Текст книги "Байки старого мельника"

Особый 95-й

Давно обещал рассказать читателям об узбекском чае. Да все как-то руки не доходили. Вот, давеча, сижу я за своим столом и пишу о славном российском фельдмаршале, князе Александре Ивановиче Барятинском, за окном уже +32, поскольку окно открыто, то и в кабинете столько – же. Рядом с клавиатурой стоит в пиале терпкий, зеленый 95-й чай. Много лет тому назад, меня выпускника Краснодарского политехнического института отправили по распределению в самую, что ни на есть Среднюю Азию. В знаменитую Ферганскую долину. И сразу назначили начальником смены, большого мукомольного завода. Пришлось впрягаться по полной и давать план. Дело в том, что основной продукт питания тамошнего населения это «нон» – то есть пшеничная лепёшка, испеченная в тандыре. Не будет муки – не будет «нона».

Крутится моя мельница – вертится и вдруг, все разом стало, только тревожный зуммер разрывает тишину. Что случилось, бегаю взад – вперед ищу причину. А причина в том, что на моём мукомольном заводе, почти полная автоматизация, однако в складе готовой продукции сплошь тяжелый ручной труд. А посему грузчики устали работать на жаре, выключили подающий траспортёр и сели в кружок – пить чай. Я к ним, с призывом – Даёшь стране муки, много, белой и мелкой!

Пожилой бригадир, во внешнему виду, способный сыграть роль главаря банды басмачей – без всякого грима, легко, одной рукой, усадил меня рядом.

– Ти совсем еще молодой, зелёный, как этот чай. На выпей пиалу – отдохни сам и нам отдых давай. Ми же не твои машины, ми луди – чиловеки, понимаешь. Он протянул мне замусоленную пиалу с желто-зеленым напитком, плескавшимся на самом её донышке. Я одним глотком выпил и тут же потребовал – ещё. Потом еще и еще. Когда я встал, на меня смотрели два десятка злых, не добрых глаз.

– Ти, сейчас всех нас ошень сильно обидел, ни за что обидел. Но ми тебя прошаем. Потому, што, ты человек пришлый, еще обычаев наших совсем не знаешь. Запомни зелёный нашальник. Один раз выпил чай, передай пиалу другому, все пить хотят, всем жарко. Только себе – никогда нельзя. Не делай больше так. Ладна. А теперь иди, включай свою тарахтелку, ми скоро будем. Нашим детям тоже мука нада!

Так я разом познакомился с одним из главных обычаев Азии, и с великолепным зеленым чаем. Номерной 95-й, он не высшей пробы, это не элитные верхние зеленые листочки. И не «Улун», который, трудолюбивые китайцы поливают исключительно молоком или сливками. Это терпкий, крепкий и неповторимый чай, зачастую содержащий в себе даже мелкие веточки чайного куста. Но это самый подходящий чай, что бы утолить жажду в знойный день. У нас на Кубани, его найти чрезвычайно трудно, но рынок – есть рынок. Если есть спрос, то будет и предложение. Купил я его таки, на ярмарке, на площади Пушкина. Настоящий, азиатский. Принёс домой, заварил, как полагается в пузатом расписном чайнике. А вкус – увы не тот. Запах тот, а вкус – нет. Вода другая и воздух-другой, а главное влажность этого самого воздуха – другая. Там в Средней Азии очень сухо, влажность воздуха не превышает 20 – 25%, а у нас никогда не опускается меньше 50 – ти. У меня дома, очень много всяких чаёв и из Китая и из Кении и конечно из Индии и Шри-Ланки, конечно же, есть и наш Краснодарский. Я же патриот своего края. Но иногда в жаркий день, представишь себе, что ты где-то в Кызыл – Кумах, хлебнёшь 95-го, вспомнишь старых друзей – на душе сразу становится спокойно и ХОРОШО!

Кокандский «ужастик»

Окруженная со всех сторон хребтами Тянь – Шаня и Гиссаро – Алая на многие километры протянулась знаменитая Ферганская долина. Многоликая, многонациональная, гостеприимная и работящая. Жемчужиной этой земли по праву считается старинный город Коканд, некогда столица могущественного ханства, а ныне небольшой районный центр Ферганской области.

Старинные улочки с глухими глиняными заборами, многочисленные махали с резными воротами и минареты. (Правда, в моё время муэдзины с них к вечернему намазу правоверных еще не призывали). Нещадно палящее восточное солнце, в общем, ощущение того, что ты ненароком попал в одну из сказок Шехеризады, ощущается в Коканде повсеместно. С этим городом у меня связано много воспоминаний, правда, не совсем приятных, но весьма поучительных. Одну историю, стоявшую мне множества испорченный нервных клеток, я хочу рассказать, возможно, юному поколению сии знания вдруг, да и сгодятся. За окраиной Коканда сразу же начинаются хлопковые поля и тянутся они до самого подножья далеких гор. А хлопок собирать надо. Конечно, советскими учеными были изобретены и построены большие хлопкоуборочные комбайны, но КПД этих голубых кораблей был весьма и весьма низок. Поэтому и раньше и сейчас уборка урожая на хлопковых полях труд в основном ручной и поистине каторжный. Одна коробочка хлопка, полностью раскрывшаяся, весит всего пять грамм, а норма на одного сборщика – сто килограмм за смену. И это под палящим солнцем, и на полях обработанных жуткой химией. Опрыскивают поля для того, что бы листья растений засохли, опали и не мешали хлопкоробам. Почти все население, включая детей и подростков, выходит на поля и всех их накормить надобно, а главное блюдо дехканина – какое, правильно лепешка нон, да зеленый чай. Вот обеспечить хлебозаводы мукой, для этих самых лепешек мне и моему наставнику было поручено. В Коканде в то время имелась большая, старая мельница, которая ну ни как не хотела делать муку нужного качества и в нужном количестве. Вот я, молодой специалист, под чутким руководством старшего товарища сутки напролет занимался отладкой технологического процесса. Рабочие бригады через каждые восемь часов, как и положено по КЗОТу сменяли друг друга, а мы как настоящие бойцы передовую не покидали, до полной победы. Результатом нашей борьбы с «железным чудищем» было то, что в цехах на полу образовался двадцати сантиметровый слой муки и отрубей. Навести порядок и убрать мучнисто – отрубяную смесь не представлялось никакой возможности, так как несмотря ни на что, мельница продолжала кое-как работать и все же давай муку из которой, почти сразу же пекли лепешки – нон, для многочисленных хлопкоробов. Первым от усталости свалился мой старший товарищ. Он просто упал на какие-то доски, лежащие в углу, и мгновенно заснул. Через час и я понял, что еще немного, еще чуть-чуть, я тоже усну, при чем, стоя, как лошадь. Кое-как растолкав своего наставника, я без опеляционно потребовал выдать мне ключ от нашей с ним комнаты в заводском общежитии.

– Там в кармане, сквозь сон пробормотал он и повернулся ко мне боком.

Ключ тут же выпал из кармана и скрылся в слое муки покрывавшей весь пол. Вы пробовали искать маленький предмет (например иголку) в стоге сена. Так вот, скажу я вам найти ключ в двадцати сантиметровом слое муки, ничуть не легче. Через двадцать минут моих безрезультатных поисков с применением известных русских идиоматических выражений, наставник открыл одни глаз и мудро посоветовал.

– Возьми магнитную подкову, вон там, на столе лежит. После чего с чувством исполненного долга, продолжил «изучать себя из нутрии».

Время летело быстро, за окном уже появились первые робкие лучи восходящего солнца. Поиски ключа были тщетными. Наставник теперь открыл второй глаз. Внимательно посмотрел на мои старания и произнес.

– Не нашел! И не найдешь. Ключ, он у нас с тобой латунный, его магнит не берет.

Я уже набрал в легкие побольше пылевоздушной смести, с тем что бы интеллигентно возразить своему аппоненту, исключительно в мягкой литературной форме. Но старший товарищ меня опередил.

– Теперь ты немного размялся, а я под твоё бормотание вздремнул. Всё! За работу. Стране мука нужна. Много муки! Вперед!

Сотовых телефонов в ту пору еще не изобрели, поэтому вечером пришла телеграмма от начальника из Ташкента.

«Следующим утром – предстать пред грозные очи негодующего начальства».

Прямо из аэропорта, не заезжая домой, не переодевшись, с сумкой, в которой на все лады гремели и цокали гаечные ключи, я поехал в родную контору.

– Хорошо, если просто выгонят. Это еще, куда не шло, переживу. Но вот, ежели саботаж пришьют, срыв партийного и правительственного поручения, в период ответственной кампании по уборке хлопка. Этак и до уголовной статьи рукой подать. И не посмотрят, что я все еще числюсь молодым специалистом» – вот такие невеселые мысли, одна страшнее другой лезли мне в голову.

Приемная начальника была сплошь уставлена цветами. Принаряженная секретарша, без промедления провела меня в кабинет. Я вошел, оставляя на ковре белые, мучные следы.

Шеф посмотрел на меня, как-то по – особому. С минуту помолчал, а потом весело произнес.

– Понимаешь дружище. Юбилей у меня сегодня, а хороший ресторан заказать не кому, одни бабы в конторе остались. Мужики наши, все делом заняты, мельницы понимаешь, налаживают. Ты самый младший, вот и потрудись на радость всему коллективу. Давай топай, только домой сначала. Переоденься там для ресторана, а то тамошний метрдотель не так тебя поймет.

Вечером, когда шеф принял на грудь, несколько больше положенного, и пребывал в весьма благодушном настроении, я набрался храбрости и попросил.

– Можно я в этот Коканд больше не поеду, мне так хочется и другие города посмотреть. Я страсть как географию с историей люблю.

– Можно, – коротко ответил шеф.

На следующее утро был издан приказ.

«Командировать молодого специалиста в город Джизак. Надолго!»

Джизак, это голодная степь. Солончаки, полупустыня. Ни деревьев, ни даже кустарников. Ну, и конечно хлопковые поля вокруг мельницы. Со всех сторон. На сколько, хватает глаз. И спины хлопкоробов, усердно собирающих драгоценный урожай.

Рассказ главврача ведомственной больницы

Много лет тому назад, довелось, мне трудится на первом Ташкентском мукомольном заводе. Завод как завод, ничего особенного старинная мельница, еще зажиточными купцами до революции сооруженная. Только вот была на этом предприятии своя изюминка, а именно заводская столовая. А изюминка та, заключалась, в почти постоянном наличии в меню гречневой каши. Нынешний читатель, прочитав эти строки, поведёт плечами, дескать, подумаешь, нашел, чем удивить. А вот люди, пожившие энное количество лет, при развитом социализме подтвердят, что гречневая крупа, а следовательно, и каша из неё, была в большом дефиците. Рядом с заводом располагалась, да, наверное, и сейчас стоит ведомственная железнодорожная больница. Так вот главврач этой самой больницы Кирилл Кириллович Аутлев был большой любитель гречневой каши и по сему, вместо своей больничной столовой имел привычку столоваться именно у нас. Однажды оприходовав пару увесистых порций рассыпчатой каши, да еще и со шкварками Кирилл Кириллович разоткровенничался и поведал мне следующую историю. В те далекие годы партийное руководство города и области ужас как любило проводить так называемые партхозактивы. На которые в обязательном порядке приглашались первые лица всех предприятий, расположенных в зоне досягаемости этого руководства. Тем кто попадал на первые ряды, то есть напротив трибуны и стоящей за ней оратора, было очень туго. Ни тебе вздремнуть (правда без храпа, с этим – строго!), ни с соседом обсудить причины очередного поражения любимой футбольной команды «Пахтакор». А вот на задних рядах – полная демократия. Хочешь, разгадывай кроссворд, хочешь втихаря припасенный бутерброд уписывай, а хочешь, налаживай деловые отношения с соседом справа, ну или с лева, это кому как нравится. Соседом слева от Аутлева оказался не кто-нибудь, а заместитель всевышнего по запчастям, а именно директор таксопарка Матлабуддин Нуриддинович Нуритдинов. Поскольку выступающих в тот день было много и говорили они исключительно долго, по делу или нет – сие мне неизвестно. Но к концу совещания нашему главврачу было железно обещано по-братски оказать помощь в ремонте его служебного Москвича – 412. А именно продать по установленной государством цене – коленвал и целых четыре тормозных диска. На следующий день, окрыленный такой удачей главврач не откладывая дело в долгий ящик, отправил своего больничного снабженца не куда – нибудь, а лично к директору таксопарка с персональной запиской. Так, мол, и так сидели вчера рядышком, не выпивали, а слушали оратора и вы под его пламенные речи пообещали мне то-то и то – то. Конечно же, ты читатель оказался прав, нут как говорится, и к бабке не ходи. Выставили незадачливого снабженца дюжие водители-таксисты взашей, по команде директора. Со словами – ишь чего удумал, по государственной цене, да где ты такое видывал и вообще, откуда свалился, не с дуба, часом. Поверь мне читатель на слово – бог на свете есть, он всё видит и ничего не забывает. Вечером того же дня прихватил нашего уважаемого Матлабуддина Нуридинновича аппендицит, да так прихватил, хоть на стену лезь. Примчавшаяся, на дикие вопли супруги болезного «Скорая» повезла несчастного директора в первую попавшуюся больницу. А теперь сообрази дорогой мой читатель, какая оказалось – ближайшей. Ведомственная больница, она ведомственная и есть, может принять пациента «Скорой», а может и отказать. Имеет на это полное право и соответствующий статус. Потому – как директор таксопарка, увы, железнодорожным служащим никак не является. Однако в эту ночь нести вахту дежурного врача выпало нашему дорогому Кириллу Кирилловичу. Врачом он был, как говорят, от бога. Одним взглядом на пациента посмотрел и тут же поставил диагноз, ну и личность понятное дело тоже – узнал, не смотря на наличие потного скорчившегося от боли лица. В нужной бумаге расписался, «Скорую» отпустил, а пациента велел тут же готовить к операции.

Уже на столе поднес товарищу Нуриттдинову к носу ватку с нашатырем, что бы значит, прояснит его сознание хотя бы на время. И почему-то марлевую повязку с себя снял.

– Ну, что товарищ Нуритдинов, вы меня узнаете.

– Да, еле слышно прошептал тот, кусая губы.

Врач поднял голову и громко сказал своим помощникам.

– Дорогие мои коллеги, перед вами яркий пример, наглого рвача и взяточника. Это как говорится еще, куда ни шло, все мы не без греха, но этот гад, слова данного не держит, я лично простить такое не могу. Значит так, сейчас вы этого урода, зарежьте, а я все нужные бумаги подпишу. Перетонит, привезли с опозданием, ну и всё такое. Не мне вас учить.

Услышав всё это, директор таксопарка моментально потерял остатки своего сознания. Главврач, сам провел довольно сложную операцию, случай действительно оказался тяжелым. Но руки мастера свое дело знали туго.

Вместо положенной недели, Матлабуддин Нуридинович Нуритдинов провел в ведомственной железнодорожной больнице более месяца. Служебный Москвич – 412 за это время претерпел кардинальные изменения, разве, что корпус остался старый. Ну, что поделать, если на складе таксопарка на тот момент кузовов для Москвичей не оказалось. Однако скажу по секрету, уже выписали. Аж из самой Москвы – должны вот – вот доставить. Да и характер директора таксопарка за эти дни тоже каким-то чудесным образом изменился. Нянечки говорят, что виной тому рассыпчатая гречневая каша, доставляемая для важного пациента с соседнего предприятия.

Как мы тушили бухарский элеватор

Хочу сразу спросить тебя дорогой мой читатель, знаешь ли ты, что такое – зерновой элеватор? И сразу же хочу тебе ответить. Это такое большущее длиннющее вертикальное сооружение для хранения огромного количества зерна. Кроме того, зерно там чистят, сушат и делают с ним еще много чего полезного. Да ты и сам видел этот элеватор, и наверное, не раз. Они часто попадаются возле железнодорожных станций или в степи или в морских портах. Стоят себе такие одинокие монстры, вроде как застывшие великаны с огромными раскинутыми руками. Систему вертикального хранения зерна придумали лет этот двести назад, наши умные предки и до сих пор мы меняем только материал, из которого эти самые элеваторы строятся, оставляя саму конструкцию практически неизменной. Утомил тебя дорогой мой читатель разными техническими премудростями, всё – больше не буду. Я просто подвожу тебя к теме о самом высоком здании, в славном городе Бухаре. Нет, это не минарет и не девичья башня, аналог бакинской, с тем же предназначением. Конечно, ты уже давно догадался, что самое высокое здание в этом старинном городе —это элеватор. Его башня горделиво возвышается над всеми минаретами и девичьей башней старого города. Случилось так, что в один жаркий летний день советского перестроечного периода на этой самой башне возьми да и загорись рубероидное покрытие. Хорошо так горит красиво, тяжелые клубы черного едкого дыма в разные стороны посылает. Из обкома пожар видно, из райкома тоже видно. Отовсюду видно, даже из городской пожарной части видно. Однако, наверное, надо сказать пару слов о знаменитых бухарских пожарных. Ближе к пятидесяти годам, глава бухарского семейства уже женит своего младшего сына или выдает замуж младшую дочь. Всё. Дерево (и не одно) посажено, дом построен, у детей свои семьи. Пора переходить в статус «бабая». То – есть, отрастить бороду (если конечно не отрастил ее раньше), сидеть под чинарой с такими – же, себе подобными, статусными «бабаями», рассуждать о вечных ценностях и бренности бытия. Но не тут – то было. Закон Советских Социалистических Республик «о тунеядстве» работал в то время, как часы. Положено тебе трудится до самой пенсии, будь добр трудись и точка. А где трудится, когда трудится уже, мягко скажем – неохота, правильно в «пожарке». Пожар, он ведь когда еще будет, да и будет ли. Воды конечно мало, но вот песка в Кызыл – кумах, никто не считал. У кого загорится, тот пусть сам этим писком огонь и гасит. Вот на тебе, загорелась крыша самого высоко здания. Хочешь не хочешь надо тюбетейку снять, каску жаркую одеть, сирену включить, что бы все слышали – пожарная команда не дремлет, она уже едет. К заводоуправлению комбината хлебопродуктов, на территории которого и находился, тот злополучный элеватор подъехали одновременно обкомовская «Чайка» и райкомовская «Волга». Люди, в них сидящие были одеты, не смотря на жару, в серо-белые костюмы. Так им по должности было положено, без пиджака никак нельзя, не по форме получается. А что бы не жарко было их персональные машины оснащались совсем уж диковинными в ту пору автомобильными кондиционерами, понятное дело – иностранного производства. А бедные пожарные, в тяжелых брезентовых, обработанных специальным огнестойким раствором, робах, в это самое время, с некоторой долей старания, пытались дотянуться тридцатиметровым шлангом, до очага пожара расположенного на высоте 60 метров над уровнем моря. Потом выяснили, что пожарный гидрант на территории предприятия, давным-давно сломан неизвестными злоумышлиниками. Да и воды в самой пожарной машине нет, по причине того, что её туда, уже давненько никто не заливал и вообще вода это такое удивительное вещество которое имеет свойство испаряться, особенно интенсивно при температуре окружающей среды свыше 40 – ка градусов в тени. Вот и получилось, что люди в бело – серых костюмах, с примкнувшим к ним директором предприятия, в такой же униформе, стояли в одной стороне, правда, в тени раскидистой чинары. Пожарные изображали желание силой мысли потушить очаг возгорания в другой стороне. А крыша башни элеватора спокойно догорала в третьей. Первыми, из-за слабости нервной системы не выдержали рабочие элеватора. Они облили свои куртки водой, поднялись на крышу и этими же куртками, да еще при помощи какой-то матери, какой именно сверху точно слышно не было, огонь таки потушили. Стоящие внизу серо белые костюмы дружно подняли большие пальцы вверх, и уже было направились в сторону директорского кабинета. Где, по всей видимости, уже был накрыт дастархан, по случаю успешной победы над разбушевавшейся стихией. Однако путь этой процессии преградил изрядно перепачканный неизвестно чем, (но точно не сажей) пожарный, в каске набекрень. Он обратился ко всем сразу, так как при наличии одинаковой одежды не смог выделить главного из них. Он не знал крепких ругательных слов в родном узбекском языке, поэтому предпочел изъясниться с руководящим составом по-русски.

– ……. Мать!!… мать.. Кругом пустыня! Что в Бухаре места мало! На кой ляд.. мать… нужно было стоить здесь такую высоченную дуру! Так нельзя было положить! – Пожарный ладонью показал линию строго параллельно земле.

Служащие советских партийный органов переглянулись. А может быть, это «бабай» прав. Действительно, на кой ляд!