Текст книги "Искусство правды"

Хранитель родины
О творчестве Михаила Елизарова

По-разному можно вести праведный бой с силами тьмы, расплодившимися на нашей земле, мстить за поруганную честь Родины. Можно так, как это попытались сделать Анпилов и Макашов в 1993-м. Но замахнувшаяся рука народного негодования не достигла цели, была остановлена и переломлена коварным и жестоким врагом. Борьба на долгое время затихла, а бойцы русского сопротивления стали искать новые формы противодействия армии тьмы.

В борьбе этой оказались бессильны шествия и митинги, марши и пикеты, акции протеста и парламентские схватки. И тогда место уличных ораторов и думских парламентариев заняли русские писатели. Александр Проханов и Эдуард Лимонов, Сергей Сибирцев и Юрий Козлов, Анатолий Афанасьев и Евгений Чебалин своими текстами нанесли системе столько вреда, сколько не смогли нанести ни многотысячные демонстрации, ни потоки дежурных анафем оппозиционных лидеров, сказанных ими в телеэфире. Одним из таких бойцов духовного сопротивления является Михаил Елизаров.

Русский писатель из Харькова ворвался в мир литературы и показал своими произведениями, как можно сделать слово опаснее автомата. Против слова можно бороться только словом, а у идеологов системы подходящих словесных контраргументов для таких писателей не нашлось. Недоступны они её пониманию.

В своей дебютной повести «Ногти» Елизаров рассказал трагическую историю о двух врожденных уродах, обреченных в силу обстоятельств своего рождения и особенностей анатомии и физиологии на пожизненное одиночество. Герои сталкиваются с жестокостью и цинизмом окружающих, пытаются встроиться во враждебный мир постсоветской реальности. Судьба порой улыбается им, они оказываются пригреты могущественными покровителями и даже лучатся в свете славы. Но несмотря на все это, героям Елизарова не находится места в жестоком и агрессивном мире. Они обречены на одиночество и скорую гибель.

Рассказ «Госпиталь» – не только интересное чтиво, но и прекрасное пособие при анализе катастрофы 1991 года, событий, которые ещё не одно десятилетие будут привлекать внимание писателей и политологов.

Действие разворачивается в военном госпитале, куда главный герой, от имени которого идет повествование, попадает, дабы «откосить» от армии. «Госпиталь переполнен… на двух спальных местах размещаются по трое». Действует система неуставных отношений: «дембеля и «деды» спят на панцирной сетке, «черпаки», «слоны» и «духи» посередине, на железном стыке». Жёсткой «дедовщины» нет, хотя субординацию, так или иначе, соблюдают все. Одним словом, всё как везде, в любой советской воинской части. Деревенский парень с Украины Шапчук, прозванный Шапкой, даже позволяет себе несколько покапризничать, прежде чем выполнить приказ «деда»: «Hi, я не буду…Нэ хочу». Но после легкой оплеухи выполняет приказание заправить кровати. Боец Мамед Игаев, прозванный за «веревочную худобу и чернявость» Фитилём, знает по-русски только одну фразу: «Служу Советскому Союзу!» Причем звучит она у него так: «СлжсвтскмСэз!» Уже одним только этим он веселит и располагает к себе старослужащих. Бойцы Яковлев и Прасковьин потешают «дедушек» тем, что работают в сложном разговорном жанре, нечто вроде давно забытых сегодня Тарапуньки и Штепселя. Все как-то приспосабливаются к новым условиям, в которых приходится существовать.

Главный герой также находит расположение обитателей госпиталя тем, что умеет играть на гитаре даже с пятью струнами. И в палате в его исполнении начинают звучать «Поручик Голицын», «Город золотой», лжеказацкий романс «Любо, братцы, любо», песни «Наутилуса» и «Кино». И хотя ему, естественно, никогда нельзя отказываться играть и приходится первое время залечивать вздувшиеся подушечки пальцев, герой считает, что ему очень даже повезло, что всё так благополучно сложилось. Он даже даёт уроки игры на гитаре незадачливым служакам, у которых не всё, однако, получается, но те претензий к нему не имеют. Появляется у героя и новый друг – солдат Кочуев, с которым они находят уединение в архивной комнате.

Всё меняется в связи с появлением в госпитале танкиста, вернее, мастера по ремонту бронетехники, старшего сержанта Прищепина. Резко изменилось отношение старослужащих к новобранцам. А в их с танкистом нашептываниях можно было различить фразу, сказанную Прищепиным: «Почему «духи» не шуршат?» Пришлый оказался страшен, «поселил смуту, кромешный ужас и проклятие». Из мягкого «неуставняка» стала вырастать жестокая «дедовщина», сопровождающаяся унижением человеческого достоинства, избиениями и насилием над личностью. Танкист быстро располагает к себе остальных старослужащих, а дела «духов» с каждым днем становятся всё хуже и хуже. То, что ранее прощалось, стало жестоко наказываться. Мускулистая худоба Прищепина повергает в ужас всех без исключения. Перестали смеяться над Игаевым и Шапкой, с треском провалился дуэт Яковлев-Прасковьин. Стали сгущаться тучи над главным героем, которого теперь не может спасти даже самая искусная игра на гитаре. В палате начинается передел мест, в результате которого у некоторых бойцов мест вообще не оказалось. Новый хозяин наводит свой порядок.

Апофеозом этого нового порядка стали события, развернувшиеся в ночь, когда «ветераны» ушли домой на выходные, а «деды» стали «бухать». Ничего хорошего данная ситуация не могла принести. И не принесла. Жертвой кровавой ночной вакханалии становится Шапчук, который подвергается сексуальному насилию. Лишь по счастливой случайности удается избежать расправы герою повествования, который, отыграв для «дедов» очередной «концерт», незаметно скрывается. Войдя в комнату, где располагался архив, он обнаруживает истерзанного Шапчука. Тот в приступе безумия носится по комнате и разрывает на части карту СССР! А из его уст вырываются еле внятные слова: «Шоб вы усi поздыхалы!» Мамеда Игаева уносят в сортир его земляки, «бездыханным валетом» лежат Прасковьин и Яковлев, на входе в архив неподвижно сидит Кочуев. Такая жуткая картина открывается взору героя в ту ночь. На следующий день героя выписывают из госпиталя: «Не годен к строевой службе в мирное время». Повезло.

До самого конца, до самой последней фразы непонятно, зачем автор раскрывает тему неуставных отношений в армии с такой откровенной жестокостью и подчеркнутым натурализмом? Зачем намеренно сгущает краски, погружая читателя в кошмар? Какую мысль пытается он донести, рассказывая эту простую жуткую историю? Последнее предложение, завершающее рассказ, ставит все точки над i: «Был понедельник, девятнадцатое августа, тысяча девятьсот девяносто первого года».

Мечущийся по архивной комнате Шапчук…Безумие в его глазах…Карта СССР, разрываемая им на части…Ничего не напоминает? «Он потрошил страну, лежащую как беззащитная шуба. Оторвал хлястик Прибалтики, крошечную, точно манжета, Молдавию, воротник Украины, подол Таджикистана». И это, кажется, понятно без комментариев. «Шоб вы усi поздыхалы!»

Россия, захотевшая жить по-новому, в припадке безумия набросившаяся сама на себя… Огромная и многоцветная карта СССР, так хорошо знакомая нам, ученикам еще советской школы, превратилась в одночасье в лишенное красок безжизненное пространство. «Обесцвеченная Родина в тот момент больше походила на мясницкое пособие с изображением коровьей туши». Разорванное пространство некогда единой страны, разделенный народ, взаимная ненависть людей, населяющих ее осколки. И над всем этим слышится: «Шоб вы усiпоздыхалы!» Мы получили это в 1991 году и не можем преодолеть последствия катастрофы по сей день. Фраза, произнесенная елизаровским Шапчуком, стучит в висках, когда слушаешь репортажи о событиях на Украине, вспоминаешь карательный рейд грузинских войск на Цхинвал. Когда на память приходят трагические события 1992 года в Приднестровье, Абхазии и Южной Осетии, гражданская война в Таджикистане, две кровавых бойни в Чечне. Оскверненные памятники советским солдатам в Прибалтике, ветераны советских спецслужб за решеткой. Ничем, казалось бы, необоснованная ненависть к русским в бывших советских республиках. Нежелание больше жить в одном доме, напоминающем о «госпитале».

«Шоб вы усi поздыхалы!» Ещё одно напоминание нам, русским, о нашей же вине за катастрофу своей страны. Нам, которые доверились и соблазнились ложными постулатами звериной морали. Нам, которые захотели, чтобы «духи зашуршали». Вместо «часового евразийских пространств» – пьяный танкист Прищепин.

В худом теле спящего Прищепина «не было ни демонизма, ни величия». Своё дело он сделал. «Духи» теперь «шуршат», но от этого шуршания становится не по себе.

Самая сильная книга Елизарова – это, без сомнения, роман «Pasternak», на страницах которого разворачивается жесточайшая борьба между силами мрака и противостоящими ему героями-одиночками. Мрак, который автор называет именем умершего поэта, заполонил всё вокруг, и борьба с ним не может вестись вежливыми и утонченными методами. Поэтому Елизаров вооружает своих героев огнестрельным и холодным оружием и бросает в смертельный бой, исход которого предрешен.

Силам тьмы в романе противостоят четверо героев – язычник Льнов, православный священник Цыбашев, а также их помощники – носящий на шее, как талисман, «иконку» с портретиком Брежнева опустившийся бродяга Любченев и не верящий ни в бога, ни в чёрта, но отрицающий на уровне инстинкта самосохранения новый порядок маргинал Леха. Враги этой четверки – расплодившиеся по всей России религиозные сектанты и нетрадиционные «философы». Достается от елизаровской четверки и последователям «старца» в черных трусищах Порфирия Иванова, и приверженцам теософии Елены Блаватской, и ученикам отца Александра Меня, и работникам рериховского центра. Все они, по мнению автора и его героев, находятся под крылом черного чудовища – Pasternaka.

Силы изначально неравны, поэтому герои не стесняются в выборе средств и не испытывают сентиментальных интеллигентских сомнений по поводу прав на свободу совести и неприкосновенности личности. Если перед тобой враг, а в этом герои не сомневаются, он должен быть уничтожен. Физически! Повстречал на пути иностранного проповедника – всади ему «копиё» в живот, а вслед за ним отправь к праотцам и всю их братию. Их сюда не звали, здесь они чужие, и нам не сжиться с ними. Именно так, хирургическим путем, решают герои «Pasternaka» вылечить смертельную болезнь, которая поразила нашу Родину. Враг, однако, не дремлет и, используя старое, как мир, правило «разделяй и властвуй», пытается натравить своих противников друг на друга. И только пролив кровь друг друга, герои понимают, что попали в сети, расставленные коварным врагом. Размахивая топорами и стреляя из пистолетов, отсекая конечности и нанося смертельные увечья, вступают они в свой последний бой с силами Pasternaka. На горе трупов и в лужах пролитой вражеской крови находят они свою смерть. Зло торжествует и продолжает свое наступление на силы добра, лишившиеся своих отчаянных бойцов.

Книга Елизарова не для слабонервных. Не советую читать её тем, кто любит порассуждать о правах человека, толерантности и политкорректности. Тем же, кто решится открыть откровение от Елизарова, следует набраться терпения и сдерживать время от времени рвотный рефлекс, проходя через круги ада, наполненные смертью, ужасами и извращениями, вместе с героями книги. Неисповедимы пути Господни. И неизвестно, из какого подземелья, из какого небытия придет спасение. И если Спаситель предстанет совсем не в том облике, которого вы ожидали, постарайтесь всё-таки его понять и принять.

Свою священную войну за Родину ведут и герои еще одной книги писателя – романа «Библиотекарь». В ней автор повествует о борьбе неких группировок, которые называют себя читальнями, за право обладания книгами писателя-соцреалиста Дмитрия Громова. Дело всё в том, что в текстах этих, давно забытых читателем книг, скрыт некий тайный иррациональный смысл, доступный лишь немногим посвященным. Читая книги Громова о красных директорах и председателях колхозов, солдатах, вернувшихся с фронта, и вдовых женщинах, сохранивших любовь и гражданское мужество, веселых и решительных пионерах и комсомольцах, посвященные в тайный смысл его текстов открывали для себя совершенно иные смыслы и погружались в мир невероятных ощущений духовного блаженства. И соцреалистические романы превращались для них в Книги Ярости, Радости, Силы, Власти, Терпения и Памяти. Главную книгу Громова – Книгу Смысла – предназначено было найти герою «Библиотекаря» 27-летнему массовику-затейнику с Украины Алексею Вязинцеву. Ему же и пришлось в итоге взять на себя нелегкое бремя хранителя Родины.

Как всегда, у Елизарова, в «Библиотекаре» много динамичных сцен боёв и столкновений, на этот раз, между враждующими читальнями. На страницах «Библиотекаря» встречаются озверевшие бабульки из психушки, возглавляемые своей предводительницей-библиотекаршей Елизаветой Моховой. Потоками льется человеческая кровь, разрывают на части тела, бряцает средневековое оружие, силой которого «читатели» утверждают своё право на обладание книгами.

Но не этим ценна книга Елизарова. А своим неподдельным пафосом и преклонением перед советским прошлым, которое всплывает в видениях «читателей». «В аэропорту его встречали товарищи Черненко, Зайков, Слюньков, Воротников, Владислав Третьяк, Олег Блохин, Ирина Роднина пишется с большой буквы, Артек, Тархун, Байкал, фруктово-ягодное мороженое по семь копеек, молоко в треугольных пакетах, жвачка бывает апельсиновой и мятной, чехословацкие ластики тоже можно есть, а трогательный девичий голос просит оленя умчать ее в волшебную оленью страну, «где сосны рвутся в небо, где быль живет и небыль». В светлое незапятнанное детство уходит герой «Библиотекаря», приняв дозу наркотического чтения. Причём это детство вовсе не его, но вполне могло быть им. Детство это находится в той стране, которую мы потеряли безвозвратно. И поэтому книги, найденные и сохраненные елизаровскими героями, не имеют материальной ценности. Своё понимание миссии СССР автор устами героя формулирует весьма определенно: «Земной СССР был грубым несовершенным телом, но в сердцах… детей из благополучных городских семей отдельно существовал его художественный идеал – Союз Небесный… Повзрослевший, я любил Союз не за то, каким он был, а за то, каким он мог стать, если бы по-другому сложились обстоятельства».

Думаю, что в сознании миллионов россиян, оставшимися по сути своей советскими людьми, СССР предстает именно в таком идеалистическом свете. И все попытки повернуть дело иным образом и обозначить Советский Союз нежизнеспособным «грузом 200», оказываются обреченными на неудачу. И чем дальше будем мы отходить по времени от момента гибели советской страны, тем более идеалистическим будет её восприятие в сознании людей. И это правильно, это хорошо, так и должно быть. Мы, конечно же, не сможем воскресить погибшего. Но сохранить светлую память о нем, не допустить надругательства над могилой, воздать должные почести мы обязаны.

И Михаил Елизаров в своей книге показал всем нам пример такого почтения и благоговения. Он, подобно своему герою Алексею Вязинцеву, стал хранителем нашей с вами священной Родины.

2008 г.

Большего не надо
О фильме Владимира Бортко «Тарас Бульба»

В 2009 году вся Россия отметила 200-летнюю годовщину Н.В. Гоголя. И хотя имя Гоголя связывают обычно с его сатирическими произведениями, где во всей своей «красе» предстают гениально выписанные автором архетипы чиновников разных рангов, всё же отрадно, что режиссер Владимир Бортко решил отметить это событие кинопостановкой именно «Тараса Бульбы», являющего собой произведение редкого в русской литературе XIX века жанра героического эпоса.

Выпадение «Тараса Бульбы» из канвы русской классики позапрошлого века, величавость и гордость его героев мог бы признать и Константин Леонтьев, считавший, что вся русская литература XIX отравлена Гоголем. Особенность «Тараса» признаёт и циничный Эдуард Лимонов, много писавший о «трупном яде» XIX века, но преклоняющийся перед гоголевским шедевром. И Бортко, решившийся на экранизацию столь пафосного произведения, безусловно, рисковал снять еще один гламурный шедевр а-ля Михалков. К счастью, этого не произошло. Фильм получился торжественный и величественный.

Картина Бортко, снятая по сценарию не кого-нибудь, а самого Гоголя (так указано в титрах) отсылает нас к событиям далёкого прошлого (у Гоголя, впрочем, время определено туманно, он говорит о XV веке, а действие повести растягивается аж на 150 лет), когда запорожцы поднялись на борьбу с Речью Посполитой. И борьба эта показана сквозь призму судьбы казачьего полковника Тараса Бульбы, переживающего глубокую личную драму. Его полк захватывают и разоряют «ляхи», жена погибает. Тарас поднимает казаков на борьбу. Но в этой борьбе его ждут новые потрясения. Сын Андрий влюбляется в польскую аристократку и переходит на сторону врага. А старший сын Остап попадает в плен и принимает мученическую смерть. Тарас мстит за сына и борется за свободу до самой своей гибели на костре.

Оставим въедливым кинокритикам обсуждение технических деталей фильма, особенностей игры актеров и операторской работы. Пусть циники и скептики поизгаляются над несовершенством картины Бортко и сравнят свои ожидания с увиденным. Мне же каждый подобный фильм кажется ещё одним русским прорывом, шагом на пути к нашей духовной победе. В атмосфере фильма, его эмоциональном настрое, героическом пафосе и состоит его значимость. И не столь важно, сколько на него угрохали денег, и кто их отстегнул. Важно то, что собственно фильм несет, какие чувства вызывает (и вызывает ли вообще), забудет ли его зритель сразу после выхода из кинозала или посоветует смотреть своим знакомым и близким, изменится ли хоть чуть-чуть его мировосприятие или нет.

И в этом смысле фильм прекрасен. Ни много, ни мало. Прекрасна степь, на фоне которой выходят в Сечь двое молодых сыновей с отцом. Прекрасен Днепр, предстающий перед их взором. Прекрасны лихие казаки, пишущие письмо турецкому султану: «Ты, султан, чёрт турецкий…» Прекрасен Тарас (Богдан Ступка), бьющийся в самом начале фильма на кулаках с сыном Остапом (Владимир Вдовиченков). Прекрасна польская красавица панночка Эльжбета Мазовецкая (Магдалена Мельцаж), любовь к которой погубила Андрия, сама впоследствии умершая при родах. Ужасен и прекрасен ее отец польский воевода (Любомирас Лауцявичюс), замахивающийся саблей на только что родившегося ребенка, отнявшего жизнь у его дочери, а после бесстрастно отдающий Тараса в руки палачей.

Фильм глубоко, искренне трагичен. Душераздирающе прекрасна в своей трагичности сцена казни Остапа, чьи руки и ноги дробит безжалостный палач, в чью живую плоть врезается железный крюк, подвешивающий его на дыбу. Великолепен несчастный отец Тарас, стоящий в толпе в польском платье и отвечающий на каждый вопль умирающего Остапа: «Добре, сынку…» Жаль несчастного Андрия, вставшего на путь предательства и нашедшего свою «отчизну» в любимой женщине из стана врага.

Прочтением авторского текста сопровождаются сцены героической гибели казаков Тарасова войска, таких, как Мосий Шило (Михаил Боярский) и атаман Бородатый (Борис Хмельницкий). Врезается в память картина, в которой плененный и приговоренный к сожжению Тарас подсказывает уходящим от погони казакам путь к спасению, а после погибает в огне костра, выкрикивая свои последние слова о грядущем русском царе, которому покорится вся земля.

По-своему хорош еврей Янкель (Сергей Дрейден), которого мы видим то униженно молящего Тараса о заступничестве от расправы разъяренных казаков, то проникающего в польскую крепость и увидевшего там Андрия, то гневно восклицающего перед тем, как отправиться с Тарасом на место казни Остапа в Варшаву, о том, что все грехи мира повесят всегда на «жида», и поэтому путь будет нелегким.

В разговорах Тараса и Янкеля автор фильма как раз и хотел подчеркнуть существование двух взаимоисключающих позиций по отношению к такому понятию, как Родина. Ведь Янкель искренне не понимает, почему Тарас гневается на сына, перешедшего к полякам: «Ведь там ему хорошо». Эта же тема звучит и в разговорах Остапа, для которого своя земля и свои товарищи всегда будут превыше абстрактных общечеловеческих истин, и Андрия, этого мнения не разделявшего и считающего, что каждый по-своему прав.

В фильме нет приторных сцен казачьего разгула, рек самогона и пресловутого украинского сала. Нет тех лубочных картинок, которыми изобилуют всевозможные «цирюльники». Нет разделения русского и украинского народов, что так принято стало подчеркивать позднее. Есть много патетических (так того требуют законы жанра и сам авторский текст) слов о Родине и вере православной, о русской земле, краше которой нет на всем белом свете. И о товариществе, крепче, чем на Руси, нигде не виданного. И пусть остолопы, считающие, что это обращение придумали коммунисты, откроют Гоголя и убедятся в своей неправоте. А русским «товарищам» противостоят в фильме польские «господа». Вот и выбирайте, с кем вы, дорогие россияне, и помогут ли вам, как Андрию, его «ляхи». Пожалуй, соглашусь здесь с Захаром Прилепиным утверждающим, что пора бы нам всем начать по капле выдавливать из себя господина, как когда-то советовали выдавливать раба. И становиться, наконец, товарищами.

Есть в фильме много прекрасно снятых батальных сцен, где на головы осаждающих крепость казаков льется смола и падают огромные камни, отсекаются саблями головы. Лихие скачки конной атаки, блеск доспехов польских рыцарей, за спинами которых шелестят перья. Звон сабель, копья, впивающиеся в тела поверженных врагов, крики и вопли сражающихся. Есть красивая тонкая эротика, иллюстрирующая отношения Андрия со своей «царицей». Есть торжественное музыкальное оформление, исполненное композитором Игорем Корнелюком.

Но главное – режиссёр Владимир Бортко подчеркнул суть. Такой незамысловатый, проверенный временем набор истин: Родина и вера святы, предатели не заслуживают прощения, а героям – вечная слава и память народная! Большего и не надо.

2009 г.