Текст книги "Кровь событий. Письма к жене. 1932–1954"

1.I.49 г.

Любимый мой, вчера было 31/XII и весь вечер я провела нераздельно с тобой, твоими письмами, стихами, карточкой. Сколько воспоминаний горьких и радостных прошло за эти часы. Вот и сегодня сижу весь день погруженная во все эти дорогие и незабвенные куски пережитой жизни. Разве можно даже на мгновенье оторваться от этого.

Родной мой, будем верить в нашу предстоящую встречу, в нашу жизнь. Я ни на минуту не теряю надежды, всегда о тебе думаю, всегда помню, всегда с тобой. Пусть и тебя не покидает вера в наше счастье.

Эти два дня отдыха – решила провести в полном одиночестве, чтобы быть только с тобой. Даже к Володе не собралась, сделаю это после праздников.

Телеграфно перевела тебе с сентября месяца 450 рубл., да Леля послал еще по своей инициативе 150 р. Получил ли ты их? Дошли ли до тебя посылки, которые были посланы простой почтой? Газеты – посланные авиабандеролью? Безумно огорчаюсь, что все еще не принимают авиапосылок. Работаю довольно много – пока нет еще определенных удач в работе.

Зима только теперь наступает – пока было все время тепло.

Письма твои доходят теперь очень редко – был двухмесячный перерыв. Как же мы переволновались.

Любимый мой, обнимаю тебя, целую горячо, благословляю, шлю бесчисленные приветы. Только бы ты был здоров. До следующего письма, мой родной и единственный.

Твоя К.

Родной мой, когда ты получишь мое письмо, новый год уже будет позади, но сегодня, когда я пишу тебе, он только наступает. Грустно и тебе и мне, вспоминается прошлый год, но я полна надежд, что, несмотря на мою старость, мы гораздо скорее увидимся, чем думаем, увидимся и встретим с тобой еще не один новый год. Ты должен жить этой мыслью, что так будет, я только так себе представляю остаток жизни. Ты знаешь, что чувства меня редко обманывают. Санечек, пиши сколько возможно. Последнее письмо мы получили с пропуском в 6½ недель. Все друзья мои тебе кланяются, о тебе справляются и мне тоже очень сочувствуют. Работаю много. И это к лучшему. Собираюсь менять комнату, но не хватает ни времени, ни терпения.

С Новым, хорошим, принесущим радость годом!

Целую тебя бесконечно много раз.

Маня.

20.I.49 г.

Любимый мой, получила твой новогодний привет. Я писала тебе, что провела 31 декабря с тобой – с твоими письмами и твоей карточкой и твоими бесконечно дорогими стихами. Впрочем, с тобой я всегда, даже в часы, когда занята работой. Мучительна боль, разве может она на минуту утихнуть. Родной мой, светлый мой, поддерживай в себе бодрость духа. Мы обязательно будем вместе и соберем еще плоды, которые несет зрелость. Длинна дорога, но конец пути приближается. Будем верить в свидание.

По случаю пятидесятилетия поэта Щипачева И. Эренбург написал ему письмо, цитируя его строки – «когда черемуха цветет, холодный ветер на свободе»… Весна человечества полна холодным ветром, но черемуха цветет.

Ты совершенно ничего не пишешь о себе. Сколько же денег ты получил? Пришли ли давно посланные посылочки? Послали тебе еще посылочку. Есть ли надежда на работу в области медицины? Получил ли ты авиабандероли – газеты и томик Пушкина? Какое облегчение испытываешь, когда можешь хоть чем-нибудь помочь. Пока все это так мало. Все здоровы – тобой всегда интересуются.

Любимый мой, шлю тебе всю нежность, горячо целую и благословляю.

Всегда с тобой. К.

Посылаю на три рубля марок – для писем.

20.I.49 г.

Родной мой мальчик, не знаю, как это случилось, что задержалась ответом на твое поздравление, тем более это непростительно, что мысль о тебе меня не покидает ни на минуту. Хотелось тебя крепко, крепко расцеловать за твое письмо. Какой-то прилив материнской гордости я ощутила из твоих бодрящих мне слов. Ведь я понимаю, сколько это стоило душевных сил. Не трать, мой родной, своих нервов на меня, всю бодрость, всю силу воли, все береги только для себя. Не занимайся самоанализом, для меня ты и так достаточно хорош, лучшего мне не надо, лишь бы ты был со мной.

Очень хочется знать немножко о твоей жизни, ты ничего не пишешь. Получил ли ты еще что-нибудь? Как часто я могу тебе писать? Твое поздравление с днем рождения я получила накануне вечером. Я сбежала от всех, но мне это не помогло. И друзья мои исключительно внимательно отнеслись к этому ничего не стоящему событию. Тебе шлют и очень кланяются, и у моих друзей было выпито за тебя.

Пиши, мой родной, поскольку возможно.

Целую тебя крепко, нежно, горячо, всячески.

Маня.

25.I.49 г.

Родная моя!

Уже давно не было от тебя писем. Последнее – от 30 ноября. Вероятно, ты писала мне в течение прошедших двух месяцев, и я жду не дождусь твоих весточек, таких дорогих. Как я люблю тебя, как пуста без тебя моя жизнь! Порой кажется, что все, что дорого, безвозвратно далеко. Немало доказательств этому приносит действительность; но потому ли, что «тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман» или и в самом деле глубокий взгляд на вещи рассеивает тьму «низких истин», – я живу будущим и жду, жду нашего свидания и буду жить пока его не дождусь. Я получил одно из твоих сентябрьских писем, где ты подтверждаешь получение моего большого красноярского письма, которое тебе не пригодилось235235
  Очевидно, речь идет о каком-либо прошении.


[Закрыть]. Я это предвидел и написал это «большое письмо» главным образом для тебя, чтобы ты была в курсе всего со мной происшедшего. Меня огорчило, что писала обо мне и ты, а не только Вл. Дм. Решительно запрещаю тебе делать так впредь. Для моих интересов это бесполезно, а для твоих очень вредно. Вот, если Вл. Дм., как официальное лицо, добьется от начальства моего непосредственного, к которому он уже обращался и получил даже какие-то обещания, чтобы мне дали доступ к любому виду конторского труда, чтобы я здесь, по крайней мере, не находился в исключительном положении, – он мне сделает услугу, которую я никогда не забуду. А не сделает, я в обиде не буду и все вытерплю – у меня есть личная цель – твое чувство. Я думаю о тебе и во мне всякий раз возрождается желание жить и силы к жизни.

Напиши о себе, о своих успехах. Это будет большой для меня поддержкой. Напиши, подходишь ли ты иногда к пианино, слушаешь ли музыку. Мне удалось на днях послушать в любительском исполнении на аккордеоне увертюру к Тангейзеру. Я почувствовал, что есть правда, свет, чистота, любовь, что бесконечна и неиссякаема симфония жизни и сам ушел просветленный.

Родная, любимая, прижимаю тебя к груди, глажу твою головку, целую тебя. Всегда с тобой, нераздельно.

Саня.

Сегодня впервые показалось солнце и стояло два часа.

Прилагаю записку к очень интересному и талантливому художнику, который обогатит твою любовь к искусству. С.

Норильск, 7.III.49 г.

Родные, вне меры возможности пытаюсь быть аккуратным в своих ответах и как это ни затруднительно мне, но в то же время (увы) и легко: ваши дорогие весточки от раза к разу приходят реже, а сейчас я и вовсе без них. Последнее письмо – ответ на мое новогоднее получил недели три назад (написано вам 20/I 49 г.).

Прежде всего отвечаю по порядку на ваши вопросы: денег на руки я получил из присланных пятьдесят рублей, – больше не шлите. Посылки получил три ваши и одну от Леночки. Посланную, судя по вашему письму в январе, еще не имею. Бандероли с томиком Пушкина и с газетами за январь и пять дней февраля получил. До этого также получил бандероль с газетами, а также, наконец, с книгами Ключевского. В области медицины не работаю и не имею на это перспектив. Вообще же я здоров и вкуса к жизни не теряю, хотя он и не без горечи. С радостью прочел отрывок из стихотворения Щипачева – я его ощущаю так же, как и Коинька. Имел счастливую возможность прочесть (перечесть) «Воскресение» Толстого (сегодня утром кончил первую часть) – во многих отрывках вспоминал Коиньку. Помнишь, конечно, родная, как ты любила первые строки о весне, зеленой травке, которая цвела «даже и в городе» и отрывок, где Нехлюдов рассуждает: «Стыдно и гадко, гадко и стыдно» и т. д. Мне пришла в голову мысль о влиянии «Воскресения» на Блока. Я чувствую, что стихотворение Блока «Девушка пела в церковном хоре» навеяно сценой (глава XV) о пасхальной заутрене, где Нехлюдов видел Катюшу в ее белом платье и голубом платке, но особенно стихотворение «Под насыпью во рву нескошенном». Это блоковский вариант XXXVII главы «Воскресения».

Сравни эти два произведения. Вообще нахлынуло в связи со чтением много болезненных и хороших, чистых переживаний, много мыслей, но оставим для будущего, которое все же будет. Вообще же – чувство щепки в пучине. Куда прибьет водоворот?

До свидания, родные, крепко целую, берегу свои надежды и веру. Саня.

Возможно, что изменится адрес мой. Справьтесь, где сможете, через месяца два, если не будет от меня известий. Саня.

24.III.49 г.

Родной мой, любимый, светлый мой, получила твое письмо, в котором ты пишешь о романе Толстого – «Воскресение». Я тебе пишу – не знаю, отчего ты не получил письма. Наверное, еще дойдут. Если бы ты знал, как всегда я мысленно с тобой, как благословляю каждый день и час твоей жизни. Когда бы мы ни встретились – я живу для этого часа. Мне бы хотелось, чтобы ты всегда чувствовал меня рядом – неразрывно.

Я живу в полном одиночестве. Работаю, читаю, думаю о тебе, и хотя слишком много горечи собирается на душе, но все самое светлое и значительное, что я испытала за свою жизнь, – всегда связано с твоим именем и наполнено им до краев.

Будем же верить, родной, в нашу встречу, в ту звездочку, которая нам неоднократно освещала дорогу. Вспоминаю всегда каждое твое слово при прощании и верю.

Посылочки тебе послала авиа из Красноярска 14/II – может быть дошли уже? Сегодня посылаю тебе авиа газеты за март. Боюсь, что до мая не удастся выслать посылочки. На днях буду у Володи, хочу перепечатать работы по русскому гуманизму. Они очень актуальны сейчас и хочу их послать в ряд мест, поставив одновременно вопрос в целом.

У нас уже на улице проблески весны. Зима вообще была теплая. А мне так не хочется никакого обновления природы, никаких зеленых побегов, тогда особенно грустно и еще больше прячешься в комнате за пыльной рамой и бесчисленный раз перечитываешь дорогие листки. Горе ведь не иссушает. Душа такая же трепетная, но с поверхности охлажденная, не принимающая внешних поверхностных раздражений, «вещь в себе». Груз нелегкий, но органичный.

Все о тебе спрашивают, шлют приветы.

Родной мой – обнимаю тебя, целую горячо, нежно, бесконечно.

Всегда с тобой. Трудно кончать письмо – слова не ложатся на бумагу.

Обнимаю тебя еще и еще.

Твоя К.

Посылаю марки на 5 руб.

27.III.49 г.

Родная моя,

давно, давно не имел от тебя писем. Последнее написано 21‐го января. Что с тобой, как твое здоровье, как идет твоя работа и жизнь – все это далеко и скрыто от меня и меня мучает. Я понимаю, что и ты испытываешь такое же чувство, так как все реже получаешь мои весточки. И в этом беспокойстве мы опять с тобой вместе, вдвоем.

Сегодня выдался у меня свободный день – я перечел (который уже раз) все до одного твои письма и пережитая боль как-то сблизила на этот час с тобою, живо представил тебя, твои черты, весь твой облик. Как много бы хотел сказать тебе, выразить свои чувства и мысли и как бы мы посидели с тобой в молчании, которое одно заполнило бы всю пустоту минувшего года разлуки. Деточка моя, будем радоваться тому, что у нас осталось – сознанию нашей близости душевной, того, что мы живы, можем иногда перекинуться письмами и мечтать, верить надеяться, что еще не все кончено и прощальная улыбка любви, может быть, будет еще нам дарована временем.

Я здоров. Получил твою бандероль с газетами, отосланную 27‐го февраля. Она мне в какой-то мере заменила письмо. Получил также посылку из Красноярска, очень калорийную – она еще не вся мной израсходована. Спасибо пославшим.

Хотелось бы знать, что же дома. Как здоровье Манечки? Жив ли Ник. Павлович? А что Вова, перестал ли он обо мне думать или вспоминает; как грустно, что возможности его ограничены – я знаю, что он хотел оказать мне помощь, и я надеюсь, что он понимает, что она для меня жизненно важна в буквальном значении слова. Я понимаю, конечно, что момент для моих желаний и надежд неподходящий. Целую, родная, ты всегда со мной и во мне останешься. Саня.

Прости, что какое-то грустное написалось письмо. Так всегда бывает у живых людей – минутка слабости на часы мужества. Пиши же, адрес старый.

Горячо, крепко целую нежно любящую Манечку

30.III.49 г.

Родная, шесть недель я живу без твоих писем. Последнее (от 21‐го января) имело за собой три недели перерыва. Воздушный наш мост и тот повис где-то без точки опоры. Конечно, факт молчания находит у меня достаточно объяснений и оправданий, но этим не отменяется самый факт.

Вдали от тебя я глубоко ощутил и понял, кем ты была для меня и что нами оставлено на коротких браздах нашей жизни. Хорошо сказал Белинский, которого я читал на днях: «Настоящее никогда не наше, ибо оно поглощает нас собою; и самая радость в настоящем тяжела для нас, как и горе, ибо не мы ею, но она нами преобладает». Это из статьи о Лермонтове.

Сегодня слушал по радио бетховенскую увертюру к «Эгмонту» – представил себе сверкающий зал ленинградской филармонии, а у самого меня возникло какое-то чистое, свежее, прозрачное состояние духа, словно мне вернули юность и я могу сызнова жить без страшного бремени, возложенного опытом жизни. Хотелось верить, что радость будет, что она так же действительна, как эта музыка, что звучала во мне самом. Но верно и то, что это звучание иных сфер, почти что голос с того света. Родная моя, когда же и где я тебя встречу! Где и когда, не знаю, но верю, что мы не пропадем друг для друга.

Не тревожься моим настроением, Коинька. Пойми мою живую боль по тебе, которую невозможно переносить молча. Чтобы успокоить тебя, скажу, что я следую принципу Роллана (лезут в голову литературные примеры) – «Каждый должен пройти свой путь до конца». Я вычитал это в «Очарованной душе» в марте минувшего года. Правда, мысль эта имеет подтекст, философский, очень сложный, но примем ее напрямик.

Будем верить в нашу звездочку.

Каждый час, каждую минуту всей своей жизнью возле тебя.

Саня.

Родные мои, я так долго не имею от вас известий (последнее ваше письмо от 21‐го января, а дело идет уже к маю), что чуть ли не примирился с этой новой и самой тяжелой для меня утратой. Правда, весточками вашими служили бандероли (последняя от 27 февраля) и посылка, которую я получил из Красноярска. Я, по мере возможностей, пишу вам. Прошу, шлите мне бандероли не раз в месяц, как вы это делаете, а два или три – стоить это будет то же самое, а мне заменит отчасти письма. Нельзя ли вам прислать мне что-нибудь Толстого (только не «Воскресение» – я его только что перечел, может быть мою любимую «Анну…») или еще лучше Достоевского или что-нибудь другое по вашему усмотрению. К моему стыду, я только сейчас познакомился с творчеством писателя Пришвина. Вот писатель! У меня сборник его произведений «Моя страна», огромное впечатление осталось, особенно от рассказа «Женьшень». Художественное мышление и манера ерошинские. Замечательно! Писать ли вам до востребования на 14-ое п/отд-е? Справьтесь там, я им напишу. Пришлите новую трубочку, лучше из подержанных. Крепко нежно целую, люблю. Ваш Саня.

Что с Ник. Павл? Привет всем!

Пишите, адрес старый. Еще целую.

Норильск, 12.IV.49 г.

Моя дорогая и любимая, поздравляю тебя с днем твоего рождения. Больше всего хочу, чтобы мое письмо поспело к твоему празднику и чтобы в этот день ты не чувствовала себя позабытой и одинокой и знала, что ты стала всем содержанием моей жизни. Ты – благословение моей жизни, мое самое большое счастье и сейчас в трудные часы мне достаточно перечесть твои письма, чтобы почувствовать в себе живого человека, верящего и надеющегося. Я рад, что ты, как ты это пишешь в последнем полученном мною письме (от 23. III), помнишь все, что я говорил в последнее наше свидание. Еще раз повторю: пока ты будешь жива и здорова – я буду жив и здоров. Береги себя – береги меня! Я, конечно, помню и все остальное, что было сказано, все это в силе, и каждый час мне дает убедиться в этом. Мне было грустно читать в твоем письме, что пришествие весны тебя не радует.

Деточка любимая, не давай унынию овладеть тобой, пусть цветет белая веточка, посаженная нами когда-то на заре. Будем растить ее.

Целую тебя, в день рождения я буду с тобой каждую минуту, представлю себе по часам, как ты встала, как провела утро, как работаешь, а вечером, когда ты возьмешь в руки оставшиеся реликвии нашей жизни – я буду рядом, чтобы освежить их моим живым чувством. Что написать о себе? Мало что у меня изменилось. Вот уже месяц, как я работаю возле медицины. Мне это легче. Но зато по мере восстановления функций душевных и физических, острее ощущается боль за несложившуюся судьбу, за горе, которое я принес и приношу тебе. Пошли мне, любимая, силы выстоять в несчастьи – останься с душой трепетной, как ты мне пишешь, может быть «небрежный ветер в вечной книге жизни» шевельнет еще страницу – будем жить и надеяться.

Саня.

Ты никогда мне не пишешь о своей работе. Желаю тебе больших успехов и знаю, что твоя настойчивая и широкая мысль, соединенная с твоим удивительным терпением, принесут радости тебе и мне и многим людям. Вероятно, и тебе нелегко шагать в твоей области. Будь благоразумна, верь в свои большие силы – я верю!

Мой адрес теперь новый: Норильск, Красноярского края, п/ящ 384/1, однако все отправления, ранее отосланные по адресу 383/1, ко мне дойдут своевременно.

Пошли мне какую-нибудь книгу и вообще навещай бандеролями два раза в месяц. Хотел бы что-нибудь Толстого, Достоевского, Франса, Тютчева, Лермонтова, Пастернака.

Спрашиваю со страхом о Ник. Пав-че. Жив ли он? Много о нем думаю. Если он жив, напиши ему от меня привет. Думаю о нем с любовью.

Радуюсь за Н. В. – читал об успехах Никиты236236
  Никита – сын Н. В. Крандиевской-Толстой.


[Закрыть]. Хотел бы что-нибудь знать о Клавдии. Как ее жизнь. Хорошая женщина, я ей многим обязан.

Прилагаю письмо Манечке.

24.IV.49 г.

Родной мой, любимый, долго от тебя нет писем, душа просто разрывается. Последнее, где ты пишешь о «Воскресении» Толстого, было очень давно. Сегодня Пасха, весь день я вспоминаю твои строчки о Катюше и пасхальной заутрене, думаю о тебе и знаю, что самое поэтичное, что я видела, всегда связано с твоим именем. Все самое прекрасное, молодость, радость и горе, чудесные произведения искусства, которые впервые чувствовала и познавала, все это освещено и насквозь пропитано тобой.

Родной мой, я всегда с тобой, каждую минуту жизни – помни это и пусть тебя не покидает вера в нашу встречу. Береги себя для этого.

Получил ли ты посылку, посланную из Красноярска от 14/III. Теперь снова, через Красноярск высылается посылка, она уже ушла в Красноярск. Снова послали сахар, шпик, колбасу, табак, мыло. Газеты – авиабандеролью высылаю каждый месяц. Получаешь ли их?

Володя обещал мне перепечатать рукописи по гуманизму, жду этого, тогда буду с ним снова говорить о всем в целом. Он мечтает их напечатать. Мне важно их иметь, чтобы послать с его аннотацией. Надеюсь с ним недели через 2–3 подробно обо всем поговорить.

Все здоровы, интересуются тобой. Сама я довольно много работаю – практически весь день – пока могу физически – ибо самое мучительное – остановка, тогда тоска по тебе и тревога поднимаются в душе и теряется нить жизни.

Любимый мой, светлый, благословляю каждый час твоей жизни, обнимаю тебя, шлю тебе всю душу.

К.

Посылаю тебе на 3 рубля марок для писем.

23.V.49 г.

Родная Коинька,

пусть эти строки придут к тебе ранним утром 14 июня и принесут первое поздравление и первый поцелуй в день твоего рождения.

Проведу весь этот день в мыслях о тебе, в воспоминаниях о наших встречах, путешествиях, стихах, живописи, о наших друзьях, о всей большой радости жизни, которая нам досталась.

Верю и надеюсь, что жизнь соединит нас для новой радости.

Поздравляю. Горячо целую. Люблю.

Желаю тебе самых больших творческих достижений!

Саня.

Как трудно воздержаться еще от одного поцелуя – целую нежно и крепко, любимая!