Текст книги "Невидимая грань пирамид"

Парижские события 1968 года привели, кроме всего прочего, еще и к падению Де Голля, как оказалось, последней исполинской фигуры (в прямом и переносном смысле) на европейском и даже мировом политическом небосклоне. Эпоха титанов закончилась на моих глазах и им на смену вышли уже не великие актеры, а марионетки из театра Карабаса-Барабаса.

На юбилейном приеме в посольстве я в первый и единственный раз видел вблизи Гамаль Абдель Насера. Коля-Вася, спасибо ему, позволил нам подойти поближе к въезду в резиденцию Посла. Может быть, хотел собрать силы, сопоставимые с охраной Гамаля и произвести впечатление – на территории посольства за безопасность Президента отвечала советская сторона и его охране с автоматами и пистолетами туда ходу не было. Надо сказать, что это был всего лишь второй визит Гамаля за время его президентства в иностранное посольство, до этого он был только у алжирцев после провозглашения независимости страны.

Кортеж Президента состоял, помнится, из трех американских лимузинов начала шестидесятых годов со специально расширенными подножками, на которых стояли, висели, лежали на крыльях дюжие охранники, не скрывавшие коротких автоматов. Плотным кольцом они окружили вышедшего из среднего автомобиля Президента и подвели его к воротам посольства. Здесь уже поджидали Посол с супругой. Мы вперемежку с дипломатами и Колями-Васями выстроились в две шеренги вдоль неширокой, покрытой бетонными плитами, дорожки. Раздались аплодисменты. Обменявшись приветствиями с посольской четой Гамаль, выделяясь своим двухметровым ростом и плечами борца двинулся между Послом и его супругой по направлению к входу в резиденцию. Сзади, как оказалось, неведомым образом пристроился фотограф со своим фотоаппаратом, оснащенным лампой-вспышкой, потом уже собирались идти туда же и мы с Колями-Васями.

Вот тут-то все и произошло. По неведомой мне причине фотограф уронил свой аппарат. Раздался громкий хлопок, похожий на пистолетный выстрел. Это лопнула, ударившись о бетонную плиту дорожки, та самая лампа-вспышка.

Гамаль резко обернулся, словно его кто-то ужалил и я увидел его глаза. Очень большие, окаймленные пушистыми, будто женскими ресницами, красивые, даже обаятельные как у газели карие глаза. Но сейчас, в этот миг, они распахнулись и были полны боли и ужаса и словно вопрошали – «За что?». Он тоже, как и охрана, в первое мгновение принял хлопок лопнувшей лампы за пистолетный выстрел и словно ждал, что через мгновение в тело стальным пальцем войдет пуля и еще через мгновение – боль. Вместо торжествующего лица убийцы Президент увидел, что Коли-Васи мгновенно приняли на руки неловкого фотографа, обшарили и перетряхнули его как огромный матерчатый мешок и убедившись в отсутствии у него оружия и преступных намерений, отставили в сторону от дорожки, словно пересташую их интересовать большую куклу.

Вся эта сценка заняла не более десяти секунд. Но вот уже полвека я помню ужас и боль в глазах Президента Египта Гамаля Абдель Насера. Это не страх, он все-таки был солдатом и доказал это, когда умер как солдат, на посту, выполняя свой президентский долг. Это – квинтэссенция оборотной стороны огромной власти. Окруженные тысячами тренированных охранников, они – короли, императоры, премьер-министры, президенты, главнокомандующие никогда и нигде не чувствуют себя в полной безопасности, ожидая выстрела, яда в бокале, или смертельного укола от руки сто раз проверенного врача.

Вопрос вопросов. Стоит ли годами бороться за власть, карабкаться на самый верх, любить и ненавидеть, предавать друзей и женщин, отказывать себе в самых простых радостях, таиться даже от матерей, жен и любимых, не доверять никому, нигде и никогда?

Ради чего? Вот главный вопрос, над ним, право же, стоит подумать всем, кто вступает на извилистую дорогу жизни. Хороший урок, надо признать, получил я тогда, на приеме в Совпосольстве в пятидесятилетнюю годовщину ВОСР. Спасибо вам, каирские университеты!

И еще о Гамале. В годы его правления казалось, что первого Президента независимого Египта будут помнить всегда. Так могло показаться и в день его похорон. Ничего подобного я в жизни не видел и уже не увижу. Говорят, такими массовыми, с такой же истерикой, слезами, обмороками и инфарктами были похороны Сталина. Возможно. Моя старшая сестра чудом вернулась в тот день домой живой и здоровой. Но эти последние жертвы нашего отечественного тирана, как пишут свидетели, на совести новых-старых правителей. Эх-ма, мир стоит, видно, на невыученных уроках. Казалось бы, зная темперамент египтян, власти должны были предвидеть то, что произойдет, особенно учитывая желание мусульман прикоснуться кончиками пальцев к усопшему, хотя бы к краешку гроба и неизбежной давке в миллионной толпе. Одним словом, приехавшие проститься с Президентом иностранные лидеры уцелели чудом. По телевизору было хорошо видно, как наш премьер Косыгин буквально в последний момент вытягивает за руку из толпы главу Цейлона Сиримаво Бандаранаике. Гроб чудом довезли до места упокоения на бронетранспортере случайные, а не гвардейцы в парадной форме, солдаты. Деревья на площади Рамзес остались с голыми стволами, без ветвей и коры, обглоданные человеческими телами. А с теми людьми что?

И кто помнит теперь Гамаля? Жаль, я не читаю по-арабски, интересно, что о нем написано в египетских школьных учебниках. В мировой истории – две строки, не больше.

Мое поколение выросло на рок-н-ролле и твисте. Кумиром был, конечно, Элвис Пресли. Но и хороший джаз – Луи Армстронг, Элла Фитцджеральд, Рэй Чарльз, эстрадные певцы – фанерной попсы в сегодняшнем смысле слова тогда не было – пользовались в нашей компании популярностью. Это не мешало подпевать по-русски Высоцкому и Галичу, хором распевать Окуджаву. Шестидесятые – в Советском Союзе время бардов. Я уже писал, что все, что шевелилось и пульсировало вызывало у отечественных властей, как минимум подозрение, даже вполне безобидный Визбор со скрипом проходил цензуру и выпускался мизерным тиражом.

Конечно, послушать Высоцкого в Каире можно было только у тех, кто догадался привезти записи и сподобился приобрести магнитофон. Техника, надо сказать, стоила в местных торговых точках весьма дорого. Как, впрочем, и фирменная одежка. Египет ведь шел тогда по социалистическому пути и наслаждался прелестями государственной монополии внешней торговли. Вот только границы были дырявыми, отсюда расцвет контрабанды и наценки за риск – хочешь, скажем, вещь из английского журнала, плати и через две недели привезут. Вода, она дырочку найдет.

Прошу меня извинить, я отвлекся от музыки. Высоцкий и другие барды звучали в Каире редко, только по большим праздникам удавалось собраться теплой компанией у магнитофона, а еще лучше с гитарой. Да и в праздники, чем дальше, тем чаще могли дернуть на работу или вообще не отпустить в город. Мне еще повезло – после приезда советников меня перевели в Инженерное управление к советнику-генералу, потом я сумел выпроситься в инженерно-дорожную бригаду, стоявшую в пригороде Каира и советником там был полковник Николай Китов, прошедший Великую Отечественную войну младшим офицером-сапером. С тех пор я убежден, что саперы – это люди самой гуманной профессии.

Я сейчас уже не вспомню, сколько работало тогда в Каире радиостанций, транслировавших западную музыку. Во всяком случае, танцульку можно было устроить в любое время дня и ночи, были бы дамы и желание. Куда тут Москве, где с превеликим трудом можно было сквозь хрипы и треск выловить «Час джаза» по «Голосу Америки» с непревзойденным бархатным голосом ведущего Уиллиса Коновера и музыкальной заставкой – великой джазовой композицией «Садись на трамвай «А». Не обладая голосом и слухом, могу ее напеть и сейчас и до сих пор, услышав первые аккорды, что-то теплеет в груди. Положа руку на сердце, Сева Новгородцев, с которым выросло следующее поколение страждущих музыкального прогресса, отдыхает. Что ни говори, а хорошая музыка в сочетании с утренней чашкой настоящего кофе, сваренного по всем правилам в турке, бодрит и поднимает настроение даже не в самые лучшие дни. А таких дней в нашей каирской жизни, поверьте, было не так уж мало.

И еще. Конечно, на улице преобладали традиционные национальные мелодии и призывы муэдзинов с многочисленных минаретов, усиленные современными мощными динамиками. Но и европейская и американская музыка звучала по радио свободно, имела своего слушателя и почитателя. Как и Каирская опера, работающая в театре, здание которого может украсить любой большой европейский город. И ничего не произошло, мир не перевернулся, Сальваторе Адамо, скажем, и в Африке хитовый певец, пусть даже его «Падает снег» для тамошних жителей полная абстракция, я уже писал, что в Каире спокойно соседствовали тогда разные ветви одной большой человеческой цивилизации.

Два слова о кофе. Старые москвичи в пятидесятые годы прошлого века старались покупать чай и особенно кофе в бывшем магазине чаеторговца Перлова, что на улице Кирова, ныне опять Мясницкой, практически напротив Почтамта, превращенного в новые времена в биржу. Как же все перепуталось ныне, но, слава Богу, старый дом с драконами, китайскими фонариками и иероглифами все еще стоит на своем месте, его даже отреставрировали. Так вот считалось, что лучше кофе, чем там, в Москве не найти, хотя были и другие точки, где работали такие же электрические мельницы. В Каире мы тоже предпочитали покупать свежемолотый кофе в одном месте. Там было четыре-пять лавок с большими жаровнями, под которыми бились синие язычки газового пламени, сушащиеся зерна перемешивались, как металлическими руками, лопастями навроде тех, что имеются у наших снегоуборочных машин, и только уже подсушенные, вернее даже поджаренные до нужной кондиции, поступали в ненасытную глотку больших кофейных мельниц. Неповторимый аромат свежемолотого кофе густо заполнял улицу и сопровождал наш продуваемый всеми ветрами «Газон» до самого дома вместе с еще теплым пакетиком кофе, смолотым не то что бы мелко, а в драгоценную пыль.

Кофе, как впрочем и чай, и чистая холодная вода в Египте не просто напитки, а образ жизни. Холодную воду подают в любом заведении, едва вы успеваете опустить задницу на стул. Понятно, что еще нужно путнику в пустыне, как ни стакан прохладной воды и что должен предложить гостю радушный хозяин? Вода – это начало отношений, кофе и чай – их продолжение и развитие. Сколько тогдашних полновесных фунтов переплатили нетерпеливые туристы лишь только потому, что торопились поскорее совершить покупку и отказавшись в азарте шопинга от приглашения присесть, выпить чашечку, освежиться водой, выслушать и в свою очередь сказать продавцу несколько приятных слов, а потом уже не спеша и обстоятельно рассмотреть товар и поторговаться. Глядишь, полцены бы и ушло и расстались бы довольные друг другом.

Таким образом, даже самая незначительная покупка превращалась в школу человеческого общения. В самом деле, в высших учебных заведениях уже давно, насколько я знаю, риторику не преподают, разного рода диспуты на моей родине до сих пор не в чести, так где же научиться спокойно и с достоинством, но настойчиво и убедительно аргументировать свою точку зрения. Мои соотечественники, что политики на телеэкране, что тетки на рынке, до сих пор, как и сорок лет назад то и дело срываются на крик. Вот их всех и надо отправлять на каирский, александрийский, да любой египетский базар – учиться отстаивать свою позицию не надрывая глотку, а главное не наживая себе врагов.

Читатель может подумать, что я утверждаю, будто все египтяне поголовно спокойные и уравновешенные люди и что на моих глазах не происходило ничего похожего на отечественные трамвайные скандалы или выяснения отношений в очередях за туалетной бумагой с непременным «а ты кто такой?». Конечно, это не так. Арабы вообще народ достаточно легковозбудимый, стоит только повысить цены на товары повседневного спроса, а уж особенно впадают в истерику при виде крови, и египтяне здесь не составляют исключения. Да что там, все не так давно видели огромные толпы на площади Тахрир своими глазами по телевизору. В такие моменты всяким «хавагам» лучше держаться подальше.

Единственно, чего в Египте нельзя увидеть – это как кричат на детей, в особенности маленьких. Это я смею утверждать стопроцентно. С тех пор так и режет слух повадка российских мамаш то и дело повышать голос на своих очаровательных чад, грозить им всяческими карами и упрекать то в одном смертном грехе, то в другом. В Египте это просто невозможно, там и без всякого доктора Спока знают, что воспитывать детишек следует лаской, добротой и собственным примером. Остается только пожалеть, если и когда египетский урок остался невыученным.

В каждой стране надо уметь жить – это не я сказал. Могу лишь подтвердить эту нержавеющую с веками истину. Конечно, не зная языка, глубоко вникнуть в чужой обиход не так-то просто, и все же стоит не отгораживаться от окружающей жизни стеной, а постараться в нее войти. Лучше, как говорится, пошире открыть глаза и держать ушки на макушке.

Трудно представитьсебе столь разные общества и государства, чем Египет и Советский Союз в годы моего там пребывания, с 1967 по 1971. Только причудливый зигзаг истории и геополитики заставил их стать, пусть и на очень короткое время, не скажу что друзьями, но союзниками. Стихотворная характеристика Гамаль Абдель Насера, популярная тогда у нас в народе вполне отражает отношение советских граждан к происходившему в те годы. Плюс еще и укоренившееся представление о том, что Никита широким жестом подарил Египту Асуанскую плотину, а следующий лидер даром снабжал египетских друзей горами оружия.

Уезжая в Египет, я все это хорошо знал. Как и то, что импровизатор Никита действительно тормознул лишь в самый последний момент. Но не в этом было дело. С развитием военной ситуации в зоне Суэцкого канала, а, главное, с первыми человеческими жертвами с нашей стороны, пусть это были поначалу «небоевые потери» каждый из нас, по-моему, должен был задать себе вопрос – за ради чего мы должны рисковать здесь жизнями, своими и наших соотечественников. Идеалы мировой революции остались в далеком прошлом, славные знамена Великой Отечественной сданы в музеи, никто на нас не нападает и если во Вьетнаме правит и борется братская Коммунистическая партия во главе с дедушкой Хо, а на Кубе на расстоянии плевка от американских берегов под заботливым приглядом Фиделя строится наша мощная радиолокационная станция, то что мы потеряли в этой пустыне, в стране, столица которой ежевечерне утопает в море праздничного света, где работают кабаки и киношки и только вдоль линии Суэцкого канала, ощерившись смотрят друг на друга сквозь прицелы две армии? При этом, кстати, значительная часть офицеров египетской армии не особенно скрывает, что с удовольствием дала бы нам пинка под зад и выгнала вон с нашими идеями коммунизма и столь ненавистной уравниловки. Когда вспоминаешь, что наши пропагандисты снабжали египтян книжками про полководческие подвиги Чапаева и Буденного, не знаешь, что делать, смеяться или плакать!

В самом деле, человеку, воспитанному на народном подвиге Великой Отечественной с ее миллионными человеческими потерями, назубок запомнившему, что творили оккупанты с его соотечественниками, выросшему среди мальчишек и девчонок, никогда не видевших отцов, но гордящимися не имеющей цены Победой, жизнь вокруг должна была казаться нереальной.

Для миллионов египтян война была некоей абстракцией. Противник, котрого всенародно грозились раз и навсегда сбросить в море, мало того, что по существу полностью уничтожил Вооруженные силы страны. Он еще вывел из строя Суэцкий канал и лишил государство миллиардных доходов. Он вдобавок оккупирорвал Синайский полуостров, пусть и пустынный, но снабжавший Египет природным газом и толикой нефти. Туристический поток к Пирамидам и древностям юга страны, ежедневно приносивший миллионам людей звонкую монету, превратился в узкий ручеек. Как ни крути, подобный разгром называется национальной катастрофой.

Тем не менее, в Каире ничего подобного не ощущалось. Разве что заложили мешками с песком входы в магазины и учреждения. Заставили выкрасить синим цветом фары автомобилей на случай затемнения при воздушном налете. Конечно, выросли цены, но мука, растительное масло, молоко и другие повседневные продукты питания как и раньше дотировались государством. Подняли налоги, правда, полуголый феллах как пахал на паре волов полученную от земельной реформы землю, так и продолжал направлять плуг по борозде или по колено в воде сажал рис. Войну можно было почувствовать только глядя на застигнутые войной и застрявшие в Суэцком канале ржавые суда, на улицах пострадавших от артиллерийских обстрелов и воздушных налетов городов вдоль его линии, да еще у Суэцкого залива на берегу, усыпанном минами.

Страна в целом жила своей можно сказать мирной жизнью. Богатые, как водится, старались разбогатеть еще больше, бедные старались свести концы с концами. Знакомые коммерсанты твердили, что это надолго, туристов нет и не будет, и надо сваливать в эмиграцию. Очень популярной была идея уехать в Австралию. Так что никакой народной войной в Каире и не пахло, о каком-нибудь ополчении или добровольцах на случай масштабных боев не могло быть и речи. Да и современные методы войны, характер театра военных действий к подобному не располагали. Это вам не Вьетнам.

Так за каким этим самым, повторюсь, мне-то тут было геройствовать? Можно ответить очень просто – армия сильна приказом, тебя туда отправили и приказали делать то-то и то-то – делай и не задавай вопросов. Армия должна воевать, а не рассуждать. Точка.

Вполне возможно, что и есть такие люди, коих вполне удовлетворяют сухие строчки приказа. И еще немножко денег на дефицитные в те годы «Волги», «Москвичи» и шерстяные кофточки в «Березке». Может быть, их даже большинство. Вон и солдатики из нашей дивизии ПВО, сходу попавшие в бетонные бункеры посреди пустыни, весьма слабо, несмотря на героические усилия командиров представляли себе, где это они находятся. Солдатики, в отличие от нас, возможности разгуливать руки в карманы по каирским улицам не имели. Может и вправду верили, что помогают братскому египетскому народу отразить агрессию обнаглевшей израилькой военщины?

Одним словом, вопрос, раз уж он вошел колом в голову, требует ответа. Вариант с приказом был хорош, но уж больно прост. Хрущевская оттепель, пусть ее потом и называли непоследовательной и жалкой, все же как ни крути, развязала языки, сквозняк в затхлом помещении всегда производит очень сильное впечатление, кружит даже седые головы. В университете старые профессора, десятилетиями молчавшие в тряпочку и под конец карьеры и жизни обрадованные неожиданно свалившейся возможностью хоть что-то вложить нам в мозги, поощряли стремление мыслить, мыслить самостоятельно и нестандартно, мыслить вообще. Согласитесь, с приказом «Налево кругом!» эта манера существовать никак не монтируется.

Вот и лезло в голову всякое. Самое простое было вообразить себя эдаким защитником империи на ее дальних рубежах, отстаивающим форпост национальных интересов здесь, в пустыне, помнящей фараонов, финикийцев, греков, римлян, крестоносцев, османов, Наполеона, англичан, сцепившихся мертвой хваткой с «Лисом пустыни» гитлеровским генералом Роммелем. И Моисея с его народом, и деву Марию! Теперь вот и мы, сыны советской империи, совсем недавно победившей в самой кровавой в истории войне утвердили тут свой сапог и свой флаг и держим оборону со своими САМами и МиГами. Мы, кого наши противники до сих пор считают, а иногда и называют вслух варварами – так нате вам прямо в харю, вот они мы, на берегу Суэцкого канала, в серцевине современных караванных путей. Нет, конечно, для таких героических од нужен новый, собственный Киплинг!

Но… не будет нового Светлова и новой «Гренады». Имперская идея стыдливо пряталась в трескучих словах о «развитом социализме», в жалком бормотанье советских вождей про некие «страны, идущие по социалистическому пути», Гамаль числился под нашим одобрительным взглядом одним из лидеров-основателей, наряду с Индирой Ганди и Тито движения неприсоединения. Вся эта словесная шелуха предназначалась для внутренней аудитории, не подозревавшей о развертывании в далекой египетской пустыне целой дивизии ПВО, усиленной авиацией, о сотнях советников, да и нас, грешных, умевших к случаю лопотать на иностранном языке. Видимо неспроста в памяти народной надолго завязли едкие частушки, люди нутром ощущали, что отдавать жизни наших солдат за новоявленного Героя Советского Союза в близких друзьях и советниках у которого числится не кто иной, как сам Отто Скорцени, по меньшей мере неразумно и недальновидно.

Внимательный читатель легко уловит и запросто укажет на режущие глаз авторские противоречия – с одной стороны осуждение отечественных недостатков и неустройств, продолжающихся, кстати, в значительной степени и поныне, а с другой – гордость за свою страну и чувство удовлетворения от честно выполненного солдатского и даже, выражаясь высоким штилем, патриотического долга.

Все так. Только штука, на мой взгляд, вот в чем. Бессонные ночи, горы прочитанных книг, жизненный опыт и увиденное своими глазами в Египте воленс-ноленс приводили мыслящего гомо советикуса к выводу, что государство и страна не есть одно и то же. Тогдашнее государство с его казавшейся незыблемой советской властью, всемогущей гэбухой, показухой, партийной идеологической немощью и элементарным враньем – это одно, а Россия с ее тысячелетней историей от святой Ольги и до нас, нынешних – совсем другое. Да, тяжело, противно, временами даже стыдно, но ведь «это твоя Родина, сынок», если уедешь, убежишь, она-то без тебя проживет, а вот ты, сможешь ли?

Вечная и неразрешимая дилемма русского человека с совестью и мозгами. Ровно об этом не раз думал и я в те беспокойные египетские месяцы и годы. Признаться, часто думаю и сейчас.

Ну что же, как бы там ни было мы вставали в длинный ряд своих соотечественников, столетиями уходивших в далекие походы от родных лесов и полей. Пусть это звучит пафосно, но нам обязательно найдется место в более чем тысячелетней русской истории. И ничем не подвели мы своих предков, и не запятнали своих знамен. Да-да, история нашей страны дольше, чем семьдесят лет коммунистического правления, в ней обязательно найдется место и операции «Кавказ». Какие бы вопросы и сомнения не лезли в голову, держи ее высоко, подбородком к небу, а хвост пистолетом и смотри веселей. Родину, брат, не выбирают и со своими ублюдками надо разбираться самим.

Что же до советской империи, что говорить! Пик могущества Советского Союза пришелся на победный май 45-го, никакие ракеты с конвейера и даже космические приоритеты не могли прикрыть убожества и серятины нашей тогдашней жизни. Империя прежде всего досыта кормит. Под сенью ее победных штандартов процветают науки и искусства. К ее щедрой груди стараются всеми правдами и неправдами припасть и остаться ее гражданами навсегда, а не бегут вон при первой возможности, как черт от ладана. Ничего этого в позднем Советском Союзе не было и быть не могло. Мы уже не наступали, мы огрызались и чешский бунт на коленях говорил о гниении системы изнутри в самой ее европейской сердцевине.

Так и оказалось. Да, в Египте мы немалой ценой если не победили, то и не проиграли, следующий крупный заграничный поход – в Афганистан империю просто похоронит.

Жизнь и работа внутри египетской армии наталкивала и на другие размышления. Правда, для того, чтобы подобные мыслишки зашевелились в голове, нужно было повариться в этом соку год-два. Просто, как и положено, за этот срок ты узнавал людей, они начинали с тобой разговаривать и знакомый генерал, простецки одетый вне службы в холщовые штаны и сандалии на босу ногу приглашал тебя, встретив вечерком на улице, пропустить по стаканчику бренди с содовой. Можно было сыграть партию в теннис, или разговориться у бассейна офицерского клуба. Люди другой расы поначалу все на одно лицо, но по прошествии некоторого времени у них, как сквозь переводную бумагу, все ярче проступают идивидуальные черты.

Так со временем стало понятно, что хотя вооруженные силы Советского Союза и Египта вроде бы в просторечии и называются одинаково – армии, но содержание тут довольно-таки разное. Надо оговориться, что родную нашу армию я знал по летним лагерям, родственникам, носящим военную форму и, главным образом, благодаря советникам, достаточно мне о ней порассказавшим. Египетскую, понятно откуда – все-таки пришлось наблюдать ее изнутри день за днем и месяц за месяцем.

Подробное сравнение, как ни крути, необходимо. Правда, сегодняшние россияне немало знают о Египте, миллионы наших соотечественников там побывали, десятки миллионов видели события на площади Тахрир по телевизору.

И вот что перво-наперво бросается в глаза в Египте и тогда и сейчас – многолюдье. В стране миллионы молодых и здоровых людей, ничем не занятых и готовых практически на любую работу, лишь бы за нее заплатили немного денег. Больше того. Эти сегодняшние лишние люди не чета вчерашним люмпенам, они умеют читать и писать, они имеют представление об окружающем мире – это телевизионное и довольно часто компьютерное поколение. Его надо чем-то занимать, иначе анархия, почище любого Тахрира.

Некоторую часть этих людей и вбирает в себя армия. Так было и в то время, когда я жил и работал в Египте, уверен, что так же обстоят дела и сейчас. Если не считать, что население практически удвоилось за сорок лет, а армия не резиновая. Но все же какую-то часть избыточного населения она ставит в строй, обучает, дает профессии, нужные и ценные на гражданке, обтесывает и воспитывает. Люди целый день заняты, одеты, накормлены, у них в кармане немного денег, а если овладели специальностью и выслужили лычки, то и побольше. Так было сорок лет назад и разница с сегодняшним днем, конечно, есть – армия тогда собиралась воевать и ей было с кем и за что воевать. Но тем не менее социальная функция армии была видна невооруженным глазом.

Это что касается тела армии. Теперь о голове – офицерском составе. Вроде бы все отличительные признаки налицо – форма, погоны, эмблемы и так далее. Но это поверхностный взгляд. Я бы сравнил египетский офицерский корпус с неким закрытым клубом. Первое и самое главное – простолюдину туда вход, за единичными исключениями, закрыт. Нет, конечно, бывает, тогда внешне становятся членами клуба, но внутренне понимают, что они люди второго сорта. Нет высшего образования. У нас, в инженерных войсках практически все офицеры имели дипломы гражданских факультетов Каирского университета. Кроме всего прочего, наличие звезд на погонах означало, что все члены клуба получат к концу карьеры звание бригадного генерала. Деловые качества, ум, храбрость, все прочее значения не имело. Хорошая пенсия прилагалась да еще наших пенсионеров с охотой брали на приличные оклады в гражданские фирмы – ценились и знания, и связи. Конечно, и для выбившихся из низов звание младшего офицера – огромный приз, но полностью качественный скачок сможет сделать только следующее поколение.

И третье. Нам это не говорилось, но было понятно, что в случае крупных беспорядков в противостоянии анархии сразу же задействуют армию, полиция как бы не в счет, хотя визульно ее вполне достаточно. Другое дело, сработает ли армия, все же бронетехника не приспособлена для решения внутренних проблем на городских улицах. Опыт последнего времени не дает четкого ответа на вопрос, надолго оправдался ли этот расчет, но можно уверенно говорить, что на армию полагались всегда, и во времена короля Фарука, и при Гамале, Садате и Мубараке, как на самую организованную силу. Те более, что все они, начиная с Гамаля были офицерами, да к тому же и режим, а это целых полвека, вел свое происхождение от офицерского государственного переворота.

В скобках заметим, что и нынешняя российская армия имеет вполне определенный классовый состав и готовится, в известных обстоятельствах, действовать и уже действует внутри страны.

К чему все эти рассуждения про египетскую армию? Да просто к тому, что бок о бок с этими людьми предстояло рисковать жизнью. Так уж сложились обстоятельства. Помешанные на секретности высокие отцы-командиры ничего нам объяснять не намеревались. Один раз только собрали и объявили, что все мы, оказывается, застрахованы и в случае разного рода увечий можем претендовать на то-то и то-то. Не помню, чтобы назывались конкретные суммы, но подобная информация подтверждала, что дело обстоит весьма серьезно.

Честно говоря, мне не хочется писать о чем-то, связанном с боевыми действиями, о потерях среди соотчественников, даже тех, что случились у меня на глазах. Пронесло, остался жив и здоров, и слава Богу. Современная война тем и характерна, что смертельную опасность осознаешь тогда, когда она по сути уже миновала, иначе она бы тебя задела. Да-да, «Фантомы» парой уже уходят, отбомбившись по цели, пугая ревом и пороховыми факелами форсажа, оставив после себя кромешный ад, горящие обломки и искалеченные тела и ты, если опоздал, можешь разве что погрозить им бессильным кулаком. И даже жертвам ничем помочь ты не в силах, земля вокруг пораженного объекта усыпана бомбами замедленного действия и они будут рваться еще несколько суток и рисковать там будут другие, те, кому это положено. Так что все, этот эпизод проехали, поезжай домой, поблагодари Господа и выпей за помин души людей, русских и египтян, которых ты никогда не видел и уже не увидишь…

Стоит, наверное, сказать только одно. Египетская командировка воочию показала, на какой тонкой нитке держится человеческая жизнь, как хрупко и уязвимо наше тело, как неразумны люди, стремящиеся лишить друг друга драгоценного дара, не ими данного.

И еще. После ужаса войны, виденного собственными глазами, становится смешной и никчемной суета, которой заняты миллионы твоих соотечественников, называя эту возню жизнью, стараясь всеми силами откусить кусок пожирнее и получить квартиру на три квадратных метра больше, чем у сослуживца или защитить дисер на год-два раньше однокурсников. Господи, какая ерунда все это! Теперь-то, получив невидимый диплом своего собственного шестого каирского университета, я это твердо знаю. Благословенна жизнь сама по себе, возможность ходить по земле, опираясь на ноги, а не костыли, дышать воздухом, а не пороховыми газами и смотреть на солнце собственными, а не стеклянными глазами. Ну чего вам еще надо, люди!?