Текст книги "Забавы деда Матвея. Сборник рассказов, повесть"

Помощник военного атташе Сорокин встречал Анатолия Максимовича у выхода из аэропорта. И они, не задерживаясь, на джипе с дипломатическими номерами помчались в Дакку. Устроившись по привычке на заднем сиденье и закурив, Баранов принялся с интересом рассматривать знакомые очертания стоявших у горизонта гор.

– Соскучились, Анатолий Максимович? – спросил Сорокин. Он в этот раз одновременно был за водителя.

– Да не то чтобы очень, но… – неопределенно ответил Баранов и перевел взгляд на вечнозеленую растительность, широкой полосой раскинувшуюся вдоль трассы, отмечая некоторые запомнившиеся пейзажи.

– Посол Павел Петрович на месте? Как он? – через несколько минут спросил Баранов помощника.

– Ничего, – пожал плечами Сорокин. – Такой же деятельный. В кабинете в последнее время часто его не бывает, но сегодня с утра был у себя. Я заходил, видел…

Коллеги потом довольно большое расстояние проехали молча.

– Ну а как там, Анатолий Максимович, на нашей родине? – несмело поинтересовался Сорокин.

– Хорошего мало, Николай Семенович. Поедешь – узнаешь. У тебя ведь, если я не ошибаюсь, скоро отпуск?

Сорокин счастливо улыбнулся и, на секунду оторвавшись от серой ленты дороги, с мольбой в глазах обернулся к своему начальнику:

– По графику ровно через неделю. Подпишете?

– Подпишу, Коля, не сомневайся. Конечно, ежели никаких указаний на этот счет из Москвы не придет. Мы с тобой люди военные.

Впереди показались первые пригородные постройки бедняков. Скоро должна быть и сама столица.

– В посольство, – заранее приказал Баранов.

Больше он до самых ворот, погруженный в воспоминания, не проронит ни слова. Уже там, за воротами посольства, выходя из машины, бросит молодому помощнику:

– Я к послу. Жди.

Павел Петрович сидел, прижав ладони к вискам. Походило на то, что он был крепко чем-то озабочен, и кажется, еще задолго до появления полковника Баранова. Анатолию Максимовичу даже в какой-то момент показалось, что посол не замечает его присутствия.

«Но этого не может быть, – глядя на него, подумал он. – Ведь Павел Петрович ответил кивком на мое приветствие. Да и секретарь известил о моем приходе».

Прошло, наверное, минуты три такой необычной задумчивости посла, и наконец он указал Баранову на стул, а когда тот сел, спросил:

– Вам, Анатолий Максимович, что-нибудь известно о создании Министерства внешних сношений? Тьфу! Слово-то какое придумали непотребное.

– Нет, Павел Петрович, – слегка улыбнувшись, коротко ответил Баранов.

– Вот и мне неизвестно. Вчера и сегодня получена куча государственных бумаг, причем каждая последующая из них напрочь исключает все, о чем говорилось в предыдущих. Прямо вакханалия какая-то, иначе не назовешь. Ну скажите, чем им там в Москве не нравится Министерство иностранных дел? Звучит ведь, а?

– Звучит, Павел Петрович, еще как звучит. А что, уже переименовали?

– Пока нет, но в ноябре собираются. И вообще, из-за неразберихи в стране начинаются сложности и здесь. Из местного МИДа все чаще раздаются голоса – требуют пресс-конференцию. И я их понимаю… Вот сижу ломаю голову, каким образом это осуществить, и не снимут ли с меня потом ее, горемычную?..

Посол опять задумался. Прошло несколько минут, и Анатолий Максимович решил напомнить о себе:

– Я захватил с собой из МИДа несколько пакетов. Сдам секретарю. Какие-нибудь указания будут, Павел Петрович?

– Очень хотелось бы, Анатолий Максимович, чтобы вы помогли мне и обо всем увиденном и услышанном во время пребывания в Москве предоставили обзорную справку. Полагаю, вы уже догадались зачем?

– Думаю, для подготовки к пресс-конференции, Павел Петрович.

Посол удовлетворенно кивнул и, взяв со стола какую-то официальную бумагу с гербом, снова ушел в себя…

Через полчаса после встречи с послом военный атташе вместе с помощником открыли дверь своей резиденции. В этом небольшом двухэтажном особняке, построенном из природного камня, располагалось их временное жилье. Поставив дорожную сумку, Баранов, пренебрегая отдыхом, решил для начала проверить всю накопившуюся без него почту, а потом уж вплотную заняться составлением по просьбе посла нужной справки. Внимательно просматривая ворох различных сообщений, запросов и просто писем, полковник не сразу заметил появление в кабинете помощника.

– Вам звонили, Анатолий Максимович, – сообщил Сорокин. Голос его при этом звучал виновато. – Звонок поступил сегодня утром. Я очень сожалею, что забыл о нем доложить при нашей первой встрече, еще в аэропорту.

Баранов, подняв голову, с укором посмотрел на помощника:

– Кто звонил и откуда?

– Абонент не назвал себя. Звонок, по-моему, из Дакки, и он показался мне несколько странным.

– И в чем же, по-вашему, заключается эта странность, Николай Семенович?

– Понимаете, товарищ полковник, во-первых, неизвестный наотрез отказался назвать себя, а во-вторых, спрашивая вас, он все время пытался говорить напористо. Дескать, он знает нечто важное, и дело касается ваших друзей в Бангладеш.

Ответ Сорокина вызвал у Баранова недоумение. Он пожал плечами:

– Но у меня тут нет друзей…

Помощник растерянно улыбнулся. Ему ничего не оставалось, как последовать примеру начальника – тоже пожать плечами. После чего разговор на эту тему как-то сам собой, не получив развития, заглох.

В полночь Анатолий Максимович продолжал еще бодрствовать. Сон отодвинулся на неопределенное время. Увлеченный работой, он ни разу не вспомнил об отдыхе, анализируя, сопоставляя и делая выводы по известным ему фактам неудавшегося в стране августовского путча. Телефонный звонок, ворвавшийся в привычную тишину кабинета, вызвал у него раздражение.

– Резиденция советского военного атташе, – подняв трубку, сказал он.

В ответ полковник услышал подобие булькающего утробного смеха. Первым желанием было положить трубку на место, но он помедлил. В следующую секунду неприятный хриплый голос произнес на английском:

– Мистер Баранов, ради всех святых, не отключайтесь и выслушайте меня, разговор в ваших же интересах. У меня есть доказательства о связях советского атташе с местными коммунистами и о получении секретной информации о военных объектах независимой Республики Бангладеш…

– Я немедленно вызываю полицию! Это провокация! – грубо прервал Баранов.

– Подождите, мистер Баранов, подождите! Я сейчас назову свое имя. Дайте же мне договорить… Если хотите заполучить доказательства шпионажа, то завтра в восемнадцать часов стойте на углу улицы Старого Мустафы и Длинного перехода, ближе к зеленой мечети. К вам подойдут…

– Имя назови, негодяй! – с опозданием крикнул взбешенный Баранов.

Держа возле уха трубку, из которой монотонно раздавались короткие гудки, Баранов некоторое время лихорадочно думал о разговоре. Потом отключил телефон, но уже через секунду снова схватился за трубку и быстро набрал номер дежурного полиции. Это был один из номеров, однажды и навсегда запомненных и хранившихся до случая в его феноменальной памяти. Пришлось ждать: дежурный полиции ответил ему не сразу. Выслушав атташе, он лениво пообещал доложить утром об инциденте высокому начальству…

Глубокой ночью или, точнее, уже ранним утром Анатолий Максимович, поразмыслив, сказал самому себе: «В отношении меня затеяна провокация. Я должен узнать, кем. А ради этого сегодня возле зеленой мечети побывать стоит…»

Рабочие часы у военного атташе и его помощника шли в обычном режиме. Задание посла было выполнено до обеда, а кроме того, проделана еще масса всевозможных служебных дел. Полковник Баранов собрался выезжать из своей резиденци и задолго до известного времени и позвонил в ту же, уже знакомую ему по прошлому, фирму. На этот раз по его просьбе автомашину пообещали пригнать в удобное для него место. И спустя какое-то время, пройдя несколько кварталов пешком, в узком переулке, в дальнем конце которого предусмотрительно был тупик, он нашел автомобиль из проката. Им оказался ничем не выделявшийся из других светло-серый «пежо». Сотрудник фирмы прогуливался тут же, неподалеку, и как только атташе приблизился к машине, поспешил к нему…

Баранов несколько раз проехал по отдаленным пустынным улицам, промчался по загородному шоссе и наконец убедившись, что «хвоста» за ним нет, повел машину к месту так называемой встречи. Он довольно хорошо знал Дакку и ясно себе представлял улицу Старого Мустафы, где на углу стояла покосившаяся зеленая мечеть. На том перекрестке всегда было пустынно. В мечеть давно уже никто не ходил по причине ее ветхого состояния, а улицы, примыкающие к ней, мало годились для езды и прогулок из-за отвратительного состояния дорог и полного отсутствия тротуаров. Кроме того, они кое-где вдобавок были завалены мусором.

Когда до мечети оставалось несколько сот метров, атташе Баранов остановился. Он пристально осмотрел все закоулки вокруг и, выбрав наиболее верный путь, спокойно проехал несколько кварталов к центру города. Свернул влево. И уже оттуда, предельно разогнав «пежо» по улице Старого Мустафы, выскочил на перекресток у зеленой мечети, а потом, круто повернув, помчался, подскакивая на ухабах, в правую сторону, улепетывая от этого места как можно дальше… От опытных глаз полковника ничего не ускользнуло и подтвердило его версию о готовящейся провокации. Перекресток с двух сторон был оцеплен несколькими полицейскими машинами, а недалеко, во дворе дряхлой хижины, скрывались от посторонних глаз трое или четверо дюжих мужчин.

Пресс-конференция подходила к концу. Уставший от нападок Павел Петрович Касаткин на последние вопросы особо назойливых журналистов отвечал с нескрываемым раздражением, поминутно прикладываясь к стакану с прохладной минеральной водой. Разговор, так или иначе, все время крутился вокруг будущности Советского Союза, и ему приходилось трудно. События, происходившие в стране, говорили уже о многом, и его, попросту говоря, сейчас бессовестно прижимали к стенке. Сидевший рядом с послом советник по военным вопросам атташе Баранов, поняв это, намеренно двинул Павла Петровича под столом ногой и поднялся:

– Дамы и господа, время вышло. Пресс-конференция закончилась. Прошу господ корреспондентов покинуть конференц-зал, – объявил он.

На несколько секунд установилось затишье, а потом обрушился невообразимый шквал колких вопросов. Но к счастью для Павла Петровича, отвечать на них ему не пришлось. Он в сопровождении военного атташе уже выходил из зала.

– Одну минуту, господин атташе, – раздался за спиной Баранова знакомый голос.

Анатолий Максимович, оставив посла, обернулся. Перед ним стоял слегка улыбающийся фотокорреспондент «Нью-Йорк таймс» Ричард Моррис. Во время конференции полковник ощущал на себе его взгляд, но ни разу глаза их не встретились.

– Прошу вас, Анатолий Максимович, будьте любезны, не откажите, уделите несколько минут, – сказал фотокорреспондент Баранову, напустив на лицо некую таинственность.

– Что вы хотите, господин Моррис?

– Анатолий Максимович, я хочу задать вам несколько актуальных вопросов. Или, если хотите, хочу поговорить, как у вас, у русских, принято выражаться, «по душам».

– Простите, Моррис, но отпущенное для этого время кончилось. Почему же вы только что ни о чем меня не спрашивали? Задавали бы свои вопросы на пресс-конференции.

Ричард Моррис покрутил головой. И убедившись, что зал опустел и кроме них никого больше нет, с жаром заговорил:

– Мистер Баранов, то, о чем я хочу узнать, весьма конфиденциальная тема. А кроме того, я сам поделюсь кое-какой информацией. Уверен, вам небезынтересно будет узнать, к примеру, о мнении некоторых политиков в американских штатах насчет происходящего сейчас в Стране Советов.

Анатолий Максимович на минуту задумался. Моррис хитрил, он это понял сразу.

«А что, если?..» – опять, как и тогда, при встрече с руководителем разведки, мелькнула мыслишка…

– Ну так как, господин атташе? Поговорим по душам?

– Если я правильно понял, мистер Моррис, беседа у нас может затянуться надолго. Двумя-тремя вопросами от вас не отделаться. Поэтому предлагаю… – сделав паузу, полковник взглянул на часы и наморщил лоб: – Встретиться в двадцать один час в баре «Закария». Согласны?

Ричард по-лошадиному осклабился:

– О да, согласен! «Закария» – неплохой бар. Надо признать, у вас отличный вкус, мистер Баранов…

На встречу в бар Анатолий Максимович немного опаздывал. Таксист – индус со жгучими цыганскими глазами – вез его в обход главных улиц. Машина то и дело подпрыгивала, и рослый Баранов несколько раз чувствительно задел головой о крышу.

– Господин водитель, почему мы едем по плохим дорогам? – с досадой спросил полковник.

Таксист повернул к нему голову и быстро залопотал на родном хинди.

Баранов из его слов понял, что «в Дакке катастрофа со стройматериалами». Потом несколько фраз он затруднился перевести, и последним было примерно следующее: «Господин, надо было нанять рикшу. По центральным улицам на машине не проехать. Вы, наверное, давно не выезжали в центр города. Там сейчас рушат старые дома и лежат горы битого кирпича. Нет в стране ни гравия, ни щебня, и битый кирпич используют вместо них при строительстве новых домов…»

Закончив свое объяснение, таксист приветливо улыбнулся и закивал головой. В ответ Анатолий Максимович тоже улыбнулся. Еще с полчаса они петляли по узким и темным улочкам и наконец выехали на сверкающий ярким светом неоновых реклам проспект. Таксист приободрился, включил четвертую передачу, и какой-то участок дороги они проехали с бешеной скоростью. А вскоре припарковались на маленькой стоянке у бара «Закария», где в гордом одиночестве стоял представительный «роллс-ройс».

– Вас ждать, господин? – спросил индус у Баранова.

Тот отрицательно махнул рукой и, рассчитавшись, пошел к двери бара.

Столиков было немного. Посетителей – шесть человек, из которых полковник Баранов безошибочно определил двух завсегдатаев. Моррис, сидевший за угловым столиком, увидев его, поднялся. Баранов, чуть задержавшись у стойки, шагнул к нему.

– Вы уже заказали что-нибудь? – спросил он.

– О да, конечно, господин атташе. Ожидаючи, я на свой вкус решил удивить вас несколькими чисто американскими блюдами. Как вы относитесь, к примеру, к свиным ребрышкам на вертеле с соевым соусом и запеканке из сахарной кукурузы? Не возражаете?

– Вообще-то можно сказать, что я сыт. Но что ж поделать, раз заказали. Попробуем.

– Вот и хорошо, – привычно обнажив зубы, весело заключил Моррис и щелкнул пальцами в воздухе.

Щелчок, безусловно, был адресован официанту, и надо признать, Моррис проделал этот трюк мастерски. Официант появился уже буквально через несколько минут с большими тарелками и танцующей походкой направился к ним.

– Что заказать – виски, коньяк? – быстро спросил Моррис.

– Э нет, мистер Ричард Моррис, – насмешливо ответил полковник. – Позвольте, я сделаю заказ сам, и таким образом мы будем квиты… А теперь скажите, что предпочитаете вы из горячительных напитков?

Фотокорреспондент залился дробным смешком:

– Русские пьют много. Я не ошибусь, если предложу начать сразу со ста пятидесяти граммов хорошего армянского коньяка.

– Прекрасное начало, – в свою очередь для приличия посмеялся Баранов, а про себя подумал: «А этот папарацци не настолько прост, каким хочет мне показаться. Во всяком случае, он ко мне цепляется неспроста. Неужели опять всплывет Дуду?.. Хм, а тут что-то есть. Этот, к примеру, недавний ночной звонок и обвинения в связях с коммунистами. Нет, здесь определенно есть над чем задуматься. И по-моему, я не зря устроил встречу. Появилась возможность прощупать его как следует…»

Моррис уже с полминуты держал рюмку с коньяком в руке, поглядывая на Баранова.

– Чем-то обеспокоены, господин атташе? – учтиво осведомился он.

– Ничего особенного, мистер Моррис. Так, обычные текущие дела не дают покоя.

– Да-а-а, – протянул фотокорреспондент, поднял выше рюмку с коньяком и торжественно произнес тост: – Господин атташе, традиционно первую рюмку я предлагаю выпить за добрые отношения между нашими великими странами – Америкой и Советским Союзом…

Они выпили, поболтали о пустяках, не забыв беззлобно посмеяться над местными обычаями бенгальцев. После второй рюмки Анатолий Максимович решил про себя: «Пора. Пойду напролом, чтоб сначала исключить то, что почти два месяца не дает мне покоя».

Баранов достал сигареты из верхнего кармана рубашки и протянул пачку Моррису:

– Курите, Ричард!

Папарацци с готовностью потянулся за сигаретой. Полковник умышленно не стал с ходу прикуривать и потянул время. Моррис с сигаретой по рту выжидательно смотрел на него. Прошло время, когда наконец полковник Баранов медленным движением достал из брюк зажигалку и дал прикурить Ричарду. Затем прикурил сам и так же медленно положил зажигалку на стол чуть ближе к собеседнику. Глаза Морриса при виде интересной вещицы заблестели, и Баранов догадался, что тот проявил к ней неподдельный интерес. В это время в бар вошли два громилы европейской наружности, и Моррис, оторвавшись от зажигалки, бросил мимолетный взгляд в их сторону. Анатолий Максимович обратил на это внимание. Он вдруг интуитивно почувствовал, что фотокорреспондент их знает и появление громил здесь, в баре «Закария», не случайно. От него не ускользнул и тот момент, когда Ричард Моррис легким движением руки зачем-то передвинул подставку со специями с середины в дальний угол стола.

– Занятная вещица, – взяв зажигалку, похвалил Моррис. – Что за зверь тут изображен, не скажете?

Анатолий Максимович равнодушно пожал плечами:

– Не скажу, мистер Моррис. Она мне случайно досталась, в подарок на день рождения. Лично я не знаток редких животных, да и, по совести говоря, меня вполне устраивает, что зажигалка отлично работает, а кто на корпусе запечатлен, мне совершенно безразлично.

Фотокорреспондент, оставив зажигалку в покое, наполнил рюмки:

– За ваше здоровье, господин атташе!

– За ваше здоровье, мистер Моррис! – повторил Баранов.

Выпив и закусив яблоком, он, собираясь приступить к конкретному разговору, посерьезнел:

– Где же ваши вопросы, Ричард Моррис? Спрашивайте.

Папарацци еще пару минут усиленно двигал челюстями, жуя свинину. Потом, обмакнув жирные пальцы в поданную официантом чашу с водой и затем тщательно вытерев их, спросил, будто ударил обухом по голове, слишком прямолинейно:

– Распад Советского Союза, хоть мы и поднимали сейчас тост за него, неизбежен. Причем в ближайшее время. Прогнозы Генри Киссинджера, к счастью или наоборот, с небольшой погрешностью, но полностью подтверждаются. В связи с такими реалиями не беспокоит ли вас будущее ядерного вооружения?

– То есть?.. – уточнил Баранов.

– Я имею в виду, что с образованием новых суверенных государств соответственно возникает угроза появления на карте мира и новых обладателей ядерного вооружения.

– Мне понятен вопрос, мистер Моррис. И вот что я вам на это скажу: в высшем руководстве нашего государства достаточно трезвых умов, чтобы при любых обстоятельствах достойно распорядиться ядерным потенциалом. И потом, насколько мне известно, рано вы хороните Советский Союз. Очень возможно, что Союз Советских Социалистических Республик уже скоро трансформируется и будет мирно существовать в другом качестве.

Фотокорреспондент загадочно улыбнулся. Анатолий Максимович, стараясь не упускать из виду расположившихся за стойкой бара громил, искоса поглядывал на них, делая это незаметно для Морриса.

– Что ж, господин атташе, ваша позиция мне ясна. А теперь я поделюсь с вами интересными фактами, – сказал Ричард Моррис и, сделав паузу, глотнул из бутылочки прохладного пепси. Как раз в это время громилы неожиданно поднялись со своих мест и, кинув бармену купюру, бесшумно удалились из бара.

«Неплохо было бы узнать, куда эти молодчики двинули, – с некоторым беспокойством подумал полковник. – Еще устроят чего-нибудь…»

Он смутно припоминал одного из них, но пока не мог точно сказать, где он его однажды видел.

– Так вот, – продолжил папарацци. – От наших политиков мне довелось услышать такое предположение, что в нынешней ситуации превозобладают амбиции. Партийные боссы некоторых более самостоятельных союзных республик заявят о суверенитете, руководствуясь лишь одним – самим стать наконец первыми. Хочу сразу же оговориться: прибалтийские республики не в счет. Они многие годы добиваются независимости по праву.

Сказав это, фотокорреспондент не мигая уставился на Баранова. На лице папарацци застыло неприкрытое самодовольство.

– Ваши политики, мистер Ричард Моррис, в этом вопросе не слишком оригинальны, – немного помедлив, проговорил атташе. – К Москве, а значит, к Российскому государству с древних времен в зависимости от тех или иных обстоятельств примыкали другие народы. Я знаю, какую республику в первую очередь вы имели в виду. И одно скажу, что за многовековую историю государства Российского правители того народа предавали матушку Россию с удивительной последовательностью не раз. Как только поманят цивилизационным калачом, так они и туда, забыв про русское гостеприимство. То есть я хочу подчеркнуть: они преданными друзьями никогда русским людям не были. По-моему, пусть идут. Может, кто-нибудь в трудное время и останется с нами. А нет, так выживем как-нибудь сами…

После слов атташе лицо у Морриса изменилось и стало выглядеть каким-то злым и в то же время усталым. Баранов, не советуясь, заказал еще по сто граммов коньяку, и когда официант принес заказ и они выпили, спросил Морриса:

– Хотите, дам вам дружеский совет, Ричард?

Бросив на атташе пристальный взгляд, Моррис согласно кивнул.

– Держались бы вы, господин Моррис, подальше от политики. Вы ведь папарацци? Ну и вынюхивайте себе на здоровье личную жизнь знаменитостей: кто с кем, когда и сколько раз за ночь. Зачем вам это гнусное дело – политика?

Моррис ничего не ответил, и с этого момента разговор между ними надолго прервался. Полковнику в какой-то миг даже показалось, что тот сильно пьян и плохо ориентируется в окружающей обстановке. Но он ошибся. Моррис вдруг взбодрился и, хищно улыбаясь, протянул руку к висевшей на вешалке сумке. Пошарив, он извлек из нее блестящий предмет:

– Вот, господин атташе, полюбуйтесь…

Уж чего-чего, а такого Баранов ожидать не мог. По телу пробежала дрожь, и он сразу не нашелся, что сказать Моррису. Однако усилием воли взяв себя в руки, он уже через минуту заговорил, и голос его выражал полное безразличие:

– Что это, Моррис? Очередное доказательство неверности жене ее знаменитого супруга?

– Нет. На пряжке, как вы видите, изображена редкая хищная птица кондор – священная птица инков. Она же стала в некоторых частях азиатского континента символом борьбы коммунистов за свободу и независимость. И нашел я эту пряжку, думаете, где?..

Анатолий Максимович добрался из бара «Закария» на такси. Всю дорогу до самой резиденции такси, в котором он ехал, нагло, не таясь, сопровождала машина. За ним наблюдали.

«Ну и ну, черт возьми! – выругался он, зайдя в свой кабинет и сев за стол. – Невероятно, но факт – Моррис продемонстрировал мне пряжку от брючного ремня Дуду. И кажется, Моррис очень хочет докопаться до истины…»

Баранов поднялся, подошел к холодильнику, достал оттуда бутылку и один за другим залпом выпил два стакана холодной воды.

«Ну и ну! – снова повторил он про себя, опять усевшись за стол. – Кажется, я его недооценил еще тогда, в Читтагонге. Неужели он следил за Дуду? Или уже после гибели Дуду шел по его следам? Да, мысли, догадки, предположения, а точного ответа нет. Кстати, он ведь так и не сказал, где взял эту самую злополучную пряжку. А спрашивать мне – конечно, это было бы в высшей степени глупо».

Баранов подвинул к себе чистый лист бумаги, взял ручку и быстро накидал текст шифровки. Но тут же, подумав, смял исписанный листок в кулаке, положил его в пепельницу и, подпалив огнем зажигалки, сжег…

* * *

Джунгли становились с каждым шагом непроходимее, и вскоре длинные гибкие ветви обхватили горло, пот залил лицо, дышать стало трудно, почти невыносимо, а в это время кто-то очень больно схватил за плечо…

Полковник Баранов, вскрикнув, открыл глаза. Над ним склонилось родное лицо жены:

– Что с тобой, милый? Ты так громко кричал, – сказала Нина, поглаживая его плечо.

«Господи, да я уж вторые сутки как дома, в Москве», – подумал Баранов и, робко улыбнувшись жене, приподнялся на локте. – Кошмар, Ниночка, приснился. Прости.

– Ничего, ничего, спи, милый…

Анатолий Максимович опустил голову обратно на подушку, но сон уже окончательно пропал, и он под легкое посапывание супруги остаток ночи провел в размышлениях над увиденным своими глазами и услышанным за вчерашний день.

«В двух словах это называется наступлением полной во всем безответственности. Впору, как у известного писателя, хором запеть революционные песни, не забывая при этом кивать на разруху», – заключил он, после чего ему страшно захотелось курить и, боясь потревожить жену, он осторожно поднялся.

Выкурив одну сигарету, а затем посидев немного и начав вторую, Баранов сощурился: на кухне неожиданно вспыхнул свет. Зашла Нина, и по ее лицу он сразу понял, что она хочет сейчас же о чем-то поговорить…

– О Сорокине что-нибудь слышал? – спросила Нина, закурив, как и он, «Столичную».

Анатолий Максимович помотал головой.

– Нет. С тех пор как он полтора месяца назад отбыл из Бангладеш в отпуск, я о нем не слышал. Будто в воду канул. Знаю, уволился из армии, а дальше..

– Я случайно встретила недавно твоего бывшего помощника на Кропоткинской. Поправился не в меру, важный такой. Заметил меня, рассыпался в любезностях. Кооперативом на площади Восстания заправляет, и если я его правильно поняла, по пошиву женского нижнего белья. По всему видать, живет на широкую ногу. Золота на нем прорва навешана.

Нина, нервничая, усиленно задымила сигаретой, делая частые затяжки.

– Ну и зачем ты мне об этом говоришь? – выдержав паузу, хмуро спросил Анатолий Максимович.

– А затем, милый, чтоб и ты задумался, а не пора ли и тебе сматываться из армии? Денег три месяца не платят. Ты только представь, какой я, жена военного атташе, испытываю стыд, когда занимаю деньги у соседей или знакомых. У тех, кто, в нашем с тобой представлении, был и есть самый настоящий спекулянт.

Баранов опустил глаза и сквозь зубы глухо проговорил:

– Я так не могу, как Сорокин. Мне его действия непонятны.

Слезы из Нининых глаз вдруг капнули на пол, она заплакала. Не ожидав этого, Анатолий Максимович растерялся. Не зная, что предпринять, он подошел к жене, попытался открыть ей лицо, которое та крепко закрыла ладонями.

– Ты еще главного не знаешь, – всхлипывая, невнятно сказала Нина и, оттолкнув его руку, крикнула: – Твоей дочери Татьяне нужна срочная операция, понятно?! И немалые деньги на это нужны, надеюсь, понятно?!

Баранов любил своих дочерей. Сильно разволновавшись, он как следует тряхнул жену:

– Успокойся и объясни толком, что с Таней?! Не знаю, слишком мудреное название по медицине. С сердцем проблемы. И говорят, очень серьезные, – истерично ответила Нина и зарыдала громче.

Баранов отошел от жены. Долго не мог достать сигарету из пачки, и когда это ему удалось, нетерпеливо закурил, чуть не сломав хлипкую зажигалку.

– Нина, сядь и все расскажи по порядку. В конце концов, есть ведь у нас машина. Продадим, и будут на операцию деньги. У меня целых два дня до отъезда. Со всеми делами справимся.

Прошло немало времени, пока жена немного успокоилась и послушно села…

Выслушав ее и едва дождавшись восьми часов утра, Анатолий Максимович отправился в гараж за машиной. Кроме всех неотложных вопросов, ему еще предстояло побывать вечером на одной важной встрече…

Погода в начале декабря стояла на редкость слякотная. Подняв высокий воротник пальто, Анатолий Максимович спешил под льющим дождем, временами переходящим в мокрый снег, на конспиративную квартиру. Такси он специально отпустил раньше и теперь, шлепая по лужам, пересекал один за другим знакомые ему с детства московские дворы, быстро приближаясь к цели. То, ради чего он вылетел из Дакки на родину, надо было обсудить с компетентным лицом из разведки.

Приблизившись к старой семиэтажке, он, перед тем как зайти в подъезд, намеренно принялся стряхивать со своего пальто сырость, внимательно тем временем осмотрев двор. В подъезде, минуя лифт, поднялся по лестнице на четвертый этаж и, как было условлено, трижды позвонил в обитую дерматином дверь. Когда ему никто не открыл, он повторил звонки и, подождав еще немного, спустился обратно на улицу.

«Что бы это могло значить? – подумал Баранов. – Кажется, я все правильно понял и меня, надеюсь, тоже. Почему, в таком случае, никто не пришел ко мне на встречу?..»

Он подошел к первому попавшемуся телефону-автомату, набрал номер, но ему опять никто не ответил. В раздумье постояв под дождем, остановил проезжавшую мимо машину.

«Была не была, поеду прямо в ГРУ», – решил Анатолий Максимович и назвал водителю адрес. «У меня просто нет выбора», – подумал он, уже сидя в машине…

Молодой, улыбчивый помощник дежурного в основном здании главного управления, старший лейтенант с общевойсковыми эмблемами в красных петлицах, беспрепятственно впустил Баранова на первый этаж. Затем с любопытством стал наблюдать, как тот задумчиво ищет по своим многочисленным карманам служебное удостоверение.

Когда Баранов наконец-таки нашел и подал его, он, мельком взглянув на документ, почтительно козырнул:

– Слушаю вас, товарищ полковник.

– Мне нужен начальник специального отдела «А» полковник Жданов.

Помощник дежурного помолчал.

– Он знает о вашем прибытии?

– Нет.

Не задавая других вопросов, старший лейтенант, развернувшись, пошел, сказав Баранову на ходу, чтобы ждал его в вестибюле.

Улыбчивый старлей больше не появился. Вместо него вышел седовласый военный в форме подполковника. Судя по повязке, это был сам начальник дежурной части.

– Полковник Баранов? – спросил он каким-то тусклым голосом.

– Так точно.

– К большому сожалению, полковник Жданов Валерий Николаевич позавчера вышел в отставку. Вместо него временно исполняет обязанности майор Щуплецов. Если у вас неотложное дело, то можете переговорить с ним.

– Да, да, пожалуйста, – немного подумав, поспешно согласился Анатолий Максимович.

Отдав удостоверение подполковнику, он подождал, пока ему выпишут пропуск, поднялся на третий этаж в указанный кабинет, где у порога его встретил молодой майор.

– Ну, товарищ полковник, начнем, – радуясь неизвестно чему, предложил он. – Я ознакомился с вашим личным делом, и, признаться, мне лестно видеть вас в своем кабинете.

– Я вынужден был прийти сюда, – хмуро сообщил Баранов. – На конспиративной квартире никого нет.

– Да, я понимаю, – тем же радостным голосом сказал Щуплецов. – Валерий Николаевич меня не предупреждал об этой встрече. По-видимому, забыл…