Текст книги "Трагедия династии Романовых"

Москва правильно рассчитала: для убийства женщин, девушек, больного мальчика требовались профессиональные палачи, точнее сказать, люди, привыкшие убивать на войне, помилованные властями и полностью изолированные от местного населения.

Авдеев со своими рабочими для этого совершенно не годился. Его «стойкие большевики» были простыми уральскими мужиками, способными себе позволить кое-какие выходки, грубость, дерзость, насмешки над «Николашкой». Не более. По свидетельству самого Быкова, летом 1918 года «широкие рабочие массы мало интересовались судьбой бывшей императорской фамилии, содержавшейся под надежной охраной». Надежная охрана, обеспеченная Авдеевым и его помощником Мошкиным, которого арестовала ЧК, состояла именно из представителей «широких масс» местного населения. Авдеев безобразно обращался с заключенными, но делал это исключительно из тщеславия, опьяненный своей властью над бывшим царем. «Авдееву, – рассказывал один рабочий, – нравилось отказывать царю в просьбах. Это доставляло ему удовольствие. Он этим гордился перед товарищами. Ему нравилось входить без стука в комнаты царской семьи, брать лучшие куски со стола, заставлять великих княжон играть на пианино в любое время дня и ночи. Некоторые охранники подражали ему, подчеркнуто развязно держались, пели во все горло революционные и непристойные песни, рисовали на стенах грязные картинки с Распутиным в качестве главного героя».

Впрочем, не все вели себя грубо. Одни не понимали, «зачем держать этих людей взаперти», другие с любопытством наблюдали за жизнью императорской семьи и смягчались. Сам Авдеев под собственную ответственность разрешил монахиням расположенного неподалеку от города монастыря приносить заключенным молоко и сливки, продлил время прогулок и прочее в том же роде.

В конечном счете обыкновенный человек, долгое время проживший бок о бок с простыми, несчастными, терпеливыми, добрыми людьми, не способен вдруг встать посреди ночи и расстрелять их из револьвера. Выстрелить в девушек, которые на протяжении многих недель смеялись рядом с ним, играли, плакали, молились, ели скудную еду, занимались рукоделием! Или в постоянно болевшего, жестоко страдавшего мальчика, обожаемого родными, которого бывший царь сам выносил на руках в сад, о котором мать молилась день и ночь перед бесчисленными иконами (по инвентарной описи, их у нее было больше шестидесяти!).

Трон, Распутин, министры, борьба за власть, интриги – все в прошлом, совсем в другой жизни. Можно ли вернуться назад? Бывшая императрица еще надеялась. А бывший царь смиренно покорился судьбе, всегда помня, что «рожден в день Иова скорбящего». Замерцала слабая искра надежды: придут «чехи». Но перед их приходом может пролиться кровь, как писал в письме царю какой-то неизвестный друг. Не думая больше о жизни, он готовился к смерти.

«О, не остави детей своих, Упование страждущих, не отвернись от наших страданий и смертных мук, Богородица, Дева…»

Последние месяцы императорская семья провела в доме Ипатьева в атмосфере напряженной духовности, религиозности. По утрам вместе молились, днем пели псалмы, вечером снова молитвы. «Пели и светские песни, но чаще молитвы». Они никогда не ссорились, держались очень дружно. Жили в трех комнатах, ели вместе со слугами, мыли посуду, штопали белье, проводили уборку. Со всеми обращались вежливо, старались говорить «любезно» даже с наглыми караульными. Вечером вслух читали, чаще религиозные книги. Рано ложились. Среди подобного жалкого существования то и дело звучал девичий смех, слышались шутки. Утром рокового дня бывший царь с дочерьми весело болтали с уборщицей, застилавшей кровати… Хотя все уже предчувствовали: «жених идет». Когда вместо Авдеева появился Юровский, а русских рабочих сменили безмолвные немцы, стало ясно, что жених пришел, он где-то здесь, в доме. Императорская фамилия присутствовала на панихиде по самой себе.

Было это 1 (14) июля, за два дня до конца. Возможно, поэтому власти пустили к заключенным священника, которому предстояло отслужить короткую службу. Пришел отец Сторожев с дьяконом. Проведя час в «доме особого назначения», священник рассказывал:

«Мы вошли в комнату коменданта, увидели прежний беспорядок, грязь, неряшество. Юровский сидел за столом, пил чай, ел хлеб с маслом. Кто-то спал одетый на койке. Войдя, я спросил у Юровского: «Вы звали священнослужителей, мы пришли, что нам делать?» Не здороваясь, пристально на меня глядя, он велел: «Ждите здесь, потом отслужите обедницу». – «Обедню или обедницу?» – уточнил я. «Я вам сказал, обедницу», – повторил он. Мы с дьяконом разложили служебники, приготовили епитрахиль. Юровский пил чай, наблюдая за нами. «Ваша фамилия С-с-с…» Он запнулся на первой букве. «Сторожев», – подсказал я. «Да, верно, – вспомнил он. – Вы уже здесь служили?» – «Да». – «Ну, еще раз отслужите…» Мы облачились, солдат принес зажженное кадило, Юровский повел нас в гостиную. Я шел впереди, за мной дьякон, за ним Юровский. Одновременно в дверях своей комнаты появился император с двумя дочерьми. По-моему, Юровский спросил: «Все собрались?» – «Все», – сухо ответил царь.

В сводчатом зале уже сидела императрица с двумя дочерьми, цесаревичем в кресле-коляске, одетым в матроску. Он был бледен, но выглядел лучше, чем на отслуженной мной первой службе, с более оживленным взглядом. Сама императрица казалась бодрее, одетая в то же платье, что 20 мая (по старому стилю). Царь был в прежнем костюме, только не припомню, был ли в тот раз у него на груди Георгиевский крест. Татьяна Николаевна, Ольга Николаевна, Анастасия Николаевна и Мария Николаевна в черных юбках, в белых кофточках. Волосы (помню, у всех одинаково) отросли, доходя теперь сзади до плеч… Мне показалось, что как Николай Александрович, так и все его дочери на этот раз были – я не скажу в угнетении духа, но все же производили впечатление как бы утомленных… Все было точно так, как 20 мая. Только кресло императрицы стояло рядом с креслом цесаревича, глубже в нише, чуть дальше. За креслом цесаревича стояла Татьяна, которая повезла брата, когда все в конце службы пошли приложиться к кресту. Следом шли Ольга с Марией. Анастасия держалась рядом с отцом, занимавшим обычное место у стены справа от ниши. В гостиной находился доктор Боткин, горничная и трое слуг, один высокий, другой маленький, коренастый, третий совсем молоденький. В одном углу с Авдеевым стоял Юровский. Больше на службе никто не присутствовал.

По чину обедницы положено в определенном месте прочесть молитву «Со святыми упокой»[18]18
  Эта молитва поется только на панихиде.


[Закрыть]. Почему-то на этот раз дьякон вместо прочтения пропел молитву, стал петь и я, несколько смущенный таким отступлением от устава, но едва мы запели, как я услышал, что стоявшие позади меня члены семьи Романовых пали на колени… По окончании службы все подошли приложиться к кресту, дьякон дал императору и императрице просвиры (Юровский разрешил в момент доброго расположения духа).

Проходя мимо великих княжон, я уловил едва слышное «спасибо». Думаю, не ослышался.

Молча мы дошли с отцом дьяконом до Художественной школы, и здесь вдруг дьякон говорит мне: «Знаете, отец протоиерей, у них там что-то случилось». Так как в этих словах дьякона было некоторое подтверждение вынесенного мною впечатления, то я даже остановился, спросив, почему он так думает. «Да так, – говорит дьякон, – они все какие-то другие точно, да и не поет никто»… На богослужении 1 (14) июля впервые никто из семьи Романовых не пел вместе с нами».

Глава 14
Смерть

Все было готово. Жатва созрела. Жнецы на местах. Утром 3 (16) июля в ЧК доставили серпы – отличные новенькие револьверы. В то же утро из дома Ипатьева удалили мальчика-поваренка Леонида Седнева. Другого мальчика, Алексея, происхождение обрекало на смерть. 2 июля доставлявшим императорской семье молоко монашкам было велено принести завтра в корзине пятьдесят яиц и пять литров молока. Действительно, убийцы могли проголодаться в лесу, где предстояло сжечь трупы. Вечером 1 (14) июля Юровский приказал начальнику внешней охраны Медведеву раздать караульным оружие и «часов в десять вечера» предупредить, чтобы никто не беспокоился, услышав ночью выстрелы.

Одному Медведеву Юровский сказал: «Нынче ночью мы убьем царя».

И за пределами дома все было готово. Петр Ермаков, рабочий Верхне-Исетского завода, известный уральский большевик, член Чрезвычайной комиссии (ЧК) и областного Комитета, нашел в лесу подходящее для сожжения трупов место; ему было также поручено обеспечить транспорт. Операцией в целом руководили Белобородов и Голощекин. Областной комиссар по снабжению Войков, впоследствии посол в Варшаве, рассказывал Беседовскому, что принимал участие в казни в качестве представителя областного Исполкома. Во всяком случае, он лично доставил необходимую для «похорон» серную кислоту. Все было готово, продумано до мельчайшей детали.

Вторник семья прожила как обычно. Рабочий из наружной охраны занял пост, когда царь с детьми возвращался из сада с прогулки. Они шли, как всегда, переглядываясь друг с другом. Около десяти, по обыкновению, легли спать. Чувствовали нечто особенное в мучительной тиши последнего вечера? Возможно, прислушивались, ожидая услышать вдали перестрелку, извещавшую о подходе спасителей чехов? Никто никогда не узнает, как обитатели дома Ипатьева провели последний вечер, что подумали, когда после полуночи к ним вдруг вошел комендант, приказывая немедленно встать, одеться, спуститься вниз.

Зачем спускаться? В городе может вспыхнуть мятеж, ответили им, здесь оставаться опасно. Поверили ли они? В любом случае наполовину. Действительно, можно ли было подумать, что сейчас начнут расстреливать женщин, убивать родителей на глазах у детей и детей на руках у родителей!

Но предстояло именно это. Именно это должно было произойти через несколько минут внизу в полуподвале, где сошлись вместе убийцы и жертвы, где все стены были залиты кровью.

Быков хладнокровно описывает подробности уникальной в истории казни. Я привожу здесь первый вариант рассказа, поскольку второй, уже опубликованный на французском, сильно смягчен и урезан. Вот что писал председатель Екатеринбургского (Свердловского) Совета в 1921 году:

«Все приготовления к казни и перевозке трупов были поручены опытному революционеру, обстрелянному на фронте в боях с атаманом Дутовым, Петру Захаровичу Ермакову, рабочему Верхне-Исетских заводов.

Казнь совершалась с целью исключения всякой возможности активных действий со стороны сторонников царизма. Вот как это происходило.

Членам семьи Романовых предложили пройти с верхнего этажа, где они проживали, в полуподвал. К десяти часам вечера вся семья Романовых, а именно бывший царь Николай Александрович, его жена Александра Федоровна, их сын Алексей, дочери, семейный врач Боткин, служитель наследника и бывшие слуги, оставшиеся при семье, спустились в полуподвал в обычной домашней одежде, в которой были час назад перед сном.

Им велели встать к стене одного из полуподвальных помещений. Интендант дома, он же официальный представитель Уральского Совета, огласил смертный приговор, добавив в заключение, что все надежды напрасны, их ждет смерть.

Неожиданное известие ошеломило заключенных, только царь успел сказать: «Но ведь нас никто не собирается освобождать…»

Затем приговоренные были расстреляны из револьверов.

Около часа ночи тела казненных вывезли в глухое место в лесу неподалеку от Верхне-Исетских заводов и деревни Палкино, где их назавтра должны были сжечь.

Револьверных выстрелов никто не слышал, хотя казнь, кстати сказать, совершалась в центре города. Залпов не было слышно, благодаря работавшему мотору грузовика, поставленного перед домом во время казни. Даже караульные из наружной охраны дома ничего не заметили и по-прежнему несли службу еще два дня».

Впрочем, в действительности шум мотора не помешал охранявшим дом рабочим расслышать выстрелы. Двое из них, Дерябин и Клещев, все видели и пересказали товарищам с ужасом и отвращением.

«В два часа ночи пришли Медведев с Добрыниным и объявили, что смена на два часа продлевается, потому что царя сейчас будут расстреливать. Клещев с Дерябиным подошли к окнам: Клещев к подъездному, выходившему в сад (на плане № I), Дерябин к окну полуподвала (№ II) со стороны Вознесенского проспекта.

Вскоре, около часа ночи по старому времени или трех по новому, в полуподвале и в помещении № I появились люди. Клещев хорошо их видел. Они вошли из двора в дверь подъезда № XII и проследовали через помещения VIII, VI, IV, I. Впереди шли Юровский с Никулиным. За ними следовал царь, царица с дочерьми, потом Боткин, Демидова, Трупп и повар Харитонов. Император сам нес на руках сына. Сзади Медведев с «латышами», как называли десять человек, живших в полуподвале, которых Юровский вызвал из ЧК. Двое несли оружие. Когда заключенные вошли в помещение № II, их расставили так: посередине царь, справа от него цесаревич в каталке, справа от последнего Боткин.

За ними императрица, дочери и остальные.

Дерябин шагнул к окну, Юровский махнул ему рукой. Дерябин не понял. Клещев, подтвердив, что все понял, сказал царю, как я очень хорошо запомнил: «Николай Александрович, ваши пытались вас освободить, но у них ничего не вышло. Мы должны вас расстрелять».

Тут раздались несколько выстрелов. Только из револьверов.

После первых выстрелов послышались стоны и женские крики. Жертвы падали одна за другой. Первым упал царь, за ним цесаревич. Демидова пыталась спастись, прикрываясь подушкой. Задели или нет ее пули, не знаю. По словам Клещева с Дерябиным, только ее закололи штыками. Упавшие жертвы бились, некоторых добивали штыковыми ударами.

Дом Ипатьева. План верхнего этажа

Условные обозначения:

д – дверь

о – окно

л – лестница

Дом Ипатьева. План нижнего этажа

Что касается членов царской семьи, я слышал, что штыком добили Анастасию.

С верхнего, видимо, этажа принесли множество простыней. В них принялись завертывать убитых и выносить во двор через те же помещения, через которые следовали к месту казни. Во дворе их грузили в машину, ожидавшую между парадного подъезда, который ведет на верхние этажи, и палисадом справа, где обычно стояли машины.

Лесников и Брусянин показывают следующее.

Трупы несли к грузовику, сваливали на землю. В грузовике лежала купленная в магазине материя. На нее уложили тела, завернули.

По словам Лесникова и Брусянина, водителя грузовика звали Сергей Люханов.

Автомобиль с телами выехал в ворота в Вознесенский переулок и направился по нему мимо дома Попова.

Когда трупы вынесли из дома, два латыша, один молодой в очках, другой блондин тоже лет двадцати, начали отмывать кровь щетками, водой, опилками. Клещев и Дерябин признались, что унесли по горсти окровавленных опилок».

Кроме чекистских палачей и официальных лиц с мандатами от Ленина и Свердлова, в ночь с 3 на 4 (16/ 17) июля 1918 года в «доме особого назначения» находились председатель областного Исполкома Уральского Совета Белобородов, областной военный комиссар Голощекин, областной комиссар по снабжению, будущий посол в Варшаве Войков, сотрудники ЧК Ермаков и Юровский. Последний, его помощник Никулин и Войков, по их собственному признанию, участвовали в казни. Каждый высокопоставленный ленинский деятель снял кое-что с трупов «в память о революционном подвиге». Войков, например, взял кольцо с прекрасным рубином…

Теперь предстояло только уничтожить оставшееся от одиннадцати живых человек – их тела, чтобы «свет никогда не узнал, что мы с ними сделали». Уже даже подумывали об «оживших трупах». Но следователь Соколов открыл правду, и большевик Быков полностью подтвердил его выводы.

17 июля тела под покровом ночи привезли к шахте на грузовой машине.

Их раздели, одежду разорвали, изрезали. При этом нашли спрятанные драгоценности. Многие высыпались на землю, чего убийцы, видимо, не заметили.

Тела рубили острыми саперными лопатами; множество украшений осталось в изрытой земле.

Трупы облили серной кислотой[19]19
  17 июля в аптеку «Русской компании» в Екатеринбурге явился секретарь комиссара Войкова по фамилии Зимин со следующим ордером: «Приказываю незамедлительно выдать подателю сего 80 килограммов серной кислоты. Подпись: Войков». В тот же день позже к вечеру Зимин снова пришел со вторым ордером Войкова: «Приказываю выдать подателю еще три бутыли серной кислоты». Таким образом Зимин получил в целом 190 килограммов серной кислоты и расписался на ордерах Войкова за доставку. Два эти документа с подписями Войкова и Зимина были представлены следствию.


[Закрыть], бензином, сожгли на кострах. Оставшиеся в некоторых телах револьверные пули уцелели в огне, впоследствии следователи нашли свинец и единственную сохранившуюся в целости гильзу.

Пепел сожженных тел собрали, смешали с землей. Сожгли почти все, что было на убитых.

Разбив лед в затопленной шахте, убийцы бросили туда уцелевшие в огне предметы и то, что второпях забыли уничтожить.

Едва военный комиссар Голощекин успел замести следы бойни, как Белобородов вечером 4 (17) июля отправил секретарю Совета народных комиссаров Горбунову следующую шифрованную телеграмму:

«Передайте Свердлову, что все семейство постигла та же участь, что и главу. Официально семья погибла при эвакуации».

Ожившие трупы

Однако ни одно официальное сообщение не объявило о гибели семьи Николая Романова при эвакуации.

Свердлов получил телеграмму Белобородова 4 (17) июля около девяти часов вечера. Срочно состоялась его тайная встреча с Лениным. Неизвестно, кто на ней присутствовал, кроме Свердлова и Ленина, но решено было скрыть правду не только от страны, но и от самого советского «правительства».

5 (18) июля состоялось очередное заседание Совета народных комиссаров. Вот что на нем происходило, по свидетельству наркома В. Милютина.

«Во время обсуждения одного проекта комиссариата общественного здравоохранения, когда докладывал товарищ Семашко, вошел Свердлов и сел на обычное место позади Ильича. Семашко закончил, Свердлов наклонился к Ильичу и сказал ему несколько слов.

– Товарищ Свердлов просит слова, хочет сделать сообщение.

– Я должен вам сообщить, – начал Свердлов обычным тоном, – по полученным нами сведениям, в Екатеринбурге по решению областного Совета казнен Николай II. Николай хотел бежать. Чехословаки подходят к городу. Президиум ВЦИК решил эту меру одобрить.

Общее молчание.

– Перейдем теперь к постатейному чтению проекта, – предложил Ильич.

Началось постатейное обсуждение».

Вскоре после этого заседания Совета Свердлов в тот же день сделал такое же сообщение во ВЦИКе, подчеркнуто добавив, что жена и дети казненного Николая II отправлены в надежное место.

Только 7 (20) июля он по прямому проводу разрешил президиуму Екатеринбургского областного Исполкома публично объявить о смерти царя, но одного царя.

Екатеринбург запросил у Свердлова: «Сообщите решение ЦИК и скажите, можно ли информировать население публикацией известного вам текста». Свердлов ответил: «На заседании президиума ВЦИК 18 июля решение областного Уральского Совета признано правильным. Можете публиковать свой текст».

Заранее известный Свердлову текст был опубликован в Екатеринбурге, и население Урала узнало о смерти царя через пять дней после «казни», которой само, кстати, требовало.

Вот текст сообщения:

«Постановление президиума Уральского областного Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов.

Ввиду того что чехословацкие банды угрожают столице красного Урала, Екатеринбургу; ввиду того что коронованный палач может избежать суда народа (только что обнаружен заговор белогвардейцев, имевший целью похищение всей семьи Романовых), президиум областного комитета, во исполнение воли народа, постановил: расстрелять бывшего царя Николая Романова, виновного перед народом в бесчисленных кровавых преступлениях.

Постановление президиума областного Совета приведено в исполнение в ночь с 16 на 17 июля.

Семья Романовых перевезена из Екатеринбурга в другое, более верное место».

Ленин суров, но справедлив: он казнил коронованного тирана, укрыв в надежном месте его жену, сына и дочерей. Он старательно их охраняет – ведь бывшая царица «германская принцесса», а после убийства графа Мирбаха 23 июня (6 июля) разгневанный Берлин пригрозил даже начать войну. Немцы потребовали ввести в Москву один из своих батальонов для охраны посольства.

Как предотвратить опасность? Надо их заставить смягчить свои требования в обмен на высылку за границу бывшей царицы с наследником, содержащихся в «верном» месте. Деликатную миссию передачи Берлину оживших трупов поручили К. Радеку. 7 (20) июля доктор Рицлер, советник германского посольства в Москве, писал в Берлин:

«Я сказал вчера Радеку и Воровскому, что мир самым суровым образом осудит расстрел царя и императорский представитель решительно предостерегает их от дальнейшего следования по этому пути. Воровский возразил, что царь расстрелян только потому, что иначе его захватили бы чехословаки, и страны Антанты получили бы в его лице… (слово осталось нерасшифрованным). По личному мнению Радека, если нас интересует судьба дам германской крови из царской семьи, им, возможно, позволили бы выехать из России. Кстати, во время переговоров по поводу батальона (речь идет об отряде из 300 германских солдат без формы для охраны германского посольства в Москве) Иоффе действительно намекнул на возможное разрешение странам Антанты разместить в Москве свои части для предотвращения вероятных сюрпризов с нашей стороны. Пожалуй, можно было б добиться освобождения по гуманным соображениям царицы и цесаревича (под предлогом, что их разлучить невозможно). В связи с обострившейся ситуацией и контрреволюционными настроениями крайне важно вырвать цесаревича из рук большевиков, оказав ему услугу, опередив страны Антанты и получив возможность в случае необходимости противодействовать Михаилу Александровичу».

Доктор Рицлер был прекрасным дипломатом. Брат бывшего царя великий князь Михаил бежал, «похищен монархистами». Он прочно связан с Антантой, особенно с Англией. Антанта ведет войну против немцев и большевиков в Сибири, на юге России, в Архангельске. Не сегодня, так завтра великий князь Михаил может встать во главе Белой армии. С учетом всего, оставляя гуманные соображения, может быть, не так плохо, что большевики «казнили» бывшего императора. Он был бы даже опаснее своего брата. А сын еще ребенок, не имеет собственной политики, станет претендентом на престол, придерживаясь «германской ориентации», если когда-нибудь вдруг зайдет речь о реставрации. Так призраки двух убитых царственных особ вступили в игру Кремля с Берлином.

В полном соответствии с осуществлявшимся Радеком планом смягчения предъявленных после убийства графа Мирбаха требований в обмен на отправку в Германию наследника цесаревича доктор Рицлер запросил Берлин, следует ли продолжать демарши в пользу «германских принцесс», и получил утвердительный ответ.

10 (23) июля он вновь телеграфировал в Берлин:

«Сделаны соответствующие представления в пользу царицы и принцесс германской крови, одновременно серьезно указано на реакцию общественного мнения на цареубийство. Чичерин молча выслушал мои представления».

24 июля: «В ответ на вопрос, можно ли верить, что принцессы германской крови, включая царицу, находятся в безопасности, Чичерин вчера мне ответил, будто царицу, насколько ему известно, перевезли в Пермь. Крайне сомнительно, что Чичерин говорит правду. Он не дал нам никаких заверений. По его предположению, они еще не доехали, но сами, по крайней мере, в целости и сохранности. На наш взгляд, правительство больше прежнего недолюбливает эту тему. Проявление чрезмерного интереса к данному вопросу становится опасным для принцесс. Возможна задержка с их отправкой в Германию и требование уступок по прочим вопросам».

Пожалуй, никогда жертвы так не помогали убийцам, как «германские принцессы» в трудный для большевиков период после убийства графа Мирбаха.

Тут на сцену вышел новый спаситель «оживших трупов» – испанский король Альфонс XIII, пожелавший выяснить мнение германских властей о своих намерениях. 23 июля (5 августа) фон Кюльман сообщил телеграммой в Мадрид, что «император Вильгельм и его правительство будут очень рады, если испанское правительство добьется высылки бывшей царицы с семьей в Испанию и окажет им гостеприимство. Из гуманных побуждений имперское правительство по мере сил поддержит усилия Испании. Разумеется, испанскому правительству следует позаботиться, чтобы бывшая царица и члены семьи не вели агитации против центральных держав»[20]20
  Центральные державы – во время Первой мировой войны Германия и ее союзники.


[Закрыть].

Однако Мадрид не Берлин: Москва, недолго думая, отвергла предложения Альфонса XIII.

Отделаться от Берлина было гораздо труднее. Сначала Чичерин объявил, что вопрос о высылке бывшей царицы с детьми за границу зависит от ВЦИКа. Потом тот же Радек 16 (29) августа предложил обменять царскую семью на члена «Союза Спартака»[21]21
  «Союз Спартака» – революционная организация левых германских социал-демократов.


[Закрыть]

Лео Иогихеса, пообещав в тот же день поговорить с самим Лениным.

Все хлопоты, естественно, оставались безрезультатными, но немцы непрерывно настаивали. Чичерин утверждал, что советское правительство не имеет «принципиальных возражений против отъезда вдовы бывшего царя и членов семьи за границу на условии компенсаций». К. Радек[22]22
  Шутку Радека насчет «компенсаций» повторил Иоффе в Берлине. 28 августа (10 сентября) Министерству иностранных дел было официально предложено обменять царицу на Либкнехта. По свидетельству Карла Ягова, германское правительство отвергло «возмутительное предложение».


[Закрыть] продолжал вселять в германских дипломатов надежду, и один из них, германский консул в Москве Хаусшильд, радостно телеграфировал в Берлин, что надеется на скорый успех, «благодаря растущему влиянию Радека».

Шло время. Настал сентябрь: улеглось возмущение, поднявшееся после убийства графа Мирбаха; с другой стороны, дела немцев на Восточном фронте становились все хуже и хуже. Кремль вздохнул с облегчением.

Пора было кончать спекулятивные игры с «ожившими трупами» зверски убитых женщин и детей.

14 сентября Чичерин поставил последнюю точку. Он сообщил германским дипломатам, что во время операции в районе Екатеринбурга царица и дети оказались в руках красногвардейцев изолированной от большевистской армии части, и советское правительство не знает, где они находятся.

Берлин понял и замолчал…

«Молитва»[23]23
  Стихотворение, найденное в Тобольске в книге, принадлежавшей великой княжне Ольге.


[Закрыть]

 
Пошли нам, Господи, терпенье
В годину буйных, мрачных дней
Сносить народное гоненье
И пытки наших палачей.
 
 
Дай крепость нам, о Боже правый,
Злодейства ближнего прощать
И крест тяжелый и кровавый
С Твоею кротостью встречать.
 
 
И в дни мятежного волненья,
Когда ограбят нас враги,
Терпеть позор и униженья
Христос, Спаситель, помоги!
 
 
Владыка мира, Бог вселенной!
Благослови молитвой нас
И дай покой душе смиренной
В невыносимый, смертный час…
 
 
И у преддверия могилы
Вдохни в уста Твоих рабов
Нечеловеческие силы
Молиться кротко за врагов!