Текст книги "Дразнилки"

Ночь стояла вязкая, тяжелая, без звезд и луны. Время летело стремительно. Выхин обратил внимание на часы, когда стрелки показывали половину десятого. Он изрядно вспотел и устал, но был доволен. Элка тоже вспотела, стащила шапку и стояла перед Выхиным – маленькая, щуплая, в нелепой курточке, с раскрасневшимися щеками и горящим взглядом.

– Хочу еще!

– Поздно, домой пора. Нам еще до санатория добираться.

– Мама в курсе, что я с Андреем. А когда я с ним, можно хоть до утра домой не приходить, родители спокойные.

– А если он придет раньше тебя?

– Никогда такого не было. Шляется с друзьями всю ночь.

Элка показала язык, подхватила «ватрушку» и пошла к ближайшей горке.

Выхина тоже никто не должен был хватиться. Мама была чрезмерно занята личной жизнью. С отчимом он еще не наладил достаточно прочную связь, чтобы вообще думать о нем. А больше некому.

Они покатались еще минут двадцать, а потом горки стали закрываться. Туристов сгоняли к маршруткам. В общей толчее Элка и Выхин снова незаметно забрались на заднее сиденье. Пока ехали обратно, Выхин даже успел вздремнуть. Элка зачем-то гладила его волосы.

– Ты такой большой, – шептала она. – Просто великан. Как из сказки. Никогда не думала, что такие бывают.

– Именно поэтому я тебе и понравился?

– Дурачок ты. Просто нравишься, и все. Как тебя в первый раз увидела, сразу решила, что с тобой надо поближе познакомиться.

– А ты не мелкая еще вот так запросто гулять с парнем до ночи?

– Дурак, – повторила Элка без злости. – Ты старше меня на три месяца, между прочим.

– И то верно.

На улице пошел густой сухой снег. Ветер кружил его без ярости, словно наслаждался размеренными танцевальными па. Это была хорошая погода для романтики. Выхин оценил.

Они вышли из маршрутки чуть ли не последними, переоделись в гардеробе и еще немного прогулялись по опустевшим заснеженным тропинкам санатория. Вокруг постепенно становилось тихо. Люди разбредались по номерам и ресторанным зонам. Свет фонарей наполнял воздух синевой. Выхин ничего не хотел говорить. Ему нравилось идти рядом с Элкой и просто разглядывать ее. Снежинки смешно путались в волосах. Элка, видимо, тоже наслаждалась молчанием. Потом она сказала:

– Пора домой, – и повела Выхина к елкам, что росли вдоль забора.

Возвращались тем же путем, что и пришли. Дорога назад казалась короче, миновали небольшой микрорайон, гаражи, прошли возле знакомого магазина и дальше – мимо детской площадки, к неказистой пятиэтажке. Еще издалека Выхин услышал рокот голосов, неровный смех – то затихающий, то взрывающийся, будто петарда. Он первым увидел подростков, оккупировавших лавочку метрах в трех от подъезда его нового дома. Сразу опознал коренастого лысого, одетого сейчас в линялую джинсовку и «адидасовские» штаны. Рядом с ним примостились нерусские парень и девочка, тоже знакомые по санаторию. А напротив лавочки стоял, засунув руки в карманы пальто, с сигареткой в уголке губ, Андрей Капустин. Он лениво катал носком ботинка пивную банку. Из небольшого кассетного магнитофона, похрипывая, доносилась модная песня про ветер с моря.

Меньше всего Выхину сейчас хотелось вступать в диалог с компанией местных, портить волшебный вечер. Но пройти к подъезду он мог только мимо них – ну, или трусливо обогнуть дом с обратной стороны, что было, конечно же, совершенно неприемлемо. Вдобавок Элка восторженно крякнула:

– О, Андрей! Как классно-то! Пойдем, познакомлю с остальными.

– Думаешь, надо?

– Еще как надо. Там все нормальные, не переживай. Просто нужно пообщаться как следует.

Их уже заметили. Капустин ухмыльнулся и, выудив руки из карманов, расставил их в стороны, словно ждал объятий. Было в его движении что-то угрожающее, а в ухмылке – злобное. Говорил же не приближаться к сестре… Элка, ничего этого не замечая, бросилась к брату.

– Домой не заходил? Сколько уже здесь? Купались? А мы на «ватрушки» съездили и не спалились! – тараторила она, обнимая Капустина за талию.

Выхин остановился в метре от лавочки. Песня сменилась на новую, незнакомую. Мужской голос тоскливо затянул про ветер, который сорвал с его головы колпак.

«Вышло все не так», – прозвучало внутри головы.

Мир вдруг преобразился. Лица подростков перед Выхиным обесцветились, искривились темно-синими линиями, будто были нарисованы шариковой ручкой. Выхин увидел, что у лысого паренька голова покрыта трещинами и вмятинами, будто по ней долго били чем-то твердым. Рот почему-то был набит пирожками, кровоточил черно-синими размазанными штрихами, сквозь порванные губы торчали зубы.

Нерусский парень оказался со сбитым влево, приплюснутым носом и без ушей. Из глаз текли струйки черной же крови, собирающиеся над верхней губой.

Сидящая рядом с ним девочка лет двенадцати закрыла лицо фатой – сквозь нее проглядывались провалы глаз, размытые пятна вместо рта и носа, будто кляксы.

А у Капустина на голове была шляпа из гвоздей. Огромные такие, определенно очень острые гвозди. Один гвоздь пробил череп и вышел острым концом из левой скулы. Второй гвоздь торчал из глазницы.

Элка повернулась к Выхину. У нее из разорванных окровавленных ноздрей торчала горсть спичек.

– Подходи же, ну! – сказала Элка, и видение рассеялось.

В голове гулко забилось сердце.

– Испугался? – ухмыльнулся лысый. – Не дрейфь, пацан. Мы больно бить не будем.

Компания гулко и громко заржала. Выхин сглотнул вязкую сухую слюну, пытаясь унять возникшую дрожь. Ему вдруг стало холодно. В уголках глаз все еще плавали волнистые линии, оставленные шариковой ручкой.

– Я и не боюсь. Просто домой надо, поздно уже. Родители будут искать.

– Если что, мы отмажем, – лысый продолжал ухмыляться. – Ты же новенький, мне рассказывали. Этот, приезжий. Давай знакомиться, житель дальнего Севера. Я Сашка. Вон в том доме живу.

– Лысая башка, дай пирожка, – хихикнула нерусская девочка и быстро добавила: – Я Маро. Мы с Андреем поженимся, когда мне будет восемнадцать. Но мне пока еще одиннадцать, поэтому пока просто невеста. Он сильный, меня оберегает. Почти как старший брат, но сильнее.

– А ты как, жиртрест, сильный или только притворяешься? – неожиданно прервал ее детский щебет Капустин. – Страх потерял, это я вижу. Но вот силенок хватит нормально за базар ответить?

Сашка и Маро переглянулись. Нерусский парень – видимо, брат Маро – невозмутимо нажал на кнопку паузы на магнитофоне. На улице сразу стало тихо.

Выхин обреченно мазнул взглядом по окнам пятиэтажки. Свет почти нигде не горел. Никто не высунется и не разгонит шумную компанию. К ним здесь уже давно все привыкли.

– Ты чего? – шепнула Элка, сжимая Капустину руку. – С ума сошел, что ли?

– Чо, морду бить неместному будем или как? – спросил нерусский и начал неторопливо расстегивать пуговицы куртки.

– Он нормальных слов не понимает. Придется научить, – ответил Капустин и добавил снисходительно, чуть склонив голову набок: – Я же предупреждал, пухляш, вали из санатория, а? Ты кто вообще такой, чтобы не слушаться?

– Ты о чем вообще? – растерялась Элка, теребя Капустина за рукав пальто. – Я тебе сколько раз говорила, чтобы не лез к моим знакомым? Зачем ты это делаешь?

– А затем, что ты еще мелкая и сопливая. Кто тебя оберегать будет от таких вот чушек? Батя? На фиг ты ему не сдалась. Сама знаешь.

Нерусский спрыгнул с лавочки, одновременно сбрасывая куртку. Он был накачанный, как в фильмах, играл мускулами, заломив густую бровь. Драться нерусскому явно нравилось.

– Так что, Дюха, вломить господину по первое число?

Лысый тоже поднялся. Трое на одного. Девочка по имени Маро вцепилась пальцами в оледенелый край лавочки, смотрела с интересом. Видимо, не в первый раз наблюдала.

– До первой крови, пацаны. Сосед все же. Научим манерам, чтобы в следующий раз слушался.

Говорил Капустин равнодушно, незлобно. Даже улыбался, черт, обаятельно, а на щеках проступили ямочки. Элка продолжала несильно и неуверенно дергать его за рукав.

– Ну, ребят, ну не надо. Зачем вы это…

Ее никто не слушал.

Выхин отвлеченно подумал, что надо было обогнуть пятиэтажку слева, наплевав на эти пацанские кодексы храбрости. А затем подумал, что подвернулся хороший шанс исправить упущение в санатории. Он сжал кулаки, шагнул вперед и что было силы ударил Капустина по лицу. Раз – и сразу второй, под челюсть. Как смотрел в фильме.

Сигарета, рассыпавшись искрами, вылетела из приоткрытого рта. Капустин дернул головой, взмахнул руками и начал заваливаться назад. Брызнула кровь, оставшись на костяшках пальцев Выхина. Капустин упал тяжело, без сознания, в сугроб у лавочки.

– Ты что, дурак?! – к Выхину бросился нерусский, низко склонив голову, выставив перед собой руки.

Выхин увернулся. Драться не хотелось, тем более сразу с несколькими соперниками. Вряд ли повезет во второй раз вот так вырубить человека.

Лысый тоже прыгнул наперерез, но Выхин, нелепо поскользнувшись, перепрыгнул через невысокий сугроб, ломая оледенелые ветки какого-то кустарника. Выскочил на покрытую инеем тропинку. Сердце стучало в висках.

– Убейте его! – звонко крикнула Маро, вскакивая на лавочку с ногами. – Он Дюхе зуб вышиб! Сколько крови, блин! Насмерть мудака!

Выхин заметил, что среди этого бардака стоит растерянная Элка. Она как будто не поняла, что Капустин лежит без сознания.

Лысый и нерусский ломанулись через сугроб. Выхин решил не дожидаться больше счастливого случая – развернулся и побежал к подъезду своего дома. На ходу выудил ключи, рванул дверь на себя, взбежал на пятый этаж, перепрыгивая через ступеньки, задыхаясь и хрипя. Где-то далеко внизу гулко топали сапоги, кто-то ругался.

Только провернув ключ в замке входной двери и оказавшись в коридоре, Выхин понял, что спасся.

В квартире уже спали. Крохотный ночник горел на кухне, едва освещая узкий коридор и размазывая густые тени по стенам. Выхин приник к дверному глазку и пару минут просматривал лестничный пролет. На пятый этаж так никто и не поднялся. Хотя, конечно же, они знали, где он живет. Не могли не знать.

Он почувствовал, что в квартире жарко и душно. Лоб прошибла испарина, между лопаток мгновенно проступил пот. Надо бы раздеться. Стащить куртку, сапоги, шапку. Забраться в ванную под холодный душ. От вездесущей жары есть спасение – кондиционер.

Кажется, он забыл выключить кондиционер.

Выхин прислонился спиной к двери, медленно сел на ледяной пол, вытянув ноги. В горле пересохло от бега. Костяшки пальцев болели. И еще в затылке ныло, как будто ударился. Будто упал, не контролируя тело, потому что, потому что…

– Тепловой удар, дурачок, – шепнули на ухо.

Выхин открыл глаза и увидел над собой постаревшее лицо Элки, то есть Аллы, то есть настоящей, той самой, которая потащила его в давно закрытый санаторий.

У нее губы были в мелких трещинках. И фиолетовые с желтизной мешки под глазами. Морщинки на лбу. Слишком густые и слишком синие вены на погрубевшей от времени шее. Эту Аллу не хотелось целовать или прикасаться кончиком носа к ее носу. Верните прошлую, милую, молодую, радостную, нежную, красивую, со снежинками на плечах и порозовевшими от холода щеками.

Выхин пошевелился и застонал от боли. В затылке действительно болело.

– Кто же знал, что ты вот так запросто грохнешься в обморок, – пробормотала Алла. – Предупредил бы, что ли. Температура, понимаешь? Лоб горячий. Сгорел. В больницу бы тебя, по-хорошему.

– Я же говорил… Лучше домой, под кондиционер…

Жар облепил, как густая стая назойливых южных мух, оставляя февральский холод в прошлом. Выхин поднес к лицу руки, осмотрел. Костяшки болели, но на них не было ни ссадин, ни царапин. Фантомные боли.

Алла помогла Выхину подняться. Он тяжело оперся о ее плечо. Помотал головой, разгоняя остатки воспоминаний. В вертикальном положении стало лучше. По крайней мере, в глазах больше не двоилось.

Их окружала жаркая ночь.

Показалось, что по обочинам плохо освещенной дороги распластался грязный подтаявший снег.

– Какой же ты огромный! – Алла отряхнула его от пыли, осмотрела. – Жить будешь или как? Я могу одна сходить. Мне не сложно.

– Вода есть?

Алла протянула бутылку, и Выхин жадно отпил, сбивая саднящую сухость в горле.

– Тебе что-то причудилось, – сказала Алла. – Будто кого-то хотел ударить. И еще кричал дразнилки.

– Дразнилки?

– Ну да, старые. «Лысая башка, дай пирожка», «Тили-тили-тесто, жених и невеста». Из нашего прошлого.

Наше общее прошлое, ага.

– Это санаторий, навеял воспоминания. – После питья стало лучше. Выхин покрутил головой, разминая шею. Луч фонарика Аллы бегал по старому забору, выхватывая граффити, кляксы мха и обрывки хмеля. – Я честно старался все забыть. Даже иногда верил, что получилось.

– Извини, я не думала, что на тебя так подействует.

– Ты не виновата. Может быть, я для этого и вернулся, чтобы вспомнить.

Алла неопределенно хмыкнула и направилась по дороге из гравия к первому темному корпусу.

– Я никогда ничего и не забывала, – сказала она. – У нас почти случился первый поцелуй здесь. Между прочим, ты мог бы стать вообще первым в моей жизни.

– Но не получилось.

– Кто же знал, что так повернется. Помню, когда возвращались в маршрутке от гор, я лежала у тебя на плече и нафантазировала себе всякого. Что мы поженимся, купим дом на берегу моря. Я рожу ребенка, девочку, а ты станешь крутым художником и будешь рисовать картины на заказ. У меня в голове было абсолютно счастливое будущее. Как у всех девчонок, наверное. Это у нас проходит годам к тридцати.

– Если бы не твой брат, кто знает, как бы все обернулось.

Луч фонарика вгрызся в глаза Выхина, заставив невольно зажмуриться.

– Не нужно ничего говорить о моем брате, – сказала Алла негромко. – Ты его не знал, понятно?

– Вообще-то довелось пообщаться, и не раз.

– Андрей заступался за сестру, вот и все. Не хотел, чтобы я натворила глупостей. Защищал. Кашу заварили вы оба, ваши мальчишеские стереотипы о драках, мести, первой крови. Что вам мешало вовремя остановиться?

– Наверное, это проходит годам к тридцати.

Луч света сместился в темноту, подсветив развилку и давно неухоженные кусты роз.

– Кто знает, что было бы дальше, если бы вы помирились, – произнесла Алла. – Может, Андрей не поперся бы в лес тогда.

– С судьбой не угадаешь.

Они пошли дальше в тишине – как показалось Выхину, это была нездоровая тишина, неловкая. Он не мог избавиться от видений из прошлого, которые выползли наружу после теплового удара. Болели костяшки пальцев. Казалось, что вот-вот его окликнет кто-нибудь из дружков Капустина, спросит, что они тут забыли с Элкой, почему вообще забрались в санаторий.

– Эй!

Выхин вздрогнул. Кричала Алла.

– Эй, смотри! Вон он!

Чья-то тень метнулась от заброшенного здания наперерез дороге, в сторону забора и леса.

– Стой, дурак!

Алла побежала, тяжело грохая берцами по гравию. Выхин тоже побежал, он был быстрее и выносливее. Частые пешие путешествия давали о себе знать.

Тень казалась маленькой и юркой, как зверек. Выхин догнал быстро, ухватился за болтающийся на спине тени рюкзак.

– Пустите! – мальчишеский вопль.

Они споткнулись одновременно, упали. Что-то оцарапало Выхину кожу. Пацан извивался, пытался выбраться, но Выхин крепко зажал его, дожидаясь Аллу.

Пацану на вид было не больше пятнадцати. Глаза навыкате, рот приоткрыт, подбородок в крови – ободрал.

– Ты на хрена убегаешь? – спросил Выхин.

– А вы на хрена ловите?

– Потому что нельзя удирать из дома просто так.

– Я не просто так. У меня вообще-то есть цель.

Подбежала запыхавшаяся Алла. Она на ходу говорила в рацию о пацане, просила вызвать скорую и полицию.

– Не нужно полицию! Что я вам сделал? – взвыл пацан и снова стал брыкаться.

– Не дергайся, себе же хуже сделаешь! – предупредил Выхин.

Пацан, впрочем, быстро стих.

Алла тяжело села рядом. Выпила воды.

– Повезло, живой, – сказала она. – Я уже было подумала, что все повторится. Страх у меня есть такой, знаешь? После тех трех исчезновений.

– Иногда страхи – это просто страхи, – ответил Выхин. – Банально, но чертовски правильно.

4

Они вернулись за полночь.

Густая дневная жара сменилась щадящим теплом, но Выхин все равно чувствовал дискомфорт от постоянного зуда между лопаток, под подбородком, в затылке. Постоянно хотелось раздеться и прыгнуть под холодный душ, надолго, часа на два, чтобы оледенеть от кончика носа до пяток.

Микрорайон давно погрузился в сон. На лавочке у подъезда никого не было, большинство окон в доме были темны. Еще у развилки к дому Алла взяла Выхина под локоть, да так и шла, будто они были супружеской парой, вышедшей прогуляться. Выхину от этого стало неловко и приятно одновременно. С женщинами он особо не ладил, долгих отношений никогда не заводил, да и как заводить, если переезжаешь из города в город чуть ли не раз в год.

Вспомнилась молоденькая бухгалтерша из Северодвинска, с которой работал в небольшой фирме по перепродаже сливочного масла. Звали девушку Викой, она была невысокого роста, худенькая, с аккуратным красивым личиком. Выхин рядом с ней походил на Хагрида, который пришел вручить письмо Гарри Поттеру. Он и правда как-то вручил Вике лист с ее портретом. Вика Выхину нравилась, они вместе обедали и гуляли после работы, потому что жили в одном районе. Как-то раз Вика тоже взяла Выхина под локоть, будто невзначай, а он дернулся от испуга, сразу же рассмеялся из-за собственной реакции. Вика была второй девушкой в жизни, с которой Выхин поцеловался. Они встречались два месяца и девять дней, а потом Выхин понял, что ему срочно нужно уехать. То самое чувство панического страха заставило его собрать вещи, уволиться, купить билет в Ростов и бежать, бежать, бежать. Напоследок он нарисовал Викин портрет по памяти, пытаясь пересилить себя, привнести в рисунок давно утраченную легкость и влюбленность – принес лист Вике и честно признался, что убегает от всего на свете, не имея цели и не желая ее искать. Если хочешь, сказал он, побежали со мной, возможно, в этом будет какой-то смысл. Вика развернула лист, разгладила ладошкой сгибы, долго разглядывала собственный портрет. А Выхин уже понимал, что все испортил, никуда она с ним не побежит, рисунок не получился, а его жизнь, как пожирающий собственный хвост змей, снова закольцевалась.

С тех пор Выхин старался не привязываться к женщинам. Слишком больно и тяжело было расставаться.

– Когда ты в последний раз целовался? – спросила Алла с игривым детским подтекстом, неуместным в ее возрасте, да и в ситуации в целом.

Они остановились у подъезда. Выхин похлопал по карманам, отыскивая ключи. Алла улыбнулась, вдавила кнопки домофона, открыла дверь. Бледный свет расчертил ее лицо карандашными линиями, заштриховал мятыми тенями.

– Не надо, – пробормотал Выхин.

Алла привстала на носках, коснулась сухими шершавыми губами его губ и сразу же отстранилась.

– Пойдем к тебе? – спросила она. – Выпьем, вспомним прошлое, наверстаем упущенное.

Понятно было, о каком упущенном она говорит. Вот только Выхин все еще видел образ Элки из прошлого, Элки, которая выбралась из бассейна – милая, хрупкая, молодая – и шла к нему, кутаясь в махровое полотенце. Он хотел Элку, а не Аллу. Мечтал о прошлом, а не о настоящем.

– Не ссы, красавчик, – Алла интерпретировала его молчание по-своему, потянула Выхина к лестничному пролету, мимо двери собственной квартиры, утащила на пятый этаж, шумно топая в сонной тишине, и сама же открыла дверь в его квартиру. Шлепнула ладонью по выключателю. Выхин сощурился от яркого света. В квартире было душно и вязко.

Алла по-хозяйски протопала на кухню, стягивая на ходу армейскую куртку. Хлопнула дверцей холодильника, включила чайник. Как у себя дома.

Выхин не торопился разуваться, возился в коридоре. Не хотелось ему продолжения.

– Ну, долго ждать? – спросила Алла, появляясь в дверях кухни. В руке у нее была полторашка пива. – Нагреется, потом противно будет.

– Ты сколько раз была замужем? – спросил он, оттягивая неизбежное.

– Один. И больше не хочу. Нет смысла в браке, если нет сильной любви. Знаешь, говорят, главное, чтобы человек был хороший, а дальше стерпится и слюбится. Так вот неправда. Нет любви – значит, нет и всего остального: страсти, будущего, планов. Обожглась, и хватит. А ты? Семья, дети?

Выхин мотнул головой. Он как раз закончил расшнуровывать ботинки и направился в комнату включить кондиционер. Алла вошла тоже, держа в руках две кружки, наполненные до краев рыхлой пузырящейся пеной.

– Что за чудо природы? – указала на крепость из одеял и стульев. Ее хорошо было видно сквозь открытую дверь в бывшую детскую. – Ты там спишь? Слушай, а я ведь что-то такое помню… Мы были у тебя в гостях, точно. Ты показывал.

Воспоминания вспорхнули в желтом свете комнаты, будто проснувшиеся мотыльки. Выхин их всех переловил бы сейчас, если бы знал как.

– Нырнем туда? – спросила Алла.

– Жарко и душно. – Он замер, подставив пышущее жаром лицо под ледяную струю воздуха из кондиционера. – Алла… я не знаю, что мы делаем. Зачем? Все давно в прошлом. Мы другие, понимаешь? Нельзя просто так вернуться в точку, с которой все началось бы заново.

Она усмехнулась, протянула кружку с пивом. Шумно глотнула, слизывая пену над губой. Как-то грубо и по-мужски. Сказала:

– Дурачок ты, Выхин. Нафантазировал всякого. Я же не говорю про большую и чистую любовь. Она пропала – фьють! – где-то там, в прошлом. Я не уверена даже, что между нами что-то могло бы быть. Не скрою, хотелось бы. Но мы оба были молодые, влюблялись в кого попало, не думая о будущем. А вот сейчас, на этом самом месте, что ты скажешь про нашу любовь? Дожила бы она до этого времени?

Выхин неопределенно пожал плечами. Он редко задумывался о чем-то подобном. Его жизнь походила на спринтерские стометровки, быстрые и короткие.

– Я не вижу любви, Выхин. Сейчас между нами ностальгия, страсть из прошлого, мы в одном моменте и на одной волне. Давай же напьемся и растянем этот момент, ну, скажем, на час или два. А потом разбежимся, как в море корабли. Не надо фантазировать. Не думай о чем-то более глубоком, чем то, что есть на самом деле.

Он тоже выпил пива, чувствуя холодный горьковатый привкус, приятный и желанный. С легкой радостью стал ждать опьянения, которое перезагрузило бы его настроение.

– А я ведь тебя правда любил, – сказал он. – Поэтому и накручиваю, наверное. Сравниваю тебя из прошлого с тобой же из настоящего. Примеряю нашу с тобой несуществующую жизнь. Как бы она повернулась, что бы с ней было, как далеко мы с тобой забрались бы в этом путешествии.

– Путешествие… – у Аллы некрасиво скривились губы. – Сидели бы в этой вонючей пятиэтажке до старости. Дом, работа, дом, поисковые отряды, командировки в Краснодар, отпуск в Сочи или в Крыму. Бывают путешествия, от которых чувствуешь только усталость. Твоя жизнь без меня получилась намного ярче.

– Мы никогда не узнаем.

– Почему же? Ты объездил полстраны, постоянно в движении, один город за другим. Я видела рисунки, что ты присылал своей маме. Новосибирск, Владикавказ, Казань, Ростов… сотни мелких городков, о которых я никогда не узнаю. И везде – что-то новое, что-то интересное. Я тоже так хотела бы. А сижу тут, ерундой занимаюсь.

– Это все не так, как выглядит, Алла. Не так романтично. Это бегство. – Он залпом опустошил кружку. – У меня психическая болезнь. Мне все время кажется, что меня кто-то преследует. Знаешь, есть мания преследования. Только называется правильно – бред. Бред преследования. Потому что преследования на самом деле нет. Сказали, что это связано с травмой детства, когда одна компания постоянно травила меня, не давала покоя. Знаешь, о ком речь? То-то же. У меня есть лекарства, я прохожу курсы терапии, лечусь. Должно помогать, по идее. Люди и не с таким живут. Но не помогает. Время от времени я начинаю чувствовать неконтролируемую панику. Хочу убежать куда-то, где меня никто не найдет. Ничего не могу с собой сделать. Собираю вещи и уезжаю из города. Бросаю работу, друзей, которые могли появиться, жилье. Мне нужно бежать, бежать, трястись в поезде, отсчитывать километры и дни, а потом в каком-нибудь далеком мелком городишке я сооружаю себе вот такую крепость из одеял и стульев, прячусь внутри… и только тогда на очень короткое время чувствую себя в безопасности.

Алкоголь еще не ударил в мозг. Виной всему были адреналин и санаторий. Выхин понял, что разглядывает крепость, хочет укрыться в ней, спрятаться. Потому что затылком чувствовал приближение угрозы. Это чувство было ему знакомо так хорошо, что Выхин даже обрадовался.

– Значит, от нас ты тоже сбежишь когда-нибудь?

– Само собой.

– Ну тогда зачем жалеть о любви, которой не было? Получается, ты и от меня сбежал бы.

– Не факт. Может быть, ты удержала бы меня. Не дала сорваться. Может быть, мне тебя и не хватало, чтобы купировать болезнь. Кто знает?

Выхин заметил взгляд Аллы – удивленный и растерянный – и понял, что сболтнул лишнего.

– Пойдем, – сказал он, – покажу.

Задрал полог одеяла, нырнул в застоявшуюся духоту, в которой, как мухи в меду, плавали запахи пота и грязных простыней, немытых волос и вчерашних носков. Запоздало увидел слева от спального мешка оставленную с утра старую тетрадь с рисунками, открытую на неровном клочке выдранной бумаги, зацепившейся за скрепку.

– Что это? – Алла тоже заметила, неуклюже пробралась за полог, в полумрак, взяла тетрадь. – Знакомое… очень похожа на Маро, только толстая. Это она, да? Ты рисовал всех нас…

Перевернула страницу, хмыкнула, но ничего не сказала. Затем еще одну. И так до конца тетради, задерживаясь на каждом рисунке на пару секунд. Выхин замер на корточках у ног Аллы, продолжая держать отвернутый полог одеяла. Чувствовал, как немеют от напряжения кончики пальцев.

– Меня не было или вырвал? – спросила, наконец, таким тоном, словно знала ответ.

– Тебя здесь не должно было быть.

– В тетради или сейчас в твоей крепости?

– Везде… тогда, в детстве, я злился на тебя. За то, что ты сестра Дюши Капустина, что из-за тебя я должен был вечно оглядываться по сторонам. Сейчас я злюсь на тебя за то, что ты не такая, как была раньше.

– Ну вот, наконец-то правда. Тебе надо чуточку больше выпить, Выхин. Какая «не такая»? Старая? Растолстевшая? Зубы желтые, ноги кривые, одета непонятно во что, от волос пахнет табаком, а не клубникой. Ты это ведь хотел сказать?

– Да, – ответил он. – Ничего уже не вернуть.

Решился, забрался внутрь. Лег на спину, потянул Аллу за собой. Вдвоем они так и лежали несколько минут, смотрели на потолок из накинутых друг на друга одеял, в швах которых преломлялся бледный ламповый свет.

– Сегодня в санатории что-то произошло, – пробормотал Выхин. – Как будто у меня получилось вернуться в прошлое, в тот самый день в феврале, когда мы подрались с твоим братом у подъезда. Знаешь, я всю жизнь думал, что испугался тогда. А на самом деле – нет. Мне не было страшно. Я хотел поколотить Капустина и его друзей. Злился из-за того, что они вмешиваются в наш с тобой вечер. И, придя в себя, я подумал: может быть, страх не так силен, как мне кажется?

– Тогда тебе надо еще пару раз вернуться в прошлое и все выяснить, – ответила Алла. – Может быть, ты ничего не вернешь, но хотя бы разберешься в себе.

В комнате появился кто-то еще. Выхин чуть-чуть повернул голову, чтобы не потревожить Аллу. Различил сгустки теней, проявившиеся за одеялом в районе телевизора. Тени вытянулись, расползлись по левой стороне крепости.

Они не заберутся сюда. Никто не заберется.

– Ты сжал мою руку, потому что очень рад меня видеть? – спросила Алла со смешком. – Давай я принесу пиво сюда. Не пропадать же добру.

– Не нужно, – Выхин наблюдал, как тени медленно скрывают от него ламповый свет. – Мне сейчас и так хорошо. Расскажи о своей работе. Она тебе нравится или ты так же одержима поисками людей, как я бегством?

Алла снова усмехнулась.

– Ну, знаешь, мы слишком откровенны, но не слишком пьяны.

– Мы целовались час назад. Теперь нужно узнать друг друга поближе.

Он расслышал как будто звук шагов. Или так забивают гвозди в череп – осторожно, чтобы не было трещин. У полога, на стыке двух одеял, появилась и замерла сформировавшаяся тень – силуэт в шляпе-цилиндре. Он пришел за сестрой, потому что когда-то давно пообещал выбить Выхину все зубы, если увидит его рядом с Элкой.

– А Лёва выйдет? – пробормотал Выхин.

– Что?..

Наваждение пропало, но очень хотелось убежать из квартиры. Куда угодно. Выхин мотнул головой, коснувшись губами волос Аллы.

– Ничего. Показалось что-то… Ты права. Давай выпьем и уже после этого перейдем к откровениям.