Текст книги "Самая страшная книга 2019 (сборник)"

Увлеченный паренек играл, прикрыв глаза, и не замечал остановившегося перед ним Глеба. Вечер, час пик, кругом сновали люди. Монеты звонко падали в раскрытый тряпичный футляр от гитары. Кто-то бросил полтинник.

Глеб хотел схватить паренька за шиворот, встряхнуть и прямо здесь, на месте, вышибить из него всю информацию. Возможно, вместе с зубами.

– Пустынной улицей вдвоем // С тобой куда-то мы идем… – начал подпевать пьяный мужичок в расстегнутой куртке, и на Глеба обрушилось тяжелое понимание происходящего.

Он сдержался, отошел в сторону, к лотку со специями. Паренек открыл глаза, провел языком по потрескавшимся губам и промычал что-то нечленораздельное, обращаясь к поющему.

Пьяный мужик повеселел, принялся горланить:

– О-о-о, «Восьмиклассница!»

Глеб представил, как глухонемой попрошайка с гитарой бредет пустынной улицей с восьмиклассницей. Вот только восьмиклассница уже мертва, лежит в тележке, укрытая куском брезента, и ее пышные белые банты давно сорваны и выброшены в пекло горящего гаража…

Он отошел еще дальше, чтобы не привлекать внимания. Вышел на улицу, потом вернулся. Жался то к стене, то к лоткам, выходил снова. Прошло часа два, прежде чем паренек стал собираться. Людей стало заметно меньше. Глеб поднялся из перехода, под мокрый снег с дождем. Пробрало холодом, да так, что клацали зубы. Или это гнев не мог удерживаться больше внутри.

Наконец паренек показался на другой стороне дороги. Он больше не изображал попрошайку и походил на студента-музыканта, возвращающегося домой после репетиции. Гитара болталась за спиной.

Глеб направился за ним, стараясь особо не приближаться – он понятия не имел, что будет делать дальше.

В какой-то момент паренек свернул в нутро жилых домов, и Глеб потерял его из виду. Он бросился следом, пару минут плутал под фонарями, затем обнаружил свежие следы на заснеженном тротуаре и увидел паренька у двери подъезда. Паренек был безмятежно рассеян. Он совсем не смотрел по сторонам. Может, действительно глухонемой?

Глеб сделал шаг в его сторону. В голове раздался шепот, стремительно сорвавшийся на крик:

«спасИМЕНЯ!»

Сомнений не осталось.

Паренек открыл дверь подъезда, повернул голову, и его глаза встретились с глазами Глеба.

– А ну стой, с-сучонок! – заорал Глеб, срываясь с места.

Паренек юркнул за дверь. Доводчик не давал ей закрыться слишком быстро. Один прыжок, второй… Глеб ворвался в подъезд, побежал к лестнице, догнал паренька между вторым и третьим этажами, схватил за ворот.

Ноги паренька заплелись, он упал, хватая руками воздух. Хрустнула гитара. Глеб нанес первый удар, угодил в скулу. Потом еще раз – по губам.

В голове истерично шептал женский голос: «помогинайдиспасименяяздесьпомоги».

Ля

Среди хора мертвых девушек я внезапно услышал еще один голос.

Это была она, сбежавшая.

Спустя два года после того, как все произошло.

Конечно, я запомнил ее крики. О, она дала мне насладиться. Жаль, что все закончилось не так, как ожидалось. Не было финала, понимаете? Не было излома, чтобы звуки разорвали мои уши и заставили плакать. Я всегда плачу, когда женщины кричат перед смертью. Меня переполняют эмоции.

И тут – ее голос внутри моей головы. То же самое, заведенное: «Спаси!», «Я здесь!»

Мне кажется, я прослушиваю их последние мысли. Как классический winamp на репите. Женщины, умирая, посылали инстинктивные импульсы, а я сохранил их в буфер и теперь постоянно воспроизвожу. Не хватает только эквалайзера для полной идентификации.

Когда включается эта воображаемая запись криков, я снова могу слышать. Я хватаю гитару и сажусь играть. Это все, что мне надо. Звуки вокруг сначала удивляли меня, но потом сделались привычными. Пока кто-то из мертвых женщин кричит – я играю.

Но эта девушка, с морковным цветом волос, вывела меня из равновесия. Она ведь не должна была кричать. Я не убивал ее…

Тем не менее запись ее криков возникла в голове рано утром, когда я чистил зубы. Я застыл, глядя в зеркало, но видя только пятнышки высохшей зубной пасты. Крик то затихал, то становился похож на шепот, то взмывал ввысь, вызывая короткие головные боли… Тогда-то я решил, что девушка умерла где-то недалеко от моего дома. Иначе как бы я мог уловить ее своим классическим проигрывателем?

Я уже говорил о том, что не успел довести смерть девушки до финала. Это потрясло меня и напугало тогда. Прошло два года, а я все не решался возобновить убийства. Мне не хватало сил, вдохновения, музы – как пожелаете.

И вот появился шанс завершить дело. Найти ее голову и засунуть в стеклянный сосуд.

Вряд ли от густых волос что-то осталось, но они мне ведь были и не нужны, верно?

Я быстро оделся и вышел в серую слякоть утра. Суетливость людей, спешащих на работу, меня раздражала. Я бродил по району, погруженный в абсолютную тишину, прислушиваясь к ней, надеясь услышать крики… и я их услышал. Возле гаражей, что находились в полукилометре от дома. Зашел туда. Услышал еще один крик:

«Спаси!»

Она кого-то звала перед смертью. Любимого человека. Надеялась.

Я ощущал себя лозой, с помощью которой ищут воду. Совсем скоро я начну крутиться, крутиться, крутиться и…

Я увидел сгоревший гараж. Видимо, он согрел недавно, потому что в воздухе стоял отчетливый запах гари и влаги. Недолго думая, я полез в кучу обгоревших обломков и принялся расчищать их. Ощущал теплоту внутри обгоревших головешек.

Упорство было вознаграждено. Под кучей досок я нашел обгоревший труп моей беглянки.

Белели зубы, чернела обгоревшая плоть, желтели жировые пятнышки. Вместо глаз на меня смотрели пустые темные глазницы, заполненные влагой. Но все равно это была она!

Скорее всего, два года назад ослабевшая, заблудившаяся девушка оказалась среди гаражей, обнаружила, что этот гараж не заперт, и забралась внутрь в надежде, что утром ее найдут. А ее не нашли. Никто не заглядывал, никто не проверял и не приходил. Людей пропадает много, поисками долго не занимаются.

План созрел мгновенно. На небольшом стихийном рынке у дома я купил тачку и брезент. Вернулся к гаражам, аккуратно уложил обгоревшие останки на дно тачки и покатил ее домой. Дома на полке ждал пустой сосуд. О, как же долго он ждал!..

…Глеб тащил паренька за шиворот по лестнице, бил, пытаясь выяснить, где же, в какую квартиру надо вломиться, чтобы найти Валю.

Паренек – похоже, действительно глухонемой – мотал головой, улыбался разбитыми губами и мычал. Взгляд у него был безумный, страшный.

На четвертом этаже Глеб догадался обшарить карманы паренька. В заднем кармане джинсов нашлись ключи, а на них номер – восемьдесят четыре. Как просто!

Нужная квартира находилась этажом выше. Глеб потащил паренька. Тот хватался руками за руку Глеба, но не сопротивлялся. Только мычал. Он был худой и костлявый, этот паренек, весил килограммов пятьдесят, не больше. Глеб почувствовал брезгливое раздражение, когда представил, как этими вот тощими руками паренек хватает его Валю и тащит, тащит к гаражам…

От волнения затряслись руки, когда он вставлял ключ в замок. Провернул раз, другой. Толкнул дверь плечом, втащил паренька, уронил его в коридоре, заорал:

– Валя! Валя!

Внутри головы никто больше не шептал.

Глеб захлопнул входную дверь и бросился в комнату. Блеснуло что-то на стене у окна. Ударил кулаком по выключателю и, сощурившись на секунду, сквозь появившиеся слезы разглядел на полках на стене большие стеклянные сосуды с отбитыми горлышками, плотно перемотанные сверху то ли скотчем, то ли изолентой. А внутри сосудов – женские головы.

На Глеба смотрели набухшими и подгнивающими веками, вытекающими глазами. Из открытых ртов с рваными губами, засохшими пятнами крови вырвались голоса, наперебой, оказавшиеся вдруг внутри Глебовой головы:

«Ты пришел!»

«Спаси!»

«Я здесь!»

«Помоги!»

Глеб схватился за голову.

– Валя! – закричал он, шаря взглядом по мертвым лицам.

Среди мертвецов ее не было. Что-то будто оборвалось внутри.

Глеб развернулся и увидел паренька, прыгающего вперед с ножом в руке. Паренек сделал выпад, лезвие разорвало Глебу куртку, вошло в живот слева, зацепив ребро. Не чувствуя боли, Глеб схватил паренька за запястье, дернул вниз. Окровавленное лезвие выскользнуло. Глеб ударил паренька по коленке ногой. Что-то звонко хрустнуло. Паренек скорчился, заваливаясь на бок.

Женские крики в голове сделались невыносимо громкими.

Глеб с размаху опустил подошву ботинка пареньку на лицо. Закричал:

– Валя! Где ты? Где же ты, ну?

На кухне ее не было. На столе у холодильника стоял стеклянный сосуд со сбитым верхом. В миске валялись осколки.

Глеб чувствовал, как кровь толчками выходит из раны, заливается в штаны. Закололо на кончиках пальцев. Он вышел в коридор, держась за стену. Шагнул в ванную комнату и там, в полумраке, разглядел что-то лежащее в ванне. Кажется, обгоревший труп. Его обмыли и очистили. Лужицы воды собрались в провале на месте живота и в углублениях между ребер. Лица было не разобрать, но Глеб понял, что это и есть его любимая, ненаглядная, пропавшая Валя.

Он медленно опустился перед ванной на колени, протянул руку. Вопли в голове становились громче.

– Я же нашел тебя, – пробормотал Глеб. – Я нашел тебя, ну? Ты должна была быть живой! Ты же и есть живая!

Боль скакнула от раны к сердцу. Сперло дыхание. Перед глазами потемнело.

– Мне говорили, что ты зависла между жизнью и смертью. Не можешь умереть, – пробормотал он, едва ворочая языком. – Давай же возвращайся. Я ведь не зря искал…

«Конечно, – сказала Валя чистым и ясным голосом. – Даже не думай о плохом, дурачок».

Она взяла его ладонь в свою – шершавую, обгоревшую. Поднялась и вышла из ванной в коридор.

Глеб, облокотившись о теплый чугун, наблюдал за ней и не смог сдержать улыбку. Валя оставляла на полу влажные следы, покрытые ошметками обгоревшей плоти. Она прошла в комнату. Глеб видел паренька, лежащего на полу без сознания. Из уголка рта его капала на старый ковер кровь.

Валя дотронулась до паренька, и он очнулся. Хотел закричать, но не смог. Из горла вырвалось только сдавленное мычание. Валя подняла валяющийся нож и принялась рисовать на лице паренька узоры. Яркие, красные, сочные. Паренек открывал рот, но был нем, как рыба. Только согнутые пальцы сдирали ногти, впиваясь в пол.

Глеб улыбался, глядя на Валю.

Срезая с лица паренька кожу, Валя напевала «Восьмиклассницу». А хор других женских голосов ей подпевал. Получалось очень даже неплохо.

Ми

Девяносто процентов людей перед смертью видят реалистичные галлюцинации.

Не спрашивайте, откуда статистика. Наверное, были какие-то ученые, которые специально убивали людей и вели наблюдения. Наука вообще страшная вещь.

Галлюцинации бывают разные. Тоннель с белым светом, голоса родственников, самое любимое в жизни место… или голоса женщин, которых убил.

Они ведь не могут петь вечно, да?

А я не могу умереть, хотя прямо сейчас очень этого хотел.

Мне кажется, я нахожусь где-то между жизнью и смертью. В полубессознательном состоянии. Когда мне сломали челюсть ударом ботинка, я впал в кому и теперь вижу галлюцинации.

Я когда-нибудь умру.

Но главный вопрос – когда?

Обгоревшая женщина с впадинками вместо глаз, тщательно мною вымытая и подготовленная к ритуалу, стоит надо мной и срезает кожу с моего лица. Я кричу – беззвучно для всех, но слишком громко для себя самого. Мое внутреннее сознание рвется, как кожа. Я ничего не могу сделать, потому что парализован страхом. Или колдовством. Или галлюцинациями.

Лезвие протыкает щеку, и я чувствую металл на зубах. Он сбивает эмаль.

А в голове поют хором в двенадцать глоток мертвые женщины.

Время тянется безумно медленно. Нож бередит раны, заставляя меня корчиться от боли. Женщина, скалясь безгубым ртом, как будто говорит: «Мы можем продолжать вечно».

Их песни – это безумный репит.

Я видел, как умирает в ванной комнате тот мужик, что сломал мне челюсть. Сначала он наблюдал и улыбался, потом взгляд его сделался бессмысленным и стеклянным. Мужик осунулся, голова упала на грудь.

А женщины продолжали петь.

Я встретил рассвет, корчась в лужах собственной крови. Женщина не отпускала меня. Она сорвала с меня одежду и срезала лоскуты кожи со спины.

Ночь наступила стремительно. А в голове все еще пели. Одну песню за другой.

Кто-то спросил: «Ну как, нравится?»

Они хотели, чтобы я мучился вечно. За все их страдания.

Потом женщина взялась за кожу на моей груди.

Еще один рассвет.

Они пели, а я был все еще жив.

Знаете что? Боль растянулась на вечность, но я все еще думаю о тех девяноста процентах людей, которые видели галлюцинации перед смертью.

Вдруг это все тоже галлюцинация? Вдруг я на самом деле вот-вот умру?

Вдруг эта девушка, с волосами цвета морковного сока, так здорово огрела меня по голове газовым ключом, что проломила череп и отправила в кому, а сама – чья-то любимая Валя – возвращается к мужу, вызывает полицию и, в общем-то, становится той, кто выжил и обезвредил очередного паскудного маньяка?..

А я лежу в коме на полу квартиры, и боль моя будет бесконечной, пока не сдохну.

Я задумываюсь об этом на короткое мгновение, в паузе между прикосновением стали к рваной коже.

Потом я начинаю кричать от боли снова, а классический винамп в голове ставится на репит – женские голоса затягивают «Восьмиклассницу».

Александр Матюхин

Колобок

Пластиковая рукоятка удобно легла в руку. Родион натянул тугую тетиву из толстой трубчатой резинки, закрепленной между стальных рогатин, и упор орудия вдавился в предплечье. Мальчик прицелился в дерево и отпустил кожеток. Резинка схлопнулась с глухим вибрирующим звуком. Камень отскочил от ствола и упал в лужу.

– Крутяяяк, – Родион с восхищением осматривал новенькую охотничью рогатку. – И че, матушка разрешила оставить?

– А ей кто говорил? – ухмыльнулся Артем. – Это типа наш с папкой секрет. Подарил на днюху. Только просил домой не брать. Боится. Мамка увидит, орать будет.

– Ну и на фига ты ее забрал? Че батька подставляешь? – Родион отдал рогатку другу.

– Да пошел он! Раз в жизни сделал нормальный подарок и просит в деревне оставить. А я там по праздникам бываю, и когда стрелять? – мальчик засунул рогатку в рюкзак. – Да он вообще, наверное, себе ее купил. Просто забыл про мой день рождения и решил выкрутиться. Типа вот тебе рогатка охотничья, только пусть у меня лежит. Фиг ему! – Артем закинул рюкзак на плечи, и пятиклассники пошли дальше, размахивая мешками со сменной обувью.

– Больше не таскай ее в школу. Если училки запалят – сразу твоей мамке донесут, и вообще без подарка останешься.

– Не запалят, – отмахнулся Артем. – Пошли в парк по банкам стрелять?

– Не могу, мне еще убраться надо и кота на укол отнести, – вздохнул Родион.

– Да мы недолго, часик всего.

– Часик?

– Ну да, – кивнул Артем. – Ты все успеешь – и убраться, и кота отнести… Пошли, ну пожалуйста. Будет весело.

Родион притих, прикидывая, хватит ли ему времени выполнить все поручения матери.

– Можем на очки стрелять! Ну, типа кто больше банок выбьет. О-о-о! А еще приз победителю… – Глаза у Артема загорелись. – Если я выиграю, то заберу твою радиоуправляемую вертушку, а если ты – отдам, что хочешь. Хочешь последнюю фифу?

– Девятнадцатую фифу?! Тебе же ее только подарили.

– Ты сначала выиграй, мечтатель!

– Да я тебя в два счета сделаю. Ты же лошара-слепошара!

– Это я лошара-слепошара?! Придется тебе ответить за свои слова, Родик-уродик!

– Легко!

Улица Некрасова, забитая панельными пятиэтажками, упиралась в главные ворота городского парка. Через два квартала друзья притормозили на светофоре. Мимо прогромыхала «девятка». Других машин не было, и, не дожидаясь зеленого света, Родион и Артем рванули с места.

– Кто последний, тот дурак! – выпалил Артем, и мальчишки, перепрыгивая лужи, помчались вперед.

– Стоооой! – Родион затормозил.

– Ты чего?!

– Нет, Темыч. Не могу. Не гони.

– Зассал, так и скажи!

– Не зассал! Просто мне на завтра надо еще доклад запилить. Блин, совсем забыл.

– И че? В Инете спишешь!

– Ну да, а если облажаюсь, мамка не отпустит к папе. А мы с ним уже договорились, он меня ждет на новогодние каникулы. Я его последний раз год назад видел. Вот и прыгаю на задних лапках. Ты думаешь, я что на уроках надрываюсь? Руку тяну… В отличники хочу? Нет, к папке хочу, в Красноярск!

– Понятно, – Артем махнул рукой и пошел дальше. Один.

– Темыч, а давай в другой раз?! А?!

– Да иди ты, ботаник долбаный!

Родион огорченно покачал головой и повернул к дому.

Парк в желто-рыжей шапке из дубовых и березовых крон встретил неприятной тишиной. Артем шел по узким дорожкам, громко шурша ворохом опавших листьев. По пути поднимал камни, стрелял по деревьям и комментировал свои успехи.

– Еееес! Три очка! – он прицелился и сбил с ветки листок. – Уууу! Пять очков!

Под лавкой сидели голуби и клевали черствую горбушку, отбирая ее друг у друга.

– Летающие крысы, – вспомнил Артем слова отца, прицеливаясь в птиц. Пущенный им камень ударился об асфальт и спугнул голубей.

В дальнем уголке парка у пруда Артем сбросил вещи на лавку, расставил на ее облезлой спинке пивные жестянки, найденные им в ближайшей урне, начертил веткой линию стрельбы. Потом спустился к берегу, набил карманы брюк камнями и вернулся к самодельному тиру. Он натянул тетиву, затаил дыхание, точно спортсмен, которому предстоит ответственный момент на соревнованиях, и выстрелил. Промахнулся.

Когда Артем выбил все цели, он вприпрыжку обогнул лавку, собрал разбросанные по земле банки и снова стал выставлять их на расстрел.

Пока он возился с мишенями, его взгляд проскользил по другой стороне пруда и зацепился за что-то странное. Артем замер и снова посмотрел через водную гладь с желтыми корабликами листьев. С противоположного берега за ним наблюдала компания мультяшек, она сильно выбивалась из привычного пейзажа, и он был удивлен, почему не заметил их раньше.

Как зачарованный, Артем долго смотрел на мультгероев, потом бросил банки и пошел к ним.

На площадке, где летом стояли надувные батуты и тележки со сладостями, припарковался старый автобус, будто сошедший с кинопленок советских фильмов середины ХХ века. Спущенные колеса ушли в асфальт. Окна были заварены помятыми стальными листами. С боковины улыбались нарисованные Буратино с Мальвиной и Винни-Пух с Пятачком, изуродованные облупившейся краской.

Артем обошел автобус спереди. Над лобовыми стеклами, разделенными тонкой перегородкой и вдавленными внутрь салона, нависала массивная дуга. За стеклом покачивался потрепанный красный вымпел на золотом шнурке. В кабине никого не было.

Между круглых фар на прямоугольной решетке радиатора красовалась серебряная эмблема, похожая на устремленную ввысь ракету с красным флагом и звездой на макушке, а в основании три буквы – ЗИС.

– «32 14 кшш», – шепотом прочитал Артем номерной знак.

На другой стороне мальчика встречали Малыш с Карлсоном и Бременские музыканты. Над их головами висели буквы, украшенные гирляндами, – КИ ОТЕА Р КО ОБОК.

Артем подошел к передним дверям, постоял немного, осматриваясь по сторонам в поисках хозяина, и заглянул в щель между створок. Внутри царил непроницаемый мрак.

– Чунга-Чанга, синий небосвод! – заорал радостный голос над головой Артема. Сердце ухнуло вниз, и он в ужасе отскочил.

– Чунга-Чанга, лето круглый год! – прохрипел помятый рупор на крыше автобуса. На буквах заплясали цветные огоньки.

Артем устыдился своей трусости, и его охватила злость.

– Чунга-Чанга, весело живем… весело живем… весело живем… – в динамике что-то заело.

– Дурацкая песня! – Артем зарядил рогатку и прицелился в синюю лампочку.

Двери автобуса со скрежетом сложились пополам. Артем вздрогнул, выпустил кожеток, и камень проскочил мимо цели.

Из передвижного кинотеатра пролился голубой свет, вместе с ним выплескивался заразительный детский смех. Артем уставился на завораживающее таинственное свечение, и все его страхи, обиды, разочарования, неудачи… быстро растворились, и искрящаяся радость наполнила сознание. Больше всего на свете он хотел влиться в безудержное веселье и смотреть вместе с другими ребятами мультики.

Поглощенный ледяным сиянием Артем тихонько проскользнул в автобус. Двери за ним захлопнулись.

– Весело живем… весело живем… – песня оборвалась, и гирлянды погасли.

– Здравствуйте, – робко ответил Родион на телефонный звонок.

– Скажи Артему, чтобы сейчас же перезвонил и живо собирался домой! – сказал рассерженный женский голос.

– Он не со мной.

– Как не с тобой?! А где он?!

– Я не знаю, – пролепетал Родион. Он боялся властную и строгую мать Артема.

– Как это – не знаю?! Ты сам где?!

– Дома.

– Значит, так… Если вы вздумали меня дурачить…

– Тетя Алла, я вас не дурачу, – перебил мальчик, боясь услышать, чем закончится ее угроза. – Я правда не знаю, где Тема!

В трубке повисло молчание.

– Алло? – тихо позвал Родион.

– Когда ты его последний раз видел? Что он сказал? Куда пошел? – вопросы посыпались градом.

– После школы он пошел в парк, а я домой.

– Почему ты не пошел с ним?

В голосе тети Аллы Родион услышал обвинение.

– Я не мог. Обещал маме помочь, – оправдывался он.

– Зачем он пошел в парк?

«Если узнает про рогатку, сто пудов отберет, и мы точно никогда с Темой не помиримся», – быстро сообразил Родион.

– Хотел погулять, – он скрыл часть правды. – А что, он еще не вернулся?

– Нет, и трубку не берет, – упавшим голосом сказала тетя Алла. Родиону стало жалко ее, и он поспешил успокоить:

– Сейчас Паше и Никите позвоню. Он наверняка с ними!

– Нет, я их во дворе видела. Слушай, если Артем позвонит или напишет, сразу сообщи мне.

– Да, конечно. Все будет хорошо! – сказал он, но тетя Алла уже бросила трубку.

Родион набрал номер друга, включил громкую связь и положил смартфон на письменный стол. Пока гудки вызывали абонента, он зашел с компьютера во «ВКонтакте». Артем был «онлайн».

– Номер не отвечает. Оставьте… – Родион прервал соединение, а затем написал Артему в личку:

«Ты где? Тебя мама ищет. Позвони ей».

Прошло пятнадцать минут. Сообщение висело непрочитанным.

– Баран упрямый! – ругнулся Родион и написал Паше и Никите в общий чат. Друзья ответили, что их звонки и послания Артем тоже игнорирует.

Родион схватил телефон и еще раз набрал номер друга. «Пожалуйста, ответь!» – упрашивал он.

Гудок прервался, из динамика долетели шуршание дождя и… плач тети Аллы.

– Где он, Родион?! Ты должен знать, вы же друзья! Я весь парк обыскала, Темы нигде нет, только рюкзак нашла… Ты же все о нем знаешь! Умоляю, скажи, где он?! Я не буду ругаться, честно, только скажи, прошу тебя, – голос, что прежде вызывал у Родиона мурашки и оцепенение, теперь дрожал от отчаяния и страха. Он слушал тетю Аллу, и ему становилось дурно – дыхание перехватило, будто грудь туго обвязали стальной проволокой. «Лучше бы она ругалась, чем плакала», – промелькнула мысль. Родион очень хотел помочь, но не знал как.

– Скажи, где он? Тема все тебе рассказывает, ты должен знать. Пожалуйста, Роденька… – не успокаивалась тетя Алла.

– Я не знаю! Правда, не знаю! – закричал Родион и сбросил звонок. По щекам потекли слезы. Чувство вины жалило, оставляя пульсирующие раны.

Дверь в комнату отворилась. Родион обтер лицо рукавом, заметая следы своей беспомощности.

Вошла мать – худенькая женщина среднего роста в растянутом флисовом костюме. Усталое лицо с мимическими морщинами; короткие светлые волосы с отросшими темными корнями; и рассадник крупных родинок на шее.

– Родион, пора спать, – буднично бросила Наталья, но, увидев растерянное лицо сына, ощутила беспокойство. – Что-то случилось?

– Тема пропал.

– В смысле?!..

– Тетя Алла звонила. Он не пришел домой.

– Может, к отцу поехал?

– Нет, дядя Игорь позвонил бы. Тетя Алла нашла в парке его рюкзак и телефон, а Темы нигде нет.

– Ты знаешь, куда он мог пойти?

– После школы он звал в парк, а я… – Родион замолчал. – Это я виноват! Пошел бы с ним, он бы сейчас дома был.

– Родик, милый мой! – Наталья обняла сына за плечи. – Ты не виноват. Ну откуда ты мог знать, что Тема потеряется?

Родион молчал, еле сдерживая подступившие слезы.

– Ты правда не знаешь, куда он мог пойти? – прошептала она.

– Нет.

Наталья о чем-то задумалась, потом вздрогнула, будто испугалась.

– Слушай, вот как мы поступим. Сейчас ложись спать, а завтра, если его не найдут, мы вместе подумаем, чем помочь Артему и тете Алле. Хорошо?

Родион кивнул.

– Тогда иди чисти зубы, и спать, – она потрепала вьющиеся волосы сына, поцеловала его в щеку и ушла в свою комнату, ощущая легкую тревогу; ей казалось, что прошлое, от которого она убегала долгие годы, все-таки настигло, протянуло корявую пятерню и схватило за шиворот.

Родион ворочался в кровати, сбрасывал с себя одеяло и снова кутался в него. Жуткие образы, будто стая голодных грифов, кружили над ним, клевали и не давали покоя. Он представлял, как Артема похищают злые люди, как издеваются над ним в темных подвалах, как его друг плачет и просится домой.

К середине ночи он провалился в беспокойный сон с вязкими кошмарами. Родион бегал по вымершему городу, искал Артема. Здесь все было неправильным, как грубо скопированная подделка. Мрачные картонные улицы; тесные дворы с гнилыми домами; неживые, точно пластиковые, деревья; неподвижная вода в лужах. Он метался по городу-суррогату и без конца кричал: «Темыч!»

Над головой пульсировали тучи, они быстро разрастались и опускались все ниже и ниже. Родион бежал к парку, в надежде найти там Артема, до того как небосвод расплющит город. Он был уже у самых ворот, когда небо рухнуло и погребло его под собой. Мальчик физически ощущал давящую тяжесть в груди. Он резко открыл глаза, вскочил с кровати, и только спустя секунды понял, что это был сон.

В кабинете математики стоял гвалт. Родион сидел за партой у окна и смотрел во двор на опаздывающих учеников. Ждал, когда среди них появится Артем.

Утром, перед тем как выйти из дома, он не позвонил другу, чтобы, как обычно, позвать в школу. Боялся, что трубку возьмет тетя Алла и ее заплаканный голос скажет: «Артема не нашли», а пока… Пока есть надежда, что лучший друг вот-вот выйдет из-за угла и побежит к крыльцу.

Прозвенел звонок. Дети расселись по местам, но гул и взрывы смеха не утихли.

Анна Степановна, классная, задерживалась.

– Родик, где Тема? – спросил кто-то из одноклассников.

– Отвали, – огрызнулся он.

– Ты чего? Поссорились?

– Отвали, сказал! – Родион вскочил из-за парты и пошел к двери.

– Псих!

На пороге кабинета появилась тучная женщина и загородила дверной проем. Французская коса цвета выжженной степи лежала на пышной груди. Дородные формы скрывали объемная юбка в пол и блуза с рюшами, отчего классная сильно походила на бабу на чайнике.

Родион развернулся и пошел на свое место.

– Швец, – обратилась Анна Степановна к мальчику, – выйди в коридор.

– За что? Я ничего не сделал.

– Выйди, кому сказала! – с нажимом произнесла она. Родион подчинился.

В коридоре у окна он увидел невысокого мужчину в синей куртке. Рядом стояла завуч Ольга Андреевна.

– Родион, с тобой хотят поговорить, – ласково начала она. – Это Сергей Владимирович Спицын. Из полиции. Ты только не бойся. Он хочет спросить об Артеме Керенском.

– Здравствуй, – сказал Спицын.

– Его не нашли? – глаза мальчика увлажнились, но он не заплакал.

– Пока нет. Но ты бы очень помог, если бы рассказал…

– Давайте не здесь, – прервала Ольга Андреевна. – Идемте.

Завуч отвела Родиона и Сергея Владимировича в кабинет географии. Они сели друг напротив друга через проход между вторым и третьим рядами, а Ольга Андреевна заняла место за учительским столом.

– Родион, когда и где в последний раз ты видел Артема Керенского? – Спицын достал из внутреннего кармана куртки блокнот и карандаш.

Мальчик в деталях пересказал вчерашний день, не упустил ничего, только про рогатку умолчал. Не из страха, что у друга отберут подарок отца, просто ему казалось, что этот маленький секрет, о котором знают только двое, роднит их с Артемом. Какая же настоящая дружба без секрета?

– А что связывает Артема с… – следователь мельком бросил взгляд на записи в блокноте, – Таней Юдиной из 4 «А»?

– Ничего. Я не знаю, кто это.

– Может, тогда знаешь Ваню Сурикова из 5 «Б»?

– Знаю.

– Он дружил с Артемом? – Спицын внимательно следил за реакцией мальчика.

– Нет.

– Хорошо, – кивнул следователь. – Тогда как насчет Игоря Волкова из 6 «А»? Он общался с Артемом?

– Нет.

– Может, они вместе ходили на секции какие-нибудь?

– Мы с Темой ходим на футбол с друзьями со двора. С Пашей Роговым и Никитой Белозеровым.

– А эти мальчики могли быть вчера с Артемом?

– Нет, они его не видели.

– Ты уверен, что Таню Юдину, Ваню Сурикова и Игоря Волкова ничего не связывает с Артемом?

– Уверен! При чем тут они?! – рассердился Родион. – Пропал ведь Тема!

– Эти ребята тоже вчера не пришли домой, и никто не знает, где они, – ответил Спицын и еще раз уточнил: – Так значит, Артем не общался с ними?

– Не пришли? Где же они?

– Выясняем.

– Это я виноват.

– Виноват? – Спицын насторожился.

– Тема звал в парк всего на час. А я не пошел, бросил лучшего друга… – Родион заплакал.

– Нет здесь твоей вины, – следователь похлопал мальчика по плечу. – Возвращайся в класс.

Прошло два дня. Не появилось ни зацепок, ни следов, ни свидетелей, только слухи. Город замер в ожидании.

Родион вышел из дома со спортивной сумкой. У подъезда его ждали Паша Рогов и Никита Белозеров.

– Ты как? – осторожно поинтересовался Паша.

– Пойдет, – Родион посмотрел на мальчика с рыжей челкой и россыпью веснушек.

Дорога к спорткомплексу «Вымпел» никогда не занимала больше пятнадцати минут, но сейчас время будто замедлилось, а путь растянулся. Друзья молча петляли между мутных луж, и никто не рассказывал пошлых историй, никто не предлагал спорить из-за всякой ерунды, никто не придумывал идиотских развлечений – обычно все веселье затевал Артем. В компании друзей он был главным заводилой и выдумщиком. Остальные только принимали или отвергали его дикие и порой опасные идеи. Осторожный Паша всегда противился, боялся, как бы чего не вышло. Немногословный Никита со всем соглашался, ему все равно, во что ввязываться, лишь бы с друзьями. Поэтому последнее слово оставалось за Родионом. Теперь же, без Артема, будто важная часть крепкого слаженного механизма отвалилась и что-то стало пробуксовывать и скрипеть.

– У нас в школе тоже ребята пропали, – заговорил Паша, прервав долгое молчание. – Мишка говорит, их дядя Саша сцапал.

– Кто? – переспросил Родион.

– Мишка Мартынов, одноклассник наш, – напомнил Никита.

– Это я догнал. Кто сцапал?

– Дядя Саша, мертвец, – уточнил Паша. – Короче, Мишка говорит, он кормит детьми «Колобка».

– Кого кормит? – недоумевал Родион.

– Так автобус-кинотеатр называется, – пояснил Никита.

– Бредятина какая-то! Еще скажи, что в Деда Мороза и Бабу-ягу веришь.