Текст книги "Париж ночью"

Наследство

В Питере я работал на документальном фильме «Мосты». Он был посвящен людям, которые когда-то потеряли друг друга, которые ищут родственников и знакомых. Съемочная группа связалась с Управлением внутренних дел, попросила познакомить нас с гражданами, обратившимися в милицию за помощью в розыске. Направляясь туда, режиссер взял меня с собой, чтобы я фотографировал анкеты. Мы приехали в знаменитое на весь город здание на Литейном 4, которое местные жители именовали не иначе как Большим домом. В этом шедевре советского конструктивизма размещались две организации – Управление внутренних дел и Управление КГБ. Поэтому дом № 4 на Литейном проспекте пользовался у горожан дурной славой. Ходил даже такой анекдот. «Почему этот дом назвали Большим?» – «Потому что с него Колыму видать».

Короче, пришли мы в отдел МВД, занимавшийся поиском пропавших людей. Молоденькая девушка-лейтенант показала нам, как пользоваться картотекой. Там люди, которые потеряли друг друга во время войны, тут – без вести пропавшие, здесь – нынешние, неизвестно, куда канувшие. После чего предоставила нам стол для работы, а сама уселась за соседний и занялась служебными делами.

Мы принялись за изучение анкет. В этот момент раздался стук в дверь, и в комнату вошел человек лет пятидесяти. Лысоватый, невзрачный, он был одет в потертый костюмчик и выцветшую рубашку. Пришедший сильно волновался, как, наверное, волновался каждый, кого вызвали в Большой дом.

Сотрудница предложила ему сесть, повертела в руках его повестку, почему-то вздохнула и спросила:

– Вы – Благонравов Николай Петрович?

– Да, – ответил гражданин.

– Ваш паспорт, пожалуйста.

Она сверила данные, вернула документ и, покопавшись в ящиках стола, достала какое-то дело:

– Николай Петрович, скажите, отца вашего звали Петр Иванович Благонравов?

– Точно так, – подтвердил посетитель.

– А мать вашу звали Евгения Кузьминична Благонравова?

– Абсолютно точно.

– А вот сестру свою, Марию Петровну, вы не помните?

Посетитель почему-то поморщился. И через силу ответил:

– Нет.

– Но вы знаете, что у вас была старшая сестра?

– Дело в том, – замялся Благонравов, – что она пропала, когда я был совсем маленьким.

По всему было видно, что эта тема ему неприятна и он поскорее хочет ее закрыть. Но милиционерша не собиралась ничего закрывать. Она вцепилась в него мертвой хваткой:

– При каких обстоятельствах ваша сестра пропала?

Благонравов тихо заверещал, что не знает. Что давно забыл об ее существовании, и если бы ему сейчас о ней не сказали, то он бы никогда не вспомнил о родственных с ней связях.

– А вы не поддерживали с ней потом каких-нибудь отношений?

– Никогда.

Благонравов так быстро выдохнул это слово, что стало понятно – он чего-то недоговаривает.

Мы с режиссером переглянулись. Продолжая для вида разглядывать картотеку, мы напряженно ловили каждое слово из их диалога.

– Какие отношения могут быть с человеком, если я его в глаза не видел? – продолжал бухтеть Благонравов. – Что у меня может быть с ней общего? Я ее давно забыл, и вспоминать не собираюсь…

Тогда сотрудница сделала паузу и торжественным голосом сказала:

– Уважаемый Николай Петрович, у меня есть для вас важное сообщение. Дело в том, что ваша сестра Мария Петровна Благонравова объявилась.

– Передайте, что я не хочу ее видеть.

– Сделать это невозможно.

Благонравов втянул голову в плечи.

– Вы не спрашиваете почему?

– Меня это не интересует.

– И все же… Я должна вам сообщить, что сестра ваша, Мария Петровна, умерла.

Из уст Благонравова вырвался вздох облегчения. Он даже чуть было не улыбнулся. Но, почувствовав, что это будет совсем неуместно, взял себя в руки и спросил невпопад:

– Я не понял, она мертвая нашлась?

– Не совсем.

– В каком смысле?

– Послушайте, Николай Петрович, перестаньте меня путать, – почему-то возмутилась милиционерша.

– Это надолго? – спросил в ответ с тоской Благонравов и посмотрел на часы.

– Что надолго? – не врубилась она.

– Ну, эта беседа наша…

– Как пойдет разговор. – Милиционерша сделала паузу, разглядывая Благонравова в упор. Потом принялась ему растолковывать: – Ваша сестра умерла. По этому поводу мы вас и разыскиваем.

– Зачем?

– Вас что, смерть близкого человека совсем не интересует?

– Совсем.

– Ну и ну… – растерялась милиционерша.

– Да, я такой! – с вызовом произнес Благонравов.

– А где она скончалась, где жила – вас это тоже не интересует?

– Абсолютно.

– А если я вам скажу, что она жила и скончалась в Канаде?

– Слышать про это не хочу! Нет у меня никакой сестры! И не было! – взвизгнул Благонравов.

– Была!

– Не было!

Мы с режиссером еще раз переглянулись. Ну и тип этот Благонравов!

А он вошел в раж:

– Это все, что вы хотели мне сказать?

– Нет, не все.

– Что же еще?

– А то, что она оставила вам наследство.

Тут Благонравов вздрогнул и прошептал: «Только этого не хватало…», потом произнес железным голосом:

– Не надо мне никакого наследства и никакой сестры!

– И вас не интересует, сколько вам досталось?

– Не интересует.

– А я все-таки вам это скажу. Шестьсот пятьдесят тысяч долларов.

Очевидно, милиционерша рассчитывала на эффект, который произведет на него сумма. По нынешним ценам это потянуло бы на несколько миллионов зеленых.

Но Благонравов стоял как кремень:

– Я не имею к этому наследству никакого отношения.

Милиционерша пошла по второму кругу:

– Вы – Благонравов Николай Петрович?

– Да, я.

– У вас была сестра Благонравова Мария Петровна. И не нужно этого отрицать. Мы проверили все документы. Точно была.

– Предположим, была. Какое я имею отношение к сестре, которую не видел сорок лет?

Милиционерша сменила тон и стала ему объяснять, как ребенку:

– Отношение имеете самое прямое. Дело в том, что ваша сестра, урожденная Благонравова Мария Петровна, пропавшая в малолетнем возрасте в годы войны, в силу обстоятельств, которые мы сейчас не будем ворошить, оказалась в Канаде, где вышла замуж за богатого человека, который умер, оставив ей свое состояние. А теперь умерла и она. Советской Инюрколлегии стало известно, что после смерти вашей сестры наследство будет разделено между родственниками. Наследниками первой очереди являются ее дети, ваши племянники Джордж и Лаура, которые в настоящий момент проживают в Канаде. Но вы тоже имеете право на определенную часть, хотя и являетесь наследником второй очереди. Сотрудники Инюрколлегии оценили стоимость наследства и пришли к выводу, что вам положено около шестисот пятидесяти тысяч. Так что я вас об этом извещаю и поздравляю.

В кабинете повисла гробовая тишина.

– Что же вы молчите? – спросила милиционерша.

– А чему мне радоваться? – уныло спросил Благонравов.

Милиционерша вздохнула и грустно произнесла:

– Если бы на меня свалилось такое счастье, я бы радовалась.

– Странные у вас радости, товарищ младший лейтенант, – сказал Благонравов, – а вот меня это совсем не радует, потому что я к этим деньгам не имею никакого отношения.

Милиционерша опять принялась объяснять ему, как первокласснику:

– Действительно, до нашей встречи вы не имели к ним никакого отношения, потому что ничего не знали о судьбе сестры. Но сейчас я вас официально извещаю – вы являетесь наследником части ее состояния и можете ее получить.

Но Благонравов стоял на своем.

– Вы ошибаетесь, – сказал он. – Никакого наследства у меня нет.

Милиционерша пошла на очередной круг:

– Как же нет? Вы – Благонравов Николай Петрович?

– Возможно.

– Отца вашего звали Благонравов Петр Иванович?

– Так точно.

– Мать вашу звали Евгения Кузьминична?

– Так точно.

– А сестру, с которой вы расстались, когда вам было три года, звали Мария Петровна?

– Так точно.

– Так вот, сообщаю: она умерла и оставила вам наследство. Вы этого не понимаете? Или я так плохо объясняю?

После паузы Благонравов произнес:

– Это вы не понимаете. Я начальник лаборатории научно-исследовательского института при оборонном предприятии. Я всю жизнь отдал производству. И заявляю, что никаких родственников за границей у меня нет, не было и быть не может.

– Правильно, не было раньше, – не сдавалась милиционерша, – поскольку вы не знали об их существовании. Но теперь судьба Марии Петровны, вашей сестры, прояснилась. Она скончалась и оставила вам наследство, и вы можете им правильно распорядиться.

Последнюю фразу милиционерша произнесла со значением. Но Благонравов этого не уловил.

– Я всю жизнь писал в анкетах, что у меня нет родственников за границей, и значит, их нет.

Милиционерша тяжело вздохнула:

– Мы вас прекрасно понимаем. Но советуем истребовать свою долю наследства. У вас не будет проблем.

– Вы в каком ведомстве работаете? – неожиданно спросил Благонравов.

– В МВД. И разговариваю с вами по поручению своего начальства. А какое это имеет отношение к делу?

– Самое прямое. Вы за другие ведомства отвечаете? А ваше начальство отвечает?

Этот вопрос не поставил ее в тупик.

– Я знаю совершенно точно, – сказала она, – что наше государство заинтересовано в том, чтобы вы получили это наследство. Вам даже не придется никуда выезжать. Все формальности решит Инюрколлегия, валюта будет переведена государству, а вы получите сертификаты и до конца жизни сможете покупать товары в магазине «Березка».

– Я не буду этого делать.

– Почему?

– Потому что родственников за границей у меня нет.

Прислушиваясь к этому разговору, мы давно забыли про картотеку, ради которой сюда пришли. На протяжении двух с лишним часов, пока милиционерша уламывала этого придурка взять деньги, мой мозг просто перегрелся, пытаясь отыскать в закоулках памяти хоть какого-нибудь знакомого или родственника по фамилии Благонравов. А этого Благонравова мне хотелось вывести в коридор и огреть поленом по его дурной башке. Такой же мучительный умственный процесс читался и на лице моего режиссера. Он наклонился к моему уху и охарактеризовал Благонравова такими трехэтажными эпитетами, что я стесняюсь их сейчас привести.

Однако милиционерше так и не удалось переубедить Благонравова. Она со вздохом подписала ему пропуск и отпустила. Едва за ним закрылась дверь, у режиссера вырвалось прямо из сердца:

– Какой идиот!

Милиционерша согласно кивнула:

– Вот с кем приходится работать…

– И часто вам такие попадаются?

– Случается.

– И что дальше? Я имею в виду Благонравова… – спросил режиссер.

– Государству нужна валюта. Поэтому будем действовать через партийные органы, через семью, Может, и убедим. Ведь по закону это его деньги.

– И чем же закончилась эта история? – спросил Пьер.

– Не могу сказать. Мы в Большом доме больше не были. Но знаю точно, в отличие от советских времен, в современной России вряд ли кто-то отказался бы от десятой и даже от сотой части таких денег. Наоборот. Я хорошо себе представляю сценку в ментовке или Инюрколлегии, где нынешний Благонравов предлагает нынешней полицейской даме «откат за труды» по срочному оформлению наследства. А чтобы тебя немного развлечь, расскажу анекдот того времени на тему семейных денег.

Вызывают богатого еврея менты и говорят: «Абрам Исаакович, мы все знаем про ваши артели, про ваши подпольные цеха и про ваши скрытые доходы, но готовы решить вопрос по-хорошему. Мы не заводим на вас дело, а вы добровольно передаете все ваши деньги государству». – «А на что они пойдут?» – спрашивает Абрам Исаакович. «На строительство коммунизма!» – «Я должен подумать, посоветоваться с женой…» – отвечает еврей. «Разумеется, посоветуйтесь, это дело семейное». На другой день он приходит в «контору». «Ну, как, посоветовались с женой?» – спрашивают его. «Посоветовался». – «Так отдаете деньги на строительство коммунизма?» – «Нет». – «Почему?» – «Жена просила вам передать: если нет денег, не фиг строиться…»

Но это дела минувших дней. А теперь поговорим про современных российских мужчин. Начнем с «новых русских». Без них, Пьер, тебе в твоей книге никак не обойтись. Жутко колоритные ребята. А про их любовные страсти – отдельная песня.

Опущение грехов

Два соседних московских района держали под контролем две конкурирующие банды. Одну возглавлял Толян – бывший боксер-тяжеловес с мясистым лицом, приплюснутым носом, заплывшими жиром глазками, бритым затылком и стальными бицепсами. В любое время года и в любую погоду он носил неизменный тренировочный костюм и кроссовки. А другой группировкой рулил Колян – полная его противоположность. Он «косил под умного», ходил в черном костюме и белой рубашке. Волосы у него были гладко зализаны за уши, а затылок украшал хвостик. Он курил сигары, следил за фигурой и имел черный пояс по карате. Правда в одном Толян и Колян были очень похожи. И тот и другой были предельно амбициозны и не привыкли никому ни в чем уступать. Поэтому на сопредельных территориях их районов частенько возникали пограничные конфликты, лилась кровь, хрустели кости. Каждый из наших героев демонстрировал сопернику свою крутизну.

А жизнь шла своим чередом. И бандиты тоже люди. Качок Толян пришел однажды в местный Дворец культуры, чтобы забрать свою долю от ресторана и клуба, а там событие – конкурс красоты. Толян заглянул в зал, где проводилось это мероприятие, и остался там надолго. Он запал на одну из красавиц, фигуристую и обворожительную Лару. Представился он ей за кулисами и спросил, чего она сейчас больше всего хочет. «Только победы!» – воскликнула конкурсантка. Толян помог жюри конкурса принять правильное решение и по окончании шоу уехал с Ларой отмечать ее победу.

Так началась их любовь. Толян выражал свои чувства правильно, по-пацански. Дарил подруге цацки, водил ее в рестораны, устроил в «Школу телевидения Останкино» на отделение телеведущих. Словом, баловал девочку. Поэтому сообщение об ее измене было для него громом среди ясного неба. Оказалось, что легкомысленная красавица завела себе еще одного любовника и прокатилась с ним на шопинг в Милан. Но даже не сам факт измены так взбесил Толяна, а то, кто стал ее новым избранником. Это был его вечный соперник – плейбоистый Колян. Он соблазнил прекрасную Лару не только потому, что она ему понравилась, но и чтобы «уесть» конкурента.

Перенести такой вызов Толян не мог. Первым его порывом было желание «замочить гада». Сделать это для Толяна было что раз плюнуть. В его бригаде собрались надежные ребята, спортсмены, в том числе бывшие стрелки-биатлонисты, чемпионы мира и Европы. Но когда подготовка операции была почти закончена, ему в голову пришел более изощренный план мести. Бойцы Толяна выследили Коляна, направлявшегося как раз к Ларе, и, обманув его охрану, увезли красавчика на съемную хату и там «опустили». Естественно, эту историю быстро разнесли по всей Москве, чтобы окончательно размазать Коляна по стенке. Ведь даже в случае, если тот загремит «на кичу», его место точно будет у параши.

Толян торжествовал победу. Он подкатил к Лариске и популярно объяснил, что бывший ее ухажер теперь «полный пидор», что, по его мнению, должно было вызвать у нее чувство брезгливости к Коляну. Ну, какая уважающая себя девушка будет встречаться с опущенным! Расчет оказался верным. Выдавив из себя пару слезинок, Лара упала на грудь Толяна и принялась просить прощение за минутную слабость. Качок погладил своими лапами ее выдающиеся формы и все простил. Сердцу бандита было не чуждо сострадание.

Но недолго музыка играла, недолго фраер танцевал. Опущенный Колян затаил неистовую злобу. Железной рукой он собрал свои дрогнувшие ряды и осуществил страшную месть. При выходе из клуба охрана Толяна была хитроумно отвлечена, тут же качка скрутили, заклеили ему рот скотчем и бросили в багажник машины – не помогли бандиту ни его недюжинная физическая сила, ни огромные кулаки. Ужасные мысли посещали Толяна по дороге. Но то, что сделали с ним во имя восстановления справедливости, было страшней самых кошмарных фантазий. Колян отомстил сопернику изощренно и артистично – видать, недаром целыми днями смотрел боевики из жизни мафии. Толяна привезли в заброшенную деревню, затащили в какой-то старый коровник. Там его ждал Колян. Толян понял, что шансов у него нет.

– Жаль, что я не пришил тебя, гнида! – заявил он. – Что лыбишься? Давай мочи меня по-быстрому!

Колян в ответ только улыбнулся:

– Ну, куда же спешить, всему свое время.

Он кивнул своим ребятам. Восемь стальных рук подхватили качка, закрутили ему руки назад и привязали его проволокой к столбу так, чтобы он сохранял вертикальное положение. После чего с ухмылочками спустили с него штаны и заклеили рот. Ухмыльнувшись, Колян подошел к Толяну с бутылкой молока в руках и, напевая колыбельную, принялся обливать его член молоком.

Привязанный к столбу Толян стоял, выпучив глаза, и не понимал, к чему все эти странные действия. И тут под гогот подручных Коляна к качку подогнали трех голодных телят. Почуяв запах молока, они сразу же потянулись к паху Коляна, нашли его отросток и начали наперебой сосать. Довольно скоро Толян забился в страстных судорогах, но телят это только раззадорило. Отталкивая друг друга, они вцепились губами в самую заветную часть Толянова тела, от которой так сладко несло молоком.

– Ну ладно, не буду мешать вашему любовному свиданию, – удовлетворенно произнес Колян и покинул коровник, наказав одному из своих орлов периодически поливать молоком нужное место, чтобы телята ничего не перепутали.

Как потом установили судмедэксперты, Толян умер на третьи сутки в страстных муках. А до того он сошел с ума. Вот такая веселая история.

– Это не выдумка? – спросил притихший Пьер.

– Мне ее рассказал один криминальный авторитет, смотрящий по Москве. Он, кстати, участвовал в дальнейших разборках между кланами и посчитал, что Колян с Толяном поступил «по понятиям».

Пьер долго не мог прийти в себя и бормотал:

– Ужасно, ужасно…

А ведь я рассчитывал совсем на другую реакцию. Хотел его повеселить. Нет, не понимают эти чувствительные французы нашего народного юмора.

– Я тоже наслышан о нравах «новых русских», – помолчав, сказал Пьер. – Мне одна знакомая в Москве тоже рассказала жуткую историю…

Страх

– А ты знаешь, что такое страх? – спросила она у меня.

Слышать такой вопрос от молодой женщины в самом расцвете лет было странно. Я знал ее веселой, озорной девушкой, правда, не видел пару лет. И она рассказала мне, что произошло с ней за это время.

– Я познакомилась с Феликсом на благотворительном балу. Подруга заболела и отдала мне свой билет. Он оказался счастливым. Конечно, благотворительностью на этой ярмарке тщеславия и не пахло. Но шампанское лилось рекой. Публика потянулась избранная, и программа была обычная – мужчины как бы невзначай хвастались друг перед другом новыми заводами или рудниками. Дамы не отставали от них, демонстрируя новые бриллианты.

– Интересно, какая сейчас погода в Сен-Тропе? Не вас ли я там видел в августе? – спросил меня холеный, загорелый мужчина с седыми волосами.

– В августе я загорала в Подмосковье. У нас разные места обитания, – отшила его я.

Но он пошел напролом, стал рассказывать анекдоты. Например, был такой.

Одна подруга рассказывает другой последние новости:

«Ой, вчера познакомилась с таким мужиком! Что ты! Он пригласил меня в ресторан».

«А потом?» – интересуется подруга.

«Потом мы поехали в казино».

«А потом?»

«К нему на квартиру. Такая шикарная».

«А потом?»

«Потом он принял ванну. Выходит в шелковом халате, виски седые…»

«А потом?» – не унимается подруга.

«А потом он показал мне свой пенис».

«А что такое пенис?»

«Ну, это вроде члена, только не стоит».

Это у него была такая манера знакомиться. Он должен был ошеломить собеседника.

– Это автобиографическая история? – как можно участливее спросила я.

Феликс так и замер с открытым ртом. А я пошла со своим бокалом к другому столу. Через какое-то время он опять подходит ко мне:

– Девушка, приношу вам извинения, я не хотел вас обидеть.

– А с чего вы взяли, что меня обидели? По-моему, обиделся кто-то другой, – сказала я с усмешкой.

Так мы познакомились. Он занимался редкоземельными металлами и очень преуспел в своем деле. У него были вилла в Майами, квартира в Монако, это не считая московских апартаментов и дачи в Жуковке. Раньше он работал в ФСБ. Ловил тех, кто незаконно экспортировал наше стратегическое сырье. Да так изучил все эти хитрые схемы, что в лихие девяностые бросил службу и под прикрытием своих дружков из отдела по борьбе с экономическими преступлениями сам занялся вывозом на экспорт лантана, скандия, иридия и еще бог знает чего.

Мужик оказался щедрым. Я переехала нему на квартиру и получила сразу все, о чем может мечтать женщина.

При этом я продолжала учиться в институте. Правда, в деканате меня после этого видеть не могли. Я все время приносила им справки о пропусках занятий по болезни, но свежий загар выдавал меня с головой. Любую свободную минуту Феликс старался проводить или на пляже, или в горах. И я была рядом с ним.

Некоторое время я ждала, когда он сделает мне официальное предложение. Но, видимо, свободная форма наших отношений его больше устраивала. И я решила не торопить события. А куда бы он от меня делся? Нужно было видеть, с каким удовольствием он демонстрировал меня своим приятелям.

Так продолжалось почти два года. И вот однажды, когда я была дома одна, раздался звонок на мой мобильник.

– Нина, это я, – говорил Василий Михалыч, начальник его охраны. – У Феликса неприятности. Слушай меня внимательно, ни о чем не спрашивай и делай то, что я тебе скажу. Как можно быстрее собери вещи. Забери… ну, ты сама понимаешь что. Выходи на проспект. От дома иди проходными дворами. Жди в арке рядом с магазином «Молоко» через двадцать минут. Тебя подхватит наша машина, только быстрее, а то за тобой приедут другие.

Мой взгляд машинально упал на циферблат часов, по нему бежала секундная стрелка, но я не могла пошевелить даже пальцем. Меня сковал страх. Я тупо смотрела, как стрелка сделала полный круг. И только когда она пошла на второй круг, я вышла из оцепенения. Опустошила домашний сейф, потом побросала в сумку самые необходимые вещи, косметику и зачем-то маленькую бутылку с минеральной водой.

У двери я остановилась.

Почему охранники не заехали за мной, а назначили встречу на проспекте? Значит, сами боятся. Может, опасность ожидает меня уже на лестнице.

Мысли путались в голове. Меня бил озноб. Я посмотрела в глазок. Никого.

Конечно, не такие они идиоты, чтобы толкаться напротив двери. Спрятались где-то у стен…

А может, все-таки остаться здесь? Ведь в квартире я в относительной безопасности.

Ой, какая же я дура! Почему до сих пор не позвонила Феликсу? Но его мобильник сообщил, что с абонентом нет связи, ни один его служебный телефон тоже не отвечал. Даже секретарша. Я потеряла на этом еще три минуты. Трясущимися руками я приоткрыла дверь.

Площадка была пуста.

Я выскользнула из квартиры и, стараясь не производить лишнего шума, осторожно спустилась по лестнице. Перед дверью подъезда меня стал бить такой озноб, что я была не в силах нажать на дверную ручку. Дверь внезапно распахнулась сама. От ужаса ноги мои подкосились, и я опустилась на пол. В подъезд с лаем ворвался лохматый пес, которого вела на поводке девочка с плеером и наушниками в ушах. Она показалась мне ангелом-спасителем.

– Девочка, милая, – забормотала я, – мне плохо, доведи меня до проспекта, пожалуйста.

Девочка сняла наушники.

– Что? – спросила она, пританцовывая.

Пришлось повторить.

– Я в школу опаздываю, – поморщилась она и умчалась вверх по лестнице вместе со своим псом.

Что же мне оставалось? Прятаться в подъезде? Нет! Нужно было выйти за эти проклятые двери. Ведь на проспекте у дома с надписью «Молоко» меня ждало спасение.

Я выглянула во двор. Оголенные деревья. Грязные лужи. Рядами стоят гаражи, и за каждым меня могут ждать.

Как я пролетела сквозь эти дворы? С какой скоростью? Наверное, если бы мне выстрелили вслед, то пуля бы не успела догнать меня. Но в арке никого не было.

Я выглянула на проспект, и там никто меня не ждал.

После «олимпийского» забега мне не хватало дыхания, а сердце выпрыгивало из груди. Я прижалась к стене. На несколько мгновений я закрыла глаза и уже не смогла их открыть.

Чьи-то железные ладони сжали мне лицо. Я поняла только, что меня бросили в темный кузов какого-то грузовика. Мне заломили руки назад, связали их, а широкая лента скотча залепила мой рот. Взвыл мотор. Машина двинулась.

Как долго мы ехали, я не смогла понять. Начала считать про себя, но после одиннадцати тысяч четырехсот бросила это занятие. Стало понятно, что меня увозили из города. Кто сидел в кузове за моей спиной, я не знала, а когда попыталась оглянуться, мне на голову набросили мешок. Когда меня вывели из машины, я успела рассмотреть из-под мешка садовую дорожку под своими ногами, несколько деревянных ступенек и каменную лестницу, ведущую вниз. Щелкнул замок металлической двери. Тишина. Одна моя рука оказалась прикованной наручником к батарее. Свободной рукой я сбросила мешок с лица, сорвала с губ скотч. Огляделась.

Тусклая лампочка освещала тесный бетонный подвал. На полу лежал матрас, рядом стояло ведро с водой, а в углу – другое ведро с крышкой, назначение которого я поняла не сразу. Еще там был мешок с сухарями. Судя по его размерам, сидеть мне предстояло долго.

Но знаешь, что было самым страшным? Не духота и не вонь в этом каменном мешке, не постоянная боль в затекшей руке, скованной наручником, не то, что время остановилось, и даже не то, что я постепенно сходила с ума, превращаясь в собаку на цепи.

Страшнее всего были муравьи.

Я никак не могла понять, откуда они появляются. Все время, пока я бодрствовала, я боролась с ними, выискивала глазами эти шевелящиеся точки и давила их, давила, давила. А когда я спала, они заползали мне под одежду, в уши и в волосы. Маленькие гадкие твари! Как я их ненавидела!

Я боялась, что в какой-то момент у меня не будет больше сил уничтожать их и тогда они уничтожат меня. Я представляла, как они заползают мне в рот и легкие и начинают грызть меня изнутри. О Феликсе и его проблемах я уже не вспоминала.

Однажды я проснулась от глухих звуков и какого-то топота наверху. Лампа под потолком не горела. Вокруг была абсолютная темнота. И тогда я закричала, завыла, как зверь. Сверху донеслась ругань, послышались звон разбитого стекла, чьи-то крики. Я каталась на своем матрасе и выла.

Потом раздался грохот на лестнице. Последнее, что я помню, луч фонарика, ослепивший меня.

Потом мы мчались в машине. Когда ко мне, лежащей на заднем сиденье автомобиля, возвращалось сознание, я начинала выть и опять отключалась. Еще помню, как Феликс мыл меня под душем в каком-то дешевом и грязном мотеле возле финской границы. Потом он овладел мной прямо под струей воды. Я мало что почувствовала, но после этого перестала кричать.

Мы вылетели из Хельсинки. Долго летели над океаном. Я думала, что мы летим в Майами, но Феликс сказал, что у нас больше нет там дома. И в Монако тоже. Мы приземлились в Каракасе, потом пересели на маленький самолет и прибыли на остров Маргарет, то есть на край земли.

Небольшой отель при гольф-клубе, где мы записались под именами мистера и миссис Робинсон, стал нашим пристанищем. Там мы перевели дух. Феликс очень изменился. Из холеного плейбоя, который безостановочно сыпал комплиментами, он превратился в замкнутого, издерганного человека с постоянно бегающими глазами. О том, что было в Москве, я не спрашивала, да и он не сказал ни единого слова.

Дней через десять, когда я уже немного успокоилась, Феликс вдруг исчез. Я заявила в полицию. Меня долго допрашивали. Даже держали под арестом, но через три дня выпустили. Я осталась ждать в этом гольф-клубе неизвестно чего.

И дождалась. Как-то утром, когда я сдавала ключи от номера, портье передал мне пакет с небольшой коробкой, которую, по его словам, принес для меня неизвестный мальчишка.

В коробке было ухо Феликса. Я его сразу узнала по родинке. По уху полз муравей.

Я бросилась в аэропорт и через полмира примчалась в Москву к маме, в ее маленькую квартиру. И теперь каждый день я живу в страхе.

Я не знаю, чего мне ждать. Что теперь мне пришлют? Второе ухо Феликса или его голову?

И чего от меня вообще хотят?

После своего рассказа Пьер несколько минут сидел молча. А вокруг продолжалась парижская суета. Неподалеку от нас за стол уселась молодежная компания. Ребята были увлечены обсуждением теннисного матча, с которого, судя по всему, они только что явились. Девушки беззаботно смеялись и строили глазки своим кавалерам.

– А что с ней стало потом?

– Куда-то пропала, – вздохнул Пьер. – Жалко ее. Как ты думаешь, она выживет?

– Не знаю. Мне вообще русских девчонок жалко. Есть такие наивные… Выжить им бывает очень трудно.