Текст книги "Десятый день рождения"

Джессамина усмехнулась.

–Ну, скажем так, не самыми простыми способностями даже в том случае, если ты и не знаешь о Его присутствии в себе. С тобой было не легче, чем с остальными, если честно.

–Ты про тех, кто обрел с Ним Связь когда ты была рядом?

–Да, Джесс. И ты в сотни раз лучше них, – она взяла тарелку и вновь поставила ее на стол. Затем подошла к холодильнику, достала оставшуюся пачку сырого мяса и вернула на место еще горячую от огня сковородку. – Во-первых, ты моя дочь… Ай!

И то, насколько горячей она оставалась до сих пор, прочувствовать ей все же по ее глупости пришлось…

Джессика спрыгнула со столешницы и сделала шаг к матери.

–А ты, я вижу, гордая, если все еще чувствуешь боль. Неужели так трудно попросить Его, чтобы ты перестала ее ощущать?

Она не дождалась ответа, даже не удивляясь уже привычному поведению матери, и продолжила прежнее.

–Твоя дочь, хорошо. Но это было во-первых. Какие еще есть плюсы, которых не было у других, которым тебе выпала ноша объяснять, что с ними Связалось кое-что посильнее обычной Жизни? – Джесс была в чересчур хорошем настроении. – А?

На этот раз Джессамина не была многословной.

–То, что ты еще никуда не исчезла…

Улыбка сразу сошла с лица Джессики…

Она отошла от матери, точнее, сделала это после того, как дотронулась до сковородки. Джессамина внушила девочке, что в своем доме она ни за что не будет пользоваться Его Силой, лишь бы у старшей дочери не было вопросов, почему она то обжигается, то хочет есть, то невероятно подолгу спит.

Почему с ней происходило то, чего не должен был допускать Дар, если уж Он Связался с человеком…

Дотронувшись до раскаленной сковородки своей нежной рукой, она лишь весело повернулась к матери, которая уже держала палец под ледяной водой.

У самой же Джессики следов никаких не было. Ни следов ожога, ни следов боли.

А спустя секунду, когда она вернула ее матери, которая принялась готовить еще одну порцию, но облажалась на первом же этапе, желая сделать что-то без помощи Дара, не оставалось следов и от шипящего металла.

Больше он не был горячим…

Джессамина взяла сковородку и наконец смогла поставить на плиту, приступая к готовке завтрака.

Джессика же отошла на шаг назад, подпрыгивая и усаживаясь уже на столешницу напротив.

–Ожог исправишь сама. Не думай, раз ты имеешь принципы “забывать” о Даре дома, все особенные обязанности, – это была правда. Остудить раскаленный металл до ледяного состояния, а потом вернуть ему простую и обычную температуру, было чем-то вполне особенным… – Буду выполнять я.

–Не думаю, Джесс. Можешь передать…

–Можешь рассказать о них? – перебила ее Джессика, вспоминая о незаконченном разговоре. – О тех, кто исчезал?

Джессамина все еще держала руку, как бы показывая ей, что она не будет рассказывать истории из прошлого, пока та…

Джессамина вздохнула, снова встречая перед собой то, за что беспрестанно ругала ее.

Пластиковая бутылка с маслом, изображая чересчур вычурные движения, вертясь из стороны в сторону, летела по воздуху, направляясь прямо в руки Джессамины.

Когда то, ради чего девочка это сделала, свершилось, Джессамина пролила жидкость на сковородку, и поставила бутылку на столешницу перед собой.

–Верни, пожалуйста, на место, – сказала она ласковым голосом, будто бы впервые перестала ругаться за настолько детские шалости.

Джессика улыбнулась и, продолжая сидеть на столешнице напротив, сделала с бутылкой тоже самое, что и в первый раз.

Вот только в первый раз улыбка с ее лица не сходила…

Джессамина ударила по летящей по воздуху бутылке и та с упала, благо, не разбиваясь на миллион кусочков из-за того, что она была не стеклянной.

Джессика вздохнула, закатывая глаза, и сразу же спрыгнула со стола. Она знала, что это все равно придется сделать. Она позволяла себе множество глупых вещей. Остудить сковороду было одной из них.

Но когда Джессамина понимала, что девочке что-то от нее нужно, она начинала вспоминать, почему так поступать было нельзя. Особенно в своем доме или рядом с ним.

Сейчас девочка начала задавать вопросы о прошлом. О том, что происходило с теми, кто исчезал.

С теми, кто когда-то представлял собой Род или, как они называли себя по-другому, Семью. Семью или Род тех, кто Связан с Даром.

Но Джессику интересовали не все.

Она вновь хотела услышать о тех, кого затронули Гонения…

Джесс поняла, что “фокус” с бутылкой она сделала зря и подняла ее с пола, радуясь хотя бы тому, что не пролилось само масло. Джессамина заставила бы ее вытирать и его, и, конечно же, без Его помощи.

Пришлось бы пользоваться тряпками, которые Джессика не брала в руки уже чересчур много времени, чтобы вдруг начать пользоваться ими без королевского отвращения.

–Все сделано, госпожа Джессамина, – она начала “отчитываться” перед ней, как порой это делали первые встречные в Парке, которые подбегали рассказывать, что в нем произошло, пока не было Главной Хозяйки. – Теперь вы точно верите, что я самый обычный человек, которому нужно передавать вещи, специально ради этого поднимаясь на ноги?

–Джессика… – Джессамина продолжала готовить, разбивая яйца в ту же сковородку, где уже жарился бекон. – Как бы мне хотелось, чтобы ты поняла простую вещь.

Она сама улыбнулась, понимая, насколько банально начинает свою “лекцию”.

–То, что течет в твоих жилах. Пускай, физически Дара вообще в тебе нет. Это дано нам не для подобного цирка. Не для таких представлений, которыми можно удивить разве что детей…

Она остановилась, понимая, что преуменьшила заслуги дочери чересчур уж сильно. Летящая бутылка удивила бы кого-угодно, кто никогда не знал о Роде или Семье.

А как показывала история, рассказать о себе людям, было очень плохой идеей…

–Согласна, – не дожидаясь смеха Джессики ее мать продолжила. – Это удивило бы всех, – сковородка была снята с плиты и теперь стояла на столешнице. – Но разве Он Связался с нами ради этого?

Джессамина поставила колкий вопрос, который должен был остановить Джессику и заставить ее задуматься над подобными глупыми “летающими вещами”, которые она вечно проворачивала на глазах у матери.

Вроде бы должен был…

–Я вообще не знаю, зачем Он Связался со мной, – спрыгивая со столешницы напротив, она подлетела к матери и начала доставать остальные тарелки. – Он мне ничего не говорит.

–И слава богу… – прошептала под себя Джессамина, следующие слова говоря уже громко. – Но факт остается фактом, девочка.

Они разложили еду по тарелкам и пошли в сторону обеденного стола своего старинного поместья, выделяющегося на фоне остального города, что был вверх по горе. Присаживаясь за огромнейший дубовый стол, они заметили, что забыли вилки, ножи, чашки и все остальное.

Но тяжелый взгляд Джессамины на девочки дал ей понять, что пока ей что-то от нее нужно, ничего “летающего по дому” она видеть не хочет. Хотя бы сейчас, когда ей вновь нужно было ей что-то рассказывать.

Спустя полминуты чайник уже грелся на плите, а в руках хозяек этого поместья было все то, ради чего они и готовили завтрак уже себе.

–Это… Это… – Джессика смотрела на то, что перед ней стояла целая тарелка с едой и смеялась. – Я не помню, когда последний раз ела настолько по-обычному.

Она взяла еще кусочек мяса и стала его будто бы впервые пробовать, откинувшись в своем кресле, поджав под себя ноги.

–Я понимаю, Джесс, теперь для тебя “обычно” именно то, как ты жила последние три года. Ну, может быть чуть меньше – мне все же потребовалось время, чтобы объяснить тебе, почему ты больше не хочешь ни есть, ни спать. То время, что ты боялась саму себя, не в силах вытерпеть внезапные изменения. Ничего из того, что было “обычно” для тебя раньше, – Джессика пережевывала маленькими кусочками, когда ее мать закидывала в себя еду, как будто в последний раз. – Но со временем, когда ты проживаешь с Ним целую жизнь, когда ты проходишь бок о бок с Даром через все испытания, когда ты чувствуешь, что невероятная удача или внезапные спасительные идеи, решения или действия – это тоже Его работа…

Джессамина положила приборы и также откинулась в кресле, поджимая под себя ноги уже из-за холода, а не ради удобства.

Холода старого поместья, который она, в отличие от дочери, чувствовала…

–Ты начинаешь по другому относиться к Связи с Ним. Ты перестаешь просить его заставить вещи летать.

Джессика закатила глаза, понимая, что это уже далеко не нотации. Сейчас начиналась целая лекция о Роде и Семье, Связанной с Ним.

То, что ей и хотелось услышать…

–Перестаешь просить Его о таких банальностях, которые перестают иметь для тебя значения с возрастом, – она подняла глаза на дочь. Добрые и понимающие глаза. – И я понимаю, что ты через это еще не прошла. В свое время я тоже была точно такой же.

–И через сколько же лет мне стоит ожидать резкого превращения из веселой и живой девочки, – она смеясь, показала на себя, уже давно забыв о завтраке, который ей приготовила мать. – Во взрослую и суровую представительницу Дара, который Связался с ней для очень серьезных дел.

Джессика шутила и кривлялась, выставляя важность матери лишь за ее глупую королевскую напыщенность. Джесс считала, что в подобных “летающих вещах по дому” нет ничего плохого.

Но возраст Джессамины всегда был значительным аргументом.

Большим аргументом…

–Ну, если честно спустя практически четыре столетия, я все еще ощущаю себя веселой девочкой, Джессика, – Джессамина откинулась в кресле снова, забирая тарелку уже с собой. – И ты не будешь этого отрицать, дорогая. Ни в коем случае не будешь…

–Правда, – Джессика отодвинулась от стола, поднялась на ноги и двинулась в сторону кухни. Чайник мог бы пролететь также, как и все остальное, но Джессамина пока что не задумалась о том, чтобы прекратить свою речь.

Обычно шалости Джессики возвращались в тот же миг, когда истории ее матери заканчивались и девочке больше ничего от нее было не нужно…

Забрав все, что нужно, она вернулась таким же спешным шагом.

Но пока что истории не закончились и пользоваться Даром ей запрещалось…

И закончила уже снова вернувшись за стол, разлив по кружкам чай и поджимая, как и раньше, под себя ноги.

–Правда. Отрицать, что ты все еще не превратилась в скелет спустя столько лет, я не буду. Отрицать то, что ты не превратилась в старую каргу, вечно ругающую всех за их “детские шалости”, – она изобразила, как обычно Джессамина начинала свои нотации, – Я бы могла.

И улыбнулась, глядя в ее глаза.

–Но не буду. Потому что четыре столетия прошли как будто бы мимо тебя. Как будто бы ничего и не происходило за эти четыре сотни лет, что Дар позволил тебе прожить на этой земле, – девочка впервые за весь разговор за столом сняла с себя свою сияющую улыбку не ради шутки. Сейчас она заходила на чересчур опасную территорию.

Воспоминания о прошлом. У семнадцатилетней Джессики, Дар с которой Связался всего три года назад, этого прошлого практически не было. Зато у Джессамины…

Четыре века, пройденных в этом мире, не могли не впитать в себя хоть что-то интересное.

И, как назло, лицо Джессамины тоже омрачилось, когда брошенные слова о ее возрасте стали не просто проходной фразой или шуткой, которую она же сама и сказала, а продолжением разговора.

Что ж, в Парк они точно опаздывали… – Я хочу сказать, каким бы ужасом не было накрыто твое прошлое, которое мне, к счастью, застать не получилось, ты все равно осталась Джессаминой. Не ходячим трупом, – Джесс засмеялась, – Которым ты, к слову, и являешься спустя столько лет, а той же самой женщиной, с которой всегда можно посидеть за одним столом. Ты не жива…

Девочка поставила локти на стол и приблизилась к матери, которая сидела напротив нее.

–Но Жизнь в тебе как будто бы все равно осталась…

Джессамина улыбнулась ей, опуская глаза вниз. На наручных часах красовалась цифра, готовая повергнуть Джессамину в шок, учитывая, что лишь вид календаря, на который она посмотрела перед выходом из своей комнаты.

Календаря, смысл которого понимала только Джессамина…

Этим утром он заставил ее сердце удариться так, что заметить этого она не могла. Впрочем, как минимум, обратить на себя внимание он должен был уже хотя бы пару дней назад. Сейчас же, судя по адской боли, расплывающейся по всему ее телу, судя по гудящей голове и сердцу, пульс которого то поднимался, то едва ли не останавливался вовсе, Джессамина понимала уже сама, без всякого календаря, на котором она отмечала промежутки между прогулками в Парке.

Прогулками в самой дальней и пустынной от людей части Парк. Прогулки, на которые она ходила только с дочерью, запрещая всем остальным, кто в Нем жил, следовать за ними. Правда, было одно исключение.

Одно среди всех тех, кто хотел, но не мог пойти вместе с ними…

Джесс поняла, что мать снова задумалась и решила растрясти ее.

–Послушай, а как это вообще? Ну… – она увидела, как мать снова вернулась, и предложила ей свою тарелку, от которой украла лишь один кусочек бекона.

Джессамина же соглашаться не могла. Ее дочь все еще могла подозревать ее в странном, неестественной ей голоде.

Неестественном никому из Рода и Семьи…

–Что как? – спросила ее Джессамина в этот раз не в состоянии предугадать вопрос.

–Ну… – Джесс мялась, поджав под себя ноги еще сильнее. Она часто разговаривала с матерью насчет времен, которые она не застала.

Но этот вопрос был о другом. Он был не о временах.

Он был конкретно о Джессамине… – Когда Жизнь…

Девочка продолжала медленно “идти” вперед, когда Джессамина поднялась на ноги и сказала, снова поднимая руку с часами:

–Пора, Джесс.

–Но…

–Но это ведь не значит, что я ничего не расскажу тебе по дороге, – Джессамина улыбнулась, собирая со стола все то, что они на нем оставили. Дотянуться до тарелки дочери она не могла, так что… – Свое убери сама. Ты почти ничего не съела!

–Я предлагала тебе! По тебе нельзя было сказать, что ты не хотела есть, – она снова будто бы ловила ее на собственных же подозрениях, но поймать Джессамину, прожившую в этом мире достаточно долго, было не самым легким делом.

–А ради чего ты воровала еду из завтрака Хлои? – Джессамина остановила дочь одним лишь вопросом, после чего заставила ее исправить то, что они сделали еще пару минут назад. – Если ты почти ничего не съела, переложи все своей сестре. Она явно удивится, когда увидит абсолютно голую яичницу без твоей любви и заботы, выражающейся обычно в хорошо прожаренном беконе, и чего еще хуже – расстроится.

Джессамина вышла вместе с дочерью из-за стола и спустя пару секунд оказалась на кухне.

–Ладно, оставь, я сама все сделаю, – Джессамина перевалила оставшуюся еду младшей из дочерей, которая все еще не спускалась, хотя вполне себе уже бодрствовала, и принялась мыть посуду. – Одевайся.

Джесс легкой походкой двинулась проходить и кухню, и гостиную и прихожую, понимая, что прождет мать еще пару минут на улице.

Что-то Джессамине казалось неправильным.

Недосказанным…

И поняла…

–И спасибо! – крикнула она вместе с шумом льющейся из под крана воды, стараясь сделать так, чтобы Джессика, которая уже открывала дверь на улицу, услышала ее.

–За что? – вернулось ей обратно вместе с летней свежестью открытой входной двери. Теплый воздух моментально заполнил все старинное поместье и дышать здесь стало легче. Запах же леса наполнил уже сердце Джессамины, улыбающейся, несмотря на боль.

–За то, что не пошла без меня!

Пару секунд молчания.

Но Джесс так и не ответила. Дверь осталась открытой, так как тяжелого стука старинных едва ли не ворот, которые стояли в проходе, она не слышала.

Когда Джессамина поняла, что старшая дочь уже на улице, она бросила посуду, домывать которую потом пришлось бы кое-кому другому.

Тому, кто получил бы на этот завтрак меньше всех…

Джессамина развернулась от раковины к столешнице, что стояла напротив. Там и была полностью нетронутая тарелка Джессики, от которой ее мать отказалась, когда они еще сидели за столом. Тогда она отказалась.

Сейчас же Джессики просто не было рядом…

Она накинулась, начиная красть все больше и больше завтрака, оставшегося Хлое.

Той самой, что уже спустилась по лестнице и тихо смотрела на мать…

–Я думала… Извини, – она резко развернулась и попыталась исчезнуть также быстро, как и появилась.

Не получилось.

–Стой! Это тебе. Джессика приготовила. Как всегда, – Джессамина вышла из кухни, старательно не бросая ни капли взгляда на свою вторую дочь.

Ту, с которой она общалась куда реже, чем с первой.

–Мм… – она осмотрела весь первый этаж поместья, вглядываясь и пытаясь найти хоть что-то. – В раковине посуда. Наша с Джесс. Помой, когда будешь мы и свое.

Она бросила холодный приказ и, развернувшись, двинулась через все поместье в сторону выхода из него.

–А… – Хлоя замялась. – А когда вы…

Но потом одумалась.

Ее интересовал только один человек.

–А когда Джессика вернется?

Но Джессамина продолжала идти, не отвечая младшей дочери. Как и всегда…

Джессика была ей нужна. Сейчас. В Парке.

Хлоя же…

Джессамина была уже у самого выхода.

На Хлою у нее были совсем другие планы…

–Она вернется в хорошем самочувствии или… – девочка зажалась, едва сдерживая себя, чтобы не уйти в глубь кухни, чтобы спрятаться от вернувшегося пустого взгляда матери, но договорить все же решилась. – Или в плохом?

Если все прежнее, что оставалось позади Джессамины, когда она уже шла на улицу, было привычным и не интересующим ее, то последние слова младшей из сестер, ее заинтересовали.

Настолько, что она двинулась обратно вглубь поместья…

Проходя мимо старинной мебели, антиквариата, оставленного в этом месте, видимо, прежними хозяевами, она вышла на кухню, которая, в отличие от всего остального, на первом этаже поместья, была чем-то современным.

Теперь она смотрела на младшую дочь.

–Что еще раз? – спросила она, слыша, как с громким звоном бьются уличные ворота. Джессика торопила мать и та, в свою очередь, действительно торопилась.

До этого момента…

–Я… – Хлоя уводила глаза от Джессамины, как делала это всегда, когда та начинала ее допрашивать. Медлить в своих ответах тоже было уже укоренившаяся привычка, которая никогда не нравилась ее матери. Особенно сейчас.

Сейчас, когда она давно уже должна была быть в Парке.

Сейчас, когда боль, которую она чувствовала по всему организму, уже не просто давала о себе знать, как последние несколько дней, а настойчиво говорила с ней, выставляя свои не самые приятные условия, которые рано или поздно она обязана будет принять. Джессамина знала, что будет если она продержится еще один день.

А значит, в Парк надо было уже не идти, а бежать…

И, тем не менее, этот случай ее заинтересовал.

–Ну же. Что ты сказала? – Джессамина даже сделала более милым свое лицо, в надежде, что девочка увидит это и почувствует, что она может ничего не бояться. Впрочем, бояться свою мать ей действительно было не за что. Она просто с ней не общалась.

Никогда.

А значит, и такие редкие моменты, когда им все же удавалось переброситься парочкой слов, всегда превращались для Хлои в один большой аттракцион. Она никогда не понимала, почему Джессамина игнорирует ее практически всю ее жизнь.

Но понять, за что она вдруг все же обращала на нее внимание, было еще труднее…

–Я спросила… – взгляд уже был смелее, а улыбка Джессамины все шире. Из девочки приходилось вытягивать ответы самыми изощренными методами. – В каком состоянии вернется Джессика.

Опущенные глаза наконец были подняты, и она увидела, что ее мать в довольно хорошем настроении.

И заговорила смелее.

–Так в каком же она будет? Просто, я стала замечать, что порой она возвращается…

–Немного вялой? Это хочешь сказать?

Девочка закивала, до сих пор высчитывая в своей голове, сколько дней до этого мать просто “не видела” ее.

Мать, которая в эту секунду села на одно колено перед девочкой и улыбнулась так искренне, как только ей позволяла боль, хлещущая ее изнутри хлыстами адских страданий. Она даже взяла ее за ее маленькие ручки…

–Джессика… Все мы люди, Хлоя. Все мы устаем. И твоя сестра тоже. А что еще странного ты замечала в Джессике после ее возвращений из… Города?

–Ам… – Джессамина теперь держала ее за плечи, перебираясь к голове, по волосам которой она ласково водила своей рукой, заставляя девочку удивляться так сильно, как та не удивлялась практически всю свою жизнь. – Обычно, она возвращается и пытается провести время со мной. Выйти погулять на задний двор, в наш сад. Либо сидит со мной и смотрит то мультики, то фильмы. Читает мне. Но порой…

То, что следовало после “порой”, девочка не должна была знать, хотя это и было невозможно.

Джессамина понимала.

Джессика вернется домой из Парка, о котором младшая из ее дочерей ничего не знала, вялой и в плохом самочувствии еще не раз. А значит, младшей из дочерей, нужно было хотя бы перестать задавать об этом вопросы.

–Порой она приходит и даже не может подняться на второй этаж. Она ложится прямо в гостиной на диване, – девочка дотронулась до руки, водящей ее по волосам и спросила то, к чему все и шло. – Что с ней?

Она замялась. Вспомнить, когда она общалась с Джессаминой последний раз, было трудно, но вспомнить, когда она успевала назвать ее мамой, было практически невозможно.

–Что с ней, мама…

Джессамина продолжала безмолвно улыбаться. Время шло и таким бесценным, как сейчас оно не было уже много лет. Сейчас боль внутри нее уже буквально рвала ее на части.

Но довести дело до конца она была обязана.

–Что вы делаете в городе? – девочка почувствовала, что настало время спрашивать уже мать, а не сестру. – И… И почему я никогда вас там не вижу, хотя постоянно слышу, как вас вспоминают? И почему…

–Все, Хлоя, не надо больше вопросов, – Джессамина приготовилась.

–Почему ты никогда не общаешься со мной?! – уже громче, чувствуя, что ее хотят снова “забыть”, развернуться, уйти – торопясь, едва ли не прокричала Хлоя. Когда мать решит поговорить с ней снова, она уже не знала и теперь боялась даже предположить…

Рука, которой она водила девочку по волосам, остановилась, а сама Джессамина отвернулась.

–Ну вот Ты снова во мне, – прошептала Джессамина Ему, чьего холода не чувствовала в себе уже очень много времени.

Целый месяц и несколько дней, судя по календарю…

–Мама… Что с твоими…

С глазами Джессамины и вправду кое-что произошло.

Но Хлоя больше не думала об этом.

Больше не думала ни о чем, что беспокоило ее этим утром…

Глаза Джессамины покраснели и она почувствовала холод внутри себя. Рука, которой она гладила младшую из дочерей, остановилась окончательно.

И спустя всего секунду Хлоя, девочка, которая не понимала, как относиться к первому за последние годы целому разговору с матерью, теперь смотрела на нее уже совсем другим взглядом.

Пустым.

Как будто бы она не понимала, как оказалась в ее объятиях.

Когда во взгляд ее вернулась разумность, она удивилась, увидев, что ее мать находится с ней так близко и, что самое главное, она держала ее. Гладила по голове.

Пускай, последнее было лишь необходимостью, чтобы Хлоя все забыла.

Хотя главной необходимостью было кое-что другое…

Джессамина резко, как по щелчку выключателя, снова перестала обращать на девочку внимания, а та, забывшая последние несколько минут, попыталась тихо отойти вглубь кухни.

Переждать, когда ее мать наконец уйдет.

Главной необходимостью было кое-что другое.

Глаза Джессамины все еще горели красноватым огнем, когда она поднялась на ноги и повернулась к дочери спиной.

Все еще были красными, а значит, парочку слов перед тем, как она снова разорвала бы Связь с Даром, Он все же успел оставить за собой…

Нет, Джессамина… Прошу тебя… Остановись… Прекрати заниматься этим…

Оставь Парк… Я же знаю, что ты не хочешь, чтобы это происходило…

Отпусти тех, кто уже “вошел” в Него… Распусти тех, кто уже в Парке… А после…

Джессамина сосредоточилась.

А после сбеги… Свяжись со Мной снова и Я помогу тебе скрыться… Пожалуйста, сделай, как Я говорю…

Джессамина зажмурила глаза, точно также, как и кулаки, приготовившись к адской боли.

Связавшись на секунду с Даром, чтобы заставить младшую из дочерей забыть то, о чем спрашивала этим утром, она снова почувствовала Его в себе. А значит, вернулось и все то, отсутствию чего все время удивлялась Джессика. Джессамина больше не хотела есть, не хотела пить или спать.

И чувствовать боль – тоже больше было не надо.

Вынужденную боль, если Джессамина, прожившая целых четыре столетия, не хотела, чтобы ее существование поддерживал Он, как это было со всеми в Роду и Семье.

Если она хотела, чтобы это делало нечто другое, о чем знали лишь единицы из этого Рода…

Джессамина…

Она практически сумела выгнать Его.

Иначе Я тебя не прощу за это… За то, что ты делаешь в Парке…

За то, ради чего ты это…

Его голос, звучащий будто бы из пустоты, охлаждал каждым своим появлением все тело внутри Связанного с Ним человека.

Вот только спустя всего пару секунд после Его появления этот холод пропал. Вернулась сонливость, желание есть и пить.

А вместе с тем, вернулась и боль. Адская и явно требующая от Джессамины своих условий, не принимать которые она смогла бы еще пару часов.

Максимум пару часов…

Она направилась к выходу, не обращая внимание на забывшую их первый за последние годы разговор Хлою. Она пряталась от нее где-то на кухне, удивляясь, каким образом она оказалась в объятиях матери.

Хлоя могла бы задать вопрос об этом сестре, когда та вернулась бы из “города”, где, как считала девочка, они с матерью и проводили свое время, удивительным образом ни разу за всю жизнь не попавшись в нем ей на глаза. Вот только, когда Джессика вернется из Парка, где она действительно будет все это время, ей будет не до вопросов.

Потому что именно сегодня Джессика вернется в ужасном настроении и самочувствии. Именно сегодня она даже не сможет подняться на второй этаж своего же дома. Сегодня она просто упадет на диване всего в нескольких мертах от входа в поместье.

Джесс вернется домой именно в таком состоянии первый раз за последний месяц и несколько дней, не зачеркнутых на календаре в ее комнате, смысла которых не понимал никто, кроме той, что и жила в этой комнате…

Выйдя на улицу, Джессамина глубоко вздохнула, закрывая глаза. Боль била изнутри, не прекращая, но свежий воздух, окутанный самым вкусным запахом Леса, который был на этой горе везде, не считая города на самом ее верху и этого поместья на ее склоне, заставил Джессамину держать свои глаза закрытыми еще пару секунд, наслаждаясь им.

А когда открыть их все же ей пришлось, на них смотрела Джессика, явно ожидающая ее чуть больше, чем рассчитывала.

Джесс, которая все еще была в хорошем настроении.

Все еще в хорошем самочувствии…

–Ты что-то долго, – ответила она на молчание матери. – Кстати…

Она оторвалась от кованых уличных ворот, которыми и стучала, назойливо призывая мать поторопиться, и подошла поближе.

Даже слишком близко…

–Что это? – спросила она, заглядывая ей в самые глаза. – Ты же говорила, что сумела спрятать Его оттенок. А сейчас он…

–Только не трогай.

–Да я не трогаю, просто… – она заглядывала ей будто бы в самую душу, хотя сейчас ее интересовало самое банальное. – Просто сейчас Его оттенок снова проявился. Они снова слегка красноватые, да и, к тому же…

Джессамина молилась, чтобы это произошло как можно быстрее. Дар выгнала из себя она еще в поместье, в помещении, перед улицей, где стояла ее старшая дочь.

Однако следы, которые Он оставлял даже после своего исчезновения, пропадать сразу почему-то не любили…

–А нет. Вот теперь все снова хорошо. Как ты это делаешь? – Джессика отошла от нее, легко пропрыгивая в сторону ворот, открывая их и держа, пока пройдет Джессамина. – Я перечитала уйму книг… Книг нашего Рода, – Джесс улыбнулась, вспомнив отдать этим старинным писаниям, валяющимся по всему поместью, где попало, честь, как и просила ее мать.

Книг, смысл которого мог понять каждый, кто действительно представлял собой Род или Семью, для которых они и “писались”. Поэтому старинные листы, которым было по много столетий, едва ли не больше, чем самой Джессамине, валялись действительно, где попало.

Хлоя, единственная, от которой их могли бы прятать, все равно не смогла бы их прочитать. Потому что писания Рода и не читались вовсе.

Их смысл, значение каждой из страниц, озвучивал сам Дар, с которым было необходимо быть Связанным. Иначе никак. Книги, написанные с Его помощью, без этой помощи “читаться” не могли.

Ни одна из скрытых попыток Хлои, запирающейся в своей комнате вместе с кипой собранных по дому едва ли не рассыпающихся листов, не оказалась успешной. Ее Дар Связью с Собой не наградил.

Волноваться было не за что…

–И ни в одном из писаний, нигде, – Джессамина прошла мимо и девочка закрыла ворота, после чего, подбежав, поравнялась с ней.

Наконец-то они шли в Парк.

Джессамина посмотрела на часы в последний раз и вроде бы даже успокоилась, понимая, что ад внутри нее должен был скоро исчезнуть. – Абсолютно нигде! Я не нашла ничего о том, чтобы можно было скрыть свои красные глаза. Точнее, от обычных людей – нет никаких проблем. Но ведь их не вижу и…

–Да, никаких. С тобой я сделала это сразу же, как случайность Его выбора упала именно на тебя. Вот было бы легко, если бы Он предупреждал, получит ли кто-то из твоих детей Связь с Ним, и если да, то кто и когда, – Джессамина улыбалась, смотря под ноги через темные очки от солнца. Боль по всему телу затрагивала и ее глаза тоже. Как ей казалось, выйди она даже ночью в таком состоянии, в каком была сейчас, и даже свет лунного мрака резал бы ее глаза также, как сейчас это делало летнее, утреннее солнце, под которым ей и приходилось идти в сторону своего спасения.

В сторону Парка.

Своего Парка… – Но, к сожалению, мне порой кажется, что Он сам ничего не знает.

Последние слова звучали чересчур сухо. Без эмоций. Как будто бы Джессамина и не хотела так говорить о Нем.

Она все еще вспоминала Его слова, которые слышала еще минуту назад, после того, как снова Связалась с Ним, чтобы заставить забыть Хлою о тех вопросах, которые интересовали ее этим утром. Ей она еще могла их задать. Джессамина знала все, даже то, что интересовало ее дочерей чересчур долгое время, ответа к чему они найти не могли, и говорить большую часть правды она бы ни за что не стала.

Но Джесс… Если бы эти вопросы начала слышать Джессика, она бы начала над ними думать. Начала бы хотеть узнать правду. А учитывая, как близко старшая из дочерей этого поместья была Связана с Даром, Он мог бы принять даже самое слабое желание за очередной приказ.

И, к несчастью для Джессамины, даже его выполнить.

А это была бы катастрофа для старшей из этого поместья. Катастрофа для Главной Хозяйки Парка…

Джессика, та дочь, с которой она общалась, была полезна ей прямо сейчас. В отличие от Хлои она не должна была ждать своего выхода. Она показывала свой вклад в дело Парка практически каждый месяц.