Текст книги "Дело Корнилова"

Керенский. Кроме упомянутого г. В., я еще ряд других офицеров передавал для наблюдения.

Председатель. А-ву.

Керенский. А-ву я передал для ближайшего наблюдения этого г. В. Нужно сказать, все эти «осведомители» кружили все у тех же тем.

Украинцев. Вы, между прочим, говорили, что Вам было сделано предложение о диктатуре и потом этих лиц Вы встречали среди окружающих Корнилова. Кто были эти лица?

Керенский. Из тех же казачьих кругов бывали такие разговоры. Затем некоторые общественные деятели…

Украинцев. Значит, Вы можете указать слои, но не отдельных лиц?

Керенский. Я не хотел бы указывать.

Крохмаль. Но это не имело вида предложения формального – это был совет, так сказать.

Керенский. То есть говорили так: если Вы согласитесь, то мы и т. д., но это попадало на бесплодную почву. Бог с ними.

Украинцев. Значит, может быть и самые предложения не имели характера конкретных предложений?

Керенский. Нет, когда «общественность» разочаровалась во мне, как в возможном организаторе и главном деятеле изменения системы управления «в сторону сильной власти», тогда уже начались розыски другого «человека»… Я считаю, что эта жажда найти человека была очень сильна. Еще 26 августа с кем-то в разговоре В. Львов говорил: «Он не хотел быть диктатором, так мы ему его дадим».

Либер. Докладывали Вам, что по тому вопросу, о котором Вы говорите, который тогда муссировался, назывались кандидаты: Керенский, Савинков и Корнилов?

Керенский. Да, вообще нащупывалась почва. После моего отказа некоторые находили, что самое лучшее, что я мог бы сделать, – это «уйти, не путаться, не мешать карты». Они сами говорили, что предвидят с моим уходом время засилия большевиков, но что это даст им возможность в конце концов восторжествовать. Корнилов был просто неудачным исполнителем чужих планов, так как для того, чтобы создать в России настоящую диктатуру, необходимо обладать не только «львиным сердцем», но и некоторыми умственными качествами, которые не у всех и не часто встречаются.

[Личные качества ген. Корнилова сделали всю его попытку утвердить в России личную диктатуру слишком наивной и легкомысленной для того, чтобы она могла рассчитывать даже на минутный успех. Но и всякая другая, более серьезно задуманная и умно проведенная авантюра имела бы неизбежно тот же, после более или менее длительного периода борьбы, конец. Или бы сама вконец развалила государство и открыла бы двери германцам так же, как через два месяца после Корнилова это действительно и сделали более опытные и ловкие в политике анархо-большевики. Трагизм положения России к концу лета в том и заключался, что она не достигла еще той политической зрелости, которая давала бы ее руководящим политическим кругам возможность до конца сознать и провести в жизнь ту единственную систему организации государственной власти, которая одна еще могла остановить начавшийся вместе с мировой войной грозный процесс распада государства, – систему коалиций всех государственно мыслящих политических партий для создания общей национальной власти. Состояние хозяйственного организма и технического аппарата государства сделало невозможным во время войны управление страной только силами какого бы то ни было меньшинства, которое неизбежно вынуждено держать в подчинении своем большинство, лишь применяя полицейский террор. Суровая действительность, повелительно указывавшая всем сознательным и ответственным элементам страны единственный путь спасения государства, путь подчинения всех интересов и требований отдельных классов и слоев населения нуждам государства, объединяла волей-неволей все эти элементы вокруг Временного Правительства. И всякое меньшинство, решившееся на борьбу с Правительством, должно было в конце концов оказаться в союзе или со своей доморощенной, или зарубежной реакцией. Мы видели, какие двусмысленные и в политическом, и в социальном отношении элементы окружали Корнилова. Мы увидели еще горшее, увидели, как единственные в мире «коммунисты» спасли прусское юнкерство и отдали ему в экономическую и политическую кабалу русские трудящиеся массы.

К сожалению, руководящие политические круги, волей-неволей признавшие необходимость коалиции, действенно и честно не поддерживали ее. Они скорее боялись только взять на себя политическую ответственность за формальный крах этой системы, но про себя надеялись на «избавителя», которого ожидали одни справа, а другие слева. И в своей «безрадостной любви» мечтали о «разлуке без печали». Они все ждали, когда же, наконец, я «уйду». Но сами не отпускали меня, боясь ответственности; однако, удерживая, хотели, чтобы кто-нибудь пришел и сбросил меня, надеясь воспользоваться чужим преступлением в своих политических интересах. Дни 24 октября – первого ноября я наблюдал этот трепет ожидания среди моих левых «друзей» так же, как в Корниловские дни я видел этот трепет у некоторых «сторонников коалиции» справа. Все, кто винит меня за то, что я вовремя не «ушел» и кому-то в чем-то мешал, нужно запомнить раз навсегда, что я никогда не добивался власти и не держался за нее. Я мешал только захватчикам и авантюристам. Политически же ответственные круги не только не встретили бы во мне помехи, если бы захотели организовать власть без меня, но, наоборот, я сам не раз предлагал им это сделать. Еще месяц до большевистского восстания я в закрытом заседании бюро Ц.И.К.С.Р. и С.Д. с президиумом Демократического Совещания и представителями всех социалистических партий (в том числе и большевиков), ставил вопрос об отношении присутствующих к власти и заявлял, что со своей стороны сделаю все возможное для безболезненного и быстрого перехода государства к новой системе управления, если собравшиеся возьмут на себя ответственность за разрыв коалиции с цензовыми элементами и укажут лицо, которое возьмет на себя задачу сформирования нового состава Временного Правительства, так как эту задачу я сам, по совести, выполнить не мог бы. Решимости и смелости взять на себя ответственность за все последствия создания «однородного правительства» у собрания не оказалось. Если учесть безвыходное положение, в котором очутилась демократия (после Демократического Совещания), окажется, что она была не в силах организовать власть иначе, чем передав ее «в руки Керенского», говорил на последнем партийном съезде один из членов Цент. Ком. партии с.-р. «Вывод из этого такой – нужна была жертва этой вере масс, что все сделать можно, а между тем всего сделать нельзя было. Но эта жертва нужна была. И в жертву принесли Керенского, и он пошел на эту жертву, зная, что она ему несет»… Это была не жертва, а сознательное исполнение своего долга до конца. Я видел, что честно никто не станет поддерживать ту форму власти, при которой только и возможно было сохранить государство от распада. Но я не мог во имя личного пойти навстречу стихии и своим уходом хоть на один день приблизить роковой взрыв. Да и в душе еще теплилась надежда, что сумеет демократия победить в себе все темное и звериное!]

Украинцев. Вы, характеризуя разговор с Львовым, упомянули, что он в ультимативной форме сделал предложение, а не обратили Вы внимания потом, когда он письменно излагал, что он заменил слово «требует» словом «предлагал» (ген. Корнилов)?

Керенский. Если бы я заметил это, я бы сказал: «Вы пишите так, как говорите», а я просто сложил бумагу и спрятал в карман.

[Да, ведь, собственно говоря, разницы никакой нет – Корнилов «требует» или «предлагает» то и то. Предложение тоже может быть ультимативно и часто оно является только более деликатной формой требования или приказания. Я сам часто писал «предлагаю такому-то то-то».]

Украинцев. Вы обратили внимание только на пункты?

Керенский. Да. Только на пункты и положил в карман. Обстановка разговора для меня настолько была убедительна… я не мог предвидеть, что общественному мнению будет угодно превратить меня не то в участника Корниловского заговора, не то в какую-то малопонятную, двусмысленную фигуру. Если бы я это мог предусмотреть, то я бы все в этот вечер, может быть, совсем по-другому поставил. Во всяком случае, я считаю, что сделал все, когда решительно и чрезвычайно быстро, в корне пресек эту попытку.

Украинцев. Имели ли Вы какие-нибудь сведения относительно того, что ген. Корнилов борьбу с Врем. Правительством возлагает именно на 3-й Корпус или эта борьба усматривалась только в движении на Петроград?

Керенский. Нет. Усматривал я в этом положении, которое занимал Крымов, и в том, что Дикая дивизия была вопреки решению в пути к Петербургу. Вообще все расчеты были на Дикую дивизию. Я считаю, что просто Львов сорвал все. Может быть, он на день, на два раньше сказал (или сказал больше, чем следовало, и не в том тоне). Если бы отряд Крымова дошел сюда, то не так легко было бы справиться, потому что тогда начали бы действовать те силы, которые ожидали здесь развития событий, т. е. те присланные люди, которые съехались сюда, и те группы, которые были сорганизованы в некоторых… и которые в нужный момент должны были оказать поддержку с тыла.

Украинцев. В докладе Савинкова о военной реформе не приходилось ли Вам обратить внимание, что в докладе придавали большое значение не военной реформе, а общеполитическому характеру?

Керенский. 10 августа я принял отставку Савинкова потому, что считал ее актом, которого не ожидал от человека, мною же привлеченного к ответственной работе. Меня ставили перед фактом.

Вообще Савинков хотел, видимо, во что бы то ни стало меня и Корнилова против воли связать воедино. Мне кажется, Савинков с Филоненко были во всей этой истории использованы. Савинков никогда не стремился к тому, чтобы упразднить Временное Правительство и меня. Этого плана у него не было. Но… он думал, что он самый умный, а на самом деле нашлись люди, которые его переумнили. Он был только очередным орудием в той работе, которая велась вокруг Корнилова.

[Савинков в своем показании подтвердил мои догадки. Он говорит: «Хотя я и был свидетелем этой все нараставшей напряженности отношений, я все же не терял надежды, что А.Ф. Керенский и ген. Корнилов могут, работая вместе, осуществить твердую революционную власть, и по мере моих сил… пытался сблизить А.Ф. Керенского с ген. Корниловым».]

Украинцев. Затем еще один вопрос относительно беседы, которая имела место по возвращении из Ставки после Совещания 16 июля, – не предлагал ли Филоненко составить особый Военный Кабинет в составе Временного Правительства?

Керенский. Не помню. Со мной у него никаких бесед не было. Я вспоминаю его разговор здесь 29 августа. Действительно, Филоненко с помощью Савинкова стремился, как я уже говорил, превратить этот разговор в Ставке о диктатуре в беседу якобы о том самом, о чем шла речь во Временном Правительстве и Военном Кабинете. «Но это небо и земля – и между ними ничего общего». Нужно или притворяться, или быть идиотом, чтобы серьезно думать, что у Временного Правительства или у меня могла быть мысль, что Филоненко может быть членом Временного Правительства. Это настолько нелепое предположение, что оно просто смешно. Это неловкий способ выйти из глупого положения. Повторяю, разговор у Филоненко с Корниловым был, но тема ничего общего с «Военным Кабинетом» не имела.

Председатель. Позвольте Вас поблагодарить, господин министр.

[Тот, кто внимательно прочел все мое показание до конца, поймет, какую и сколько веры в конечное торжество правды нужно было иметь, чтобы молча выносить всю бешеную травлю. Молча наблюдать, как все глубже яд сомнений проникал в самую толщу народную, разрывая одну за другой кровные связи мои с ней, видеть, как даже наиболее сознательные круги демократии не понимали причин молчания Правительства и в этом молчании видели подтверждение «разоблачений», производящих впечатление глубокой внутренней убедительности (из резолюций бюро Ц.И.К.С.Р. и С.Д. от 12 го сентября).

Кто поднял голос в защиту людей, безнаказанно травимых только потому, что они, исполняя свой государственный и общественный долг, молчали, связанные тайной следствия, – тайной, бесстыдно другими нарушаемой? Только теперь я получил возможность сказать свое слово.

Кажется, слишком поздно. Дело уже сделано.

Оправдались мои слова, сказанные на Московском Совещании: «Если у народа не хватит разума и совести, то погибнет Государство русское, захлестнутое волной развала, распада и предательства!.. И ныне, рожденный к свободе и великий в своем прошлом народ, обманутый и опозоренный, в страшном дурацком колпаке пляшет и кривляется перед своим жестоким Берлинским Барином».

Но не падайте духом. Не проклинайте темную массу народную, не бросайте ее! Идите к народу со словами суровой правды, будите в нем уснувшую совесть, и раньше, чем вы думаете, возродится в нем мужество и загорится жертвенный пламень любви к Родине и Свободе!

Иллюстрации

В дни революции. Петроград. Февраль 1917 г.

Временный Исполнительный комитет Государственной думы

А.Ф. Керенский в своем кабинете

А.Ф. Керенский и сопровождающие его лица в Царском Селе в день ареста императрицы

Главнокомандующий Петроградским ВО Л.Г. Корнилов принимает парад юнкеров у Зимнего дворца. Март 1917 г.

«Июньский прорыв»

«Тарнопольский прорыв»

Л.Г. Корнилов. Фотопортрет и статья, посвященные наступлению русской армии летом 1917 года в журнале «Искры»

Л.Г. Корнилов

М.В. Алексеев и А.Ф. Керенский в 1917 г.

А.А. Брусилов

В.Н. Клембовский

Генералы Корнилов и Духонин в Ставке. Могилев. 1917 г.

А.Ф. Керенский на фронте

М.И. Терещенко

В.Н. Львов

Корнилов и Савинков в автомобиле у Зимнего дворца

Встреча Корнилова на Николаевском вокзале в Москве. Август 1917 г.

«Народный герой в Москве». Журнал «Искры» с материалом о прибытии Корнилова в Москву в августе 1917 г.

А.Ф. Керенский и другие участники Государственного Совещания в Москве. Август 1917 г.

Участники Государственного Совещания в Москве во главе с Керенским. Август 1917 г.

Приказ Верховного Главнокомандующего № 900

Телеграмма Керенского на все телеграфные станции с запрещением передавать телеграммы в ставку Корнилова. Август 1917 г.

Солдаты, принимавшие участие в корниловском выступлении, сдают оружие

Арестованные в Быховской тюрьме: 1. Л.Г. Корнилов. 2. А.И. Деникин. 3. Г.М. Ванновский. 4. И.Г. Эрдели. 5. Е.Ф. Эльснер. 6. А.С. Лукомский. 7. В.Н. Кисляков. 8. И.П. Романовский. 9. С.Л. Марков. 10. М.И. Орлов. 11. Л.Н. Новосильцев. 12. В.М. Пронин. 13. И.Г. Соотс. 14. С.Н. Ряснянский. 15. В.Е. Роженко. 16. А.П. Брагин. 17. И.А. Родионов. 18. Г.Л.Чунихин. 19. В.В. Клецанда. 20. С.Ф. Никитин

Участники корниловского выступления с чинами Текинского полка