Текст книги "Клуб избранных"

– Я считал, что колыбель человечества находилась между Тигром и Евфратом, – попытался возразить ему Матвей, но Фархад его не слышал. В нарушение правил он уединился в туалете и кому-то названивал по спутниковому телефону.

Пакистан их встретил серым пепельным небом, сорокоградусной жарой и полным безветрием. Самолёт приземлился в аэропорту Карачи, и Матвей с тоской подумал, что придётся трястись по разбитой дороге через полстраны.

Фархад не замечал ни жары, ни семидесятипроцентной влажности, ни нищеты, которая бросилась в глаза, как только они выехали за территорию аэропорта. Город Паншер, куда они направлялись, находился в Северо-западной пограничной провинции. Таксисты ехать в такую даль не соглашались ни за какие деньги, поэтому пришлось добираться на автобусе, битком набитом пассажирами разных национальностей, которых объединял один признак: у каждого было огромное количество тюков, узлов и разнокалиберных сумок.

Кондиционера в автобусе не было, его заменяли открытые окна, во многих из которых стёкла отсутствовали. Горячий воздух, поступающий через окна в салон автобуса, прохлады не приносил, а скорее обжигал и без того обветренные и загорелые до черноты лица пассажиров.

– Представляешь, здесь проходил Великий шёлковый путь! – восхищался Фархад, умудрившийся занять место возле окна. Матвей смотрел на пролетавшую за окном серо-бурую пустынную долину с чахлой растительностью и всё чаще задавал себе вопрос: «Зачем я здесь»?

То, что происходило вокруг, никак не вязалось с его мечтами об изучении древних манускриптов и любованием голубыми сводами древних мечетей.

Поздним вечером они добрались в Паншер, и Фархад по известным только ему признакам нашёл в ночном городе нужную гостиницу. В номере, куда поселили Матвея, был душ и кондиционер. Отказавшись от ужина, Матвей принял душ, включил кондиционер на полную мощность и, упав на кровать, забылся тревожным сном. На заре его разбудил Фархад и позвал в свой номер. В номере было накурено и попахивало «травкой». Глаза у Фархада и его гостя – бородатого мужчины неопределённого возраста, одетого в потёртую полевую форму советских войск без каких-либо знаков различия, – подозрительно блестели.

– Собирайся! – приказал Фархад. – Надо выступать, пока не взошло солнце.

На разрисованном и украшенном разноцветной бахромой грузовике, который здесь называли «бурбухайка», они добрались до предгорья, а когда дорога кончилась, пошли пешком.

– Маршрут отработанный! – успокоил их проводник. – Когда мы воевали с «шурави», я каждую неделю водил отряды моджахедов через границу.

– На каком языке он говорит? – спросил Матвей Фархада.

– Он пуштун и говорит на пуштунском наречии.

– Ты его понимаешь?

– Немного. Мой словарный запас невелик, но для решения бытовых вопросов хватит.

– А Хасан? Мы с ним на каком языке будем общаться?

– Хасан по национальности таджик, неплохо знает английский, владеет пуштунским, и немного выучил русский, чтобы лично допрашивать пленных.

«Отработанный маршрут» представлял собой козью тропу, уходящую ввысь. Вечером на небольшом плато решили разбить лагерь и до утра отдохнуть. Сидя у костра и глядя на звёзды, проводник покуривал анашу и вспоминал, как ходил на перехват автомобильных колонн «шурави», как хорошо платили ему за каждого убитого офицера, за каждый сбитый вертолёт, за каждый подбитый танк. Но больше всего платили за артиллерийского наводчика, особенно если его удавалось взять в плен. Ему не повезло: наводчика он не добыл ни живым, ни мёртвым. Когда были «шурави» он хорошо зарабатывал, даже смог взять вторую жену. Теперь, когда войны нет, он считает каждую лепёшку, и его семья давно не ела досыта.

– Что он там бормочет? – поинтересовался Матвей.

– Жалуется, что сейчас нет войны, и он стал плохо зарабатывать, – перевёл Фархад.

– Спроси его, почему он тогда не идёт в отряд к Хасану?

Фархад, с трудом подбирая слова, задал проводнику вопрос.

– К Хасану? – оживился старый моджахед. – К Хасану бы пошёл с удовольствием, Хасан платит хорошо, Хасан не жадный, но Хасан берёт в отряд только молодых и сильных. Его Хасан не берёт, потому что он старый и «шурави» ранили его в ногу, с тех пор он хромает, но это не мешает ему метко стрелять и «развязывать» языки пленным. И то и другое он умеет делать очень хорошо, но у Хасана каждый воин умеет метко стрелять и «разговаривать» с «неверными», – грустно вздохнул проводник и зачем-то потрогал висевший на поясе кинжал.

– Говорит, что был хорошим воином и умел допрашивать военнопленных, – перевёл Фархад, – и, покосившись на кинжал, добавил, – Наверное, глотки резал.

– Спроси его об этом, – предложил Матвей. Фархад поморщился и, как сумел, перевёл вопрос.

– Резать пленных? Зачем? – удивился проводник. – За пленных можно получить бакшиш – выкуп, хороший выкуп. А если за пленного заплатить некому, то его можно использовать, как раба: он может пасти скот или делать любую тяжёлую работу.

– Говорит, что убивать пленных невыгодно. Гораздо лучше, если за пленных заплатят выкуп. Вообще у них тут всё делается, исходя из экономической целесообразности, – невесело подытожил Фархад. – Ладно, давай спать. Завтра нам целый день по горам карабкаться.

В лагерь Хасана они добрались на следующий день, точнее, вечер. Солнце спряталось за зубчатую стену гор, когда они вошли в глинобитный посёлок. Неожиданно, как из-под земли, появились двое бородатых мужчин, вооружённые автоматами «АК-47». Проводник что-то гортанно прокричал дозорным, и они опустили стволы автоматов к земле. Потом один остался при входе в лагерь, а второй пошёл вместе с ними.

В центре лагеря была разбита большая армейская палатка, которая служила командиру «непримиримых» штабом.

– Тебе лучше помалкивать, что ты из России, – шепнул Матвею Фархад. – Хасан не любит «шурави».

– И как же мне называться?

– Как хочешь, но ты больше не Матвей!

Хасан встретил их возле входа в штаб. Протянув для рукопожатия две руки сразу, он сначала справился о здоровье достопочтенного отца Фархада, о здоровье самого Фархада, и лишь после этого обнял его.

– Это мой друг! Он тоже мечтает сражаться с «неверными», – представил его Фархад.

– Муса, – произнёс Матвей и ответил на рукопожатие.

– Узбек? – как бы невзначай спросил Хасан, внимательно вглядываясь в черты лица гостя.

– Узбек! – торопливо подтвердил Фархад. – Но с рождения живёт в Лондоне.

– Мой дом – ваш дом! – произнёс Хасан и приложил ладонь к сердцу. – Отдохните с дороги, отведайте плова, а заодно расскажите, что привело вас в мой дом.

– Разве ты ему не сказал, зачем мы здесь? – вполголоса спросил Матвей.

– Не успел, – слукавил Фархад.

Плов был необыкновенным: пахучим, рассыпчатым. Такого вкусного плова Матвей никогда не пробовал. Приборов к столу не подали, и Матвей, как и все присутствующие, ел плов руками, жадно захватывая щепотью горячие рисовые зёрна и истекающие горячим жиром ароматные куски баранины.

После плова подали чай в больших белых пиалах и засахаренные фрукты. Чаепитие продолжалось долго: в основном говорил Фархад, отвечая на многочисленные вопросы хозяина. Общались они между собой по-английски, лишь иногда переходили на незнакомый Матвею диалект.

– Благодаря деньгам моего отца, Хасан смог купить провизию и боеприпасы. Теперь он может сунуть горячую головешку под хвост гяурам, – довольно произнёс Фархад, когда они пришли в отведённую им для ночлега комнату, пол и стены, которой были покрыты коврами.

– Фархад! – несмело начал Матвей. – Вся наша поездка была очень познавательной. Я тебе очень благодарен, но может, стоит этим и ограничиться, а не лезть к чёрту на рога, как говорят русские.

– Поздно, Муса! – усмехнулся юный авантюрист. Я убедил Хасана взять нас с собой. Надо сказать, что это было непросто. Хасан боится прогневать моего отца, но ещё больше боится, что я смогу убедить отца в бесполезности отряда «непримиримого» Хасана, красочно обрисовав, как он трусливо прячется в своём логове за женские спины.

– Надеюсь, про женские спины ты пошутил?

– Конечно, я ведь не сумасшедший, чтобы обвинять полевого командира в трусости, иначе наши головы уже украшали бы самый высокий дувал этого гостеприимного местечка.

– Может, ещё не поздно отказать?

– Поздно! Выступаем завтра, на рассвете.

Матвей видел, что Фархад напуган не меньше, чем он, но отказаться от задуманного не позволяла гордость.

Отряд собрался по-военному скоро и без лишней суеты. Выхлопные газы прогреваемых моторов смешивались с серым утренним туманом и уносились к розовеющим в первых лучах солнца горным вершинам. Матвея поразило обилие техники: здесь были потрёпанные жизнью и горными дорогами «Хаммеры» песочного окраса, японские вездеходы с правым рулём и два тёмно-зелёных советских «уазика» со снятым верхом. Всего набралось около двух десятков машин, на которые Хасан усадил самую боеспособную часть своего отряда «непримиримых». «Воины аллаха» увешанные оружием, как новогодняя ёлка гирляндами, привычно заняли свои места. Фархаду и его другу Хасан отвёл место в замыкающей машине. По горькой иронии судьбы, это был многострадальный советский УАЗ.

– За жизнь наших гостей отвечаешь головой! – сурово сказал Хасан бородачу, занявшим место рядом с водителем. В ответ тот решительно кивнул головой и на всякий случай передёрнул затвор автомата. Следуя его примеру, Фархад и Матвей сняли оружие с предохранителя и дослали патрон в патронник. Накануне Хасан лично вручил им по новенькому «АК-74» и по паре запасных магазинов.

Пока прогревали двигатели, Матвей нашёл в «бардачке» автомобиля изоленту и связал ею два магазина вместе. Второй магазин Матвей засунул к себе за спину под ремень. Это не укрылось от внимательного взгляда Хасана. Он вернулся к их «уазику» и молча взял из рук гостя два связанных синей изолентой магазина.

– Кто тебя этому научил? – на хорошем английском спросил командир «непримиримых», внимательно вглядываясь в лицо Матвея.

– Никто. Я в кино видел: так перед боем солдаты делали, вот я и запомнил.

– Так перед боем поступали «шурави». Ты вообще-то какой узбек? Может, ты советский узбек? – не унимался Хасан.

– Я гражданин Соединённого Королевства! – вспылил Матвей.

Этот демарш не произвёл на Хасана никакого впечатления. Он молча вернул магазины, и что-то шепнул бородачу на переднем сиденье. Бородач на мгновенье обернулся, «мазнул» взглядом по лицу Матвея и кивнул. После этого Хасан легко запрыгнул на сиденье головной машины и махнул рукой. Колона автомобилей тронулась и через минуту потонула в облаке пыли.

Когда вырвались на оперативный простор, дышать стало легче. Встречный ветер, мягко ударяя в лицо, унёс остатки сна, и на хмурых лицах «воинов аллаха» заиграли улыбки. Неожиданно Фархад достал из-за пазухи серый пистолет с ребристой рукояткой и помахал перед лицом Матвея.

– Откуда? – завистливо спросил Матвей, пытаясь забрать из рук товарища смертельную игрушку.

– Хасан подарил, в знак особого расположения. Это тебе не китайский «ТТ», Glok-17 – современная модель с системой полного отката затвора, девятнадцать патронов, может стрелять даже под водой!

– Вещь! – восхитился Матвей и выщелкнул из рукоятки обойму, до отказа набитую тупорылыми тельцами девяти миллиметровых патронов «Люггер».

– Вот сегодня в бою и опробуем, – солидно произнёс Фархад и, забрав у Матвея пистолет, лихо вставил обойму в рукоять.

– Будет бой? Сегодня? – с тоской переспросил Матвей, чувствуя, в животе неприятный холодок.

– Хасан задумал провести «мастер-класс», хочет поразить моё воображение, а заодно доказать, что деньги моего отца используются по назначению. К вечеру мы выйдем на трассу, по которой должен пройти американский конвой. Хасан на карте показал мне одно местечко, где дорога делает крутой поворот и втягивается в узкое ущелье между двух гор. «Непримиримые» намерены действовать по классической проверенной схеме: как только конвой втянется в ущелье, одновременно подбивают первую и последнюю машину конвоя. Вся колона оказывается надёжно «закупоренной» в узком пространстве. После этого в течение пятнадцати-двадцати минут транспорт, как в тире, расстреливается с обоих склонов ущелья. Вырваться из такой ловушки невозможно. Особенность сегодняшней операции в том, что она проводится глубокой ночью. Представляешь, брат, что такое ночной бой? Стрельба, грохот, вспышки разрывов гранат, паника и неразбериха. Противник будет подавлен морально в самом начале боя. Для этого Хасан каждому воину выдал ПНД.

– Чего выдал? – не понял Матвей.

– Прибор ночного виденья! – с видом превосходства пояснил Фархад.

Оставшуюся до привала часть пути друзья проехали молча. На привале подручные Хасана, не мешкая, выставили боевое охранение и лишь после приступили к приготовлению пищи.

Дисциплина в отряде была на высоком уровне, поэтому назначенный в охранение молодой моджахед по имени Исса не стал ограничиваться обзором прилегающей местности, а решил лично проверить безопасность порученного ему участка. С этой целью он отошёл метров на пятьдесят в сторону, к небольшой россыпи крупных валунов, за которой вполне могли укрыться вражеские лазутчики. Однако дальше Исса повёл себя более чем странно: убедившись, что его никто не видит, он достал из складок одежды предмет, напоминавший по форме сотовый телефон, и нажал одну из кнопок. В это мгновенье кодированное сообщение «выстрелило» в эфир, где его тут же принял американский спутник, «висевший» над гористой местностью на геостационарной орбите. Спутник автоматически переадресовал полученный импульс наземному корреспонденту, и через десять минут в штабе американских оккупационных войск уже знали место и предполагаемое время нападения на транспорт.

К вечеру на горизонте в сиреневом мареве показалась горная цепь, и колонна сначала сбавила скорость, а потом и вовсе остановилась. Фархад наклонился вперёд и негромко спросил у водителя о причинах остановки. Водитель, яростно жестикулируя, стал что-то пояснять гостю и в завершение зачем-то трижды мигнул фарами.

– Сейчас в ущелье выдвинется разведывательный дозор, – перевёл Фархад, и если всё будет нормально, они трижды мигнут нам фарами. Нам останется спрятать машины и рассредоточиться по склонам ущелья.

– А где же мы столько машин спрячем? – удивился Матвей.

– Водитель говорит, что на выходе из ущелья есть небольшая площадка, заросшая кустарником. Вот за этим кустарником мы весь «автопарк» и укроем!

В этот момент из темноты трижды призывно мигнули фары.

– Да поможет нам аллах! – напыщенно произнёс Фархад и тронул водителя за плечо.

Если кто-то считает, что в бою победит тот, у кого перевес в вооружении и живой силе, то ошибается. Победит тот, кто владеет информацией. О том, что Хасан собирается нанести удар по оккупационным американским войскам, в штабе этих войск знали, но не знали главного: место и время удара. Накануне агент, внедрённый в отряд Хасана, сообщил, что к командиру «непримиримых» прибыли гости. Американцев это сразу насторожило. Отряд Хасана – совсем не то место, где можно проводить уикенд.

В дело включились мастера штабных игр и аналитики. Полученная со спутника информация, подтверждала, что отряд Хасана выдвинулся в сторону небольшой горной гряды, через которую проходил маршрут гуманитарного конвоя. Настораживало то, что Хасан должен был подойти к месту предполагаемой засады поздно вечером. Раньше моджахеды избегали ночного боя, предпочитая дневное время суток, когда противник не так насторожён.

Однако это не помешало американцам перебросить на вертолётах к горной гряде специальное подразделение численностью около роты, которое заняло места на обоих склонах ущелья, как раз там, где планировал разместить своих «воинов аллаха» полевой командир Хасан.

Командир спецподразделения, лейтенант Гейтц, за свою короткую службу дважды побывал в «горячих точках» и тактикой владел не хуже командира «непримиримых», поэтому когда передовой пост по рации доложил, что в направлении горной гряды выдвинулся «разведдозор», он принял единственно правильное решение: взять «языка». Изменчивое военное счастье в этот раз было на стороне американцев: разведдозор моджахедов въехал в узкое горное ущелье на открытой машине, что упростило процедуру захвата.

Американские налогоплательщики не зря расстаются со своими деньгами: весь личный состав спецподразделения солёным потом и кровавыми мозолями отработал в учебном центре каждый вложенный в них доллар, поэтому захват противника произошёл без единого выстрела. Впрочем, один выстрел всё-таки был: негромкий одиночный выстрел, напоминавший хлопок откупоренной бутылки с шампанским, после которого автомобиль моджахедов накрыла прочная сеть. Через мгновенье на головы «воинов аллаха» откуда-то сверху свалились четыре дюжих спецназовца. Четыре армейских ножа тускло блеснув в лунном свете матовыми клинками, разорвав сеть, упёрлись в давно небритые гортани моджахедов. Незадачливые разведчики без переводчика поняли, что кричать и тем более стрелять не рекомендуется. Пленных быстро разоружили и растащили по сторонам.

Экспресс-допрос пленного на чужой территории значительно отличается от допроса в кабинете следователя: вам никто не будет зачитывать ваши права и склонять к чистосердечному раскаянью. Альтернатива, предложенная «языку» на первой же минуте допроса, проста и незамысловата: сотрудничество означает жизнь, молчание – смерть. Пленный обычно «цепляется за соломинку» и выбирает жизнь, не подозревая, что при любом раскладе его ожидает смерть.

Пленённый водитель джипа не торопился в рай на встречу со сладострастными гуриями, поэтому выбрал жизнь. Он рассказал всё, после чего его смерть была лёгкой и быстрой, как и смерть его двоих братьев по вере. Четвёртый моджахед умер в начале допроса, потому что был невоздержан и плюнул в лицо спецназовцу.

Захват и допрос пленных занял не более пяти минут. Через шесть минут после начала операции лейтенант Гейтц получил три совпадающих между собой доклада: отряд Хасана численностью около сотни «штыков» движется на перехват гуманитарного конвоя. Место перехвата – то самое ущелье, где расположился спецназ. Сигнал, означающий «всё в порядке» – троекратное мигание фарами автомобиля.

По приказу лейтенанта солдаты развернули трофейный джип и трижды мигнули фарами в чернильную темноту южной ночи.

Когда вереница автомобилей полностью втянулась в ущелье, Матвею показалось, что захлопали праздничные петарды. Неожиданно над ущельем повисли десятка полтора осветительных ракет, и стало светло, как днём. Через мгновенье ярким факелом вспыхнул головной автомобиль, ещё через минуту такая же судьба постигла замыкающую машину. Американцы, как и моджахеды, действовали по старой проверенной схеме: надёжно «закупорив» ущелье, они, словно на ученьях, расстреливали угодившего в ловушку противника. Осветительные ракеты делали применение приборов ночного виденья бесполезным: яркий свет ракет ослеплял прибор, и в окулярах была видна только бледно-зеленоватая муть.

Ущелье наполнилось треском автоматных очередей, и с обоих склонов ущелья к машинам потянулись разноцветные пунктиры трассирующих пуль. Чуть позже в смертельную симфонию вплелись уханье гранатомётов и дробный звук крупнокалиберных пулемётов. Спецназовцы профессионально разделывали отряд Хасана «под орех», и патронов не жалели!

Уже полыхала большая часть автомобилей «непримиримых», когда над ухом Матвея сквозь какофонию боя прорезался испуганный крик.

Матвей повернулся и в неестественно ярком освещении увидел бледное лицо Фархада, который, прижимая обе руки к груди, с ужасом наблюдал, как между пальцами сочится кровь. Он что-то хотел сказать, но в это время в правую ступицу переднего колёса ударила граната. От взрыва «уазик» подбросило и завалило на левый бок.

Бой продолжался ещё четверть часа, но Матвей ничего этого не видел: контуженный, он без сознания пролежал до конца боя между валуном и опрокинутым на него автомобилем. Кровь мёртвого товарища, тело которого было зажато на заднем сиденье джипа, обильно сочилась на его лицо, поэтому американский солдат, осматривавший после боя ущелье, принял его за убитого. Спецназовец подобрал валявшиеся рядом с трупом «АК-47» и новенький «Glok-17», из которых не было сделано ни одного выстрела.

Лейтенант Гейтц был доволен: операция прошла без потерь. Примяв о каменистый грунт недокуренную сигарету, он по спутниковому телефону связался со штабом.

– Так точно, сэр! Всё прошло, как и планировали, сэр! – отрывисто бросал в телефонную трубку лейтенант. – Потерь нет, сэр! … Благодарю Вас господин полковник! Так точно, сэр, мы предоставили им шанс, но они отказались сдаваться и даже обстреляли парламентёров. Ребята чудом уцелели. К сожалению, сэр, выживших нет, поэтому допрашивать некого. Что прикажете дела с трупами, сэр?

– Пусть мёртвые сами хоронят своих мертвецов! – напыщенно ответил бравый полковник. – А Вы, лейтенант, подключайтесь к сопровождению конвоя, он на подходе.

– Так точно, сэр! – рявкнул в трубку лейтенант и отключил связь.

– Сержант Хопкинс! – бросил в темноту лейтенант.

– Я здесь, сэр! – ответила темнота, и в лунном свете проявилась коренастая фигура в защитном комбинезоне песочного цвета.

– Хопкинс, по прибытию на базу, Вы и рядовой Браун подадите официальный рапорт о том, что, выполняя обязанности парламентёров, подверглись нападению со стороны противника. Эти «штабные крысы» настаивают, чтобы я перед боем вёл с этой сволочью переговоры. Вам всё понятно?

– Так точно, сэр!

– Может быть, Вас ещё и наградят, только держите язык за зубами.

– Непременно, сэр!

Лейтенант две недели назад потерял закадычного друга, который, проводя разминирование шоссе, подорвался на радиоуправляемой мине. С тех пор Гейтц в каждом бородатом афганце видел личного врага и воевал не «по правилам».

– Знаете, Хопкинс! Мне кажется, я начинаю понимать русских, которые были в Афганистане до нас.

– Согласен с Вами, сэр. Дай бог только, чтобы мы не увязли в этой стране, как русские.

Лейтенант ничего не ответил. Он напряжённо вслушивался в доносившийся издалека рокот моторов. Это приближался гуманитарный конвой, которому этой ночью крупно повезло.