Текст книги "Воспоминания в двух книгах"

Я старался всегда обратить внимание Николая II на навязчивость наших родных. На правах тоже его дяди и не уступая старшим дядям ни одного сантиметра росту, я иногда говорил с государем о государственных делах. Но я ничего не приукрашивал и не жалел слов. Я говорил часами. Я ссылался на историю, экономику, русские и иностранные прецеденты. Но это был глас вопиющего в пустыне. Мои призывы не достигали цели. Я был «Сандро», товарищем его детских игр, мужем его любимой сестры Ксении. Он знал, как меня парировать, переходя на шутливый тон нашей молодости. Он заметил, что я тогда делаюсь как-то меньше ростом и теряю силу голоса. Меня он не боялся. Как часто, когда я спорил о полной реорганизации флота, которым дядя Алексей управлял согласно традициям XVIII века, я видел, как государь в отчаянии пожимал плечами и говорил монотонно:

– Я знаю, что ему это не понравится. Говорю тебе, Сандро, что он этого не потерпит.

– В таком случае, Ники, ты заставишь его потерпеть. Это твой долг перед Россией.

– Но что я могу с ним сделать?

– Ты ведь царь, Ники. Ты можешь поступить так, как это необходимо для защиты наших национальных интересов.

– Все это так, но я знаю дядю Алексея. Он будет вне себя. Я уверен, что все во дворце услышат его крик.

– В этом я не сомневаюсь, но тем лучше. Тогда у тебя будет прекрасный повод уволить его в отставку и отказать ему в дальнейших аудиенциях.

– Как я могу уволить дядю Алексея? Любимого брата моего отца! Знаешь что, Сандро, я думаю, что мои дяди правы: за время пребывания в Америке ты там стал большим социалистом.

В этих спорах проходили месяцы и годы. Я пригрозил, что выйду в отставку, если моими советами будут пренебрегать. В ответ на это государь только улыбался. Он был уверен, что я-то никогда не решусь причинить ему такого огорчения. Когда я в конце концов все-таки ушел, дядя Алексей выразил свое удовлетворение тем, что целую неделю не повышал голоса в кабинете государя.

Четырнадцатого мая 1905 года флот наш был разбит под Цусимой японцами, но это не возымело действия на Николая II. Слава его царствования еще не приобрела определенных очертаний. Он проходил через стадии своей жизни и верными шагами шел в том направлении, которое было указано его многочисленными комплексами. Он потерял уверенность. Хорошие и дурные вести имели на него одинаковое действие: он оставался безразличным. Единственной целью его жизни было здоровье сына. Французы нашли бы, что Николай II представлял собою тип человека, который страдал от своих добродетелей, ибо государь обладал всеми качествами, которые были ценны для простого гражданина, но являлись роковыми для монарха. Если бы Николай II родился в среде простых смертных, он прожил бы жизнь, полную гармонии, поощряемый начальством и уважаемый окружающими. Он благоговел пред памятью отца, был идеальным семьянином, верил в незыблемость данной им присяги и до последних дней своего царствования прилагал все усилия, чтобы остаться честным, обходительным и доступным. Не его вина, что рок превращал его хорошие качества в смертоносные орудия разрушения. Он никогда не мог понять, что правитель страны должен подавить в себе чисто человеческие чувства.

Императора Николая II всегда мучил один и тот же вопрос: «Как поступил бы в данном случае отец?». Часто я хотел заметить, что те меры, которые были мудрыми в девятнадцатом столетии, совершенно не подошли бы к нашей эпохе. Но в области чувств доводы рассудка бесполезны; и вот высшие сановники империи проводили часы над разгадыванием того, каково было бы решение Александра III при подобном стечении обстоятельств?

К.П.Победоносцев, обер-прокурор Святейшего Синода, обыкновенно председательствовал на этих дурацких совещаниях. Его циничный ум влиял на молодого императора, приучая его бояться всех нововведений.

– Кого, Константин Петрович, вы бы рекомендовали на пост министра внутренних дел? – спрашивал Николай II, когда в начале девятисотых годов революционеры начали проявлять новую активность. – Я должен найти сильного человека. Я устал от пешек.

– Хорошо, – говорил Мефистофель, – дайте мне подумать. Есть два человека, которые принадлежат к школе вашего августейшего отца. Это Плеве и Сипягин. Никого другого я не знаю.

– На ком же из двух остановиться?

– Это безразлично. Оба одинаковы, Ваше Величество. Плеве – мерзавец, Сипягин – дурак. Любой из них сгодится.

Николай II нахмурился.

– Не понимаю вас, Константин Петрович. Я не шучу.

– Я тоже, Ваше Величество. Я признаю, что продление существующего строя зависит от возможности поддерживать страну в замороженном состоянии. Малейшее теплое дуновение весны – и все рухнет. Задача эта может быть выполнена только людьми такого сорта, как Плеве и Сипягин.

Сипягин был назначен министром внутренних дел на основании этой единственной рекомендации. Он был убит революционерами 2 апреля 1902 года. Его заместителя Плеве постигла та же судьба 3 июня 1904 года. К.П.Победоносцев помолился об упокоении их душ и предложил на этот высокий пост Витте.

– Витте подкуплен революцией, Ваше Величество. Он мечтает сделаться первым президентом российской республики. Он спорщик и крикун, но вместе с тем он достойный ученик школы Вашего отца. Его крупнейшей заслугой является введение у нас золотого денежного обращения, и у него масса друзей среди финансовых тузов Парижа. Быть может, ему удастся восстановить за границей наш кредит.

Витте получил едва ли не диктаторские полномочия. В течение менее чем полутора лет он заставил царя подписать мир с Японией, встать на путь либеральных реформ и созвать Государственную думу. И действительно, Витте удалось получить во Франции заем в два с половиной миллиарда франков, но революционная деятельность настолько усилилась во время его пребывания у власти, что основы существующего строя были существенно поколеблены.

Восьмого июля 1906 года председателем Совета министров был назначен П.А.Столыпин, замечательный человек, в котором трезвый реализм сочетался с высокой одаренностью. Он понимал, что методы управления современной Россией должны быть уже не те, чем в эпоху, когда революционное движение проявляло себя только в столицах. При Столыпине в России наступило на несколько лет успокоение, и это дало громадный толчок росту русской промышленности. Четырнадцатого сентября 1911 года Богров стрелял в П.А.Столыпина в Киевском городском театре во время спектакля в высочайшем присутствии и смертельно ранил министра.

На допросе Богров сознался, что в течение долгих лет состоял одновременно секретным агентом охранного отделения и членом террористической организации в Париже. Его присутствие на спектакле в непосредственной близости с Царской ложей объяснялось тем, что Богров в качестве агента должен был охранять особу царя.

Еще раз Николай II обратился к теням далекого прошлого и назначил преемником Столыпина одного старого бюрократа. Пятнадцать миллионов мирных русских крестьян должны были оставить в 1914 году домашний очаг, потому что Александр II и Александр III считали необходимым защищать балканских славян от притязаний Австрии. Вступительные слова Манифеста, изданного царем в день объявления войны, свидетельствовали о послушном сыне, распятом на кресте своей собственной лояльности. «Верная своим историческим традициям, наша империя не может равнодушно смотреть на судьбу своих славянских братьев…». Трудно добиться большего нагромождения нелогичности на протяжении этой коротенькой фразы. Самая могущественная империя перестанет быть таковой в тот момент, когда сентиментальная верность традициям прошлого отклоняет ее от победоносного шествия вперед.

Император Николай II был вежливым человеком. Он был чрезвычайно вежлив. Я полагаю, что он был самым вежливым человеком в Европе. Поэтому скептически настроенные сановники часто покидали его кабинет в уверенности, что в государе под непроницаемой маской обаятельности скрывалась иногда жажда проказничать.

– Государь – восточный человек, типичный византиец, – сказал про Николая II Витте вскоре после своей отставки в 1906 году. – Мы говорили с ним добрых два часа; он пожал мне руку, он меня обнял. Желал мне много счастья. Я вернулся домой, не чуя под собой от радости ног, и в тот же день получил указ о моей отставке.

Кайзер Вильгельм II и Главнокомандующий русской армией в 1914–1915 гг. великий князь Николай Николаевич подписались бы обеими руками под этим мнением Витте. Оба подпали под обаяние царя и оба за это поплатились.

Одиннадцатого июля 1905 года император Николай II пригласил германского императора к завтраку на борту яхты «Полярная Звезда», которая стояла в Финляндии. Кузен Вилли решил соединить приятное с полезным и захватил с собою подробно разработанный проект русско-германского союза. Но, бросив взгляд на этот серьезный объемистый документ, государь смутился.

– Если ты интересуешься моим мнением, – сказал Вильгельм, – то должен тебе сказать, что это очень высокая политика. Этот акт принесет благо не только нашим странам, но и всему миру.

– Да, это очень хороший проект, – вежливо согласился хозяин.

– Ты подпишешь его, Ники?

– Я подумаю. Оставь мне его. Я, конечно, должен буду показать его министру иностранных дел.

– Слушай, Ники, – начал Вильгельм II, и государь опустил голову. Красноречие Вильгельма пользовалось мировой известностью. Государь попробовал переменить тему разговора. Бесполезно. «Потсдамский оратор» произнес блестящую речь, после которой оставалось либо высказаться о договоре отрицательно, либо подписать договор. Вежливость Николая II превозмогла в нем стремление подражать во всем отцу, он протянул руку за пером.

– Вот и прекрасно, – обрадовался Вильгельм II. – Еще одна маленькая формальность, и величайший в истории договор будет реальностью. Кто засвидетельствует твою подпись? Кто-нибудь из твоих министров есть на борту?

– Я попрошу завтра это сделать министра иностранных дел графа Ламздорфа.

– Но, если я не ошибаюсь, я видел по дороге в твой кабинет морского министра, адмирала Бирилева?

– Да, он тут, но я предпочел бы подпись Ламздорфа.

Последовал новый взрыв красноречия Вильгельма II, и адмирала Бирилева вызвали в кабинет. Николай II был настолько уверен, что аннулирует этот импровизированный договор, как только вернется в Царское Село, что даже не дал морскому министру ознакомиться с содержанием документа.

– Адмирал, – сказал, краснея, царь, – вы мне верите?

– Ваше Величество, можете быть уверенным, что я сделаю все для престола и отчизны.

– Хорошо. Тогда скрепите вашей подписью этот документ. Я не могу вам дать его для ознакомления. На это у меня есть свои причины.

Адмирал Бирилев поклонился и скрепил договор.

А потом в Берлин была отправлена нота, в которой указывалось, что в силу договоров, заключенных до сего времени с Францией, Россия не могла вступить в какие-либо новые договорные отношения с Германией. Кайзер Вильгельм рвал и метал в отношении вероломства русского царя и поклялся не верить ему впредь.

Можно с уверенностью сказать, что своевременный обмен телеграммами между обоими царственными кузенами в июле 1914 года предотвратил бы мировую войну, не будь у Вильгельма II на душе того запаса горечи, которая накопилась за предыдущие девять лет.

Эпизод вынужденной отставки великого князя Николая Николаевича также весьма характерен. В начале войны царь не хотел вверить Верховное командование русской армией дяде Николаше, прекрасно сознавая, что его военный дилетантизм быстро поблекнет перед военным гением Людендорфа и Макензена. Стремительное отступление русских войск летом 1915 года, которым мы были обязаны ошибкам Верховного командования, требовало немедленной перемены в Ставке, так как необходимо было возможно скорее восстановить пошатнувшееся доверие пятнадцати миллионов русских солдат. Николай II старался вызвать великого князя Николая Николаевича на добровольный отказ от Верховного командования, но его намеки и учтивость не были поняты. Тогда 23 августа 1915 года царь подписал приказ об отставке великого князя и о принятии на себя Верховного командования русской армией.

Личность Распутина захватила воображение всего цивилизованного мира. Серьезные историки и легковерные романисты посвятили тома описаниям той роли, которую сыграл в гибели России этот неграмотный мужик.

«Правда о Распутине» – достаточно проста. Секрет его могущества заключался в одной черте характера государя, которая накладывала на него печать столь же неизгладимую, как и его учтивость.

Царь был идеальным мужем и любящим отцом. Он хотел иметь сына. От его брака с принцессой Алисой Гессен-Дармштадтской у него родились в течение семи лет четыре дочери. Это угнетало его. Он почти что упрекал меня за то, что у меня в тот же промежуток времени родилось пятеро сыновей. Как это ни покажется малоправдоподобным, но мои отношения с императрицей были далеки от сердечности по причине той же разницы пола наших детей!

Однажды во дворце появился таинственный господин – «доктор Филипп из Парижа». Он был представлен царской чете «черногорками» – великими княгинями Милицей и Анастасией Николаевными. Французский посланник предостерегал русское правительство против этого вкрадчивого иностранца, но царь и царица придерживались другого мнения. Люди, которые хотят быть обманутыми, попадают впросак. Псевдонаучное красноречие д-ра Филиппа достигло цели.

Он утверждал, что обладает силой внушения, которая может оказать влияние на пол развивающегося в утробе матери ребенка. Он не прописывал никаких лекарств, которые могли бы быть проверены придворными медиками. Секрет его искусства заключался в сериях гипнотических пассов. После двух месяцев лечения он объявил, что императрица находится в ожидании ребенка. Все придворные празднества были отменены. Европейские газеты писали о приближении великого события в семье русского царя. Прошло шесть месяцев. Императрица вдруг заболела острым нервным расстройством, и, несмотря на упорные протесты д-ра Филиппа, к постели больной были приглашены врачи. Они быстро и решительно поставили диагноз и вынесли вердикт: нет никаких следов беременности. Доктор Филипп уложил свои чемоданы и уехал в Париж.

Прошло два года, и 30 июля 1904 года императрица разрешилась от бремени долгожданным сыном.

Трех лет от роду, играя в парке, цесаревич Алексей упал и получил ранение, вызвавшее кровотечение. Позвали придворного хирурга, который применил все известные медицине средства для того, чтобы остановить кровотечение, но они не дали результата. Царица упала в обморок. Ей не нужно было слышать мнения специалистов, чтобы знать, что означало это кровотечение: это была ужасная гемофилия – наследственная болезнь мужского поколения ее рода в течение трех столетий. Здоровая кровь Романовых не могла победить больной крови Гессен-Дармштадтских, и невинный ребенок должен был страдать от той небрежности, которую проявил русский двор в выборе невесты Николая II. Режим, который отправлял в изгнание великих князей, если они женились на здоровых женщинах недостаточно знатных кровей, не озаботился заглянуть в историю дома Гессен-Дармштадт.

За одну ночь государь состарился на десять лет. Он не мог перенести мысли, что его единственный сын, его любимый Алексей был обречен медициной на преждевременную смерть или же на прозябание инвалида.

– Неужели в Европе нет специалиста, который может вылечить моего сына? Пусть он потребует что угодно, пусть он даже на всю жизнь останется во дворце. Но Алексей должен быть спасен.

Доктора молчали. Они могли дать только отрицательный ответ. Они не могли вводить императора в заблуждение. Они должны были ответить, что даже самые известные мировые специалисты не в состоянии бороться против гемофилии, подтачивающей силы наследника.

– Ваше Величество должны быть осведомлены, – сказал один из лейб-хирургов, – что наследник никогда не излечится от своей болезни. Припадки гемофилии будут время от времени повторяться. Необходимо принять самые строгие меры, чтобы предохранить ребенка от падений, порезов и даже царапин, потому что каждое незначительное кровотечение может оказаться роковым для людей, страдающих гемофилией.

Громадный матрос получил приказание следить за безопасностью Алексея и носить его на руках во всех случаях, когда мальчику могло грозить переутомление.

Для его царственных родителей жизнь потеряла всякий смысл. Мы боялись улыбнуться в их присутствии. Посещая их, мы вели себя во дворце, как в доме, в котором кто-то умер. Император старался найти забвение в неустанном труде, но императрица не захотела подчиниться судьбе. Она непрестанно говорила о невежестве врачей, отдавая явное предпочтение шарлатанам. Все свои помыслы она обратила в сторону религии, и ее религиозность приобрела истерический характер. Таким образом, почва для появления чудотворца была подготовлена, и вот обе «черногорки» без особого труда убедили императрицу принять Распутина.

– Это удивительный человек. Святой. Он исцеляет все болезни. Это простой сибирский мужик, но ты ведь знаешь, Алике, что Бог никогда не наделяет способностями творить чудеса детей цивилизации.

Остальную эпопею Распутина вряд ли надо рассказывать. Остается под вопросом, случайно ли совпадало улучшение в состоянии наследника с посещением дворца Распутиным, или же этому старцу были действительно известны какие-то темные методы языческих знахарей его родной Сибири? Что касается императрицы, то она верила, что старец спас ее сына от смерти. Государь презирал Распутина, был против его посещений дворца. Незадолго до начала войны Распутин уехал в Сибирь, где одна крестьянка, говорят, его бывшая любовница, ранила его ударом ножа. Припадки гемофилии начали повторяться. Царица плакала и умоляла государя вызвать из Сибири в Царское Село «спасителя Алексея». Распутин возвратился триумфатором. На этот раз он решил извлечь большую пользу из своих способностей врачевания. Он заключил деловой союз с рядом бессовестных авантюристов. Рекомендательные письма, написанные его безграмотной рукой, появились на столах у высших сановников империи и видных банкиров. То же самое общество, которое много лет спустя требовало крови старца, приглашало его на свои приемы и искало его милости.

Двадцать пятого декабря 1916 года, через девять дней после того, как во дворце моего зятя князя Ф.Юсупова Распутин был убит, я послал царю длинное письмо, в котором предсказывал революцию и настаивал на немедленных переменах в составе правительства. Мое письмо заканчивалось следующими словами:

«Как это ни странно, но мы являемся свидетелями того, как само правительство поощряет революцию. Никто другой революции не хочет. Все сознают, что переживаемый момент слишком серьезен для внутренних беспорядков. Мы ведем войну, которую необходимо выиграть во что бы то ни стало. Это сознают все, кроме твоих министров. Их преступные действия, их равнодушие к страданиям народа и их беспрестанная ложь вызовут народное возмущение. Я не знаю, послушаешься ли ты моего совета или нет, но я хочу, чтобы ты понял, что грядущая русская революция 1917 года явится прямым продуктом усилий твоего правительства. Впервые в современной истории революция будет произведена не снизу, а сверху, не народом против правительства, но правительством против народа» [8]8
  Так как все мои документы были конфискованы большевиками во время моего заключения в Крыму в 1918 году, я привожу это и последующие письма из книги «Красного архива», изданной советским правительством в Москве в 1921 году. – Прим, авт.


[Закрыть].

Я не был единственным, кто определял положение подобным образом. За два месяца перед этим, 1 ноября 1916 года, мой старший брат великий князь Николай Михайлович представил царю записку на шестнадцати страницах, классифицируя все преступления, совершенные главою правительства Штюрмером.

Одиннадцатого ноября 1916 года другой мой брат, великий князь Георгий Михайлович, написал о впечатлениях, полученных им во время посещения Ставки генерала Брусилова.

«Милый Ники, – писал Георгий Михайлович, – если в течение двух недель не будет создано новое правительство, ответственное в своих действиях пред Государственной думой, мы все погибнем…»

Пятнадцатого ноября 1916 года еще один из моих братьев, великий князь Михаил Михайлович, проживавший с 1891 года в Лондоне, присоединил свой голос к хору предостережений: «Я только что возвратился из Бекингемского дворца. Жоржи (английский король Георг) очень огорчен политическим положением в России. Агенты Интеллидженс Сервис, обычно очень хорошо осведомленные, предсказывают в ближайшем будущем в России революцию. Я искренно надеюсь, Ники, что ты найдешь возможным удовлетворить справедливые требования народа, пока еще не поздно».

«Что это: глупость или измена?» – воскликнул лидер кадетской партии П.Милюков с трибуны Государственной думы.

Увы – это было ни то ни другое. Это было что-то гораздо более глубокое и опасное: Николай II, царь всея Руси, Верховный Главнокомандующий пятнадцати миллионов русских солдат, со всем усердием пассивного христианина решил, что «да будет воля Твоя».

Я чуть в обморок не упал, когда это услышал.

– Кто научил тебя, Ники, почитать подобным образом волю Бога? Ты называешь, Ники, это христианством, но это звучит скорее как магометанский фатализм турецкого аскера, который не боится смерти, так как его ждут за гробом широко открытые ворота рая. Истинное христианство заключается гораздо больше в действии, чем в молитве. Господь Бог доверил тебе сто шестьдесят миллионов жизней. Бог ожидает от тебя, чтобы ты ни перед чем не остановился, дабы улучшить их участь и обеспечить их счастье. Ученики Христовы никогда не сидели сложа руки. Они шли из края в край, проповедуя слово Божье языческому миру!

– На все воля Божья, – медленно повторил Ники. – Я родился 6 мая, в день поминовения многострадального Иова. Я готов принять мою судьбу.

Это был финал. Никакие предостережения не имели на него действия. Он шел к пропасти, полагая, что такова воля Бога. Он все еще был под обаянием божественного ритма строк, которые говорили о страдальце, память которого прославляет ежегодно 6 мая христианская церковь:

«Был человек в земле Уц, имя его Иов; и был человек этот непорочен, справедлив и богобоязнен и удалился от зла».

За исключением последних трех слов, Николай II во всех отношениях походил на свой идеал. Он забыл, что он монарх. И вместо того чтобы окончить дни в старости и почете, он встретил свой последний час в темном погребе в Сибири, тщетно стараясь воздействовать на кровожадных большевиков. Насколько я его знал, я уверен, что собственная судьба была ему безразлична, но он надеялся, что убийцы пощадят жизнь его жены и детей…