, причёска – это я ещё понимаю… А профессию менять зачем?

– Чтобы быть ближе к тебе. Я, когда первый раз тебя увидела, сразу влюбилась. И поняла: это на всю жизнь. А ты меня, пигалицу, и не замечал. Правда, с помощью коньяка мне удалось обратить на себя твоё внимание. Но ненадолго. А когда ты совсем исчез, решила: всё равно найду и никому не отдам! Раз я тебе Флорой не понравилась, стану Тиной. Все эти годы готовилась, чтобы с тобой вместе служить: получила первый разряд по стрельбе, приёмы дзюдо отрабатывала. И платочек хранила. И всё мечтала, чтобы ты поскорей состарился.

– А это зачем?

– Чтобы сил у тебя поубавилось, чтобы шляться перестал!..

Он рассмеялся, обнял её, прижал к себе.

– Ну, ты и чудик!.. А нашла меня как?.. Я же носился по всей стране.

– Это было не так уж сложно: о твоих любовных похождениях ходили легенды, а истории, рассказанные тобой, пересказывали друг другу… Сложнее было попасть к тебе в напарницы, но это, как говорят, уже дело техники…

Он чуть отодвинул её от себя, внимательно посмотрел ей в глаза и снова притянул к себе.

– Какое же ты богатство, а я, старый дурак, этого сразу не оценил!

– Не смей называть себя старым! – потребовала она. – Никогда! Понял?!

– Но ты же сама мечтала, чтоб я состарился?

– Это для других женщин! А для меня – ты самый молодой, самый сильный, самый красивый, самый…

Последний эпитет она уже не успела произнести – он закрыл ей рот поцелуем, подхватил на руки и понёс к тахте.

– … Царь небесный пошлёт мне прощения за прегрешения,

А иначе зачем на Земле этой вечной живу… – продолжал петь Окуджава.

Но они его уже не слышали.

Утром, когда она проснулась, он подал ей кофе в постель.

Её лицо радостно расцвело:

– Как здорово!

– Это будет всегда, – пообещал он. И добавил. – Если в доме будет кофе… Отдыхай, раз у тебя сегодня вторая смена. А я уезжаю, – и, важничая, пояснил, – у меня ведь заслуженный отпуск!

– На Канарские острова? – шутливо поинтересовалась она.

– Туда непременно полетим, но чуть позже, и только вместе. А сейчас – во Владимир, к бабушке. Настало время восстанавливать вырванные страницы из маминого дневника.

– Это поговорка?

– Это теперь мой девиз.

– Я знаю похожий: «Время разбрасывать камни, время их собирать».

– Да, что-то вроде этого, – согласился он.

Перед тем, как сесть в машину, он взглянул наверх: на пятом этаже, в освещённом проёме окна, стояла женщина и махала ему рукой. Так всегда его провожала мама. Борис радостно помахал в ответ и подумал: какое счастье, что Бог оградил его от самого страшного: прощаться с пустым и тёмным окном!..

Было воскресенье, машин мало, улицы свободны. Минут через десять он пересёк кольцевую дорогу и поддал газу.

Он мчался вперёд, вперёд, удаляясь от города, а город, как шкодливый мальчишка, вдогонку высунул ему асфальтовый язык дороги.