Текст книги "Отцова ноша"

– Ничо-о, Коля приноровится. Главное для него на эти две недели, чтобы пень недалеко был. Чтоб потолще да потверже. Ха-ха-ха!

Общение с друзьями было радостным и обещало быть таким же в течение всех дней в лесу. Путь до избы был неблизкий и занял весь день и вечер.

Промерзшая изба встретила хозяина и гостей радостным скрипом дверных петель и густым, зависающим в воздухе паром от выдыхаемого воздуха.

Как всегда, первые дни были заняты обустройством и подготовкой к промыслу. Если дрова и лед были успешно заготовлены в первый же день, то подготовка приманки заняла некоторое время. Изба Сыромята была, как и он сам, сложена крепко. Сооружена из толстых сосен, со струганными досками и так называемыми евроокнами. В хозяйстве имелась маленькая банька и каркасный, обтянутый материалом от рекламного щита, гараж или сарайчик с небольшой печуркой. Сама изба была светлая с деревянными нарами вдоль стен и большим столом в центре под окном и, как выяснилось, хорошо держала тепло, что было весьма даже немаловажно. В общем, друзьям и Данилу хозяйство Сыромята очень понравилось.

За эти дни Коля несколько раз пытался приноровиться самостоятельно залезать на своего «скакуна», как он называл лошадь, но – бесполезно. То, задрав ногу, не мог перекинуть ее через лошадиный круп, из-за чего валился назад; то, излишне сильно закинув на седло тело, переваливался через лошадь и зарывался с головой в снег. Поэтому в конце концов решили, что сподручнее будет научить Николая запрягать лошадь в сани и пусть себе катается в свое удовольствие. Что и было сделано. Коля научился быстро запрягать и распрягать лошадь. Посмеиваясь, друзья это проделали несколько раз «на время», вспоминая солдатскую утреннюю побудку, с чем Коля с удовольствием соглашался.

Первые дни вылазки сразу стали удачливыми. Разбившись на две группы – Сыромят с Колей, а Данил с Терехой – стали устраивать соревнования. И соболя и боровой дичи было достаточно, да и собака работала хорошо, затем и капканы начали работать. А морозы с каждым днем все крепчали.

По прошествии десяти дней активной ходовой охоты Сыромят, подсчитав добытое, остался очень доволен. Год как никогда удачный и качество шкурок отличное. В основном был соболь темного окраса и с сединой. Светлые шкурки попадались единично. Видать, откуда-то перекочевал соболь в этом году, раньше было по-другому. Городские понемногу освоились и порой сами, без сопровождения местных, совершали недалекие вылазки. Колю больше интересовали глухари и тетерева, так как на санях в лес он заехать не мог. Ездил вдоль речек, по краю леса, по местам скопления кустарников. А Тереха, как всегда горячий и неусидчивый, все выспрашивал о наличии сохатого. Порой, завидев следы, призывал тропить, но Сыромят с Данилом рассчитывали добыть мясо ближе к отъезду. Пока что мяса, взятого из дома, хватало.

По прошествии двух с небольшим недель организовали день отдыха для лошадей. Все-таки месить снег со всадником на себе – тяжело для любой лошади.

Утро следующего после отдыха дня началось как обычно. Сыромят поднялся первым задолго до рассвета, растопил печь, поставил греться остатки вчерашнего ужина и пошел глянуть лошадей. После стали просыпаться остальные.

– Ну, Данил, что тебе приснилось? – как всегда поднимаясь с постели враскачку из-за своего непомерного живота, пробасил Коля. – Надеюсь, на этот раз что-то хорошее, нужное всем нам?

– О-о-о, что только не снилось. Вам, старикам, только завидовать, – похохатывая, ответил Данил. – И блондинки, и брюнетки, и шатенки. Ух, как приятно было!

– А мне почему-то приснился мой дед. Давно он умер. Какие-то наставления мне читал. Запомнил скрюченный больной палец, которым зачем-то он мне грозил и предупреждал о чем-то. В общем, невеселый сон, – Тереха, сидя на нарах, еще не спустив ноги на холодный пол, уныло развел руками и оглядел остальных.

– Не бери в голову, покойные родственники снятся только к хорошему, – Коля, прошлепав к рукомойнику, оглянулся на Тереху. – Сегодня должен быть хороший день. Вроде потеплело.

Вскоре вернулся Сыромят и, отряхнув снег с валенок, прошел к столу:

– Ну что, друзья мои, какие планы? Сегодня солнечно будет. Светает уже. Я думаю, что нам уже можно готовиться к возвращению. Думаю, через недельку можно домой оглобли заворачивать. Как?

– Я человек маленький, сколько отпуска дали, столько и отдохну. Есть еще время. Вон у тойона спроси. Его в любой день могут отозвать, – Тереха кивнул в толстую спину своего друга. – Но ведь тогда можно и на сохатого уже поохотиться?

– Я позавчера видел свежие следы на ручье Муостаах. По всей видимости, недавно туда пришел. Большой зверь, однако. Бык, кажется. Можно его попробовать взять, туда и сани без проблем доберутся, – вскинулся Данил, посмотрев на Сыромята. – Да и сон у меня был хороший. Не то, что у этих стариков, – «язвинки» в глазах Данила так и сверкали, он будто бы продолжал недавнюю свою шутку.

– А мне отец приснился. Все время спиной ко мне поворачивался. Да ладно!.. Это сон и только, – как бы отгоняя мысли, махнул рукой Сыромят, не настроенный пошутить.

– Вот сколько езжу по разным охотничьим местам, люди каждое утро у самого молодого спрашивают про сон. Почему так? И почему все полагаются на сон? – вновь подхватил тему сна Коля. – Я для себя это объясняю просто. Все потому, что таежник абсолютно зависим от сил природы. Снег, холод, дождь, жара и всякое такое. Малейшая ошибка, небольшой просчет, даже зубная боль, в конце концов, могут стать решающим фактором. Опасность у охотников всегда рядом и может подстеречь в любое время.

– Так и есть. Эта зависимость от сил природы и была и будет. Природу никогда не осилить. Но ведь есть еще люди, сны которых часто сбываются. Особенно на охоте. Про меня говорят, что у меня сон в руку, только растолковать надо умеючи, – Сыромят, как человек малоразговорчивый, от такой своей тирады даже разволновался. – Мне часто перед крупной добычей вещий сон снится. А сегодняшний сон мне непонятен. Обычно отец снится к хорошему, а сегодня ничего не понятно.

– Про таких, как ты, и говорят – «человек с Байанаем». Дух охоты Байанай покровительствует таким. В деревне про Сыромята у нас все говорят, что удачливый он, – вставил в общую тему Данил, оглядывая друзей.

– Но сегодняшний сон мне непонятен. Отец все время спиной ко мне был. Удачи не будет.

– Успокойтесь, мужики. Одно то, что мы здесь вместе, уже удача. А даст Байанай нам добычу или не даст, это уже второстепенно. Веселее, мужики! – Коля, обтираясь полотенцем и оглядывая всех, улыбнулся, развел руками. – А давайте, мужики, за вещий сон Данила тяпнем по маленькой. Все веселее будет. На улице вон солнышко встает. И душа засветится! А то все какие-то хмурые, задумчивые. Вон даже Тереха, как проснулся, унылый какой-то. Да и давненько не потребляли, а ведь скоро домой. Боюсь, обратно увезем.

За завтраком договорились, что Сыромят с Данилом пойдут к ручью Муостаах, изучат следы сохатого, чтобы завтра всем вместе попробовать взять зверя, а Тереха с Колей поедут по речке на места кормежки глухарей.

Солнце уже зацепилось за верхушки деревьев, когда Сыромят с Данилом вернулись в избу. Как пришедшие первыми, они сразу затопили печку, поставили чайник и кастрюлю с мясом.

Уже и чайник вскипел, и суп приготовился, а Коли с Терехой все не было. Между делом Сыромят, оказываясь на улице, чутко прислушивался – хотя какие там звуки! Разве что дерево от мороза изредка треснет, да прошуршит отзвук собственного стынущего на морозе дыхания.

Когда совсем стемнело и между кронами деревьев заблестели звезды, беспокойство Сыромята вырвалось наружу:

– Данил, что-то мужики задерживаются.

– Что с ними станет-то? Оба на лошадях, а Коля так вообще на санях. Может, добыли кого и разделывают, а может, далеко заехали просто.

– Так-то оно так, но беспокойство с утра все гложет и никак не проходит. Ладно, что поделать, будем ждать.

Уже и поужинали, и чай попили. Сыромят стал чаще выходить на улицу и прислушиваться к стылому лесу, но мужиков не было. Уже и Данил стал выходить вместе с Сыромятом и слушать тишину, да только, кроме недавно отпущенных на выпас кормящихся лошадей невдалеке, ничего слышно не было. Беспокойство все больше и больше охватывало Сыромята да еще и Данилу передалось. Совсем не сиделось и не лежалось.

– Сыромят, все равно придется ждать до утра. Сейчас, если ехать, будет впустую. Рядом проедешь и их не увидишь.

– Лошади же есть. Друг друга чуют издалека. Все равно сигнал дадут. Заржут. А может, и Хабылык что учует. В общем, я еду, а ты оставайся, смотри за печкой. Все равно усталые и голодные приедут. Решив действовать таким образом, Сыромят засобирался в дорогу. Когда оделся и решил идти за лошадью, вдруг залаяла собака. Оба разом выскочили на улицу. Хабылык, увидев их, сразу замер, он стоял и смотрел в направлении дороги. Тут и Холорук подал сигнал на поляне, всхрапнув. Затем все услышали вдалеке скрип полозьев и звук копыт.

Кто не ждал друзей, напарников или других близких в морозную ночь посреди глухой тайги, тот не поймет, какое облегчение испытали Сыромят и Данил. Приближающийся скрип полозьев и стук копыт вливались в уши друзей, как бальзам. Казалось, тяжелый груз упал с плеч. Оба дожидались друзей, стоя на морозе. Однако к избе подъехал один только Коля в санях. Терехи не было.

– Что так долго и где Тереха? – вопрос Сыромята завис в воздухе, пока Коля, раскачиваясь, с трудом поднимался с саней.

– Не знаю, – наконец выговорил Николай. – Ушел еще днем, договорились встретиться там, где расстались. Он не пришел. Поэтому я и задержался. Ждал его долго.

– Где вы расстались?

– На втором ручье отсюда. Увидели свежие следы сохатого, он и рванул по ним. Это было еще до обеда. Я пошарился по ручью, затем прошарил другой, соседний ручей. Вернулся на место под закат и прождал его допоздна.

Ушедшая было тревога, навалилась опять. Сыромят прекрасно понимал, что и одну ночь продержаться на таком морозе в одиночку, да еще и неподготовленному городскому жителю, вряд ли возможно.

– Бли-ин! Вот откуда у меня с утра беспокойство! Еще и сон, – от волнения у Сыромята кровь застучала в висках.

– Елки-палки. Но он же на лошади! Может, лошадь найдет обратную дорогу? – Данил, спрашивая всех и никого, оглядывал друзей, – ведь много раз так бывало. Лошадь часто выручает.

– Может. Конечно, может, но лошадь в такой темноте в лесу встанет и не двинется. А у него хоть спички и что перекусить есть?

– Насчет спичек не знаю, а все продукты были у меня.

– У него даже топора нет. Может, хоть нож не забыл. Сколько талдычил – не лезьте самостоятельно в лес! Тут места такие, что мне и самому заблудиться запросто. О-о-о, елки зеленые, что ж делать-то? Наверное, придется до утра ждать и только потом двинуться на поиски.

Остаток вечера и ночь прошли в полной тишине. Изредка перекидываясь словами, спланировали завтрашний день. Надеясь в душе, что Тереха вот-вот вернется, не могли заснуть. Все чувства обострились. Данил время от времени выходил на улицу послушать и надолго там застревал, а Сыромят так и не смог уснуть этой ночью.

На рассвете Сыромят с Данилом уже были на ручье, там, откуда свернул в лес Тереха, а Коля с собакой остался в избушке. Каждый надеялся, что поиски надолго не затянутся. Ведь Тереха будет возвращаться по своим следам, а значит, попадется им навстречу и в скором времени все вернутся домой, точнее, в избушку.

День начинался солнечный и безветренный. Было морозно. Снег был глубокий, выше колен, и уже вскоре лошади покрылись морозным инеем. Выдыхаемый ими воздух оставался зависать позади белесым туманом.

След Терехи петлял. Охотник шел за сохатым, который, как и всякий зверь, обходил каждую чащу, каждую поперечную помеху аккуратно, чтобы не издать лишнего шума. Сыромят местами шел за Терехой след в след, а местами, зная складки местности, срезал расстояния и двигался по целинному снегу. Сохатый пересек несколько ручьев, но нигде не остановился. Даже не кормился, хотя было видно, что погони не чуял – зверь шел спокойно, шаги его были ровными.

Мужики все больше молчали, лишь изредка перекидывались словами, когда что-либо замечали. Каждый из них в душе боялся наткнуться на бездыханное тело своего друга. Что, в общем-то, могло произойти в любой момент. Сыромят, представляя себе замерзшего Тереху, каждый раз видел его то сидящим под деревом, то упавшим навзничь, то раскидавшим свои теплые вещи и лежащим раздетым, каким он однажды увидел своего односельчанина, замерзшего по пьяному делу посреди деревни. И с каждым разом тревога все более нарастала, из-за чего он старался подстегивать своего коня, ускоряя темп. Холорук, вроде как понимая серьезность ситуации, и без того старался изо всех сил и отчаянно месил снег. Порой из-за этого лошадь Данила отставала; тогда Сыромят останавливался, поджидая попутчика.

К обеду добрались до места, где Тереха слезал с лошади и, потоптавшись на месте, свернул с лосиного следа. Было видно, что он вначале вернулся по своему следу, но затем свернул в сторону.

– Видать, Тереха понял, что ему не догнать сохатого. След ведь ночной. Поэтому свернул со следа. Но он пошел не в сторону дома, а в противоположную сторону, – прочтя следы друга на снегу, высказал свою мысль Данил, очищая куржак с лица, шапки и морды коня.

– Да, видать так и есть. Нет бы по своему следу вернуться. Поэтому и блуканул. Нам придется идти за ним след в след. Скоро начнутся места, где я никогда не бывал. Тут водораздел, берет начало очень много ручьев. Чуть в сторону свернул – попадаешь на ручей, который уведет тебя в совершенно другом направлении.

Давай дадим лошадям небольшой отдых, да и самим надо подкрепиться. Не замерз?

– Пока нет. Ногу только холодит от стремени да руки замерзли.

А перекусить надо. Да и чай в бутылке остыл уже.

– Слушай, мы далековато от дома ушли. Если до темноты не догоним Тереху, придется заночевать в лесу, а утром продолжать поиски.

– Не хотелось бы. А может, стрельнуть в воздух, тогда Тереха услышит и пойдет навстречу?

– Пока не стоит. Вряд ли услышит. Разрыв больше десяти километров, скорее всего. Даже если услышит, звук дойдет до него эхом. Тогда точное направление звука выстрела будет другим и он еще больше запутается. Позже стрельнем, когда ближе подойдем.

По-быстрому перекусив, вновь тронулись в путь. След Терехи начал петлять то вправо, то влево, а порой вовсе разворачивался назад. В одном месте было натоптано больше всего.

– Слушай, он, кажется, здесь ночевал. Уж слишком много натоптано. Но кострища нет, значит и спичек у него нет.

– Да. Эти петляния влево и вправо, видать, уже в темноте были. Но он же понял, что заблудился, так почему бы утром по своему следу не вернуться?.. Видать, совсем растерялся уже. Ладно, нам спешить надо. Мы от него примерно на полдня отстаем, а, может, чуть меньше, но скоро сумерки и, если не догоним, тогда и нам в лесу ночевать. А Тереха выдержит ли вторую ночь в лесу? Холодно очень, – не слезая с лошади, высказался Сыромят.

Распадок за распадком, ручей за ручьем, след Терехи теперь шел прямо, никуда не сворачивая от взятого направления – совершенно противоположного направлению на избу. Вскоре по следам стало видно, что лошадь Терехи начала спотыкаться.

– Сыромят, лошадь у Терехи-то подустала.

– Что делать, старая лошадь. Как бы не пала еще.

– Да и моя что-то нехорошо потеет и отстает от твоей. Ты держись, Данил. Если что с нами случится, всем нам крышка. Из леса никто не вернется. Даже Коля. Слушай, ты щеки обморозил.

– Да, понимаю. Это точно, что никто не выберется. Надеюсь, обойдется все. А щеки каждый год у меня обмораживаются и уши. Чуть мороз, так сразу морожу, еще в детстве как обморозился, так и каждый год. Не обращай внимания.

Засевшая в голове со вчерашнего дня тревога никак не хотела уходить. Она даже увеличилась, стала заслонять остальные мысли. Если совсем недавно Сыромят беспокоился только за Тереху, то теперь – уже за всех. Предстоящая надвигающаяся ночь, которую они, несомненно, проведут под открытым небом, даже если настигнут Тереху, а также неминуемо и весь следующий день на холоде без сна, еды и горячего чая, с уставшими лошадьми – все это не сулило ничего хорошего. И Коля, хотя и остался в теплой избе – сможет ли, в случае чего, самостоятельно добраться до деревни? Вопрос был тяжелый. Стараясь отогнать эти мысли, Сыромят стал чаще подстегивать лошадь, которая и так, вся покрытая инеем, при ходьбе на каждом шагу все сильнее качала головой вверх-вниз, выказывая верный признак усталости.

Стараясь пройти как можно дальше, а если получится – догнать Тереху, пока солнце не село, оба всадника только и делали, что подгоняли лошадей. Но, увы, сумерки в лесу наступают быстрее, чем на открытом пространстве. Хотя солнце не село, а лишь коснулось горизонта, лес уже ощетинился теменью, мерзлыми колючими кустами и ветвями деревьев.

– Наверное, пора остановиться. До темноты надо дров заготовить. Как думаешь? Да и шалашик какой не помешал бы.

– Давай все-таки стрельнем несколько раз в воздух и потом дрова заготовим. Пусть Тереха хоть знает, что его ищут и идут следом.

– Не услышит он. Далеко мы от него, – сказал Сыромят, сойдя с лошади и трогая ногами следы Терехиной лошади. – Совсем мерзлые следы. Хотя на таком морозе за пару часов снег схватывается.

– Но я все равно стрельну. Вдруг что.

– Ладно, я пошел дрова готовить.

Звуки выстрелов в морозном воздухе прозвучали хлестко и громко. Думалось, что они будут слышны далеко. Так всегда кажется вблизи. Но если это в лесу, в низинке, да еще с покрытыми снегом деревьями, то звуки выстрелов глохнут и слышны они бывают на совсем небольших расстояниях.

Весь этот вечер прошел в приготовлениях к ночлегу. Хотя вряд ли это можно было назвать ночлегом. На улице – под пятьдесят градусов. На таком морозе даже костер не горит, а тлеет.

Кое-как построив навес, рядом разожгли костер. Теплом от него обдавало немного, закручивая воздух под навесом, но уснуть было невозможно. Если оставаться без движения, холод очень быстро пробирался под одежду. Ноги от тепла костра не согревались. Нужно было постоянно вставать и топтаться, чтобы как-то согреться. Решили, что будут спать по полчаса, если получится, и каждый будет контролировать другого. Съели весь остаток еды и выпили оставшийся чай из полиэтиленовой бутылки, которую Данил хранил за пазухой. Когда Сыромят захотел ее выкинуть, Данил выхватил ее у него из рук:

– Погоди, Сыромят. Говорят, в такой бутылке можно воду вскипятить.

– Как это? Расплавится же.

– Говорят, что бутылка полная воды должна быть, тогда можно вскипятить.

– А где ты воду возьмешь?

– Потихоньку будем оттаивать снег и заливать. Вода горячая все равно нужна. Как без нее-то?

– Надо было термос брать.

– Термос бы давно уже замерз, а бутылку я за пазухой хранил.

– Ладно, пробуй, а я пока попытаюсь поспать немного.

Кони были привязаны. Холорук время от времени поглядывал на хозяина и всхрапывал, видать, пытался что-то сказать, а конь Данила, понурив голову, стоял, уставившись под ноги. В эту ночь после изнурительного дня они остались голодными.

Ночь зимой длинная. А когда ты на морозе, в лесу возле негреющего костра, она бесконечна. Подстелив под себя попоны, поворачиваясь к костру то спиной, то лицом, друзья пытались поспать по переменке. Покемарив несколько минут, просыпались от холода. Укутавшись с головой в шарфы и дыша за пазуху, чтобы не выпускать тепло наружу, Данил и Сыромят пытались хоть какое-то время усидеть на одном месте. Но все было бесполезно. Холод проникал сквозь одежду, в каждую щелочку, заставляя дрожать и сжиматься. Под утро Данил сообщил, что набрал полную бутылку воды, оттаивая снег в бутылке у себя за пазухой.

Поставленная прямо на костер бутылка на глазах начала скукоживаться и уменьшаться в размерах. Вода выливалась через край горлышка, но бутылка не плавилась. Оба завороженно глядели на это и, переглядываясь, ожидали конечного результата. Прошло несколько минут, бутылка превратилась в маленький пузырек, но вода закипела.

Утро началось с проблеска зари на востоке. Всю ночь, промучившись возле костра, вконец устав и еле шевелясь, друзья обрадовались возможности двигаться. Сыромят, подбросив последние дрова, похлопывая себя по бокам, по спине, по ляжкам, стал ходить вокруг костра. Данил двинулся за ним следом, с трудом переставляя затекшие и усталые ноги. Эта пингвинья походка выглядела бы смешно, если бы все вместе не было так страшно.

Кое-как размявшись, друзья взяли лошадей под узды и вначале пошли пешком, чтобы размять и их. Лошадь Данила выглядела неважно, но вскоре расходилась. Когда седлали лошадей, для нее пришлось сделать на подпруге дополнительную дырку.

– Как же пережил эту ночь Тереха? Было очень холодно, а у него даже спичек нет, – голос Сыромята оборвался на полуслове.

– Сыромят, догоним мы его сегодня и все вернемся домой. Тереха крепкий парень.

Ближе к обеду следы лошади Терехи направились вниз по распадку, сплошь заросшему лесом. Идя по его следам, порой приходилось продираться сквозь чащу и бурелом.

– Слушай, Данил, я не был на этом ручье. Но он должен впадать в нашу речку. Видишь, склоны ручья заворачивают влево, то есть, получается, в сторону избы. Не знаю, как теперь далеко наша речка, но мы можем этот крюк срезать и тогда, думаю, догоним Тереху.

– Как скажешь, Сыромят. Я эти места совсем не знаю. И тут путано как-то совсем. Не разобрался я в этой мешанине распадков и ручьев. И если он направился в сторону избы, то это хорошо же.

– Мы перехватим его, срезав крюк.

Перебравшись через широкий кряж, друзья вновь оказались на ручье. К тому времени день перевалил за полдень. Низкое солнце уже склонилось к закату, а следов Терехи не было видно. Лошадь Данила отставала все чаще и ждать ее приходилось все дольше. После очередного ожидания Сыромят, остановив Данила, заговорил:

– Кажется, еще одну ночь придется провести в лесу. Ты как?

– Я сам ничего. Только вот лошадь ослабла. Приходится иногда слезать и идти пешком. Поэтому и отстаем.

– Данил, надо как-то покормить коней. Завтра ведь еще хуже будет. А если покормятся, хоть какая-никакая поддержка была бы. Тут неподалеку, кажется, марь. Вон сквозь деревья проглядывается. Давай там остановимся. С краю и сушняк будет.

– А как же Тереха? Мы же на его след еще не вышли.

– Как думаешь, это тот ручей, где были его следы?

– Может быть. Или приток, или тот ручей в этот впадает. Да говорю же – напутано тут до невозможности, – в голосе Данила послышались нотки нетерпения, – вообще ты сейчас представляешь, где находимся?

– Мы находимся на притоке нашей речки, Данил. Не беспокойся, не заблудимся, – голос Сыромята, даже заглушенный шарфом и куржаком, обросшим вокруг меховой оторочки шапки, звучал четко и уверенно.

Тем не менее на душе Сыромята все-таки скребли кошки – как далеко они находятся от избы, он уже не имел никакого представления. Знал только примерное направление, где находилась изба. Усталость и его стала брать. Ни крошки во рту, постоянно на холоде, даже попить нечего. Хоть Холорук держится. Но Сыромят старался не подавать виду, держаться твердо. Ведь он же взял на себя ответственность за всех приглашенных на угодья.

Как знал Сыромят, в этих краях места для пастбищ можно было найти только по долинам крупных ручьев и речек. Но бывали и мари, сплошь заросшие травой. Вот он и хотел найти такое место. Увиденный прогал оказался зарослями кустарников. Чертыхнувшись, вернулись в лес, поднялись на кряж и продолжили путь. Каждая неудача только усиливала ощущение усталости, чувство холода, да тут еще сумерки нагрянут скоро. Стараясь соблюсти примерную траекторию движения и все-таки где-то пересечься со следами друга, они, тем не менее, выглядывали возможные места для выпаса лошадей. Если останутся без коней, то и Тереху не найдут, и сами вряд ли выберутся.

Как и вчера, когда сумерки подкрались совсем близко, решили остановиться. Спешившись и привязав коня, Сыромят стал выискивать сухостой для костра и, когда начал ходить и топором выстукивать деревья, внезапно вспомнил, что совсем недавно услышал какой-то звук под копытами коня. Тогда он не обратил внимания на этот звук и только сейчас отчетливо понял, что это был звук удара копытом о пустую консервную банку. От неожиданности он встрепенулся и сразу вернулся к месту стоянки, где Данил пытался соорудить шалашик.

– Слушай, Данил, мне кажется, что тут совсем недалеко копыта моего коня задели пустую консервную банку под снегом. Мне надо вернуться и найти эту банку.

– О-о-о. Давай, давай, Сыромят, найди эту банку! Чайку попьем, брусничку заварим, – в голосе Данила даже послышалось умиление.

– А я тут худо-бедно шалаш организую да сушняк поищу. Спички у меня есть. У тебя фонарь есть?

– Есть. Я пошел. Пешком. Вернусь быстро. Недалеко совсем.

Примерно помню, где.

– А я стрельну. Сигнал дам Терехе.

– Давай стреляй. Он должен быть уже близко. Может, услышит.

И Терентий услышал их выстрелы. От неожиданности он резко натянул поводья. Вначале подумал, что ему послышалось, но затем он услышал звук второго, а потом и третьего выстрела. Пытаясь выпростать ухо из-под ушанки, чтобы точнее определить направление звука, Тереха крутился в седле, но замерзшие пальцы плохо слушались. Тогда он с силой рванул ушанку и порвал тесемки. Однако сколько бы он ни вслушивался, больше выстрелов не было. Но ведь он слышал их – выстрелы! Это его друзья, и они совсем недалеко! Надо только найти их! Кажется, выстрелы были сзади. Они, наверное, идут по его следам. Они его ищут и вышли на его след! Тереха, на радостях совсем позабыв про свое ружье и про ответный выстрел, круто разворачивая коня, рванул поводья, отчего конь, всхрапнув и тряхнув головой, пошел как-то боком-боком, а затем, попав правой передней ногой в ямку, потерял равновесие и упал под уклон.

При падении конь придавил правую ногу Терентия. Замерзшую ногу, придавленную тяжелой тушей, пронзила резкая боль, а тут еще и шапка в сторону отлетела. Пытаясь выкарабкаться из-под коня, Тереха выпростал левую ногу из стремени, затем, упершись ею в седло, попытался вырвать правую ногу. Но валенок застрял в стремени, а стремя зацепилось за мерзлую попону или за ремень подпруги. Лошадь лежала и даже не делала попыток подняться, только время от времени вскидывала голову и тихо всхрапывала. Прошло несколько минут после падения, но Тереха, понимая всю опасность ситуации, в которую он попал, не оставлял попыток вырваться из-под коня. Конь, видать, уже загнался и сам не поднимется, но надо попытаться хотя бы сдвинуть его, иначе ногу не вырвать. А тут еще уши одно за другим стрельнули и до шапки не добраться. Но это мелочь, нужно вырваться! Палка, нужна палка, чтобы коня расшевелить! Пошарив рукой под снегом, Тереха зацепился левой рукой за палку. Коротенькую, но все же. Выпростав ее из-под снега, он стал наносить удары по крупу и по шее коня, однако реакции не было. От злости и обиды Тереха вскрикнул и нанес коню со всей силы удар по голове. Этот удар оказался чувствительным. Конь резко дернулся и, подбирая под себя ноги, попытался подняться. Терехе только это и надо было. Нога выскочила из стремени и из-под коня, он сам скатился под уклон, а конь тут же улегся обратно. Тереха подобрал шапку, отряхнул ее от снега и напялил на голову. Отмороженные уши ничего не почувствовали. Он потом только станет чувствовать боль, когда уши будут отходить от мороза. Но это ведь неважно – тут совсем рядом друзья и спасение. Он, прихрамывая, подковылял к лошади и, дергая ее за узду и одновременно колотя палкой, попытался ее поднять. Но все было бесполезно. Конь окончательно улегся и вытянул ноги. И только тут Тереха вспомнил про карабин, который был закреплен под крылом седла на попоне и теперь оказался придавленным.

Все дальнейшие попытки расшевелить коня ни к чему не привели. Сам Тереха, обессилевший, еле дергал за узду, больше ничего он не мог сделать. Остаток сил выбило это падение. Окончательно убедившись в бесполезности своих попыток, он вытащил нож, висевший на поясе, и обрезал подпругу. Но и это не помогло. Вытащить седло с попоной из-под лошади не хватало сил. Конь только раздувал ноздри и, тяжело вздыхая, порой закрывал глаза. Казалось, что он все понимает, но ничего с собой поделать не может. Усевшись передохнуть под деревом рядом с лошадью, Тереха вспоминал весь предыдущий день.

Седлая коня, он сразу почувствовал, что с лошадью что-то не то. Не было прежней бодрости пусть и старой, но живой и подвижной животины. Поданный утренний овес был съеден неспешно. Видать, за дни охоты подустала лошадь. Наверное, одного дня отдыха было недостаточно. А эти два дня по холоду без пищи и отдыха довели лошадь до падения.

Вспомнил Тереха и разговор с друзьями про сны. Кривой палец деда теперь представлялся ему вещим. Но за эти три стылых дня на морозе он настолько устал, что в душе даже тревога не держалась. Мельком приходила и сразу улетучивалась. Все остальное пространство внутри Терентия занимали усталость и холод.

Представляя дальнейшие свои действия, Тереха никак не мог решиться начать движение, хотя понимал, что если он тут останется, то уже не выберется. Ему казалось, что рядом с лошадью, пусть даже полумертвой, была какая-то надежда. Он пытался отогнать эту навязчивую мысль и собраться силами. Вот-вот встану и пойду. Еще чуть-чуть посижу, наберусь сил и пойду. Веки слипались, дыхание успокаивалось. Казалось, что становится тепло.

Внезапно ему вновь померещился или приснился в коротком и опасном сне дед и его палец. Тереха встрепенулся и, оглядевшись вокруг, увидел те же заиндевелые, покрытые снегом деревья, лежащего и пока еще дышащего коня и свое дыхание, пар от которого в морозном воздухе был уже совсем почти незаметен. Мотнув головой, разгоняя в голове туман, он вспомнил про выстрелы. Ведь друзья здесь неподалеку и они спасут его!

Собрав остаток сил, Терентий, держась за ствол дерева, с трудом поднялся. Тело не хотело его слушаться. Каждая мышца отказывалась подчиняться, онемевшее тело на любое движение отзывалось болью. Немного постояв и продышавшись, он двинулся по своим следам обратно. Вначале каждый шаг давался с трудом, кровь очень тяжело разгонялась по телу. Тепло никак не хотело приходить, а выстуженное тело не желало шевелиться. Усталость, обволакивавшая тело, отступала постепенно, совсем по чуть-чуть. Но все-таки вскоре Тереха почувствовал, что может идти, пусть медленно, с трудом, но может шагать.