Текст книги "Хомотрофы"

8

Я приметил ее сразу. Она стояла на другой стороне улицы, напротив остановки. Высокая красивая, но, похоже, абсолютно равнодушная к нарядам. Бесформенная мятая футболка с выцветшим рисунком и шорты камуфляжной расцветки были бы хороши для бунтующего подростка. Если я не ошибся, ей было немногим более двадцати. Розовые сабо вносили нотку женственности, но звучала она фальшиво. Длинные загорелые ноги могли бы приковать взгляды сотен мужчин, но только не в этом городе, где импотенция завладела самой жизнью.

Девушка откинула волосы назад, и солнечные блики пробежали по этой черной волне. В толпе, что ожидала автобуса, ее темные глаза разыскивали кого-то. Могу поручиться – она посмотрела прямо на меня и чуть улыбнулась. Глаза были карие с каким-то необычным отливом. Захотелось плюнуть на трудовую дисциплину и провести время с этой красавицей в дурацкой одежде. Но вот она отвела взгляд, и наваждение развеялось.

Показался автобус. Я отвлекся буквально на пару секунд, а когда вновь посмотрел туда, где стояла девушка – там уже никого не было. Может, показалось от недосыпа.

Двери автобуса с лязгом и скрежетом распахнулись. Толпа селевым потоком потекла внутрь, подхватила меня и поволокла. Каждый раз при этом я испытывал стойкое ощущение дежа вю: тот же автобус, те же лица, всегда на одних и тех же местах. Замкнутый круг.

Целый день я вяло бродил по отделам с неизменной папкой. Она то полнела, то худела до полной дистрофии.

Молодая машинистка с испуганным взглядом быстрым движением сунула мне неподписанный конверт. Соображал я сегодня из рук вон плохо. Пока я крутил запечатанный конверт, девушка вышла из отдела. Я растерянно оглянулся и сообразил, наконец, что письмо для меня.

Туалет не самое подходящее место для чтения корреспонденции, но зато уединенное.

«Здравствуйте, Сергей.

Вы живы!!!

Я видела Вас на остановке, но постеснялась подойти и намеренно села в другой автобус. Просто не верится, что Вы смогли спастись. Благодаря Вам жива и я. Надолго ли?.. Возможно, этим только продлены мои страдания. Как бы там ни было, Вы меня спасли, и я хотела бы Вас поблагодарить.

Вы не могли бы выйти к той беседке, где мы впервые встретились? Я жду возле окна. Если увижу Вас, немедленно спущусь. Вета».

Я вернулся в свой отдел и тут же получил от Тутанхамона очередное задание, но уйти немедленно, как мне того хотелось, не вышло. Иногда начальника пробивало читать морали. От чего это зависело, трудно сказать. Может быть, так на него действовали фазы луны. Как бы то ни было, сегодня Тутанхамон был в ударе, и мне пришлось вынести его словоизвержение на предмет «Корпорация über allem!». Конечно, я не слушал. Сколько можно. Для того чтобы понять его точку зрения, достаточно было и одного раза. Но делать вид, что я вниманию со всем подобострастием, стало необходимым элементом игры. Наконец, Тутанхамон иссяк и милостиво махнул рукой, отпуская меня.

Я повертелся возле беседки, пробежал взглядом по одинаковым рядам прямоугольных окон. На некоторых были опущены жалюзи, на других подняты. Пребывание на площадке перед корпусом в рабочее время считалось нарушением трудовой дисциплины. Чтобы скрыться от любопытных глаз, я зашел в беседку.

Вдруг застучали каблучки. Ко мне, прижимая к груди сумочку, быстро шла Вета. Она была одета в белую юбку и фиолетовую блузку. Длинные темные волосы собраны в хвост. Ей это очень шло.

Я встал и сделал шаг навстречу.

– Хорошо, что пришли, – сказала Вета, подавая мне руку.

Я подержал в руке маленькую прохладную ладошку.

– Еще раз спасибо.

Она смотрела отсутствующим взглядом сквозь меня.

– Не стоит благодарностей. Если речь идет о вчерашнем эпизоде, то считайте, что это пустяк. Избавлять девушек от зловредных менгов – для меня привычное дело.

– Не шутите так, – сказала она. – Не знаю, как вам удалось выбраться. К сожалению, то, что вы сделали, не принесет вам признания, а мне избавления. Я обречена. Мы все здесь обречены. Но вижу, вы еще не поняли этого.

Вета села на скамейку, достала из сумочки длинную коричневую сигарету и закурила. Я присел рядом.

– Жорж говорил о вас, – сказала она. – Вы странный… Впрочем, вы ему нравитесь.

– Он ваш муж? Я знаю его немного. Мы перекинулись парой слов.

Вета посмотрела на меня и грустно улыбнулась.

– Жорж и я – мы собирались пожениться. Хотя, здесь никто никогда не женится. В этом проклятом городе даже загса нет. Можно, правда, обвенчаться в церкви, но – Боже упаси! – только не в этой! К тому же Жорик еврей.

Неожиданно ее глаза наполнились слезами.

– Что я говорю?! Нас ведь скоро не станет, меня и Жоры. Артур уже подыскал себе новую секретаршу. Та женщина сейчас оформляет документы. Жорж сломлен. У него депрессия, которую он пытается скрыть. А недавно забился в истерике прямо на работе. Начальник надавал ему оплеух, чтобы привести в чувство. Я рассказала обо всем директору. По телефону. Надеялась на его поддержку. Наивная дура!

Она достала из сумочки платок. Руки ее дрожали.

– Если то, что мне говорили о вас, правда… Скажите, Сергей, вы… вас действительно никто не звал в город? Вы сами, да?..

Я кивнул с таким видом, как будто это был подвиг.

Она на секунду задумалась.

– Раз так, то, может быть, у вас есть шанс, – Вета вдруг оживилась. – Вырвитесь отсюда, умоляю вас. Пока не закончился карантин.

– Карантин? Что это такое? Я слышу об этом уже второй раз.

– Вам нужно уехать! – сказала она. – Я подумала, может быть, они вас отпустят?.. Вы ведь журналист. Напишите о том, что здесь творится.

– Поздно пить боржоми, когда почки отказали! – послышалось за спиной.

Мы оглянулись. В зарослях жасмина стоял черт знает как пробравшийся сюда Бирюкинг.

– Доргомыз Владимирович… – Вета выронила сигарету и умоляюще прижала руки к груди. – Ради всего святого…

Бирюкинг ухмыльнулся.

– Ах, Вета-Веточка… Ну, вы прям как дитя малое. Зачем глупости болтаете? У него уже есть номер. – Он ткнул в мою сторону пальцем. – С какой стати нам его выпускать? Он теперь имущество корпорации. Да? – Бирюкинг зло посмотрел на меня. – А я и не знал, что ты журналист. То-то, смотрю, умный слишком, сволочь. Очень странно, что мне об этом не сообщили.

– Прошу Вас, Доргомыз Владимирович. Он ни в чем не виноват. Это все я… – У нее в лице появилась покорность. – Вы сами, наверное, знаете: моя участь полностью решена.

– Зачем же так мрачно, девочка моя? Ведь господин директор любил вас. Может, еще и простит.

– Он… не простит!

– Ну да, конечно. Ведь вы не оценили его доброту.

– Доргомыз Владимирович!..

Бирюкинг поднял бровь, выпятил губу.

– Что вы сказали? Разумеется, вы будете на всё согласны. Я правильно понял?.. В обмен на то, чтоб я какое-то время вас не выдавал, Вета.

Доргомыз оскалился, обнажив гнилые зубы.

У меня непроизвольно сжались кулаки. Как мне хотелось ударить это неприятное лицо!

Вета закивала. Девушку просто трясло от волнения.

– Да! Разумеется. Все, что захотите. Страх… Пожалуйста… Его еще много осталось.

То, что она плела, казалось полной бессмыслицей.

Доргомыз отвратительно оскалился и посмотрел на нее затуманенным взглядом старого волокиты.

– Поди-ка сюда, – он протянул к ней длинные руки. – Для начала глоток. Давно ждал… – Он закрыл глаза, расплылся в мерзкой улыбке. – Я ж тебя ни разу не пробовал, детка. А хотел… Упрашивать надо, ваше величество, выслеживать. Как же, как же, кто я для вас? Всего лишь начальник канцелярии. А ты была директорской штучкой. Но ничего, и начальник канцелярии кой-чего значит. Теперь тебе даже за счастье будет…

Вета нервно хихикнула и намерилась идти к нему.

Я вскочил, преградил дорогу.

– Стоп! Что, черт возьми, происходит?!

Девушка бросила на меня умоляющий взгляд.

– Не надо, Сергей Петрович, – тихо попросила она. – Лучше не надо… они сейчас помучат и отпустят. Мне обязательно нужно с вами договорить.

– Тебе чего, щенок? – небрежно бросил Бирюкинг. – Ты в карантине. Твое время еще не настало. Я и до тебя доберусь, будь спок. А сейчас отвали от нее.

Он говорил по-солдафонски развязно.

Я вспыхнул. Вчера так лихо защитил Вету от жутких монстров, а сегодня, стало быть, должен уступить какой-то прокуренной канцелярской крысе?

Уловив мои мысли, Вета прошептала:

– Забудь об этом. Возьми бумаги и скорее уходи. Потом я тебя сама найду… Менги – ничто по сравнению с ним. Он – чудовище.

Я с трудом сдержал приступ смеха. Туповатый придурок в нарукавниках не вызывал во мне трепета. Оставив без внимания предостережения Веты, я прыжком перемахнул через перила и вплотную подступил к Доргомызу.

– Послушайте, вы! Тутанхамон! Шли бы вы лучше назад, в канцелярию. Тут и без вас хорошо.

Он резко изменился в лице.

– Я знал, что с тобой будут проблемы…

Бирюкинг потянулся ко мне руками.

– Брысь! – процедил я сквозь зубы. – Карантин еще не окончился.

Доргомыз, спохватившись, отпрянул. Бросил горящий злобой и ненавистью взгляд на меня, потом на Вету.

– Ну, смотри!.. – Погрозил он ей.

Он повернулся к нам сутулой спиной и, раздвигая кусты, ушел.

– Что вы наделали?! – Вета была бледна.

Мне не хотелось говорить о Бирюкинге. Я просто пожал плечами. Возвратился в беседку. Вета опустилась на скамейку, она казалась обессиленной.

Присев рядом, я взял ее руку, слегка пожал.

– Вета…

Она подняла заплаканные глаза.

– Вета… Я ценю твое отношение ко мне. Здесь, на этом заводе, да и в самом городе, действительно происходит что-то странное. Мне надо еще немного времени, чтобы во всем разобраться… Ты спрашивала, правда ли, что я журналист. Безусловно, журналист. Хотя нет, теперь просто рассыльный. И как рассыльный, обязан выполнять свою работу.

Я нес какую-то чепуху и рассердился на самого себя. Девушка прекратила плакать. Она стала вся как ледяная.

– Вета, – сказал я. – Вы скоро поженитесь. Если не здесь, то…

– Глупый! – Она гневно вырвала руку. – Как же вы не понимаете?! Нас убьют! Они уже все решили. Если мы попытаемся отсюда уйти, то все равно умрем. – Она поднялась и выбежала из беседки, оставив меня в полной растерянности.

Я вернулся к себе. Бирюкинг не подавал виду, что между нами что-то произошло. Я, как всегда, разносил документы, ставил штампы, а в конце дня на служебной машине повез корреспонденцию в городскую управу. Ровно в пять освободился, отпустил водителя и двинул пешком. Было искушение попросить его подбросить меня до дома, но не хотелось праздновать труса. Как бы не пожалеть о своем решении.

Я брел по улице, невольно прислушиваясь к окружающим звукам. Чья-то уверенная поступь заставила меня обернуться. Я и думать забыл о черноволосой девушке с остановки. Высокой девушке. Когда она приблизилась, оказалось, что я ниже сантиметров на десять. Никогда еще не чувствовал себя низкорослым, а тут как-то вдруг неуютно сделалось.

– Ты тот, кто явился без приглашения? – спросила она. Голос оказался довольно низким.

– Тот самый.

Хм, «тот, кто явился без приглашения» – звучит как имя индейца.

Девушка некоторое время пристально меня рассматривала. В ее карих с золотым отливом глазах читалось сомнение. В чем, интересно? Бывает, я заливаю и довольно успешно, но сейчас не тот случай. Вернее, не та девушка.

– Идем со мной, – сказала она.

– Куда? – Как мне кажется, в некоторых случаях любопытство – не порок. Только вот могу ли я рассчитывать на честный ответ.

– Мой брат хочет с тобой познакомиться.

– А его фамилия, часом, не Морховиц? – пошутил я.

Да у меня паранойя! Этим я еще не болел.

– Морховиц, – ответила девушка.

Какая потрясающая, можно сказать, убийственная честность. Надеюсь, я вздрогнул почти незаметно. Не часто встретишь столь откровенную девушку. Я посмотрел в ее золотистые глаза. Что я хотел в них увидеть? Свой приговор?

Я осознал, что иду с ней по улице, вернее, она меня ведет.

Самое время паниковать. – Мысль накатила и тут же отхлынула, как легкий прибой.

Девушка стиснула мне руку выше локтя. Железная хватка Морховицей. Но стоит ли беспокоиться о том, что останутся синяки.

Мы петляли по улицам, уходя все дальше от Зоиного дома. В захолустье, куда она меня привела, я еще не бывал. За покосившимся забором пряталась такая же кривобокая лачуга. В полумраке я едва рассмотрел старика, лежащего под кучей тряпья в углу.

Она сказала брат? – Я с недоверием покосился на черноволосую.

– Подойди. – Голос был очень слаб.

Я приблизился и присел на корточки. Страха я не испытывал.

Старик приподнял голову – на месте глаз у него зияли два темных провала. Он выпростал из-под кучи тряпья сухую руку. Я отшатнулся, но девушка не позволила мне подняться. Старик ощупал мое лицо. Некоторое время он будто смотрел на меня отсутствующими глазами, а потом вздохнул и лег. Я ждал, думал, он что-нибудь скажет, объяснит, зачем хотел со мной встретиться.

– И что ты увидел? – спросила девушка у старика. Она оказалась более нетерпеливой, чем я.

– Ничем не отличается от остальных, – прошамкал он.

– А должен? – полюбопытствовал я, угадав, что интерес этих двоих не гастрономический. – Что вы надеялись увидеть?

– Вряд ли… – проговорил старик, продолжая собственную мысль. Он совершенно меня не слушал. – Но не стоит отметать даже ничтожную возможность.

– Почему же ты сам ее отметаешь? – В голосе девушки звучало огорчение, смешанное с досадой.

– Я так решил, – ответил старец. – Традиции нужно чтить.

– Если позволите… – я попытался вклиниться в разговор и все-таки выяснить, зачем понадобилась эта встреча. Но девушка посчитала, что больше нам разговаривать не о чем. Она дернула меня за шиворот, заставив подняться, и выставила за дверь.

Я даже не успел возмутиться тем, что меня – как-никак мужчину – вышвырнули без всяких усилий, как нашкодившего котенка. Это было унизительно.

И вдруг накатил страх. Я весь пропитался им, как губка водой. Он сочился из пор кожи, тек по сосудам. Я припустил от лачуги так, будто получил пинка. До самого дома не сделал ни одной передышки.

9

Я был просто ошеломлен, когда узнал, что Зоя по воскресеньям ходит в Дом молитвы!

Я не мог в это поверить и потому уговорил Оливейру, с которым успел сблизиться, отвести меня на службу: хотел убедиться в религиозности старухи лично.

Мой новый друг был родом из Анголы и говорил с заметным португальским акцентом. В глазах его поблескивало благородное нахальство, что мне очень импонировало. Оливейра был невысокого роста, коренастый, имел обо всем собственное мнение, но делиться им не торопился.

Первым порывом, когда я увидел Севу с Вовчиком, было развернуться и уйти. Братья-менги стояли в тени клена, росшего неподалеку от входа в здание современной постройки. Кроме таблички, уведомлявшей, что это Дом молитвы, ничто не указывало на его принадлежность к религиозному культу.

Какая-то редкая разновидность сектантства? Интересно, что исповедуют менги?

Но я ошибся, предположив, что сюда приходят лишь они.

Один за другим люди проходили через ворота, подавали нищенкам и продвигались к Дому молитвы. Среди них было немало руководящих работников завода. Даже Доргомыз, не заметив меня, медленными гигантскими шагами прошел мимо.

Появилась Зоя. Летний желтый пиджак с коротким рукавом делал старуху еще более широкоплечей и угловатой. Она вежливо мне кивнула.

Среди прихожан я увидел Эфу, девушку из хлебного ларька. Заметив меня, она покраснела и быстро отвернулась.

Пришли сюда и другие Морховицы. К Севе с Вовчиком присоединилась ватага небрежно одетых парней. Большинство из них были навеселе. Они стояли, раскрасневшиеся и шумные, оживленно разговаривая с братьями.

Вдруг Сева посмотрел на меня и что-то негромко сказал остальным. Вовчик также, повертев головой, остановил на мне взгляд. Вслед за ними все остальные менги принялись внимательно меня разглядывать.

К ним подошел невысокий лысый человек. Я узнал его. Это был начальник отдела кадров Кикин. О чем-то поговорив с менгами, он оставил их перешептываться. Но стоило ему отойти, как его тут же окликнули, о чем-то спросили. Я не расслышал, но в душу закралось подозрение, что речь обо мне. Словно в подтверждение этой догадки, начальник отдела кадров и менги вновь повернулись в мою сторону. Посмотрев на меня, Кикин перевел взгляд на людоедов, отрицательно покачал головой и отошел.

Что бы все это значило? Вспомнились слова Вовчика, которые прочно засели в памяти и не давали покоя: «Даже сам господин директор не может нас посылать». Какая связь (а, может, противостояние?) между сектой жутких маньяков и структурой завода?

– Старик, а давай по пивку? А? Сэрвэйжа? Выпить за наш горький доля, – сказал Оливейра. – Зачем тебе ходить внутрь?

Я пожал плечами и поинтересовался:

– А ты там бывал?

– Бывал. Не надо туда ходить.

– Но ведь ты ничего не расскажешь, Оливейра. Может, там я узнаю больше?

– Конечно, там ты узнать больше.

Оливейра был ничего парень. Два или три раза мы пили с ним пиво. Правда, он не так разговорчив, как Жора Цуман или Николай, но он приятен мне своим простодушием. Правда, иногда негр тоже водил меня по кругу. На вопросы, которые я задавал в лоб, он не очень-то любил отвечать.

Я по-прежнему мало что понимал. И все же, поневоле оказавшись в игре, продолжал в нее играть, делая вид, что кое-что знаю.

Мы еще постояли какое-то время.

Люди начали понемногу заходить внутрь. Перед входом останавливались.

Возле самых дверей, топтался Вовчик. Он что-то говорил входящим, и некоторые из них поворачивали голову в нашу сторону.

– Почему они пялятся? – спросил я.

– Fila da puta! Они не на нас смотрят, а на тебя. Думаю, решают кое-что, – сказал Оливейра. – Ты пришел в город сам, здесь боятся таких. Других заманили.

– И тебя?

– Ну да.

– А почему боятся?

Оливейра пожал плечами:

– Предрассудки.

Это ничего не прояснило, но расспрашивать далее было бесполезно. Когда Оливейра не хотел о чем-то говорить, он отделывался обтекаемыми односложными фразами и менял тему.

– Меня приятель, студент пригласить. Только его уже нету, – сказал он, вернувшись к первому вопросу.

– Съели?

– Давай не говорить этот слово… Он быть рассыльный.

– Черт!

Я плюнул и пошагал прочь.

– Подожди! – крикнул Оливейра.

Он догнал меня.

– Я не хотеть тебя расстроить, Сергей. Матеуш, правда, быть рассыльный.

– Ты боишься их, Оливейра?

Он сверкнул глазами.

– Я хорошо устроиться. Котельная. Жара, скука, начальник, мастер. Я думать, мой круг ада не самый плохой. А там, где ты…

– Что?

– Плохой круг. Три неделя назад один парень из окна выброситься.

– А что милиция, прокуратура?

– Они формальный, никто туда не ходить. За год на заводе четырнадцать самоубийц, два в цехах, остальной в конторе. А еще пятьдесят горожан погибать на улице. Все подстроено.

– Как они погибают? Почему?

Но тут Оливейра неожиданно решил поставить точку. Информацию для меня он дозировал по своему усмотрению.

Я опять плюнул и ушел от него. Ждал, что он окликнет. Но на сей раз это не подействовало. Я побрел в одну сторону, Оливейра – в другую.

Почему бы не сходить на речку? Или даже на озеро. Туда от силы полчаса ходьбы по короткой дороге мимо городского кладбища.

Вдоль низкой ограды шла тропинка. Кладбище заросло туями и можжевельником. Я шел, вбирая запах хвои, и чувствовал эфирность во всем теле. Хотелось найти уединенное место и поразмышлять. Из того, что говорили мне Оливейра, Вета и Жора трудно было составить более-менее целостную картину.

На самом верху пирамиды власти находился директор. Я склонен был приписать ему владение мистической силой. Но что это на самом деле? Массовый гипноз? А, может, он применяет какие-нибудь психодислептики, вроде ЛСД, только распространяемые, скажем, воздушно-капельным путем? В таком случае, возможно, и я уже нахожусь под их воздействием.

Мне вспомнились бледные парализованные лица служащих, которых я встречал в приемных разного начальства.

Постоянное ожидание пощечины придает человеческой физиономии особое, непередаваемое выражение. Клерки приходят с бумагами, томятся в очереди, и даже секретарши смотрят на них сверху вниз. А каково подавать себя, точно на блюде, начальнику-вампиру? Ни одна тупая овца не пойдет добровольно к волку. Может, в этом городе все свихнулись, утратили инстинкт самосохранения? Почему население Полиуретана не поднимется против кучки менгов и руководства корпорации? Не понимаю.

Тропинка нырнула в узкое пространство между оградой кладбища и тылами старых развалившихся сараев. Я ступил в прохладную тень и в эту самую минуту навстречу мне вышли Морховицы. Это была та же орава, которую я видел только что у Дома молитвы. Менги меня опередили. Значит, я шел по длинной дороге.

Морховицей было не меньше десяти человек. Впереди всех выступал Сева. Глаза его зловеще поблескивали.

Меня прошиб холодный пот. За миг до этого я вспомнил об упомянутых Оливейрой пятидесяти горожанах, что ежегодно погибают на улицах Полиуретана. Я хотел убежать. Остановила меня вовсе не гордость. Я оглянулся, и на меня нахлынула сумрачная тоска: пути к отступлению были перекрыты. Сзади поспешно приближался громила с огромной лысой головой.

– Стой, – сквозь зубы процедил Сева, хотя и так нельзя было пройти. Он подошел почти вплотную и ощерился.

Теперь я был в ловушке.

– У меня карантин!.. – отчаянно взвизгнул я. Это была последняя попытка спастись.

Вокруг меня прокатился ехидный смех.

– Нам плевать на твой карантин… – сказал кто-то.

Я покосился на ограду. Перескочить – и деру через кладбище? Может, еще не поздно… Но я не успел ничего предпринять: на плечо мне легла тяжелая рука.

Развернувшись, я увидел широкую физиономию громилы. Он был на голову выше меня и выглядел как сильно увеличенный младенец. Редкие брови, светло-карие глаза и массивные красные губы делали его лицо неприятно инфантильным.

Я представил себе того кровожадного монстра, который скрывается за этим уродством. От накатившегося ужаса потемнело в глазах. Я сделал над собой усилие, чтобы не упасть.

Вокруг установилась гробовая тишина. Менги не двигались: все, замерев, посматривали то на громилу, то на меня.

Младенец-гигант смотрел изучающим взглядом, постепенно приближая лицо, словно хотел меня обнюхать. Я отстранился.

Гигант прищурился, и по его мясистому розовому лицу расползлась безобразная улыбка.

– Si vis pasem, para pasem, – проговорил он и подмигнул. – Значит, вот вы какой. А мы ведь очень на вас надеемся.

И он протянул мне широченную ладонь.

– Будемте знакомы! Меня зовут Илья! Я… главный среди менгов Полиуретана.

Я сглотнул и опасливо подал руку, ожидая чего-то скверного. Гигант ее стиснул. Ладонь у него была как большая воронка, моя рука в ней утонула, это вызвало у меня приступ отвращения и нового ужаса. Стоило немалого труда вытащить руку обратно.

– Вы можете не представляться, мы знаем, кто вы такой, – сказал он.

Я, не знал, что на это ответить, и только пожал плечами. Желтоватые глаза менга подозрительно блеснули.

– Что-то не так? Кто-то вас огорчил? – Он медленно обвел взглядом стоящую тесным кругом свору собратьев-менгов. – Да-да, конечно… Манеры некоторых из моих ребят оставляют желать лучшего. Но, Сергей Петрович, будьте к ним снисходительны. Ведь большинство из них – молодежь, которую толком никто не воспитывал. Тем не менее, они очень вас уважают и в любую минуту готовы прийти на помощь. Более того, для каждого из нас большая честь быть вашим соратником. Мы знаем о вашем предназначении. Ваше появление предвидел оракул.

Прокашлявшись, я пробормотал что-то невразумительное вроде «вы меня с кем-то путаете».

– О, Сергей Петрович! – Илья поднял редкие, кустистые брови. – Вы не хотите признавать себя тем, кто вы есть? Скромный вы, однако, человек! – В его голосе зазвучала насмешливость. – А ведь, сколько я тут живу, не слыхал еще о более знаменитом горожанине, чем вы. За одну неделю сколько шуму наделать!

– Это преувеличение, – выдавил я.

– Сомневаетесь? – Тут менг стал загибать толстенные пальцы. – В таком случае давайте посчитаем… Вот вы пришли в Полиуретан по собственной воле и решили остаться – это раз! Прежде никто добровольно этого не делал. Даже тот, предыдущий спаситель был привезен насильно. Ну а все залетные валили отсюда в первый же день. Но вы изучили территорию, обосновались, – кстати, мне до сих пор не ясно, как вы на Зою вышли, – и решили на время затаиться, понаблюдать. Не сомневаюсь, что уже раздобыли сведения о чем-то таком, чего даже мы не знаем! Так?.. Дальше. Вас ловила заводская охрана – два!.. Разумеется, вам известно, что в истории завода охрана впервые кого-то ловила. Тут просто не бывает правонарушителей. Далее. Вы взбунтовались против начальника – и как с гуся вода. Ну, это без комментариев. Три! Между прочим, по данному пустячку в верхах была сходка – мне все достоверно известно, как, впрочем, и вам. Надеюсь, у вас уже везде свои люди. На повестке дня стоял вопрос о досрочном снятии с вас карантина. Того, что вы натворили, достаточно, чтобы подписать приговор. Вы – великий Восставший. Пришли сюда не случайно, а по предназначению. И сейчас собираетесь с силами и обдумываете план.

Пока он говорил, я чувствовал, как пот, выступивший у меня на спине, начал остывать. Если меня и хотели сожрать заживо, то, наверное, не сейчас. Главный менг говорил хорошо поставленным голосом; было видно, что в жизни этому человеку (вернее, существу) приходилось немало ораторствовать. Если бы не странный блеск желтоватых глаз и какая-то демоническая язвительность тона, можно было бы подумать, что передо мной типичный высокопоставленный горожанин-провинциал – какой-нибудь директор школы или служащий муниципалитета.

Менг вплотную приблизил ко мне лицо, и я понемногу стал отступать, пока не уперся копчиком в ограду.

– Уважаемый, – сказал Илья. – Вы – то, что нужно этому городу и нам в частности. Другого такого, как вы, нет. Простите за фамильярность, но надо быть совершенным безумцем, чтобы ночью в одиночку наброситься на двоих изголодавшихся менгов. Никто не решится на подобное, ведь против нас человек бессилен.

В толпе одобрительно зашумели.

– Итак, вы никого не боитесь, ни хозяев, ни менгов, – продолжал людоед. – Ваша храбрость граничит с безумством. Стало быть, либо вы невменяемы, либо… вы – тот, кого мы ждали.

Он посмотрел на меня гипнотически, и от его взгляда я испытал приступ тошноты.

– Признайтесь, вы – Восставший? – произнес менг. Его тон был смесью доверительности и сарказма. Я не знал, к чему он клонит, и как мне себя вести. Все, на что я сейчас был способен – это следить за тем, чтобы подбородок и руки не стали выплясывать нервную дрожь.

– Кстати! – воскликнул менг. – Большая вам лично от меня благодарность за то, что не дали умереть тетушке. Вдело в том, что я сиротой рос, Зоя мне была в те далекие-далекие годы за мать. Она из меня и сделала настоящего менга.

Он широко оскалился, обнажив острые, как лезвия бритв, зубы и вкрадчиво произнес:

– Позвольте вас обнять.

Прежде чем я попытался увернуться, он заключил меня в свои хищные объятия. На несколько секунд я утратил способность дышать.

После того, как он меня отпустил, я еще долгое время ощущал его нечеловеческий запах – псина, уксус и еще что-то специфическое.

Я вновь вспомнил о пятидесяти съеденных.

– Этого момента мы ждали несколько месяцев, – произнес Илья, и его пухлые губы как-то странно вздрогнули. Казалось, менг пытается преодолеть в себе желание цапнуть меня за горло. – А теперь позвольте пригласить вас в гости.