Текст книги "«Смерть шпионам!» Военная контрразведка СМЕРШ в годы Великой Отечественной войны"

Его обнаружили только утром и сразу же перекрыли силами чекистов и милиции все дороги в этом районе. Сначала на проселочной дороге, ведущей к шоссе Ржев – Москва, задержали диверсантов, а потом и шестерых членов экипажа. Один из них оказал вооруженное сопротивление и был застрелен.

Еще одна важная деталь. При проверке документов у мотоциклистов сотрудники НКВД обратили внимание на две детали: на гимнастерке у Таврина правительственные награды были размещены с нарушением недавно введенных правил, и подозрительная пара не выглядела уставшей, хотя согласно «легенде» они проехали свыше 200 км[248]248
  Остряков С. З. Военные чекисты. – М., 1979. – С. 215–217.


[Закрыть].

Другой ветеран военной контрразведки Леонид Георгиевич Иванов в своих мемуарах подтвердил рассказ своего коллеги. Он писал:

«В «Смерш» знали о готовящейся операции (переброске через линию фронта двух немецких агентов. – Прим. авт.), правда, неизвестны были цели противника, поэтому вели с немцами активную радиоигру»[249]249
  Иванов Л. Г. Правда о «Смерше». – М., 2007. – С. 155–156.


[Закрыть].

Так что не было никаких «тайных информаторов Москвы» из Риги, а просто благоприятное для чекистов стечение обстоятельств. Сначала они узнали о планируемой дате и районе приземления, а потом перекрыли зону, где приземлилась «крылатая машина».

А теперь расскажем о ходе самой радиоигры «Туман».

27 сентября 1944 года под контролем советской контрразведки Шилова передала в эфир первую радиограмму. В ней сообщались вымышленные подробности о прибытии дуэта террористов к месту назначения. Только 21 октября 1944 года берлинский радиоцентр дал квитанцию – подтверждение о приеме радиограммы, а 25 октября 1944 года прислал запрос: «Прошу сообщить, где остались самолет и его экипаж. Михель».

В ответном сеансе радиосвязи на следующий день немцам ушло сообщение:

«Нахожусь в пригороде Москвы, поселок Ленино, улица Кирпичная, 26. Сообщите, получили ли мое дополнение о высадке. Еще раз прошу, чтобы со мной работал опытный радист. Передавайте медленно. Привет всем. Л.И.»

В последовавшей от германской разведки радиограмме говорилось:

«Вашей задачей является прочно обосноваться в Москве и подготовить проведение поставленной вам задачи. Кроме того, сообщать о положении в Москве и Кремле»[250]250
  Борисов Т. Провал «Цеппелина» // Российская газета – неделя. 2007 год. 20 декабря.


[Закрыть].

Редкие радиограммы в Берлин были малоинформативны. Например, вот текст послания, датированного 1 марта 1945 года:

«Познакомился с женщиной-врачом. Имеет знакомства в кремлевской больнице. Обрабатываю». Радиоигра продолжалась до мая 1945 года[251]251
  Лубянка, 2: Из истории отечественной контрразведки. – М., 2002. С. 253–256; Сергеев Ф. Тайные операции нацистской разведки. 1933–1945 годы. М., 1999. С. 247–255; Мы помним своих героев // Красная Звезда., 2003 год. 18 апреля; Осин В. А. Роль и место контрразведки в военной структуре органов государственной безопасности // Сб. «Контрразведка: вчера и сегодня». Материалы научно-практической конференции, посвященной 55-летию Победы в Великой Отечественной войне. 26 апреля 2000 года. – С. 11.


[Закрыть].

Дуэт «немецких агентов-террористов» 1 февраля 1952 года Военной коллегией Верховного суда СССР приговорен по ст. 58-1а, 58–16 и 19-58-8 УК РСФСР к высшей мере наказания. Приговор в отношении Шило-Таврина приведен в исполнение 28 марта 1952 года, в отношении Шиловой – 2 апреля.

Почему двух агентов германской разведки осудили только в 1952 году. Через семь лет после окончания Великой Отечественной войны. Существует две диаметрально противоположные версии.

Согласно первой – в течение всего этого времени на Лубянке ждали, что новые хозяева агентуры спецслужб Третьего рейха решат использовать дуэт в своих целях. А когда поняли, что по каким-то причинам он неинтересен западным спецслужбам, то отправили уголовное дело в суд.

Вторая версия – дуэт пал жертвой интриг среди руководства Лубянки или германских агентов решили расстрелять, чтобы скрыть следы инсценированного самим руководством органов госбезопасности покушения на Иосифа Сталина.

И последний сложно объяснимый факт. Ни один из рядовых участников операции «Перехват» (так иногда называют мероприятие по задержанию дуэта агентов-террористов), предотвративших покушение на Иосифа Сталина (а их, судя по публикациям, было немало), не был награжден. Ордена был удостоен только один человек – начальник «Смерша» генерал В. Абакумов. Его отметили орденом Кутузова I степени. Полководческим орденом. Это было началом его головокружительной и трагической карьеры[252]252
  Шпаен А. Волчья охота // Зеркало недели. 2000 год. 23–29 декабря.


[Закрыть].

В этом нет ничего удивительного. Летом 1944 года четырьмя сотрудниками «Смерша» было предотвращено покушение на заместителя наркома МВД СССР Ивана Серова. Особняк, где он жил, немецкие диверсанты планировали взорвать. Один из военных обратил внимание на подозрительных военных, курсирующих около резиденции функционера. В результате оперативных мероприятий они были задержаны. При обыске изъяты две радиоуправляемые мины. Из четверых смершевцев был награжден орденом Отечественной войны 1-й степени только руководитель группы – начальник Особого отдела Управления войск НКВД охраны тыла подполковник Анатолий Михайлович Гуськов[253]253
  Гуськов А. М. Под грифом правды. Исповедь военного контрразведчика. Люди. Факты. Спецоперации. – М., 2004. – С. 142–146.


[Закрыть].

Радиоигры продолжались до мая 1945 года. Например, в январе 1945 года было задействовано шесть радиоточек: «Ревизор», «Запоздалые», «Связисты», «Ключ», «Братья» и «Туристы». В феврале – четыре: «Диверсанты», «Вега», «Корни» и «Странники». В марте – пять: «Дезертиры», «Проба», «Лабиринт», «Цепь» и «Вальд». В апреле – четыре: «Звено», «Пограничники», «Организаторы» и «Финал»…

Последняя была самой короткой – 20 суток. Она закончилась в день официальной капитуляции Германии[254]254
  Телицын В. Л. «Смерш»: операции и исполнители. – Смоленск, 2000. – С. 87.


[Закрыть].

По мнению уже упоминавшегося Дмитрия Петровича Тарасова, наиболее успешной радиоигрой стала переданная немцам дезинформация о том, что зимой 1944–1945 г. советского наступления не будет. Это было во время немецкого наступления в Арденнах против американцев и англичан. Немецкое наступление было выгодно для Красной Армии, и немцев следовало убедить, что наступления советских войск не будет.

Решение этой задачи И. В. Сталин поручил начальнику Главного разведуправления (ГРУ) Красной Армии генерал-полковнику Федору Кузнецову. При этом Сталин сказал: «Надо прекращать мелочиться. Нужно сыграть по-крупному и убедить немцев, что зимнего наступления в этом году не будет».

В первых числах декабря 1944 года Кузнецов пригласил к себе, в здание Наркомата обороны на Фрунзенской набережной, Дмитрия Тарасова для разработки деталей предстоящей операции. С подготовкой плана дезинформации противника о затяжной «зимней спячке» Красной Армии полковнику Тарасову и пяти офицерам ГРУ потребовалось несколько часов. Для проведения этой «радиоигры» было задействовано 24 немецких радиста, захваченных и перевербованных. Вот как излагает события журналист Евгений Жирнов:

«Первая шифровка была отправлена из Куйбышева от имени группы агентов, которых якобы заслали в советский тыл для пропагандистской работы и создания повстанческих отрядов из врагов власти: «В Куйбышев с фронта прибыла крупная авиачасть. Военные рассказывают, что бои в Восточной Пруссии показали недостаточную подготовку наступающих войск Советской Армии, в связи с чем началась переподготовка войск. Среди городского и особенно сельского населения распространились слухи о затяжной войне. Зимнего наступления уже не ждут. Возможности нашей работы улучшились. Ускорьте доставку оружия, литературы, материалов».

Немцы отреагировали очень быстро. Сразу несколько работающих под контролем «разведгрупп» получили одну и ту же шифровку: «На чем основана уверенность партийных и советских кругов в победе? Что говорят про зимнюю кампанию и когда она ожидается? Проходят ли эшелоны через ваш пункт на запад? Какие части?»

«Был в гостях у инженера Кировского завода, – сообщали из Ленинграда. – Встретил там его родственника – полковника отдела боевой подготовки штаба Ленинградского фронта. В разговоре с ним выяснил, что в Ленинграде с 1 января открываются курсы усовершенствования командного состава артиллерии Красной Армии. Будут обучаться фронтовики».

И такие сообщения сыпались на немцев каждый день. Еще 16 радиоточек, которые по заданию нацистов и с помощью контрразведки «специализировались» на наблюдении за железной дорогой и прифронтовой полосой, передавали информацию об уменьшающемся день ото дня перемещении войск к фронту и продолжающемся укреплении рубежей обороны. Параллельно шло дезинформирование противника и через агентуру военной разведки. «В результате немцы не только перешли в наступление в Арденнах, растрачивая резервы, но и перебросили с польского участка фронта часть танковых дивизий, чем еще больше облегчили наступление советских войск»[255]255
  Жирнов Е. В Кремль он ездил на машине Гиммлера // Коммерсант-власть. 2002 год. 21 мая.


[Закрыть].

Для описания механизма проведения радиоигр и взаимодействия различных спецслужб можно привести отрывок из воспоминаний полковника госбезопасности Сергея Михайловича Федосеева, непосредственно руководившего операцией «Находка» в 1943 году, до ее передачи из КРО УНКВД в ГУКР «Смерш»:

«10 февраля 1943 года в Московское областное управление НКВД было передано по телефону сообщение, что ночной сторож одной из деревень Волоколамского района заметил, как на рассвете от самолета, летевшего на небольшой высоте, отделилось несколько парашютов. Сколько именно, с какого самолета, когда это конкретно произошло, он сказать толком не смог.

Тут же к месту происшествия выехала оперативная группа УНКВД. В Волоколамском и соседствующих с ним Клинском и Высоковском районах были задействованы истребительные отряды. Взяв под контроль близлежащие шоссе и проселочные дороги, тщательно прочесав местность, поисковики в тот же день задержали внешне показавшегося подозрительным младшего лейтенанта. Предъявленные им документы на имя Григорьева при поверхностном осмотре не вызывали сомнений. Его выдали обнаруженные при нем радиостанция, упакованная в чемодане, и крупная сумма денег, происхождение которых он толком объяснить не сумел.

В ходе расследования старшему следователю Прокопию Борисенкову удается выяснить, что задержанный является одним из трех разыскиваемых парашютистов, выброшенных с самолета в ночь с 9 на 10 февраля. Все они – бывшие советские военнослужащие. По словам задержанного, он сражался до последней возможности, выполнил до конца свой долг, но его часть попала в августе 1942 года в окружение. Пытаясь пробиться к своим, он попал в плен. Затем – Смоленский лагерь для военнопленных, вербовка офицером германской военной разведки, спецподготовка сначала в Борисовской, а затем – в Катынской школе абвера, расположенной в поселке Красный Бор под Смоленском.

Программа обучения охватывала широкий круг вопросов: «Способы маскировки», «Подложные документы», «Техника добывания информации», «Связь», «Прыжки с парашютом».

Задержанный был агентом-радистом и в абвере значился под псевдонимом «Гайдаров». Как и остальных членов этой группы, его снабдили форменной одеждой младшего комсостава Красной Армии, соответствующей легендой и фиктивными документами. По словам радиста, их выброска происходила с определенными интервалами, поэтому они оказались на значительном расстоянии друг от друга, вследствие чего им пришлось довольно много времени потратить на взаимные поиски. Двоим удалось соединиться. Прождав безрезультатно два часа третьего и понимая, что задерживаться далее в районе выброски опасно, они решили оттуда выбираться. Прежде чем разойтись в разные стороны, лазутчики условились, что в дальнейшем пункты их встреч будут меняться и что предосторожности ради они не станут раскрывать друг перед другом адреса своего постоянного местонахождения. Следует отметить, что третий агент так и не дал о себе знать и несмотря на принятые меры не был обнаружен. Очевидно, оказавшись на родной земле, решил не ввязываться в шпионские дела. Такое случалось тогда, и нередко.

Перед группой абвер поставил задачу: осесть на территории Московской области в местах, близко расположенных к идущим на запад магистралям, и неослабно, круглые сутки, следить за продвижением воинских эшелонов по железной и шоссейной дорогам в направлении Москва – Ржев. Первый выход в эфир планировался либо после приземления, либо после устройства на жительство, проанализировав ситуацию, оценив личность задержанного, мы решили использовать открывавшиеся возможности для завязывания радиоигры с абвером. Начальник управления комиссар госбезопасности 3-го ранга Михаил Журавлев, которому замысел показался многообещающим, поддержал наши предложения.

Как мы и ожидали, предложение о сотрудничестве с органами советской контрразведки радист принял охотно. А его искренность у нас не вызывала сомнений. Доказательством служило прежде всего то, что он по своей инициативе рассказал во всех подробностях о Борисовской и Катынской разведшколах абвера, их личном составе, а главное, сообщил известные ему сведения о ряде заброшенных и подготавливаемых к заброске в наш тыл агентов врага. 13 февраля 1943 года в обусловленное с абвером время агент-радист вышел на связь с разведцентром. Доложил, что высадка прошла благополучно, но ему удалось встретиться лишь с одним из двух парашютистов. Другой, несмотря на принятые ими энергичные меры, так и не был обнаружен. Продолжать дальше поиск было небезопасно. Заканчивалась передача на оптимистической ноте: радист заверял шефов, что приступил к делу и постарается в ближайшие дни доложить о первых результатах выполнения задания.

В ответной шифрограмме разведцентр с использованием условного знака упорно добивался ответа на вопрос: «Не угрожает ли радисту опасность со стороны НКВД и не работает ли он под его диктовку?»

Это насторожило нас: не удалось ли противнику каким-то образом разгадать наш замысел? Поняли ли абверовцы, что в результате перевербовки их радиста они становились жертвой дезинформации? Не так-то просто и легко было в условиях войны в этом разобраться, уловить и разглядеть существо дела.

Конечно же, наша дезинформация вряд ли бы выдержала испытание, если бы в ней не присутствовала какая-то доля правды. А вот какая, определить мог только Генеральный штаб. Придавая важное значение этой стороне дела, Оперативное управление, возглавляемое в то время генералом С.М. Штеменко, сумело создать тщательно продуманную и практически достаточно эффективную систему. В его составе постоянно функционировала группа специально выделенных высококвалифицированных «направленцев», в обязанность которой входила отработка дезинформации, которую желательно было довести до немецких штабов, чтобы ввести их в заблуждение относительно истинных планов советского командования. Надо заметить, что объем передаваемой дезинформации был достаточно обширен. В центральном аппарате органов госбезопасности поддержание контактов с Оперативным управлением Генштаба было сконцентрировано в руках заместителя начальника 2-го (контрразведывательного) Управления НКВД генерала Л.Ф. Райхмана.

Потеря третьего участника заброшенной в тыл Красной Армии группы парашютистов была, пожалуй, одной из слабых, уязвимых и даже опасных сторон затеваемой операции. Мы понимали, что это обстоятельство определенно должно насторожить абвер и даже, быть может, вызвать сомнение в целесообразности продолжения игры. Дабы как-то развеять эту настороженность, второго агента решили оставить пока на свободе (что обычно делалось редко), открыто не чинить ему препятствий, но держать постоянно в поле зрения. Была уверенность, что это придаст поведению участников радиоигры бо́льшую естественность. Когда спустя несколько дней оставшийся на свободе второй лазутчик явился, чтобы вручить радисту собранные шпионские сведения, он был взят под наружное наблюдение. Следившим за ним разведчикам, хорошо знавшим свое дело, удалось установить населенный пункт и дом, где он обосновался. В последующем за вражеским агентом наблюдали наши помощники из числа железнодорожников.

Основной целью радиоигры «Находка» было создание условий для дополнительного канала продвижения военной дезинформации. Заметим, что дело для нас облегчалось тем, что по требованию Ставки переброска частей, а также военной техники производилась главным образом ночью в условиях строжайшего соблюдения мер маскировки.

Так как перевербованный радист по ходу операции вполне заслуживал доверия, то в эфир он стал выходить хотя и под контролем, но без нашего физического сопровождения. Он самостоятельно поселился в доме одинокой пожилой женщины, монахини, за которым было установлено круглосуточное скрытое наблюдение. По соседству с радистом устроили на жительство опытного сотрудника нашей службы Николая Грачева, который опекал его с момента задержания. В процессе почти ежедневного общения он оказывал на него нужное влияние, тем более они оказались одногодками и между ними установились дружеские отношения.

Наконец, дело пошло. 16 февраля абверовский разведцентр, отбросив зародившиеся у него на первых порах сомнения, передал шифрограмму такого содержания:

«Поздравляем Вас с Вашим благополучным приездом. Хорошо, хорошо, сказал доктор. Приветствуем Вас – верных».

После этого, казалось, ничто не предвещало провала и шло по задуманному нами сценарию.

23 февраля 1943 года радист сообщил своим шефам из абвера об устройстве на новое жительство. Его выход в эфир стал регулярным – почти каждые три дня он добросовестнейшим образом передавал в разведцентр дезинформационные сведения о движении грузопотоков по железной и шоссейной дорогам, состоянии противовоздушной обороны и всех происходящих изменениях в местном военном гарнизоне. Использовались при этом и прошедшие наш фильтр данные, которыми снабжал радиста второй лазутчик. Регулярно, почти каждый радиосеанс, передавались метеосводки, к которым противник проявлял повышенный интерес. Как можно было судить по реакции разведцентра на передаваемую информацию и исходящим от него заданиям и запросам, абвер относился к работе своих агентов с нарастающим доверием, высоко оценивая их «смелость и находчивость». 21 марта последовала шифрограмма, содержание которой окончательно развеяло наши опасения и укрепило во мнении, что мы на правильном пути. «Тринадцатого марта, – гласил ее текст, – вы оба награждены орденами «За храбрость» 2-го класса. Мы радуемся вместе с вами за заслуженную награду и ждем тот день, когда сможем вручить вам ордена за верную службу фюреру. Такая награда обязывает вас к еще большей верности и бдительности». Учитывая благоприятную ситуацию, дальнейшую игру мы повели с расчетом на вызов и захват курьера германской разведки. Нам было известно, что связь с абверовским разведцентром лазутчики должны были поддерживать только при помощи радиостанции. Никаких явок на советской территории им дано не было. При возникновении нужды в документах, деньгах, экипировке и продовольствии им надлежало подобрать удобную площадку для сброса необходимого с самолета и сообщить ее координаты радиограммой.

Шло время. Истекает срок действия фиктивных документов, которыми абвер снабдил своих агентов. По всем техническим параметрам скоро должно было иссякнуть и питание их рации. 26 марта во время очередного сеанса связи радист напомнил об этом своим шефам. Спустя неделю, 2 апреля, последовал ответ: «Новые документы изготовляются и будут сброшены с самолета». Под благовидным предлогом вариант с самолетом удалось отклонить. Немцы с этим согласились. Остановились на подсказанном им варианте доставки документов и питания для рации курьером, который должен был явиться по месту жительства радиста.

На этой фазе радиоигра неожиданно для сотрудников контрразведывательной службы Московского управления привлекла внимание И. В. Сталина. Как выяснилось, Верховный интересовался не только боевыми военными операциями, но и нашими, чекистскими. О радиоигре «Находка» ему доложил начальник военной контрразведки B.C. Абакумов. Откровенно говоря, мы были рады этому обстоятельству, так как радиоигра из Московского региона во многих отношениях была сложной и очень рискованной.

В памяти отложилась встреча с руководителем «Смерш». До этого мне было известно от своих коллег, что он обладал большим опытом в проведении подобных операций, был прост и доступен для работника любого ранга, обязателен. Умел создать непринужденную обстановку в разговоре, а главное, способен был дать дельный профессиональный совет, так как начинал службу с должности рядового оперработника. Как-то рано утром он позвонил мне и пригласил к себе. Подробно, до мельчайших деталей, Абакумов расспросил о радиоигре. Его интересовало все: как она возникла, вполне ли можно доверять радисту и чем закреплена его перевербовка, надежно ли обеспечено наблюдение за вторым агентом, какова реакция абвера на переданную информацию. В заключение он сказал: «Подготовьте мне справку и отразите в ней главные моменты дела. Обязательно дайте краткое обоснование путей развития игры – как мы их себе представляем. К справке подготовьте проект очередного сообщения радиста в радиоцентр».

Все это было исполнено в тот же день. В проекте шифрограммы содержалась очередная порция дезинформации. Кроме того, радист уведомлял центр о благополучном прибытии курьера. Это делалось на тот случай, если он действительно явится в эти дни.

Буквально на следующий день Абакумов вновь вызвал меня в свой кабинет на четвертом этаже дома N 2 на Лубянке. Я доложил ему, что около семи часов утра пост наружного наблюдения зафиксировал приход в дом монахини, где жил радист, неизвестного в форме лейтенанта Красной Армии. Убедившись в личности радиста, он сообщил, что по поручению «зондерфюрсра» доставил все необходимое. Две вещевые сумки с содержимым он, чтобы не подвергать себя риску, надежно спрятал недалеко от станции Волоколамск. Сейчас курьер отдыхает, после обеда вместе с радистом отправится за «подарками», после чего он намерен вернуться к немцам. Я также проинформировал Абакумова, что мы держим на месте группу захвата. «Прочтите», – говорит мне Абакумов, возвращая справку и проект сообщения в разведцентр. Вглядываюсь и вижу, что местами текст нашего документа подчеркнут карандашом. Я понял, что это рука Сталина. Абакумов подтвердил мою догадку: «Верховный считает, что немедленный захват курьера – риск малооправданный, за ним может быть и контрнаблюдение. Возможно посещение других явок. В результате провала игры мы лишим себя возможности передавать очень важную в данный момент дезинформацию. Кроме того, упустим благоприятную возможность выследить, где и как агентура немецкой разведки преодолевает линию фронта, возвращаясь с задания, какими опорными пунктами во фронтовой полосе пользуется, а то, что они есть там, у него не вызывает сомнений». «Будем курьера арестовывать, – заключил разговор Абакумов, – но не там, где намечали, а в своем последнем пункте пути его следования через фронтовую полосу. Соответствующие распоряжения военным контрразведчикам об организации надежного контроля за ним во фронтовой зоне и готовности к его задержанию я уже сделал».

В ходе обсуждения было признано целесообразным, чтобы текст шифрограммы о выполнении поручения разведцентра исходил от самого курьера и был составлен им лично. В окончательном виде он выглядел так: «16 апреля добрался благополучно, передачу передают. Все в порядке. Привет доктору. Антонов». Некоторое время спустя в связи с изменившейся обстановкой на фронте оставшийся вне подозрений радист получил указание от немецкого разведцентра переместиться дальше на запад, а радиоигра «Находка» перешла из рук УНКГБ Московской области в ведение военной контрразведки действующей армии. В результате радиоигры наряду с продвижением в немецкие штабы дезинформации удалось вызвать и обезвредить семь вражеских агентов»[256]256
  Лубянка 2: Из истории отечественной контрразведки. – М., 2002. – С. 238–244.


[Закрыть].

Вслед за Борисом Сыромятниковым и Николаем Поросковым отметим, что именно Виктор Семенович Абакумов фактически ради интересов дела не согласился с существовавшим тогда законом – согласие советского человека на сотрудничество с иностранной разведкой – уже измена.

Абакумов освобождал явившихся с повинной немецких агентов от уголовного наказания, что резко поднимало эффективность борьбы с абвером. Как верно заметили подполковники Борис Сыромятников и Николай Поросков: «Абакумов опередил время: только в 1960 году Верховный Совет СССР принял дополнение к статье 1 Закона об уголовной ответственности за государственные преступления – не подлежит уголовной ответственности гражданин, завербованный иностранной разведкой, если он во исполнение преступного задания никаких действий не совершил и добровольно заявил органам власти о своей связи с иностранной разведкой».