Текст книги "Чудо как оно есть"

Наилучшие подтверждения такого рода содержатся и в наиболее известных фрагментах Первого послания Апостола Павла к Коринфянам, а также и в других фрагментах этого примечательного документа, проясняющего важнейший контекст цитируемых высказываний Иисуса и некоторых ключевых пассажей 13-й главы этого знаменитого Послания.

Так, еще в первой главе Послания Павел ясно говорит о том, что божественные смыслы (мудрость) коренным образом отличаются от человеческих смыслов бытия: «…немудрое Божие премудрее человеков, и немощное Божие сильнее человеков» (Апостол Павел, Первое послание к Коринфянам). И здесь же он указывает, что вот эта божественная мудрость может быть доведена до неискушенного человека лишь посредством совершенно особенного обращения: «Ибо когда мир своею мудростью не познал Бога в премудрости Божией, то благоугодно было Богу юродством проповеди спасти верующих» (термин «юродство» здесь надо понимать как разрыв шаблона обыденных смыслов, сродни безумию; то, что мы проповедуем, – говорит Павел, – для эллинов безумие).

Во второй главе Послания Павел раскрывает суть вот этого особого обращения, за счет которого он и апостолы проповедуют «премудрость Божию, тайную, сокровенную». Здесь он говорит так: «И слово мое и проповедь моя не в убедительных словах человеческой мудрости, но в явлении духа и силы». И далее необходимые для божественной проповеди явления духа и силы Павел трактует как совершенно особый Божий Дар, который в свое время получили апостолы: «А нам Бог открыл это Духом Своим; ибо Дух все проницает, и глубины Божии». Такого рода Божий Дар – это нечто, невидное и неслышное в обыденном состоянии, но только лишь в особом состоянии, которое Павел как раз и обозначает как любовь к Богу, этот Дар может снисходить к человеку: «Но, как написано: не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его» (здесь Павел ссылается на прямую речь Иисуса, приведенную в гностическом Евангелие от Фомы: «Иисус сказал: Я дам вам то, чего не видел глаз, и то, чего не слышало ухо, и то, чего не коснулась рука, и то, что не вошло в сердце человека», – в этой цитате вся сокровенная суть гнозиса). В этом особом состоянии любви к Богу, согласно тексту 12-й главы Послания, переживается не только единение с Богом, но и единство людей, объединяемых этим мощным посылом: «И вы – тело Христово, а порознь – члены… Посему, страдает ли один член, страдают с ним все члены; славится ли один член, с ним радуются все члены… дабы не было разделения в теле, а все члены одинаково заботились друг о друге». Ну вот и «Единый ствол» и «деревья-ветви этого ствола» (вспоминаем Шопенгауэра). Что же касается состояния Божественной Любви, то у Павла это совершенно особенный уровень прежде всего познания: «… познаю, подобно как я познан».

В последнем пассаже рассматриваемой главы Павел прямо призывает к тому, чтобы читатели его Послания, жители Коринфа страстно возжелали Божественных даров, и прямо говорит о том, что ему-де и ведом путь обретения таких Даров: «Ревнуйте о дарах больших, и я покажу вам путь еще превосходнейший», в контексте чего и следует понимать знаменитые сентенции о Любви, прописанные в 13-й главе Послания. Речь здесь идет прежде всего о способах обретения Божественных даров, которые перечислены и описаны Павлом с потрясающей силой поэтического таланта, а также и с указанием степени их состоятельности в отношении достижения желаемой цели: «А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше».

То же и в свидетельстве самого Павла, который в первой же фразе следующей, 14-й главы взывает: «Достигайте любви; ревнуйте о дарах духовных, особенно же о том, чтобы пророчествовать». То есть самый главный, пророческий дар, безусловно связанный с темпоральной пластикой психического (или гностическим способом познания реальности), ассоциируется у Павла с экстатическим состоянием Божественной Любви.

И вот еще одно глубокое размышление от Иоанна Златоуста, комментирующего послание апостола Павла, каким же образом – благодаря вот этому особому познанию – мы обретаем присутствие Духа в поле психического: «Никто из людей никогда не находил и не найдет Бога – что Он есть по естеству и сущности… Найдет же, как я думаю, когда это богоподобное и божественное, то есть наш ум и наше слово, соединится со сродным, образ взойдет к Первообразу, к Которому теперь стремится. И это, как мне кажется, выражается в том весьма любомудром учении, что мы познаем, подобно как мы познаны» (Иоанн Златоуст, свт. (†407)

Итак, если конечный результат такого углубленного понимания-проникновения-познания ведет к актуализации в поле психического суперресурсной инстанции Духа и сопутствующих ему высших сил, и далее – к процессу получения Даров (т. е. реальной способности совершать поименованные в каноническом описании Святых Даров чудеса), то без всякого ерничества повторим, что вот такое знание – это не просто сила, но еще и метафорическая возможность «передвигать горы». А в нашем случае, с учетом почти неподъемных задач Новейшего времени, такая особая сила, новые способы познания и обновленные знания особенно нужны.

Философия чудесного
в Новейшем времени

Нельзя сказать, что мыслители-философы Новейшего времени как-то особенно продвинулись в интересующем нас направлении. Ведь если бы такое случилось, мы с вами осуществляли бы свой путь по крайней мере в более «освещенном» интеллектуальном и, не исключено, социальном пространстве.

Тем не менее, отметим резонансную работу Рудольфа Отто «Об иррациональном в идее божественного и его соотношении с рациональным», впервые опубликованную им на рубеже Нового и Новейшего времени в 1917 году. Применительно к исследуемому нами феномену Отто «смешал все карты» в отношении расхожих штампов рационального и иррационального. И он ярко и ясно показал, что вот это, будто бы «иррациональное», на самом деле имеет более близкое и понятное отношение к реальности, чем пресловутое рациональное. Ну а для нас особенно ценным является тот факт, что все эти неординарные утверждения он вывел на примере отношения к чудесному.

В частности Р. Отто пишет следующее: «Явно ложным или, по крайней мере, очень поверхностным является часто проводимое различие, состоящее в том, что рационализм – это отрицание «чуда», а его противоположность – признание чуда. Расхожая теория чуда – как случайного нарушения в естественной цепи причин со стороны той сущности, которая сама же эту цепь установила, а потому должна над нею господствовать, – сама «рациональна» настолько, насколько это вообще возможно. Рационалисты достаточно часто допускали «возможность чуда» в этом смысле и даже априорно ее конструировали. А решительные не-рационалисты довольно часто были равнодушными к «проблеме чуда» (Р. Отто, цит. по изд. 2008).

И далее в этом же ключе Отто рассуждает об рациональном и иррациональном в самой идее Бога, что для нас также важно, ибо, как понятно из всего вышесказанного, подлинные чудеса предполагают наличие и участие в этом свершении некой духовной сущности. Здесь Отто говорит так: «Когда речь идет о рационализме и его противоположности, то важнее свойственное им качественное различие в настроении и в содержании чувств самой набожности. А это различие обусловливается прежде всего тем, перевешивает ли рациональное в идее Бога иррациональное в ней или же оно совершенно исключает его, или наоборот».

В заключительных разделах своего труда Рудольф Отто ясно и убедительно говорит о предрасположенности человека к особой религиозной интуиции, которая может и не быть реализована в феномене Веры или иной форме религиозности. Но такая общая предрасположенность сродни некоторым проявлениям психической активности, без которых невозможно представить личность, безусловно имеется. Мы бы здесь сказали, что речь идет о «пунктирных», или более отчетливых способностях к «гнозису», ибо автор прямо увязывает эту особенную интуицию с чувством истины. Отто утверждает, что прорицание такой истины возможно «… не в силу принудительности логического вывода из понятийных посылок, но из одного лишь признания, из чистого и неразложимого на составные части чувства истины, которое ни из каких посылок не следует. Именно такова истинная дивинация или религиозная интуиция… Из этой интуиции проистекают необходимые для нас и независимые от экзегезы и авторитета первоначальной общины дальнейшие интуиции: личности, дел и слова Иисуса, которые впоследствии разворачиваются в вероучении. Это интуиция „священной истории“, интуиция ее пророческого приуготовления и исполнения. Это интуиция „мессианства“ Христа как того, в ком осуществились предвестия пророков, закона и псалмов, все ветхозаветные устремления и предчувствия, того, кто предстает как высшая ступень и вершина всего предшествующего развития» (Р. Отто, цит. по изд. 2008). То есть речь идет еще и о гностической телеологии, некой программе нашего движения по дорогам цивилизационного развития, логика построения которой уж точно не выводима из линейных и плоских представлений о реальности. С этим невозможно не согласиться.

В чем-то созвучные идеи в отношении роли интуиции в процессе познания сложной категории реальности высказывает философ и теолог Дмитрий Кириллович Богатырев. В своем объемном труде «Мышление и откровение. Систематическое введение в христианскую метафизику», наряду с традиционной в теологии точкой зрения о неполноте логического познания (т. е. разума) Богатырев говорит и о том, что «В познании, если пользоваться языком феноменологии, происходит „схватывание“. Сознание же работает с уже-схваченным, усвоенным. Мышление же есть оперирование схваченной и усвоенной информацией» (Д. К. Богатырев, цит. по изд. 2022).

Что же касается концепта такого способа познания, как интуиция, то у Богатырева интуиция – это не то, что дополняет картину реальности, задаваемую разумом, но то, что объединяет и оживляет эту панораму реальности: «… интуиция соединяет чувственное и рациональное, создавая ток информации между ними»; и далее в тексте Богатырева следует красочная метафора: «Медь чувственности и серебро интеллекта объединяются золотом интуиции». Саму же эту сферу активности психического, судя по некоторым другим фрагментам текста, автор приписывает категории Духа. Познание, – пишет он, – дело духа, который являет себя не иным как для сферы чувственного (иного), так и для области рационального (тождественного).

Вопрос только в том, каким же образом, с участием интуиции и носителя этого свойства – духа – «… познающая личность трансцендирует, раздвигая свои конечные пределы». И здесь, чуть забегая вперед, можно предложить некоторое уточнение к только что приведенной констатации, аргументируемое с позиции авангардной науки о психике. Процесс «раздвигания пределов» как раз и предполагает активное вмешательство персонализированной в данном случае инстанции психического (то есть Духа) в моментальную процедуру «схватывания» первичных информационных конгломератов реальности. В результате чего эти будто бы стандартные характеристики «объективной» информации о реальности приобретают свойство пластичности. И далее за счет использования обновленных «строительных блоков» выстраивается, во-первых, дополненная структура личности, а во-вторых – обновленная панорама объемной реальности. Такая объяснительная модель позволяет уточнить некоторые аспекты Чуда божественного откровения и привнести эти аспекты в сферу осмысленной репрезентации сложной категории объемной реальности; а также, что очень важно, – вывести из густой тени порядком надоевшие речитативы об иллюзорности явленного нам мира. С одной стороны, нам об этом в продолжении тысячелетий твердят духовно прозревшие мудрецы, ну а с другой – уже в Новое и, особенно, в Новейшее время – представители авангардной (как они сами думают) науки. И те и другие плохо представляют себе, что же такое реальность, и единственная иллюзия, которая в данном случае имеет место, – это их собственные представления о подлинном Чуде реальности.

Следуя эпиграфу, который Д. К. Богатырев выбрал для своего труда – «… но преобразуйтесь обновлением ума вашего» (строки из Послания Римлянам, 12:2), – обратимся к рекомендациям митрополита Вениамина, как это сделать в отношении интересующей нас темы чудесного. Эти рекомендации были прописаны Вениамином (Федченковым) в одной из его главных книг «О вере, неверии и сомнении». Здесь он говорит так: «…отрицатель может выставить такое возражение: чудеса противоречат уму нашему. Это неправильно… в логике следует различать два термина: „противоречие“ и „противоположность“. Это не одно и то же» (Вениамин (Федченков), цит. по изд. 2011). И далее Вениамин поясняет, что в противоречивых отношениях одно исключает другое, а в противоположных – нет. Поэтому всякий неверующий в чудеса в самом крайнем случае должен сказать о других мирах и их законах «Не знаю». Больше того, он, как ничего не знающий о них, может даже допустить не один сверхъестественный мир, а любое множество их. «Таким путем, – говорит Вениамин, – мы убрали с пути еще один камень: из неподобия нельзя делать выводы о небытии чего-нибудь, поэтому чудес не бойся!» (цит. по изд. 2011).

Мы же обратим внимание на то, что из окраин противоположности в нашей теме чудесного еще не выводится заветная «середина» краеугольного камня. И одно дело «допустить не один сверхъестественный мир, а любое множество их», а совсем другое дело – на понятных темпорально-пластических принципах моделировать вполне легальные планы объемной реальности, которых может быть больше чем страниц в замечательной книге митрополита Вениамина. И конечно, перед такой панорамой реальности сердце замирает не от страха, а от восторга.

В этом же ключе – преобразования и обновления нашего ума – продвигался и Клайв Стейплз Льюис, известный британский философ и теолог. В своей резонансной работе, которая носит незатейливое название «Чудо», Льюис под разными углами рассматривает тезис о том, что единственное «место», где есть раскол в репрезентируемых нами компонентах сложной категории реальности фрагментах – это наш разум. Граница проходит не между «материальным» и «нематериальным» и не между «телом» и «душой» (все четыре понятия очень непросты), – пишет Льюис, – а между природой и разумом; и отсекает она не «меня» от внешнего мира, а разум от внеразумных явлений, и физических, и душевных. Но далее Клайв Льюис выдвигает тезис, который как раз и содержит ключевой «разрыв» в сфере разумного: «…любые события во времени и пространстве поддаются разуму», из чего в соответствии со скрытой логикой этого утверждения следует, что вне категорий времени-пространства разум «не работает», либо действует «как-то не так» (вспоминаем фундаментальный тезис Канта о том, что в априорно заданных категориях времени-пространства, а значит и в области «чистого разума», каких-то признаков божественного присутствия (а значит и божественного Чуда, – авт.) обнаружить не представляется возможным). И вот если нет ясности с этим «как-то не так», то продвинуться в понимании Сущности, которая, – говорит нам Льюис, – в числе прочего создала и время, и пространство, точно так же не представляется возможным. Попутно заметим, что нет ясности и с «принципами дополнительности» от великого Канта – понятиями трансцендентного и трансцендентального, вокруг которых вот уже более двух столетий отмечается «броуновское движение» молекул философской мысли. Однако, как мы полагаем, достойный выход из этого безмерно затянувшегося «кругового движения» безусловно есть, стоит только принять и основательно проработать концепт темпоральной логики. Но об этом чуть позже.

Главная же заслуга труда Льюиса в интересующем нас эпистемологическом аспекте видится в том, что он во многом предварил идею информационной генетики, лежащей в основе методологии эпистемологического анализа (у нас эта особенная «генетика» как раз и включает принципы темпоральной логики). Льюис показал, что любые ограничительные идеи (эпистемы), лежащие в зародыше вполне определенных в этом смысле концептов материализма, пессимизма, оптимизма, пантеизма, утверждений, что «все на свете – Бог» или «все на свете – электричество», в итоге ведут к непреодолимым сложностям. А значит, должен существовать и другой принцип формирования наших представлений о реальности (такая «открытая» реальность по Льюису – это и есть Чудо из Чудес, и здесь просто нечего сказать, кроме «Браво!»). Согласно Льюису, данный принцип наилучшим образом реализуется в доктрине Воплощения: божественная сущность воплощается в том числе и в природе. И далее он использует красочную метафору для обозначения принципов взаимодействия всех главных фигурантов этой доктрины: «Чудо – это текст, природа – комментарий. Наука – лишь примечания к поэме Воплощения» (К. С. Льюис, цит. по изд. 2021). Отдавая должное новаторству Льюиса, все же заметим, что с последним утверждением относительно роли науки согласиться сложно, ибо наука науке – рознь. И если это действительно авангардная наука, которая решительно освобождается от неадекватных эпистемологических ограничений прошлого и не прячется за нелепые утверждения того, что все на свете – процитируем критическое замечание Мартина Хадеггера – это «некие заряды и волны», то скорее уж это ключ к подлинному открытию потрясающей панорамы объемной реальности. И вот именно такая наука и помогает нашему психическому справляться с этой задачей «по первому требованию», а не «по случаю».

Сходную точку зрения на миссию современной науки высказывают: Людмила Александровна Латышева в своей космогонической версии чудесного (1998), известный российский философ и теолог Виктор Петрович Лега в статье «Проблема чуда и современное научное мировоззрение» (2010). А также Римма Ивановна Соколова, известный специалист в области философии и политики.

В своем экспертном докладе Изборскому клубу (2013) Р. И. Соколова в том числе рассматривает противоречивые тенденции в отношении к феномену Чуда, присутствующему в общем поле современной науки. Она говорит о том, что: «Различные необычайные и необъяснимые явления становятся чудом только при определённом способе их истолкования. Однако при скептической или естественно-научной оценке всегда есть возможность отрицать наличие чуда и объяснять такие явления, как продукт первобытного анимизма, как результат гипноза, внушения, вымысла или даже прямой фальсификацией фактов, галлюцинациями, или неизвестными ещё явлениями и законами природы» (Р. И. Соколова, 2013). Далее в анализируемом тексте есть прямое указание на ограничительные эпистемологические установки. Здесь Соколова обращает внимание на то, что в материалистических и позитивистских системах философии и науки Нового времени мир не мыслится иначе как подчиненный неизменным правилам последовательности, выражающимся в законах природы. Однако, замечает она, так же ясно, что сам по себе сущность и семантика понятия чуда требует выхода за рамки гуманитарных наук и коренного переосмысления знаний, накопленных не только философией, но и психологией, физиологией и т. д.

И далее Соколова использует концептуальную атрибутику из сектора «авангардной» физики для конструирования такой объяснительной модели феномена Чуда, которая более соответствующей реалиям сегодняшнего дня: «За пределами физического мира существует еще более сложно организованный волновой мир. Именно волновая функция (его синоним – Дух в ненаучной системе понятий) управляет материальным миром, который без нее оставался бы мертвым. Информационный контур, связанный с нейросоматическим и нейрогенетическим контурами человека, замыкает на себе потоки энергии и получает возможность целенаправленно перестраивать, то есть менять конфигурацию бытия, объективный мир, который есть не что иное, как доступная человеку часть мультиверсума» (Р. И. Соколова, 2013). В то время как Хадеггер, например, полагал, что как раз использование такой «атрибутики», рядящейся в концепты авангардной науки, и является одним из главных препятствий в нахождении сущностных ответов на непростые вопросы бытия. Справедливости ради специально отметим «по делу» используемое Соколовой понятие «связующий информационный контур», как и то, что без уточнения сущностных моментов, актуализирующих такой «контур», ценность данного понятия снижается.

При наличии тотального дефицита в сфере таких проверенных способов и даже гипотетических моделей осмысленной, целенаправленной «активизации» феномена Чуда в принципе, в анализируемом тексте приводятся традиционные примеры магического воздействия на ход событий в хорошо знакомой нам «объективной» реальности, которые интерпретируются автором как «воздействие информационной субъективной компоненты мира на его материальную составляющую». Здесь автор аргументирует такую точку зрения, что живущий в пограничных, экстремальных условиях поднимающей России народ вынужден был творить «чудеса». Причем древней, невероятной силы психотехникой овладел практически целый народ, и всё это происходило почти мгновенно. Ну что же, времена бывают разные и ныне, судя по всему, пришло такое время, когда к этим народным всплескам чудес совсем нелишне добавить и некие другие, особенно востребованные Чудеса от их главного устроителя.

Ибо в подлинном Чуде не только «…возрождается память веков и обнаруживается вечность прошедшего, неизбывная и всегдашняя», как писал великий русский философ Алексей Федорович Лосев в своей великолепной работе «Диалектика мифа» (1930), но и Вечность, охватывающая все возможные векторы и направления времени – прошлого, настоящего, будущего, вечного-бесконечного.