Текст книги "Отцова ноша"

Затем Мавра в изнеможении опустилась на землю и попыталась проползти под калиткой, но силы оставили ее, и она осталась лежать без движения.

Прибежавшие на звук выстрела и крики родные и сотрудники милиции нашли бездыханные тела сына и матери…

Казус

В жизни бывает много разного курьезного. Что-то бывает смешным, что-то грустным. Какие-то из этих событий легко воспринимаются, какие-то могут вызвать недоумение, порой даже возмущение. Многое при этом зависит от ситуации и от того, с кем и какой именно случай произошел.

Есть области человеческой деятельности, где эти самые курьезы происходят с определенной периодичностью и сочетаются с нарушением закона, а иногда и с откровенным циничным преступлением. Но тем не менее они являются ситуациями, которые нормальное человеческое восприятие мира оценивает как курьез; юристы же называют это юридическим казусом.

Одно такое событие произошло в жизни моего хорошего знакомого, в то время молодого специалиста, начинавшего службу в органах внутренних дел. Для некоторых моих читателей этот рассказ будет откровением, для тех же, кто имеет некоторые познания в области уголовной юриспруденции, он может стать поводом для спора – согласия или несогласия с действиями участников события. Произошло же это событие в Якутске, давно, под занавес советской власти и в преддверии ельцинской демократии.

Недавно выпустившийся из стен милицейской альма-матер молодой оперативник – сотрудник уголовного розыска Семен, с утра позавтракав немудреным холостяцким завтраком начала девяностых годов прошлого столетия, а это, как, наверное, знают некоторые читатели, чай с сахаром и ломтик хлеба с маргарином, бодро вышагивая, пришел на службу немногим ранее девяти часов утра, так как в этот день он заступал на суточное дежурство по райотделу. День был солнечным, какими часто бывают дни ранней осенью в Якутске, настроение было хорошее, еще не испорченное начальством или кем-либо еще, а предстоящее дежурство сулило немало романтичного, так как заступала на дежурство вместе с ним молоденькая, бойкая и симпатичная, а самое главное, незамужняя следователь Таня.

Проходя мимо окошка дежурного, Семен махнул рукой, приветствуя Попова – дежурного прошлой смены, готовящегося к сдаче дежурства, – и сразу же в коридоре наткнулся на Петю Петрова – опера из группы по раскрытию тяжких преступлений против личности. Тот с посеревшим от бессонной ночи, после дежурства, лицом и с кипой материалов направлялся к начальнику угла, то есть к начальнику уголовного розыска, – заглянуть перед сдачей дежурства у начальника райотдела. Петя протянул руку и сразу с ходу выпалил:

– У тебя труп на автобазе, я не успел, сообщили только что. Понимая, что дежурство еще не началось, а сообщение поступило во время дежурства Петрова, Семен хотел было возмутиться, но, поняв, что потуги будут бесполезны, только спросил:

– Криминальный?

– Вроде как да, – ответил Петров и, не останавливаясь, направился в сторону кабинета начальника уголовного розыска.

«Ну, вот вроде и день начался», – подумал Семен и пошел к себе в кабинет.

В кабинете он не спеша закурил, совсем уже не спеша вытащил свою папку для дежурства, куда вкладывались пустые бланки процессуальных документов. Однако, как бы ни старался он оттянуть удовольствие от тишины перед суматошным, как он понимал, днем, вскоре тихое утро закончилось: в кабинет вошел Беспалов, начальник угла, и привыкшим повелевать голосом приказал:

– Поедешь на труп. Сообщили, что криминальный. Постарайся до приезда руководства собрать что-нибудь. Прокурорский – следователь прокуратуры – подъедет немного позже вместе с экспертом. Давай поторапливайся, выезжай не мешкая.

Семен на дежурном уазике вместе с участковым и помощником дежурного выехали к месту, то есть к автобазе, где был обнаружен труп. По дороге участковый, подшучивая, спросил Семена:

– Подвалила работенка? Небось, нагрешил вчера?

– Как это? – не поняв, переспросил Семен.

– Что, не знаешь еще? В нашей работе считается, что нагрешил, когда подваливает много работы. Имей в виду на будущее.

Озадаченный, Семен промолчал, но почему-то запомнил сказанное старым участковым. Вскоре группа подъехала к автобазе. Возле ворот толпились работники, некоторые из них сразу подошли к автомашине.

Мужик, назвавшийся диспетчером, сообщил, что это он обнаружил труп в вагончике рядом с воротами на территории автобазы. От этого мужика резануло запахом спиртного, как будто с самого дна старой винной бочки.

Подойдя к вагончику, Семен осторожно, не притрагиваясь к местам возможного обнаружения отпечатков, открыл дверь и прошел внутрь. Даже через мутное стекло небольшого оконца солнце освещало вагончик достаточно ярко. Перед взором оперативника предстала типичная картина бомжатника. Прибитый к стене стол был завален то ли остатками пищи, то ли прелестями из ближайшей мусорной свалки, потерявшими весь свой цвет и вид, кое-какой посудой, бычками дешевых сигарет, а также еще чем-то, чему, в общем, не место там, где должны потреблять богоданную пищу. Пол из необструганной доски был покрыт толстым слоем грязи и завален чем-то измазанными обрывками газет и тряпья. Но, как и положено в любой бичарне, – ни одной пустой бутылки. В даль нем углу вагончика, от стены до стены, была обустроена лежанка, заваленная серо-грязной массой вылинявших матрасов, подушек, одеял и другого тряпья. Посреди всего этого, со связанными спереди в запястьях руками, со спущенными до колен штанами, ничком, в полусогнутом положении лежал труп мужчины. Дабы не создать в будущем помех в работе следака и эксперта, Семен вышел обратно на улицу и решил поговорить с народом.

Семен, конечно же, свой опрос начал с диспетчера, обнаружившего труп. Диспетчер, представившись Николаем Ивановичем Бесфамильным, запинаясь, от усердия размахивая огромными ручищами и все время наклоняясь к Семену, полыхая на него всеми оттенками своего огнедышащего нутра, рассказал, что он, как это бывало и ранее, зашел утром, около восьми часов, к Сергею с целью опохмелить его и обнаружил, понимаешь ли, такое вот безобразие. А последний раз он покойного живым видел вечером предыдущего дня. А сам Сергей – мужик хороший, не жадный, на опохмелку всегда нальет, когда имеет. Вроде как отсидел и, недавно освободившись, прижился в этом вагончике. А про другое он ничего сказать не может.

Больше никто из присутствующих лиц никаких сведений предоставить не смог.

«В общем, небогато, точнее, жидковато для доклада руководству», – подумал Семен.

Не представляя себе дальнейших и, наверное, очень необходимых в такой ситуации мероприятий, Семен решил дождаться следователя и эксперта.

Вскоре подъехала автомашина, из которой выкатился тучноватый для своего возраста, уже знакомый Семену следователь городской прокуратуры Черняев, а следом за ним судебный медик, которого он распознал по чемоданчику. Сразу за ними подъехало руководство из УВД и прокуратуры, которое немедленно потребовало к себе Семена и участкового.

Семен, волнуясь перед взором уважаемого руководства при больших и многочисленных звездах, постарался доложить обо всем, что смог разузнать. А участковый бодренько доложил о проделанной работе, и оказалось, что нарыл он достаточно много, хотя до приезда начальства ни слова про это не сказал. На фоне Семенова лепета участковый выглядел намного лучше, можно сказать, заливался соловьем. Оказалось, что он знает уже и фамилию убитого, и что он был жителем Якутска, и с какого времени жил в этом вагончике, и еще некоторые подробности его быта и возможный круг общения. Этот доклад участкового для Семена был уроком, который он крепко запомнил на будущее.

Приехавшие с руководством опера вместе со следаком изучали содержимое вагончика, и вскоре оттуда, держа в руках синюю бумажку, вышел заместитель начальника угла УВД города Павлов. Он, подойдя к начальству, доложил, что удалось обнаружить справку об освобождении убитого, и тут же предположил, что по характеру совершенного насилия и убийства это, возможно, совершил тот, кто отсидел срок. Также он сообщил со слов судебного медика, что, возможно, имело место удушение, так как никаких видимых следов насилия не обнаружено.

Все это время Семен, не зная, что делать, топтался за спиной начальства, чтобы не попасться им на глаза лишний раз. Вокруг были пустыри и никаких домов, чтобы пойти с обходом и начать хотя бы с опроса населения. Недалеко находилась будка диспетчера и проходная; диспетчером уже занимались другие. Семену совсем взгрустнулось. В это время его окликнул старший опер его группы Герасимов, который, оказывается, тоже находился тут. Герасимов, подозвав его, усадил в машину и тут же приказал водителю тронуться.

По дороге Герасимов показал ему блокнот, где были записаны данные убитого, и рассказал, что нужно ехать в первую колонию, где тот отбывал последний срок, и постараться собрать про него побольше разных сведений. Обрадовавшись появившемуся фронту работы, Семен взбодрился. Автомашина расстояние до первой колонии преодолела за считанные минуты и остановилась возле штаба. Благо, день только начинался и все сотрудники оказались на местах.

Как и положено в таких случаях, опера решили начать с разговора со своим коллегой, оперативным работником колонии, а по-местному, – кумом.

Кум оказался вполне словоохотливым и достаточно информированным опером. Но прежде чем начать разговор, он все-таки сходил с прибывшими к своему начальнику и, представив их, получил согласие на предоставление информации. Все это выглядело настолько непринужденно и без официоза, что Семен и Герасимов сразу же расположились к куму по-свойски. Разговор начался с сообщения о совершенном убийстве и предъявления биографических данных убитого. Кум сразу вспомнил своего бывшего подопечного и даже назвал его погоняло, кличку.

– Да-да-да, помню я его. Погоняло у него – Серый. Отбывал срок в первом отряде. Из мужиков. Попал к нам по второй ходке, имел несколько судимостей. Откинулся, вроде как, около года назад. Сейчас подождите немного, схожу в спецчасть и подниму свои записи, а вы пока чайку попейте: вон чайник как раз поспел.

Выдав им чашки и заварку, кум ненадолго оставил оперов вдвоем. По прошествии недолгого времени он вернулся, держа в руках какие-то документы.

– Ну вот они, мои записи, а в спецчасти почти ничего не имеется. Я тут свой учет веду, так, на всякий случай, иногда здорово помогает. Вот почитайте, можете выписать. Откинулся Серый восемь месяцев назад по отбытии срока, но у меня записано, что за ним карточный долг перед семейкой завис.

Семейка на зоне – это общность людей, которые во время отбытия наказания образуют свой круг общения, друг друга поддерживают, делятся продуктами питания и одеждой.

Продолжая беспрестанно говорить, кум успевал подавать бумаги и подливать чайку.

– На какую сумму долг? – спросил Герасимов.

– Да-а, – махнул рукой кум, – сумма-то небольшая, как я помню, но тут дело принципа. Если задолжал семейке, то с тебя долг обязательно спросят. Говорите, он забичевал? Тогда по любому он не смог должок отдать, и поэтому надо смотреть, кто из его семейки недавно откинулся. Я думаю, там вы свой ответ и найдете.

Кум легонько хлопнул по столу и, широко улыбаясь, обвел Семена и Герасимова довольными, чуть с хитринкой глазами.

– Ну, тогда давай посмотрим, кто откинулся из его семейки, – спросил-попросил Герасимов.

– Это можно. Но правила есть правила. Вы в магазин, а я стол накрою, закуски сварганю, – разводя руками, покачивая головой и тем самым показывая неукоснительность этих самых правил, вроде как потребовал, а вроде как и попросил о любезности расторопный кум.

Герасимов и Семен рассмеялись, понимая, что бутылка – это просто приглашение к более близкому знакомству, исходящее от коллеги.

– Хорошо, я в магазин, а ты, Семен, сиди тут и до моего приезда выпиши все необходимое, – Герасимов сразу же поднялся и вышел в коридор.

– Ну-ус, молодой человек, поторопись с выписками, магазин тут недалеко, а нам еще закусить надо успеть. Я сбегаю в спецчасть, чтобы приготовить список недавно откинувшихся. Скоро буду.

Оставшись один, Семен быстро, еще не отвыкшими от лекционных писаний руками, выписал все, что посчитал нужным.

Вскоре все собрались. Кум принес соленого сала, огурчиков малосольных, колбаски и каких-то домашних консерваций, а Герасимов – две бутылки водки.

Утренний маргарин с хлебом из желудка молодого специалиста испарился, как будто его там никогда и не было, поэтому после первого же тоста, да еще и не закусив, Семен, глупо улыбаясь, просто таращился на своих закаленных старших коллег. После второго тоста его состояние заметил Герасимов. Вдруг вспомнив, что Семену еще сутки дежурить, он от удивления ойкнул и произнес:

– О-о. Все, хана, достаточно тебе. Тебе же дежурить еще. Ему больше не наливать. Закусывай, полезнее будет.

– Правильно говорит старшой, больше не пей. Кушай давай, кушай. Сальцо домашнее, колбаска тоже домашняя, а соленья, м-м-м, пальчики оближешь. Сказали, что вроде с Украины.

Понимая, что не рассчитал со спиртным, Семен стал налегать на закуску и чай.

Застолье вскоре подошло к концу. Вторая нераспечатанная бутылка осталась, как и положено, у хозяина кабинета, а опера с готовой версией и возможными фигурантами по делу направились к себе в отдел.

По приезде в отдел Герасимов сразу направился в кабинет начальника для доклада, а Семен окунулся в суматоху дежурных суток. К его возвращению уже накопилось несколько вызовов на квартирную кражу, было еще сообщение из больницы о криминальной травме, поэтому, выезжая на места происшествий и отрабатывая другие преступления, Семену недосуг было встречаться с Герасимовым и узнавать какие-либо новости о совершенном убийстве. И только к вечеру, когда немного разобрался с материалами, он отыскал Герасимова, который ему пояснил, что предложенная ими версия на сегодняшний день является основной и сейчас по убийству разыскиваются двое. Один – житель Ленска, другой живет в Якутске. Оба отбывали срок вместе с Серым в первом отряде колонии и жили одной семейкой. Оба откинулись две недели назад почти одновременно, с разницей в два дня. Как сказал Герасимов, по имеющимся у него сведениям они могут болтаться в «заложном районе» – так назывался тогда трущобный район Якутска, – поэтому поздно вечером нужно будет проверить один адресок. Семен тут же изъявил желание поехать вместе с ним, о чем они и уговорились, если к тому времени не будет вызова дежурного опера. Дневная суета закончилась. Все службы, кроме оперативных, разбрелись по участкам или разошлись по домам. Все сотрудники отдела уголовного розыска находились на местах. Были также сотрудники уголовного розыска УВД города, задействованные на раскрытии этого убийства. Каждый занимался своим делом. На первый взгляд казалось, что работают разобщенно: каждый отрабатывал свои каналы оперативной информации. Кто-то выезжал куда-то, кого-то привозили, закрывались в кабинетах, где вели свои тайные, а порой и не совсем тайные разговоры, из-за чего иногда начальство вынуждено было успокаивать слишком ретивых оперов.

Когда совсем стемнело и единственный на всех оперов уазик более-менее освободился, Герасимов, зайдя в кабинет Семена вместе с Борисом Жирковым, тоже опером из их зоны, сказал, что пора ехать. Проверили браслеты, оружие. Выслушав последнее наставление старшего – Герасимова, из коего следовало, что будут проверять информацию о том, что в одной блатхате на улице Чепалова уже который день гуляют двое недавно освободившихся, по всем приметам очень похожих на разыскиваемых, вся троица двинулась на выход.

Якутск – город маленький. Дорога до улицы Чепалова не заняла много времени. Если кто из читателей помнит этот район конца восьмидесятых и начала девяностых, то согласится со мной, что в те времена там было полно совсем старых домов барачного типа, где собиралось много всякого рода сомнительных личностей, много продавалось спиртного из-под полы, что и завлекало туда любителей этого зелья.

Хата, которую надлежало проверить, стояла посреди пустующих, заросших камышами участков. На самом участке, кроме дома и развалившегося туалета, которым, наверное, уже невозможно было пользоваться, ничего не располагалось. Участок со стороны улицы был огорожен завалившимся забором, зияющим дырами оторванных, скорее всего для растопки печки, досок. Сам домик представлял собой небольшое, скособоченное, когда-то обмазанное глиной и побеленное сооружение.

Машину оставили вдалеке, чтобы никого не спугнуть шумом мотора. Подойдя к участку, распределили роли. Оказалось, Герасимов хорошо знал этот дом, не раз там бывал. Он сообщил, что, если ворваться внезапно, никто не успеет никуда убежать, окошки там слишком маленькие, с толстенными рамами. На том и порешили.

Тихо подойдя к дверям, прислушались. В доме слышался человеческий говор. Казалось, что пьяный человек о чем-то талдычит, но слов разобрать было невозможно.

Семен, конечно, ранее участвовал в задержаниях, но столь опасных преступников ему брать не приходилось. От волнения сердце бухало, ладони потели, а весь мир вдруг сузился до размеров старенькой хибарки.

Приготовившись, Герасимов резко дернул дверь на себя и первым ворвался в помещение. Следом за ним с пистолетами в руках ввалились Борис и Семен.

– Стоять, не шевелиться, стрелять будем! – орал Семен во все горло.

– На пол! На пол, сказал, – вторил ему Борис.

Жилая часть дома начиналась сразу от входа. С правой стороны располагался стол круглой формы, слева – небольшая кирпичная печка, дверь в противоположной стене вела в соседнюю комнату. За столом сидели три человека: двое мужчин и одна женщина, – которые при первых окриках, оторопев, уставились на ворвавшихся. Когда же Герасимов стал каждого сдергивать на пол, вставляя в обрывистую свою речь традиционные народные междометия, все разом повалились на пол, задирая руки за головы. Семен сразу кинулся проверять вторую комнату, но там никого не было, сама комната оказалась почти пустой. Возле противоположных стен стояли две железные кровати, кое-как застланные постельными причиндалами.

Надавив коленом на спину ближайшему мужчине, Герасимов окрикнул его:

– Как фамилия?

– Филиппов.

– Следующий, как фамилия?

– Сорокин, – надтреснутым голосом ответил второй.

Герасимов не спеша поднялся на ноги и, удовлетворенно глянув на оперов, произнес:

– Наши клиенты.

Тут же на руки мужчин были надеты наручники, а Герасимов, усевшись на табурет, сказал:

– Катя, вставай.

Названная «Катей» женщина лет около сорока, с опухшим от длительного потребления душевного, но никак не полезного для тела напитка лицом, одетая в потрепанный домашний халат, тяжело поднялась и уселась напротив Герасимова:

– Ну, что ты меня каждый раз пугаешь, Васильич? Я чуть было со страху прямо тут не наложила.

– Как давно эта босота у тебя ошивается?

– Так, сколько ж мы уже гуляем-то, – как бы спрашивая об этом у окружающих, она осоловело огляделась по сторонам, – вроде неделю. Никого не трогаем, пьем на свои кровные. Вон давний друг откинулся – отметить-то надо, – ответила Катя, кивком указывая на Сорокина.

– Понятно. Давай, Катя, собирайся, с нами поедешь, там разберемся, на чьи гуляете. Шустрей давай, ждать времени нет.

Сорокин спросил, приподнимая голову:

– Начальник, зачем она тебе? Возьми нас да поехали.

– Ну ты, рыцарь, помолчи. С тобой будет отдельный разговор. Семен, выводи этого к машине, и мы сейчас притопаем туда, – приказал Герасимов.

Семен под локоть потянул вверх Сорокина, после чего оба вышли на улицу. Машина уже стояла возле ворот, водитель помог усадить задержанного на заднее сидение. Вскоре подошли остальные. С трудом громоздясь друг на друга, они уселись, и машина двинулась в отдел. По приезде всех троих доставленных растащили по разным кабинетам для допроса. Сорокина поместили в кабинет Герасимова. Всем сыщикам не терпелось задать доставленным вопросы. Особенно старались это сделать некоторые из руководителей, бегая из кабинета в кабинет. При этом, не забывая про свое любопытство, они задавали вопросы доставившим задержанных операм: что да как, да откуда, да где их взяли. Это был вечер триумфа для начинающего сыщика Семена.

Первым из доставленных дал показания Сорокин. Из них следовало, что убиенный Серый жил с ними в период отбытия срока в одной семейке. За всю отсидку ни одной посылки и ни одного подогрева с воли для него не было, жил за счет других членов семьи, а перед освобождением умудрился ему, Сорокину, и Филиппову проиграть приличную сумму денег. Когда его прижали перед освобождением, он обещал в счет своего карточного долга в течение полугода передавать подогрев, но обещания оказались пусты. После освобождения он, Сорокин, дождался Филиппова, откинувшегося через два дня, и они в один из загульных дней решили разобраться с Серым. Было решено наказать того как крысятника, как предавшего свою семью и укравшего у своих, – то есть сделать из него так называемого опущенного. Местонахождение Серого узнали быстро и вчера вечером наведались к нему в вагончик. Решили с ним в последний раз переговорить по-человечески, для чего с собой взяли бутылку самогона. Придя в вагончик, они сразу поняли, что с Серого брать уже нечего, но тем не менее налили ему полстакана самогона, а после того, как он выпил, приступили к исполнению своего плана. Навалившись на него вдвоем, связали ему руки прихваченной заранее веревкой. Сорокин сдернул штаны, а Филиппов уселся на лежащего ничком Серого верхом и зажал ногами шею. Серый боролся долго, но, когда Филиппов приступил к активным действиям, внезапно затих. Они сразу отпустили его, но тот уже не дышал. Поняв, что они задушили Серого, тут же покинули вагончик. Сорокин изъявил желание написать явку с повинной. Вскоре поплыл и Филиппов, все время повторяя, что убивать они не хотели, задушили Серого по неосторожности. Он также изъявил желание написать явку с повинной.

Сразу был вызван следователь Черняев, который в тот день до поздней ночи проводил с задержанными разные следственные действия.

Оперативный состав отдела решил отметить раскрытие убийства. Семен выехал на очередной вызов, другого молодого опера послали за спиртным и закуской.

Поздней ночью, после того как следователь закончил свои мероприятия, Семен вместе с дежурным увез задержанных в изолятор временного содержания и оформил их на трое суток.

На следующее утро, получив вполне заслуженную похвалу от начальника райотдела при сдаче дежурства, Семен весь день продрых у себя в общаге.

Наступил третий день описываемых событий. Начинался он как обычно. Семен после планерки у начальника угла решил заняться неразрешенными материалами. Сидя в кабинете, печатал отказняки, временами выходил в соседние кабинеты, чтобы размяться или поболтать. В очередной свой выход из кабинета Семен заметил идущего по коридору следователя Черняева, который, увидев его, стал размахивать какими-то бумагами над головой и еще на подходе громко принялся ему выговаривать:

– Все, Семен, надо ехать и срочно освобождать из ИВС Филиппова и Сорокина.

– Что значит «освобождать»? – ничего не поняв, но уже внутренне напрягшись, спросил Семен.

– Невиновных людей закрыли, срочно надо ехать и освобождать, – продолжал гнуть свое Черняев. – Я к вашему начальнику, сейчас ему все объясню.

Ошарашенный столь непонятной новостью, Семен влетел в кабинет Герасимова и с ходу выпалил все, что сказал Черняев. Не понимая, что происходит, они оба направились в кабинет начальника угла, а оттуда в кабинет начальника отдела. Руководство отдела в полном составе уже находилось тут, и Черняев всем присутствующим пояснил, что причиной смерти убитого явилось не удушение, так называемая асфиксия, а острая сердечная недостаточность. Иными словами, убийства как будто и не было.

Эта новость, простая и доступная для понимания, никак не сочеталась с установленными в ходе следствия обстоятельствами. Повидавшие за длинную службу в органах много всякого разного коллеги Семена то ли возмущенно, то ли недоуменно зароптали, некоторые даже стали высказывать сомнения в обоснованности выводов эксперта. Семен же, вспомнив про насилие и забыв про иерархические требования к носителям милицейских погонов, выкрикнул прямо со своего места:

– А как же насилие? Хоть за это должны ведь понести ответственность.

– Уголовное дело было возбуждено по факту убийства. Я уже вынес постановление о его прекращении. Что касается насилия, то это дело бесперспективное: вдруг в суде выяснится, что потерпевший сам того захотел, мало ли разных извращенцев, а на одних показаниях обвиняемых, от которых они могут в любой момент отказаться, приговор не составишь, – разведя руками, следователь дал достаточно емкий и четкий ответ.

Все замолчали и начали потихоньку выбираться из кабинета. Семен последовал было за всеми, но тут его окликнул начальник отдела.

– Семен, поедешь в ИВС. Освободишь задержанных, привезешь сюда и постарайся им как-нибудь объяснить ситуацию. Ведь получается, что почти двое суток отсидели незаконно. Давай действуй.

– Подожди, Семен, вот копия постановления о прекращении уголовного дела. Покажешь им обязательно. Постарайся с ними помягче. Мало ли что им взбредет в голову. Я не могу сам поехать, работы полно, сам понимаешь, – сказав это слегка как будто бы извиняющимся тоном, следак сунул Семену в руку лист бумаги и сразу же направился к выходу. Вся его немного сгорбленная фигура показывала, что никаких других мнений быть не может.

Так уж устроено мужское сообщество, особенно там, где по правилам этого сообщества предполагается чье-то верховенство и чье-то подчиненное положение, что самая неприятная часть работы всегда достается молодым и неопытным. А в данном случае принесение извинений, как бы это ни выглядело, откровенным преступникам, которые в силу случая избежали справедливой кары, никак невозможно было назвать приятной обязанностью.

Семен, глубоко вздохнув и поджав от досады губы, направился к Герасимову для получения очередного совета. Тот, выслушав товарища, проговорил:

– Ничего не поделаешь, надо исполнять приказ. Ты их привези сюда, тогда и сориентируемся. Пока им ничего не говори, посмотрим на их поведение, затем решим, как им это преподнести.

Ободренный поддержкой, Семен, не мешкая, на оперском уазике выехал в ИВС. Составление документов и вывод задержанных из камер не занял много времени.

В кабинете Семен рассадил Филиппова и Сорокина по стульям. Оба задержанных сумрачно поглядывали исподлобья и молчали. Предложенные сигареты приняли, осторожно поблагодарили и закурили. Сигаретный дым сдували вниз к полу, пепел аккуратно собирали в ладонь. Семен тоже молчал и в ожидании прихода старшего оглядывал каждого из теперь уже бывших задержанных.

Время шло, Герасимов где-то задерживался, сигареты были выкурены. Первым не выдержал Сорокин:

– Начальник, ну, не тяни жилы. Зачем привез? Показания вчера дали. Что еще надо? За нами больше ничего не имеется. Отвез бы до хаты, а то после недельной гулянки плохо очень.

И тут Семен вспомнил, что у него в сейфе стоит початая бутылка водки. «Вот, наверное, с чего надо было начать», – подумал он. Молча встал, подошел к сейфу, открыл его и вытащил бутылку. Прихватил два стакана и, пододвинув стул поближе к Сорокину, уселся напротив него. За всеми манипуляциями Семена, дружно поворачивая головы следом за ним, Филиппов и Сорокин наблюдали подозрительно, внимательными расширившимися глазами.

Семен молча налил по полстакана и протянул каждому:

– Похмелитесь, мужики.

Сорокин и Филиппов молча переглянулись, затем Филиппов, сглотнув слюну, промолвил:

– Подставить хочешь, начальник? Мы с кумом не пьем, в хате народ не поймет.

– Перестань, никакой подставы нет. Сейчас выпьете, похмелитесь, а потом топайте себе на все четыре стороны.

– Начальник, так не бывает. У меня две ходки, а у Сороки уже т. ри Нас не проведешь.

В это время открылась дверь, и в кабинет вошел Герасимов:

– О-о, гуляете? А почему без меня? А ну, налей мне сюда, – сказав это, он ухватил с подоконника первый попавшийся стакан, сдул с него какую-то невидимую пыль и подставил под горлышко бутылки.

– А теперь, мужики, дружно взяли стаканы в руки и выпили со мной, – произнес Герасимов тоном, не терпящим возражений. – Отказ не принимается, или я подумаю, что вам западло выпить со мной, – в конце речь Герасимова приняла угрожающую тональность. Семен так и не понял, что подействовало больше: или желание похмелиться или же приглашение Герасимова. Первым стакан ухватил Сорокин и молча уставился на Филиппова. Тот тоже недолго думал, но взял стакан в руки степенно, как бы делая уступку. Герасимов протянул руку со стаканом, стукнулся с каждым, выпил налитое залпом и уставился на мужиков. Те, искоса глянув друг на друга, выпили. Герасимов взял из рук Семена бутылку и остаток разлил по стаканам.

– За что пьем, начальник? – спросил Сорокин.

– За ваше освобождение, – ответил Герасимов.

– Я за свое освобождение уже пил, неделю гулял. Сейчас, видать, за возвращение домой надо пить, – промолвил Сорокин.

– Ну, хорошо, давайте за возвращение домой, – сказал Герасимов и, снова стукнувшись стаканом, все выпил залпом, а когда Филиппов и Сорокин тоже выпили, добавил: – ты, Сорокин, домой на квартал, а ты, Филиппов, в Ленск.

– Начальник, ты же мужик серьезный, зачем над сидельцами измываться? – не унимался Сорокин.

– Семен, покажи им постановление следователя да толково объясни им его, – приказал Герасимов и, угостив всех сигаретами, сам тоже закурил.

Семен вытащил из папки постановление следователя и, дав прочитать его Филиппову и Сорокину, стал им все разъяснять. Осоловевшие от выпитого, они мало что поняли из его объяснений, по несколько раз перечитывали написанное и никак не могли постичь до конца смысл постановления. Единственное, как понял Семен, что смогли разобрать бывшие сидельцы, это то, что уголовное дело прекращается. Поняв это, они разом загомонили, попросили закурить и, видать, решили основательно потолковать на эту тему с операми. Но они не знали Герасимова. Увидев просветлевшие хмельные лица своих бывших клиентов, Герасимов вскочил на ноги и, показывая Филиппову и Сорокину, что надо подниматься, проговорил:

– А теперь, господа бывшие сидельцы, попрошу на улицу.

Семен вышел из кабинета первым, за ним мужики, следом Герасимов.

Встав на крыльце, Герасимов хлопнул каждого из мужиков по плечу, подтолкнул их и сказал:

– Всё, свободны, нам больше не попадайтесь.

Филиппов и Сорокин нехотя спустились с крыльца, все время с подозрением поглядывая на оперов: