Текст книги "Клубок 31"

Три сезона в ожидании одного.

Может я просто еще не определил, зачем мне нужны они? Про осень все понял, а про весну, зиму и лето – нет.

Осень – это мой личный парадокс, кругом все мрет, а у меня только жизнь закипает. Произошло что-нибудь, поменялось и… пошел жить, проверять полезность модификаций в себе.

И так каждый год, настает пора «самого того» и осень забирает меня себе.

Чего-то определенно не хватает чтобы осень сейчас и меня заполнила целиком. Я, видимо, этот момент пропустил, потому что никак не вписываюсь окруженный аурой лета в раскинутый передо мной осенний мир.

Я достал из тугого кармана джинсов плеер. Еще движение и осень начинает густой музыкой вливаться внутрь меня. Я стоял в не принадлежащем мне мире, упиваясь заполняющей душу грустью – созданием Tiesto, его легким Nayan.

Теперь я тоже часть осени.

* * *

Можно ли идти по жизни с закрытыми глазами? Можно, но вероятность того, что ты, споткнувшись, упадешь и расквасишь себе нос, сильно возрастает. Так почему большинство людей, которых я знал «до» и знаю сейчас, именно так и поступают? Гребут против течения реки жизни или, наоборот, повинуясь суровым волнам отдаются их воли. Причем неважно, «против» или «по» течению плывут, главное, что ПРОСТО плывут – ни откуда и в никуда. И чтобы вода не попадала в глаза, обычно закрывают их. А на самом деле, они это делают не для того чтобы уберечь свои природные видео приборы. Просто с закрытыми глазами можно плыть, ни о чем не думая, и тем более не задавать себе этих глупых вопросов «откуда», «куда» и, вообще, «зачем».

Может и мне так попробовать? А вдруг получится?

И получилось…

Сомкнул веки сразу, как почувствовал, что уже готов. Затем открыл, оказавшись у входа в мое отделение. Оказалось, что все очень просто – ты здесь, закрыл-открыл, ты там. Очень просто. Может так стоит поступать всегда? Может именно поэтому все так и делают?

Передо мной были двери, а я перед ними. Каждый пытался разглядеть сущность другого – я их, а они меня.

Интересно, сколько же раз, тысяч раз, я открывал и закрывал их, а они меня впускали и выпускали, не являясь серьезной преградой? И сейчас, в первый раз, за все эти года, которые мы были близки с ними, я остановился и посмотрел на них по-настоящему. Я стоял и смотрел на «голые» двери 15 отделения местной психиатрической больницы.

Двери явно с удовольствием выполняли отведенную им роль. Они наслаждались и берегли свое предназначение, и скорей всего чувствовали себя особенными. Хотя так оно и было – они на самом деле являлись особенными, входящими в элитный дверной клан, главным кодексом которого является «Не выпускать!». Если обычные двери создаются не впускать, то эти – наоборот.

В эту дверную элиту включены тюремные, пыточные и психбольничные двери, этакая разновидность дверей-садистов. Входить можно, а выходить – НЕТ. И это закон!

Я опустил руку, похлопал себя по карманам в поиске ключа. Его нигде не было и не должно было быть, ведь я оставил его дома, специально. Просто еще раз хотел насладиться тем, что ненавистный мне ключ, от ЭТИХ дверей, не со мной. Что я сознательно не взял его!

Почему я не переношу этот холодный кусок металла, столько лет оттягивавший карман моего больничного халата и служивший единственным провожатым в любую комнату или кабинет? Почему мне всегда хотелось вышвырнуть его куда-нибудь, где бы никто не нашел? Почему?

Да потому, что я помню эти лица-морды и глаза-молитвы.

Как только я сюда устроился, мне выдали этот блестящий, пахнущий мазутом и холодом, кусок железа «г-образной» формы, который все называли «ключ», хотя на ключ, в обычном понимании, он был меньше всего похож. Я сразу почувствовал ту СИЛУ, которая за ним крылась. Сотрудники отделения будто и не замечали меня, пока я в течение нескольких недель ходил сюда на «смотрины». Пока мне не выдали ЕГО. Помню, мне его вручали даже с какой-то торжественностью, будто царский жезл – символ власти. «Вручала» мне ключ санитарка, странно ухмыляясь, будто говоря, мол «теперь и ты станешь обладателем секрета». Так оно и получилось.

Как только я появился на вновь приобретенной работе с ключом, из чужого я мгновенно превратился в своего, знающего секрет носителя ключа.

Для детей же, лежавших в отделении, этот ключ был символ чего-то высшего. Такое ощущение, что ребятня воспринимала ключ как артефакт, наделявший имеющих его врачей и санитарок сверхчеловеческой силой и могуществом, возможностью быть свободным, то есть правом повелевать дверями.

Могущество? В принципе, так и есть. Ведь часто за непослушание маленькие пациенты одаривались слабыми, но невероятно болючими ударами ключом. И если ребенок провинился чем-нибудь, остановившись и поняв ЧТО говорят его глаза, можно было прочесть в них просьбу и мольбу – «только не ключ». В этом заключалась ЕГО сила.

Сегодня, я этот ключ оставил дома, и знаю, что больше никогда им не воспользуюсь.

Никогда!

* * *

В момент зачатия, слияния сперматозоида с яйцеклеткой, появляется новая книга. Книга без названия, содержания и пронизанная белоснежно-пустыми страницами. Она абсолютно чиста.

С каждым новым днем, развиваясь, даже в утробе матери, на ее страницах появляются буквы, слагающиеся в слова, а слова в предложения.

Каждая буква, записанная на страницах это книги, сама по себе – ничто, но соединяясь в нечто более целостное, они превращаются в смысл.

Все записи этой книги несут в себе наиважнейшие смыслы, приобретенные за время ее существования. Эти смыслы – чувства, знания, умения, одним словом весь опыт, который был приобретен.

Такая книга, обязательно имеет свой уникальный сюжет и логику его создания – все написанное вначале непременно отзовется дальше. Прям, как то злосчастное ружье, бесхозно висящее на стене, по законам жанра обязанное выстрелить в конце пьесы. Имея свою структуру развития сюжета, все последующее, является следствием написанного ранее. И какой будет жанр книги – мелодрама, триллер или комедия – полностью зависит от ее первых страниц.

Эту книгу можно назвать книгой жизни, ведь на ее страницах запечатлевается все – что такое любовь и как надо ПРАВИЛЬНО бояться, что хорошо, а что плохо, где начало и конец…

Абсолютно все!

Сначала мы смотрим на своих родителей, как они любят, ненавидят, страдают, радуются, какие роли играют, и учимся делать так же. Затем, другие люди, окружающие нас, становятся нам учителями жизни. Мы, как проститутки или пылесосы, привыкаем впитывать чужое, не умея разграничивать, принять или отвергнуть, нужное-ненужное нам. Таким образом, мы превращаемся во вместилище тысяч чужих нам судеб.

Я ни чем не отличаюсь от окружающих (разве чуть выше многих) и точно так же состою из чужих жизней, не зная, где моя собственная.

Вернее, не знал.

А теперь – знаю, пытаюсь знать, учусь различать, где «Я», чего хочу, а чего нет. Теперь я могу тщательно пожевать то, что мне предлагают другие, ощутить, мое это или нет, а за тем выбрать – проглотить или выплюнуть.

Но это сейчас…

Когда же я только начинал работать с вечно гомонящей оравой детей (обычно их в отделении лежало около пятидесяти), я их – любил. Потому что ДОЛЖЕН был любить.

Ведь, как можно их не любить? Это же дети!

Поэтому и любил. Должен…

Кода приходилось сражаться за тишину и внимание с детишками, наученными срать на всех, кроме себя, возникала злость. Я убегал в тишину и там, испытывая вину за свои чувства, пытался разобраться в себе. Там, в холоде моего кабинета, я убеждал себя в бесчеловечности злости и в собственной психологической не проработанности. Убеждал себя, что дети окей, это я ненормальный, что не могу с ними справиться. Вдох-выдох… И снова к ним, в этот маленький ад.

Но это тогда…

А сейчас, я доверяю своим чувствам. Они мне говорят правду, и я им доверяю.

«Тихо! Слышишь голос внутри? Что он тебе говорит? А? Неужели это правда? Ай-ай-ай! Как тебе не стыдно! Неужели тебе, в самом деле, не нравится эта бесящаяся, превращающая все отделение в пристанище хаоса пятидесятиголовная армия? Как же так? Ай-ай! Что? Что еще говорят чувства? Да-а-а??? Оказывается, ты не любишь, когда твои труды уходят в бездну? Не нравится, когда парнишки и девчонки, не умеющие и не знающие, что же такое – быть счастливыми, после кропотливой работы над собственной душой, возвращаются к себе домой и там, их заставляют стереть добела все, что ты вложил в их сердца? Неужто не нравится? Странный ты! Всем хорошо, а тебе плохо! Ах, ты еще и хочешь получать удовольствие не только от процесса работы, но и от результатов! Ну и наглец! Иш-ш, чего захотел! Видите ли, ему не нравится сизифов труд! А ну-ка, быстро, чувствуй вину! Ведь это же не в их семьях, отказываясь что-либо менять, к чертям собачьим, в пух и прах разбивают весь ваш – твой и детей – труд, все достижения! Ведь это ты во всем виноват! Ведь это у тебя, господин дерьмовый психотерапевт, недостаточно опыта и компетентности! Ах, ты так?! Ах, ты не хочешь чувствовать за собой вину? Ну, погоди!!!»

Как хорошо все осознавать, не обманывая себя самого! Разрешать себе не любить! Как здорово разграничивать, где ТВОЯ вина, а где другого! И все это принимать, вместе с тем принимая себя.

Передо мной были двери, а я перед ними. Они до сих пор с удовольствием выполняли отведенную им роль.

Даже не притронувшись к ненавистным мне стражам, я узнал все, что хотел. Начал понимать, что же во мне изменилось. Правда, только начал. Но это УЖЕ много.

Главное, я смог ухватить конец нити и начал распутывать, охватывающий меня с головы до пят, клубок. Это стоит того – на другом конце нити буду Я.

Я настоящий…

* * *

Я вышел с территории больницы и прямиком направился на остановку. До прихода автобуса оставалось чуть меньше десяти минут.

Сев на скамейку я первым делом достал пачку сигарет, достал одну, закурил и только потом взялся приводить свои мысли в порядок. Вообще, разбор полетов в последнее время становится привычным делом. По-моему, это хорошо – не спускаю полученный опыт в унитаз. Назову это «временем для размышлений».

И так, сегодня понедельник. Понедельник по календарю, двадцать седьмое августа. Вчера был выходной, но не у меня. Я его пропустил, так как шлялся по тому свету. На работе я больше не появляюсь. Осталось определиться чего я хочу?

Хочу просто отдохнуть. Хорошо, с этим разобрались. Что для этого нужно?

Я достал из кармана мобильник и отключил его. Честно говоря, удивительно, как это мне до сих пор ни кто не позвонил. В обычный день в это же время, мой телефон уже бы давно трещала каждые две минуты, а если вспомнить, что я и на работу черт знает насколько опоздал… Старшая медсестра давно бы достала звонками. Странно, что никто не ищет меня. Ну вот, теперь телефон отключен и я уж наверняка, по-настоящему, могу остаться один.

Еще через пару минут подъехал автобус, как всегда бывает в это время, почти пустой.

Рассчитавшись с кондуктором, нашел свободное место у окна и сел. Удобно устроившись, я, даже не задумываясь, подчинился недавно приобретенному рефлексу – рука сама, помимо моей воли потянулась за плеером. На экране современной музыкальной шкатулки отражалось всего пару моих любимых песен из нескольких сотен заложенных в ее память…

* * *

Я люблю читать книги про хороших людей. И фильмы про них же смотреть тоже люблю. Да и вообще, я хороших людей люблю. Я всегда радуюсь, когда мне на жизненном пути попадается хороший человек.

А еще, я очень радуюсь, если думаю что тот, хороший человек, которому радуюсь я, встречая его, так же радуется мне, встретив меня. Немножко запутанно, но ничего… Главное я понимаю свои мысли. Иначе как я вообще еще кому-нибудь смогу хоть что-нибудь донести, если сам не буду понимать то, что хочу донести.

Мысли куда-то не туда уходят.

Корче, я хочу сказать, что если хороший человек мне радуется, то и я, наверняка, тоже могу оказаться очень даже неплохим человеком.

А для меня это важно…

Я определенно хотел бы быть хорошим человеком. Просто хорошим!

Не для кого-то конкретно и уж тем более не для всех в общем. Для себя…

Ведь так приятно жить, осознавая что ты – хороший, т. е. совсем неплохой. Тогда и жизнь хороша!

А как это проверишь, хороший ты или нет?

Как только я задал себе этот вопрос, спросил у самого себя, то сразу в голове возникла картина.

Значит, сидит мужчина в кресле. Скорей всего он – мой внук. «Усатый» такой, лет под сорок.

Ага, тогда я уже, наверняка, блещу безукоризненно белыми косточками, глубоко под землей. Ну, это не важно. Сейчас о другом…

Сидит мужчина в кресле, за здоровенным рабочим столом и что-то, бубня себе в усы, печатает на ноутбуке.

Раздается короткий стук, открывается дверь и в комнату заходит тинэйджер.

– Пап, – зовет пацан, после чего мужчина отрывает взгляд от монитора и переводит его на парня. Видно, что мужчина с трудом отвлекается от своего дела.

– Да, сынок, – усы мужчины разъезжаются гармошкой в улыбке.

– Нам тут… – немного замявшись произносит парень, – Нам тут по биологии задание дали. Твоя помощь нужна.

Мужчина жестом показывает на стул стоящий рядом с креслом. Парень широкой походкой в несколько шагов оказывается возле стула и садиться.

– Мы щас в школе гени-оло-гию, – медленно проговаривая слова, произносит парень, – Нужно составить ге-ниоло-ги-ческое дерево с описанием характеров предков. Задание, по-моему, дурацкое, но выполнить надо. Всех кого знаю, уже описал.

– Интересно, что ты там про меня накалякал, – смеется своей усатой улыбкой мужик, – Ты уж там приукрась меня немножко. Так кто тебе сейчас нужен?

– Я до прадедушек и прабабушек дошел. Мама мне про ее ветвь уже рассказала, а со своими, говорит, ты сам с удовольствием справишься. Ну, так давай, с прадеда начнем.

Мужчина на минуту задумался.

– Он… – поглаживая усы и уставившись невидимым взглядом, поверх макушки сына, начал мужчина, – Его звали «дéда». Так к нему все всегда и обращались. Естественно кроме моих родителей. А так «дéда» и «дéда».

– Угу, – кивнул парень, мол «все понятно».

– А еще… дéда был хороший.

Парень оторвался от бумажки, в которой периодически делал какие-то пометки, и вопросительно взглянул на отца.

– В смысле «хороший»?

– Просто хороший человек. Мне кажется этого достаточно, чтобы в полной мере показать, как деда видел я. А если хочешь знать больше о том, КАКОЙ он был человек, вот… – рука мужчины, выдвинув шкафчик в столе, залезла в него, чуть порыскав и пошебуршав внутри, извлекла на свет небольшой целлофановый пакетик.

– Что это? – с явным любопытством парень принял пакет из рук отца.

Внутри лежал маленький белый, явно сделанный из пластика и стекла, предмет. Из него тянулась пара наушников-таблеток на коротких черных проводках.

– Раритет! – с наигранной гордостью воскликнул мужчина и выпрямил, для пущего эффекта, направив в потолок, указательный палец, – Это плеер твоего прадеда. Он его еще в молодости купил и через всю жизнь с ним прошел. Удивительно, как эта штука до сих пор работает. Я его даже иногда слушаю.

Пластиковая музыкальная коробочка явно произвела на парня впечатление – он вертел ее в руках, заворожено вперив взгляд.

– Классно! – восхитился парень, – Я такие только в музее видел.

– Еще бы! – было видно, что мужчина доволен произведенным на сына впечатлением, – Думаю, ты разберешься, как этот «динозавр» работает, коль с легкостью справляешься со своим био-компом.

Парень неуверенно кивнул.

И ВСЕ!

Он уйдет, уляжется у себя в комнате на любимую кровать, включит музыку и отправит наушники, когда-то принадлежащего мне плеера, по месту назначения, и будет слушать все песни подряд. Слушать, затаив дыхание, боясь потревожить собственные впечатления и ощущения.

А потом, спустя несколько часов, а может дней, вернется к отцу отдавать «память о дедушке» с глубоко укоренившейся уверенностью в том, что прадéда был хорошим человеком. Ведь такую музыку, в таком разнообразии сочетаний, мог слушать только интересный, добрый, веселый и… хороший человек.

Может парень и не «понимал» большинство песен, ведь у него совсем другая культура. Но то, КАКАЯ звучит музыка, КАКИЕ чувства она вызывает внутри и в КАКОМ она сочетании может сказать только о том, что человек, записавший эти композиции в маленькую коробочку, чтобы они стали саундтреками к его жизни, мог быть только хорошим.

Вот и получается, что как ДНК в неповторимом сочетании, собрание МОИХ любимых песен смогут передать сквозь года, весть, говорящую, что я – ХОРШИЙ.

На экране музыкальной шкатулки отражалось всего пару моих любимых песен из нескольких сотен заложенных в ее память, а вместе с ними и моих настроений. Я давно заметил, что подбирая песню, всегда ищу в ней те чувства, которые испытываю сейчас. Сидя в одиночестве, наедине со своим горем, я никогда не поставлю Продиджи или какую другую ересь, заставляющую тело танцевать. Если мне плохо я, скорей всего выберу Моби или «Ткани» Дельфина. В общем, что-нибудь, что сможет погрузить меня на самое дно несчастья, усилив его до полного растворения в нем. И наоборот, когда меня пронизывает благодать и спокойствие я, скорей всего, поставлю звучать «Поинт оф ноу реторн» дядюшки Френка Синатры или еще что-нибудь в таком жизнеутверждающем духе. Если мелодия была выбрана правильно, то она как бы помогает высвободить твое нутро, усиливая переживаемые чувства. Радоваться, так эйфорией! Грустить, так насмерть! Что-то вроде этого…

Я выбрал Моджо, и его вечную «Леди». Вечную для меня, как дорога, которую она символизирует. Сразу, только лишь начинает звучать ее мотив, мне хочется сесть в авто и ехать, куда глаза глядят, взяв багажом только себя.

Я не буду осуждать окружающих за банальность, потому что она меня самого пропитывает с ног до головы. Особенно юмор и мечты. Юмор у меня, как говорит отец «жопно-сортирный». А мне нравится, хоть и над банальным «пуком вовремя» я буду долго и преданно смеяться.

Я не буду осуждать окружающих за банальность, потому что она меня самого пропитывает с ног до головы. Например мои мечты тоже банальные. Ну, там, как и у всех – деньги, семья большая, любовь сладкая… Но есть в запасе, наверное, самая банальная, которую уже мечтали не одно поколение банальных людей. Эта мечта – поймать момент…

Поймать момент… это когда едешь ты в машине, обязательно в своей, обязательно в любимой и обязательно за рулем. В салоне темно – выключен свет, только красными огоньками горит приборная панель. Уже глубокая ночь. А спать совсем не хочется. В воздухе тихо растекаются уверенное спокойствие, запах летней ночи и гитара Норы Джонс из динамиков. Справа от тебя сладко посапывает любимая, позади развалился лучший, да и в принципе, единственный, друг. Шум колес, борющихся с дорожными ухабами, убаюкивает остатки дневного напряжения.

Сейчас ты едешь, прихватив с собой самое ценное, сопящее рядом, осваивать новые земли и впечатления. В кармане деньги и беспечность.

Ты едешь, управляя своей жизнью, как автомобилем или наоборот, автомобилем, как жизнью. Не важно! Главное едешь, слившись с жизнью-автомобилем, временем-дорогой и сопящим счастьем, в единое целое и… кайфуешь, что живешь!

Что вот так вот живешь…

Когда-нибудь я так и сделаю. Но пока нет машины, нет прав и нет легкости.

Все будет позже. Просто немножко нужно подождать. Пока же я здесь, подхожу к концу моего пути… К началу новой жизни…

* * *

Я живу в большом городе. Точнее не в большом, а в «самом том». Еще говорят «то, что надо», но это почти тоже, что и «самое то». То есть, выражение такое существует – «самое то». По идее фраза должна означать, мол, «достигнут оптимальный вариант», а может и не достигал его никто, он с самого начала оптимальным был. Чего не коснись, у всего в жизни есть оптимальная доза, ну или «самое то» – будь то выпивка, секс, работа или отдых, злость и дружба и так далее… Доза «в самый раз» – не много и не мало – везде есть.

Главное что? Что я этим хотел сказать? Точно! Я этим сказать хотел, что живу в городе не сильно маленьком и в тоже время, не чересчур большом для меня. Одним словом «в самый раз». Население около миллиона, когда больше, когда меньше. Большой для городишек, маленький для столицы. Живу в моем городе…

Если честно, не совсем в моем – я здесь живу только десять лет. Родом естественно тоже не отсюда. Но, в тоже время, город мой! Потому что я его люблю. Но сейчас не об этом…

Живу в моем городе, зная, что он мой и принимая его всей душой. Живу…

Но иногда, по неизвестным и уж точно неподвластным моему разуму причинам, мне хочется сесть в автобус-машину-поезд и поехать в какой-нибудь захолустный «Жопадрищев» с населением не более десяти тысяч почти живых душ. Поехать, чтобы наконец ощутить одиночество. Я там никого не знаю, меня – никто. Только так можно его почувствовать – НАСТОЯЩЕЕ ОДИНОЧЕСТВО! С маленьким добавлением безысходности.

Не то лицемерное чувство жертвенного отшельничества, когда находясь в родном, пусть даже и нелюбимом городе сетуешь на пустоту внутри. Притворяясь, что рядом нет телефона, по которому в любой момент можно набрать хорошо известный номер и выкупить себе лекарство от скуки и пустоты в лице знакомого голоса.

Иногда так хочется по-настоящему ПОБЫТЬ ОДНОМУ! Когда на выручку никто не сможет придти и придется столкнуться с собой лицом к лицу.

Можно, конечно… иногда получается… в самом центре толпы или в забитом до отказа транспорте почувствовать себя реально одиноким. Можно и так, зная, что чуть что, никто не придет, а все будут обходить стороной, как можно дальше, боясь столкнуться с чужим несчастьем, накликать на себя свое одиночество. Можно…

Но, все равно, лучше уехать в гости к одиночеству, подальше. Устроиться там, за тридевять земель, на совершенно незнакомую работу, выбрать неизведанную профессию. Я бы выбрал таксиста. Давно хотел попробовать. Или проводником.

А почему бы и нет, в самом деле? Ведь меня здесь ничего не держит. Что мешает? Страх перемен? Опасность в неизвестности?

Это не про меня! Я теперь не боюсь рисковать. У меня, как и у мира, на который я смотрю новыми глазами, нет границ.

Лондон? Нью-Йорк? Токио? Москва?

Или еще лучше… Челси? Нью-Джерси? Саппоро? Ростов?

Есть границы, но нет ограничений. Я хочу испытать, ощутить по полной, этот удивительный, впервые снявший для меня маску, мир. Понять его, не боясь удивляться.

Да будет так!

Уж если я творю собственную жизнь, то какие преграды мне не поддадутся? Да будет…

* * *

Моя остановка.

Выйдя на центральном парке, я сразу подошел к приостановочным ларькам. Взял пива и плитку горького шоколада, еще прозапас пачку «Честерфилда», хотя у меня и оставалось больше половины. Расплатившись, пошел искать свободную лавку под зеленью парковых деревьев, желательно с видом на реку.

Подходящее место нашлось только минут через пятнадцать быстрой ходьбы вдоль реки, – несмотря на будний день и дообеденное время большинство лавок было занято. Точно! Ведь до начала учебного года еще целая неделя. Присмотревшись на самом деле заметил, что лавки оккупированы в основном молодыми людьми – компаниями, парочками и одиночками. Все они следовали моему примеру и у большинства из них в банках или бутылках плескалось пиво.

Распластавшись на широкой деревянной лавке, я начал смотреть то на небо, то на реку. Небо отдавало бледно-голубым цветом, как и всегда на стыке летне-осеннего периода. Река же, в противовес, могла похвастаться насыщенным серым оттенком, периодически разбавлявшимся солнечными бликами. Так и не поняв, где красивее решил выбрать третий, нейтральный, вариант, чтоб никому не было обидно, и остановил взгляд на влюбленной парочке, сидящей напротив, и усердно пытавшейся съесть друг друга. У них это никак не получалось, видимо размер проглатываемого товарища совсем не соответствовал реальным возможностям собственного тела.

Прошло достаточно много времени прежде чем влюбленные решили закончить с поеданием, а я вспомнил, что у меня есть пиво и шоколад. Парочка ушла, я же открыв ключом бутылку и распаковав шоколад начал с аппетитом их потреблять, поочередно, то запивая пивом шоколад, то заедая шоколадом пиво. Мне часто говорили, что смешивать подобные продукты – чистое извращение, но я ничего не мог (да, честно говоря, и не хотел) с собой поделать. Обожаю шоколад с пивом. А если б еще в пиво добавить дольку лимона! М-м-м… Аж слюнки потекли.

Немного пресытившись, я начал ковыряться в пакете, отыскивая «Норвежский лес» Мураками. Нашел. Прикурив сигарету, отыскал нужную мне страницу и начал читать.

Оказалось, что времени прошло изрядно с тех пор, как я одну за одной начал поглощать страницы. В процессе чтения куда-то бесследно растворились и пиво, и шоколадка. Нужно было куда-нибудь двигаться. Во-первых, я уже начитался, да и тень от дерева, все это время благородно прикрывавшая от горячего солнца, решила меня предать и переехала на соседнюю лавку. Во-вторых, тело настойчиво требовало похода в туалет, а у меня не было причин ему противится. Быстро собравшись, выкинув мусор и положив книгу в пакет, я отправился в путь.

Плеер на свой вкус выбирая песни безошибочно остановился на Ferry Corstene, который в такт моему внутреннему настрою переливался своими электронными голосами, беспрерывно напоминал: «Soul, I’m soul…».

Почему, когда в голове доминирует техно, восприятие погружается в глубокие воды, и там, на дне, оборачиваясь в целлофан, выдает совершенно абстрактные картины мира? Например, сейчас мои органы чувств работают полностью отвергая и переворачивая традиционные законы физиологии и психики. Будто время сходит с ума – то ускоряясь, то замедляя свой ход. В таком состоянии невозможно определить в каком отрезке времени и координат ты сейчас находишься. Будто во вселенной что-то сломалось и волей случая, а может, наоборот, запланировано и с какой-то, ведомой только богам, целью – поставили меня в центр мира, заставив наблюдать, как все и вся движется по своей обычной временно-координатной траектории. Все, кроме меня. А я, как бы не у дел – замерев на месте, смотрю, как все тонет и переворачивается в реке Хронос, потоке времени. Будто под коноплей – дым иллюзий, проникший в цент управления моего тела, играя, изменят все, как ему заблагорассудится.

Я выключил музыку, иначе долго так не протянешь, мир может погрузиться в хаос потерянности. А мне этого сейчас никак не хочется – себя бы собрать.

Первым делом я нашел относительно пустой двор. Чуть порыскав глазами наткнулся на укромное местечко за гаражом, где нетерпеливо отлил. Дальше мой путь пролегал через магазин, чтобы закупиться следующей порцией пива и шоколада. Зайдя в первый попавшийся, купил все запланированное и, немножко поборовшись с вечно просящим желудком, поддался ему, купив сверху задуманного, пачку чипсов и банку оливок – еще одна моя слабость. Гулять, так гулять!

В парк решил больше не идти, захотелось побыть в толпе. Недолго думая отправился в ближайший кинотеатр, благо тот был неподалеку.

Еще через десять минут у меня на руках были билеты на два сеанса подряд, с разбежкой в полчаса. Фильм на обоих сеансах показывали один и тот же – какой-то очередной шедевр по Стивену Кингу. Рекламный плакат обещал феноменальные спецэффекты, хотя, в большей степени, что смотреть мне было все равно, главное хотелось снова ощутить себя среди людей.

Достигнув законного кресла в кинозале и усевшись, я неосознанно начал ерзать задницей по нему, пытаясь поудобнее устроиться. Будто кресло – перина и от этих глупых движений станет мягче. Наконец найдя оптимальное положение успокоился и, не дожидаясь пока в зале выключат свет, открыл одну из банок. Еще одна утопала в пакете. До начала оставалось минут семь, если верить часам, надо было покурить, вполне еще мог успеть. Когда до показа оставалось чуть меньше двух минут, я вдруг понял, что надежда ощутить себя частью города была напрасной – в зале, помимо меня, сидело всего шесть голов. Такое количество людей, бессмысленно раскинутых по большому залу, называть толпой было бы нечестно. А чего еще можно было ожидать от середины дня в начале недели?

Оставалось только смотреть фильм, попивая любимый напиток и заедая его любимой снастью – оливками, что я с удовольствием и начал делать сразу, как зажегся большой экран.

Хватило меня минут на двадцать, не смотря на обилие яркой графики, страшных монстров и шумных колонок, расставленных по всему периметру зала. Не допив вторую банку, я отключился…

Проснулся как будто по таймеру, только начались титры. Судя по времени, фильм длился два часа с лихвой. На повтор идти не захотел, во-первых, уже выспался, а во-вторых, с толпой, скорее всего, опять не повезет.

Выйдя из кинотеатра, направился в сторону главной улицы. Как и положено, по центральной дороге города, пронизывающей его, удачно выпущенной стрелой, насквозь, бешено сновали блеклые машины. Видимо из-за большой скорости, они казались какими-то наигранно-ненастоящими, как призраки. Ну что ж, игрушечные, так игрушечные, мне все равно…

Вдруг, не знаю сам почему, мне невероятно, просто несносно, захотелось, чтоб настал вечер. Вот так, резко, кто-то большой и умелый, только для меня, из-за моей прихоти, нажал рычаг и… оп, сразу вечер, неожиданно и со вкусом, упал, тяжелым камнем, на город, разбросав зажженные фонари по траектории моего пути.

«Ничего, – успокаивал я себя, – Еще пару часов и солнце начнет привычно умирать, даря всем ощущение правильности происходящего, распутанных узлов дневных горестей и обид. Вечером всегда тревоги уходят. Кем-то заведено, что именно с приходом вечерних сумерек мы можем полностью ввериться самим себе. Ввериться, этой продуктивной темноте, а не той, что приходит с нашим одиночеством, которую положено бояться».

Я решил дождаться столь желанного вечера в каком-нибудь баре, все равно в каком. Главное, чтоб там был полумрак и разрешалось курить.

В моем городе, наверное как и везде, большинство баров, ресторанов, кафе, да и самых заурядных забегаловок, находится в центре. Есть все, на любой вкус и состояние кошелька. Поэтому, чтобы обшарить несколько, одну за другой, заведений общепита, в поиске подходящего, ушло совсем чуть-чуть времени. Так что, уже тускнеющий солнечный свет не успел меня окончательно добить, прежде чем я прошмыгнул в прохладный, освещенный редкими лампами, мрак помещения.

Порыскав глазами в поиске самого дальнего и тихого места, я наткнулся на столик, отвечающий моим запросам. Он располагался в конце бара, в самом незаметном из всех самых незаметных углов города, как я и хотел. Безжизненный свет настольных ламп практически не доставался ему, погружая угол в столь необходимую мне темноту. На стене, почти у самого потолка, висел до удивления безвкусный натюрморт, изображающий здоровенную дохлую рыбину (судя по всему осетра), в окружении почему-то оранжевых лимонов и вялого одуванчика, как и положено насыщенного желтого оттенка. Точно уж мертвая природа, мертвее некуда.