Текст книги "Дневник провинциального сыщика. Почти документальная повесть"

Дневник провинциального сыщика
Почти документальная повесть
Александр Кичигин

© Александр Кичигин, 2017

ISBN 978-5-4485-4231-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие автора

«Как-то в пятницу поздним зимним вечером полковник полиции Климов Федор Степанович, начальник кафедры одного из престижнейших вузов МВД, чтобы снять накопившуюся за неделю усталость, решил заехать в местный боулинг, пригласив для компании тройку своих старых друзей, с которыми не виделся уже около месяца. Двое из них, пенсионеры МВД Воронов Виталик и Велиев Глеб, уже несколько лет находились на заслуженном отдыхе, а самый молодой, Федин Олег, имея собственную строительную фирму и туристическое агентство, занимался предпринимательской деятельностью. Всех их связывали длительные дружеские отношения, совместная работа в прошлом на почве борьбы с преступностью и, конечно, общность взглядов и интересов.

К сожалению, всех собрать в этот вечер не удалось – Глеб с семьей уехал в очередной раз на отдых куда-то к берегам Италии, а Олег, как обычно, горбатился на работе допоздна, чтобы погасить многочисленные кредиты. Только Виталик отдыхал в своем загородном доме после посещения престижного спортзала с сауной, мечтая в тесном дружеском кругу расслабиться хорошим пивком с карибскими омарами. Именно поэтому он с радостью отозвался на предложение увидеться, хотя от боулинга отказался, сославшись на усталость, предложив встретиться в тесном, но уютном пабе по улице Мокроусова. Климову ничего не оставалось, как согласиться. Бросив ключи от новенького БМВ в ящик рабочего стола, он вышел на улицу и пешком направился в паб, который находился в метрах трехстах от работы. Виталик подъехал на такси минут через двадцать. К тому времени Климов уже успел выпить кружечку доброго чешского пива и в приподнятом настроении наблюдал за мажорной публикой, собравшейся сегодня в баре…»

Так начинался дневник Федора Степановича Климова, моего нового знакомого по несчастью, хотя по сей день благодарен случаю за эту встречу, назвать судьбоносной которую будет огромным преувеличением, а вот приятной и значимой – как раз в точку!

Предугадываю массу вопросов по поводу описанного выше, особенно удивленные глаза сотрудников правоохранительных органов, главный из которых: «Что за бред вы несете по поводу жизни полицейских?» А более придирчивый читатель еще и заметит: «Почему дневник написан от третьего лица?»

На первый из них я, пожалуй, отвечу сразу – эти строки не более, чем веселые фантазии друзей, имеющие отношение к 2011 году в преддверии реформы МВД, когда со следующего года полицейским было гарантировано безбедное существование. И потому далее Климов со свойственной ему иронией повествует: «Жаль только, что 2012 год, увы, еще не наступил… Не лучше ли вернуться на землю, в настоящее время…»

И рассказывает про настоящее, как все происходило на самом деле.

«Как-то в пятницу поздним зимним вечером полковник милиции Климов Федор Степанович, начальник кафедры одного из многочисленных вузов МВД, чтобы снять накопившуюся за неделю усталость, решил выпить пивка с тройкой старых друзей. Пенсионеры МВД Виталик и Глеб восприняли эту затею с радостью и согласились встретиться через часок в пивной забегаловке по улице 5 Августа, а предприниматель Олег, имеющий собственную строительную фирму и туристическое агентство, как всегда, оказался в районе берегов Италии на отдыхе с любовницей.

Ровно в назначенное время друзья встретились возле бара, тепло обнялись, словно братки на стрелке, и зашли в прокуренное и проспиртованное помещение, забитое почти до отказа сомнительной и полунищей публикой из ближайших окрестностей.

Как обычно, дежурившая за стойкой в этот день почти квадратная тетя Рая встретила друзей своей приветливо-ироничной улыбкой, разогнала на уютном столике в углу алкашей, смела с него грязной тряпкой рыбью чешую и хлебные крошки, после чего почтительно поставила на стол три кружки светло-пенистого разливного «Пикура»11
  «Пикур» – производное от «Пиво курское», самый распространенный недорогой и потому популярный сорт пива. (Здесь и далее мои примечания, значения которых мне в основном раскрывал Климов.)


[Закрыть] и приветливо к ним поманила… Не успели они сделать и по глотку, как на столе появились бутерброды с красной рыбой и развесные крабовые палочки.

– На здоровье, ребятки! Что-нибудь еще?

– Спасибо, все как обычно.

Обычно друзья выпивали по три-четыре бокала, успев за это время рассказать друг другу все, что накопилось с прошлой встречи, вспомнить прошлое и помечтать о будущем… А накопилось много всего: ход милицейской реформы, очередной скачок цен, обострившаяся международная обстановка, расслоение и деградация населения и многое-многое другое.

– Что про пенсионеров слышно? – задал свой самый больной вопрос Виталик.

– Да говорят, что пенсии индексируют всем независимо от того, уволился ли ты из полиции или из милиции. Короче говоря, одинаково всем платить будут, – поделился слухами Федор.

– Ага, верь им, – усомнился Виталик, – говорили, что налог на машины уберут, а на бензин акцизы повысят. В итоге и бензин подорожал, и налог поднялся… Да еще как! Хоть «Ласточку» продавай…

– И еще: многие бегут сейчас на пенсию, чтобы до 55 лет потом не служить… Черт его знает…

– А ты?

– Мне же год еще до 50! Недотягиваю маленько… Да ладно, где наша не пропадала! И куда идти? Где нас ждут с распростертыми объятиями?

Виталик трудился на местном ЖБК22
  ЖБК – завод железо-бетонных конструкций.


[Закрыть] рабочим. Шпалы из бетона ваял. Поэтому из всех выделялся стройностью и накаченностью, хотя и являлся инвалидом второй группы по желудочным болезням (пиво, однако, употреблял как здоровый). Правда, и зарабатывал относительно прилично. Глеб же работал преподавателем ОБЖ в ПТУ за копейки, но рохлей не был, следил за собой, занимался спортом, а выпивал мало и редко. Увы, язва… Федор был самым старшим, выглядел не так спортивно, но молодцевато. Это от природы. Долгое время казался самым молодым и только в последнее время начал седеть, слегка тучнеть, но в душе продолжал оставаться задорным мальчишкой, способным на безобидные розыгрыши и даже мягкие безумства, чем славился с молодых лет.

– Да, развалили великую державу, – сокрушался Глеб, признанный интеллектуал и единственный человек, как казалось друзьям, разбирающийся в политике, – кавказцы заполонили все! И ведут себя, как хозяева…

Глеб испытал чеченскую войну на себе, прошел три долгих кавказских командировки с автоматом в руках и потому мог судить гораздо больше о происходящих событиях в стране, чем обыватели у телевизора. Все это страшно угнетало его, провоцировало язвенную болезнь и повергало в постоянное уныние. Хотя, как настоящий мужчина, да еще с немалой примесью восточной крови, он по-прежнему оставался человеком, на которого можно было в трудную минуту положиться полностью без остатка, доверить самое сокровенное и, конечно же, как говорится, пойти в разведку. К чеченцам он относился неоднозначно: чаще с явной неприязнью, но при этом, постоянно восхваляя их сплоченность и верность обычаям, позволяющим сохранять на протяжении многих веков свою исключительную живучесть. Федор же и Виталик к национальному вопросу подходили по-ленински, так как были воспитаны с детства в духе интернационализма. Они ведь сталкивались в жизни только с мирными мусульманами, проживающими в России, чаще рыночными торговцами, показательно доброжелательными и щедрыми. А Федор в советское время в Москве и вовсе в институте учился в окружении кавказцев, которые, как правило, были из зажиточных и интеллигентных семей, на деле показали себя мужественными парнями, верными друзьями и вообще соответствовали образу усредненного советского человека, коими, несомненно, являлись и наши герои. Поэтому для них не существовало «плохих и хороших» национальностей, а имели значение лишь личные качества конкретного человека.

– Реформа, конечно, нужна, – рассуждал Климов, – сколько дерьма в милицию затесалось, прямо удивляешься! Помните, в розыске какие ребята были? Дружней и порядочней коллектива не сыщешь! Я, когда пришел, сразу понял – повезло конкретно, в хорошие руки попал. А потом ОБНОН33
  ОБНОН – отдел по борьбе с незаконным оборотом наркотиков.


[Закрыть], УБОП44
  УБОП – управление по борьбе с организованной преступностью.


[Закрыть] – оказывается, везде настоящие мужики-альтруисты, за идею служили беззаветно, ни у кого и мыслей ни о какой-то выгоде, да еще преступной, не возникало! Ну могли морду начистить кому-нибудь, и то ради дела, ну выпить лишнего, тихонько подурачиться – все мы люди… Но чтобы дела гнусные воротить! Да мы ж таких просто за пару дней выживали, вспомните! Лично я за реформу, если она снова даст возможность честно и плодотворно работать без кумовства и коррупции.

Глеб, проработавший большую часть службы в оперативных подразделениях, дослужившийся до начальника криминальной милиции одного из отделов города, недавно только ушедший на пенсию в сорокалетнем возрасте, был полностью солидарен с Климовым. Не задумываясь, убежал он от захлестнувшего вдруг милицию бюрократического маразма, формализма, возведенного в самоцель, пресловутого главенства «палочной»55
  «Палочная система» («палка») (разг.) – положительный отчетный результат в деятельности милиции, например, раскрытое преступление.


[Закрыть] системы, которая постоянно отменялась, перерастая в «галочную», от трусоватых дураков-начальников и просто случайных людей, приблудившихся в органы из корыстных целей, осознав, что в это смутное время и здесь можно поживиться, используя служебное положение.

Все честные и нормальные сотрудники понимали, что реформа необходима, но сомневались, сможет ли ее провести нынешнее руководство страны, настолько формальное и беззубое, попираемое олигархами и монополистами, клановостью и равнодушием обывателей, что поломать, а главное – построить новую систему в кратчайшие сроки казалось невозможным. Тем более, что за основу, как обычно, принимались модели западного и заокеанского образца. А ведь ни для кого не секрет тот факт, что в России, как ни в одной стране, очень популярна криминальная культура: едешь в маршрутке – обязательно звучит блатняк, переименованный почему-то в шансон. Им же забито и радио, и телевидение… Уголовный жаргон в своей речи применять считается стильным… Сообщить о преступлении – стукачество, хотя в Европе это норма, помогающая весьма эффективно бороться с преступностью. Разве теперь не понятно, что реформа МВД – это реформа не только МВД?

Впрочем, нельзя сказать, что старые друзья-оперативники уж очень скептически воспринимали предстоящую реформу – продолжительная работа сыщиками не только закалила их морально и физически, но и наложила неизгладимую печать оптимизма. Постоянные лишения и самоотдача, подкрепленные смекалкой и опытом, связанными с долей риска и приличной порцией адреналина, воспитали их людьми не только уверенными в своих силах, но и в том, что добро все равно в конце концов побеждает зло! Поэтому об окончательных результатах изменений в целом из них никто глобально не задумывался – главное, что какое-то движение началось, а значит, что-то сдвинулось с места и есть надежда на улучшения!»

Простите, уважаемые читатели, однако прежде чем продолжить дневник Федора Степановича Климова, который вас, несомненно, заинтересовал, хочу хоть и ненавязчиво, но все же рассказать немного и о себе, о нашем знакомстве с Климовым, а вернее о том, что явилось причиной опубликования этих, с позволения сказать, необычных записок, заодно ответив и на вопрос придирчивого читателя: «Почему дневник написан от третьего лица?»

Почти перед самым Новым годом меня угораздило попасть в больницу. И не просто в какое-нибудь лор-отделение с банальным гайморитом или даже не в хирургическое с пугающей неизбежностью операции. Непредсказуемость судьбы неожиданно забросила меня в доселе невиданное отделение травматологии, куда я вообще не планировал никогда в жизни попадать по причине обычной человеческой самонадеянности, считая, что подобные вещи могут случаться, но только не с нами…

Представьте уныние, граничащее с отчаянием, когда я неожиданно очнулся на больничной койке под белым потолком с загипсованными ногами и замотанной бинтами головой, при этом, как ни странно, досконально помня предшествующий этому эпизод с посадкой в такси, поездкой по ночному городу, характерный скрип тормозов с последующим глухим ударом и даже, как сквозь сон, чьи-то заботливо-деловые рекомендации:

– Осторожно мужчину на носилки кладите! Голову пониже – видите, рана кровоточит…

И вот теперь больница, да еще в незнакомом городе, куда я был направлен редакцией два дня назад для освещения события, которое посетить уже не смогу по причине наступления его только завтра… А может, сегодня уже и есть завтра? Или послезавтра? Или и вовсе прошло уже несколько дней?

Под бинтами непроизвольно выступил холодный пот…

– Ну вот вы и пришли в себя, – послышался где-то сбоку незнакомый заботливый женский голос, – вы меня слышите? Как самочувствие?

– Не знаю, вроде жив еще… – пытаясь по обыкновению острить, попробовал я улыбнуться.

– Будете жить и даже очень долго! – весело защебетал женский голосок, – сейчас я позову доктора, и он переведет вас из реанимации в общее отделение.

С доктором я познакомился несколько позже, уже в двухместной довольно приличной для провинциального города больничной палате, с запахом недавнего ремонта, после которого, скорее всего, в помещении еще никто не лежал. Палата словно ожидала VIP-больных, коим я вполне мог оказаться, как журналист известного столичного издания. Впрочем, когда меня везли по многочисленным коридорам, я успел обратить внимание, что и там все на высшем уровне.

«Белгород, – рассказывали мне многие, кому посчастливилось здесь побывать, – небольшой, но очень культурный город: красивый, чистый, добрый. Его еще называют европейским. А главное – в нем нет столичной суеты, и оттого очень приятно душевно отдыхать…».

«Вот теперь придется долго и нудно отдыхать вдали от работы, семьи и, хоть и суетного, но устоявшегося уклада жизни… на больничной койке», – в отчаянии только успел подумать я, как вошел доктор.

– Меня зовут Виктор Николаевич, – представился тихим душевным голосом на вид очень усталый мужчина лет пятидесяти пяти.

– Очень приятно, – попробовал я улыбнуться и даже безнадежно привстать, – Александр Иванович…

– Лежите, лежите! – в испуге замахал руками доктор. – Вы ведь только что перенесли серьезную операцию! Так, сейчас посмотрим… Ножки хорошие… Головокружения, тошноты нет?

– Нет…

– Я тоже думаю, что не должно быть – на голове лишь легкая ссадина…

– А с ногами что, Виктор Николаевич?

– Открытый перелом правого бедра, перелом левой лучевой кости голени со смещением. Пришлось вас сразу оперировать. Пластиночку специальную на кость наложили, саморезики… Ничего, все будет хорошо. Через полгодика все лишнее уберем, а еще через полгодика спляшете!

– Не очень-то радостные перспективы…

– Да бросьте вы! Операция прошла успешно, и вообще, спасибо, что так… Живы, в общем…

– Спасибо, доктор! Вы оперировали?

– Да. И месяца полтора настраивайтесь под моим присмотром здесь находиться, ничего не поделаешь… Медсестра Наташа вам вещи в палату принесла: сумочку, мобильный… Сможете с семьей связаться, может, и приедут…

– Конечно приедут. Спасибо вам большое! Буду настраиваться.

– Болей пока нет?

– Нет.

– Это пока обезболивающее действует. Дня три как минимум «Трамалчик» придется поколоть… Аллергия есть на лекарства, если да, то на какие?

– Да вроде нет…

– Ну и славненько. Сколько полных лет?

– Сорок три.

– Вы еще совсем молодой человек. Если слушаться будете – встанете раньше! Я пойду, а если что понадобится – вот кнопочка медсестру вызывать. Ну, сами понимаете, в туалет там или еще чего…

Оставшись наедине, я вновь почувствовал прилив безнадежного отчаяния, но, вспомнив о лежащем на тумбочке мобильнике, судорожно схватил его, легким нажатием заставил светиться и с радостью обнаружил, что в нем еще теплилась жизнь – немного зарядки оставалось. Очевидно, что телефон был выключен чей-то заботливой рукой, иначе представляю, как бы он разрывался в тихих больничных покоях…

Пропущенных звонков было немало – в основном из редакции, ведь, судя по дате, после аварии прошло два дня. Я представил, как коллеги сходили с ума от неизвестности, а о том, что происходило дома, и вовсе страшно было подумать! Масса эсэмэсок о пропущенных звонках, естественно, были и от жены. Бедная, что она сейчас переживает! Телефон издал прощальный электронный писк и потух…

И (о счастье!) не успел я расстроиться по очередному поводу, зажмурив от отчаяния глаза, как чья-то нежная рука осторожно легла на влажный от пота лоб. Медсестра?

– Саша, это я…

– Ты? – я не верил своим глазам. – Какими судьбами здесь?

– Приехала к тебе… На поезде…

Голос у жены звучал тихо, спокойно и даже, как мне показалось, привычно, по-домашнему. Хоть она и выглядела устало, особого расстройства на лице я не заметил. Напротив, мне показалось, что Рита была счастлива находиться здесь и видеть меня в этом беспомощном и жалком состоянии… Ну конечно, понял я, она ведь представляла себе по дороге самую страшную картину, а я жив, хоть и не совсем здоров, и даже могу разговаривать! Да и умеющий профессионально успокаивать врач Виктор Николаевич наверняка успел пообщаться с Ритой.

– А как же твоя работа? – спохватился я. – Ведь ты даже на час не могла ее…

– Оказывается, есть вещи поважнее, – опустила Рита глаза, – жаль, что раньше я этого не понимала.

Ощущение беспомощности вновь привело меня в отчаяние.

– Я и сам не понимал, а вот теперь…

– Ничего, все проходит… Главное, что ты жив и что мы сейчас вместе.

Столь забытую за годы совместной жизни в трудах и суете идиллию неожиданно прервал звук несмазанных колес больничной каталки в коридоре, после чего дверь распахнулась и в палату ввезли нового вынужденного постояльца. Им оказался мужчина примерно моих лет с перебинтованной ногой ниже колена, со страдальческой миной на лице, как у большинства находящихся в подобном заведении, пока, как я уже понял, им не сделают обезболивающий укол.

Нам с женой пришлось минут двадцать молча наблюдать, как ловкие медсестры во главе с Виктором Николаевичем, уложив травмированного в кровать, возились над каким-то хитрым приспособлением, предназначенным, как вскоре стало очевидно, для поддержания перебинтованной ноги в приподнятом положении.

– Ничего не поделаешь, придется вам пока на растяжечке полежать, – по своему обыкновению успокаивал хирург вновь прибывшего, – а, если будете слушаться, через полгодика спляшете…

– Полгодика?! – ужаснулся мужчина. – Доктор, я не могу полгодика – через пять дней Новый год!

– А вы что, Дедом Морозом работаете? – не меняя интонации, пошутил доктор.

– Ну уж точно не Снегурочкой! – нашел в себе силы поддержать шутку мужчина, и я сразу же профессиональным чутьем понял, что моим соседом будет сильный и неунывающий человек.

– Переломчик у вас такой, что рана подзажить в течение определенного времени должна, а потом уже можно будет и операцию делать, – серьезно пояснил Виктор Николаевич.

– Да, вижу, что влип… – как бы обращаясь к себе, но чтобы слышали все присутствующие, огорчился доставленный.

– Родные знают, что вы здесь? – поинтересовался доктор.

– Наверняка. Мобильник разбился, но водитель, что меня привез, обещал позвонить домой… Впрочем, если можно продублировать, буду очень признателен – я ведь имею право на один звонок?

– Что за зоновские шутки? – усмехнулся Виктор Николаевич. – Наташенька, запишите номер телефона, пожалуйста.

Но, видимо, по части супружеских встреч этот вечер поистине благоволил – не успела медсестра достать листок и ручку, как в палату влетела с заплаканным лицом женщина в небрежно наброшенном на плечи белом халате, растерянно поздоровалась со всеми, после чего решительно устремилась к мужчине с подвешенной ногой.

– Ну, ну, никаких поминок! – бодро попытался отрезвить ее тот. – Не пришло время еще по мне слезы лить…

– Что с тобой? Как это случилось? – начала она забрасывать его традиционными в данной ситуации вопросами.

– Не поверишь – на ровном месте! Шел, упал…

– …очнулся – гипс! Прекрати поясничать! Я чуть с ума не сошла…

– Света, ну когда я обманывал?! – возмутился больной. – Скажите, доктор! Иду по Щорса домой, телефон зазвонил. Я достал и как… упал, в общем… Телефон вдребезги! На улицах лед сплошной!

– Да ты пьян, похоже? – принюхалась Светлана. – От тебя за версту разит!

– А уж это позвольте опровергнуть, – заступился Виктор Николаевич, – спирт использовался мною чисто в медицинских целях, притом наружно. Ну, вы тут общайтесь пока. Если возникнут какие вопросы – я в ординаторской.

Когда медперсонал покинул палату, мужчина, чтобы успокоить жену, заставил ее обратить взор на меня:

– Посмотри, Света, разве у меня травма?! Подумаешь, ногу сломал… Вон у человека две в гипсе и еще голова… Кстати, я не успел представиться – Федор. Федор Климов.

– Александр Лебедев. Очень приятно. А это моя жена Маргарита.

Так мы и познакомились семьями. Узнав, что мы из Москвы, Климовы воодушевились, так как выяснилось, что оба заканчивали один и тот же столичный вуз, а сюда попали по распределению, давно в Москве не были, и потому тему для начальной беседы выдумывать не пришлось.

Минут через двадцать жены решили, что действительно пора побеседовать с доктором на предмет тяжести наших травм, перспектив на будущее выздоровление и вообще, что для этого нужно. Однако, как только они покинули палату, к Климову почти сразу же зашел еще один посетитель – мужчина высокого роста, спортивного телосложения, в очках и небрежно наброшенном на плечи белом халате мизерного размера, который, как будто специально для потехи, был выдан ему медперсоналом в гардеробной.

– Давно лежим? – почему-то весело улыбаясь, обратился он к обоим.

– О, привет, Виталик! – обрадовался Климов. – Оперативно, однако, слух разнесся о моем местонахождении…

– Как всегда, все под контролем, – присаживаясь на стул рядом с кроватью Климова, похвастался посетитель. – Вот решил навестить пострадавшего друга… Как же тебя угораздило? Впрочем, догадываюсь – шел, упал, очнулся… Не выпивал хоть?

– Если бы выпивал – ничего бы не случилось, сам знаешь…

– Да, пьяным в таких ситуациях везет, – с видом знатока, поправляя очки, согласился Виталик. – Помнишь, на Водстрое66
  Водстрой – название микрорайона города.


[Закрыть] мужик в стельку пьяный балконную раму ставил и с восьмого этажа на нее же спланировал? Ты его в больнице опросил, к родным пришел разбираться, как это случилось, – а они чуть ли не с кулаками: «Что вы все ходите?! У нас похороны…»

– Ну да, а я им: «Как? Я ведь только что с ним разговаривал…» Они от радости чуть не ошалели, назад в квартиру затянули и давай угощать спиртными напитками. Насилу вырвался!

– Кстати, может, за пивком сгонять? – с ходу предложил Виталик.

– Ага, ты с пивком, а медсестра с судном замучается бегать…

– Тогда водочки?

– А вот от этого сейчас бы не отказался, честное слово! – серьезно заметил Климов. – Ты как, Саня, считаешь?

– Да нельзя, наверное, с лекарствами…

– Ерунда это все! Но в любом случае не стоит человека гонять…

– А чего гонять? – хитро ухмыльнулся Виталик, доставая из-за пазухи поллитровку. – Лекарство уже здесь. От стресса, так сказать… И врачи рекомендуют.

– Убери сейчас же! – неожиданно заволновался Климов. – Светка здесь! В любой момент зайти может. Уже и без выпивки наехала…

– Твоя Светка по сравнению с моей – ангел, – притворно обиделся Виталик, – друг с добрыми намерениями, можно сказать, зашел проведать друга, разволновался, а ему при этом и выпить не позволили его же водку?

– Я так и понял, что ты в очередной раз место и повод искал, – засмеялся Климов, – ладно, разливай, только поскорее, пока наши жены не вернулись.

– Момент!

Виталик, словно фокусник, достал откуда-то из-под халата два пластиковых стакана, наполнил их почти до конца и, осторожно вставив нам в руки, подбодрил кратким, учитывая нестандартную ситуацию, тостом:

– Ну, будем…

– Неудобно лежа пить, – сделал неожиданное открытие Климов, – а закусить есть чем-нибудь?

– А как же! – Виталик снова, словно Хоттабыч, достал из-под халата огромное зеленое яблоко, засуетился по палате в поисках режущего инструмента, но Климов вовремя его осадил:

– Хватит носиться! Добегаемся, пока кто-нибудь точно не придет в самый неподходящий момент… По очереди кусать будем. Давай, Александр!

Еще минуту назад, не собираясь ни за что нарушать постельный режим, я был настолько вовлечен в это мальчишество взрослых мужиков, что не заметил, как лежа, моментально и с удовольствием проглотил стакан горьковато-теплой жидкости, смачно перебив вкус кислым яблоком.

– Не экономь – закусывай, – советовал со своей кровати Климов, – яблоко большое. Тем более что мы еще сумки и пакеты жен не обследовали… Уж чего-чего, а закуски, уверен, там навалом!

– Да, – соглашался Виталик, намеряя дозу себе, – теперь главное – обжиться, привыкнуть… И не переживайте, приходить я буду часто – квартал всего идти…

Едва Виталик успел спрятать пустую емкость за пазуху, как в палату вошли жены.

– Вот, решил навестить, – не растерявшись, с ходу доложил он, – поддержать, так сказать, болящих… Что врачи говорят, скоро на лыжи встанут?

– Вам все шуточки, – мягко упрекнула Света, – а, между прочим, травмы серьезные. Так что, Виталик, не скоро в пивной встретитесь, не надейся…

– Но один положительный момент все же имеется – длительный период трезвости, – согласился тот, – да и мне на пользу – с кем теперь бражничать?

– Ты имей в виду, – недоверчиво предупредила Света, – ему антибиотики сильные колют – со спиртным несовместимо!

– Что же я не понимаю, «мементо мори»… Придется пока довольствоваться капельницами, уколами да таблетками. Так и до токсикомании недалеко… Ну, мне пора. Не скучайте – завтра снова приду.

Перспективы наши, красочно обрисованные женами, действительно ничего радостного не предвещали – раны не смертельные, но лечение предстояло длительное и тяжелое. Главное неудобство – полное обездвиживание. Мне предстояло лежать месяца два, пока с обеих ног гипс не снимут с последующей разработкой! А Федору Климову, в связи с тем, что одна нога цела, было обещано на костылях передвигаться и в гипсе, но опять же – после операции, которую назначили почему-то только через десять дней.

– Ничего себе, – не на шутку расстроился он, – а раньше нельзя?

– Доктор сказал, что перелом открытый – рана должна зажить.

– И что мне вот так десять дней в подвешенном состоянии находиться? А Новый год?!

– Ничего не поделаешь… И Новый год можно хоть раз в жизни без куража отметить!

– Приедем к вам на Новый год, – успокоила Рита, – и шампанского выпьем. Главное, чтобы вели себя хорошо и выздоравливали…

– Во дают! – возмутился в свою очередь и я. – Не успели свободы передвижения лишиться, а они уже нам условия ставят, словно с детьми разговаривают… Материнский инстинкт проснулся?

То ли радуясь поддержке дорогих нам людей, то ли немного подогретые алкоголем, который на время отвел нас с Климовым от грустных мыслей, мы еще около часа вчетвером весело общались на различные темы, пока пришедшая с уколами медсестра Наташа вежливо не намекнула, что посетителям пора бы покинуть палату по причине позднего времени.

Рита должна была уехать вечером следующего дня, и потому Климовы решительно настояли, чтобы ночевать она отправилась к ним.

И вот в тот момент, когда мы остались одни, страшная грусть и отчаяние от безнадежности положения с новой силой завладели мною. Я даже на какое-то время забыл о том, что со мной в палате находится такой же товарищ по несчастью, и, не сдержавшись, тихо, словно подбитый пес, заскулил.

– Что, хреново? – тихо отозвался Климов и, не дождавшись ответа по причине моего смущения, тут же горестно согласился. – У меня та же беда… Но ничего не поделаешь, Саня, будем держаться. «Это пройдет» – было написано на кольце Соломона, помнишь?

– Ну, да, а с внутренней стороны: «И это тоже пройдет.»77
  Здесь имеется в виду притча о кольце царя Соломона. Однажды придворный мудрец подарил царю Соломону кольцо с надписью «Это пройдет». Дело в том, что Соломон мог иногда впадать в отчаяние и часто выходил из себя. «В эту минуту, – советовал мудрец, – посмотри на эту надпись, и она тебя отрезвит». Соломон последовал совету мудреца и обрел спокойствие. Но однажды, взглянув, как обычно, на кольцо, он не успокоился, а наоборот – еще больше вышел из себя. Он сорвал кольцо с пальца и хотел выбросить, но вдруг заметил, что и на внутренней стороне кольца имеется другая надпись: «И это тоже пройдет…».


[Закрыть]

– А Виталик, ну, который сегодня ко мне приходил, любит говорить: «Не такие штормы терпели!»

– А он что, моряк?

– Был когда-то морским офицером, а потом мы в уголовном розыске вместе служили.

– Я так и понял из разговоров, что вы какое-то отношение к правоохранительным органам имеете.

– Ну, это давно было. Он уже лет десять как на пенсии, а я только этим летом ушел.

– Да вы молодые еще! – изумился я.

– Мне пятьдесят, а Виталик на пару лет моложе. Только он по здоровью ушел, а я по выслуге лет.

– А я, если честно, думал, что мы ровесники.

– Просто я всегда моложе своих лет выглядел. Помню в начале девяностых иду по райотделу мимо дежурки с кобурой под мышкой – лет тридцать было, наверное. А дежурный мне потом рассказывает, как две посетительницы-старушки шепчутся: «И как таким пацанам оружие доверяют?» Иногда это помогало в работе, иногда – наоборот.

– И мне в молодости очень хотелось сыщиком стать, детективы любил… Но в полиции такой должности ведь не бывает? Как правильно, оперуполномоченный?

– В официальных документах – да, но и слово «сыщик» по-прежнему в ходу. А ты, как я понял, журналист, верно?

– Да, а как догадался?

– Ну, я же сыщик! Согласись, это тоже творческая профессия – а рыбак рыбака, как известно, видит издалека.

– Я слышал, что сыщик – это не профессия, а диагноз, правда?

– Ну вот, не успели в больницу попасть, как медицинскими терминами заговорили… Думаю, что то же можно сказать и о журналистах…

– Да, выходит, нет ничего удивительного в том, что мы понимаем друг друга с полуслова!

– Выходит, что так…

– И в каком звании уволился? Не ниже полковника, видимо?

– Угадал, Саша. Но каким образом?

– Так ведь палата наша явно на VIP-персон рассчитана. Ты вообще-то признавался врачам, кто есть на самом деле?

– А в нашем положении это обязательно? Ты был без сознания… А в карманчике книжечка специальная, в которой все сказано. У меня спросили место работы. Я соответственно ответил, что пенсионер. И книжечка подходящая также имеется. Вот тебе и вся дедукция… Но это не значит, что палата нам за особые заслуги досталась… В отделении ремонт недавно сделали, и эта оказалось свободна – нам просто повезло… Здесь ведь есть и одноместные – вот это уже тянет на VIP!

– А как же люди в коридорах вдоль стен? Я видел несколько человек…

– Ну да, трудно на данный факт не обратить внимание… Только у меня, пока везли, возможностей больше было приметить некоторые характерные детали… Это бомжи!

– Не может быть! – ужаснулся я. – И почему их в палаты не кладут? Это пахнет дискриминацией. Разве они не люди?

– Есть небольшая проблемка, – грустно пояснил Федор, – на каждом из них, как правило, обитают характерные насекомые, в простонародье – вши…

– А один из них почти возле нашей двери! – невольно заволновался я.

– Не переживай, – успокоил Климов, – мы можем чувствовать себя в полной безопасности, пока он не заберется к нам в кровать.