Текст книги "Наживка для вермахта"

– А разве они сверху нас гранатами не закидают? Или на прорыв не пойдут? – спросил Шубин.

– Гранатами не закидают, потому что они у них кончились, – ответил Воробьев. – Ты не заметил, что уже минут десять ни одна граната с их стороны не прилетела? А вот я заметил. Гранат у них нет, да и патроны к концу подходят. Вы с утра начинайте их беспокоить, показывайте, что идете на штурм, заставляйте побольше стрелять. К середине дня у них все патроны и кончатся, придется им делать «хенде хох» и сдаваться. Так что у тебя сегодня будет как бы два фронта – внешний и внутренний. Непросто будет, но ты справишься, я уверен. Боеприпасы мы тебе сегодня подошлем, раненых эвакуируем, насчет них не беспокойся. Думаю, Катя уже скоро появится.

И едва Воробьев успел это сказать, как послышались шаги и в двери показалась медсестра в сопровождении шести санитаров. Подойдя к Воробьеву, она требовательно спросила:

– Сколько у вас раненых? Какие самые тяжелые? И где они собраны? Что-то я не вижу, чтобы вы их собрали.

Командир полка перед этой атакой оказался совершенно беспомощным, он только развел руками и виновато произнес:

– Понимаешь, сержант, раненых мы еще не успели собрать. Бой только что закончился. Да, ты к этой лестнице не подходи и санитарам своим накажи.

– Что, фрицы наверху поселились? – усмехнулась девушка. – Знакомая картина. Надеюсь, капитан их сегодня выселит.

И она быстро взглянула на Глеба. Просто скользнула по нему взглядом, но капитану сразу стало от этого тепло на душе.

Катя пошла осматривать раненых, тут же на месте их перевязывать, давать указания санитарам, кого унести в первую очередь. Майор Воробьев докурил папиросу и отправился к себе на командный пункт. Перед уходом он еще раз пообещал Шубину до утра, в крайнем случае рано утром прислать боеприпасы. А капитан отправился по зданию – смотреть, сколько его бойцов погибло, сколько ранено. Также надо было с командирами двух других батальонов распределить участки, за которые каждый отвечал. Перед уходом он подозвал лейтенанта Либера и приказал выставить охранение возле лестницы на третий этаж.

– И пусть твои бойцы не оставляют в покое немцев, – распорядился он. – Если у них осталось хоть немного боеприпасов, пусть тревожат их огнем. Нельзя им давать отдыхать.

Обход расположения батальона дал неутешительные результаты. При штурме погибли еще 16 человек, и 19 были ранены. Таким образом, только за первый день боев его батальон потерял треть личного состава. Теперь Шубин понял, почему в батальонах Костюкова и Спирягина осталось так мало людей.

Когда он закончил обход, уже начало светать. Часовые заняли свои посты возле окон, остальные бойцы улеглись, кто где мог, и погрузились в сон. На двух этажах бывшего заводоуправления установился, можно сказать, покой. Только трое бойцов Либера, оставленных возле лестницы, время от времени тревожили немцев на третьем этаже, обозначая штурм, да Катя все еще обходила раненых. Но вот она отправила в тыл своих санитаров со второй партией тяжелораненых, осмотрела всех, кто нуждался в помощи, после чего села, привалившись к стене. Шубин подошел к ней, спросил:

– Ничего, если я рядом посижу? Не помешаю?

– Зачем спрашивать? – отозвалась девушка. – Вы тут хозяин, я в гостях. Закурить не найдется?

– Отчего не найтись, найдется, – сказал Глеб. – Только у меня не папиросы, махорка…

– Ничего, я привыкла, – проговорила Катя.

Оба закурили. Сидя у стены, Шубин искоса посматривал на девушку. Хотя уже немного рассвело, он все еще не мог определить цвет ее глаз. Но это было не так важно. Важно было другое: рядом с ней Шубину было как-то веселее. Словно от девушки исходило какое-то тепло.

– Давно вы здесь воюете? – спросил он.

– Да с самого начала, – отозвалась Катя. – Я весной медучилище окончила, и меня направили в Шестьдесят вторую армию. Тогда еще на Дону бои шли. А потом отступали до Сталинграда, и бои начались в городе. В общем, я тут давно. А вы, я слышала, сегодня на немецкий танк, как на быка, с плащом ходили? Интересная, наверно, была картина.

– Не знаю, я со стороны не смотрел, – ответил Шубин. – Может, и интересная. А давайте вы меня не будете на «вы» звать? Я еще совсем не старый, и не майор, только капитан. Давайте на «ты»? Кстати, меня Глебом звать.

Однако девушка покачала головой:

– Больно быстро у вас получается, капитан. Насчет Глеба я учту, но лучше пока будем на «вы».

Она хотела еще что-то сказать, но тут на лестнице послышались шаги и вошли четыре человека, которые несли ящики с патронами. Это принесли обещанные майором Воробьевым боеприпасы. Шубин поспешно встал – надо было показать, куда сложить ящики, а потом раздать патроны по ротам. Кате тоже нашлось дело – вернулись ее санитары, и она помогла им грузить на носилки оставшихся раненых. А потом вместе с ними ушла к себе, в медпункт.

А едва Шубин успел раздать патроны по ротам, как за окном загрохотало – немцы пошли в атаку на заводоуправление. Капитан проследил за тем, как идет отражение этой атаки, а затем собрал группу бойцов и с ней направился к лестнице на третий этаж. Он твердо решил еще до полудня покончить со «вторым фронтом» у себя над головой. На этот раз его солдаты не просто обозначали наступление на засевших наверху врагов, а стали штурмовать третий этаж.

Вскоре выяснилось, что боеприпасов у немцев совсем мало. Их хватило только на защиту одного лестничного пролета. После этого стрельба наверху совсем прекратилась и кто-то крикнул, плохо выговаривая русские слова:

– Не стреляйт! Мы есть сдаваться!

– Оружие оставьте наверху! – приказал им Шубин по-немецки. – Спускайтесь по одному, с поднятыми руками!

И вот по лестнице вниз проследовали сдавшиеся враги. Их оказалось 18 человек. Всех крепко связали и посадили внизу, в подвале. Там они должны были ждать темноты, того момента, когда их отведут на берег Волги, погрузят на баржу, а затем отвезут в тыл, в лагерь военнопленных.

Ликвидировав группу врагов у себя в тылу, Шубин полностью переключился на отражение атак немцев. А они с каждым часом делались все яростней. Но до полудня в бой шла только пехота. А в полдень с немецкой стороны послышался рев танковых моторов, и перед заводоуправлением показались три танка. И на этот раз их сопровождала пехота.

Теперь солдаты Шубина бились из последних сил. Выстрелами танковых орудий была разрушена часть здания. Был момент, когда в правом крыле управления не осталось никого из защитников, и группа немцев смогла ворваться туда. Но затем лейтенант Гришин со своими людьми, при поддержке бойцов из батальона сержанта Костюкова, сумел снова выбить врагов из здания. А Спирягин, стреляя из противотанкового ружья, сумел подбить одну вражескую машину. Остановившийся и потерявший управление танк забросали гранатами, он взорвался. После этого оставшиеся танки отступили.

И опять, как и накануне, Глеб не заметил, как прошел день, как настал вечер, а затем и ночь. Когда темнота сгустилась, бой, наконец, затих. К этому времени Шубин падал с ног от усталости. И не он один: едва стихла стрельба, как все бойцы легли на тех местах, где держали оборону, и не шевелились.

Однако капитан не мог лежать: ему нужно было еще подсчитать потери, узнать, сколько у него раненых, и отправить донесение в штаб полка. Оказалось, что в этот день погибли столько же бойцов, сколько и при ночном штурме управления, – 16. А вот раненых было меньше – 12. «Какие потери! – думал Шубин. – Такими темпами еще три дня боев – и от моего батальона никого не останется». Однако, передавая сведения о числе раненых, он испытал что-то похожее на радость – значит, к нему в батальон снова придет Катя, он снова ее увидит.

Однако тут Шубина ожидало разочарование: когда в здание бывшего заводоуправления явились санитары и с ними медсестра, оказалось, что пришла не Катя, а совсем другая женщина. Звали ее Серафима Андреевна, она была властная, громогласная и ничем не походила на Катю.

Глава 4

Прошел первый день Шубина в Сталинграде, прошел и второй, и третий, и четвертый. Постепенно он втянулся в эту непривычную для него стихию боев в разрушенном городе. Привык пользоваться рацией, вовремя отсылать сводки о потерях, просить и даже требовать боеприпасы, питание. Потери в батальоне постепенно уменьшались: бойцы овладевали навыками уличного боя, учились прятаться от артобстрелов, сами стали метко стрелять.

Однако сокращение числа защитников управления сказалось: на третий день немцы предприняли особо яростную атаку, которую поддерживали два танка. И хотя бойцы Шубина, Костюкова и Спирягина так же яростно отбивались, удержать здание не смогли. Им пришлось отступить на прежние позиции в цеху. Впрочем, сержант Костюков находил в этом отступлении свои преимущества: ведь отсюда было ближе ходить за водой.

В эти три дня, которые последовали за первым, Шубина ждала радость: Катя теперь появлялась каждый день, и им несколько раз удалось посидеть и побеседовать. И хотя девушка все еще отказывалась перейти в их общении на «ты», держала дистанцию, но Глеб чувствовал, что ей с ним интересно, он ей небезразличен. И это было просто замечательно!

Вечером четвертого дня пребывания Шубина в качестве пехотного командира у него состоялся особенно душевный разговор с Катей. Провожая ее в медпункт, Глеб на прощание нежно пожал девушке ладонь и ощутил такое же нежное ответное пожатие. И это переполняло его радостью. Можно даже сказать, что в этот вечер он был счастлив.

Так он сидел в углу цеха, тихонько потягивал кипяток, настоянный на каких-то травах (их накануне подарил командиру боец его батальона Леша Курмак, выходец с Урала). Сидел и вспоминал встречу с Катей.

Тут вдруг послышался стук камней, звук шагов, и в цех вошел незнакомый военный. Это был невысокий коренастый человек лет сорока. И хотя вошедший носил простую солдатскую телогрейку, как-то сразу чувствовалось, что он офицер.

Вошедший огляделся, потом подошел к Глебу и спросил:

– Случайно, не ты капитан Шубин?

– Я и есть, – ответил тот. – А вы кто?

– А я твой непосредственный начальник, – проговорил вошедший. – Пока что я о тебе только слышал, вот теперь и увидеть удалось. Будем знакомы: начальник разведки фронта полковник Уколов.

Шубин встал, приветствуя коллегу-разведчика. Он чувствовал, что полковник пришел к нему не просто так, а с какой-то определенной целью. И он не ошибся. Уколов сел рядом с Шубиным, расспросил о ходе боев, о потерях. Капитан предложил гостю своего травяного чая, но тот отказался и вскоре перешел к делу.

– Я ведь к тебе, Шубин, пришел не просто так, – сказал полковник. – Настало время использовать тебя по твоей основной фронтовой профессии – как разведчика. У меня для тебя есть задание от командующего фронтом.

– И что за задание? – спросил капитан.

– Задание вот какое. Ты должен проникнуть в расположение наступающей на Сталинград шестой армии немцев и разведать ее тылы.

– Это в каком смысле? – не понял Шубин. – Что значит разведать тылы?

– Генерала Еременко интересует вот что. Какими запасами располагает командующий шестой армией генерал Паулюс? Сколько у немцев снарядов, патронов, гранат? Сколько продуктов? Сколько осталось целых, готовых к бою танков? Вот эти вопросы основные. А кроме этого нужно также узнать расположение немецких аэродромов, количество самолетов на них. И на все это тебе отводится два дня.

– Немного вы мне времени даете… – покачал головой Шубин. – И что, мне одному идти?

– Это интересный вопрос, – отозвался Уколов. – Не такой простой, как кажется. Я знаю, что ты обычно ходил в рейды, беря с собой пять-шесть бойцов. Так надежней, и потом, такая группа может дать бой противнику, захватить и доставить командованию «языка». Однако сейчас мы не стремимся к захвату «языка». Ведь нужные нам сведения есть только у самого Паулюса и его ближайших заместителей, а их нам не захватить. А главное – сейчас группа наших разведчиков просто не сможет передвигаться по Сталинграду, оставаясь незамеченной. Город буквально нашпигован вражескими частями. На них натыкаешься везде. Тут нет ни перелесков, ни оврагов, где бы могла укрыться твоя разведывательная группа. Поэтому вывод такой: ты должен идти один. Идти, используя маскарад…

– Вы имеете в виду, что я должен идти в форме немецкого офицера? – догадался Шубин.

– Именно так! Мне сообщили знакомые из штаба генерала Рейтера о том, как у тебя хорошо получался этот фокус. Вот и сейчас надо его проделать. Правда, немецкую форму мы тебе не приготовили, уж извини. Придется тебе самому ее добывать.

– Добуду, задача не такая уж сложная, – сказал Шубин. – И когда вы хотите, чтобы я отправился на это задание, – завтра?

– Зачем откладывать на завтра? – удивился Уколов. – Вот сейчас, этой ночью, и отправляйся. Сегодня у нас восемнадцатое. Значит, двадцатого мы тебя ждем с донесением. Да, и еще ночь уйдет на то, чтобы ты отсюда добрался до штаба фронта… Значит, командующий получит нужные данные только двадцать первого… Ничего, мы подождем.

– А как же быть с батальоном, которым я командую?

– Назначишь командира из числа твоих командиров рот. Этот вопрос я уже согласовал с полковником Воробьевым. Он в курсе твоей миссии. Так что можешь смело действовать. Все понятно? Если вопросов больше нет, я пошел. Мне еще сегодня надо вернуться в штаб фронта.

Шубин проводил полковника до выхода из склада, после чего остановился в раздумье. Наверное, он должен был радоваться – ведь он возвращался к любимому делу, разведке. И задание у него было необычное, он раньше таких не выполнял. Да, надо радоваться. Но ему было как-то грустно. Во-первых, из-за разлуки с Катей. Теперь он не увидит ее ни завтра, ни послезавтра – да, может, никогда больше не увидит. А еще он вдруг понял, что привык к своему батальону, к тяжелому труду командира.

Впрочем, все это были эмоции. А думать надо не об эмоциях, а о выполнении задания. Прежде всего он подумал, кого назначить вместо себя командовать батальоном. Решил – лейтенанта Гришина. У него в роте полный порядок, и такой же будет и в батальоне.

А дальше он стал думать о новом деле. Что взять с собой? Как одеться? Как и где проникнуть на территорию противника? Все эти вопросы надо было решить немедленно. И он решил так: оденется как можно проще, незаметнее. Все равно потом придется переодеваться в немецкую форму, а прежнюю одежду выбросить. Взять, конечно, надо карту, карандаш, пистолет, нож и фонарик. А еще немного хлеба и флягу. А вот спички и махорку нельзя брать ни в коем случае: немцы не курят махру и не пользуются теми спичками, что сейчас лежали у Шубина в кармане. И пистолет тоже, наверно, брать с собой не стоит – лучше позже раздобыть немецкий «вальтер», если удастся, конечно.

Так, а где искать проход? Ответ пришел сам собой: конечно, в том самом овраге, что виднеется за трансформаторной будкой. Немцев там нет, и можно будет незаметно пройти в их тыл.

Приняв решение, Глеб начал быстро действовать. Его охватило возбуждение, как всегда бывало перед выходом в рейд в тыл противника. Он сходил в цех, где вел оборону лейтенант Гришин, и сообщил ему о новом назначении. При этом сообщении лицо лейтенанта отразило некоторую озабоченность, но больше радость. Было понятно, что он не прочь возглавить батальон.

Затем капитан вернулся на склад, снял шинель, сбросил китель, надел телогрейку (пришлось снять ее с погибшего в этот день бойца). Кисет с махоркой и спички отдал рядовому Колышкину. Пистолет и фонарик сунул в карманы телогрейки, карту и карандаш положил в карман брюк. Огляделся – что ж, кажется, все предусмотрел! Прощаться с бойцами он не стал – ни к чему. Просто повернулся и направился к дальней стене цеха, там вылез в окно, подошел к трансформаторной будке. Здесь его окликнул часовой из роты сержанта Спирягина (вернее, из остатков роты – там их было всего 12 человек). Шубин отозвался, прошел мимо часового, обогнул будку и, крадучись, двинулся к оврагу.

Глава 5

Склоны оврага поросли густым колючим кустарником, и пробираться по нему было нелегко. Но это только на руку Шубину: ведь в такой чаще немцы точно не могли поставить мины и не могли расположить здесь свои боевые посты.

Раздирая в клочья телогрейку, капитан упрямо продвигался по оврагу на запад. Овраг постепенно мельчал. Справа на фоне ночного неба Шубин видел темную гору Мамаева кургана. Время от времени его вершина озарялась огнями разрывов: там находились основные силы 62-й армии, там же располагался штаб генерала Чуйкова. И в этом месте бои не прекращались даже ночью.

Когда Мамаев курган остался позади, Шубин понял, что он находится уже глубоко в немецком тылу. Пора было выбираться наружу. Удвоив внимание, он полез наверх. Вылез, огляделся, насколько позволяла ночная темнота, – и замер: он находился совсем рядом с немецкой артиллерийской батареей. В темноте было трудно определить, какие орудия стоят на позиции, но Шубину показалось, что это тяжелые 15-сантиметровые гаубицы. «Хорошо бы захватить офицера именно здесь, – подумал капитан. – Если я буду бродить по расположению немецкой армии в форме офицера-артиллериста, это будет выглядеть более естественно, чем если бы я изображал пехотного офицера. Как артиллерист я могу интересоваться складами боеприпасов. Да, надо раздобыть форму здесь!»

Но как это сделать? Лезть в немецкий блиндаж, как он делал во время одного из рейдов подо Ржевом? Но там он точно знал, кого ищет. А здесь так не получится. Скорее всего, подобное «хождение в гости» закончится схваткой. Никакой немецкой формы он таким способом не добудет, и хорошо, если ноги унесет. Значит, надо подстеречь немца здесь, наверху. А в таком случае надо дождаться рассвета, а то вместо офицера схватишь какого-нибудь подносчика снарядов.

Придя к такому решению, Шубин выполз из оврага и устроился среди развалин какого-то строения – кажется, когда-то это был жилой дом.

Уже близился рассвет, но пока еще было очень темно. Вот откуда-то (Шубин не успел разобрать откуда) появилась неясная фигура, проследовала направо, скрылась в других развалинах. Спустя минут десять за первым немцем последовал второй. «Ага, значит, там они устроили себе отхожее место, – заключил Шубин. – Значит, там и нужно караулить моего фрица». Он переместился ближе к «месту ловли». Хорошо различимый запах подсказал ему, что он угадал: это была та точка, куда обязательно должен был заглянуть каждый солдат и офицер этой батареи.

Тем временем стало достаточно светло, чтобы можно было различить отдельные предметы, а также людей – во что они одеты, как выглядят. Теперь можно было начинать «охоту». Причем время этой «охоты» было четко ограничено: вести ее можно было только в сумерках, когда тебя еще плохо видят. Когда совсем рассветет и проснутся все солдаты, об охоте можно будет забыть. Тогда придется ждать вечера. Шубин был готов и к такому варианту. В то же время ему очень хотелось добыть форму уже сейчас, утром.

Вот еще один человек показался из-под земли и направился к развалинам, возле которых засел Шубин. Когда он подошел ближе, стало видно, что это всего лишь рядовой. Не то, не то… И тут Шубин насторожился и весь обратился во внимание: к отхожему месту направлялся человек в офицерском кителе. Надо брать! Правда, тот, рядовой, еще не покинул туалет – значит, придется вступить в схватку с двумя фрицами. Однако Шубин не сомневался, что сможет справиться и с двумя врагами. Он уже приготовился к атаке… Вот враг подошел ближе… И тут Шубин понял, что бороться за эту форму не стоит. Причина была в том, что немец оказался плюгавым – намного ниже Шубина, и плечи у него были узкие. Было ясно, что его форма разведчику не подойдет.

Проклиная все на свете, особенно хилых немцев, Шубин сдал назад и снова спрятался в своем укрытии. Вот оба немца, рядовой и офицер, сделали свое дело и скрылись в разных блиндажах. Вот уже кое-где послышались голоса. Батарея просыпалась. «Все, придется сидеть тут до вечера, – в сердцах подумал Шубин. – Весь день пропадет!»

И тут он увидел еще одного немца, направлявшегося к отхожему месту. И это снова был офицер! Не высокий и не низкий, не толстый и не слишком тонкий… В общем, такого же сложения, как сам Шубин. Не веря своему счастью, разведчик замер в ожидании. Вот немец прошел мимо и скрылся в развалинах. Он прошел совсем рядом с Шубиным, и тот смог еще раз оценить его фигуру. Да, немец очень походил на него по габаритам.

Когда тот скрылся в развалинах, разведчик скользнул за ним следом. И увидел, что немцы выстроили среди развалин жилого дома вполне комфортабельный туалет аж на четыре кабинки. Одна стояла отдельно от трех остальных и была выкрашена голубой краской. Видимо, это был офицерский гальюн. И именно там скрылась добыча Шубина.

Теперь оставалось лишь молить судьбу о том, чтобы не появился еще один немец, до того как офицер закончит свое дело. И вот хлопнула дверь – офицер вышел. В ту же секунду Шубин шагнул к нему и ударил рукояткой ножа в висок. Он хорошо помнил, что должен сделать все, чтобы не повредить драгоценный мундир немецкого офицера, чтобы на кителе не осталось ни капли крови. И он знал, что этот немец не нужен ему как «язык». Однако разведчик должен был задать этому офицеру несколько вопросов. Так что перед ним стояла сложная задача. И на первом этапе следовало жертву оглушить, что Шубин и сделал.

Тело немца обмякло, ноги подкосились. Глеб подхватил его под мышки и потащил к оврагу. И вновь ему повезло: на всем пути ему никто не встретился, никто его не заметил.

Шубин стащил немца в овраг и поволок дальше, дальше. Ему надо было удалиться от расположения батареи, чтобы никто не услышал крика пленника, если тот вздумает закричать.

Оттащив немца метров за сто, Шубин положил его на землю, залез ему в один карман, в другой. Ага, вот они, документы! И какая удача: оказалось, что разведчику достался не какой-то лейтенант, а капитан. Из документов следовало, что перед Шубиным – капитан Генрих Шольц. Однако в документах не был указан ни номер части, ни имя командира, ни другие важные подробности. Все эти данные надо было выяснить у пленного.

Разведчик положил документы назад в карман кителя, затем еще пошарил по карманам капитана Шольца, осмотрел висевшую на поясе кобуру. Он искал пистолет. Но тут его ждало разочарование: кобура оказалась пуста. Очевидно, отправляясь по нужде, капитан оставил свой «вальтер» или «парабеллум» в блиндаже. Это было неприятно. «Придется пистолет у кого-то другого позаимствовать», – решил Шубин.

Пока он обыскивал оглушенного немца, изучал его документы, тот стал приходить в сознание. Застонал, схватился за голову. Потом открыл глаза – и увидел склонившегося над ним Шубина. В глазах немца отразился ужас. Это разведчика вполне устраивало: чем больше пленный будет бояться, тем охотнее расскажет нужные Шубину сведения. Глеб достал свой кинжал, и, держа его на виду, обратился к капитану:

– Так, слушай меня внимательно. Сейчас я проведу короткий допрос. Совсем короткий, задам всего несколько вопросов. Если будешь отвечать правду, посмотрим, что делать с тобой дальше. Если будешь врать…

И Шубин выразительно покачал кинжалом перед лицом пленного.

– Ну что, договорились? – спросил разведчик.

– Да, я буду… я отвечу… – произнес пленный.

– Твое имя и звание?

– Капитан Генрих Шольц.

Шубин удовлетворенно кивнул. Пленный говорил правду. Между тем он не мог знать, что Шубин предварительно уже изучил его документы. А это внушало надежду, что и остальные ответы капитана Шольца будут такими же правдивыми.

– В какой части проходишь службу? – продолжил допрос разведчик.

– В Шестнадцатом артиллерийском дивизионе.

– Сколько орудий входит в состав дивизиона?

– По штату у нас числится шестнадцать орудий, – принялся объяснять Шольц. – Но мы воюем уже давно, часть орудий русские… то есть ваши солдаты подбили. Так что теперь у нас на вооружении всего 12 орудий.

– Какие орудия находятся на вооружении вашего дивизиона?

– 15-сантиметровые гаубицы SFH.

– Кто командир дивизиона?

– Майор Пауль Кауфман.

– А чем командуешь ты лично?

– Я стою во главе третьей батареи нашего дивизиона, в моем подчинении находится четыре орудия.

– А людей?

– Всего восемнадцать человек.

– В какую часть входит дивизион?

– Наш дивизион раньше входил в состав четырнадцатой танковой бригады. Но в ходе боев нас отрезали от основных сил бригады, поэтому теперь мы непосредственно входим в состав шестой армии и подчиняемся штабу армии.

– Какие снаряды используют ваши гаубицы?

– Пятнадцатисантиметровые стандартные снаряды.

– И что, в дивизионе большой запас этих снарядов?

– Нет, запас маловат, – пожаловался капитан Шольц. – Нам уже два дня не подвозили боезапас. А расход очень большой, в связи с начавшимся решительным наступлением на чертовых русс… то есть на ваши части. У нас осталось всего по шесть снарядов на каждое орудие. Это очень мало.

– А откуда вы получаете снаряды?

– Со склада, разумеется.

– А где находится склад?

– Этого я не знаю, – растерялся пленный. – Откуда мне знать? Ведь мы не занимаемся доставкой. Нам их привозят солдаты тылового обеспечения.

– Но все же кое-что ты должен знать, – возразил Шубин. – Находится склад в самом Сталинграде или за его пределами? Как долго вам везут боезапас?

– Да, сколько везут, я слышал, – вспомнил Шольц. – Нужно три часа, чтобы привезти боезапас. Да, и я слышал, что склад находится где-то на окраине города. На западной окраине, где было мало боев и почти нет разрушений.

– Хорошо… А какие части стоят рядом с вашим дивизионом?

– Ближе к Волге стоят пехотинцы и танкисты: второй полк Сто тридцать шестой пехотной дивизии и части четырнадцатой танковой бригады. А дальше к югу тоже стоят артиллеристы, только у них на вооружении не гаубицы, а зенитки. Там стоит семнадцатая зенитная батарея. У нее на вооружении находятся пушки Flak-43.

– А дальше в сторону тыла кто стоит?

– Дальше находится аэродром, а потом штабы – полков, дивизий, корпусов.

– А склады?

– Дались вам эти склады! – в сердцах воскликнул капитан Шольц. – Я же говорил: я не знаю, где они находятся.

– Как оформляется заявка на получение боеприпасов? По рации?

– Почему по рации? У нас отлично работает телефонная связь. Командир дивизиона звонит в штаб армии и требует поставить новую партию снарядов.

– А если телефонная связь нарушена? Ведь провод может перебить осколок нашего снаряда или бомбы.

– Вообще-то русские в последнее время почти не бомбят, у них, видимо, совсем не осталось самолетов… – ответил Шольц. – Но раньше такие случаи бывали. Да, я припоминаю, что три недели назад у нас пропала связь со штабом армии, а также с соседями.

– И что вы делаете в этом случае? Пользуетесь рацией?

– Да, тогда на помощь приходит рация.

– А бывает, что кого-то из офицеров вызывают в штаб армии?

Пленный покачал головой:

– Такое случается редко – если только в штабе проходит какое-то очень важное совещание. За все время боев в городе я могу припомнить только два или три таких случая.

– И кого тогда вызывают в штаб?

– Разумеется, командира дивизиона майора Кауфмана.

– За ним высылают машину?

– В сентябре действительно высылали машину. Но сейчас город полностью разрушен, никакие машины проехать не могут. Майор ходит пешком. Разумеется, не один, а в сопровождении двух солдат охраны.

– Понятно… – произнес Шубин. У него больше не было вопросов к капитану Генриху Шольцу. Не возникал вопрос и о дальнейшей судьбе капитана. К сожалению, Шубин не мог оставить его в живых – крепко связать и оставить здесь, на дне оврага. Обнаружив пропажу своего офицера, артиллеристы обязательно стали бы его искать и нашли. И тогда капитан рассказал бы о русском разведчике, который почему-то очень интересуется немецкими складами. А такое сообщение означало бы для самого Шубина неминуемую смерть. Нет, оставлять немца в живых было нельзя.

– Вопросов у меня больше нет, – сказал Глеб. – Теперь повернись, Генрих, и я тебя свяжу.

Однако, когда Шольц с готовностью повернулся к нему спиной и даже подставил руки, Шубин вместо этого крепко взял его голову и резко крутанул. Шейные позвонки капитана Шольца хрустнули, тело обмякло. Убедившись, что немец мертв, Шубин снял с него китель, сапоги, брюки и переоделся. Облачившись в немецкую форму, он разложил по карманам кителя все, что взял с собой, отправляясь в разведку, – карту, карандаш, фонарик и хлеб. Флягу с водой он пристегнул к поясу, нож засунул за голенище сапога. Еще раз проверил, на месте ли документы, которые он позаимствовал у немецкого артиллериста. Потом он затащил труп немца поглубже в кусты, а затем направился вверх, к краю оврага.

Там, где Шубин вылез из оврага, уже не видно было артиллерийской батареи. Но и аэродрома здесь тоже не было. Вокруг одни развалины, пустые, безжизненные. Казалось бы, вот отличное место для разведчика: здесь можно спрятаться, подстеречь отставшего врага… Но сейчас Шубину не нужно было ни прятаться, ни подстерегать. Ему нужно было вести себя уверенно, ступать твердо, открыто, с видом хозяина этих мест. И прежде всего следовало найти дорогу, по которой немцы ходили в тыл. И Шубин отправился на поиски дороги.

Он перебирался через груды кирпича, через обгорелые остовы деревянных домов, пересекал узкие улочки. Но по-прежнему нигде не было видно ни души. Зато Шубину все чаще стали попадаться тела убитых солдат – и наших, и немецких. Как видно, в этих местах некоторое время назад шли жестокие бои, потом фронт переместился дальше к Волге, а убитых никто не спешил убирать.

Обойдя угол одного из домов, разведчик увидел первого живого немца. Это был рядовой, судя по лычкам – пехотинец. И занимался он не совсем обычным делом – склонившись над одним из трупов, обшаривал карманы убитого. И кое-что уже нашел – в руке он сжимал серебряный портсигар и бумажник.

Мародер занимался своим делом с таким увлечением, что ничего не слышал, и Шубин смог подойти к нему совсем близко. А подойдя, увидел одну деталь, которая его крайне заинтересовала: убитый был офицером, и у него на поясе висела кобура. Мало того, кобура была расстегнута и из нее торчала рукоятка пистолета.

– Ай-ай-ай! – сказал разведчик, оказавшись совсем близко от мародера. – Как нехорошо!

От неожиданности рядовой выронил свою добычу и обернулся. А увидев рядом с собой офицера, поспешно встал; его лицо побледнело от страха.

– Я просто шел мимо… – залепетал он. – Просто присел рядом, герр капитан…

– Просто присел, говоришь? – насмешливым тоном повторил Шубин. – И совершенно случайно залез в карман убитого офицера? А ты знаешь, рядовой, что за это полагается?