Текст книги "Клуб избранных"

Глава 9

За выполнение указания Президента директор ФСБ Ромодановский взялся буквально на следующий день. Утром следующего дня после памятного ужина Ромодановский вызвал к себе генерал-майора Денисюка и коротко обрисовал ситуацию.

– Значит, Президент дал нам команду «фас»! – сделал вывод Денисюк. – Павел Станиславович, вы понимаете, что это фактически начало войны между двумя спецслужбами. Даже если мы победим, это будет пиррова победа! Мы на долгие годы увязнем в междоусобице, и всё ради того, чтобы Банкир чувствовал себя неуязвимым.

Денисюк был старый и опытный разведчик, которому претили подковёрные кремлёвские игры. С Ромодановским он прослужил в одном подразделении более десяти лет, и раньше они были приятелями, но после назначения Павла Станиславовича директором, Денисюк тактично ушёл в тень. Однако в разговоре без свидетелей Денисюк мог позволить себе говорить всё, что считал нужным. Для остальных сотрудников «конторы» это была непозволительная роскошь. Денисюк умышленно назвал Харьковского Банкиром, это была кличка, под которой Харьковский проходил, когда был в «разработке»[53]53
  Разработка – проведение негласных оперативных мероприятий с целью сбора информации.


[Закрыть]. После победы Харьковского на выборах, Денисюк пришёл к Ромодановскому с пухлой папкой материалов, поверх которых лежала неприметная кассета.

– Ну и что мне с этим теперь делать? – для проформы спросил Денисюк директора.

– Ничего! Ничего не надо делать! Спрячь куда-нибудь понадёжней, а лучше всего уничтожь! – недовольно ответил Ромодановский, понимая, что хранить компромат на действующего Президента опасно для здоровья.

– Но ведь там… – кивнул Денисюк на папку.

– Знаю! – перебил Ромодановский. – Всё знаю! Политика – вещь грязная, пока дойдёшь до высшего эшелон, как ни оберегайся, а всё одно замараешься по самую маковку. Так что, чтобы там ни было – уничтожь! И мой тебе совет, генерал, забудь об этом. Займись лучше терроризмом – это сейчас актуально. А что касается Харьковского, то он больше не Банкир, он теперь Президент! Улавливаешь разницу?

– Улавливаю! – холодно ответил Денисюк и вышел из директорского кабинета.

Денисюк припомнил этот разговор, и понял, что если старый приятель Ромодановский хочет остаться в руководящем кресле, то он обязан не только продублировать команду Президента, но и принять все меры, чтобы команда была выполнена в кратчайшие сроки.

– Нам придётся воевать с людьми, среди которых много бывших коллег, и они работают не за зарплату. Эти люди решили посвятить свою жизнь высокой идее…

– Да что ты меня агитируешь за Советскую власть! – возмутился Ромодановский. – И без тебя я это знаю. Давай попытаемся обойтись без крови. Тебе известен их электронный адрес, назначь встречу, можешь на Лубянке, можешь на конспиративной квартире. Попытайся уговорить их пойти на открытый контакт. В случае удачи я могу дать гарантии их неприкосновенности. Поясни, что Президент желает повысить их статус. Пора кончать с партизанщиной и выходить из подполья! Они от этого только выиграют. Представь себе: спецслужба с неограниченными возможностями, которая подчиняется только Президенту и никому больше!

– Павел Станиславович, а ты не задумывался, почему они этого до сих пор не сделали?

– Задумывался. Им льстит, что они в роли Серого Кардинала, Закулисные властители! Они думают, что управляют всей Россией и никто им не указ.

– Не согласен. Так думают только властолюбцы. Сотрудники ЗГС не публичные люди, слава им противопоказана. К тому же у них нет никаких социальных гарантий. Мало кто согласится на таких условиях на пожизненную службу. Я считаю, что они будут на нелегальном положении до тех пор, пока у власти находятся Банкир и ему подобные.

– Всё это демагогия, генерал! Не можешь возглавить операцию, так и скажи. Может, тебе действительно пора на покой? Укатали сивку крутые горки?

– Это не операция, Директор! Это война. А я против своих воевать не намерен.

– В таком случае, Вам, генерал следует подать рапорт! – холодно заметил Ромодановский.

– Эх, Паша! Свернёшь ты себе шею на этом деле! Не оценит толстосум твоего рвения! Через полгода будем мы с тобой, как два старика, в одну поликлинику ходить! А рапорт… рапорт я уже подал! Он у тебя на столе в приёмной с утра лежит.

* * *

Вечером этого же дня на сайт ФСБ пришло странное сообщение, которое расшифровали и сразу доложили Ромодановскому. Директор с удивлением прочитал короткий, но не ставший от этого менее интригующим текст:

«Согласен на переговоры. Назначьте место и время. Подтвердите гарантии неприкосновенности. Директор ЗГС».

– Мы сегодня связывались с ними по электронной почте? – с неподдельным удивлением спросил Ромодановский дежурного помощника.

– Никак нет, – ответил помощник.

– Когда пришло сообщение?

– Полчаса назад. Как только текст расшифровали, сразу доложили Вам.

– Кто кроме Денисюка занимался ЗГС?

– Полковник Юдаев.

– Подключите его к подготовке встречи. Завтра в десять часов я жду его у себя с планом проведения операции. Передайте ему, что количество сотрудников, задействованных в операции…

– Операции «Рандеву», – предложил помощник.

– Хорошо пусть будет «Рандеву», так вот количество сотрудников должно быть минимальным. Действуйте!

Через час на другом конце Москвы другой помощник так же лаконично докладывал Директору ЗГС, о том, что переговоры со стороны ФСБ готовит полковник Юдаев.

– Юдаев? – переспросил Директор. – Знаю такого, достойный противник. Значит, говорите, операция «Рандеву»? Хорошо, пусть будет «Рандеву»! Кто на этом рандеву будет представлять наши интересы?

– Максимов. Это его территория!

– Передайте Максимову: завтра после получения сведений о плане проведения операции «Рандеву», я жду его у себя. В любое время! Выполняйте! – и Директор снова погрузился в чтение бумаг, большинство из которых сразу же после прочтения уничтожал. Старый лис оставался верен своей привычке: всё, что может быть уничтожено, должно быть уничтожено!

Читатель! Не оставляй после себя архивов, дабы не дать потомкам пищи для досужих домыслов. Относись к информации осторожно, ибо знания умножают скорбь!

* * *

Ранним утром, когда солнце не взошло, а предутренний сумрак сменился сиреневой дымкой, когда на небосклоне погасли звёзды, а посеребрённый лунный диск не успел закатиться за горизонт, неслышно ступая по зелёной траве, легко и мимолётно касаясь веток и гроздьев рябины, в ближнее Подмосковье тихо и незаметно вошла Осень.

Осень взмахнула жёлто-красным плащом, и изнуряющий летний зной сменился долгожданной прохладой. Природа облегчённо вздохнула и покорно присягнула новой Хозяйке, за что была щедро вознаграждена золотом и багрянцем.

Денисюк любил это время года, когда умиротворённая природа приглушала яркие краски и дарила людям душевный покой, со светлой и невесомой, как осенняя паутинка, ноткой ностальгической грусти. Раньше, из-за загруженности работой, он редко выбирался на свою старенькую дачу, теперь, после выхода на пенсию, Денисюк редко выезжал в Москву и всё время проводил на даче. Наслаждаясь тишиной и покоем, он полной грудью с наслаждением вдыхал ароматы ранней осени, и не спеша занимался нехитрыми дачными делами.

Этим утром он собрал на территории вокруг дома облетевшую листву и, пользуясь безветрием, решил сжечь мусор возле дома. Опавшая листва разгоралась плохо, и белёсый горьковатый дым стелился по участку. Денисюк молча курил, опираясь на грабли, когда к невысокому штакетнику подошёл рослый молодой человек в хорошем костюме спортивного покроя и лёгких кожаных туфлях.

– Здорово, дед! – весело приветствовал молодой человек хозяина дачи и открыл калитку.

– Здорово, Макар! – откликнулся Денисюк, выбрасывая окурок и разведя в стороны руки, готовясь по-родственному обнять гостя. Молодой человек приходился Денисюку племянником, но по старой привычке величал его дедом. Денисюк не возражал. – Да я и есть дед! – говорил Денисюк, когда близкие упрекали Макара за недостаточно уважительное обращение к родственнику, который носил генеральское звание.

Обнявшись, родственники пошли в дом.

– Дед, давай на веранде чай попьём, – попросил Макар. – Я когда к тебе ехал, так и представлял, что мы сидим с тобой на веранде, пьём чай с вареньем и ведём лёгкий, ни к чему не обязывающий разговор. Понимаешь, устал я от Москвы, от редакционной суеты, от постоянной спешки и шума городского! А у тебя тут тишина, покой! Я у тебя перед дальней дорогой отдохну! Не возражаешь? Мне через три дня в Штаты лететь надо – очень ответственное задание редакции по подготовке серии статей, разоблачающих бездуховность капиталистического общества и безрадостное существование наших эмигрантов, променявших родные берёзки на чужие небоскрёбы.

Денисюк от души рассмеялся: любил он, когда Макар ёрничал.

– Это хорошо, что ты в США летишь, я тебя поэтому и позвал, – отсмеявшись, сказал Денисюк. – Поручение у меня для тебя, господин московский журналист.

– Готов выполнить любое задание Родины! – продолжал дурачиться Макар. – Но сначала напоите гостя чаем!

– Конечно, напою! – усмехнулся Денисюк и подтолкнул гостя в спину, предлагая войти в застеклённую веранду.

В углу небольшой, но уютной веранды поблёскивая медалями, тихонько посвистывал настоящий медный самовар, который Денисюк в своё время выменял у соседей на электронное чудо – первый советский видеомагнитофон ВМ-12. Два лёгких плетёных кресла стояли возле сервированного на две персоны чайного стола. Ради дорогого гостя хозяин не пожалел, и загодя достал из резного буфета саксонский фарфор, розетки которого щедро заполнил душистым кизиловым вареньем.

– Вау! – воскликнул поражённый Макар. – Дед, ты просто чудо! Ну, разве в Москве такое увидишь? Дед, да ты никак на вишнёвых веточках самовар растопил? А варенье кизиловое, моё любимое! А чашки, чашки-то… я ведь их с детских лет помню. Да здравствует малая родина! – не унимался Макар.

Дальше всё было так, как представлял племянник: они не спеша пили чай и вели лёгкий разговор о погоде в средней полосе России, о преимуществах русского чаепития перед японской чайной церемонией и ещё о каких-то пустяках, которые быстро забываются, но упоминание о которых приятно согревает душу.

– Пошли, племянничек, прогуляемся, – предложил Денисюк, когда был выпит третий стакан чая и съедено почти всё варенье.

Солнце выглянуло из-за белёсых облаков и приятно ласкало всё живое по-осеннему нежаркими лучами.

– Вот что, Макар, поручение у меня к тебе непростое. Возможно, своей просьбой я подвергаю тебя опасности, так что если ты скажешь, что не готов – я тебя пойму. Пока всё складывается как нельзя удачно: ты мой родственник, мы друг другу доверяем, то есть не надо расширять круг людей, владеющих информацией государственной важности. К тому же ты летишь в Штаты, что немаловажно. Короче говоря, у меня есть информация, которая по важности и скандальности может сравниться с Уотергейтским делом. Перед уходом из «конторы» я позволил себе скопировать небольшой фильм. Даже не фильм, так, отрывок из видеонаблюдения за одним государственным чиновником. Чиновник этот сейчас в большую силу вошёл, так что компромат на него было приказано уничтожить. Я приказ выполнил, но перед этим копию с кассеты видеонаблюдения за чиновником снял. Зачем я это сделал, я тогда и сам не знал. Теперь понимаю, что если информацией этой с умом распорядиться, большая польза для России будет. Информацию эту я на «флэшку» скинул. Дома её хранить глупо, поэтому лежит она, родимая, на Казанском вокзале в камере хранения. Вот тебе сто рублей, не потеряй и не разменяй их. Помни, номер этой банкноты – шифр: первые четыре знака – шифр камеры хранения, последние три цифры с правого края – номер ячейки, причём читать их надо справа налево. Понял? Не перепутай! В день отлёта заберёшь «флэшку» из камеры хранения и пронесёшь через таможню. Это нетрудно: «флэшка» замаскирована под брелок для ключей. В Нью-Йорке найдёшь банк, желательно в центре города, и на своё имя арендуешь сейф или банковскую ячейку. «Флешку» оставишь в ячейке, а сам вернёшься на Родину.

– А я могу узнать, что за информация на «флешке»?

– Можешь, но не сейчас. Чем позже ты узнаешь, что в ней, тем естественней будешь себя вести. Не исключено, что ты, как мой родственник, находишься под наблюдением моих бывших коллег. Понимаешь, Макар я ведь со службы не просто так ушёл, а со скандалом. Так что Директор мог в профилактических целях меня «под колпак» взять[54]54
  Взять «под колпак» – взять под негласное наблюдение.


[Закрыть], следовательно, и тебя тоже. Так что извини, но отдыхать тебе у меня не следует. Прямо сейчас я выведу тебя через рощу на шоссе, и ты на «попутке» поедешь в Москву.

– Дед, я не понял, что мне с «флешкой» делать?

– С «флешкой»? Захочешь сытой и спокойной жизни – продай на Би-би-си, захочешь славы и неприятностей – опубликуй информацию за рубежом под своим именем.

– Почему именно за рубежом?

– Потому, что на Родине свою разоблачительную статью на первой полосе ты не увидишь, по причине нелепой и скоропостижной смерти. Всё понял?

– Понял! Дед, ты только скажи, когда мне эту «бомбу» обнародовать?

– Это ты сам решай, но по моим подсчётам, политическая ситуация внутри нашего государства скоро станет критической, и надо будет срочно искать выход. Вот тогда и придёт твой черёд.

– И что будет дальше?

– Дальше «бомба» сработает! Не берусь прогнозировать, что получится, знаю только, что ситуация поменяется кардинально. А вот и шоссе! Я не буду «светиться», так что считай, что мы попрощались. Вот тебе деньги на расходы в «логове капиталистов»…

– Не надо, дед! У меня денег хватает, командировочные только что получил.

– Бери, не стесняйся. Я раньше на смерть себе копил, а недавно понял: ни к чему всё это! Если со мной что-то случится, меня «контора» за свой счёт похоронит, с воинскими почестями и оружейным салютом[55]55
  Погребение старших офицеров производится в обязательном порядке с участием почётного караула и троекратным салютом.


[Закрыть].

Через два дня после нелёгких раздумий, Денисюк выехал в Москву, где в нотариальной конторе по всем правилам оформил завещание. Всё своё имущество: московскую квартиру, старенький, но на ходу ГАЗ-24, гараж, дачу, и даже самовар с саксонским фарфором, он завещал единственному родственнику Макару Краснопольскому, который в тот момент находился в длительной загранкомандировке.

Глава 10

На свою «конспиративную» квартиру, где отлёживался Цыганков, Карась явился через три дня. Критически оглядев небритого и опухшего за три дня от пьянства Алексея и заглянул в опустевший холодильник, Карась недовольно хмыкнул. Глубоко засунув руки в карманы модного плаща, Жорка сел в кресло и устало вытянул ноги.

– Вот что, Цыганок! С этого момента ты у меня на ответственной работе, так что с пьянкой завязывай. Завтра приеду с парикмахером и фотографом, будем выправлять тебе паспорт. Всё! Об остальном завтра поговорим, когда протрезвеешь.

Утром следующего дня Карась явился с ворохом одежды и двумя незнакомцами. Один оглядел Алексея и заставил его вымыть голову. После чего усадил на стул перед трюмо и на полированном журнальном столике разложил инструменты.

Через полчаса на Цыганкова из зеркала смотрел молодой мужчина с аккуратными усиками и пижонскими бачками. Парикмахер изменил Алексею причёску, и теперь лицо у него казалось менее вытянутым, да и сам он больше не походил на беглого зыка. Жорка придирчиво осмотрел Цыганкова и приказал надеть белую рубашку с галстуком в бело-голубую полоску и тёмно-синий костюм. Вещи были ношеные, но чистые, и Алексею пришлись впору. В новой одежде Цыганков напоминал бизнесмена средней руки, и Жорка остался доволен. После этого за дело взялся фотограф, который включил переносную лампу с отражателем света и несколько раз сфотографировал Алексея на фоне белой стены.

– Теперь тебя можно посылать хоть в Кремль, хоть за границу! – довольно произнёс Жорка.

– Нельзя! Его повяжут[56]56
  Повяжут (угол. жаргон) – арестуют.


[Закрыть] прямо на перроне, – с одесским говорком убеждённо произнёс парикмахер и, глядя на недоумённые лица присутствующих, добавил – Вы на его руки посмотрите! Чтоб мне не гулять по Дерибасовской, если я не прав, но мужчина с такими руками вряд ли поутру будет перед зеркалом завязывать на галстуке модный узел.

Цыганков с удивлением уставился на свои ладони.

– Чего вам не нравится? Руки, как руки, не хуже ваших.

– Валенок ты, Лёха, – со вздохом произнёс Карась: из рукавов белой рубашки торчала пара заскорузлых ладоней сучкоруба. Пришлось делать маникюр, но перед этим Алексей долго распаривал руки в тазике с горячей водой, а потом тщательно тёр ладони куском пемзы.

После того, как все приготовления были закончены и фотограф с парикмахером покинули квартиру, Жорка протянул Алексею пачку дорогих сигарет.

– Закури моих! – предложил Карась, внимательно следя за каждым движением Цыганкова.

Алексей щелчком выбил из пачки длинную сигарету, привычно откусил и выплюнул прямо на пол фильтр, после чего чиркнул колёсиком самодельной зажигалки и смачно затянулся.

– Что и требовалось доказать! – назидательным тоном произнёс Карась, отбирая у Алексея зажигалку, изготовленную в зоне «корешами» и украшенную тюремной символикой. – Цыганок, запомни: ты не в зоне и не на лесосеке, поэтому забудь прежние привычки и веди себя по-человечески, а не как «уркаган». Пока я буду выправлять тебе «ксиву», ты усиленно смотри телевизор и не просто смотри, а учись вести себя, как цивилизованные люди. Тебе в Москву придётся мотаться, а с такими привычками ты на первой же поездке «спалишься».

– Жорик! Я ведь дальше Новосибирска нигде не бывал. Какого хрена ты меня в Москву пихаешь? Ты же обещал «чистую» работу!

– Нет Лёха, ты непроходимый тупица! Может, я с тобой зря связался? В твоём понятии «чистая» работа – это с кистенём на большую дорогу? В Москву будешь ездить курьером, примерно раз в месяц. Работа простая: отвёз товар, передал нужным людям – и гуляй до следующей поездки.

– Да особо, Жорик, не погуляешь: до Москвы неделю в «скором» трястись, и обратно столько же, и это при условии, что меня «менты» не повяжут! Товар-то, поди, наркота!

– Наркотой пусть беспредельщики торгуют, а я, Лёша, бизнесмен! Золотишко будешь возить! – тихим голосом раскрыл Карась секрет и многозначительно прижал указательный палец к губам.

– А откуда у нас «рыжьё»?

– От верблюда! Ну, что ты, Лёха, как маленький, глупые вопросы задаёшь! В нашем деле любопытство плохо влияет на продолжительность жизни. Я тоже не всё знаю, – вдохновенно врал Жорка. – Моё дело организовать и обеспечить доставку товара, а откуда и для кого – меня не касается. В этом бизнесе, Цыганок, крутятся не просто большие деньги, а очень большие деньги, за которыми стоят очень серьёзные люди. Я за товар отвечаю своей головой, потому, что в случае его пропажи, ну там курьер «погорел», или он сам решил на стороне золотым песочком приторговывать, всего моего бизнеса не хватит, чтобы убытки покрыть! Я почему тебя выбрал: парень ты открытый, честный, зону прошёл, «крысятничать» не будешь, да и в случае чего не растеряешься.

Через неделю, когда шум от Лёшкиного побега немного утих, Карась вручил Цыганкову новенький паспорт на имя Коробейникова Петра Ефимовича, билеты до Москвы и обратно, двадцать пять тысяч рублей на мелкие расходы и сотовый телефон.

– Запоминай! В телефоне «забито» только два номера: один мой, другой для связи с москвичами, – поучал Карась. – Первый раз прокатишься «вхолостую», без груза. С трассой познакомишься, «ментов», что на твоём отрезке пути работают и вагоны «шмонают», прикормишь. В Москве позвонишь по известному тебе номеру, скажешь, что приехал из Сибири и привёз кедровые орешки для Сан Саныча. Дальше действуй по обстоятельствам. В дороге поменьше болтай: парень ты простой, к тебе в душу влезть – раз плюнуть! Водку пить и в карты играть запрещаю! Неровен час, нарвёшься на «катал» или «клофелинщиков»[57]57
  Клофелинщики – лица, использующие в своей преступной деятельности клофелин – медикаментозное средство, приём которого даже в малых дозах резко усиливает состояние алкогольного опьянения и вводит человека в глубокий наркотический сон


[Закрыть], так всего обчистят! Набери лучше книжек по этикету, культуре поведения, и читай, обучайся! По «легенде» ты начинающий бизнесмен, точнее, один из совладельцев фирмы. Едешь в Москву «выбивать» квоты на поставку леса за рубеж, в Японию! Пока что ты на бизнесмена похож так же, как запах хорька на аромат «Шанель»!

– Чего, чего? – не понял Лёшка.

– Ну, в смысле не очень похож. Одно спасает, что ты из провинции. Ладно, бог даст, оботрёшься, наберёшься столичного лоска. Если тебя «менты» тормознут – не пугайся! Паспорт у тебя настоящий, на прежнего Лёшку Цыганкова ты мало похож, к тому же в розыск тебя почему-то не объявили. С представителями власти веди себя культурно, не хами. Если попросят «на лапу», не жадничай – дай, но не много, большие деньги могут вызвать подозрение или нездоровое желание завладеть всем! Поэтому деньгами в пути, а особенно в Москве, «не отсвечивай», на кармане держи сумму небольшую. Остальные деньги должны быть аккуратно сложены в бумажнике. Да, купи себе часы золотые и дорогой кожаный бумажник: бизнесмен твоего уровня не рассовывает мятые купюры по карманам. После того, как в Москве товар «скинешь», позвонишь по сотовому мне, скажешь, что гостинцы передал, Москву осмотрел, и что возвращаешься домой. Назовёшь мне номер поезда и день прибытия. Страховать тебя никто не будет, но отслеживать твои действия по возможности будем стараться. По приезду ко мне не суйся, я сам тебя найду. Деньги будешь получать у меня по возвращению, после подтверждения москвичами целостности груза. Пока вот одень, пообвыкни, – и Карась передал Лёшке широкий кожаный пояс. – Носить будешь на теле, не снимая до момента передачи москвичам. Знаю, что неудобно, но придётся потерпеть. Под одеждой пояс незаметен, но на всякий случай в Москве купи себе пальто размером больше, а в купе будешь одеваться в просторный спортивный костюм. Когда поедешь с грузом, выкупай купе целиком: проводнику скажешь, что болеешь гриппом и поэтому едешь один, чтобы никого не заразить. На обратном пути можешь ехать с попутчиками, но не бухай[58]58
  Бухать (угол. жаргон) – употреблять спиртные напитки..


[Закрыть] и не болтай лишнего.

Утро следующего дня Цыганков встретил в купе поезда. До Томска он ехал в одиночестве, чем был очень доволен: не надо было изображать из себя бизнесмена, и Лёха позволил себе небольшую вольность – пил пиво прямо из горлышка и без стесненья отрыгивал.

Ночью в купе вошла девушка, которая тихонько расположилась на нижней полке. Утром, обнаружив в купе улыбчивую попутчицу с зелёными, как молодая трава глазами, Цыганков мгновенно прекратил свинство, и по мере сил преобразился в законопослушного и воспитанного мужчину, едущего по делам бизнеса в столицу-матушку.

– Меня Машей зовут, – представилась девушка всклокоченному и помятому Цыганкову, который вылез из-под одеяла, и улыбнулась ему, как старому знакомому.

– Пётр, – с запинкой произнёс Цыганков своё новое имя и от сознания того, что чуть не допустил досадную ошибку, смутился. Маша взяла со столика брошюру с красноречивым названием «О культуре поведения», которую Цыганков за два дня пути так ни разу и не раскрыл.

– Повышаете культурный уровень?

– Да, знаете ли, приходится. Не хочется выглядеть провинциалом. Я, Машенька, университетов не заканчивал: после школы сразу в армию, два года в десанте протрубил. Потом сверхсрочная служба, потом сокращение штатов, и я уволился, – грустно произнёс новоиспечённый Пётр, на ходу сочиняя себе новую биографию. Алексею очень хотелось похмелиться, но пиво кончилось, а покупать у проводника водку он постеснялся. Пришлось импровизировать на больную голову, что, впрочем, у него получалось неплохо. Через полчаса он и сам уже верил в то, что он никто иной, как несправедливо обделённый жизнью и командованием ВДВ прапорщик запаса, отдавший Родине лучшие годы.

– Я ведь специалист высококлассный! Вот этими руками все движки на БМП[59]59
  БМП (сокр.) – боевая машина пехоты.


[Закрыть] в роте перебрал, а меня в запас, как ненужный элемент. Всё Петя, сливай воду, отстрелялся! – с надрывом изливал он душу Машеньке.

Эту историю Цыганков пару лет назад самолично слышал от подгулявшего прапора в простуженном сквозняками плацкарте, когда возвращался из зоны домой. Бывший гвардии прапорщик опрокидывал в себя стакан за стаканом, но когда стал вспоминать Чечню, то неожиданно протрезвел, оборвал рассказ и закурил прямо в вагоне.

На мгновенье Цыганков запнулся, решая, примерять на себя личность ветерана Чеченской компании или остаться простым ратным тружеником. Машенька расценила это как эмоциональный срыв, и чтобы как-то помочь ему справиться с захлестнувшими воспоминаниями, взяла за руку.

– А руки у Вас и правда примечательные: сильные, привыкшие к тяжёлой работе. Такими руками гордиться надо! – с чувством сказала девушка и осторожно погладила ладонь рецидивиста.

– А знаете что, Машенька! Пойдёмте в ресторан. Мне по роду новой деятельности надо будет деловые обеды посещать, а я в окопах совсем одичал, забыл, как ножом и вилкой пользоваться. Вы бы мне за столом наглядный урок преподали, разумеется, за всё плачу я! – окончательно вошёл в роль Цыганков, и, не дожидаясь согласия, схватил девушку за руку и потянул в вагон-ресторан.

…Они расстались через три дня, когда Маша сошла на своей станции, где-то в ближнем Подмосковье, а Цыганков, находясь под впечатлением от нечаянного знакомства, поехал дальше. За эти три дня Маша научила его не только пользоваться ножом и вилкой, она много рассказывала о привычках москвичей, особенностях проживания в мегаполисе, учила, как правильно вести на переговорах с новыми партнёрами, как расположить к себе собеседника, даже немного коснулась языка жестов. Всё это восторженный и малообразованный Цыганков впитывал, как губка. Умудрённый лагерным опытом, он знал, что придёт время, и всё, чему его научила эта милая девушка, ему понадобится. О себе Маша почти ничего не рассказывала: говорила только, что работает психологом в одном из подмосковных санаториев. Цыганков был готов влюбиться в попутчицу, но что-то в ней настораживало.

Когда поезд тронулся, и перрон вместе с Машенькой растворился в сиреневых летних сумерках, Алексей понял, что именно его насторожило в симпатичной и неглупой девушке: она слушала его байки и не верила ни единому слову! Занавесив зелёные глаза длинными пушистыми ресницами, она согласно кивала головой, как бы говоря: «Я верю тебе! Да, именно всё так и было! Я восторгаюсь тобой, ты такой смелый»!

Однако в её глазах не было ни восхищения, ни удивления. Взгляд зелёных глаз оставался холодным и снисходительным, а губ нет-нет, да и касалась лёгкая усмешка. Так ведёт себя зрелая и достаточно опытная в любви женщина, когда юный девственник пытается произвести на неё впечатление.

– Предупреждал ведь меня Карась! Мне бы помалкивать, а я хвост, как тетерев на току, распушил, – корил себя Алексей, но времени заниматься самоедством у него не было. Поезд подъезжал к Москве.

На вокзале Цыганков огляделся, выпил пива с креветками в привокзальном буфете и лишь после этого позвонил по московскому номеру.

– Алле! Здрасьте, мне бы Сан Саныча! – умышленно разыгрывая из себя деревенского мужика, весело произнёс в трубку курьер.

– Сан Саныч в отъезде, а что Вы хотели? – задал встречный вопрос мужской голос.

– Дяденька, я тут в Москве проездом, вот Сан Санычу орешков наших сибирских привёз. Полезные они, орешки-то кедровые/ – продолжал дурачиться Алексей.

– Где Вы сейчас находитесь? – перебил невидимый собеседник.

– Тута я, на вокзале значит, за крайним столиком в буфете пивком балуюсь.

– Оставайтесь на месте, за Вами приедут.

Через полчаса в привокзальный буфет решительно вошли двое мужчин. Один из них был средних лет, лысый и коренастый. Второй был высоким подтянутым мужчиной примерно тридцати лет, с неприятным колючим взглядом. Одеты они были в одинаковые чёрные кожаные куртки и потёртые чёрные джинсы. Мужчины окинули взглядом полупустой ресторан, и безошибочно определив курьера, направились к Алексею.

– Здорово, сибиряк! Ты, что ли, орешки привёз? – спросил высокий незнакомец.

– А вы от Сан Саныча? – задал встречный вопрос Лёшка, поднимаясь из-за стола.

– А мы от Сан Саныча! – с улыбкой ответил лысый. – Пойдём с нами, гостем будешь.

На привокзальной площади все трое сели в неприметные «Жигули» с тонированными стёклами. В машине лысый сфотографировал Цыганкова на мобильный телефон и куда-то отправил фотографию. Через минуту ему позвонили, и лысый, выслушав невидимого собеседника, удовлетворённо кивнул головой.

– Всё в порядке! – подобревшим голосом произнёс он и протянул Алексею руку. – Давай знакомиться, меня зовут Шрэк, а это Шершавый, – кивнул лысый на своего товарища.

– Меня Петром кличут, – ответил Цыганков, пожимая потную ладонь нового знакомого.

– Вот что, Пётр, работать будешь с нами и только с нами. Если кто-то приедет на встречу от нашего имени, знай – это подстава. Следующий раз, когда с орешками приедешь, ищи нашу машину на этой площади. Если в нашей тачке будет кто-то другой – не раздумывая «делай ноги»[60]60
  Делать ноги (угол. жаргон) – то же самое, что уносить ноги, спасаться.


[Закрыть]! Всё понял?

– Понял, чего тут не понять!

– Ну, раз понял, можешь погулять по Москве. У тебя когда поезд?

– Завтра вечером.

– Может, тебя куда-нибудь подкинуть?

– Даже не знаю, куда. Хотелось бы с вашими москвичками покувыркаться, да у меня в Москве «хаты» нет.

– Шершавый, рули на Ленинградку! Будет тебе, Петро, и «хата», и с кем покувыркаться! – засмеялся Шрэк.

На Ленинградском проспекте Шрэк вышел из машины и о чём-то переговорил с женщиной средних лет, одиноко стоящей на обочине. Женщина куда-то ушла, и вскоре вернулась с двумя девушками. Одна была совсем юной блондинкой с испуганным лицом, аккуратной попкой и маленькой грудью, вторая была её полная противоположность: жгучая пышногрудая брюнетка примерно тридцати лет. Крутые бёдра брюнетки обтягивала короткая кожаная юбка, а на груди топорщился розовый топик, который ей был явно тесен. Шрэк поманил Цыганкова пальцем.

– Выбирай, сибиряк! Это Яна, – кивнул он на брюнетку, а это… Чёрт, забыл, как там тебя…?

– Кристина я! – пискнула блондинка.

– А это Кристинка! – облегчённо закончил представление Шрэк. – Девчонки свои, проверенные, не кинут. Если хочешь, можешь взять двоих, они всё равно в одной квартире живут, но это будет дороже!

Алексей выбрал Яну. Ему понравился её откровенно похотливый взгляд и затянутые колготками в сеточку стройные ноги. Шрэк был так любезен, что подбросил его и Яну до квартиры. Шершавый всю дорогу молчал, косился на Яну и облизывал пересохшие губы.

Когда за Алексеем захлопнулась входная дверь, Яна прямо в прихожей прижала его могучей грудью к стене и запустила руку ему в пах. Цыганков от неожиданности икнул.

– Ну что, сибирячок, пошалим? – шёпотом спросила заметно повеселевшая шлюха, и Алексей увидел, как в её глазах заплясали чёртики.

Лёшка не был избалован женским вниманием: пару раз покувыркался на сеновале с разведённой соседкой – вот и весь его сексуальный опыт. Яна была из тех жриц любви, которые деньги отрабатывают на совесть. Она даже не считала свои сексуальные игрища работой – для неё это была жизнь, жизнь, полная чувственных удовольствий. Правда, была в этой жизни и оборотная сторона: оплеухи сутенёра, долгое бесплодное ожидание клиента на промёрзшей улице, утреннее похмелье и периодическое посещение кожно-венерического диспансера. Но всё это было мелочью по сравнению с теми минутами интимной близости, которые Яна так долго и упорно ждала.