Текст книги "ЧМОД 666"

9. Голос аспиранта

Забавно, что погибшему человеку уже совершенно все равно, кто его убил. Да и вообще – убил ли. И когда кого-то обманывают – при условии, конечно, что делают это аккуратно, – тоже никому нет никакого дела. А вот лязгать зубами о вилку в приличном обществе запрещено, и до этого есть дело всякому. Женщине не разрешается говорить прямо, что о ней думают, и недопустимо морщить нос от неприятного запаха, и без галстука в хороший ресторан не пускают. До этого тоже всем есть дело. Абсурдный мир.

Когда, согласно своей абсурдной договоренности, Алексей Викторович позвонил вечером декану, то на том конце провода долго никто не отвечал. Дождавшись включения автоответчика, Луньков положил трубку, выругался вполголоса, встал, вышел из-за стола и направился в кабинет декана. Но и здесь его ждал полный облом – дверь оказалась запертой. Несколько секунд он думал, куда бы Призорову позвонить – сначала на мобильный или сразу домой? Начал с сотового. «Абонент временно недоступен, перезвоните позже», – сообщила трубка известную всем пользователям сотовой связи фразу. Тогда Луньков набрал номер домашнего телефона декана, но и этот номер ничем, кроме автоответчика, порадовать не смог.

Мысленно послав автоответчику, да и самому своему начальнику тысячу чертей, заведующий кафедрой позвонил аспиранту Карпова. Трубку долго никто не брал, и Алексей Викторович хотел уже отключиться, как вдруг длинные гудки прервались, и недовольный голос Латникова наконец отозвался:

– Алло!

– Николай? Здравствуйте. Это Алексей Викторович. Вы уже знаете, какое у нас несчастье?

– Конечно, знаю, – рассудительным тоном ответил голос Латникова. – На Тверском бульваре найдено тело Антона Михалыча.

– Вы не смогли бы принять участие в траурных мероприятиях? Вы же его ученик…

– Я весьма сожалею, но сейчас болею, знаете ли, – вполне жизнерадостно вещал голос на том конце провода. – Я на больничном. Лежу пластом, температурю и ни на что более деятельное решительно неспособен.

– Это ваш окончательный ответ?

– Мне очень жаль, Алексей Викторович, что я сейчас не в состоянии вам помочь.

– Однако голос у вас вполне бодрый.

– Наглотался всякой дряни, вот и бодрый. Это временно. Я ходить могу только по квартире, да и то с некоторым трудом, уверяю вас. Голова раскалывается немилосердно.

– Тогда выздоравливайте. Кстати, хочу вас немного порадовать! Декан принял решение издать неопубликованные работы вашего учителя под своей редакцией. Под авторством Карпова, разумеется. Непосредственно ответственным за выпуск сборника назначат вас, а я буду курировать этот проект. Приказ еще не подписан, но решение принято.

В этот момент раздался и тут же прервался возглас Латникова, будто он сразу же закрыл трубку рукой.

– Вы что-то сказали? – удивленно проговорил Луньков.

– Все нормально, это я от радости, – отозвался голос аспиранта. – Антон Михайлович тоже обрадовался бы.

– Да, так оно вот… Но объем и параметры сборника ограниченны. Все в деньги упирается, как я понял. Призоров скоро должен сообщить нам основные детали.

– Ну… э-э-э… – Латников явно не знал, как закончить эту беседу.

– А пока выздоравливайте, у нас с вами много интересной работы впереди. Удачи.

Сказав эту банальную до пошлости фразу, Алексей Викторович положил телефонную трубку, сцепил кисти рук на затылке и c задумчивым видом откинулся на спинку кресла. Разговор с аспирантом чем-то ему не понравился. Странно. Что-то было не так, беспокоило нечто неуловимое, что-то неприятное, как впившийся в ладонь шипик от стебля розы.

10. Шаманка и Лилу

Тем временем телефонный собеседник Лунькова с третьей попытки аккуратно положил трубку, после чего устало расслабился на диване. Засохшие розы со срезанными шипами, что стояли в вазе на полке, чем-то сильно раздражали Латникова. Почему они до сих пор не на помойке? Он не знал, а самому выбрасывать не хотелось – каждое движение давалось с трудом. Ему приходилось напрягать все свои силы, чтобы сохранять самообладание и внешние признаки спокойствия. Тело еще плохо слушалось его, кисти рук выглядели слишком большими, а мускулы – слишком сильными. От всего этого походка становилась не очень убедительной. Да и вообще все казалось непривычным и странным, а кое-что смотрелось просто отвратительно и мерзко. Неожиданно ему сильно захотелось секса, но вставать и что-то еще предпринимать не было решительно никакой возможности. Из раздумий его вывел звонок мобильника. Контакт обозначился как Shamanka.

– Алло, – привычно произнес Латников.

– Привет! Это я! – звучал в трубке молодой звонкий девичий голос. Говорившая явно была уверена, что ее сразу же узнают. – Ты что, объявил телефонный бойкот после понедельника, а со мной решил больше не разговаривать? Иногда это очень кстати, что мой мобильник перестает ловить сигнал, и на него практически нереально дозвониться. А то звонят тут всякие…

– Еще неплохая практика – периодически забывать мобильник дома, – охотно поддержал разговор Латников. – Чувствуешь себя истинно свободным!

– Точно, свободным, – сразу же согласилась она. – Я его в сумочке часто забываю, а звонок не слышно. Сейчас еще отключать стала временами, и правда хорошо! А ты почему мне не позвонил?

«Интересно, кто эта девушка?» – подумал он. А вслух сказал:

– Извини, я плохо голоса по телефону различаю, а номер почему-то не определился, – на всякий случай соврал он. – Ты кто? Уточнить можно?

– Что, не узнал меня? Шаманка! Ты правда меня не узнал?

– А-а-а! Ну конечно же, Шаманка! Сейчас у меня бывает, знаешь ли. Зато ты богатой будешь!

– В смысле – богатой? Как твои дела?

– Примета есть такая, народная: если кто из хороших знакомых не узнал тебя, то богатым будешь!

Неведомая Шаманка засмеялась:

– Ха-ха… Говорят, что мой смех подобен смеху ведьмы, возможно, они все правы, однако зачем мне это говорить!

– Смех ведьмы? Вообще-то это комплимент в твой адрес. А я вот тут приболел немного.

– Хреново! – без особого сожаления в голосе сказала Шаманка. – Слушай, хочешь поржать?

– А что?

– Звонит мне один знакомый человек лет тридцати. Ты его не знаешь. Говорит: «Слушай, как удалить себя из Мира?» «Ну, – говорю я, – застрелись!» Было полминуты тупняка, потом до него наконец дошло: «Нет, ты не поняла, удалить из мира мейла?» «А, ну там все просто…» – и я сказала, как. Прикол, да?

В тот момент Латников так и не понял, когда здесь надо смеяться, что за «мир мейла» и где тут «прикол».

– А как у тебя? – спросил он, чтобы сменить тему. – На работе не устаешь?

– На какой еще работе? – удивилась она. – Ты чего?

«Вот черт, значит, не угадал, – чертыхнулся про себя Латников. – Значит, надо как-то иначе выкручиваться».

– Болею я… грипп. Заплетык языкается. Я хотел сказать: на учебе.

– Сессию сегодня закрыла. Сдала без троек, так что теперь отдыхаю до февраля. Целыми сутками свободна. Это ты после понедельника заболел? Ну мы тогда отожгли с Лариской! Макс еще не со всеми подругами нас познакомил. Ты когда поправишься? Может, заедешь?

– А куда? – спросил Латников, а сам отметил про себя, что есть еще некие Макс и Лариска.

– Ну как это «куда»? Ко мне, естественно!

– Нет, лучше уж ты ко мне. Я сейчас стараюсь из дома не выходить. А чего это ты такая сердитая? Из-за меня?

– Нет, при чем тут ты? Я в Инете сейчас, на дневниках, на «Дарк Дайри», прикинь! Сидят тут какие-то неадекваты… У меня такое впечатление, что прямо в монитор грязь летит… Догадался, о чем я?

– Кажется, я догадался! Всякие озабоченные личности лезут? Прыщавые подростки и похотливые старички? Правильно говорят, что единственное место, где любовь встречается чаще, чем секс, – это словарь.

– Да не… тут не та тема… тут такая грязь начинает кишеть, хоть ваще не заходи на тот сайт.

– Ну, это ты зря так. Если покопаться в любом дерьме, то иногда выискиваются довольно интересные размышления и вполне забавные записи! Жемчужины народной мудрости! Если очень захотеть, то в записях даже самых глупых людей можно найти гениальные мысли, о которых авторы не всегда догадываются.

– Не смеши меня. Вот я скоро тоже выложу очередную гневную запись… наступлю говнодавом на мораль половины там сидящих. Вот ток с мыслями своими соберусь сначала… Слушай, а ты вообще-то сейчас пьешь что-нибудь?

– Скоро начну. Как оказалось, в холодильнике еще сохранилась бутылка нормальной водки.

– Да не, я имею в виду – от температуры, дурачок!

– Нет, ничего не принимаю. Может, приедешь? Поухаживаешь за мной?

– Ты че? У тебя с головой-то все в порядке? Какой-то ты странный сегодня.

«Сама ты странная, – подумал Латников, отключая связь. – Представляться надо по имени, фамилии, отчеству и году рождения, вот тогда все будет обязательно в порядке!»

После разговора с девушкой Латников долго соображал, кто же это мог быть. Полез в записную книжку, но так и не выяснил ничего вразумительного, русских букв не оказалось вообще. Открыл ее на S. Кроме записи: Shamanka +79166583782, [email protected], icq: 859136987 – там были какие-то странные имена: Salomeya, Seilah, Selena-ML, SolitaryGirl, Spectra, Stella-Inferna… Обидно… Наобум перешел к букве L. Такая же история: Lamia, LiLu, Ledi_Shadow, Lesta, Lory, LuSt… Очередного случая он ждать не стал – сам позвонил по одному популярному, судя по количеству вызовов, номеру. Контакт обозначался как LiLu.

– Да, – ответил молодой, но слегка хрипловатый и какой-то депрессивный голос.

– Лилу? Привет, это я!

– Привет. Вижу, что ты, – мрачно ответила трубка.

– Заболел я, валяюсь с температурой. Голова – как пустая бочка.

– У-у-у… жесть, – немного оживилась незнакомая Лилу. – А я дома делами занимаюсь. Поправляйся давай, ты мне здоровый нужен.

– Знаешь, мне сегодня Шаманка позвонила. Сказала, что мы с ее подругой в понедельник познакомились.

– С Ликой? – переспросила Лилу. «Ага, значит, существует еще и какая-то Лика», – подумал Латников. – Во вторник только, а не в понедельник. И что?

– А разве это было не в понедельник? – он все-таки пытался внести ясность. – А разве это не Лариска?

– В понедельник? Лариска?

– Я про ту, у которой шикарные ножки, – рискнул Латников.

– Ну да, шикарные, не смеши меня! – сердито возразила невидимая собеседница. – Просто длинные! Мы во вторник с ней встретились в клубе.

– Разве это было не в понедельник? – повторил он.

– А какая такая Шаманка тебе звонила? – опять переспросила неведомая Лилу. – С «Дарк Дайри» или с «Зэ-Бэ-Гэ»? Та, что с голубыми контактами на глазах?

– Вроде так… – буркнул Латников, понадеявшись на удачу. Что еще за «Зэ-Бэ-Гэ»?

– А, ну точно! Мы с другими Шаманками еще не знакомились. Или уже познакомились?

– Но это было в воскресенье, кажется… – ушел от ответа Латников. – Или все-таки в понедельник?.. Плохо соображаю что-то. Может, приедешь ко мне? Посидишь с больным другом!

– Не, ты точно серьезно заболел! Не узнаю тебя… Лечись давай!

Девушка отключилась. Опять облом.

Зато после этого разговора Латников решил быть внимательнее и начал вести базу данных с досье на каждого знакомого, куда вносил все, что слышал или узнавал об этом человеке. Любую информацию. Потом это ему сильно помогло, и эти знакомые даже изумлялись его «феноменальной памяти» на всякие мелочи и подробности их жизни.

В дверь позвонили.

Николай встал, прошел в прихожую и посмотрел в глазок. Молча открыл.

– Вы меня не пригласите? – спросила красивая брюнетка, стоявшая за дверью.

– Отчего же нет? Входите.

– Я вас не приветствую, – сказала она. – Мне нужна рукопись. Когда?

– Ее нет, – растерянно произнес обитатель квартиры.

– Что?!

– Рукописи нет. Я все обыскал. Рабочая копия пропала, электронной копии тоже нет: компьютер не включается – похоже, у него уничтожен жесткий диск.

– Так. А оригинал? Его же отдали на хранение нотариусу вместе с завещанием!

– Да, – ответил Латников, – но там я тоже ничего не нашел. Я подкупил помощницу нотариуса… А когда вернулся… то есть пришел домой… в квартиру Карпова, проверил все и обнаружил, что там отсутствовали все интересующие нас документы, а компьютер испорчен. Может, она на кафедре, но это вряд ли…

– Вы не врете… Вот дьявол…

11. Звонок из Москвы

«Вот дьявол, – думал я, – почему мне всегда нравится Париж, даже в самых неприятных его проявлениях?» Ведь город-то далеко не самый удобный для жизни в нем. Особенно тамошнее метро. Поезда на резиновых шинах, чтобы изнеженным парижанам не дай бог не растрясало задницу. Это хорошо. Станции, натыканные часто-часто, буквально через каждые четыреста метров, – тоже неплохо. Но сами линии проведены как-то странно, так, что мне ни разу еще не удавалось доехать куда-то без пересадки. И это уже не очень здорово. Совершенно нелогичные указатели в переходах. Зато знакомые из нереального прошлого названия станций: «Сталинград», «Севастополь»…

А вообще Париж – город неповторимый. Впрочем, я тут совсем не оригинален. Даже через пару дней пребывания здесь любой человек сам собой вписывается в ритм и атмосферу этого мегаполиса. А возвращаясь в Париж через несколько месяцев или даже лет отсутствия, такой человек ловит себя на мысли, что город нисколько не изменился, что он все такой же влекущий, распутный и праздничный, как и в его первый приезд. Помимо непреложной многовековой пышности и исторического наследия культуры, искусства и гастрономии здесь каждый находит все, о чем когда-то только мечтал. Он с интересом изучает старейшее в Европе метро или с опаской наблюдает разноязыких, постоянно куда-то бегущих или беззаботных прохожих на бульваре Сен-Жермен. А магазины! Меня всегда радовали парижские булочные – этот праздник души, именины сердца. Заходишь, смотришь на витрину с тортами, пирожными, багетами, булочками, батонами – и тонешь в своей собственной слюне. Ну не может человек все это съесть, просто не в состоянии, но и оставить все это на витрине и не купить этот абстрактный человек тоже не может! А потом возникают несварение желудка, плохие сны и тяжелые мысли.

Я сидел в небольшом кафе на бульваре Сен-Жермен и, несмотря на тяжелые мысли, временами рассеянно разглядывал улицу за окном. Скоро всему этому придет конец. По мнению мэрии, улицы на левом берегу Сены утрачивают дух времени, наводнены безликими бистро и невзрачными кафе. Поэтому власти Парижа начали настоящую и непримиримую войну на левом берегу. Года через три в пятом и шестом округах останутся только ресторанчики, связанные исключительно с писателями, искусством и высокоинтеллектуальным кино. В начале и середине прошлого века пятый и шестой округа считались средоточием богемы: здесь собирались художники и литераторы – от Пикассо и Матисса до Хемингуэя и Камю. Благодаря им в историю вошли и до сих пор действуют такие известные заведения, как Les Deux Magots и Cafе́ de Flore. Вот мэрия и решила возродить былую популярность богемных кварталов, дабы привлечь обеспеченных туристов и, естественно, увеличить свои доходы. Интересно только, будет ли это удобно для простых обывателей и натурализованных иностранцев типа меня?

Маленький ноутбук, постоянный спутник современного обывателя, стоял рядом на столике. Я только что прекратил править очередную главу. Мне нравилось здесь бывать, поэтому я всегда завтракал тут. Мирно и тихо, случайных людей почти нет, только постоянные клиенты. Я отодвинул компьютер, взял меню. Здешнее питание вполне устраивало, но я неизменно просматривал список предлагаемых блюд, хоть и выучил его практически наизусть.

– Что такой серьезный сегодня? – спросила моя подруга, после того как я оторвался от увлекательного чтения. Она только что подошла и не знала еще моего настроения. – Снова мрачные мысли или погода так действует?

Я механически посмотрел в окно. Снова дождь. Обычный зимний парижский дождь. Мы некоторое время молчали и задумчиво разглядывали мокрую улицу.

– Не знаю, Лен. Вот вышла рецензия на мою книгу… Je prendrai un sandwich jambon et fromage, une omelette et un verre du jus d’orange. Pour deux, – сказал я подошедшему официанту. Это был новый темнокожий парень, еще не знавший моих привычек. – Jus sans glacons.

– Рецензия плохая? – спросила Лена, после того как заказ приняли.

– Плохая? Не то слово, – я открыл страницу сайта литературной критики. – Вот послушай, что они тут накарябали: «…это затасканный шаблон, говорящий о том, что его автор однобоко мыслит, что у него не хватает фантазии, чтобы создать что-нибудь новое. Его стиль убог и тривиален, а манера изложения…» – ну и далее в том же духе.

– Викто́р, не воспринимай критику слишком серьезно, ага? Ты же знаешь этих журналистов! А как твоя новая книга? Движется?

В ту пору я дописывал книгу о постмодернизме, пытаясь объяснить, что у каждого свой постмодернизм и все видят в нем разное. Но мне еще не хватало финала.

– Я ее почти дописал. Осталось доделать заключение, а потом начнется самое противное.

– Почему противное?

– Правка, вычитка, редактура, переговоры с издателем. Потом оформление, еще всякие скучные дела. А чуть позже в дело вступят критики.

– Да брось ты! Это же так интересно. По-моему, ты просто ломаешься и капризничаешь.

Тут принесли завтрак. Несколько минут мы молча ели. Я почти расправился с омлетом, как вдруг мне позвонил кто-то неизвестный.

– Oui? – автоматически спросил я в трубку, пригубив чашечку кофе.

Несколько минут я слушал своего далекого собеседника, задавая односложные вопросы.

– Неприятности, да? – осведомилась Елена, когда я положил телефон на столик.

– Да. У меня умер отец, и мне придется срочно лететь в Москву.

– Ой… я тебе сочувствую…

– Давай помолчим, ладно? Прошу тебя… Ты не знала моего отца.

В полном молчании я доел свой завтрак. В животе неприятно забурчало.

– Garcon, l’addition s’il vous plait, – позвал я официанта. Как постоянный клиент чаевых я не платил. Только сейчас я заметил, что в кафе нет ни единого посетителя, кроме меня самого. Даже моя подруга куда-то исчезла. Повинуясь давней привычке, я тупо посмотрел в окно. Вся видимая часть улицы опустела. И это утром!

Бред какой…

Как в бреду, очень плохо соображая, что делаю, я расплатился за завтрак и заказал билет на ближайший доступный рейс до Москвы pour une personne. За срочность пришлось добавить. Хорошо хоть тут бесплатный вай-фай и свободный вход в Интернет… Вот ведь какая беда! Все шло нормально, старик ничем не болел, был крепок и свеж для своего возраста, новую книгу собирался издавать. И вот… А теперь все мои планы летели к черту! Там еще наследство, как я понимаю… возня всякая, похороны, кладбище. Это надолго. Интересно, как теперь это делается в России? Кому платить и как много? Я ж ничего не знаю про Москву, все изменилось, а что знал – от того давно уже отвык.

В Москву… черт… как это все не вовремя! Куча срочных дел, целая вереница людей, которые ни за что не будут меня ждать… И тут я поймал себя на мысли, что переживаю не только (и не столько!) о смерти отца, сколько о несвоевременности его кончины, разрушающей мои планы. Сколько времени я уже не приезжал в Москву надолго? Лет двадцать? Кошмар… Я, конечно, прилетал сравнительно часто, для чего имел всегда открытую визу. На пару – максимум на пять дней. На большее меня просто не хватало. И каждый раз замечал, что уже чего-то не знаю, в чем-то не ориентируюсь и что-то не умею делать. Каждый раз приходилось кого-нибудь просить быть моим гидом и ангелом-хранителем.

На полном автопилоте я вернулся домой. Квартира оказалась пуста – подруга так и не появилась. Где ее носит, интересно, когда она мне так нужна? Ее телефон тоже не отвечал. А мне нужно было еще собраться и купить теплую одежду для России. Недолго думая, я зашел на некий сайт со спортивными товарами и заказал там пухлую горнолыжную куртку, пару теплых ботинок и лыжные перчатки. Тут тоже пришлось доплатить за срочность заказа и экстренность доставки.

Когда я лихорадочно собирал необходимое мне личное барахло, в дверь позвонили. Думая, что уже привезли заказ и пришел курьер из интернет-магазина, я крикнул: “Оuvert!”.

Звонок повторился. Тогда я подошел к двери и открыл ее сам. Но там оказался вовсе не курьер. В дверях стояла молодая и очень привлекательная светловолосая особа с пустыми руками. Девушка мне сразу понравилась: длинные волосы, большие зеленые глаза, светлая кожа. Она напоминала не то какую-то актрису в роли тренера детской спортивной команды, не то чемпионку Уимблдона по теннису. Крепкая фигурка, точные движения, уверенный взгляд. Блондинка была в белом свитере с высоким горлом, голубых джинсах в обтяжку и черных сапогах со шнуровкой.

– Excusez-moi… – буркнул я. Ничего другого мне не пришло в голову.

– Bonjour! J’ai un petit probleme… Вы едете в Москву? – спросила она, вдруг перейдя на русский язык.

– Да. А вы кто? Вы из России?

– Только что из Москвы. Надо поговорить, долго не задержу. Вы позволите мне войти? – невесело усмехнулась она.

– Да, конечно, входите. Но я сейчас уезжаю, поэтому не смогу вам уделить должного внимания и достаточно времени…

– Достаточно для чего? Времени нам хватит. Я в курсе ваших дел, поэтому тянуть не будем. Ваш отец написал завещание, где все свое имущество, права на издания и интеллектуальную собственность отписал своему ученику. Вы там не упомянуты ни в каком качестве.

– Следовало ожидать, – пробормотал я под нос, а уже погромче спросил: – А вы откуда знаете про завещание?

– Но завещание можно оспорить, – продолжала она, пропустив мой вопрос, – если доказать причастность этого ученика к смерти вашего отца.

– А это действительно так? Я про ученика.

– Да, так. Я скажу больше. Этот ученик, а его фамилия Латников, попытается присвоить неопубликованные труды Антона Михайловича и выдать их за свои. Более того, он начнет портить их и переделывать согласно своему видению и пониманию. Этого нельзя допустить.

– Нежелательно. А вы? Как вы заинтересованы в этом деле? И откуда у вас такие подробности?

– Я – ученица Антона Михайловича, – сказала она, подойдя ко мне почти вплотную, – и очень многим ему обязана, поэтому должна выполнить его волю, хоть и не высказанную. Он сам бы этого желал, а последнее время он был со мной во многом откровенен.

– Несмотря на завещание? – спросил я девушку.

Удивительно, но от нее ничем не пахло, никаким парфюмом, даже вблизи. Более того, находясь практически впритык, я почему-то не испытывал к ней никаких сексуальных чувств. От волнения, что ли? Или свалившаяся на меня новость выбила из колеи?

– Да. Я уверена, что это завещание написано не просто так, – продолжала она убежденным тоном. – Кстати, Антон Михайлович составил его только за пару дней до того, как на Тверском бульваре в Москве нашли его тело. Весьма подозрительно, не находите?

– Отец умер на улице? – мой голос все-таки дрогнул.

– Представьте себе! На улице! Зимой! Как бездомный! Вот московская газета, читайте! – и она протянула мне номер «Московского Боголюбца».

Я быстро прочитал газетную заметку в разделе происшествий, где моего отца именовали известным ученым с мировым именем. Невольно отметил про себя, что испытываю нечто типа гордости за своего старика. Покойного уже… вот черт…

– Так чего же вы хотите? – немного резко спросил я.

– Я хочу, чтобы рукопись последней книги вашего отца не попала в руки Латникова. Если ничего не делать, то в конце концов он все-таки найдет ее и завладеет ею, поэтому времени на это у нас с вами почти не осталось.

– У нас? – удивился я. – Почему «у нас»?

– Да, – настойчиво подтвердила она, – именно у нас. Я как ученица вашего отца очень заинтересована в этом. Если удастся доказать, что завещание на имя ученика незаконно, то вы становитесь наследником по факту.

С этими словами она протянула мне какой-то небольшой предмет на цепочке:

– Вот, возьмите, имейте всегда при себе и носите под одеждой, он теперь ваш. Это важно! А когда будете в Москве, я с вами свяжусь. Извините, но мне пора. До свидания.

И девушка стремительно покинула мою квартиру.

Странная девушка. И ведет себя как-то необычно. Интересно, последнее время что, моего старика тянуло на молоденьких? Я вдруг понял, что практически ничего не знаю об отце. Как он жил? Что делал? С кем встречался? Я, конечно, внимательно следил за его научной деятельностью. Более того, у меня были все его труды и даже переводы его книг на другие языки. Но я понятия не имел о личной жизни отца. На то были свои причины.

Как только дверь за девушкой закрылась, я посмотрел на предмет, что она оставила мне. Это оказался кулон. На цепочке из серого металла болтался небольшой темный камешек или стекляшка в форме косточки персика, в которой сверкал красный огонек. Решив, что это просто такая игра света, я подошел ближе к окну. Странно, но огонек не стал ярче. Тогда я снял с вешалки куртку, накрылся ею с головой и снова посмотрел на эту висюльку. Огонек никуда не делся, более того, мне показалось, что он стал даже ярче. Тогда я пошел на кухню, взял там вделанный в часы японский радиометр, с которым не расставался при своих поездках в Россию, и померил ионизацию. Норма. Камень (а я из-за отсутствия других аналогий решил все-таки называть этот предмет камнем) не был радиоактивным. Ладно хоть, не излучает, а там – разберемся, что к чему.

Разбираться было вообще-то некогда, потому что в эту минуту в дверь снова позвонили. Вот тут действительно привезли мой заказ. Расплатившись с курьером, я упаковал свой багаж, вызвал такси, принял душ, оделся и поехал в аэропорт Шарля де Голля.

Время поджимало, аэропорт подавлял своими размерами, неизменной суетой и какой-то особой бессмысленной деловитостью. Как всегда, здесь было много народа: люди ждали своих самолетов. Кто-то размещался в удобных креслах, кто-то проводил время за стойками многочисленных баров, кто-то бродил с завидным безразличием по магазинчикам, расположенным по периметру всего аэровокзала. Главная же толпа хаотично носилась туда-сюда, сминая на своем пути все и вся. До самого самолета у меня не оказалось ни одной свободной минутки.

Только откинувшись на спинку кресла в салоне аэробуса, я смог наконец спокойно и не торопясь обо всем подумать. Итак, отца больше нет… Я не очень хорошо ладил с ним. После моего отъезда мы редко виделись и мало общались. Во время моих блиц-визитов в Москву я почти всегда старался заскакивать к старику, мы ужинали, пару раз даже ходили к каким-то людям. Вроде бы там были его коллеги… или просто друзья. Несколько раз он отказывался встречаться, сославшись на отсутствие в городе. Но он врал: я потом определил, что его мобильник, по которому старик со мной разговаривал, находился в Москве. Когда он приезжал во Францию по своим собственным делам, то несколько раз заезжал ко мне ненадолго, но никогда не останавливался, предпочитая жить в отеле или у своих друзей. Кстати, надо бы их оповестить, этих друзей… Но как? Кто они? Где живут? Где работают? Полное неведение. Я так и не удосужился узнать что-либо о знакомствах отца, мне это даже не приходило в голову.

Почему наши отношения с отцом были плохими? Да, именно плохими, нечего заниматься самообманом. Я всегда считал, что старик во всем виноват сам. После смерти мамы он как-то замкнулся в себе и, по-моему, поставил жирный крест на своей личной жизни. Сколько ему тогда было? Лет сорок? Как мне сейчас. А мне тогда? Лет десять? Мне нужен был отец, а он стал меня избегать, практически игнорировал, почти никуда со мной не ходил, ни о чем не разговаривал, кроме тех редких случаев, когда от разговора невозможно было уклониться. Почему? Я не знал. Мы не ругались и не ссорились, а просто перестали общаться.

Отец ни в чем, никогда и ничем меня не поддерживал. Я всего добивался самостоятельно, без всякой протекции и помощи с его стороны. Все воспитание взяла на себя моя бабушка. Она помогала с французским, с историей, с русской литературой. Она же привила мне любовь к гуманитарным предметам. После ее смерти я с полгода прожил один, а потом, воспользовавшись удачным моментом, уехал учиться во Францию – помогло приличное знание французского языка. После окончания университета благополучно продолжил образование и сейчас имел вполне приличную должность в парижском Музее современного искусства.

В России меня ничто более не удерживало, и назад я уже не вернулся: слишком неприятные воспоминания оставались там.