Текст книги "Зубы дракона"

Однако шери на оазисе не оказалось. Как сквозь землю провалился. Мои ноги осторожно ступали по мягкой, пружинящей земле, зубы жадно пропускали сквозь себя воздух, впитывая сытные запахи… Еда, еда. Шери исчез, но тут и без него много еды… Слева!

Поворот, прыжок! С истошным визгом скакнул в сторону серенький комок, моментально вылетел на камни, пробежал несколько метров и замер столбиком. Вот она, сила привычки: шери никогда не выходит на камни… А мне хватило одного прыжка.

Хорошо… Никогда в жизни не испытывал столько удовольствия от банального процесса еды, как после обретения Зубов. Хорошо…

Затрещали ветки, с ближайшего дерева шумно рухнул на пружинящую земли шери и заскулил, давясь слюной. Я бросил ему остатки тушки и пошел к храму. Хорошо… А Чегай, наверное, голодный… Где он тут корни маголы находил?

На небольшом пятачке земли, совсем рядом с оазисом, еще торчало три куста лопухов. Я вырвал все и понес болящему. Парнишка, увидев корни, заскулил не хуже хозяина гор. Отдав ему маголу, я присел рядом, еще раз осмотрел ногу.

При гангрене, кажется, появляется гной. Если так, то парнишке повезло: нога теплая, но не горячая. Значит, кровообращение не нарушено, воспалительных процессов нет. Боль чувствует – нервы не повреждены. Остается только ждать…

4. Встреча с охотниками

После пяти дней «в пасти дракона», лицо Чегая постепенно обрело цвет обычного синяка; именно все лицо – за эти дни синяк здорово расползся. Опухоль на ноге почти спала. Парень начал передвигаться по «комнате», но здорово хромал и жаловался на боль. Он, от скуки, перешерстил труху в глотке «дракона» и нашел там некий инструмент для добывания огня. Нечто похожее на медную орехоколку, на одной половине которой вделан камень, а на другой, в стальном зажиме, укреплена веревка. Схлопываешь эту хреновину ладонями – веревка начинает тлеть. Так что последнюю ночь мы провели в тепле – сожгли на алтаре остатки шкафчика.

Открытие навело меня на здравую мысль: за последние пять дней я успел поохотиться, а Чегай не ел ни разу – мне не удалось найти больше ни единого кустика маголы.

Поэтому я набрал на оазисе сколько мог хворосту (шери меня теперь обходил так далеко, как только мог), притащил в нашу обитель, оставил парня разводить огонь, а сам отправился за дичью. Суслик на этот раз зазевался совсем рядом с домом. Объел я его, признаюсь, изрядно, но обе задние лапы оставил больному.

В храме, у жаркого огня на алтаре, окорока через четверть часа зарумянились, став сильно напоминать хорошо известные «ножки Буша». Запах шел такой, что шери в своем оазисе стал орать громче любого рок-н-рольного солиста.

– На, ешь, – протянул я лапы Чегаю.

– Не буду, – замотал он головой.

– Как это? – опешил я.

– Потомок рода Че никогда не осквернит себя мясом! – заявил этот великовозрастный балбес, выпятив грудь.

– Ты чего, с ума сошел? – не есть мяса! До такого, кажется, даже патриоты «Гринпис» не дошли. – Чегай, мясо – это самый калорийный и полезный продукт в мире! Один бифштекс равен килограмму сена! Отсутствие мяса в пище приводит к умственной и физической деградации!

Он упрямо замотал головой.

– Сдохнешь, идиот. В этих двух лапах столько же еды, сколько в целой поляне маголы! – паренек отвернулся. – Да для чего я этого тушканчика ловил? Ешь!

– Потомок рода Че… – опять завел он свою пластинку, и я взорвался.

– Не будешь? А тащить тебя по скалам кто станет? Когда ты с голоду ноги протянешь? Я? Хрена тебе лысого! Жри, или сброшу вниз к чертовой матери!

Я ткнул окорока ему в рот. Он стиснул зубы и замотал головой.

– Ах так!? – я схватил его за руку, выволок наружу – весил он уже не так уж много – поставил на край обрыва и снова ткнул окорока ему в рот. – Жри или прыгай, черт тебя дери!

Он мгновенно вспотел и попытался попятиться от обрыва, но я не дал отступить, снова ткнув в зубы еду.

– Ну!? – он дрогнул и начал судорожно обгрызать мясо. Когда паренек проглотил последний кусок, я отпустил руку. Чегай отступил от обрыва, и тут у него начались рвотные спазмы. В моей руке немедленно оказался ольхон.

– Попробуй только блевануть, – спокойно сообщил я, приставив лезвие к его горлу, – мгновенно глотку перережу!

Чегай побледнел, но тошноту подавил.

– Вот так. Это тебе не лягушачьи лапки, не отравишься.

В армии такой метод воспитания называется «дедовщиной». Вот уж не думал, что на «гражданке» придется этим заниматься.

– Все. Свободен.

Парень кивнул и буквально уполз обратно в «драконью пасть». На следующий день он выглядел, естественно, куда бодрее.

– Вот видишь, как хорошо? Еще пара окороков, и будешь скакать, как мартышка.

– Лунный Дракон, я прошу тебя… – он замялся.

– Что такое?

– Лунный Дракон, не говори ни кому… Ну, про это… Что я мясо ел…

– Про мясо?.. – тут я просто расхохотался. Нашел чего стесняться, недоумок. Впрочем, в моем мире таких «защитников живого» тоже хватает. «Не буду носить шкуры убитых животных!» – а значит зверьков на песцовых фермах – под нож. «Не буду есть телятину!» – а значит коров стельных – под нож. Ни ума, ни элементарного соображения… И этот туда же. Такой же безответственный болтун. Он не отказывается от мяса. Он боится, что про это узнают. – Ладно, не скажу.

Парень облегченно откинулся к стене. Боится… Чего? Плохо подумают о герое, прошедшем путь настоящего мужчины?

– Чегай, а какой он, твой Небесный город?

– Небесный Город… – паренек мечтательно прикрыл глаза. – Небесный Город, это алые зеркальные стены домов, это яркие флаги родов повелителей над шпилями, это красивые люди на гладких каменных улицах. Это цветущие кроны садов за оградами. Он сказочно прекрасен. Вечное озеро… Ладья мертвых просто парит в воздухе…

В уголках его глаз выступили капельки слез. Он тряхнул головой и посмотрел на меня.

– Ты можешь не верить, но он действительно таков. Он существует. Это Город Повелителя Вселенной, он строился лучшими из мастеров, он самый красивый в мире. Он тебе понравится. Ты будешь почетным гостем рода Че… Если мы дойдем…

– Дойдем, никуда не денемся, – махнул я рукой, встал и вышел на воздух. Небесный Город… Может, действительно есть смысл поселиться в «самом красивом городе Вселенной»? Особенно имея ореол героя, прошедшего дорогу настоящего мужчины и некий статус «почетного гостя рода Че». Хотя, для этого сперва нужно дойти. Как там его нога? Можно уже ходить или нет? Нужно у Галины Павловны спросить. Она-то врач, должна знать.

– Чегай!

– Я слышу, Лунный Дракон.

– Схожу-ка я за водой. Пусть запас будет.

Но на реке мне побывать не довелось.

Шери, повелитель местного оазиса, пугливо жался к траве на краю обрыва. Увидев это, я тоже предпочел залечь за камнем, у которого в свое время подвернул ногу Чегай. Скоро стала заметна и причина кошачьего испуга: вдоль скальной стены шли охотники на драконов. Семеро. Трое с копьями. Все они несли за плечами скатки – именно за плечами, а не на спине. Небольшие тряпочные свертки были обмотаны веревками, концы веревок перекинуты через плечи и завязаны на лопатках. Получалось, что тючок держался на уровне шеи. Удобно: грохнешься на спину – ударишься скаткой, а не головой.

– Смотри, Малх! – окликнул первого, высокого, крепко сбитого мужчину в чалме, второй – невысокий, худощавый парень. Малх обернулся, увидел уходящую наверх тропинку, ободрительно кивнул и стал подниматься по ней. Через несколько минут процессия скрылась.

Вырвался облегченный вздох, а потом уже я спохватился: почему не бросился на них? Почему не стал сражаться? И снова явственно увидел перед собой голубые глаза с карими лучиками… Предал. Снова предал… Урод. Трус. Трус, трус, трус…

* * *

Мысль о ноге Чегая появилась очень вовремя – к обеду. А то ведь или забыл бы снова, или отправили бы куда подальше. В смысле – работать. Но сегодня, после утренней поездки на аптекарские склады, ничего против меня придумать не успели, и я бодрою трусцою поскакал к галвврачу.

Галина Павловна забыла закрыть дверь кабинета. А зря – она плакала. Тихо плакала за своим столом. На рабочем месте. И бедный Чегай снова вылетел из моей головы.

– Галина Павловна, что случилось? Не надо, зачем вы?

– Уйдите, Игорь, – оторвалась она от стола.

– Да что случилось то?

– Уйдите, пожалуйста.

– Может, я помочь могу?

– Чем? Ну чем вы можете помочь? Может у вас пара миллионов завалялась? – она опять разгорячилась, и слезы, слава богу, течь перестали.

– Чем смогу…

– Я ведь сама нашла, сама. Коммерческого больного. Нам ведь разрешили последнее время… И из мэрии привозили, и наш директор… А тут у меня знакомые оркестранты. Они на гастроли уезжали… Бабушку привезли… Так она у нас, как родных руках была. Нянечки постоянно рядом, белье чистое, попить, судно дать… Я думала – хоть немного своим доплачу, обещала… Они старались. А прихожу к директору, он: «Спасибо вам, Галина Павловна, мы на эти деньги новые краны купили…» А где они, эти краны? А что я людям скажу? Уйдите Игорь. Пожалуйста…

Я тихонько притворил дверь, а в душе осталось очень нехорошее чувство. И оно искало выхода. Как припечь директора, я не придумал, а вот чем припечь главбуха – идейка появилась. Пусть она сама распишется в собственном бессилии. Возьму с нее бумажку. Да еще припугну, что в мэрию отправлю.

Для порчи руководящих нервов оказалось достаточно шариковой ручки и листа бумаги:

«Главному бухгалтеру

Интерната № 11

от вод. Сомова И.А.

ЗАЯВЛЕНИЕ

Прошу оплатить расходы по закупке запчастей к а/м «Латвия» на общую сумму 756.43 рублей. Чеки прилагаются».

Вот так. Дата, подпись. Пусть распишется, что оплатить не может. А я еще припугну, будто через суд деньги стану требовать. И именно с нее, как с главного экономиста нашей конторы. Довольный, как слон после бани, я отправился к Наталии Викторовне.

– Добрый день. Подпишите, пожалуйста, бумагу.

Толстуха мельком взглянула на заявление и тут же кинула его обратно.

– Денег пока нет.

– Ну вы так и напишите: «отказать», – вернул я бумажку на стол.

– Как это? – опешила главбух.

– Элементарно. Наложите резолюцию. Хотите – «выдать», хотите – «отказать». И все.

– Нет у нас денег! – снова заявила она.

– А я и не прошу. Резолюцию наложите.

– Вы меня отвлекаете, Сомов. Выйдите из кабинета! – она попыталась уткнуться носом в другие бумаги, но не тут то было: я нагло уселся на уголок стола, прикрыл ее бумаги ладонью и елейным голосом напомнил.

– Вы еще ничего не написали. Не отвлекайтесь.

– Что вы себе позволяете? – она схватилась за телефон, но я тут же прихлопнул и его.

– Сперва со мной разберитесь, а потом другими делами займетесь. Вот, я и ручечку приготовил…

– Да я вас за такие выходки!!! – злобно заорала она и попыталась стукнуть меня трубкой.

– Ай-яй-яй, какой хулиган, – поразился я своему поведению и перехватил руку с телефонной трубкой. – А давайте милицию вызовем? Злодей и бандит заставляет выполнять свою работу бухгалтера дома престарелых! Они сразу приедут. Точно говорю.

И тут произошло то, чего я никак не ожидал: она вырвала заявление, открыла ящик стола, достала из него две пачки денег, швырнула их мне в лицо, быстро накарябала – «Выдано на ремонт а/м 1 (одна) тыс. рублей» – и сунула бумажку мне.

– Распишись. – И кинула такой взгляд, аж пятки зачесались.

– Спасибо вам большое, – немного растерявшись, вежливо поблагодарил я и вышел прочь. Денег, естественно, не забыл.

Примерно через полчаса, когда я уже снова ползал под машиной, в гараж зашел директор.

– Что ты натворил в кабинете Натальи Викторовны? – суровым тоном спросил он.

– Ничего, – откликнулся я. – Чеки на запчасти принес. Она оплатила. С гаком. Теперь карбюратор куплю новый, подвесной подшипник поменяю. Разбитую фару наконец-то сменю. А то ведь ездить стыдно.

– Разве ты не знаешь, что у интерната денег сейчас нет?

– Значит, она из своих дала? – ехидно поинтересовался я. – Ой, не верится в ее доброту.

– Ты очень плохо себя ведешь, Игорь. Как бы не вышло это тебе боком…

Тут я не выдержал и вылез из-под машины.

– Вы что, пугать сюда меня пришли? Интересно, чем? Премию снимете? Так я зарплаты третий месяц не вижу. Уволите? Так нынче суды не просто восстанавливают, они еще и моральный ущерб насчитывают. Вы увольнять будете, незаконно, как нетрудно доказать, а я бабки за моральный ущерб получать. И работать не надо.

– Ты пожалеешь об этом, Игорь, – холодным, как рука утопленника, голосом отчеканил Сергей Михайлович. – Очень пожалеешь.

Он резко развернулся на каблуках и вышел из каретной. А я удивился собственной наглости. Наверное, дело тут было не в моей смелости, и даже не в слезах Галины Павловны, а в голубых глазах с карими лучиками. На охотников напасть струсил, так хоть перед директором повыпендривался. Естественно, он копья к горлу не приставит…

Сердце опять защемило болью потери и жаждой мести… Тхеу… Зря ты поверила в меня. Лучше бы я сдох тогда под забором. Трус.

– Подъем! – я раздраженно согнал с большого кувшина муху, перелил воду из него в маленький и повесил на плечо. – Вставай, пошли.

– А… – Чегай явно хотел что-то сказать, но встретившись с моим взглядом, запнулся и поднялся на ноги. Он был нисколько не повинен в моем раздражении, однако под горячую руку попасть не желал.

Двигались мы медленно: парень, хотя и молчал, сильно хромал и морщился от боли. Камни за день так нагрелись на солнце – не прикоснуться. А тропинка пологостью не отличалась: небольшие завалы из мелких булыжников, трещины, огромные валуны, через которые, хочешь не хочешь, приходилось переползать на четвереньках. А потом тропа вышла на карниз шириной сантиметров двадцать – с мой подоконник – и пришлось жаться спиной к скале, двигаясь почти на ощупь. Да чего там почти – просто на ощупь. Вжавшись затылком в камень, нагретый, как сковорода, можно увидеть только солнце, оседающее к горным вершинам по ту сторону долины. В голове одна мысль: «Погано карасям на сковородке. Но их хоть крышкой закрывают». Нас не закрывал от солнца никто. Лучи пробивали рапсодию насквозь, едкий пот тек по телу, кусаясь, как тысяча злющих ос. Жутко хотелось чесаться – сорвать все до последней тряпки и разодрать тело до крови. Но приходилось вдавливаться в скалу и медленно, бочком, двигаться вперед. Убить первооткрывателя этой тропы мало.

А солнце очень медленно заваливалось за сверкающий изумрудным льдом хребет. Стало немного легче. А потом я понял, что мы покойники.

Мало того, что трус, так еще и полный идиот! Не мог завтрашнего утра подождать, вожжа под хвост попала – в поход рвануть. В погоню. Теперь вот солнышко уходит за горизонт, а мы остаемся на карнизе в темноте.

Я повернул голову вперед, но увидел только пару метров серого неровного монолита и обжег ухо. А смотреть под ноги мешало плечо. Сумерки сгущались с невероятной быстротой.

– Лунный Дракон, ничего не вижу! – донесся шепот Чегая.

– А что ты собрался увидеть? – огрызнулся я.

– Мы упадем…

– Тут тысячи людей ходили, и ничего, не падали.

– Откуда ты знаешь? – с надеждой поинтересовался Чегай.

– Зато прохладно, – с деланной бодростью отозвался я, и сделал пару осторожных шагов. И ничего, не помер. На душе немного отлегло. Дойдем. Не мог же я попасть в этот мир только для того, чтобы сверзиться с обрыва? Наверняка есть какая-то цель. Дойду до нее, и все закончится. Буду спокойно крутить баранку и пить водку с Гришей Капелевичем. И со смехом вспоминать этот дурной сон.

Снизу, из долины, потянуло теплой влагой. Чего нам точно сейчас не хватает, так это того, чтобы каменный карниз намок.

– Скользко, – тут же отозвался Чегай.

– Еще нет. Шевели ногами.

– Смотри, нас зовут костры охотников!

От этих слов я чуть не потерял равновесие и лихорадочно закрутил головой. Но оказалось, что это всего лишь звезды. На черном бархате неба зажигались холодные серебряные искры, их становилось все больше и больше, пока чудесный ковер ночи не развернулся в полной красоте. Дневное тепло еще не успело покинуть горы, и тьма казалась нежной, ласковой. Она не жгла яростным жаром, она обнимала негой, успокаивала измученное тело, освежала мысли.

«Боже, как красиво!» – вроде бы не к месту подумал я, и понял, что не погибну. Среди такой красоты нет места смерти. Я дойду до конца, и пойду дальше, пока не выполню все, для чего предназначен. Вот только для чего? Дойти до Небесного Города?

Нога уперлась в препятствие. Я осторожно ощупал его ступней. Похоже на ступеньку. Поднялся на нее. Потом еще на одну. Сдвинулся на пару шагов. Внезапно стена исчезла, и я с криком рухнул назад… почти на полметра. Больно ударился спиной и понял – дошли. Площадка.

А с тропинки по-прежнему доносился дикий вопль. Чегай драл глотку, как котик на лежбище.

– Эй, младший сын властителей Че, хватит орать.

– Ты жив, Лунный Дракон?

– А ты как думаешь?

– Я не знаю… Ты закричал, и я закричал…

– Понимаю. У меня тоже такое бывает.

– Так ты не упал?

– Не каркай… Расскажи лучше о Небесном Городе.

– Он прекрасен, Лунный Дракон, – сдавленно сообщил Чегай. – Дороги гладкие, как Вечное озеро в безветрие. Дома красные, как вечер небесной грусти. А крыши покрыты бронзой. Древней, как мир. – Голос его окреп и звучал с обычной тоской. – Она стала зеленой от возраста и кажется кроной огромного дерева. Только не расцветает. А сады цветут… Они покрываются бутонами так, что не видно листьев. Стоят деревья. Белые, розовые, алые, желтые. А у нас в саду есть голубое дерево. Плоды его странные и невкусные, но как оно цветет!

– Чегай, – перебил я его, – хватит торчать над обрывом. Иди сюда, тут расскажешь…

Паренек радостно пискнул, зашуршал, и через пару минут со вполне простительным воплем рухнул на меня.

– Пришли! – выдохнул он.

– Как нога?

– Нога? А я и забыл про нее…

– Вот видишь. Давно надо было идти. Движение лечит все… – я вспомнил одну из его фраз и спросил. – Чегай, а что такое «вечер небесной грусти»?

– А? – он сделал из кувшина несколько глотков, а потом ответил. – Иногда, по вечерам, закат бывает красным, как гранит. На следующий день небо обычно затянуто облаками, а иногда даже плачет… – он снова присосался к кувшину.

– И часто такое бывает?

– Часто. Почти каждый год.

– Здорово… – вяло откликнулся я. Надо же, дождь – почти каждый год… и провалился в сон.

5. Заречане

– Они все посходили с ума, Игорь! – горячилась Галина Павловна. – Вы понимаете, с ума! Или специально гадят людям! Заменить педиатров домашними врачами! Идиоты! С таким же успехом меня, геронтолога, можно направить чинить космические корабли! Обычный врач ничего не смыслит в детских болезнях! Наш профессор десять лет назад был во Франции. В составе делегации. Он присутствовал на приеме больных местным корифеем. Обычным практиком. Так француз поставил детям семьдесят процентов неправильных диагнозов! А в половине остальных случаев назначил неправильное лечение! Буржуи от таких результатов едва не свихнулись! Они теперь свою медицину по нашему образцу перестраивают. А мы по ихнему. Попомните мои слова, Игорь: ни в коем случае не допускайте к своему ребенку врача общей практики! Только педиатора!

– Хорошо, Галина Павловна, – спокойно согласился я. Возможно, она и права. А вот Гриша Капелевич всерьез считает, что правительство решило сократить численность населения. И поскольку выбирали сие правительство всенародным голосованием, то и решение его надо выполнять, будь оно хоть трижды бредовым.

С Галиной Павловной и Гришей все ясно: врачиха считает целью жизни улучшение жизни старичков, она и сама в сорок с небольшим выглядит и мыслит как старушка; а для Гриши цель – выпить как можно больше водки. Не стоит морщиться – задача не менее здравая, нежели желание забраться на макушку какой-либо горы, или накопить как можно больше использованных почтовых марок. Можно объяснить стремление накопить как можно больше денег или добиться научных знаний, но как объяснить стремление обучать или растить детей? Зачем? Ведь нужно дать им цель жизни! А просто размножаться – это уже не разум человеческий, это инстинкт.

Хорошо было дедам: они коммунизм строили. И детей этому учили. Хорошая цель. Главное – недостижимая. Ведь достижение цели страшнее поражения. Потерпев поражение можно делать новые и новые попытки, а вот если добился своего – делать уже больше нечего. Добился власти над миром – теперь можешь пойти и утопиться.

Может и мне власти над миром захотеть?..

Не хочу. Спать по четыре часа в сутки, как король Фридрих, трястись над каждой минутой и копейкой, нервничать из-за слухов про соседского генерала, из-за просчетов в вооружении, из-за упущенных возможностей, и навсегда забыть, как у девок лифчики расстегиваются? Уж лучше водку с Гришкой пить. Похоже это на цель жизни – пить с зубным техником, копить «нахалтуренные» червонцы в кубышке и увиливать от матримониальных расчетов подруг приятельских жен? Нет? А какой же она должна быть, эта цель?

От таких мыслей голова пухла и нагревалась, она кипела и булькала, она почти сварилась, когда я, наконец, проснулся, охнул от жаркого солнца, повисшего над самой головой, нащупал рядом кувшин и попытался заслонить им голову. Внутри тяжело плеснулась вода. Захотелось пить. Я прикрыл глаза рукой и сделал несколько глотков. Маслянистая теплая жидкость жажды не утоляла.

– Счас сдохну, – простонал я.

Где ты, нежная, освежающая ночь? Какой дурак решил, что спать нужно не днем, а ночью?

Рядом зашевелился Чегай, сел на камень спиной к обрыву, рассеянно покачался, открыл глаза.

– Ой, где я? Лунный Дракон? Разве ты не сон?

– Не знаю. Интересно, а Галина Павловна мне приснилась, или я все же был на работе?

Мы тупо уставились друг на друга, потом я предложил.

– Пошли отсюда, пока солнце последние мозги не выпарило.

Чегай кивнул, сонно качнулся, покосился назад… глаза его округлились от зрелища близкого края пропасти, и парень с завидной резвостью стреканул вперед меня.

Уже минут через пять заныли ступни ног – уж очень круто тропинка забиралась вверх, но это было намного спокойнее узенького карниза над пропастью. Примерно через час уклон стал быстро уменьшаться, и мы вышли на следующую террасу.

Пожалуй, ее уже можно было назвать плоскогорьем: слева, примерно в километре от нас, зеленела роща, справа, до самого горного отвеса, отстоящего метров на триста, там и сям плотными шарами крон высились деревья.

– Ай-га-а! Ай-га-а! – заплясал Чегай, размахивая руками. – Дошли! Дошли! Я видел эти деревья, Лунный Дракон, я их видел сто раз! Тут! Рядом! С того берега! Дошли! Ай-га-а!

– И куда теперь?

– Идем, идем. Я знаю, – он схватил меня за руку и быстро потянул вдоль обрыва. Метров через сто мы вышли на дорогу. Самую настоящую проселочную дорогу – на моем «Рафе» проехать можно.

По дороге идти было легко и приятно, не то, что скакать по камням. Повеяло свежестью, послышался плеск. Жажда немедленно схватила за горло – я свернул, перешел на бег и за минуту достиг берега реки.

Вода шумела далеко внизу, метрах в пяти, а зеркально отполированные стены ущелья не оставляли ни единого шанса спуститься вниз. Можно запросто умереть от жажды, любуясь на игру волн под ногами, но не получить ни глотка. Я вздохнул, припал к горячему горлышку кувшина, налил полное брюхо жидкости, но пить хотелось все равно. Река внизу дразнила прохладой, свежестью, чистотой…

– Я был вон там, – дернул меня Чегай за руку и указал на другой берег, – два года назад, с сыновьями властителей рода Ло.

– И часто вы сюда наведываетесь?

– Да, довольно часто. Сюда заходит каждый. Хоть раз в жизни. Ведь здесь проходит Дорога Смертных, просителей к повелителю…

– Чегай, – перебил я его, – скажи внятно, сколько нам придется ждать, пока кто-либо забредет на тот берег? День? Неделю? Год?

– Ну… – замялся наследник властителей рода Че.

– Понятно, – оборвал я его думы. – Может год, может два… Тогда как нам самим перебираться через реку?

– Там мост через Горную струю, – оживился парень. – Он разрушен, но только наполовину. Можно взять веревку, раскачаться и спрыгнуть на ту сторону.

– А где взять веревку?

– А там, у моста, заречане живут. Дикари, мясоеды. У них возьмем.

– Ну, пошли.

Удивительно одинаково мыслят люди. Сколько селений стоит на берегах рек – не сосчитать. И в каждой деревне обязательно есть обычные жители, и есть заречане. И в здешних горах тоже самое. Слова «река» нет, а заречане – есть.

Горная струя сделала плавный поворот, и я увидел мост. Когда-то это была изящная каменная арка, по которой шла Дорога Смертных. Но теперь от моста осталась максимум треть. Метров сорок грубой кладки давно рухнули в воду, да еще прихватили с собой верхний край того берега. Уцелевший обрубок висел метрах в семи над водой. В принципе, можно обвязаться веревкой и переплыть… Но водичка – как вспомнишь, так вздрогнешь. Да и выбраться наверх по отшлифованному водой обрыву по силам только мухе.

– Где, ты говоришь, раскачаться можно?

Чегай промолчал. Похоже, в его воспоминаниях все выглядело совсем иначе.

– Ладно… – похлопал я его по плечу. – Показывай лучше, где тут ваши заречане живут.

– Да вот же, рядом с дорогой!

Сперва я не понял, о чем он говорит, пригляделся, и внезапно понял, что сплошные густые заросли у дороги – обман. Кустарник скрадывал стены, а кроны деревьев сливались с зеленой крышей над ними. Рядом с дорогой стоял мастерски замаскированный дом. И сразу стали хорошо различимы узкие бойницы, слуховые (или наблюдательные) окна на кровле, стал отчетливо ощутим запах дыма. Это явно не жилье, это опорный пункт, от которого до сих пор веяло опасностью. По животу пробежал холодок, рука невольно легла на рукоять ольхона.

– Что встали? Идем, – шагнул я вперед.

Вход в маленькую крепость нашелся со стороны Горной Струи; стены отстояли от силы на метр от обрыва, и желающему попасть вовнутрь пришлось бы пройти мимо трех бойниц. В стенах под бронзовой крышей царило не меньшее запустение, чем в поселке охотников. Сгнившие в труху полы, просевшие стропила, небо, местами голубеющее сквозь дыры в кровле. Нужно было уносить ноги, пока все это не рухнуло на голову.

По ту сторону крепости обнаружилось еще несколько густо обсаженных деревьями домов. Над крышей одного из них вился вялый дымок.

Не нравилось мне все это – рука ударила по рукояти ольхона, и он послушно запрыгнул в ладонь – ох, не нравилось. Больно тихо. И дымок над стенами дома без крыши… За спиной ощутимо напрягся Чегай. А ведь я так и не сказал ему, что видел на тропе охотников. Забыл.

Невольно пригнувшись, я сделал несколько осторожных шагов к дому, в зубах теплыми толчками застучал пульс. На дереве – в кроне – никого, на соседнем тоже пусто. Можно сделать еще два шага, и заглянуть в окно… Я коротким ударом вогнал ольхон в ножны и повернулся к Чегаю.

– Все. Нет больше никаких заречан.

– Почему? – он подошел, заглянул в окно… – Пожар?

– Пепелище. Гнилая труха так не горит. Здесь жили люди, – я показал на закопченные стены, оплавленные бронзовые листы. Крупные угли, оставшиеся от балок, еще дымились. – Вчера надо было приходить. Сегодня людей здесь уже нет.

«Есть!» – я даже не понял, откуда появилась такая мысль.

Дома в поселке не огораживались каменными заборами. Просто сад, в котором стояло пять каркасов от бывших жилищ. Деревья, кусты… За углом ближайшего дома… Заброшенного дома без крыши…

– Лунный Дракон! Смотри, магола! – Чегай выдернул крупный корень, принялся его очищать.

А я все смотрел и смотрел на угол дома, прислушиваясь к теплому пульсу зубов… Пот… Пахло потом, шерстью, свежей влагой… нет, не влагой… легкий запах молока с острым привкусом страха… Ткань… Едковатый запашок застарелого пота, и свежий, чистый, молочный… Они смешивались, создавая букет, который мог принадлежать молодой девушке, уже созревшей для рождения детей, но ни разу не побывавшей в руках мужчины и одновременно мужику с усталым, не способным скрыть себя телом, из каждой поры которого выделяется неусвоенная органика… Двое?

Я думал, пытался осознать свои мысли… Еда? Кто-то молоденький и вкусный, и еще один, старый и жесткий. При таком подходе к запаху все становилось понятным. Там прячется девчонка и дед.

В те минуты я и не подозревал, что застыв, как истукан, и вперив взгляд в угол дома, затеял психологический поединок. А поскольку о поединке не подозревал, то его не трудно было и выиграть: спрятавшиеся заречане не выдержали, и вышли из укрытия.

– Эй, вы кто?

Все оказалось совершенно точно: приземистый, на голову ниже меня, широкоплечий дед в серой от возраста рапсодии, с длинным копьем в руках, и хорошо сложенная девушка лет двадцати с чуть раскосыми серыми глазами. Девушка держала в одной руке ольхон, а в другой кувшин, такой же как у меня. Объединяли их прически – густые копны черных кудрей, и красные шерстяные браслеты от запястий до локтей, плотно обтягивающие руки. Дед выглядел заметно моложе своих лет, а девица – заметно старше… А еще они были голодными. Это придавало аромату девушки удивительную чистоту и обаяние. Дед все равно пах неприятно. Старость не радость.

– Кто вы такие? – повторил он свой вопрос.

– Я – Чегай из рода властителей Че Великого Небесного Города Повелителя Вселенной! – выпятив грудь сверкнул глазами мой парень. Он небрежно поигрывал ольхоном. – А это Лунный Дракон. Мы возвращаемся из Долины Драконов Дорогой Смертных. А кто вы, заречане?

– Мое имя – Замлеркидморлан, – старик опустил копье и склонил голову, – а это моя внучка, Ирена.

Девушка поставила кувшин на землю и перехватила ольхон двумя руками. Лезвие дрожало в моем направлении. То, что я не обнажал своего клинка, явно приводило ее в замешательство. Ирене хотелось драться.

– Похоже, тут побывали охотники, – взглянул я на тлеющий дом. – У вас никто не погиб?

– Нет, – угрюмо откликнулся дед, – мы вовремя успели спрятаться на смотровом камне.

– Негодяи, подлецы! – внезапно крикнула девушка звонким голосом. Ей очень хотелось перерезать кому-нибудь горло. В отместку.

– Все сожгли… – понял я.

Дед кивнул. Чегай переступил с ноги на ногу, придвинулся ко мне. Он тоже не знал, что делать с обнаженным ножом. Схватка не начиналась, но и прятать оружие первому казалось признаком трусости.

– Мой друг немного проголодался и съел маголу из вашего сада, – развел я руками. – Вы не в обиде?

– Чего теперь, – махнул рукою дед. – Дома нет, чего маголы жалеть?

– Тогда, может быть, вы поедите вместе с ним, а я схожу за водой? У вас есть спуск к Горной струе?

– Есть. Вон там, – он показал приметный камень на берегу реки.

– Хорошо. Может, и для вас набрать? Чего два раза ходить?

Дед пожал плечами. Я улыбнулся Ирене и поднял кувшин из-под ее ног. Она нервно передернула плечами и спрятала ольхон. Драки не будет… у нее даже слезы на глазах выступили. Естественно. В один миг лишиться всего, нажитого в своей жизни, нажитого предками. Поневоле на каждого встречного кидаться станешь.