Текст книги "Чудо как оно есть"

Еще одним свидетельством понимания ключевых функций психического в репрезентации реальности во всех ее аспектах в частности и особенно в интересующем нас аспекте чудесного является эпохальный труд Эдуарда фон Гартмана «Сущность мирового процесса, или Философия бессознательного» (1869). Этот достойный труд Эдуарда фон Гартмана на рубеже XIX – XX веков и поныне вспоминают достаточно редко по тем же самым причинам: в продолжении ста с лишним лет так и не было разработано удовлетворительного научного (эпистемологического) и методологического контента, позволяющего выстраивать обоснованные суждения о значимости выдвигаемых Гартманом идей. В том числе – идей в области метафизики бессознательного.

Необходимо сказать несколько слов о главных тезисах основного труда Гартмана. Здесь он впервые определил и сформулировал, как бы мы сейчас сказали, системные характеристики феномена бессознательного и обозначил перспективы использования данного понятия во всех областях человеческого знания и опыта. И вот именно этот системный подход (по крайней мере его элементы) в исследовании феномена бессознательного и позволил Гартману весьма интересным образом «состыковать» разноуровневые процессы и функции, выполняемые, по данным проведенного им анализа, при деятельном участии рассматриваемой инстанции психического. Причем сам Гартман, с учетом определенных им поистине потрясающих масштабов такой и скрытой, и явной активности, считал термин «бессознательное» неадекватным и неправильным. И он был первым, кто предложил и внятно аргументировал использование термина «сверхсознательное» для обозначения обсуждаемой здесь сущности. Подписываемся под каждым словом этого предложения.

Многие из общих контуров концептуального подхода Гартмана, так или иначе созвучные идеям Шопенгауэра, мы здесь опускаем и сразу же сосредотачиваемся на содержательных характеристиках выделенных им функциональных уровней бессознательного. Итак, бессознательное, по Гартману, обеспечивает феномен жизни; сохраняет роды посредством полового влечения и материнской любви, облагораживает их посредством выбора в половой любви; даёт в инстинкте каждому существу то, в чём оно нуждается для своего сохранения и для чего недостаточно его сознательного мышления; образует и сохраняет организм, исправляет внутренние и внешние его повреждения; целемерно направляет движения организма и обусловливает его употребление для сознательной воли; часто управляет человеческими действиями посредством чувств и предчувствий там, где им не могло бы помочь полное сознательное мышление; своими «внушениями» в малом, как и в великом, способствует сознательному процессу мышления; одаряет людей чувством красоты и художественным творчеством; ведёт человека в мистике к предощущению высших сверхъестественных единств; ведёт род человеческий в истории неуклонно к цели его возможного совершенства.

Бессознательное, согласно Гартману, характеризуется еще и следующими свойствами: безболезненностью, неутомимостью, нечувственным характером его мышления, безвременностью, непогрешимостью, неизменностью и неразрывным внутренним единством. Словом, перед нами сверхразумным способом организованная инстанция, которая будучи вне времени, но развертываемая в пластических форматах времени, собственно и являет собой «сущность мирового процесса» становления сложнейшей категории реальности. Именно эта сверхинстанция психического осуществляет прорывы в «настоящую» реальность и генерирует (или же стимулирует) проблески подлинных чудес в нашей с вами жизни.

Мы бы сказали, что в этих тезисах Гартмана высвечивается и некий намек на возможность управления «мировым процессом» с использованием разных параметров форматирования актуальных планов реальности, в том числе и таких, которые выходят за пределы продолжительности человеческой жизни. И тогда встает вопрос: а где, собственно, границы психического-целого? И правильно ли здесь говорить о каких-то пространственных границах или все же стоит призадуматься о темпоральных границах психического и начинать всерьез разрабатывать концепт темпоральной генетики сложной категории реальности? И есть все основания полагать, что Гартман в своем основном произведении как раз и продвигался по этому пути. Но ему не хватило все того же – адекватного сложности рассматриваемой им проблематики эпистемологического и методологического инструментария.

Что же касается степени сложности решаемых Гартманом эпистемологических задач, то он ясно сформулировал «убийственную для всякого разума и для всякой философии проблему: «Что такое предсуществующее (subsistens) всякого существования, ничего не может сказать ни одна философия – эта первоначальная проблема неразрешима по своей природе… Это настоящий пробный камень, дарованный метафизическому познанию» (Э. Гартман, цит. по изд. 2016). Но мы-то как раз и собираемся поднять и трансформировать этот камень преткновения в искомый Эдуардом фон Гартманом – мужественным человеком и талантливым ученым – краеугольный камень Новой истины.

И далее можно только лишь удивляться тому, что великий Зигмунд Фрейд, которого профессиональное и научное сообщество превозносит за актуализацию и привнесение темы бессознательного в поле медицины, психологии и психотерапии, вот этого краеугольного камня как раз не искал, но всеми силами его закапывал. Религию он считал одной из форм коллективного невроза, и там, где только можно, он настаивал на контрпродуктивности такого способа адаптации. В очной и заочной полемике с богословами он говорил о том, что его бог Логос, кажется, не так уж всемогущ (как, например, Бог религиозных адептов, – авт.), он может исполнить только часть того, что обещали его предшественники. И если приверженцам Логоса придется в этом убедиться, то они смиренно примут положение вещей. Интерес к миру и жизни они от того не утратят, ведь у них есть в одном отношении (т. е. в реальности, – авт.) твердая опора, которой не хватает верующим. Заметим, что с годами вот эта «твердая опора» рациональных знаний, о которой с уверенностью говорил Зигмунд Фрейд, вдруг стала весьма шаткой.

В одной из своих поздних работ «Будущее одной иллюзии» (впервые данная работа была опубликованной в 1927 году, т. е. за двенадцать лет до смерти автора) Фрейд последовательно и обстоятельно аргументирует свою приверженность к научной трактовке любых, в том числе «чудесных» феноменов. Полемизируя с представителями института религии, Фрейд в частности говорил: «Мы верим в то, что наука в труде и исканиях способна узнать многое о реальности мира, благодаря чему мы станем сильнее и сможем устроить свою жизнь. Если эта вера – иллюзия, то мы в одинаковом положении с вами, однако наука своими многочисленными и плодотворными успехами дала нам доказательство того, что она не иллюзия» (З. Фрейд, цит. по изд. 1989).

Фрейд совершенно определенно заявлял: «Идеальным было бы, конечно, общество людей, подчинивших свою инстинктивную жизнь диктатуре разума» (S. Freud, цит. по изд. 1973).

Что же касается главного тезиса психоанализа: «Там где было Оно, должно стать Я (т.е. приоритетная, по мысли Фрейда, осознаваемая инстанция психического, – авт.)», то цепкий и внимательный критик великого автора психоанализа Карл Густав Юнг абсолютно верно замечал, что при неукоснительном соблюдении вот этого превозносимого тезиса невозможно избежать повторного вытеснения активности бессознательного, со всеми выводимыми отсюда негативными последствиями.

Тем не менее позиция Фрейда привлекательна прежде всего тем, что еще задолго до пришествия постмодернистских эпистемологических установок в «большую» науку он ясно сформулировал главный тезис о том, что обсуждать здесь можно лишь гипотезы, и решающим фактором в этой полемике является доказательная сила предъявляемых аргументов. И если Фрейду, как он утверждает, есть что предъявить в качестве доказательств своей правоты, а его оппоненты способны лишь на то, чтобы повторять расхожие догмы, то в активе у него имеется знание-вера, в то время как у противоборствующей стороны только лишь вера. С этим невозможно не согласиться. Однако система знаний и эпистемологическая платформа, на которую опирался и Фрейд и его последователи, в принципе не были приспособлены для открытия полномасштабного потенциала психического, о котором говорил Гартман. В частности, у яростного приверженца Логоса Зигмунда Фрейда даже и мысли не возникало в отношении того, что именно феномены Веры и Чуда могут быть предметом углубленного научного исследования, а не признаками невротического состояния человека и общества (коллективный религиозный невроз).

Следом необходимо обратиться и к некоторым трудам проницательного критика психоанализа Карла Густава Юнга, в которых исследуются глубинные корни перманентного кризиса психологической науки. Однако и здесь мы обнаруживаем лишь догадки о безграничном потенциале психического (в этом смысле он разительно отличался от своего учителя Фрейда) и скорбные признания интеллектуального бессилия психологической науки.

В частности, Юнг писал следующее: «Коль скоро мы всерьёз рассматриваем гипотезу о бессознательном, следует сделать вывод, что наша картина мира не может иметь законченный характер, ибо, если мы привносим столько радикальных изменений в субъект восприятия и познания, как предполагают, мы должны прийти к видению мира, весьма отличного от того, что мы знали ранее. Даже если бы речь шла о перенесении в эго-сознание одних лишь восприятий, мы получили бы возможность невероятного расширения границ ментального горизонта» (К. Г. Юнг, 1954).

Понимая необходимость углубленного и масштабного исследования потенциала психического, без чего о какой-либо дееспособной науке в рассматриваемой сфере не может быть и речи, Юнг также понимал и «неподъемную» сложность этого предприятия. Эту, в первую очередь эпистемологическую сложность он видел в том, что «… в секторе официальной науки существует устойчивое представление о том, что какого-либо объективного метода исследования предметного поля понятий «души» и «духа» (смутных и неопределенных, в частности, и по этой причине) на сегодняшний день не существует. И что «душу можно наблюдать только с помощью души». И далее Юнг говорит о том, что доступная феноменологическая точка зрения на то, что существуют душа, дух и феномен веры, основанный на некоем субъективном опыте, не оспаривает их возможной значимости. «Однако психология не имеет достаточно средств, чтобы доказать их значимость в научном смысле» (К. Г. Юнг, цит. по изд. 1996). В еще более откровенном и резком ключе он продолжает: «Систематика психического вследствие всего этого (неопределенности предметной сферы, – авт.) … лежит вне пределов досягаемости человека, и поэтому все, чем мы в этом смысле обладаем, есть лишь кустарные правила да аспекты интересов» (К. Г. Юнг, цит. по изд. 1994).

Наконец, мы должны обратиться к фундаментальному труду «Исторический смысл психологического кризиса» (1927) выдающегося ученого-психолога Льва Семеновича Выготского, в котором предлагается следующий общий рецепт преодоления очевидно кризисного состояния психологии в современный ему период: «Из такого методологического кризиса, из осознанной потребности отдельных дисциплин в руководстве, из необходимости – на известной ступени знания – критически согласовать разнородные данные, привести в систему разрозненные законы, осмыслить и проверить результаты, прочистить методы и основные понятия, заложить фундаментальные принципы, одним словом, свести начала и концы знания, – из всего этого и рождается общая наука» (Л. С. Выготский, цит. по изд. 1982).

Автор весьма прозорливо написал в эпиграфе к своему эпохальному труду: «Камень, который презрели строители, стал в главу угла…». Собственно, обнаружению вот этого неясного «угла» и «камня-фундамента» обновленной психологической науки, и посвящается основной текст проведенного Л. С. Выготским исторического исследования (хотя по сути и в первую очередь это реконструктивно-методологическое исследование, ибо даже подстрочное название цитируемого произведения Выготского формулируется как «методологическое исследование»). Только лишь за эту высочайшую планку и охватываемый исследовательский горизонт Л. С. Выготский заслуживает самых превосходных эпитетов.

Здесь мы бы хотели обратить внимание на главную эпистемологическую находку Выготского, проясняющую самую суть перманентной кризисной ситуации в психологической науке и, как мы считаем, в секторе наук о психике и корпусе науки в целом. Лев Семенович Выготский пришел к заключению, что имеют значение лишь «… две принципиально разные конструкции системы знания; все остальное есть различие в воззрениях, школах, гипотезах; частные, столь сложные, запутанные и перемешанные, слепые, хаотические соединения, в которых бывает подчас очень сложно разобраться. Но борьба действительно происходит только между двумя тенденциями, лежащими и действующими за спиной всех борющихся течений» (Л. С. Выготский, 1927). Речь, соответственно, идет о «метафизической» и «спиритуалистической» психологии – с одной стороны, и «объективной» и «материалистической» психологии – с другой, т. е. «правильной» стороны. Соответственно, первая обозначаемая им конструкция фокусируется на таких базисных способах познания, как «гнозис», в то время как вторая – на способах познания, обозначаемых термином «логос». Оба способа познания конфронтируют на полях психологической науки и, заметим, в общем пространстве наук о психике: «Итак, в понятии эмпирической психологии заключено неразрешимое противоречие – это естественная наука о неестественных вещах, это тенденция методом естественных наук развивать полярно противоположные им системы знания, т. е. исходящие из полярно противоположных предпосылок. Это и отразилось гибельно на методологической конструкции эмпирической психологии и перешибло ей хребет» (Л. С. Выготский 1927).

Собственно отсюда и выводится рецепт преодоления кризисной ситуации, сформулированный Л. С. Выготским, в котором содержатся рекомендации по разработке обновления фундаментальных принципов построения науки о психике и разработке новых исследовательских методов. То есть было сказано почти все, за исключением главного – собственно идеи, как это сделать.

Но вопрос тем не менее остается: а был ли найден этот сакраментальный «угол» и удалось ли обнаружить фундаментальный «краеугольный камень» системообразующего стержня психологической науки и, следовательно, всего сектора наук о психике? Ответ на этот вопрос такой, что, по всей видимости, обнаружить критические зоны, которые в то же время являются и зонами интенсивного роста в общем методологическом поле психологической науки Л. С. Выготскому безусловно удалось. Но вот «поднять» этот краеугольный камень с тем, чтобы водрузить его на место, удобное для следующих поколений «строителей» – это вряд ли. Уж слишком сложной и выходящей за все мыслимые пределы очерченных в то время методологических границ оказалась эта задача.

Однако и в современных версиях понятия «психика», как это следует из содержания множества научных публикаций последних десятилетий, лежит эмпирический опыт исследования определенных видов функциональной активности психического, которые воспроизводимы в лабораторных (экспериментальных) условиях, принципиально доступны наблюдению и измерению, и которые вследствие этого могут быть интерпретированы как некие «объективные» законы и закономерности функционирования сферы психического.

Заметим, что в основе такого эмпирического подхода так или иначе лежит калька одномерного плана реальности или некая «объективная реальность», которую психика – в соответствии с главной идиомой естественно-научного подхода – может лишь «отражать», но и то лишь в определенном, доступном для сенсорных систем диапазоне. Остальное – домысливать в этом же ключе.

Для нас же должно быть абсолютно понятным, что такого рода калька – это есть когнитивная оптика бодрствующего сознания, функционирующего в строго определенном диапазоне параметров сознания-времени. Именно поэтому, а не в силу каких-то фундаментальных и специфических для этой сферы открытий, понятие «психика» изначально определялось через феномен сознания, понимаемого как некий аналог плана «объективной» реальности.

Возвращаясь к главному вопросу определения эпистемологического дефицита в сфере наук о психике, приведем знаковое высказывание Дэниела Робинсона (2005): «Появление научной психологии (первой общей науки о психике) не было обусловлено каким-либо открытием, расширившим имеющиеся знания в сфере психического и продемонстрировавшего специфику и независимость нового направления. Таким образом, не успев создать собственные внутренние основания для самостоятельного развития, психология была вынуждена искать убежище в логике развития сложившихся к этому времени естественно-научных дисциплин, по преимуществу биологических. Но такое убежище могло быть предоставлено наукам о психике только лишь ценой принятия последними определенных обязательств, в частности – ценой отмежевания от своих истоков в философии и ценой жесткого ограничения множества допустимых методов и задач».

И вот эта предельно ясная, ответственная и требующая научного мужества, констатация собственно и подводит черту под выявлением подлинных истоков системного кризиса в сфере наук о психике. А далее мы сосредоточимся лишь на некоторых особенностях осмысления и предлагаемых способах преодоления обозначенных кризисных явлений в рассматриваемом секторе науке и за его пределами.

Авангардная наука и адекватные объяснительные модели феномена Чуда

С тем чтобы полюс авангардных наук, и в том числе фронт авангардных наук о психике состоялся, по результатам проведенного нами анализа должен быть преодолен следующий, абсолютно неприемлемый в Новейшее время эпистемологический дефицит:

– доминирование явно ущербной системы фундаментальных допущений, принятых для корпуса науки в целом, и являющейся обязательной эпистемологической базой для кодифицированной системы научных знаний (согласно принятым здесь фундаментальным допущениям научную ценность имеет лишь «объективно подтверждаемый», универсальный опыт);

– приоритет диссоциированной эпистемологической платформы с искаженными эпистемологическими установками и ограничениями (пространство и время – это не предмет психического; кондиции психического, не проявляемые в стандартных характеристиках «объективной реальности», не могут выступать в качестве предмета науки);

– непонимание сути и явные – в духе доминирующей эпистемологической платформой – перекосы в идентификации предметной сферы психического («выплескивание информационно-темпоральной сущности психического и замещение этой сущности объектной фактурой стандартно-форматируемых планов реальности);

– некритическое заимствование неадекватных для рассматриваемой категории психического методологических установок из полюса естественно-научных подходов (данный методологический кластер специализирован исключительно на исследовании объектных характеристик стандартно форматируемого плана реальности);

– отсутствие адекватного гипотетического кластера сущностных характеристик категории психического, являющегося обязательной стартовой позицией для формирования абсолютно необходимой в данном случае базисной исследовательской программы.

– отсутствие, в связи со всем сказанным, адекватных объяснительных моделей чудесного, являющегося по необходимости сигнальными маяками в «дорожной карте» сущностного решения (в религиозной мифологии – спасения) сложнейших задач Новейшего времени.

Предлагаемые нами способы решения вышеприведенных эпистемологических задач следующие.

Концепция ассоциированной эпистемологической

платформы и система обновленных фундаментальных

допущений

Ассоциированная эпистемологическая платформа (или разработанный нами эпистемологический и методологический фундамент авангардного полюса науки и сектора наук о психике) принципиально и кардинально отличается от своих исторических предшественниц – недифференцированной и диссоциированной эпистемологических платформ (см. в предыдущем разделе).

Эти принципиальные отличия сосредоточены прежде всего в системе обновленных фундаментальных допущений, прокладывающих дорогу к неконфликтному сосуществованию и синергетическому взаимодействию будто бы конфликтующих способов познания – «логоса» и «гнозиса»; но также и конечной цели такого путешествия – достойному завершению эпохи расколотого бытия. Новая система фундаментальных допущений выглядят теперь следующим образом:

– объектно-закономерные характеристики актуальных планов реальности зависят от характеристик импульсной активности сознания-времени человека;

– существуют принципиальные подходы и механизмы измерения активности непроявленного полюса реальности и его легализации в обновлённой системе научного знания;

– с формированием ассоциированной эпистемологической платформы возможно снятие неадекватных ограничений предметной сферы науки, восстановление ресурсной целостности человека с перспективой существенного расширения горизонтов его бытия.

Для нас важно, что с появлением такой научной доминанты открывается возможность разработки адекватных объяснительным моделей феномена Чуда. Этот новый способ миропонимания элиминирует опасности расщеплённого бытия, снимает напряжение тупикового когнитивного диссонанса у мыслящих людей, способствует полноценному возвращению человека в объёмную панораму реальности. А вместе с человеком новейшего времени в эту обновленную панораму реальности возвращается и возможность «чудесных» преобразований с беспрецедентным расширением горизонтов бытия-в-мире.

Ассоциированную эпистемологическую платформу, следовательно, можно представить как подлинный прорыв в разработке «теории всего» (ТВС). Но не в смысле усечённой картины «всего», прорабатываемой в физической науке, в ходе чего ведутся поиски возможностей совмещения теорий относительности, гравитации, электромагнетизма и ядерного взаимодействия. Как раз эта задача в модели объёмной реальности решается достаточно просто – за счёт идентификации ряда таких актуальных (темпоральных) планов физической реальности, которые отчетливо демонстрируют феномен схождения-расхождения соответствующим образом моделируемых и просчитываемых полевых характеристик исследуемых физических планов реальности, притом что по крайней мере два таких темпоральных плана никем не оспариваются: план сингулярности, в котором любые дифференцированные характеристики реальности полностью «сворачиваются», т. е. совмещаются, а также план хорошо известной нам «объективной реальности», форматируемой стандартными параметрами фиксируемого импульса активности сознания (ФИАС). И далее с использованием технологий кольцевого научного архетипа вполне возможно развертывание не только «первой» и «текущей» страниц бытия, но и полноформатной книги бытия со всеми ее «страницами» безо всяких изъятий и купюр. Из этого «всего» человек и психическое целое никоим образом не изгоняются. Заново «одушевленное» человечество, таким образом, возвращает себе статус со-творца грандиозного процесса целостного, бес-конечного бытия.

Алгоритм формирования и концепция объемной

реальности

Ассоциированная эпистемологическая платформа прежде всего «прокладывает маршрут» к пониманию сложнейшего алгоритма генерации структурируемых параметров реальности, включающего следующие взаимозависимые и взаимодействующие компоненты: генеративная активность психического – фиксируемый импульс активности сознания (ФИАС) – феномен субъективного времени – первичная информация – память – личность – актуальные планы «объективной» и «субъективной» реальности (вторичная информация) – модификация ФИАС – генерируемые атрибуты «объемной» реальности. Отсюда понятно, что психика в самом первом приближении есть инструмент генерации и форматирования категорий пространства, времени. И что именно психика формирует информационный, главный для всего живого уровень реальности. Но еще более интересными в данном фундаментальном алгоритме представляются две последние позиции, которые ни много ни мало обосновывают возможность управления временем и, соответственно, гибкими пространственными форматами генерируемой реальности.

Модель «объемной» реальности, выводимая в том числе на основе множества прорывных идей и высказываний признанных интеллектуальных лидеров в сфере науки, философии, эпистемологии (см. цитирование в предыдущих разделах текста), основывается на аргументируемой необходимости: выделения категории информационного в понятии реального; сущностного растождествления этих двух слитных в парадигме классической науки понятий; выведения чёткой зависимости параметров первичной информации о реальности от такой переменной, как скорость нервных (психических) процессов (на зависимость картины мира от скорости «нервных процессов» у субъекта указывали, в частности, Альберт Эйнштейн и Вернер Гейзенберг).

Детальный анализ и качественное уточнение последнего, ключевого в данном случае понятия показали, что под «скоростью нервных (психических) процессов» следует понимать содержательно-временные характеристики момента настоящего, формируемые ритмическими импульсами активного сознания. При этом продолжительность (или параметры подвижного фокуса импульса бодрствующего сознания) такого «темпорального кванта» форматируемой реальности как раз и обуславливает ту пространственную структуру реальности, которая формируется посредством первичной дифференциации общего поля реальности на объекты – предметы – среду – события. Важнейшей особенностью такой первичной дифференциации является сопоставимость устойчивости всех поименованных компонентов с характеристиками импульсной активности сознания. Так, например, можно утверждать, что вероятность актуализации тех объектов и событий, параметры устойчивости которых не вписываются в обозначенные характеристики импульсной активности бодрствующего сознания, в «стандартной» картине мира будет стремиться к нулю. Именно поэтому, в хорошо знакомой нам «объективной» реальности, мы не встречаем ангелов, духов, богов, а все чудеса, совершаемые при их деятельном участии, являются нам не в виде процесса – для этого необходимо «растянуть» стандартные импульсные характеристики сознания-времени, – а в фактах впечатляющего результата. Подобная трактовка и есть первые шаги к формированию внятной объяснительной модели исследуемого нами феномена Чуда.

С учетом сказанного, темпоральные кванты реальности (ФИАС), генерируемые за счет активности психического, выступают в роли важнейшего творческого акта, дифференцирующего общую категорию реального до трех основных статусов: статус объекта; статус субъекта; статус потенциального, не проявленного в заданных характеристиках «объективного» времени поля реальности. При этом два первых статуса образуют собственно информационный полюс объемной реальности, который может быть исследован с использованием, прежде всего, инструментария первичной и вторичной информации, так или иначе представленного в общем корпусе науки. Потенциальный, непроявленный статус образует недифференцированный и, соответственно, не попадающий под категорию «информация» полюс реальности, исследование которого возможно лишь с использованием инструментария авангардной науки, оперирующей пластичными категориями ФИАС, времени-пространства.

Данные пластичные параметры ФИАС в свете сказанного представляют собой основу глубинного взаимодействия и трансформации дифференцируемых полюсов и статусов объемной реальности. Этот процесс, следовательно, может быть представлен как модификация параметров ФИАС и синхронная трансформацию статусов и полюсов реальности за счет «открываемой» таким образом обновленной информации. Что, собственно, и демонстрирует возможность осмысленного управления пластичными категориями времени-пространства, равнозначного осмысленной генерации феномена Чудесного.

Обновленное понимание сущности и основных функций

психического

В самых кратких тезисах выводимое из концепта объемной реальности понимание сущности и основных функций психики следующее. Исходя из логики разрабатываемого нами авангардного научного подхода, психика в первую очередь есть инструмент генерации сверхсложной системы объемной реальности. Данный подход в понимании психического кардинальным образом отличается от сведения функций психики к отражению и познанию неких «объективных» характеристик стандартного – единственно возможного в классических концептуальных построениях – плана реальности, а также регуляции адаптивной активности индивида (У. Джеймс, 1890), выстраиванию коммуникаций и системы отношений с субъектами и объектами окружающего мира (Б. Ф. Ломов, 1984) с допущением того обстоятельства, что сам человек может в доступных ему границах изменять конфигурации объектной реальности с использованием креативной функции психики (Я. А. Пономарев, 1976). В контексте такого предельно упрощенного понимания функций психики само по себе существование феномена психического представляется совершенно не обязательным и во многом случайным в картине мироздания, рисуемой адептами естественно-научной классики (Ф. Т. Михайлов, 2001). В то время как известнейшие представители естественных наук – например, такие как лауреаты Нобелевской премии Илья Пригожин и Роджер Пенроуз – настаивают на том, что следует разрабатывать описание мироустройства, проясняющее необходимость самого существования человека, и что «правильные» физические теории должны описываться с помощью феномена сознания (см. цитирование в предыдущих разделах). Чему, собственно, и соответствует разработанное нами определение функциональной сущности психического.

Итак, основная функция психики – генеративная. При этом, как следует из всего сказанного, в синхронном режиме генерируют следующие базисные феномены – компоненты объемной реальности:

– феномен сознания – диссоциирующие импульсы ФИАС;

– феномен «объективного» времени и пространства;

– дифференцированные статусы и полюсы реальности, формирующие сложную конструкцию объемной реальности;

– феномен информации – как основной «продукт» деятельности психики;

– феномен пластичности, в том числе пластичных категорий времени, пространства, рефлективных характеристик субъекта – как возможность сверхэффективного, «моментального» взаимодействия и трансформации статусов и полюсов объемной реальности.