Текст книги "Русский израильтянин на службе монархов XIII века"

Был уже конец июля, когда мы неспешно выехали с Шаддадом из Дамаска, сопровождаемые конвоем в полсотни всадников. Весь август и сентябрь провели в разъездах и посетили не менее десятка крупных городов, беседуя с правителями областей и эмирами войск. К этому времени монголы полностью разгромили державу хорезмшахов. Только в Афганистане продолжал сопротивляться сын Мухаммада – Джалал ал-дин Мангбурны[166]166
  Джалал ал-дин Мангбурны. Джалал ал-дунья ва ал-дин Абул-Музаффар Мангбурны ибн Мухаммад (1199 – 1231). Старший сын хорезмшаха Мухаммада II. Последний хорезмшах (с 1220 г.).


[Закрыть]. В центральной и западной части Ирана сохранил часть империи другой сын Мухаммада – Гийас ал-дин Пир-шах[167]167
  Гийас ал-дин Пир-шах (1217 – 1229). Брат хорезмшаха Джалал ал-дина. Правил в Иране и Кирмане. Сначала уступил брату правление, но потом перекинулся к монголам.


[Закрыть]. А в Джазире и Северной Сирии местные владетели: Мосула, Ирбиля[168]168
  Ирбиль. Город в Северном Ираке, столица Иракского Курдистана.


[Закрыть], Амида[169]169
  Амид. Древнее название города Диарбакира.


[Закрыть], Синджара[170]170
  Синджар. Город на северо-западе Ирака. В описываемое время небольшое самостоятельное государство во главе с эмиром.


[Закрыть] – то продолжали попытки освободиться от власти Айюбидов, то старались отхватить друг у друга какой-нибудь город. В этой сумятице изгнанный когда-то из Каира бин Мастуб чувствовал себя как рыба в воде. Непрерывно терпя поражения от ал-Ашрафа или его союзников, он каждый раз заключал все новые союзы. Но к моменту нашего приезда в Северную Сирию он уже попал в плен, был передан ал-Ашрафу и заключен в тюрьму в Харране, где и скончался через пару лет.

Наша цель была подготовить хотя бы видимость согласия двух братьев – ал-Ашрафа и ал-Муаззама, чтобы они смогли вместе двинуть свои войска на помощь старшему брату. Только к концу года удалось достичь предварительных договоренностей, и ал-Муаззам прибыл со своей армией в Химс[171]171
  Химс. Город в центре Западной Сирии. Расстояние до Дамаска около 160 км на юг, до Халеба 192 км на север, до Тартуса 90 км на запад. Центр зависимого от Айюбидов эмирата.


[Закрыть], где устроил основной лагерь. Потом начались длительные переговоры братьев. Ал-Ашраф сидел почти всю зиму в Синджаре, куда мы приезжали к нему три раза. Его мало интересовали события в Египте. Понадобилось сильное давление эмиров войска, чтобы он дал согласие на совместную операцию. И в феврале, когда ал-Муаззам прибыл наконец к нему в Синджар, они договорились отправиться вместе на юг. Началась подготовка к походу.

Именно в это время случилась настоящая размолвка с эмиром. Раньше бывало, что я с чем-то не соглашался, и эмир гневался на меня. Но гнев проходил быстро. На этот раз так не получилось. Мы по-разному оценили последствия договора с владетелем Мардина Артукидом Насир ал-дином Артук Арсланом. Договор «пробивал» визирь Кутуз. Он убедил эмира в полезности иметь союзника на дальней границе ал-Ашрафа. Я утверждал:

– Артук Арслан при любом изменении ситуации откажется от договора в пользу союза с султаном сельджуков Рума, хорезмшахом, монголами, с кем угодно, имеющим силу и деньги. А ал-Ашраф воспримет это как оскорбление.

Эмир возражал:

– Артук Арслан не посмеет оскорбить меня. А на мнение моего младшего брата мне наплевать. У него нет денег на войну со мной.

Я знал, что эмир совершенно не уважает ал-Камила за его слабость, откровенную трусость. Да и связан он борьбой с крестоносцами. Но относиться так же к ал-Ашрафу нельзя. В отличие от армии ал-Муаззама, не имевшей опыта серьезной войны, армия ал-Ашрафа уже в течение долгого времени вела поочередно тяжелые бои со всеми соседями. Ал-Ашраф проявил себя мужественным и дальновидным руководителем, и у него неисчерпаемые возможности нанимать туркменов и курдов. Да, у ал-Муаззама больше денег (в Караке), но сила правителя определяется не только деньгами. Деньги ал-Ашраф найдет у вассалов. Я пытался довести эти резоны до эмира, но только довел его до белого каления. Он заявил:

– Ты у меня посол в Египте. Не вмешивайся в мои дела. Немедленно отправляйся в Египет. Можешь доложить братцу, что мы с ал-Ашрафом прибудем с войсками летом. Пусть продержится это время.

В Египет я добирался не спеша, в течение трех недель. Неделя до Дамаска, неделя в Дамаске, где обговорил снова с визирем Кутузом все вопросы по Египту. Собственно, он практически повторил все то, о чем мы говорили раньше, но уменьшил количество солдат сопровождения (и денег на их содержание) ровно в два раза. Потом я неделю через Карак добирался до ставки ал-Камила в Мансурии. К моему удивлению, Мансурия уже обросла домами. Но мне пришлось пока жить в шатре. В шатрах разместились и сопровождающие меня солдаты. Был уже конец марта, еще не жарко, но уже тепло даже по ночам. Шатер меня полностью устраивал. Тем более что я уже не верил, что в своем качестве посла при ал-Камиле продержусь долгое время. Скоро должен был приехать с войском мой эмир. Я думал, что он быстро найдет мне замену и отправит куда-нибудь подальше от себя.

Почти сразу же после приезда я удостоился аудиенции у султана. Процедура чисто формальная, но он задержал меня и долго расспрашивал о последних событиях в Джазире. Потом поинтересовался моим мнением о ходе боев в дельте Нила. Я признался, что практически не в курсе последних событий здесь, но мне кажется, что крестоносцы упустили шанс добиться перелома боевых действий в свою пользу. Они потеряли впустую уже более полугода. А это для наступающей армии почти катастрофа. Если они простоят на месте до лета, продолжая ожидать подкрепления, их положение еще более усугубится. У них должны возникнуть проблемы с продовольствием и особенно с фуражом. Скоро подойдут войска младших братьев, и тогда объединенная армия сможет не только обороняться, но и предпринять решительное наступление.

Султан внимательно выслушал, одобрительно покачал головой. Но мне показалось, что он не поверил моим словам. Страх перед сокрушительной мощью рыцарской конницы крестоносцев слишком глубоко засел в нем. Он спросил, что я думаю о возможности заключения мира с крестоносцами.

Для меня этот вопрос был совершенно неожиданным. Я не верил, что крестоносцы, одерживающие до сих пор победы, разгромившие два раза армию ал-Камила, согласятся на мир. Даже на очень тяжелых для султана условиях. Слишком крепко засела у них в голове вера в религиозную миссию, возложенную на них. Ясно, что кроме Иерусалима и всех земель бывшего Иерусалимского королевства они потребуют всю дельту Нила, включая Александрию, и многие земли в Палестине, Ливане и Сирии. Даже если султан согласится на это, ал-Муаззам и ал-Ашраф никогда не отдадут свои земли без войны. Осторожно я попытался донести эту точку зрения до султана, но он не слушал меня. Три года войны, непрерывных поражений и лишений; колоссальное напряжение финансовых ресурсов империи; гигантские людские потери – все это отразилось на его психике, на его готовности сопротивляться и побеждать.

Несмотря на то что султан не услышал от меня ничего, что подтверждало бы его тайные мысли, распрощался он со мной очень любезно. Наговорил мне много приятного, вспомнив мои маленькие победы на второстепенном, по моему мнению, фронте. До приезда моего эмира он призывал меня для беседы еще два раза. Первая такая беседа мало отличалась от предыдущей. Но ко времени второй беседы, в начале июля тысяча двести двадцать первого года, султан был воодушевлен крупной победой своего флота над флотом крестоносцев. При этом было захвачено немало кораблей крестоносцев и серьезно нарушено снабжение крестоносцев по Нилу. Во время беседы султан опять поднял вопрос о мире. Но мое мнение практически не изменилось. Нельзя начинать переговоры о мире до крупной победы на суше. Тем более что армии братьев уже находились в Дамаске и готовились к маршу в Египет.

В первых числах августа войска ал-Ашрафа и ал-Муаззама соединились с армией султана, и в войне наступил перелом. Несмотря на то что крестоносцы не потерпели при этом ни одного поражения, положение их стало катастрофическим. Не было продовольствия, фуража. Трудности с больными и ранеными, которых даже не могли отправить в Дамиетту, так как все пути к крепости оказались отрезанными.

Ал-Камил решил, что наступило время начать с крестоносцами переговоры о мире. Это уже были вторые переговоры. Предыдущие, которые велись ровно два года назад, ни к чему не привели. За вывод войск из Египта ал-Камил предлагал крестоносцам всю территорию прежнего Иерусалимского королевства. Практически он отдавал половину территории, принадлежащей ал-Муаззаму. Но крестоносцев это не устраивало. Им не нужен был разоренный Иерусалим и опустевшие города с разрушенными стенами. Им нужен был богатый и многолюдный Египет. Ал-Камил надеялся, что теперь крестоносцы будут более сговорчивы и удовлетворятся прежним предложением: Иерусалим и коридор к морю, состоящий исключительно из земель и городов, принадлежащих ал-Муаззаму. Но теперь он уже не предлагал платить дань за Карак и замок Монреаль и заплатить триста тысяч динаров на восстановление стен Иерусалима.

Ал-Камил включил меня в переговорную группу вместе со своим визирем и представителем ал-Ашрафа. Мой эмир предпочел бы ввести вместо меня своего визиря, но тот был в Дамаске. Со стороны крестоносцев в переговорах участвовали: кардинал Пеласгий[172]172
  Пеласгий. Кардинал Пеласгий – папский легат на Святой земле во время Пятого похода крестоносцев. Сделал очень многое для провала похода своей неуступчивой политикой.


[Закрыть] – папский легат, Герман фон Зальц[173]173
  Герман фон Зальц. Четвертый гроссмейстер Тевтонского ордена (1170 – 1238). В 1218 – 1220 гг. принимал участие с сотнями рыцарей ордена в Пятом крестовом походе. Был ближайшим советником императора Фридриха II. Много способствовал примирению императора и пап. В 1226 г. заключил с польским князем Конрадом Мазовецким договор, по которому получил территории на побережье Балтики. В 1230 г. начал завоевание Пруссии. Достиг слияния ордена меченосцев с Тевтонским орденом в 1237 г.


[Закрыть] – представитель Тевтонского ордена[174]174
  Тевтонский орден. Орден дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме учрежден папской буллой Климента III в 1191 г. в виде Братства Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме. В 1196 г. за отличие немецких рыцарей при штурме крепости Акры герцог Фридрих Швабский преобразовал его в духовно-рыцарский орден. В 1199 г. папа Иннокентий III своей буллой пожаловал ордену автономию с собственным уставом.


[Закрыть], магистр тамплиеров и представители королевы Иерусалимской Иоланты и герцога Баварского[175]175
  Герцог Баварский. Людвиг I Кельгеймский (1173 – 1231) – герцог Баварии с 1183 г. из династии Виттельсбахов. В 1221 г. Людвиг возглавил германскую армию во время Пятого крестового похода в Египет.


[Закрыть]. Узкий состав участников переговоров позволял ал-Камилу надеяться на приемлемое для всех решение. В этом составе мы четыре раза собирались для обсуждения деталей возможного мирного договора.

Мой эмир был в бешенстве. Старший брат пытается достичь своих целей за его счет. Передо мной была поставлена задача любыми способами сорвать переговоры. Естественным союзником в этом мог быть только кардинал Пеласгий. Поэтому в приватном разговоре я «оговорился»:

– Несмотря на то что корабли императора Фридриха уже на подходе к Египту, положение ваших войск безвыходное.

У руководителей крестоносцев в это время уже не было связи с Дамиеттой. Они не могли проверить мои слова. Но сообщение кардинала о моей «оговорке» их воодушевило. На следующем заседании они категорически потребовали передачи им заиорданских земель Иерусалимского королевства с крепостью Карак и замком Монреаль, а также выплаты трехсот тысяч динаров на восстановление стен Иерусалима. Естественно, на это султан и эмиры не могли согласиться. Переговоры были сорваны.

Но через неделю переговоры были продолжены. К этому времени крестоносцы поняли безвыходность своего положения. Голод, болезни, отсутствие какой бы то ни было помощи. Однако султан и принцы ужесточили свои требования. За сдачу Дамиетты крестоносцам была только обещана помощь в эвакуации и никаких других компенсаций.

Тринадцатое сентября тысяча двести двадцать первого года. Подписан договор, стороны обменялись заложниками. Ал-Адил II[176]176
  Ал-Адил II. Султан Айюбидской империи ал-малик ал-Адил Сайф ал-дин Абу Бакр II ибн ал-Камил Мухаммад. Лорд Дамаска в 1237 – 1238 гг., султан империи в 1239 – 1240 гг. Умер в 1248 г.


[Закрыть] – старший сын султана со стороны египтян, а также два руководителя похода – кардинал Пеласгий и герцог Баварский со стороны крестоносцев. Началась спешная подготовка к эвакуации. Но это уже другая история, происходившая без меня. Кстати, флот императора Фридриха действительно вошел в Нил, но было уже поздно. Фридрих с удовольствием вернул флот в Италию, где у него было много забот с поднявшими голову вассалами.

Несмотря на то что мне удалось выполнить приказание эмира, его отношение ко мне осталось прежним. Я подозревал, что сказывается одна из важных черт его характера: он не любил тех, кто давал хорошие советы. Я уже писал, что иногда он действовал в соответствии с этими советами, но не мог потом побороть в себе чувство неприязни к советчику. И это свойство характера только усугублялось со временем. Для себя я решил, что служба ал-Муаззаму подходит к концу.

Начал было думать, что делать дальше, но Абу Сахат прислал сообщение, что мой маленький Максим заболел скарлатиной и умер. Я отбросил все сомнения, попросил эмира об отставке и сдал его казначею остатки денег, полученных на содержание посольства. Эмир отпустил меня, не скрывая своего удовлетворения. Это полностью соответствовало его планам.

За шесть дней я добрался до Дамаска. Зоя была в отчаянии. Ее единственный сын (а она знала, что у нее больше не будет детей) умер. Жизнь потеряла смысл. Она отпросилась у меня уехать в Грецию, к отцу. Я не мог удерживать ее, только попросил Абу Сахата помочь выбраться из Сирии. Мы откопали отложенные когда-то для нее и Максима деньги. Она собрала некоторые дорогие ей вещи, забрала Марию и уехала в Салоники с группой греческих купцов. Больше я ее никогда не видел.

Теперь я снова мог думать о себе. Что мне делать? Здесь, в Сирии и Палестине, ждать чего-то от эмира уже бесполезно. Я ему не нужен. После совместного с братьями торжественного входа в Дамиетту ал-Муаззам никогда уже не будет встречаться с братьями. А они сделают все, чтобы изолировать его, ослабить и в конце концов захватить его владения. Я сразу же поехал в Карак, предъявил расписки и получил сданные раньше на хранение деньги – три мешочка динаров весом по четыре килограмма и солидный мешочек дирхемов. Вместе с оставшимися у меня деньгами это позволяло вести приличествующий моему положению образ жизни в течение нескольких лет. Впрочем, какое положение? У меня нет никакого положения. Фальшивый титул, на который у меня нет документов, отсутствие владений. Просто не состоящий ни на какой службе авантюрист.

Сердечно распрощался с вытянувшимся за прошедший год четырнадцатилетним Даудом и Абу Мухаммадом, сообщил визирю, что освобождаю подаренный когда-то дом, и попросил Абу Сахата продать мой второй дом. Он мне больше не нужен. Я не хочу его видеть. Деньги при случае передать Зое или мне. Последние дни я жил у бывшего моего учителя. Мы с визирем не были дружны, но он сочувствовал мне, прекрасно понимая, что и с ним наш гневливый эмир тоже может так поступить. Да еще и отобрать его поместье и принадлежащие деревни. Когда я пересказал визирю последние новости из Египта, он попросил Абу Мухаммада выделить мне сопровождение до Тира.

Вместе с сопровождающими пятью солдатами я добрался до Тира за два дня. Меня настороженно принял архиепископ Симон – ему непонятен был мой визит без предупреждения. Тем более что он опасался наступления освободившихся из Египта войск ал-Муаззама. Однако когда я рассказал о своей отставке, он успокоился. Архиепископ прямо сказал, что ему непонятно было, почему христианин, а он считает меня христианином, служит мусульманскому владыке. Он предложил пожить в Тире некоторое время и предоставил в мое распоряжение пустующий дом с двумя служанками. Я понимал, что он хочет сообщить о моем приезде кому-то из царствующих особ, скорее всего королеве Иерусалимской.

Я даже не подозревал, какой обмен посланиями последует за моим приездом. Позднее узнал, что Симон сообщил обо мне не Иоанну де Бриенну[177]177
  Иоанн де Бриенн. Второй сын Эрара II де Бриенн (Шампань) и Агнессы де Невер (1148 – 1237). Король Иерусалима в 1210 – 1212 гг., регент Иерусалимского королевства при своей дочери Иоланте, император-регент Латинской империи с 1229 г. В 1210 г. женился на королеве Иерусалимской Марии Монферратской и был коронован короной Иерусалима. После женитьбы императора Фридриха II на его дочери Иоланте уехал из Палестины. Воевал в Италии с Фридрихом II. В 1229 г. по предложению баронов Латинской империи (Константинополь) Иоанн стал регентом на время малолетства императора Балдуина II.


[Закрыть], регенту при королеве, а императору Фридриху. Кроме того, он написал коротенькую записку Джону Ибелину в Бейрут. Джон приехал через четыре дня. По-прежнему энергичен, шутлив. Джон сразу же сказал:

– Я советую ехать к императору. Императору нужны деятельные помощники.

– Кстати, – заметил он, – вам передает привет графиня Маргарет.

– Как у нее дела? Где она сейчас?

– По-прежнему в графстве Молизе, в Кампобассо. И скучает. Пишет, что умирает от тоски.

Я понял, что надежды Джона на то, что император приблизит к себе Маркварда, оказались несостоятельными. Теперь он ищет другой путь к императору. Впрочем, это может облегчить и мне вхождение в свиту императора. О Маргарет в этот момент я не думал. Какое мне дело до жены графа Маркварда. Поэтому не поддержал дальше разговор о графине.

– Но я не знаю никого в окружении императора. Как я там смогу появиться?

– Думаю, архиепископ Симон снабдит вас рекомендательными письмами к его людям, а может быть, и к императору. Они знакомы со времени коронации императора.

– Это было бы хорошо.

Потом мы пообедали вместе, не продолжая этот разговор. Вспоминали старые встречи. Я рассказывал о последних месяцах войны в Египте. Джон – о том, что мелкие шайки из горных деревень начали нападать на пограничные фермы. О значительном строительстве, начатом год назад Тевтонским орденом севернее Акры для защиты своих вновь приобретенных земель. Там они достроили Королевскую крепость[178]178
  Королевская крепость. Крепость Тевтонского ордена в деревне Миилия на дороге, ведущей из Нагарии в Маалот и Цфат. Практически не сохранилась.


[Закрыть] над одной из дорог, ведущих на восток, и несколько замков вокруг: Джудин, южнее крепости, Монфор и Имбер[179]179
  Имбер. Замок Тевтонского ордена на берегу ручья Кзив в нижнем его течении.


[Закрыть] на ручье Кзив[180]180
  Кзив. Ручей в Западной Галилее. Известен с библейских времен. Протекает рядом с замком Монфор. По берегу ручья идет туристическая тропа, в далеком прошлом – важная дорога от побережья Средиземного моря в Восточную Галилею.


[Закрыть]. По существу, создали небольшое владение. Я слушал его с преувеличенным вниманием. Все эти замки и крепость в Миилии[181]181
  Миилия. Христианская деревня в Западной Галилее, рядом с городом Маалот. В Миилии сохранились остатки крепости Тевтонского ордена.


[Закрыть] я видел, когда с приятелями из госпиталя обследовал окрестности Нагарии.

Джон передал мне письма своим знакомым в Сицилии и настойчиво советовал познакомиться с ними поближе. Через день он уехал на Кипр, а я остался еще на пару недель в Тире.

Потом Симон получил письмо от одного из приближенных императора. Тот писал, что император предложил ему пригласить барона Романа Клопофф в Палермо. Император готов встретиться с бароном.

Прошло еще несколько дней, и я отправился через Кипр в Палермо. Закончилась моя семилетняя одиссея в Египте, Палестине и Сирии.

Часть II
У Фридриха II

Глава 1
Кипр

Февраль – апрель 1222 года

На Кипре, точнее, в Фамагусте пришлось довольно долго, почти три месяца, ждать – ждать отплытия кораблей в Пизу[182]182
  Пиза. Итальянский город в регионе Тоскана. В XI – XII вв. вел агрессивную политику в Средиземноморье. Во времена Крестовых походов поддерживал флотом и солдатами императоров Священной Римской империи. После поражения от Флоренции влияние Пизы уменьшилось.


[Закрыть] и Геную из-за пиратской опасности. Все ждут отправления большого флота из Акры. Обычно торговый флот отправляется два раза в год. Это связано как с погодными условиями, так и с действиями пиратов. Два-три торговых корабля, осмелившиеся отплыть не в составе флота, обязательно будут захвачены и полностью ограблены. Хорошо, если отпустят людей. Обычно торговцев и пассажиров пускают на дно или продают в рабство, а моряков захватывают в свой флот или тоже продают. Около Кипра к флоту присоединяются из Лимасола, Фамагусты и даже Александрии корабли и плывут до Сицилии все вместе. А там уже плывут дальше кто куда, до Пизы или Генуи. Пиза и Генуя во всем конкурируют, кроме пересечения Средиземного моря.

Нельзя сказать, что эти три месяца прошли совсем без пользы. Несколько дней я провел в доме одного из знакомых Джона Ибелина. Свои динары и дирхемы сдал казначею госпитальеров еще в Тире, получив взамен векселя на мое имя в Палермо, Неаполе и Риме. Небольшую сумму взял деньгами, имеющими хождение на Кипре. После красивых полноценных динаров и дирхемов с именами султанов ал-Адила и ал-Камила низкопробные серебряные деньги Кипрского и Иерусалимского королевств, а также многочисленные разновидности денег Пизы, Генуи, Венеции не внушают доверия. Но жители Кипра как-то обходятся ими и не запутываются в их многообразии.

Я не успел заскучать. Приехавший в Фамагусту по своим делам Джон познакомил меня с жителями одного пизанского квартала. Судя по тому, что он много времени смог уделить мне, реальных дел в Фамагусте у него было немного. Среди прочих посетили довольно поздно вечером Виолу делла Герарди – молодую итальянку из Пизы, вдову пожилого купца Франческо делла Герарди. Мы пошли пешком, так как погода была не по-зимнему теплой, а расстояние небольшое. По дороге Джон многое рассказал мне о семействе Герарди. Франческо в молодости, после одной из стычек со сторонниками Висконти[183]183
  Висконти. Здесь: род, живший в республике Пиза в XII – XIII вв., достигший известности в Пизе и Сардинии. Первым Висконти, упоминаемым в Пизе, был некий Альберто. Его сын Эльдицио носил титул консула в 1184 – 1185 гг. Внуки – Ламберто и Убальдо I были подеста в Пизе и правителями в Сардинии.


[Закрыть], вынужден был бежать на Кипр, так как ему было предъявлено обвинение в нанесении тяжелых увечий Паоло Висконти.

В Фамагусте в то время обосновались только несколько пизанских купцов, и он сразу выделился среди них. Дело в том, что Франческо активно занялся левантийской торговлей, не боялся ездить для заключения сделок не только в Александрию и Акру, но и в Дамаск. В Пизе он поручил дела своему кузену Пьетро делла Герарди, и этот тандем добился значительных успехов. После очередной смены власти в Пизе с Франческо официально были сняты все обвинения. Сказалось и заключение мирового соглашения между Франческо и наследниками Паоло. Сорокалетний Франческо получил возможность вернуться в Пизу, но не захотел оставлять Кипр и свои владения на нем. Он регулярно, каждые два года, посещал родной город. А в возрасте пятидесяти пяти лет женился там на красивой девушке – дальней родственнице по материнской линии. Виолу отец даже не спрашивал о согласии на брак. Впрочем, молодой девушке льстило внимание, оказываемое ей почтенным родственником, нравились многочисленные подарки богатого жениха. Да и сам Франческо совсем даже не выглядел старым, по крайней мере, был на пять лет моложе ее отца. И репутация у него была отменная.

Джон был раньше знаком с Франческо и вел с ним иногда финансовые дела и как регент королевы Иерусалимской Марии Монферратской[184]184
  Мария Монферратская. Мария Монферратская (1192 – 1212) – королева Иерусалима с 1205 г., дочь Конрада Монферратского и Изабеллы, королевы Иерусалима.


[Закрыть] в тысяча двести пятом – тысяча двести десятом годах, и как лорд Бейрута. После гибели Франческо в стычке с пиратами во время плавания из Пизы в Фамагусту Виола не захотела возвращаться на родину и осталась жить в своем небольшом дворце в пизанском квартале Фамагусты. Сначала это было связано с необходимостью завершить многочисленные торговые и финансовые дела мужа, продать фермы, мельницу и склады в Лимасоле и Фамагусте. А потом не захотелось менять образ жизни, возвращаться к родителям в Пизу. Виоле уже не меньше двадцати пяти лет. Как говорил Джон, Виола вышла замуж семнадцати лет, прожила с Франческо лет пять-шесть. И теперь была завидной партией с большим состоянием. Правда, она не торопилась снова замуж, продолжая в течение трех лет оставаться независимой.

Виола встретила нас на пороге своего «жилища», как она с усмешкой называла его. Она показалась мне сначала очень высокой, так как стояла на две ступеньки выше нас с Джоном, но потом я убедился, что это не так. Глаза у нас были на одном уровне, и на мгновение взгляды встретились. Она оценивала меня, я рассматривал ее. Первый не выдержал и отвел глаза я, но успел немного рассмотреть ее. Виола действительно была не маленькая, но не выглядела худой, то ли из-за широкого плаща, то ли по другой причине. Ее лицо, освещенное факелами стоящих сбоку двух слуг, казалось бледноватым, но в больших глазах сверкали огоньки. Впрочем, вероятно, это были отблески все тех же факелов. Волосы были скрыты темно-фиолетовым капюшоном плаща, прикрывавшего и всю одежду.

– Я рада приветствовать вас в моем скромном жилище. Для меня большая честь принимать вас обоих: вас, граф, и вас, барон.

Хозяйка повела нас через внутренние помещения, тускло освещенные лампадами, мимо затемненного зала в гостиную, где был накрыт стол. Оказалось, что приглашены только мы с Джоном. Я этому немного удивился, думал, что у нее соберется хотя бы небольшое общество. Но на столе стояло только три прибора. В отличие от остальных помещений, гостиная была хорошо освещена многочисленными свечами, размещенными на трех высоких мраморных колоннах. Виола сбросила по дороге свой плащ слуге и осталась в скромном, но отнюдь не вдовьем наряде. Жемчужные подвески в ушах и три жемчужные нити, свободно облегающие шею и спадающие на грудь, контрастировали с темными, почти черными волосами, подтянутыми вверх и скрепленными золотым гребнем. При этом осталась открытой практически вся шея, небольшой фигурный воротничок только подчеркивал ее длину.

Мне не нравятся чрезмерно худые женщины. Возможно, первый сексуальный опыт с Валентиной Сергеевной, вдовой моего учителя фехтования, оставил у меня след в сознании. Ведь это была довольно крупная женщина, только чуть ниже меня, с не очень узкой талией и спелым, мягким бюстом, в который я так любил зарываться носом. Все годы совместной жизни с маленькой худенькой Зоей я почти равнодушно относился к своим супружеским обязанностям. Да, исполнил долг, да, снял напряжение. И все. И она чувствовала это и переживала. Но она так и осталась в моих глазах просто девчонкой, хотя и пыталась иногда отчитывать меня за какие-то мелкие провинности. Впрочем, это было так редко. Да и виделись мы в первые годы не больше трех-четырех дней в месяц. Я почти всегда был в разъездах. Нас объединял только Максим. Поэтому после его смерти мы так легко расстались. Не знаю, может быть, это расставание было легким только для меня.

Теперь, при ярком свете многочисленных свечей, мне удалось рассмотреть Виолу лучше. Да, бюст у нее не очень-то впечатляет, но, вероятно, это новая мода туго стягивать бюст, чтобы казаться более воздушной, менее сексуальной. Церковь очень приветствует эту моду, я уже слышал ехидные замечания по этому поводу от одного из баронов во время застолья в Тире. Но бедра никакими ухищрениями не спрячешь, и это радует нас, мужчин. Я не оговорился о скромности ее наряда: никаких украшений, помимо жемчуга, который я упоминал, и золотого гребня в волосах, на ней не было. Довольно скромное длинное платье, застегнутое почти под шею, с расширенными на концах рукавами, мягкие туфли на невысоком каблуке. Кажется, и все.

Пока прислуживавшая женщина ставила на стол закуски, Виола обратилась к Джону:

– Что слышно о приезде к нам императора?[185]185
  Император. Здесь: Фридрих II Хоенштауфен.


[Закрыть]

– Он пока в хлопотах в Сицилии. Сарацинские эмиры[186]186
  Сарацинские эмиры. Здесь: сарацинские эмиры Сицилии. Наследники эмиров мелких мусульманских государств Сицилии. Реальной властью не обладали, но пользовались определенным влиянием. Вели борьбу между собой и с христианскими феодалами Сицилии.


[Закрыть] недовольны своим положением. Возможно, императору придется вести с ними борьбу. А тут еще и в Германии, как всегда, бароны хотят что-нибудь выгадать из ссоры императора с папой, новые вольности. Впрочем, это все старые известия. Из Палермо давно не было вестей. Правда, греческие купцы приезжали, они всегда находят лазейку проскочить мимо пиратов. Но у них еще более старые сведения об империи и Фридрихе.

– А что слышно в Каире и Дамаске, барон? Не собираются султан[187]187
  Султан. Здесь: султан ал-Камил.


[Закрыть] или эмир[188]188
  Эмир. Здесь: ал-малик ал-Муаззам Иса бин Мухаммад.


[Закрыть] воевать с Иерусалимским королевством?

– Когда я уезжал из Дамаска, эмир был еще в Караке. Но настроение у него вряд ли хорошее. Он был очень недоволен готовностью братьев отдать чуть ли не половину его владений крестоносцам. Зная его характер, не верю, что он сможет помириться с ними в ближайшее время. А это значит, что владениям королевы и прибрежным баронам ничто не угрожает. У эмира сейчас нет сильного войска, а у султана нет денег. Ему еще долго придется восстанавливать хозяйство в Египте. У ал-Ашрафа всегда проблемы с владетелями на восточных рубежах. Он заинтересован, чтобы северные прибрежные бароны не отвлекали его и не заставляли держать сильные отряды на западных землях. Да и с деньгами у него все время проблемы.

Я разговорился, и зря. Вопросы Виолы были просто данью любезности, проявлением внимания хозяйки к гостям. Ее нисколько не интересовали политические новости. И это сразу стало ясно по следующим вопросам.

– Барон, вы приехали в Фамагусту один, без жены и ребенка. Они следуют за вами?

– Нет. К сожалению, мой сын умер. А Зою, его мать, я отпустил к родственникам в Грецию.

– Извините. Я не знала, не задала бы такой неуместный вопрос. Просто одна из моих знакомых рассказывала мне много о вас и упоминала о вашем сыне и вашей заботе о сыне графа Вальтера.

– Да, мой мальчик умер совсем недавно. Но давайте не будем об этом.

В это время служанка закончила подавать закуски, и Виола пригласила нас с Джоном за стол. Я был рад, что этот неприятный разговор так сразу оборвался. Стол был заставлен закусками. Кипрские вина отменные, но немного сладковаты, для десерта годятся, а начать лучше бы с чего-нибудь покрепче. Я побаивался после столь долгого воздержания отдать вину должное, но все же попробовал по бокалу из трех разных кувшинов. Виола тоже пробовала вместе со мной, но ей служанка наливала совсем понемногу, почти на донышке. Только Джон отказался от услуг служанки, сразу же выбрал кувшин и не изменял ему, явно собираясь добраться до дна. Я был уже сыт, думал, что скоро можно будет попрощаться и уйти, но на стол подали молочного поросенка, приготовленного в вине и специях. Джон оживился, вооружился большим ножом и выделил нам по солидному куску. Себя он тоже не обидел.

До этого мы обменивались только короткими фразами, нахваливая хозяйку, еду и вино. Но теперь, после поросенка, разговор оживился. Не мешали разговору даже фрукты, принесенные на трех подносах. И стало приятно пить местное вино.

– Дорогой барон, где вы остановились в нашем городе?

– Граф познакомил меня с одним из своих друзей. Но не хочется доставлять ему неудобство, я подыскиваю небольшой домик на несколько месяцев, пока не уеду с флотом в Палермо.

– Но зачем снимать дом? Думаю, что, если вам там сейчас не очень удобно, вас с удовольствием приютит кто-то другой из знати. Не нужно будет возиться с наймом слуг, заботиться о множестве мелочей.

Вмешался Джон:

– Дорогая Виола. Вы позволите мне так называть вас? Не всякий муж захочет иметь в доме такого представительного мужчину, как барон.

– Кажется, понимаю вас, граф. Но я-то не мужчина. Я не побоюсь пригласить барона. Барон, приглашаю вас провести у меня время до отплытия флота. Надеюсь, вы не испугаетесь?

– Простите, синьора, но это неудобно. Что скажут люди?

– Неудобно вам или вы заботитесь о моем добром имени?

– Барон, на мой взгляд, это хороший вариант, – поддержал ее Джон. – Виола совершенно независима, со злыми языками она справится сама, а мужчины вряд ли станут говорить что-то плохое о вас. Ваша репутация здесь не тайна.

– Вот видите, граф тоже считает, что в этом нет ничего предосудительного. Дом большой. У вас будут отдельные покои. Вам никто не будет мешать, даже я. И вы сможете заниматься здесь чем захотите и принимать у себя кого хотите.

– Право, синьора, я даже не знаю, что сказать.

– Ничего не нужно говорить. Прикажите завтра перенести ваши вещи ко мне, располагайтесь и живите.

Я немного опешил от такого предложения, но потом подумал, что, может быть, в этом действительно нет ничего неприличного.

– Синьора, если вы серьезно, то я вам очень благодарен. Вы правы, что это избавило бы меня от необходимости заниматься хозяйственными делами. Тем более что мне никогда не приходилось заниматься домом и домашним хозяйством.

– Отлично, с завтрашнего дня вы у меня. Можете даже остаться и сегодня. Я велю приготовить вам комнату.

– Нет, синьора, я не готов, у меня с собой ничего нет.

– Как вам будет удобно. Мой дом в вашем распоряжении.

Мы еще поболтали немного, Виола рассказала несколько пикантных подробностей о знакомых дамах. Знакомых, вероятно, и Джону, так как он охотно поддерживал разговор. Но для меня эти бесконечные Адели, Алисы, Изабеллы сливались в одно туманное лицо. Возможно, по мне было видно, что я совсем запутался в этих дамах и хочу спать. Джон неожиданно прервал разговор, извинился, что нам пора уходить, еще раз поблагодарил хозяйку, и мы ушли. По дороге Джон снова сказал, что не видит ничего плохого в предложении Виолы. И добавил лукаво:

– Ну а если у вас завяжется роман, то это ваше дело. Виола свободная женщина, никому ничем не обязана.

На следующий день я переселился к Виоле. Она выделила мне две комнаты, оборудовав одну из них как спальню, а вторую обставив как гостиную. Мне предстояло провести здесь около трех месяцев, и я задумался, чем их заполнить. Решил привести в порядок свои записи, которые вел периодически. Но это были разрозненные страницы. То не было времени что-то писать, то не было под рукой письменных принадлежностей. Сначала исписал записную книжку, обнаруженную в обмундировании. Потом Абу Сахат купил для меня небольшую пачечку бумаги, привезенную из Самарканда. Бумагу я разрезал на четвертинки и пользовался ею долго, стараясь писать мелкими буквами. Но после того как мы вылечили Дауда, Абу Сахат торжественно вручил мне большую пачку прекрасной тонкой китайской бумаги. С гордостью сказал, что эта бумага изготовлена из хорошей шелковой ткани. Он помог разрезать листы, и я обеспечен теперь бумагой на годы. Бумага очень дорогая, в Европе почти невозможно достать такую бумагу, и я забрал ее с собой, когда уехал из Дамаска.