Текст книги "Елена Феррари"

Обычно такого рода повороты событий случаются в голливудских боевиках, когда у супермена (в нашем случае – у супервумен) остается только один шанс спасти свою собственную жизнь или жизнь близкого человека – стать агентом-террористом и начать «работать на правительство». Хочется верить, что при этом мы все понимаем: кино – это кино, а в жизни подобное представить как минимум значительно сложнее. С другой стороны, вообще представить себе саму обстановку Гражданской войны – во всем ужасе происходящего, со всей степенью извращенности идей и поведения отдельных людей, народов, партий, крупных и мелких правителей и правительств, мы тоже, к счастью или нет, уже не в состоянии. Если же все-таки допустить, что подобное было возможно, что Волю и Голубовскую завербовали, как в кино, шантажируя их прошлым (крайне неудачный, но распространенный в первой половине XX века повод для вербовки агентов, которых собираются послать за рубеж), то этим делом должна была заниматься ЧК. Именно в распоряжении Чрезвычайной комиссии находились все члены семьи, и решением ЧК был осужден любимый Ольгой Жорж. Нет, однако, ни одного не то что документа, даже намека, подтверждающего эту версию.

По большому счету мы вынуждены принять, что как не существует никаких доказательств того, что Ольга Голубовская была завербована либо ЧК, то есть органом политического сыска (контрразведки) и политической разведки, либо Региструпром (военной разведкой) в связи с арестом по делу анархистов, так нет и ни единого свидетельства, позволяющего уверенно это предположение опровергнуть. Нам попросту приходится принять как свершившийся факт: в конце весны 1920 года Ольга Федоровна Голубева (она же Голубовская, она же Ревзина) начала работать на советскую военную разведку. И хотя по большому счету это решение было чистой воды авантюрой, так как по-настоящему никто не мог поручиться, что эта пара верна идеям коммунизма, – разведчики и из Владимира, и из Люси получились. Причем из нее – лучше.

Видимо, уже тогда (или чуть позже) Люся превратилась в Елену Константиновну Феррари. Во всяком случае, именно этот псевдоним указан на обложке ее личного дела, заведенного 12 января 1921 года – через полгода после описываемых событий. Там же, в анкете, есть и второй псевдоним: «Голубковская» – именно так, через «к»[111]111
  ЦА МО РФ. Ф. 23. Оп. 2804. Д. 6. Л. 1.


[Закрыть]. К происхождению «Феррари» мы еще вернемся, а пока еще немного о военной грамотности.

В известной версии сообщается: «В мае 1920 года Ольга Голубева прибыла в Москву в распоряжение Регистрационного управления Полевого штаба РККА (что противоречит указанным ею самой сведениям о нахождении в распоряжении разведки Кавказского фронта. – А. К.). Начальник военной разведки распорядился зачислить ее на подготовку в разведшколу, точнее – разведкурсы… Ольга Голубева успешно освоила основы организации и ведения разведывательной работы. В это же время она экстерном сдала экзамены за 8-й класс гимназии.

В конце 1920 года секретный сотрудник советской военной разведки Елена Феррари… побывала в Перми, где работал ее отец, а затем убыла для выполнения специального задания в Турцию»[112]112
  Лота В. И. Указ. соч. С. 49–50.


[Закрыть].

Оставим на совести автора утверждение, что Люся Ревзина каждые два года с маниакальным упорством ездила в Москву сдавать экзамены за восьмой класс гимназии, после чего отправлялась к отцу на Урал с отчетом[113]113
  Лота В. И. Указ. соч. С. 31.


[Закрыть], тем более что сама в «Регистрационной карточке», составленной в 1921 году, указала, что «отца упустила из виду с 1918 года»[114]114
  ЦА МО РФ. Ф. 23.Оп. 2804. Д. 6. Л. 1.


[Закрыть]. Неизвестны нам и документы, подтверждающие учебу Ольги Голубовской в «разведшколе», но если допустить, что это событие имело место в ее жизни, то где и чему она могла учиться?

Курсы, на которые могла отправиться учиться наша героиня, открылись 21 ноября 1918 года и были первой советской разведшколой со сроком обучения всего три месяца. Сменяющие друг друга потоки слушателей (обычно около трех десятков человек), получивших, как и Люся, рекомендации от высокопоставленных партийных деятелей, под руководством профессиональных разведчиков изучали несколько предметов: «Пехотная разведка», «Артиллерия», «География», «Служба связи», «Администрация», «Тактика», «Артиллерийская разведка», «Контрразведка», «Инженерная разведка», «Топография», «Кавалерийская разведка», «Военно-топографическая разведка». Несложно заметить, что абсолютное большинство этих предметов относилось к разведке войсковой, то есть осуществляемой в действующей армии против армии противника, а иностранные языки отсутствовали вовсе по причине крайне низкого общеобразовательного уровня курсантов. Но помимо этого имелся в программе курсов и особенный предмет под названием «Агентурная (тайная) разведка». Интереснейшая программа, разработанная и упрощенная до рабоче-крестьянского уровня кадровым царским офицером Василием Михайловичем Цейтлиным, предусматривала знакомство слушателей со следующими вопросами:

«I. Значение разведки в мирное и военное время. Связь между оперативной и разведывательной работой. Недостаточность одной войсковой разведки. Тайная разведка, необходимость ее и значение. Краткие сведения по истории шпионажа. Определение понятия шпионства и взгляд на него.

II. Вербовка агентов, требования, соблюдаемые при приеме на службу агентов, подготовка агентов. Школы агентов. Агенты-резиденты и ходоки. Что должен знать агент-резидент. Меры соблюдения тайны и безопасности разведчика.

III. Как проводить разведку агенту. Опрос возвращающихся агентов. Регистрация агентурных сведений. Контроль агентов, пропуск их через наши линии фронта и границу в мирное время.

IV. Краткое понятие об организации агентурных сетей в мирное время. Задачи разведки мирного времени. Мобилизация тайной агентуры.

V. Организация тайной агентуры и ее задачи в военное время. Способы сношений с агентами. Условная переписка, различные ее способы.

VI. Задачи, поручаемые тайным агентам. 4 вида шпионажа – военный, дипломатический, внутренне-политический и экономический.

VII. Шпионаж военный и дипломатический.

VIII. Шпионаж внутренне-политический и экономический. Способы добывания агентами сведений.

IX. Искровая слежка. Сведения из прессы. Работа различных органов разведки в штабах различных инстанций.

X. Краткое повторение курса. Разъяснение каких-либо вопросов»[115]115
  Алексеев М. А., Колпакиди А. И., Кочик В. Я. Советская военная разведка: 1917–1934 гг. С. 66–68.


[Закрыть].

Рисковал ли Аралов или (скорее всего) кто-то другой, давая рекомендацию для учебы на курсах Ольге Голубевой? Еще как. Но все организаторы, командиры и начальники военной разведки красных прекрасно знали и понимали, что ее коренная проблема на тот момент – кадры. Еще за год до описываемых событий, в феврале 1919 года, когда семья Ревзиных – Голубовских партизанила на Украине, один из руководителей Региструпра описывал сложившуюся ситуацию в докладе руководству. Первая часть его рапорта фиксировала главное:

«…Правильная организация разведки должна считаться столь же необходимой, как и организация Вооруженных сил государства и должна быть неотъемлемым их дополнением, иначе армия явится лишь слепым организмом…

Разведка не может быть делом импровизации и кустарничества, ибо она основывается на деятельности сети мелких тайных агентов, которые должны быть выбраны с большим разбором, затем подготовлены и натасканы и, наконец, еще испытаны раньше, чем считать возможным довериться их донесениям, которые нередко должны лечь основанием важных военных операций. Организация разведки, таким образом, требует значительного времени и изучения агентов.

Разведка должна вестись настойчиво и непрерывно, и связь с агентами должна быть надежной. Работа тайной организации за границей должна быть обставлена строжайшей тайной, и агентура должна быть так организована, чтобы арест или измена одного агента не влекли за собою провала всей организации. Количество агентов должно быть достаточно велико, чтобы путем многочисленных засечек иметь возможность проверить правдоподобность донесений агентов.

Агенты должны быть:

а) посажены на места задолго до открытия военных действий противником,

б) успеть сделаться своими людьми в районе порученного их наблюдению пункта,

в) надежным образом связываться со своим руководителем…»

Вторая часть доклада была посвящена реальному положению дел:

«Попытки завербовать агентов из числа бывших тайных военных агентов старой армии окончились неудачей вследствие недоверия их к Советской администрации, не могущей, по их мнению, обеспечить тайну их службы в случае политического переворота или восстаний, а также вследствие постоянных перемен в составе лиц, ведающих личным составом агентуры. (Полезный и добросовестный шпион не любит менять начальников.) Далее – вербовка агентов из безработной или нуждающейся интеллигенции или полуинтеллигенции, несмотря на хорошие условия денежного вознаграждения, – тоже не дала результатов, вследствие того, что эта безработная публика в конце концов при большом спросе на интеллигентный труд пристроилась в различные учреждения и, конечно, предпочла остаться там, чем идти на опасную службу по военному шпионажу. Наконец, последнее средство по привлечению агентов, на которое возлагались последние надежды, – это привлечение партийных людей – тоже не дало положительных результатов (здесь и далее курсив мой. – А. К.).

…Как на характерный случай бессистемного кустарничества в смысле пополнения личного состава агентуры и посылки ее на работу можно указать на следующий факт, когда один из зарегистрированных, но еще не обследованных агентов на дверях своей квартиры в Москве прикрепил карточку с надписью “АГЕНТ ПОЛЕВОГО ШТАБА”.

В настоящее время крайне затруднено обследование агентов (из партийных) с нравственной и деловой стороны их качеств. Запас старых партийных работников исчерпан с первых дней Октябрьской революции – все они заняли высокие административные посты. Коммунисты же октябрьского и более поздних сроков в большинстве не поддаются обследованию вследствие постоянно меняемых ими специальностей службы, непродолжительности сроков этой службы и отсутствия достаточно авторитетных лиц, которые могут дать оценку личности того или другого человека.

Обыкновенно вновь поступающие имеют массу разных удостоверений о том, что такое-то лицо служило тем-то и отличается работоспособностью, аккуратностью и т. д. Но такие бумаги ничуть не гарантируют… что агент окажется несоответствующим даже вышеперечисленным качествам. Один из агентов (старый партийный работник) имел буквально целый портфель, в котором заключалось несколько фунтов разных удостоверений, это лицо произвело очень хорошее впечатление и, взявшись организовать агентурную сеть, ничего не сделало…»[116]116
  Алексеев М. А., Колпакиди А. И., Кочик В. Я. Советская военная разведка: 1917–1934 гг. С. 70–75.


[Закрыть]

Из этого документа понятно, что особо выбирать руководителям большевистской военной разведки не приходилось. Людей катастрофически не хватало. В разведку идти было не с кем, и Региструпру оставалось только верить новобранцам в том, что их честность и профессиональная подготовка окажутся надежными. И, несмотря на высокий процент провалов отдельных агентов (по данным того же отчета – до 35 процентов), всегда находились те, кто на своих плечах вытаскивал разведку из самых тяжелых ситуаций, кто имел такой общий уровень образования, чтобы хотя бы некоторое время можно было работать за границей, кто был в состоянии освоить программу курсов или эффективно работать (хотя бы поначалу) без специального образования.

Да и без самих курсов тоже – остается только гадать, добралась ли Ольга Голубева вообще до советской столицы. Ведь рекомендацию она получила в мае, дорога в оба конца летом 1920 года заняла бы около месяца, само обучение – еще три, но возможно, что уже в июне того же года Люси в стране не было.

Дело в том, что ее брат, за широкой и надежной спиной которого она снова оказалась после ареста мужа 5 ноября 1919 года, «в 1920 году был командирован за границу в тыл к меньшевикам (Грузия) и Врангелю (Крым), и для установки связи с кемалистами, и по линии Коминтерна. Вернулся в Россию в 1922 году»[117]117
  ГА РФ. Ф. 5221. Оп. 60 а. Д. 61. Л. 5 об.


[Закрыть]. Командировка в Турцию началась в июне[118]118
  Алексеев М. А., Колпакиди А. И., Кочик В. Я. Энциклопедия военной разведки: 1918–1945 гг. С. 200.


[Закрыть] (что подтверждается и датированным июнем же освобождением от обязанностей сотрудника Екатеринославского военкомата), и в обоих случаях его задания были тесно связаны с флотом и с владением теми иностранными языками, с которыми Владимир Федорович был знаком слабо. Правда, существует и другой вариант: в июне Воля поехал учиться в Москву вместе с сестрой, но в его документах никаких упоминаний об окончании курсов пока не обнаружено. В любом случае наши герои, поступившие в итоге в распоряжение разведывательного (регистрационного) отдела штаба Кавказского фронта, были нацелены на сектор ответственности этого фронта: Кавказ и Закавказье.

В мае 1918 года на территории современной Грузии была образована Грузинская Демократическая Республика, основная роль в руководстве которой принадлежала социал-демократам меньшевистского толка. По заключенному чуть раньше договору между Турцией и Германией Грузия попадала в немецкую сферу влияния, и до конца того же года на территории республики (за исключением Аджарии, которая отошла к Турции) находились германские войска. Затем их сменили англичане, которые во время Гражданской войны в России поддержали Вооруженные силы Юга России, а грузинская армия расширила территорию своей страны за счет Черноморского побережья России, захватив Адлер, Сочи и Туапсе. После победы красных над Деникиным стало ясно, что такое положение надолго не сохранится, но Москву на Кавказе интересовали прежде всего нефтяные промыслы Баку, а не будущие курорты, и в апреле 1920 года в Азербайджан вошла 11-я армия РККА, установившая там советскую власть. 7 мая в Москве был подписан договор между Грузинской Республикой и РСФСР, по которому большевики (первые в мире) признавали независимость Тифлиса и устанавливали с ним полнообъемные дипломатические отношения (первым послом Советской России в Грузинской Республике стал Сергей Миронович Киров). На самом деле большевикам требовалась лишь передышка после броска в Баку, да хотя бы имитация поддержки грузин в борьбе против остатков деникинских войск, пытавшихся уйти берегом Черного моря в Турцию.

Кавказским маршрутом, вдоль берега Черного моря, следовала и сформированная в июне Особая группа Регистрационного управления Полевого штаба РВСР, заместителем начальника которой стал Владимир Воля и в которую, помимо него, входила его сестра Ольга Голубева. Командовал группой человек удивительной судьбы Владимир Яковлевич Аболтин, бывший хотя и на год моложе Воли (ему на момент начала миссии не исполнилось еще и двадцати одного года), но имевший лучшее образование и опыт службы в разведывательном отделе дивизии.

НАША СПРАВКА

Владимир (Валдемар) Яковлевич Аболтин (Аболтиньш, Аварин; 1899–1978) – советский дипломат, военный разведчик, ученый-востоковед и экономист.

Родился на территории современной Латвии. В 1917 году примкнул к большевикам и переехал в Нижний Новгород. Через год нелегальным порядком вернулся на родину, где занялся формированием частей красных стрелков. В 1919-м учился на Пехотных курсах командного состава Красной армии, после чего непродолжительный период участвовал в боях Гражданской войны. По официальным данным, в апреле 1921 года окончил шестимесячные курсы военной разведки и летом того же года отправился со спецзаданием в Турцию, что, однако, противоречит цитируемым далее документам о деятельности Особой группы.

В 1925 году окончил восточный факультет Военной академии РККА и был прикомандирован к Наркомату иностранных дел. 19 марта того же года прибыл на Сахалин в сопровождении участника турецкой операции Федора Павловича Гайдарова, где блестяще провел переговоры с японцами об окончании оккупации Северного Сахалина и 1 мая подписал соответствующее межгосударственное соглашение от имени Советского Союза. В течение года возглавлял администрацию Сахалина, в частности, организовав на острове выпуск первой газеты, а в 1927–1928 годах исполнял обязанности генерального консула СССР в Харбине (Китай). Параллельно с дипломатической работой развернул активную разведку, увеличив количество резидентур в Китае с пяти до тринадцати.

Вернувшись в Москву, преподавал в Институте востоковедения и Институте мирового хозяйства и мировой политики, стал автором семи монографий, десяти брошюр и более четырехсот статей по проблемам Дальнего Востока, в 1935 году – доктором экономических наук.

Затем работал в загранкомандировке в Пекине, в 1938–1939 годах – директором Ивановского учительского института иностранных языков. Занимался аналитической работой. В частности, один из руководителей предвоенного НКВД Павел Анатольевич Судоплатов вспоминал: «Видный аналитик Разведупра Красной армии перед войной, а позднее наш крупный экономист-международник В. Аболтин еще в 1940 году подготовил записку руководству Наркомата обороны о неизбежности внезапного нападения японского флота на стратегические объекты Англии и США на Дальнем Востоке»[119]119
  Судоплатов П. А. Хроника тайной войны и дипломатии: 1938–1941 годы. М., 2017 (Мемуары под грифом «секретно»). С. 181.


[Закрыть].

Затем, вероятно, был репрессирован, но в 1942–1943 годах числился в резерве одной из латышских дивизий. В 1946 году реабилитирован.

В послевоенный период работал в системе Академии наук СССР.

Скончался в 1978 году. Похоронен на Новокунцевском кладбище в Москве.

Именно Владимира Аболтина (наряду еще с тремя людьми, среди которых есть Серафима Гопнер, но нет Семена Аралова) Ольга Голубовская укажет 12 сентября 1924 года в качестве «ответственного партийного работника», хорошо ее знающего[120]120
  ЦА МО РФ. Ф. 23. Оп. 2804. Д. 6. Л. 7.


[Закрыть]. Кроме них в Особую группу входили Федор Павлович Гайдаров и Игорь Владимирович Саблин и, возможно, но не проверено и не доказано – Георгий Голубовский. Совершенно особую и до конца все еще не проясненную роль в этой группе играл Гайдаров.

НАША СПРАВКА

Федор Павлович Гайдаров (Гайдаржи; 1898 – после 1969) родился в городе Рени Измаильского уезда Бессарабской губернии в рабочей семье. В 1913 году окончил городскую школу, в 1915-м – школу юнг, в 1916-м – минную школу Черноморского флота. Летом 1917 года стал секретарем судового комитета. В 1918–1919 годах проживал на территории, занятой белыми, арестован деникинцами, сидел в тюрьме Новороссийска, но через некоторое время был выпущен.

Член партии большевиков с марта 1920 года. Секретарь партийной ячейки Новороссийского порта. В 1920–1922 годах находился в загранкомандировке в Турции по линии Разведупра Штаба РККА. В 1926 году окончил Институт востоковедения; во время учебы в 1925-м был секретарем правительственной комиссии, которая принимала Северный Сахалин от японского командования.

В июне 1926-го – августе 1927 года работал в Западном Китае. В 1927–1931 годах в Турции – в Константинополе и Смирне – оперативный работник по экспорту и импорту. С 1932-го состоял в распоряжении IV Разведывательного управления Штаба РККА. В 1932–1934 годах вновь работал в Турции.

В 1934 году назначен помощником начальника пограничного разведывательного пункта Белорусского военного округа. В ноябре 1934-го – декабре 1937 года находился в Австрии. В 1937–1939 годах состоял в распоряжении Разведупра РККА. В августе 1939-го – сентябре 1940 года – старший преподаватель кафедры страноведения 2-го факультета Военной академии имени М. В. Фрунзе. Полковой комиссар (1940). С сентября 1940-го – начальник кабинета Ближнего Востока Высшей специальной (разведывательной) школы Генштаба РККА.

Автор «Учебника турецкого языка» (1944) для этой школы. Владел французским, румынским, турецким и английским языками. Полковник интендантской службы.

Награжден орденом Красного Знамени (1944)[121]121
  Алексеев М. А., Колпакиди А. И., Кочик В. Я. Энциклопедия военной разведки: 1918–1945 гг. С. 211–212.


[Закрыть].

Во всех известных официальных документах Федор Гайдаров числится русским, но, судя по его настоящей фамилии – Гайдаржи – и месту рождения – окрестности Измаила, по крови он мог принадлежать к гагаузам – немногочисленному народу тюркского происхождения, которых часто для простоты понимания называют «православными турками». В данном случае национальная принадлежность – принципиально важный момент, потому что ни евреи Ревзины, ни латыш Аболтиньш не говорили на языке страны, в которую их отправили с тайной миссией. Это совсем не удивительный и не редкий случай. Подобная практика была чрезвычайно широко распространена в советских спецслужбах на всем протяжении их существования, но главным образом, конечно, в начале пути. Разведчики вынуждены были либо искать себе переводчиков, что чаще всего случалось в восточных странах, языки которых особенно трудны для освоения, либо находить двуязычных агентов из числа местных жителей, а сами они при этом оставались в языковой среде какой-либо иностранной диаспоры. Самым ярким примером такого подхода к делу может служить случай Рихарда Зорге, который успешно работал три года в Китае, а затем восемь лет в Японии именно по такой схеме: располагал двуязычными агентами из числа китайцев и японцев соответственно, постоянно находясь в обществе иностранных журналистов и дипломатов и свободно владея лишь немецким и английским языками. Кстати говоря, постоянно встречающаяся в анкетах разведчиков формулировка «свободно владеет» каким-либо языком, как правило, имела крайне слабое отношение к действительности. У того же Зорге было записано, например, что он, помимо перечисленных выше языков, свободно изъясняется и по-русски, и по-японски, что в реальности являлось сильным преувеличением.

Примерно такая же ситуация складывалась и в Особой группе Аболтина – Воли. Только гагауз Гайдаров действительно мог говорить по-турецки просто в силу того, что его родной – гагаузский язык очень близок к турецкому. Вся дальнейшая биография Федора Павловича, в том числе подготовленный им много позже учебник турецкого языка, подтверждает его профессиональную близость ближневосточному направлению в разведке, хотя поработать ему пришлось (вместе с Владимиром Аболтиным) и на Сахалине.

Наконец, согласно все той же официальной версии, до революции Федор Гайдаров служил электриком на крейсере «Принцесса Мария», однако такого корабля в составе Черноморского флота да и вообще Русского императорского флота никогда не было. Речь идет, очевидно, о грандиозном дредноуте «Императрица Мария», вставшем в строй Черноморского флота в сентябре 1915 года и всего через год взорвавшемся и затонувшем на севастопольском рейде. Невероятно короткая и столь же яркая история боевых действий «Императрицы Марии» включала участие в успешной десантной операции русских войск против турецкого порта Трапезунд (ныне Трабзон), к 1920 году игравшего важную роль в расстановке сил на Черном море. Погиб корабль по неустановленной причине, но весьма вероятно, что произошло это в результате диверсии германских разведчиков, сумевших таким образом существенно ослабить морские силы своего главного противника в регионе.

Федор Гайдаров – владеющий турецким языком моряк, электрик, участник боевых действий на территории Турции, человек, представляющий, что такое правильно организованная диверсия, наконец, большевик, чудом выживший у деникинцев, – вряд ли можно было найти более подходящую кандидатуру для выполнения того задания, которое получила Особая группа разведуправления Полевого штаба РВСР в Турции летом 1920 года.

Еще один необычный член группы Аболтина – Игорь Саблин.

НАША СПРАВКА

Игорь Владимирович Саблин (1898–1979) – внук присяжного поверенного, драматурга и антрепренера Федора Корша – основателя Русского драматического театра Корша (ныне Театр наций). Брат эсера, позже большевика, Юрия (Георгия) Саблина – героя Гражданской войны, кавалера ордена Красного Знамени за номером 5, расстрелянного в 1937 году, и Владимира – одного из основоположников белорусского кинематографа. Анархист.

Окончил реальное училище, где вместе с братом увлекся революционными идеями. Бежал на Кавказ. Во время Первой мировой войны работал в санитарном поезде. Позже снова вернулся к революционной деятельности, находился в подполье на Украине, а с апреля 1919 года – на Кавказе, участвовал там в партизанском движении.

Весной 1922 года был демобилизован и занялся литературной и редакторской работой. В 1925–1927 годах – политредактор агитбюро Наркомфина СССР, сотрудничал как автор, переводчик, редактор и рецензент в московских издательствах, в газетах, в журнале «Смена». В этом журнале в 1924 году вышел написанный им совместно с Марком Протусевичем роман о революционных приключениях «Дело Эрбе и Кº».

Трижды арестовывался органами ОГПУ – НКВД – МГБ. В общей сложности провел в заключении 25 лет. Умер в Москве. Похоронен на Донском кладбище.

В воспоминаниях своего соратника по партизанской войне на Кавказе Ивана Борисовича Шевцова этот персонаж занял важное место: «Игорь Саблин был человеком, беззаветно преданным делу революции. Сын известного в Москве врача, литератора и книгоиздателя, он рано ушел из обеспеченной семьи, чтобы жить своим трудом, примкнул к студенческому революционному кружку, принимал активное участие в Февральской революции в Москве, а затем в боевые дни Октября с оружием в руках дрался против юнкеров. Студенческая фуражка и пенсне, скрывавшее искусственный глаз, придавали ему сугубо штатский вид. Однако в кармане у него всегда были браунинг и патроны, которые он тщательно оберегал от обычного своего “имущества”, легко помещающегося в кармане: куска хлеба, сахара и пачки махорки»[122]122
  Шевцов И. Б. Особое задание. М., 1965 // http://militera.lib.ru/memo/russian/shevtsov_ib/index.html.


[Закрыть].

Кавказско-турецкий рейд навсегда сблизит – и сблизит опасно – Игоря Саблина и Елену Феррари. Но пока им еще только предстояло попасть в Турцию. Сделать это можно было либо по суше, через Кавказский хребет и далее через Закавказье, либо берегом – через Туапсе и Сочи, либо кратчайшим путем – по морю. А можно было и вообще не попасть: война на суше и на море не кончилась. И белые, и красные располагали еще значительными силами, которые порой сходились в нешуточных морских сражениях с участием всего, что держалось на воде.

В распоряжении деникинцев, а затем врангелевцев находились остатки Черноморского флота, частично, впрочем, затопленного, частично захваченного немцами, а затем переданного последними Деникину. В состав этого флота вошли флагманский линкор «Генерал Алексеев» водоизмещением 21 тысяча тонн, с двенадцатью 12-дюймовыми орудиями, два крейсера, пять миноносцев типа «Новик», несколько угольных 700– и 350-тонных миноносцев, несколько подводных лодок новейшего типа и десятки вспомогательных судов. Для операций на мелком, но опасном Азовском море белые перевооружили бывшие крейсера пограничной стражи, несколько пароходов, самоходных барж, установили пулеметы на моторные баркасы – словом, поставили в строй всё, что, находясь на плаву, могло наносить ущерб противнику.

Положение красных в техническом смысле оказалось намного хуже, зато значительно лучше обстояли дела с кадрами – имелись хотя бы матросы. Грамотных офицеров, выживших после матросских бунтов и массовых расстрелов 1917–1918 годов, осталось мало с обеих сторон, но белым отчаянно не хватало еще и рядовых моряков. Что же касается плавсредств, то и здесь на волну ставили все, что имело шансы на ней хоть какое-то время удержаться.

В сборнике стихов Елены Феррари «Эрифилли», начало которого вообще насквозь пропитано солеными брызгами Черного моря, флотская тема имеет особый вес, победы красных на море – особое значение.

 
На мачте нашей горит
Кровавый флажок, —
В зеркале моря свои фонари
Зажег.
 

Одно стихотворение, оставшееся без названия, получило тем не менее посвящение: «Памяти моторов “Дозор” и “Евгений”»:

 
Море – битва, мачта – знамя.
Вой, реви, рычи, норд-ост. —
Не задуть тебе над нами
В черном небе белых звезд.
 

Ни в списках красного Черноморского флота, ни в аналогичном, тех же времен, реестре флота белого кораблей с такими названиями обнаружить не удалось, за исключением буксира-ледореза «Евгений», который должен был принять участие в одной из оборонительных операций как раз весной 1920 года[123]123
  Лукин В. К. Операции на Черном море в 1920 г. // Гражданская война: Боевые действия на морях, речных и озерных системах: В 3 т. Л., 1925–1926. Т. 3. С. 331.


[Закрыть], но он, переименованный в «Тимофея Копейкина»[124]124
  http://vsevesti.com/go/ru/article/id/1554672/issledovanie-srodni-rassledovaniju.html.


[Закрыть], благополучно проплавал много лет, а потому стихотворение вряд ли могло быть посвящено его памяти. Да и что такое «моторы»? Скорее всего, так назвали моторизованные баркасы, моторные катера, которые часто служили и белым, и красным для высадки небольших десантов, войсковых разведгрупп, эвакуации раненых или в качестве вестовых судов, действовавших на небольших расстояниях. Но если Ольга Голубева посвятила их экипажам прочувственное, искреннее стихотворение, значит, что-то пришлось им пережить вместе, прежде чем наши разведчики ступили на турецкую землю? И не только на землю.

В статьях и других материалах, посвященных Владимиру Воле, сообщается: «заместитель начальника особой группы Региструпра» (1920); «начальник связи Константинопольского отделения ОМС ИККИ и начальник оперативной части спецгруппы Разведупра РВСР» (1921); «провел в Черном море сквозь блокаду легк. крейсер “Айд… Рейс”» (1920); «захватил и привел в Черн. море неприятельскую шхуну “Рождество Богородицы”» (1920)[125]125
  Алексеев М. А., Колпакиди А. И., Кочик В. Я. Энциклопедия военной разведки: 1918–1945 гг. С. 200.


[Закрыть].

Этот героический и чрезвычайно интересный эпизод с «легким крейсером», настоящее название которого было «Айдин Рейс» («Aydin Reis») – по имени легендарного турецкого адмирала начала XVI века, упоминается в нескольких источниках. Правда, крейсером этот корабль стал позже и исключительно с легкой руки его новых хозяев. Реальный «Айдин Рейс» представлял собой однотрубную канонерскую лодку водоизмещением 502 тонны (то есть это было небольшое судно), вооруженную двумя пушками при экипаже в 60 человек и едва не ставшую кораблем Антанты.

12 сентября 1920 года к Трапезунду подошел французский контрминоносец «Бар де Люк» с приказом султана Мехмета, фактически выполнявшего волю Антанты, о передаче канонерской лодки «Айдин Рейс» представителям этого военного союза. Губернатор Трапезунда дерзко возразил французам, что не подчиняется султанату, а руководствуется приказами национального правительства Гази Мустафы Кемаля-паши и готов взорвать «Айдин Рейс», если кто-либо рискнет захватить корабль силой. Французы, выполнявшие лишь функцию связных между Константинополем и Трапезундом, не имели ни малейшего желания проверять серьезность намерения губернатора и, приняв сообщение, вернулись обратно. Правитель Трапезунда тем временем сообщил Кемалю, что, если в город прибудут эмиссары посмелее, корабль и вправду может достаться Антанте и султану. На фоне ведущихся секретных переговоров кемалистов с советским правительством о взаимной поддержке сложившаяся ситуация стала настоящим подарком для турок. Кемаль немедленно принял решение… подарить «Айдин Рейс» вместе со всеми проблемами, связанными с ним, большевикам, как говорят на Востоке, «в знак особого расположения» и явно (и не без оснований) надеясь получить массу дивидендов от такого поступка. О подарке было сообщено в РВС Кавказского фронта – возможно, как раз через Особую группу Региструпра, и «Айдин Рейс» получил приказ 14 сентября прорываться в Новороссийск.