Текст книги "Стол"

Такое в столице не утаишь. Впрочем, господин Дульчиков считал себя современным человеком, поэтому наклонности к альтернативным чувствам не вызывали с его стороны никакого осуждения. Он верил в одну упрямую истину: каждый человек должен жить в свое удовольствие. И правила существования он устанавливает себе сам. Святое писание, конституция, гражданское и уголовное право являются для него лишь импульсами для напряжения ума, чтобы найти дорожку для обхода надуманных, с его точки зрения, догм.

Именно этот господин Кузякин входил сейчас в кабинет.

– Так-с, – начал столоначальник, осматривая Кузякина. – Вас рекомендовал господин Жаслупин? Один из моих шефов? Светлейшая голова нашего ведомства?

– Точно-с, – артистично подыграл ему Юлий Юльевич.

«Знал бы он, сколько у нас заместителей!

– подумал Дульчиков. – Если с каждым из них здороваться, полдня пройдет. Работа нерентабельной станет! Впрочем, этот Жаслупин силен. Со всеми целуется, на всех тусовках принят. Опасен он! Вежливей надо быть с его посланником. А этот Кузякин неплохо выглядит! Экзот, но нынче это модно. На них не очень-то и похож. И лицо спортивное. Светлый, доверительный взгляд, вид хорошо воспитанного человека. Но они не все же такие? Вот, к примеру, наш зам. Или Ревякин из Центрального округа. Брр! Так и прет из них вульгарная женственность! Впрочем, время, время, голубчик. Начинай! Но помни: с ними нужна осторожность!»

– Чем, кх-кх, могу быть полезен? – доверительно улыбнулся Аркадий Львович.

– Друзья начальников для меня – мои старшие советники. Приказывайте, кому тумаков надавать!

– Я не по прямой жалобе или просьбе, я посоветоваться пришел, – как-то утомленно начал Кузякин. – В последнее время меня… национальная идея мучает.

«Ничего себе визитер! – мелькнуло в голове у генерала. – Ему бы к психиатру в Кащенко или в Кремль к В-ну. А он почему-то ко мне».

– Так-с, интересно, слушаю.

– Все думаю о несправедливости жизни. Да! Сейчас об этом немодно размышлять. А меня эти мысли замучили. Вроде совсем не политик я, и от общественного движения далек. Как вы думаете, отчего вдруг такое? – благородным взглядом уставился Юлий Юльевич на столоначальника.

– Гражданская зрелость? Возмужание? Влияние умных книг? – сдерживая смешок, произнес Дульчиков. «Впервые с таким посетителем встречаюсь», – тут же пронеслось у него в голове.

– Не совсем так. В последнее время я вовсе не читаю. Чаще смотрю на мир, но, конечно, не на все его многообразие, а на московскую культурную тусовку. Реже думаю о смысле существования. Так что мои переживания возникли спонтанно, без какого-то внешнего импульса. У вас есть время?

– Начальник за вас просил, кроме того, вы сами по себе интересный человек. С удовольствием, кх-кх, выслушаю вас. Впрочем, вы видели очередь. Так что минут пятнадцать есть, не больше. Прошу вас, рассказывайте. Умные рассуждения послушаю. Это так редко бывает в нашей работе!

Тут он ненароком взглянул на часы. Было одиннадцать пятнадцать. «Совсем немного осталось, – напряженно подумал генерал. – Через четверть часа таблетки начнут действовать. Любку надо успеть пригласить. А вдруг этот, который напротив, начнет ко мне приставать? Что делать-то, а? Спрашиваю я тебя, голубчик, какие действия предпримешь, а? Вдруг не сдержусь? А? Даже думать опасно. А если откажу? Что с моим столом произойдет? Отнимут, точно отберут! Сил у них много. Тут не всегда деньги вопрос решают. Их главное совсем в другом, а? А что, если в действительности придется, чтобы стол защитить? Пойду ли я на это? Или сдержусь? Да подумаешь…» Господин Дульчиков опять погасил смешок и с серьезным видом уставился на Юлия Юльевича.

– Все чаще и глубже начинаю я чувствовать, что мне этот мир непонятен, – стал медленно выговаривать слова посетитель. – История начинается с, казалось бы, простого, незначительного сюжета, взгляда, вида, реплики. А потом несет меня к мучительным переживаниям. К осмыслению собственной жизни, жизни своего окружения. Вот только что прошли выборы. Теперь почти все медиа-институты разглагольствуют о поражении демократических сил. Но есть ли у нас в России демократическое мировоззрение вообще?

«Что он ко мне пристал с этой чушью! – очень недовольно подумал Аркадий Львович. – У меня столько собственных дел, а этот о социальных проблемах! Да не интересует меня все это! Уже давно не интересует!»

– Какой, простите меня, демократ господин Мавленский? Если он на шестисотом «Мерседесе», с охраной на джипах в канун выборов в больницу приезжает? На нем кашемировое пальто за пять тысяч долларов, костюм за три тысячи долларов! А весь дневной бюджет на одного больного не больше ста пятидесяти рублей, или пяти долларов. Как можно согласовать такие разные уровни жизни, ментальности, вкуса, потребительской морали? Или эта известная дама, Хакимедова? С ее утонченными аристократическими манерами, требовательным голосом, элитным жильем, претензиями светской львицы! Да она на парикмахеров в день расходует больше, чем средняя российская семья на свое питание в месяц, а то и в год! Или Ланцов? Что, он для вас тоже демократ? Это же человек шикерии! Высшей знати! У него облик царствующего вельможи! Замашки хозяина жизни! Помещика!

В этом месте господин Дульчиков как-то нервно взглянул на аппарат по обнаружению подслушивающих устройств. «Слава богу, включено. Его слова – основание для немедленного отторжения моего стола. Точно, отберут! Обвинят в заговоре! Они проиграли выборы, но их люди еще у власти. Еще очень сильно их лобби!» – занервничал генерал. Он хотел было расцеловать стол, всем телом прижаться к нему, но спохватился, остановил свой чувственный порыв. «Сегодня совершенно непонятно, кто за кого, кто против кого. Ералаш взглядов и мнений, любви и ненависти! Декамерон! Никогда не думал, что эти самые– социально ангажированный народ. Вот тебе наука, а? Но что он пристал? Скоро Любкино время наступит. Мне пора на диванчик, с молодым телом».

– Демократия начинается не с речей, а с собственного поведения, – полемическим тоном продолжал Юлий Юльевич. Впрочем, спорить тут было совершенно не с кем. – Если политик ведет образ жизни типичного буржуа, то кто ему поверит, что он отстаивает демократические идеалы? Это то же самое, как если бы курильщик и пьянчуга начал пропагандировать здоровый образ жизни. После выпитой бутылки водки выходить на стайерский забег! Или из окон вытрезвителя выкрикивать политические лозунги. Демократы Европы ездят на велосипедах, мотоциклах, автобусах, недорогих машинах. А не на автомобилях класса люкс! Они носят одежду среднего сословия, а не мировых брендов! Они едят не в роскошных ресторанах, а в доступных среднему классу местах общественного питания. Пьют не вино по тысяче долларов за бутылку, а пойло, которым довольствуется народ. Они доступны, их можно потрогать, покритиковать!

Господин Дульчиков никак не мог понять, чего хотел от него посетитель, чего ждал он от него. Аркадий Львович был готов ему помочь, но в чем? «Почему он выбрал мои уши для этих глупостей? Может, у них есть какая-то своя программа? Политическая цель? Видимо, они хотят легализовать в обществе свой чувственный мир. Ведут борьбу за признание свадебных обрядов в своей среде. Но я тут при чем? Почему меня отвлекают от главного дела? А? Даю на все времена свое согласие на их инициативы. Только оставьте меня в покое! Я озабочен другим, совсем другим. Мне еще несколько миллионов нужно. А он о демократии… А? Тьфу!»

– Наш народ за свободу не борется. Массы не требуют ее с палками в руках. Они ждут от Мавленских, Хакимедовых, Ланцовых ее пришествия. Они ожидают получить ее в мраморном зале, под звуки государственного гимна, от публики в бабочках, с бриллиантовыми булавками, в смокингах. Какое разочарование! Заблуждение! Свобода не приходит сверху, уважаемый генерал, она завоевывается снизу. В борьбе! В ссадинах и синяках! В протестах и бунтах! Вспомните Наполеона. Именно он редактировал первую конституцию Швейцарии. Начальные слова этого документа он написал собственноручно: «Один за всех и все за одного». Вот вам текст главнейшего документа нации! А не замысловатые предложения ельцинских писак. Впрочем, наш народ привык жить в неволе. Ему слаще чувствовать себя обиженным, чем свободным. Он отвергает все, что не познано, что выходит за рамки культурных традиций. Не укоренился в стране перманентный гражданский протест! А общество без новаторства мертво. Поэтому культура нытья в России выше энергии обновления. Реформы нашего уклада тонут в желании приспособиться, прибиться к чужому плечу. Взгляните, как целуются наши чиновники! Давеча в Екатеринбурге я попал на банкет по случаю избрания нового губернатора. Чмоканье мужских поцелуев заглушало эстрадную музыку! Сила объятий рвала швы прочных костюмов! От сладчайших тостов текли слюни! От высокопарных слов кружилась голова! Но что такое это возвеличивание, поцелуи, хвала, преклонение? Признание в любви и страсти – или символ покорности, знак преданности, сигнал общности? Если вы публично принимаете тысячи мужских поцелуев, пылких и полных вожделения, и отвечаете тем же, то кто вы? Человек без морали? Без культуры? Некто, кто совершенно свободен в половых привилегиях? В любви? Или в мужской нежности вы ищите защиту своим интересам, которую реальная жизнь и конституция вам дать не могут? Тогда поцелуй мужчины для вас – сакральный обряд самозащиты. Признание вашего публичного авторитета. Вашего веса в обществе. «Вон как он расцеловался с господином В-ым! А прошлым вечером – как нежно прощался он с Л-ым! Или как он обнимался с К-ым! Видно, значимая фигура в обществе. Человек со связями!» Ведь это же сегодня главное. Тут никакой свободной любви не заметишь! Тут страсть совсем другого порядка: социальная, защитная, коррумпированная. Именно это двуличие нас мучает…

Тут господин Дульчиков заметил, что спокойные, светлые глаза Юлия Юльевича полыхают огнем. Он испугался этого воспаленного взгляда. «Сейчас он что-то неожиданное выкинет. Но что, а? Неужели перейдет к этому самому? – мелькнуло в голове у Аркадия Львовича. Он даже серьезно забеспокоился: – А как вообще себя вести, если он… того? – Навязчивая мысль не отпускала столоначальника. Весь сюжет показался ему удивительным. – А то – поцелуи, мужская нежность, однополая страсть! Что он конкретно хочет? Этот странный господин заглянул явно не по тому адресу. И не выгонишь же, он от замминистра пришел…»

– Вы, кх-кх, батенька, не гневайтесь на российский быт. У них там, за бугром, заскоки похлещи наших. Ну и что, что мужики целуются? Братством называем мы эту традицию! – Тут он внутренне усмехнулся.

– Что же это ваше братство заведено лишь среди чиновников, признанных артистов и коммерсантов? Почему среди инженеров, ученых, таксистов, врачей, бухгалтеров, летчиков, учителей таких особых проявлений любви друг к другу никак не встретишь? Нет, уважаемый генерал, тут совсем другое дело. Поэтому я и напросился к вам на прием. В российском обществе, особенно среди тусовщиков, частенько можно слышать: когда хотят оскорбить человека, указать на его отвратительные поступки, низменные личные качества и чувства, то с удовольствием пользуются словом «педераст». На самом деле геи – преданные, высокочувствительные существа, очень далекие от человеческих пороков. Общественная инфантильность, глухота и слепота, неспособность разглядеть истинное в этих оригинальных людях вызывают и у меня, и у моих друзей чувство глубокой обиды!

«И как это я дал себя вовлечь в такую дискуссию, а? Мне это надо? Но этот Жаслупин, черт бы его побрал, так близок с министром… Как бы этот ему не нажаловался! Как бы стол не отобрали, не увели стол мой драгоценный! Еще бы год, ну, пару месяцев. Неужто придется мне с ним на диван ложиться? Вместо Любки… Срам! Но куда тут деться? А впрочем, кто узнает? Если мне иногда кажется, что я со столом готов в обнимку переспать, то почему не разрешить себе с этим… Недавно себе признался: чтобы свой стол защитить, готов десять миллионов долларов выложить. Неужели пятнадцать минут с этим не стоят таких денег, а? Куда неприятней оказаться без стола, чем в постели с Юликом! Да и кожа у него приятная, глаза красивые. Что скажешь, голубчик Дульчиков, а? Говори, время подходит, решай. Через пять-семь минут таблетки начнут действовать!» – Таинственная привлекательность момента буквально ошеломила его.

– Убежденность в несправедливости толкнула нас к созданию «Альтернативного Союза». Цель этого общественного объединения – сплотить единомышленников вокруг новаторских идей реформирования общественной жизни России. Это чрезвычайно актуальная национальная тема. Мы оказались на задворках цивилизации. Все, что у них осуждаемо, у нас – желаемо! Что там дурно пахнет, здесь имеет приятный вкус. Если у них порочно, то у нас – востребовано. Вступайте, Аркадий Львович, в наши ряды! Становитесь активным членом нашего движения. Кстати, в него входят многие известные лица. Господин М-ов из правительства, господин К-ов из Администрации Президента, Ч-ский и Р-цер из Совета Федерации, члены руководства Генеральной прокуратуры, некоторые губернаторы, министры и заместители министров, видные депутаты Государственной Думы, телеведущие популярных каналов, военные. Вы же хотите спасти Отечество от лжи и двуличия? От двойных стандартов? Желаете жить в комфортной стране? Признаваемой общественностью других государств мира?

«У меня уже брюки распирает. Что он пристал с политикой? Пусть прямо скажет: пойдем на диван для личного контакта. Меня же Любка ждет! Организм требует! Но что мне ответить по поводу членства в их организации? Надо разузнать, что это такое. А почему не вступить, если столько известных людей? Может быть, это та же наша партия, но в тени, за шторами? И правят ею те же люди? Уже становится невмоготу. Брюки рвутся…»

– Хотелось бы знать круг моих обязанностей. За что, кх-кх, придется отвечать? Курировать что, а?

– Вы аудитор. В команде нам необходимо иметь эксперта, способного по косвенным признакам оценить доход интересующего нас субъекта. Люди, близкие к власти, тусующиеся в кремлевских лабиринтах, потеряли чувство гражданственности. Они не платят и не собираются платить налоги со своих доходов. Например, большая часть членов Совета Федерации или нижней палаты. Живут, как богатеи Запада, как миллионеры Востока. Что стоит за каждым из них? Сколько денег они проедают? Каковы их источники пополнения собственного бюджета? Или артисты. Эстрады и сцены. Ко мне нередко приходят письма, в которых авторы заявляют, что готовы платить двадцать, тридцать, пятьдесят тысяч долларов за вечер со своим кумиром. Я передаю их дальше. Но – никакого ответа! Вот, в самом конце октября передал одной длинноносой певице предложение: за один вечер в областном городе недалеко от Москвы инвестор готов выложить тридцать тысяч долларов. Почти два месяца – молчание. Три дня назад спросил: «Заинтересовало ли предложение?» Ответ: «Вы что, смеетесь? За такие деньги я петь не буду!» Нам нужно знать, сколько денег они берут за концерты. Платят ли налоги? Или все деньги – это исключительно черный нал? Государство этим не интересуется. Лучше обняться с артистом! Чмокнуться! Прослыть либералом! Зачем ему кормить свой нищий народ? Оно беспечно. Богато связями и понятиями. Именно мы начнем заниматься этими вопросами! Тут хочу напомнить вам о публичных поцелуях, общественных ласках, вздохах, тостах и крышах. Чем крепче поцелуй, чем выше крыша – тем больше денег уводится от взглядов фискалов. Именно те, кто сами нарушают законы, чаще всего используют слово «педераст» с криминальным, унизительным оттенком. Какая несправедливость! Зачем чернить законопослушных граждан? Талантливых и одаренных людей? Если уж использовать это понятие, то оно должно звучать уважительно. Мы же не оскорбляем словом «поэт», или «музыкант», или «влюбленный». А они? Им так и хочется втоптать нас в грязь! Что это – зависть к порядочности? Оскомина от независимости этого племени? Не спешите, генерал. Думайте. Вы нужны Отечеству. Давайте бороться вместе! От вас совершенно не требуется, чтобы вы стали этим самым. Уверяю вас, тут необходимо исключительно собственное решение. И мы будем его уважать. Вы симпатичный мужчина, я уверен, что в будущем сами придете к таким оригинальным чувствам.

«Совсем неплохо, а? Под их крышей трясти политиков и артистов! – тут же смекнул господин Дульчиков. – К-ов из Администрации Президента, М-ов из правительства, Г-ский и Р-цер из Совета Федерации – влиятельные федеральные сановники. Тут можно уйму денег заграбастать. Свой стол защитить! Укрепить его опции! Подхолюзин обещал крышу в кабинете министров, Кузякин – в более широком диапазоне власти. Удачный день, голубчик Аркадий Львович! Но не торопись. Вначале надо подробнее об этой ложе узнать. Кто там главный? Кто правит бал?»

Утешительная мысль, пришедшая теперь в голову федеральному чиновнику, побудила сказать совсем другое:

– Готов вам во всем помогать. Зачем от государственных дел прятаться? Полезное дело задумали: российскую законность укреплять, налоговую, кх-кх, дисциплину на новый уровень поднять! Согласен, не по декларируемым средствам живет наша богема. В роскоши купается, а в бюджет копейки перечисляет. А почему, любезный, сам господин Жаслупин со мной об этом деле словом не обмолвился? Мы-то видимся каждый день! На совещаниях различные темы обсуждаем. Может, тайна тут есть какая? Помню, приезжал в Москву американский иллюзионист. Кремлевский Дворец был распродан на целых, кх-кх, пять дней! И средняя цена билетов – сто долларов. А налогов – ноль! Как это, а? Может, мы на чьи-то интересы посягнем? Не страшно? Время-то непростое, а? У кого защиты искать?

– Вы, господин Дульчиков, вначале решите, вступаете вы в наш союз или нет. А все эти вопросы обсудить времени будет достаточно. Не оставим мы вас, генерал! Вы нам дороги. А поцелуй наш настоящей любви стоит. Искренней и нерушимой! Когда мы услышим ответ? Сразу после Нового года и Рождества? К десятому января? Подходит?

– Конечно! Это правильно, что время на раздумье, кх-кх, оставляете. Как иначе, а? Помозговать нужно. Решение-то ответственное! Скажите, а зачем вам эти данные, а? Станете шантажировать нарушителей закона? Ведь без инструментов исполнительной власти что с ними сделаешь? Прессе отдать? Сами знаете, какова она сегодня. Этот вопрос необходимо на самом верху согласовать. В скандальные истории впутываетесь! Шутка ли – Кирилла Мелипова проверять! Вся общественность встанет! Завоет пресса! По московским улицам пройдут демонстрации протеста! Или Марию Витулову! Ей достаточно грудь оголить, ноги показать, как все наши аудиторы проверку побросают, забудут задание и цифры и займутся онанизмом. Непростое дело вы задумали. Без первого лица ничего не сделаешь. Мы же не Америка! – А сам подумал: «Тут проглядывается золотое дно, голубчик Дульчиков. Властное добро получить российскую театральную и эстрадную элиту потрясти! Политиков! А? Тут за месяц десяток миллионов живых денег заработать можно. Прекрасное предложение! Отличное! Я даже об эрекции позабыл. Теперь чувствую, что швы на брюках разошлись. Таблетки сильные, сволочь! А он об этом – ни слова. Почему? Неужели я не понравился?» – с легкой обидой размышлял столоначальник.

– Значит, встретимся сразу после праздников? Совсем не обязательно видеться в нашем офисе. Можно, кх-кх, в ресторане «Ностальгия» на Покровском бульваре. А? Там обсудим ваше предложение. Как вы на это смотрите, а?

– Договорились. Тогда я пошел.

– Да, до встречи! – бросил Дульчиков и размечтался. В наших министерствах редко встретишь чиновника, который не воодушевился бы идеей нового заработка. Ему стали мерещиться известные лица сцены, которых он в унизительной форме допрашивает о доходах, сверяя их показания с декларациями. «Они у меня еще запоют! Я выпотрошу капиталы этих сволочей! Перемещу деньги из их шелковых карманов на мои оффшорные счета. Они узнают фамилию государственного советника третьего ранга светлейшего князя Дульчикова! Она им сниться будет!» – то и дело радостно проносилось в его сознании.

Едва господин Кузякин вышел, как в кабинет влетела Любочка Попышева. В руках у нее была баночка клубничного варенья. Она закрыла за собой дверь на ключ и недовольно бросила:

– Что это вы так долго? Я уж жду не дождусь! Куда мне? Сразу в постель? – А сама подумала: «Ну и ладно… Да и какая разница?»

«Десять-пятнадцать минут, но никак не больше, – мелькнуло в голове у Аркадия Львовича. – У меня в приемной еще двое в очереди, обед с начальником канцелярии министра Петром Сапегой, Махахорин. Этот черт здорово обеспокоил меня! А что если он через своего самого главного начнет действовать? Тяжелую артиллерию в ход пустит? Тут без думца Подхолюзина никак не обойтись. Однодворцева из Администрации Президента и Харина из Центрального федерального округа надо на помощь звать. Впрочем, Петр Петрович пусть тоже включается в интригу. Он человек министра. Внутри ведомства обеспечивает прочную крышу. Сегодня за обедом ему к Новому году следует пачку зеленых презентовать. Может, двадцать? А? Ведь соблазнительная же цифра! Нет, начну с десяти! Десять тысяч долларов – тоже прекрасная цифра! А деньги эти с Семенюры взыскивать придется. Пусть банк не из моих комиссионных новогодний гонорар чиновникам выплачивает, а даст мне из своего фонда пятьдесят тысяч долларов, чтобы по этажам Министерства раздать. А как же, а? Стой, голубчик Дульчиков, как же ты не подумал?! Необходимо завтра же поутру комплексную комиссию всех фискальных структур с проверкой на завод православной церкви в С-но направить. Завтра же! Поутру! В восемь часов уже на заводе! На месяц! Пятнадцать человек! Из прокуратуры, МВД, ГТК, ФСБ, ЦБ, МНС, Контрольного Управления Президента, Счетной Палаты, нашего ведомства. Пусть роют. Лопатами и бульдозерами! У них многое можно найти. Нет же! Не завтра, а сейчас, немедленно, а? Чтобы Махахорина от моего стола отвлечь. Если он узнает, что завтра на завод прибывает комплексная проверка, то станет ли он на мой стол коситься? Хватит ли сил и времени? Откуда? Свой стол начнет защищать! Кто он без стола? Прохиндей он высшей гильдии! Но таких мерзавцев в России нынче пруд пруди. Этим планом время можно выиграть. Но чтобы четверть миллиона махахоринских не потерять, проверку осуществить не силами моего отдела, а Пятым подразделением генерала Бутылина. А я в тени отсижусь. Моя легенда: решаю вопросы по снятию акцизов на драгоценные металлы для нужд православной церкви! Впрочем, пока не рассчитается, шагу не сделаю. После обеда Подхолюзин объявится. Все защитные силы придут в движение. Я этому Махахорину покажу! Он две недели от комиссии отходить не будет! Она свяжет его по рукам и ногам. А чтобы акты приличными оказались, можно еще полмиллиона долларов запросить. Мне посредником стать между моим коллегой Бутылиным и моим знакомым Махахориным. Процентов тридцать с этой сделки сам бог велел снять. Состояние упрочить». Столоначальник хотел было снять трубку прямой связи со своим секретарем, но тут прямо перед собой услышал:

– Аркадий Львович, так что мне делать? В постель? Вы же хотели развалетиться!

– Минутку, кх-кх, Любаша! Садись за стол и пиши приказ за подписью начальника департамента о комплексной проверке завода в С-но. Потом начинай составлять поименный список межведомственной комиссии по проверке этого предприятия на предмет уплаты НДС, таможенных платежей и пошлин. Документ можно дополнить поручением в Центральный округ города Москвы, кх-кх: проверить все торговые точки, где реализуются изделия С-го заводика.

«Там тоже улов может быть приличным, а?» – не без основания радостно подумал генерал Дульчиков.

– Аркадий Львович, давайте поработаем после того… – огорчилась блондинка Любовь Леонидовна. Уголки ее пухлых, цвета закисшей вишни губ опустились. Казалось, она вот-вот заплачет.

– Что с вами, госпожа Попышева? Сейчас же садитесь писать! Лишь после дел наступит потехе час! – А сам подумал: «Как же быть дальше? Напряжение в брюках слабеет! Что, опять таблетку принять? Врачи не рекомендуют. Да и времени ждать нет. Медицина начнет действовать только через час».

Он подошел к окну, взглянул на Маросейку, и опять на его сознание стали наворачиваться странные, не связанные между собой мысли: «Повертеться бы на крючке Сантапукина. Стол вице-премьера – мощнейшее оружие для оккупации рукавчика денежного потока. Много не надо! Всего лишь небольшой дренаж с горлышком в пять сантиметров. Ну, десять! Главное, ненадолго, а? Не на всю жизнь, как некоторым подхолюзиным. Всего лишь на пять-шесть крупных работ! На какие-нибудь пятьдесят – семьдесят миллионов долларов! Не больше! Что это от бурного денежного водопада России? Капля! Я даже на полкапли согласен. Может быть, по их измерению одна капля на больше тянет, чем на семьдесят миллионов. Не стану спорить.

Пожалуйста! В таком случае, согласен на пол– или четверть капли! Прошу вас, дайте пятую часть капли государственному советнику третьего ранга светлейшему князю Аркадию Дульчикову. Не хотите? Отказываетесь? У вас плохой слух? Тогда я сам возьму! Поняли? Слышали? – Потом вдруг совсем о другом стал думать чиновник: – А если бы этот Кузякин меня в постель позвал, а? Интересно, как это у них делается? Кто кого? Как? Откуда куда? Пятьдесят лет прожил, генерала получил, на выходе княжеское звание, а в этом модном деле совершенно ничего не смыслю!»

Тут господин Дульчиков усмехнулся, да так искренне и радостно, что девица Попышева даже подумала, не спросить ли начальника, чему это он так душевно заулыбался, но потом отмела эту мысль: «Еще отругает! А мне еще два года учиться. На стипендию не прожить!»

«А вдруг это самое мне по душе придется? – продолжал размышлять генерал. – Кузякин что-то по этому поводу намекал. Что, я тогда к девкам остыну? Впрочем, и сейчас я не очень уж горяч, а? – В этот момент господину Дульчикову пришла другая идея: – Почему я Вадбольского о титуле герцога не спросил? “Герцог” звучит более внушительно. Или “герцог” – польское звание? А может, немецкое? Да, с историей у меня худо… Надо Митьке денег оставить, чтобы метров тридцать прочной веревки купил. Не только для моей эвакуации, но чтобы при пожаре стол на Маросейку спустить. Неужели такая замечательная идея и другим пришла в голову? Нет, не думаю. Уверен, что нет, а? Если нет, то окажусь я единственным чиновником в ведомстве, который за своим столом сможет дальше служебные функции выполнять. Ну и что, что холодно? Можно в стеганом пальто, в оленьих валенках да в норковой ушанке прием посетителей вести. Дорогая одежда позволит поднять тарифы за услуги! Значит, если наше ведомство сгорит, а я со своим столом выберусь, то пока всех по новым кабинетам не рассадят, останусь единственным чиновником на службе, а? Не будет ни министра, ни пятнадцати его заместителей, ни двадцати семи начальников департаментов. Один я! Лишь один государственный советник третьего ранга светлейший князь Аркадий Дульчиков. Звучит-то как гордо, а? Настоящие вопросы начну самостоятельно решать! Сколько денег потянется в мои карманы! Так, может, создать пожар? Поджечь? Как поджечь? – испуганно подумал господин Дульчиков. – Да просто! Пустить красного петуха. Рассчитаться с Митькой – и пусть горит окаянная, а? Улица Маросейка так узка, так много здесь машин и пешеходов, что пожарные лишь на пепелище успеют приехать. Из всего Министерства останется лишь один столоначальник – предусмотрительный господин Дульчиков. Со своим столом, печатями, деловыми бумагами. Как, а? Я спрашиваю тебя, голубчик, как сюжет-то, а? В такой композиции секретарь – совсем лишняя персона. Для чего свидетелей своей активной деятельности создавать? И потом, куда диван ставить? А без него, спрашивается, зачем секретарь нужен? Что она делать-то будет, а? Улица сама людей в очередь выстроит. Запись по ранжиру составит. Да, пожалуй, надо с Митькой этот вопрос обсудить. Без здания и секретаря службу продолжать».

– Что дальше делать, Львович? – отвлекла его от размышлений Попышева.

«Это какое поручение я ей дал? – задумался столоначальник. – Ах, да! С-но! Махахорин!»

– Ты текст приказа составила?

– Написала. По образцу, как раньше. – Деловитость начальника в такие важные минуты ее нисколько не смущала.

– А список членов межведомственной комиссии написала?

– Нет. Кого записывать? Это только вы имена можете назвать!

Минут десять чиновник с секретарем составляли эти списки.

– А теперь что? – смиренно уставилась на Аркадия Львовича Люба Попышева.

– Иди к дивану. Я сейчас, кх-кх, подойду.

Секретарь покорно скрылась в апартаментах.

«Напряжения в брюках никакого. Что делать, а? – стал раздумывать господин Дульчиков. – Может, дать ей сто долларов, чтобы ушла? Сто – много. Куда там, сто! Для нее это капитал! Она же зарплату получает. Правда, всего-то ничего: сто семьдесят долларов в месяц. Но с моего стола кормится. Я ей подбрасываю. Правда, мелочевку! Но она ведь и от посетителей имеет! Дать пятьдесят? К Новому году я думал ей пятьдесят долларов презентовать. На подарок. Чтобы сама выбрала. Можно сейчас преподнести. А если до Нового года Митька офис спалит? У меня никаких обязательств не будет. Тогда каждый сам по себе. Да чего мне стесняться? Есть напряжение, нет его, смогу или нет! Опытная женщина всегда поднимет тонус. Так-с, голубчик Аркадий Львович, теперь иди. Все обойдется. Американская медицина крепка. Может, еще таблетка второе действие даст, а? Ну, пошел!»

После этих подбадривающих мыслей столоначальник направился в служебные апартаменты и выключил люстру – господин Дульчиков не любил этим делом при ярких огнях заниматься. Оставив лишь слабенький свет ночника, чиновник медленно разделся, аккуратно повесил на деревянные плечики свою униформу, про себя без сожаления отметил, что никакого напряжения нет, и, тем не менее, долго не раздумывая, юркнул под одеяло. Не успел он коснуться молодого тела тепленькой Любашки Попышевой, как тут же оказался в ее объятиях.

Молодая женщина, видимо, не была влюблена в Аркадия Львовича. Три года назад приехав в Москву из провинциального Гдова у Чудского озера, она больше года была содержанкой у начальника паспортного стола одного из отделений Северо-Восточного округа столицы. История с благородным милицейским чиновником закончилась тем, что он зарегистрировал ее по адресу одного метростроевского общежития, дал блондинке целую тысячу рублей и распрощался – встретил новую подружку, девятнадцатилетнюю деваху из Липецкой области. Но к первому своему благодетелю у Попышевой тоже никаких любовных чувств не было. Они случайно встретились на одной вечеринке в Отрадном у знакомой из Великих Лук. Лысый паспортист, долго не раздумывая, пригласил Попышеву к себе на квартиру – чайку попить. Так и застряла молодуха на Нижней Масловке на долгих пятнадцать месяцев. У провинциалки собственной квартиры не было, а великодушный офицер не выставлял ее за дверь, кормил, поил и денег не спрашивал. Правда, он свободно пользовался ею как домработницей и наложницей. Но это было по обоюдному согласию, правда, заверенному не нотариальной конторой, а молчаливым поведением самой квартирантки. Были ли у него какие-то к ней чувства, сказать весьма затруднительно: он был скрытным мужчиной. Впрочем, могло сложиться впечатление, что и он, и она жили вместе для удобства. Его всегда ждала опрятная молоденькая женщина, не говорливая и без претензий. Что подбрасывал он, тому она всегда тихо радовалась. Сама же Попышева не искала ни работы, ни места учебы, ни собственного жилья, ни другого кавалера, ни средств на жизнь. Жила она очень провинциально, спокойно, без суеты и запросов – точно так, как в родном Гдове. Впрочем, паспортист пользовался ею с максимальной выгодой для себя, а боязливая молодая особа, кроме того, что он по своему усмотрению сбрасывал ей со своего плеча, совершенно ничего никогда не требовала. У нее и просьб к нему никаких не возникало. Любовь Попышева являла собой типичный образец невзыскательной русской женщины: что Бог посылал ей, то она безропотно и безмятежно принимала.