Текст книги "Зорге"

3. Что во время моей работы в сравнительно тяжелых условиях меня целых шесть недель держали в неведении относительно здесь задуманного и затем частично осуществленного увольнения, хотя ранее в отношении меня высказывались другие намерения; в результате я пытался несколько недель работать в Англии без инструкции и средств, будучи убежден, что я обязан это делать по поручению Коминтерна; в конце концов я был вынужден уехать в Берлин, не получив на то указания, и напрасно ожидал там официального, четкого разъяснения, которое я получил наконец здесь, в Москве, лишь при решении вопроса об отпуске, о котором я просил;

4. Что, несмотря на тяжелое положение, в котором находится Коммунистическая партия Великобритании, мои неоднократные просьбы, а также просьбы ЗЕБ (Западно-Европейского бюро Коминтерна. – А. К.) о том, чтобы мне разрешили прибыть сюда с докладом, были отклонены. А теперь, оказывается, есть потребность в моем докладе. Я констатирую все это потому, что рассматриваю происшедшее не просто как случайное стечение обстоятельств, а как характерное проявление того положения, в котором в настоящее время находится аппарат Коминтерна. Поэтому считаю своим долгом указать на эти факты.

Р. Зорге».

«В Узкую комиссию

Ко мне обращаются с просьбами отчитаться о моем пребывании в Англии. Поскольку меня вызвали в Москву лишь в связи с отпуском и поскольку мои неоднократные просьбы, как и просьбы ЗЕБ, о том, чтобы меня вызвали в Москву для доклада, были категорически отвергнуты, я вынужден отказаться от отчета, пока не будет особого решения просить меня об этом. Обращаю внимание на то, что отлучение меня от ОМС, выяснение удивительных обстоятельств, связанных с моей командировкой, и, наконец, начавшаяся “чистка” (выделено мной. – Ю. Г.; это слово написано в немецком тексте по-русски) сделали для меня использование отпуска совершенно невозможным. Поэтому я только тогда смогу заняться отчетом, когда вместе с решением по данному вопросу соответственно будет продлен мой отпуск.

Р. Зорге»[120]120
  Цит. по: Георгиев Ю. В. Рихард Зорге: Исследователь, разведчик, геополитик. С. 36.


[Закрыть].

Спустя месяц, 31 октября 1929 года, Ика Рихардович Зорге был уволен из ИККИ – на этот раз навсегда.

Глава девятая
Считать проверенным

Уровень публичной известности Зорге как марксиста после переезда в Москву вырос, несмотря на его нелегальную службу в Коминтерне – необычный феномен для подпольщика и разведчика. Помимо уже упомянутых статей и рецензий, в перерывах между командировками он подготовил к печати книгу «Новый германский империализм». Работа, написанная и изданная на немецком языке, вышла в свет под псевдонимом «Р. Зонтер» в 1928 году одновременно в Берлине и Гамбурге общим тиражом пять тысяч экземпляров. Перевод на русский язык появился чуть позже в ленинградском издательстве «Прибой». В следующем, 1929 году вышло и японское издание (под более широким названием «Теория нового империализма»), опубликованное в серии «Библиотечка по империализму» вслед за работами Николая Бухарина и Евгения Варги[121]121
  Здесь и далее книга Рихарда Зорге «Новый германский империализм» цит. по: Георгиев Ю. В. Рихард Зорге: Исследователь, разведчик, геополитик. С. 41–53.


[Закрыть].

Книга Зорге получила положительные отзывы не только сразу после публикации, но даже спустя 60 лет, когда была переиздана в ГДР как «значительная» и «актуальная». Восточногерманский экономист раскритиковал только недостаточно внимательное отношение автора к социал-демократам, но это можно считать «печатью эпохи». Во времена Зорге социал-демократы рассматривались как соглашатели с буржуазией, «уклонисты», а во времена переиздания – наоборот, считались верными союзниками дела социализма. Конечно, надо отдавать себе отчет в том, что републикация была предпринята в стране социалистического лагеря, где автор уже успел стать национальным героем. Однако и современные исследователи истории марксизма признают, что работа Зорге оказалась действительно важным, своевременным и острым исследованием политических и экономических механизмов развития капиталистического строя, и обращают внимание на выполненный в ней анализ фашизма и как идеи, и как политического строя, который для времени первого издания книги был весьма точным и отчасти даже пророческим (как пророческим бывает любое хорошее и грамотное научное исследование). Зорге предсказал события следующих лет в Германии: «…если порвутся все узы, удерживающие рабочий класс в повиновении, придется провозгласить фашистскую диктатуру, т. е. открытую, ничем не затушеванную диктатуру финансового капитала».

В свое время интересные замечания сделал Юрий Георгиев, внимательно изучавший книгу Зорге. Он считал, что исповедовавшийся автором классовый подход приводил к тому, что фашизм рассматривался в книге только как «репрессивная политика в отношении революционного рабочего движения», а отсюда делался неверный вывод о том, что и правящий тогда режим в Англии был «не чем иным, как диктатурой фашистских консервативных кругов английского капитала». Понимание Зорге проблем борьбы за мир носило «отчетливый отпечаток современной ему эпохи и могло служить хорошей иллюстрацией сектантского характера установок Коминтерна. Как известно, эта организация была нацелена на скорейшее революционное разрушение капитализма и во всем исходила из этой стратегической цели». Зорге и не мог сделать других выводов, будучи марксистом, причем марксистом с взглядами, характерными для того времени – 1920-х годов. Для него именно угроза развитию рабочего движения, перерастанию его в перспективе в мировую революцию и была основной опасностью фашизма. И с этой точки зрения для него, конечно, консервативный режим Англии не сильно отличался от фашистского, как он его понимал. Кроме того, тема книги – империализм – сужала широту подхода, ограничивая ее, как и положено у марксистов, экономической составляющей – определяющей, по их мнению, все остальное. Говоря о необходимости предотвращения войны, Зорге делал парадоксальный для сегодняшнего читателя, но вполне соответствующий эпохе вывод, что борьба против военной опасности «может вестись исключительно под лозунгом защиты китайской и русской революций». Только эти две страны – Советский Союз и Китай – вели тогда борьбу с империализмом. СССР – открыто, пережив революцию и Гражданскую войну, иностранную интервенцию и готовясь к неизбежным сражениям, Китай – еще не завершив гражданской войны, но создав Коммунистическую партию, Красную армию и руководствуясь марксистскими и ленинскими идеями, пусть и с национальным окрасом. Это был, безусловно, узкий, но очень «конкретный», адаптированный под данное время и реальную ситуацию подход, сформированный во многом работой в Коминтерне.

Статьи Зорге, его реферат «Военная подготовка вооруженных конфликтов» и, конечно, книга о германском империализме – все эти теоретические работы не дают оснований считать их автора ни бюрократом-чиновником из «штаба мировой революции», ни суперагентом, которого только в отдельных случаях не интересовали стройные англичанки и который мог «уговорить» за раз ящик пива с датскими грузчиками. Было, очевидно, и пиво, и даже – вполне возможно – длинноногие красотки. Но интерес Зорге к жизни заключался явно не в этом. Как и десяток лет назад, он оставался идейным коммунистом, убежденным сторонником победы мировой революции и защитником политики Советского Союза, как ее мотора и предвестника. Зорге не только отстаивал свои убеждения на практике, будучи сотрудником Коминтерна. Он снова и снова подтверждал свой статус ученого, докторскую степень, искренне и честно выступая как ученый-марксист, хотя эти его публикации в будущем могли доставить ему неприятности. Впрочем, неприятностей хватало и в самом Коминтерне.

19 октября 1929 года состоялось «открытое собрание по чистке I и II партактивов ячейки ВКП(б) при ИККИ». Чистки партийных рядов широко применялись в советской компартии в 1920—1930-е годы и были позаимствованы из практики Великой французской революции, когда якобинцы пытались таким образом освободить свои ряды от карьеристов, заговорщиков и просто случайных людей. Это естественно: подобные мероприятия проходят в любой организации, состоящей из приверженцев определенной идеологии. Время от времени изгоняются персонажи, которые, с точки зрения руководства такой организации, не разделяют или разделяют не полностью господствующую в ней идеологию. В РСФСР масштабные чистки начались в 1921 году – после окончания Гражданской войны, когда, по мнению «старых большевиков», в партии оказалось немало «примазавшихся к светлому делу революции элементов». Затем в 1925 году большевиков фактически проверили на лояльность Сталину, постепенно выдвигавшемуся в новые лидеры партии. В апреле 1929 года, в связи с усилившимися расхождениями мнений в ЦК по вопросам индустриализации, коллективизации и взглядов на дальнейшее развитие социалистического государства вообще, на XVI партконференции было принято решение о новой большой чистке, в результате которой из партии было изгнано более 170 тысяч человек. Чистке подверглись коммунисты от членов ЦК до рядовых. Каждый из них обязан был предстать перед специальной комиссией, присланной из вышестоящей партийной организации и состоящей из уже прошедших чистку однопартийцев. Комиссия изучала документы кандидатов, обращая особое внимание (в шаблонном варианте) на социальное происхождение, участие в революции и Гражданской войне, знание теории рабочего движения и мировой революции, а также «морально-бытовой облик». В несколько измененном и приспособленном к нюансам работы виде чистка прошла и в парторганизации Коминтерна.

В протоколе № 13, подписанном по результатам проверки Ики Рихардовича Зорге, отмечено, что его основная работа – секретарь Мануильского и какой-либо специальной партийной нагрузки он не несет, «т. к. бывает в СССР только временно». В конце протокола председатель комиссии большими буквами записал: «СЧИТАТЬ ПРОВЕРЕННЫМ». Важно не путать: чистка – партийное мероприятие, ставящее целью освобождение от лишних людей в РКП (ВКП) большевиков, и именно такую чистку прошел Зорге. Чистка «рядов Коминтерна» – совершенно другое, не партийное, а организационно-штатное мероприятие, проводимое по тем или иным причинам, и здесь действительно у Ики Рихардовича возникли проблемы, которые, впрочем, удалось решить самым нетривиальным образом.

Как раз к этому периоду относится возникновение вопроса, который не дает покоя исследователям уже несколько десятилетий: правда ли, что Сталин не доверял Зорге из-за близости последнего к Бухарину во время работы в Коминтерне?

Прежде всего, надо отметить, что в 1929 году сам Бухарин, формально не столько вычищенный, сколько выдавленный (он сам просил себя уволить) из руководства Коминтерна, сохранил жизнь, работу вне высшего партийного аппарата (оставаясь при этом членом ЦК партии) и даже квартиру в Кремле, ключи от которой ему когда-то вручил Сталин. Это произошло потому, что применительно к Бухарину это вообще была не чистка, а выяснение отношений с вождем. К этому времени Сталин уже все решил и «просчитывал ходы» в продвижении наверх – на самый пик власти, где двоим места не было. Но до сталинских чисток в более привычном нам, как ни страшно это звучит, кровавом понимании оставалось еще восемь лет, и следует оценивать события в их реальном времени. В 1929 году близость «невычищенного» Зорге к «вычищенному» Бухарину не являлась порочащим первого фактором, что видно хотя бы по результатам коминтерновской чистки. Да, Ика Рихардович был уволен, но нигде нет ни малейших следов того, что его увольнение связано с «товарищеским осуждением» Бухарина. Как мы видели, Зорге за четыре года работы в ИККИ и ОМС сам создал себе образ крайне неудобного, резкого в суждениях, не слишком склонного к уважению партийной иерархии и способного на нарушение партийной дисциплины (если убежден, что именно так и надо поступать) человека. Что же касается Бухарина, то Зорге, хотя и имел с ним рабочие контакты с 1926 года, а в короткий период работы над новой программой Коминтерна летом 1928 года даже исполнял (видимо, неофициально) обязанности его секретаря, никак не мог быть «близок» одному из лидеров Советского государства. Они принадлежали к разным эшелонам партийной номенклатуры, к тому же Зорге почти постоянно отсутствовал в Москве, что отражено и в коминтерновских документах. Да и о самой этой «близости» мы знаем только со слов самого Зорге, и подтверждений им нет.

Более того, как верно заметил Владимир Чунихин, помимо несколько эфемерного «секретарства» у Бухарина, Ика Рихардович неоднократно и вполне официально работал секретарем Дмитрия Мануильского, а также пользовался покровительством Отто Куусинена, давшего ему рекомендацию в ИККИ и ОМС[122]122
  Чунихин В. М. Рихард Зорге: заметки на полях легенды // Интернет-журнал «Самиздат». – http://samlib.ru/c/chunihin_w_m/zorge_09.shtml. Дата обращения 06.02.2017.


[Закрыть]. Ни Мануильский, ни Куусинен не были репрессированы ни в 1929-м, ни в конце 1930-х годов, вообще никогда. Да, возможно, Зорге испытывал симпатию к взглядам Бухарина и к его, если так можно выразиться, партийному облику. Возможно даже, об этом многие знали и донесли эту информацию до Сталина. Но что мог знать Сталин в 1929 году о Зорге и насколько ему это могло быть интересно?

Надо понимать, что Сталин и Зорге, во-первых, вряд ли были знакомы лично; во-вторых, Сталин мог слышать о Зорге, как о работнике Коминтерна; в-третьих, весьма вероятно, что Сталин знал о работе Зорге над программой, основное авторство которой принадлежало Бухарину. Но точно так же он мог знать и о работе нашего героя у Мануильского, и о хороших отношениях Зорге с Куусиненом – одно не исключает другого. И еще раз: Зорге, в отличие от Бухарина, «вычищен» не был, то есть сохранил доверие партии, но вскоре был уволен из Коминтерна. Но… значит ли это, что он был уволен «по недоверию»? Совсем нет, и даже скорее наоборот. Зорге не был выкинут на улицу, не был отправлен в другую организацию, где к нему предъявлялись бы меньшие требования, туда, где он мог бы почувствовать, что ему доверяют не до конца, и это доверие партия требует восстановить, где не требовалась бы такая конспирация, как в Коминтерне и пр. Так ведь происходило в 1930-е годы с очень многими в прошлом ответственными работниками, которых передвигали из разведки в торговлю, из НКВД на почту и т. д. Но нет, в нашем случае все произошло строго наоборот: Ика Зорге ушел туда, где к каждому сотруднику предъявлялись самые высокие требования и одновременно оказывалось самое высокое – насколько это только возможно – доверие: в военную разведку.

В середине сложного, противоречивого, даже болезненного для Зорге 1929 года он обращался к Борису Афанасьевичу Васильеву с просьбой найти ему работу в качестве инструктора ИККИ, напомнив о желании Куусинена использовать его в восточном отделе. Отто Куусинен занимал тогда пост заведующего Восточным лендерсекретариатом, причем под Востоком понимался очень широкий географический спектр, в который входил и Китай, курировавшийся Дальневосточным сектором во главе с Павлом Мифом (Михаилом Александровичем Фортусом). Осип Пятницкий – один из трех покровителей и «старых друзей» Зорге в Коминтерне, то есть тех людей, что привели его в эту организацию, составил ему протекцию в «правильном» представлении Ики Рихардовича не менее важным людям из советской разведки. Во всяком случае, об этом заявил в 1937 году на допросе в НКВД сотрудник 2-го (восточного) отдела Разведупра РККА Карл Римм, хотя к любым показаниям, данным в подобных условиях, следует подходить с чрезвычайной осторожностью. Римм не сказал точно, когда это произошло, назвав только год: 1929-й. Но это отнюдь не было первым контактом Ики Рихардовича с представителями военной разведки. Достаточно вспомнить, что его первая жена Кристина была связана с этой организацией как минимум с 1926 года весьма прочными, оказавшимися даже сильнее семейных, узами. Летом 1929 года, возвращаясь из Лондона через Берлин, Рихард встретился с Кристиной. Там, в германской столице экс-супруга Зорге познакомила его с Константином Михайловичем Басовым (настоящее имя – Ян Абелтынь, или Аболтынь) – резидентом Четвертого управления в Берлине и, очевидно, шефом самой Кристины[123]123
  Алексеев М. «Ваш Рамзай»: Рихард Зорге и советская военная разведка в Китае… С. 128, 133–134.


[Закрыть]. Басов был введен в курс дел Зорге в Коминтерне и 9 сентября сообщил в Москву:

«Телеграфировал относительно предложения Зорге. Он действительно очень серьезно намерен перейти на работу к нам. С теперешним его хозяином у него очень неопределенное положение, и уже почти целый месяц, как [он] не получал никаких указаний относительно своего будущего. Сидит также без денег. Он достаточно известный работник… и нет надобности останавливаться на его характеристике. <…> Владеет нем., англ., фр., русск. языками (судя по всему, Зорге, как обычно, не стеснялся показать знания многих языков, даже если на самом деле чувствовал себя в общении на них не так уверенно. – А. К.). По образов. – доктор эконом. Если его положение решится в пользу нас, т. е. теперешний хозяин не будет держать его, то он лучше всего подойдет для Китая. Туда он может уехать, получив от некот. здешних издательств поручения по научной работе…»

Москва ответила уже 14 сентября, проявив к информации резидента явный интерес:

«1. Подтверждаем получение Вашего письма от 9.9.29 г. со всеми приложениями.

2. ЗОРГЕ по сообщению его хозяина (значит, Центр оперативно связался с руководством ИККИ и ОМС. – А. К.) должен приехать в ближайшее время сюда. По приезде пускай зайдет к нам, мы лично с ним переговорим».

16 сентября Басов сообщил в Центр:

«Зорге получил телеграмму, в которой разрешают ему поехать в Москву для переговоров. Причем обратно он должен вернуться за свой счет. Как видно, хотят уволить его. Он зайдет к Вам и поставит вопрос о переходе на работу к нам. Я наводил справки – чем вызвано такое поведение в Коминтерне по отношению к нему. Получил некоторые намеки, что он замешан в правую оппозицию. Но все-таки все знающие его товарищи отзываются о нем очень хорошо. Если Вы возьмете его, то самое целесообразное будет – послать в Китай».

Итак, в Центре – Четвертом управлении Штаба РККА – знали «по намекам» и, вероятно, из первых рук, что Зорге каким-то образом «замешан в правую оппозицию». Но характеристики его оказались столь хороши, да и сам он был настолько известной фигурой, что уже на начальном этапе было понятно, что для военной разведки он может оказаться весьма ценным кадром. И даже место назначения еще не уволенного из Коминтерна Зорге просматривалось вполне явно: Китай. 21 сентября Центр сообщил Басову, рекомендовавшему нового агента, о том, что дело пошло: «ЗОРГЕ у нас был. Ведем переговоры об его использовании на Востоке» [124]124
  Цит. по: Дело Рихарда Зорге: Неизвестные документы. С. 44–45.


[Закрыть].

Так что, когда в Коминтерне шла чистка и Ика Рихардович, оправдываясь, признал «временные колебания», но «решительно отмежевался» от немецких правых уклонистов, упомянув заодно о своей борьбе в Немецком клубе с троцкистами (все это тоже зафиксировано в протоколе от 19 октября), он уже знал, что для него лично с Коминтерном покончено. В «Тюремных записках» он вспоминал: «В конце лета 1929 года, когда я возвратился из Скандинавии и Англии, мои официальные отношения с Коминтерном были прерваны. И работал я в своем номере в гостинице и в других помещениях. За исключением служебных, мои контакты с другими товарищами из Коминтерна были прекращены, и я встречался только с двумя-тремя ответственными лицами, которые имели непосредственное отношение к моей работе. В связи с моей поездкой в Китай состоялись совещания с рядом членов Коминтерна и других коммунистических организаций. С самого начала план моей поездки разрабатывался в соответствии с курсом, в основе которого лежали отделение разведработы от других видов деятельности и соблюдение секретности. В результате же проведенных совещаний курс на такого рода разделение стал прослеживаться еще более отчетливо, чем прежде.

Среди лиц, принимавших участие в таких совещаниях, были не только представители Советской компартии и ее Центрального комитета, но и Красной Армии, а также группа сотрудников Четвертого управления – разведывательного органа Красной Армии. С этой группой отрабатывалась, главным образом, техническая сторона моей будущей разведдеятельности. На одном совещании присутствовали два сотрудника Народного комиссариата иностранных дел Советского Союза, с которыми обсуждались политические аспекты моей разведработы.

После этого два или три раза меня приглашали в так называемое Четвертое управление. Там шла речь о технической стороне моей работы в Китае, а затем и в Японии. В результате отделения от Коминтерна отчетливо определились изменения в характере предписанных мне обязанностей. Мне запрещалось вступать в какие-либо отношения с коммунистическими партиями в Китае и Японии: я не мог вступать с ними в контакт, разумеется, по своему собственному усмотрению и не имел права даже помогать им»[125]125
  Тюремные записки Рихарда Зорге. С.470.


[Закрыть].

Последний пункт – о запрете контактов с местными коммунистическими партиями всегда был актуален для действующих и бывших работников Коминтерна, которые по причине неуемной энергии и бурной активности нередко нарушали конспирацию. Басов, рекомендуя Центру Зорге, заметил, что «для Англии он [Зорге] немножко скомпрометирован», и возможно, речь шла именно о попытках влезть в дела английской компартии, и не исключено, что он привлек внимание британской полиции[126]126
  Алексеев М. «Ваш Рамзай»: Рихард Зорге и советская военная разведка в Китае… С. 135–136.


[Закрыть]. Это могло стать одной из причин для увольнения агента из ЗЕБ Коминтерна и того четкого определения возможности использования его в Китае, которое не может не удивлять.

Зорге предстал перед комиссией по чистке 19 октября, а уволен был, как уже говорилось выше, 31 октября. Увольнение состоялось в отсутствие «виновника торжества», который в это время снова находился в Берлине. Юлиус Мадер приводит свидетельство Маргарет Малдак, члена КПГ (!), в доме которой на Шлезишерштрассе, 6, в районе Трептов, останавливался в 1929 году человек с паспортом на имя Хуго Барата: «Рихард – мы знали его как Хуго – умел жить совершенно неприметно. Мы приготовили для него комнату с тахтой и книжным шкафом, как только узнали о его предстоящем приезде. Он привез с собой что-то наподобие раскладушки. Полиции было сложно вести наблюдение за нашим домом, и многие товарищи уже успели этим воспользоваться. Парадный вход был “прикрыт” справа булочной, а слева – пивной; во дворе, в трех расположенных параллельно друг к другу строениях, располагались ремесленные мастерские. Вокруг нашего дома постоянно сновали люди. Мы дали Рихарду ключи от входной двери и его комнаты, так что он мог уходить и приходить в любое время. Свое белье он стирал сам; впрочем, он обеспечивал себя сам и во всем остальном. Он часто пользовался моей пишущей машинкой, которую я в силу профессиональной необходимости держала дома. Когда появилась на свет наша дочь, он очень радовался вместе с нами и подарил мне гарнитур для детской коляски. В декабре 1929 года мы переехали в пригородный Биркенвердер, так как наша дочь страдала рахитом. Рихард простился с нами. Впоследствии он несколько раз присылал нам из Харбина открытки, подписанные “Хуго”. В 1933 году, после того как полиция в седьмой раз произвела обыск в нашем доме, я уничтожила все его записки, даже самые безобидные»[127]127
  Мадер Ю. Указ. соч. С. 58–59.


[Закрыть].

Это довольно странное воспоминание, которое скорее можно отнести к предыдущему посещению Зорге Берлина. Портит все точно указанная дата: декабрь, но, учитывая то, что вспоминать события тех лет фрау Малдак пришлось 30 лет спустя, можно полагать, что ее попросту подвела память, хотя в это трудно поверить, ведь она ориентировалась на дату рождения дочери. Дело в том, что точно известно: поздней осенью 1929 года Зорге жил в Берлине в районе Шарлоттенбург, Рейхсканцлерплац, 1, под собственным именем. Там, в германской столице, он обзаводился связями, легальными документами и проходил нелегальную подготовку.

Зорге добился включения себя в штат сельскохозяйственной газеты «Дойче гетрайде-цайтунг». Это издание, уделявшее много внимания событиям на зерновом рынке, нуждалось в собственном корреспонденте на Дальнем Востоке, откуда шли в Европу поставки сои и других сельскохозяйственных продуктов. Доктор Зорге предложил свои услуги, а главный редактор, доктор Альфред Штерн, не только взял его на службу, но и после нескольких личных бесед обратился через издателя газеты в МИД Германии за рекомендациями для убывающего в Китай журналиста. В письме на имя генерального консула Германии в Шанхае барона Рюдта фон Коленберг-Бедигхайма сообщалось, что доктор Зорге отправляется в Китай для изучения там сельского хозяйства и напишет серию статей для газеты, в связи с чем издатель и главный редактор «Дойче гетрайде-цайтунг» просили господина барона «оказать содействие господину Зорге в сборе информации и материала во время его пребывания в Шанхае»[128]128
  Алексеев М. «Ваш Рамзай»: Рихард Зорге и советская военная разведка в Китае… С. 168.


[Закрыть].

Там же, в Германии, Зорге встретился с Карлом Августом Виттфогелем – старым знакомым по Институту социальных исследований во Франкфурте-на-Майне (на знаменитых фотоснимках, сделанных во время «марксистской недели», этот человек тоже присутствует). Виттфогель в 1926 году издал книгу «Пробуждающийся Китай. Краткий обзор истории и современных проблем Китая», а в 1927 году – «Шанхай – Кантон». Он с удовольствием свел старого товарища с главой германского Института Китая профессором Рихардом Вильгельмом, а тот помог нашему герою подписать договор (исполненный на немецком и китайском языках и заверенный нотариально) с Германо-китайским обществом, в соответствии с которым доктор Зорге официально получал права и обязанности по исследованию Китая в интересах этого самого общества.

В Берлине Зорге застала новость о начале публикации романа «Дочь Земли», автором которого являлась американка Агнес Смедли, корреспондентка «Франкфуртер цайтунг» в Шанхае. Рихард раздобыл адрес журналистки, о которой в анонсе сообщалось следующее: «Автор в настоящее время работает на Дальнем Востоке в качестве нашего специального корреспондента; как предоставляемые ею материалы, так и этот автобиографический роман демонстрируют ее незаурядный писательский талант, умение сочетать решительность и твердость в описании фактов с поэтической утонченностью»[129]129
  Мадер Ю. Указ. соч. С. 59.


[Закрыть]. Такая характеристика должна была заинтересовать нашего героя, и в его будущем Агнес Смедли было суждено сыграть важную роль. Позже он отзывался о ней так: «Это совершенно чудесная женщина. Она будоражит коммунистическими идеями сыновей и дочерей франкфуртских капиталистов… С точки зрения математической логики, она нуль, но такой, который увеличивает стоящее перед ним число на десяток»[130]130
  Herr Sorge saß mit am Tisch: Porträt eines Spions // Der Spiegel. 1951. Nr. 24. 13. Juni. S. 34.


[Закрыть].

Но если встреча со Смедли ждала Зорге впереди, то уже в Берлине он познакомился со своими ближайшими коллегами: только что назначенным резидентом Четвертого управления в Шанхае «Алексом» – Александром Петровичем Улановским (он тоже был принят на службу в разведку только что – в октябре) и радистом Йозефом Вейнгартом (Вайнгардтом). При этом резидент с помощью Зорге получил документы фотокорреспондента двух германских агентств, жаждавших получить фотохронику из Китая. Одновременно Улановский легализовался в Берлине как коммерсант, собирающийся заняться в Шанхае торговлей оружием от имени одной немецкой и одной голландской компаний.

29 ноября подготовка к отправке была завершена, и берлинский резидент Басов сообщил в Центр, что 7 декабря группа покинет немецкую столицу с расчетом прибыть в Шанхай 10 января 1930 года. Юлиус Мадер писал, что Зорге за это время успел побывать еще и в Соединенных Штатах, где подрядился в редакциях двух газет присылать репортажи из Китая под псевдонимом «Алекс Джонсон»[131]131
  Мадер Ю. Указ. соч. С. 60.


[Закрыть]. Однако совершенно непонятно, когда Зорге мог успеть посетить Америку, учитывая, что в те времена для этого надо было дважды пересечь Атлантику на пароходе. Времени же у нашего героя не было. Непонятно даже, успел ли он попрощаться с женой. Не с Кристиной. С Екатериной.