Текст книги "Большевики и коммунисты. Советская Россия, Коминтерн и КПГ в борьбе за германскую революцию 1918–1923 гг."

Особняком стояла точка зрения ряда представителей СДПГ, работавших в советских учреждениях (М. Коген, Ю. Калиский и др.). Они размышляли о превращении Всегерманского Совета в одну из двух палат будущего парламента. Чем «правее» был тот или иной участник дискуссии, тем больше он подчеркивал национальную специфику советского движения в Германии. Немецкие рабочие имеют более богатый опыт политической борьбы, нежели их товарищи в России, у них есть кадры умеренных вождей и ими будет гораздо сложнее манипулировать. Взять под полный контроль советское движение могла только партия профессиональных революционеров, весьма прохладно относившаяся к ценностям либеральной демократии и избавившаяся силовыми методами от своих политических конкурентов. Такой партией были российские большевики, диктатура которых являлась зеркальным отражением практики самодержавного произвола. По мнению Г. А. Винклера, даже если бы аналогичная партия появилась в момент зарождения Германской республики, она не смогла бы пустить корни в национальной политической системе[400]400
  Winkler H. A. Von der Revolution zur Stabilisierung. S. 22.


[Закрыть]. Этот тезис, возникший еще в ходе политической полемики начала 1920-х гг. прошлого века, неоднократно уточнялся и корректировался в последующие десятилетия. Дискуссионной проблемой в современной историографии остается проблема «третьего пути» Германии, сочетавшего в себе преимущества парламентаризма с классовой организацией общества в лице Советов[401]401
  История Германии от создания Германской империи до начала ХХI века. С. 124–125; Царуски Ю. Германская революция 1918–1919 гг. в новейших исследованиях и общественном сознании // Исторический журнал. Научные исследования. 2015. № 3. С. 282–284.


[Закрыть].

Спартаковцы изначально отвергали подобную перспективу. 14 декабря 1918 г. в газете «Роте Фане» появилось их программное заявление, написанное Розой Люксембург[402]402
  Люксембург Р. Чего хочет Союз Спартака // Р. Люксембург. О социализме и русской революции. С. 344–352.


[Закрыть]. Оно содержало прямые отсылки к российскому опыту и пропаганде большевиков. Если монархия Романовых была выразителем интересов поднимающегося капитала и цепляющейся за свои привилегии аристократии, то «Гогенцоллерны никогда не были ничем большим, чем управляющими делами империалистической буржуазии и юнкерства». Мировая война поставила перед человечеством ясную альтернативу: вперед к социализму или «скорая гибель в хаосе и анархии». Парламентская демократия понималась левыми как часть умирающей системы, на место которой должны прийти рабочие и солдатские Советы. В их задачу входило «занять все посты, поставить под контроль все функции, измерять все государственные потребности собственными классовыми интересами и социалистическими задачами». Начало их практической реализации вызовет бешеное сопротивление эксплуататорских классов, которое «должно быть шаг за шагом сломлено железным кулаком, с беспощадной энергией»[403]403
  Там же. С. 344, 346, 348.


[Закрыть].

Программный документ спартаковцев был обращен к делегатам Всегерманского съезда Советов, открытие которого было назначено на 16 декабря 1918 г. В ходе общего собрания берлинской организации НСДПГ, которое состоялось накануне, Роза Люксембург от имени левых радикалов внесла проект резолюции, требовавшей от партийного руководства выхода из СНУ, отказа от курса на созыв Национального собрания, передачи всей власти в руки Советов, и наконец, немедленного созыва чрезвычайного съезда партии. Расчеты спартаковцев на то, что им удастся взять в свои руки контроль над столичной организацией партии, а затем повторить этот успех в национальном масштабе, не оправдались. По итогам жарких дебатов была принята умеренная резолюция, внесенная Рудольфом Гильфердингом, за нее проголосовало 485 участников собрания, против – 195[404]404
  Krause H. USPD. Zur Geschichte der Unabhängigen sozialdemokratischen Partei Deutschlands. Hamburg, 1975. S. 116–117.


[Закрыть].

Избранные по всей стране делегаты Всегерманского съезда Советов представляли только две рабочие партии (лидеры Союза Спартака не были избраны на съезд), причем преимущество социал-демократов над независимцами было подавляющим. Оно выражалось не только в численном перевесе (практически все представители солдатских Советов поддерживали линию СДПГ), но и во внутреннем расколе независимцев. «Насколько лишена была плана и руководства подготовка самого съезда, настолько же лишены плана были все действия нашей фракции», – признавал позже Эмиль Барт, возложив ответственность на Исполком Берлинского Совета за то, что «все предоставлялось случаю»[405]405
  Барт Э. Указ. соч. С. 117.


[Закрыть].

Вопрос о допущении на заседания в качестве гостей Розы Люксембург и Карла Либкнехта вызвал бурю эмоций в зале, но также был решен отрицательно. Не имея технических возможностей для подсчета голосов, председатель определял принятие тех или иных решений «на глазок». Съезд сам по себе являлся ярким олицетворением хаоса, возникшего в ходе революции. Шейдемановский образ страны, превратившейся в «сумасшедший дом», живописали сообщения телеграфных агентств и репортажи бульварной прессы, еще больше распаляя страхи обывателей перед «красной угрозой».

Очередь до вопроса об отношении к созыву Национального собрания дошла только на четвертый день работы съезда. От социал-демократов большинства с докладом о Национальном собрании выступал член Исполкома Берлинского Совета Макс Коген, содокладчиком от НСДПГ – Эрнст Деймиг. Для нашего исследования интерес представляет только один аспект дискуссии – какие аргументы из «русского опыта» использовала в ее ходе каждая из сторон. Центральным пунктом доклада Когена в полном соответствии с установками его партии стал вопрос о восстановлении порядка в стране, находившейся после проигранной войны в глубоком кризисе. Докладчик всячески избегал говорить о превращении политической революции в социальную, это подавалось как дело далекого будущего. Для преодоления невзгод настоящего следовало собрать в кулак «единую волю народа», на что было способно только парламентское учреждение.

Коген справедливо отметил, что требование всеобщих выборов и народного представительства содержалось в программах всех партий Второго Интернационала – в том числе и партии большевиков. Едва придя к власти, большевики отказались от этого требования, более того, разогнав Учредительное собрание, они установили собственную диктатуру. «В России имеет место эта отчаянная попытка меньшинства построить Россию согласно идеалу большевиков»[406]406
  1-й Всегерманский съезд рабочих и солдатских Советов, 16–21 декабря 1918 г.: стенографический отчет. М., 1934. С. 167.


[Закрыть]. Карл Маркс никогда не думал о диктатуре такого рода, которую докладчик назвал «безумством», дискредитировавшим идею социализма на десятилетия вперед.

Содоклад Деймига отталкивался от марксистской идеи о разрушении буржуазного государства. Для того чтобы в ходе революции «разобраться с гнилой рухлядью», нужна новая политическая система, которую олицетворяют собой Советы, впервые созданные российскими рабочими в 1905 г. Любые попытки совместить ее с парламентаризмом приведут к тому, что Советы рабочих и солдатских депутатов превратятся в пустую декорацию, марионетку. Именно об этом свидетельствует опыт России. «Мы должны использовать то, что вытекает из великой истории русской революции, и я всегда принадлежал к тем, кто поддерживал отчаянную борьбу большевиков…

Можно думать об этом что угодно, но в них жив честный дух борьбы за социализм»[407]407
  1-й Всегерманский съезд рабочих и солдатских Советов, 16–21 декабря 1918 г.: стенографический отчет. С. 176.


[Закрыть].

Доклад опытного журналиста Когена был более конкретным и реалистичным, чем доводы его оппонента, явно не спообного к публичным дебатам. Выступавшие в прениях, в том числе и народные уполномоченные, отдавали должное мужеству русских революционеров, однако считали Советы «преходящей необходимостью», соответствующей специфическим условиям отсталой России. Шейдеман назвал большевизм отнюдь не «определенной политической доктриной, которую хотят провести в жизнь с полным и ясным сознанием цели. Большевизм – следствие ошибочной политики», и он заведет немецких левых в такой же тупик, в который уже попали их русские единомышленники[408]408
  Там же. С. 199. Шейдеман утверждал, что более высокий уровень культурного и хозяйственного развития Германии не позволяет достичь того масштаба разрушения старых порядков, который имел место в революционной России.


[Закрыть].

При всей остроте и длительности дискуссии, ее исход был предопределен заранее. Резолюция за скорейший созыв Национального собрания получила подавляющее большинство голосов, выборы были назначены на 19 января 1919 г. Еще одним показателем умеренности делегатов съезда, подконтрольных СДПГ, стало то, что они раз за разом отвергали предложения левых о немедленном восстановлении дипломатических отношений с Советской Россией. Как и другие спорные вопросы, они передавались на рассмотрение СНУ. При этом Исполком Берлинского Совета последовательно выступал за скорейший вывод германских войск из Прибалтики – «мы примем на себя роль могильщиков, если по требованию Антанты выступим там против мировой революции»[409]409
  Из выступления члена НСДПГ П. Вегмана 2 января 1919 г. // Gross-Berliner Arbeiter– und Soldatenräte in der Revolution 1918/1919. S. 105.


[Закрыть].

Всегерманский съезд показал, что «идея Советов еще не укоренилась в сознании немецких рабочих», признавал известный спартаковец и один из основателей КПГ Эрнст Мейер[410]410
  РГАСПИ. Ф. 549. Оп. 4. Д. 55. Л. 25.


[Закрыть]. Можно было выразиться и гораздо острее – Советы разных уровней, в том числе и их национальный съезд, оказались послушным инструментом, позволившим лидерам СДПГ получить массовую поддержку собственной программы. Нотки разочарования доминировали в речах Либкнехта – в силу своей политической незрелости германские Советы не смогли разобраться в обстановке, к ним примкнули жулики и трусы[411]411
  Либкнехт К. Указ. соч. С. 465.


[Закрыть]. Для того чтобы переломить ситуацию в свою пользу, левым радикалам из Союза Спартака нужно было искать новые пути завоевания массового влияния. Незыблемость принципа организационного единства, которым так гордилось немецкое социалистическое движение на рубеже веков, была поставлена под вопрос уже в апреле 1917 г. с образованием партии независимцев. Решив, что революция ставит перед ними вопрос «сейчас или никогда», спартаковцы последовали совету Москвы – как можно скорее создать собственную партию, взяв за основу опыт российского большевизма.

Глава 2
От январского восстания 1919 г. до мартовской акции 1921 г.

Для немецких коммунистов деятельность Советского Союза заменила революцию, потерпевшую неудачу дома.

Карл Шлегель

Если бы Марксу пришлось выбирать между социализмом и демократией, он, вероятно, предпочел бы первый и поставил бы социализм выше формального следования демократической процедуре.

Йозеф Шумпетер

Впрочем, и теперь еще ворота Берлина не могут считаться открытыми для русского коммуниста. Однако, я надеюсь, что до открытия этих ворот осталось гораздо меньше ждать, чем мы ждали до сих пор.

Л. Троцкий. Письмо товарищам спартаковцам, 9 марта 1919 г.

Коминтерн есть объединение ряда коммунистических партий и сект вокруг русского советского государства.

Из доклада Ю. О. Мартова на съезде НСДПГ в Галле 15 октября 1920 г.

Учредительный съезд КПГ

Решение Всегерманского съезда Советов в пользу Национального собрания было не просто актом самоотречения. Оно продемонстрировало, насколько сильны были традиционные привязанности главных революционных сил – рабочих и солдат. Следуя политической линии СДПГ, они отдавали свой долг партии, которая на протяжении полувека боролась за их общественную эмансипацию, в какие бы идеологические формулы она ни облекалась. Хаотичный ход и самоубийственный исход съезда показали, что сколько-нибудь достойных альтернатив парламентской форме правления Советы в Германии предложить не могли. В то время как рейхсканцлер являлся частью авторитарно-монархического режима, рейхстаг во второй Германской империи выступал за все более радикальные перемены. Этот процесс был приостановлен мировой войной, однако представление о важной роли парламента в политической жизни страны не могло полностью исчезнуть из общественного сознания.

В отличие от России, где лозунг Учредительного собрания означал попытку «езды в незнаемое», курс на конституционно-парламентскую демократию в Германии символизировал для широких слоев населения возврат к добрым старым временам, временам стабильности и процветания. С этим курсом пришлось смириться и военной верхушке, и буржуазным партиям, которые в первые недели революции занимались собственной перезагрузкой. Решение съезда Советов, за которым стояла партия Эберта, оказало серьезное влияние на расстановку сил в революционном лагере. Независимцы были вытеснены на обочину политической жизни из правительственных кабинетов, хотя их влияние в казармах и на фабриках было не меньшим, чем у СДПГ. Левые активисты не хотели сдавать свои позиции без боя.

В 20-х числах декабря в Берлине прошла волна солдатских выступлений против новой власти, наиболее известным из которых стал бунт Народной морской дивизии, расквартированной в кайзеровском дворце. На протяжении двух дней в самом центре столицы шли бои с применением пулеметов и артиллерии. Так и не добившись решающего перевеса, Эберт отдал приказ о прекращении огня и вступил переговоры с матросами[412]412
  Винклер Г. А. Указ. соч. С. 61–62.


[Закрыть]. Эти события, вошедшие в историю как «рождественские бои», привели к выходу трех членов НСДПГ из СНУ. Их тут же заменили представители социал-демократов большинства. Коалиция двух революционных партий распалась.

Оставшись без поддержки слева, лидеры СДПГ были обречены искать союзников в буржуазном лагере.

Произошедшая накануне Нового года поляризация сил добавила решительности крайне левым. 25 декабря 1918 г. Роза Люксембург писала своим соратникам о том, что НСДПГ «находится в состоянии полного распада», который следует использовать для того, чтобы захватить в ней руководящие позиции[413]413
  Письмо Розы Люксембург Кларе Цеткин от 25 декабря 1918 г. // Р. Люксембург. О социализме и русской революции. С. 383.


[Закрыть]. За день до этого руководство независимцев решительно отвергло призывы к немедленному созыву партийного съезда. Сторонникам Люксембург и Либкнехта не оставалось ничего иного, как ускорить подготовку создания собственной партии. Такой поворот имел свою предысторию.

Пауль Леви в своем докладе Второму конгрессу Коминтерна сообщал, что в первые недели революции руководство Союза Спартака раскололось в вопросе о том, надо ли рвать с НСДПГ и образовывать собственную партию. Роза и Карл были за разрыв, Йогихес выступал против[414]414
  Доклады Второго конгресса Коммунистического Интернационала. Пг., 1920. С. 28; Радек К. Немецкий Ноябрь. С. 24.


[Закрыть]. Два года спустя это подтвердила и Клара Цеткин, назвав такой курс двух вождей большой ошибкой и солидаризовавшись с позицией Йогихеса, которую он продолжал отстаивать вплоть до своей гибели в марте 1919 г.[415]415
  Письмо Цеткин Ленину от 25 января 1921 г. // Briefe Deutscher an Lenin. S. 213.


[Закрыть] Сторонники сохранения Союза в составе НСДПГ считали, что уход левых привел к потере важного канала влияния на революционно настроенных рабочих[416]416
  Puschnerat T. Op. cit. S. 240.


[Закрыть].

Можно предположить, что в момент подъема революции этот вопрос не воспринимался как решающий, лидерам спартаковцев казалось, что ее развитие в направлении пролетарской диктатуры автоматически снимет его с повестки дня. В воззвании «Чего хочет Союз Спартака» особо подчеркивалось, что последний не является «партией, которая через рабочую массу или посредством рабочей массы хочет добиться господства»[417]417
  Люксемург Р. Чего хочет Союз Спартака. С. 351.


[Закрыть]. Его приход к власти рассматривался как финальная точка германской революции, в ходе которой вся полнота власти перейдет к рабочим Советам и исчезнет сама необходимость в политических партиях.

Катализатором создания Коммунистической партии Германии стал приезд в Берлин Карла Радека, который презентовал себя как официального посланника партии большевиков. Его ждал холодный прием – Пауль Леви, близкий соратник Розы Люксембург в последние годы ее жизни, вспоминал, что при виде посланца из Москвы она испытала «одно-единственное чувство – отвращение»[418]418
  Цит. по: Goldbach M.-L. Karl Radek und die deutsch-sowjetischen Beziehungen 1918–1923. Bonn, 1973. S. 21.


[Закрыть]. Спартаковцы видели в известном своими интригами Радеке современного Агасфера, метавшегося до войны между немецкими и польскими социалистами, и в то же время – человека, который символизировал пролетарскую диктатуру в России, мужественно противостоявшую вот уже целый год натиску сил внешней и внутренней контрреволюции. Сам Радек рассчитывал на то, что перенимание ленинской партийной модели в условиях резкого подъема массовых движений станет главным условием успешного развития революции. Сразу же по приезде он развернул кипучую деятельность, сделав ставку на бременскую группу «интернациональных коммунистов», с которыми поддерживал тесную связь до своего отъезда из Германии в конце 1914 г. Их лидер Иоганн Книф выразил готовность к примирению со спартаковцами, однако не соглашался принять организационную модель большевистской партии.

На рождество в Берлин съехались представители различных леворадикальных групп со всей страны. Наиболее влиятельными среди них (не считая самих спартаковцев) были гамбургские и бременские социалисты, а также берлинские сторонники социал-пацифиста Юлиана Борхардта, издававшего в годы войны журнал «Лихтштрален». Участники встречи заслушали доклад Самуила Закса о русской революции и диктатуре большевиков, хотя больше всех их волновал вопрос о выработке единой позиции по отношению к выборам в Национальное собрание. После ожесточенных споров голоса разделились почти поровну, и было решено не проводить дальнейшее голосование до тех пор, пока по данному вопросу не выскажутся активисты на местах. Последние единодушно высказались против участия в выборах[419]419
  Froehlich P. Im radikalen Lager. Politische Autobiographie 1890–1921. Berlin, 2013. S. 165.


[Закрыть]. Не меньше разногласий вызвал и вопрос о создании единой партии коммунистов. В конечном счете Радеку удалось уговорить Книфа отбросить личные счеты. Решение левых радикалов о готовности войти в будущую компартию было обставлено рядом оговорок, однако принято единогласно[420]420
  Ibid. S. 167.


[Закрыть].

Через несколько дней, 29 декабря 1918 г. в Берлине состоялось совещание спартаковцев, также обсудившее перспективу создания самостоятельной политической партии и стратегии дальнейшей борьбы. И в данном случае итог голосования по вопросу об участии в парламентских выборах продемонстрировал внутренний раскол: 23 делегата высказались «за» и 23 – «против»[421]421
  Goldbach M.-L. Op. cit. S. 28.


[Закрыть]. Под давлением Радека и новых активистов, прибывших из провинции, совещание на следующий день превратилось в Учредительный съезд, на котором 1 января 1919 г. была провозглашена Коммунистическая партия Германии[422]422
  Согласно воспоминаниям Карла Ретцлава, Роза и Карл предложили назвать партию социалистической, но Радек настоял на «коммунистической» и был поддержан большинством делегатов (Retzlaw K. Op. cit. S. 122).


[Закрыть].

Центральными событиями съезда стали выступления Розы Люксембург и Карла Радека. Последний фактически открыл его работу 30 декабря, выступив с пространным и эмоциональным приветственным словом от партии большевиков. Он отказался от трансляции готовых рецептов из Москвы: «Нет смысла пытаться копировать русскую революцию», из-за различий в социальной и политической структуре отдельных стран их рабочий класс будет искать собственные пути борьбы за власть. Подчеркнув, что большевики первыми доказали практическую реализуемость диктатуры пролетариата, Радек сосредоточился на «борьбе с недоразумениями, направленными против русской революции»[423]423
  Luban O. Karl Radek im Januaraufstand 1919 in Berlin. Drei Dokumente // IWK. 2000. H. 3. S. 386.


[Закрыть]. Многие из делегатов съезда до того не имели о ней реального представления, либо вынужденно доверяя сообщениям телеграфных агентств, либо формируя под свои собственные взгляды и устремления идеализированный образ диктатуры пролетариата в далекой России.

Ораторское мастерство Радека работало на закрепление такого образа при одновременном приведении его в соответствие с канонами, утвердившимися в идеологии и пропаганде РКП(б). Он с жаром рассказывал о том, с какой надеждой смотрели в Советской России на Запад: «…без социалистической революции в Германии революция русских рабочих останется в одиночестве и не сможет собрать достаточно сил для того, чтобы выбраться из руин, оставленных капитализмом, и начать строительство нового общества»[424]424
  Protokoll des Gründungsparteitages der Kommunistischen Partei Deutschlands. 30 Dezember 1918-1 Januar 1919. Berlin, 1972. S. 95.


[Закрыть]. Пафосная речь Радека заканчивалась призывом к развязыванию всемирной гражданской войны против буржуазии и выражением уверенности в том, что «русские рабочие будут сражаться так же храбро на Рейне, как их германские товарищи – на Урале».

Отвечая на нее, Карл Либкнехт избрал столь же возвышенный тон. «В России родилась и германская революция», изгнание в момент ее начала советского полпредства во главе с Иоффе, а затем и недопущение на съезд Советов делегации из Москвы («русских пулеметами остановили на границе») являются преступными деяниями правительства Эберта – Шейдемана[425]425
  Trotnow H. Op. cit. S. 394.


[Закрыть]. Находясь в тюрьме, сказал Либкнехт, я думал, что пролетарская революция в России будет тут же задушена, но спустя год после своего начала она стоит на ногах крепче, чем когда бы то ни было раньше. Немецкие пролетарии покрыли себя позором, участвуя в оккупации и ограблении России германским империализмом. Теперь у них есть шанс смыть этот позор, добившись передачи всей полноты власти Советам рабочих и солдатских депутатов. Тогда «пробьет час мировой революции, настоящей мировой революции, которая навсегда покончит с классовым господством»[426]426
  Ibid. S. 395–397.


[Закрыть].

На второй день работы съезда Роза Люксембург представила делегатам проект программы КПГ, сосредоточив основное внимание на ее преемственности с «Манифестом Коммунистической партии» 1848 г. Она ни словом не упомянула успехи социал-демократического движения на рубеже веков, подчеркнув, что ныне «мы ликвидируем результаты последних семидесяти лет развития». Досталось и дню сегодняшнему: «То, что мы пережили 9 ноября, было более чем на три четверти не победой нового принципа, а крахом существующего империализма»[427]427
  Люксембург Р. Речь на Учредительном съезде КПГ / Р. Люксембург. О социализме и русской революции. С. 364, 365.


[Закрыть]. Единственным позитивным моментом свержения монархии было названо освоение «азбуки революции», заимствованной у русских, – речь шла о создании рабочих и солдатских Советов.

Тон, взятый Люксембург для описания деятельности социал-демократов большинства, не оставлял сомнений в том, что в ближайшем будущем они останутся для КПГ главными политическими врагами. В вину их лидерам были поставлены и внутриполитические решения (федеративный строй будущей Германской республики, подготовка к «коронованию Эберта»), и внешнеполитические шаги, направленные против Советской России. Вторая фаза революции, ее перерастание в социальную, а значит, социалистическую, станет возможной только после разоблачения и ухода с политической арены как явных предателей из СДПГ, так и соглашателей из числа независимцев, утверждала докладчица. И наконец, она затронула вопрос об отношении к Национальному собранию. Исходя из свершившихся фактов, коммунисты должны использовать этот орган контрреволюции для того, чтобы он стал новой школой воспитания рабочего класса. Но не исключено, что с развитием революции «до него вообще не дойдет дело»[428]428
  Там же. С. 372.


[Закрыть].

Это был более умеренный тон по сравнению с предшествовавшими публицистическими выступлениями Розы[429]429
  «Теперь мы находимся посреди революции, и Национальное собрание – это контрреволюционная крепость, которая воздвигается против революционного пролетариата. Следовательно, надо взять эту крепость приступом и сравнять с землей» (Там же. С. 355).


[Закрыть] – руководящее ядро Союза Спартака, пусть и непоследовательно, но выступило на съезде против бойкота выборов в Национальное собрание. Тем не менее большинство делегатов съезда (62 против 23) высказалось за бойкот, выражая тот революционный максимализм, который через несколько дней найдет себе выход в попытке вооруженного захвата власти. Это были «фанатики, которые не хотели и не могли понять, почему небольшая группа спартаковских вождей, с одной стороны, выступает за участие в выборах, а с другой – отрицает Национальное собрание в принципе»[430]430
  Angress W. T. Stillborn Revolution. Die Kampfzeit der KPD 1921–1923. Düsseldorf, 1973. S. 46.


[Закрыть]. В своих воспоминаниях о германской революции Радек справедливо отметил, что немалую роль сыграл учет делегатами опыта большевиков, которые разогнали Учредительное собрание, не встретив ни малейшего сопротивления в российском обществе[431]431
  «Съездовской молодежи и море по колено. Она считает, что Карл и Роза тормозят, что победа очень близка… Я не имел еще впечатления, что здесь уже передо мною партия» (Радек К. Немецкий Ноябрь. С. 29).


[Закрыть]. В противовес линии спартаковцев с довоенным стажем радикально настроенная молодежь требовала говорить с классовым врагом исключительно «языком пулеметов».

Учредительный съезд КПГ показал, что созданная партия механически собрала в своих рядах теоретиков и практиков, вернувшуюся с фронта молодежь и умудренных политиков. В идеологическом плане она оказывалась левее большевиков, прошедших к началу 1919 г. начальную школу государственного управления. Да и в организационном плане КПГ мало соответствовала ленинской модели, демонстрируя федеративное строение с автономией низовых организаций, на чем настаивали бременские левые во главе с Книфом[432]432
  Bock H. M. Op. cit. S. 91; Froehlich P. Op. cit. S. 166.


[Закрыть]. Наконец, существовал и поколенческий раскол. Выступая перед немецкими коммунистами в Москве летом 1920 г., член Правления (Zentrale) КПГ Эрнст Мейер все еще говорил о своей партии как о Союзе Спартака[433]433
  РГАСПИ. Ф. 549. Оп. 4. Д. 55. Л. 24–29.


[Закрыть]. Напротив, те, кто пришел в политику только в дни революции, и слышать ничего не хотели ни о социалистической традиции, ни об автономии местных групп, ни о налаживании сотрудничества с левыми независимцами[434]434
  Радек К. Немецкий Ноябрь. С. 29.


[Закрыть]. И все же пути назад не было. Получилось так, что замедление темпа революции привело к образованию КПГ.

Роза Люксембург в одном из своих последних писем подчеркивала, что «отделение от НСДПГ стало абсолютно неизбежным по политическим причинам, ибо, хотя люди остались все теми же, какими они были в Готе, ситуация стала совершенно другой»[435]435
  Письмо Розы Люксембург Кларе Цеткин от 11 января 1919 г. // Р. Люксембург. О социализме и русской революции. С. 385.


[Закрыть]. В тюрингском городе Гота в апреле 1917 г. состоялся учредительный съезд партии независимцев. Задним числом Радек считал, что именно там и тогда спартаковцам следовало проявить принципиальность и не присоединяться к НСДПГ, а создать самостоятельную организацию[436]436
  Радек К. На службе германской революции. М., 1921. С. 6.


[Закрыть]. Советская историография вслед за Лениным так же утверждала, что организационное размежевание на левом фланге социалистического лагеря произошло слишком поздно. Большинство западных историков, напротив, считало создание КПГ преждевременным, поскольку из НСДПГ ушли идейные вожди, но остались массы радикально настроенных рабочих, которых впоследствии пришлось заново «завоевывать». Позитивным последствием нового раскола явилось лишь то, что принятие левыми радикалами идейной платформы российских большевиков «облегчило социал-демократии переход на почву парламентаризма»[437]437
  Lösche P. Op. cit. S. 103, 270.


[Закрыть].

Настроения последнего и решительного боя, которые доминировали на съезде КПГ, отпугивали потенциальных сторонников коммунистов и давали их политическим оппонентам благоприятный повод представить партию в образе подстрекательницы к гражданской войне. Представлявший «революционных старост» в Берлинском Совете Георг Ледебур заявил на заседании его Исполкома 2 января 1919 г.: «Я решительно возражаю против утверждений, звучавших на всегерманской конференции спартаковцев, что мы должны установить братские отношения с нашими русскими товарищами для того, чтобы начать новую битву против Антанты на Рейне»[438]438
  Gross-Berliner Arbeiter– und Soldatenräte in der Revolution 1918/1919. S. 110.


[Закрыть].

На самом деле о продолжении мировой войны в качестве гражданской уже не думали ни в Берлине, ни в Москве. Информацию о готовящемся образовании КПГ в Советскую Россию привез известный журналист и ученый-культуролог Эдуард Фукс, входивший в руководство Союза Спартака[439]439
  Weitz U. Salonkultur und Proletariat. Eduard Fuchs – Sammler, Sittengeschichtler, Sozialist. Stuttgart, 1991. S. 406.


[Закрыть]. Он передал Ленину записку от Розы Люксембург, встречался с Максимом Горьким, с членами немецкого и австрийского Советов солдатских депутатов в Москве. Не менее рискованным был и путь Фукса, нагруженного деньгами, письмами и агитационными материалами, обратно в Германию через Советскую Латвию, просуществовавшую всего несколько дней[440]440
  Ларсонс М. Я. Указ. соч. С. 73–74.


[Закрыть].

Под влиянием полученной информации Ленин поручил наркому иностранных дел Чичерину перевести подготовку создания Интернационала коммунистических партий в практическую плоскость[441]441
  Ватлин А. Ю. Коминтерн: идеи, решения, судьбы. М., 2009. С. 42–43.


[Закрыть]. Телеграфные известия о состоявшемся съезде КПГ вызвали у него настоящую эйфорию: «Когда Союз Спартака назвал себя коммунистической партией Германии, – тогда основание действительно пролетарского, действительно революционного III Интернационала, Коммунистического Интернационала стало фактом»[442]442
  Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 37. С. 455.


[Закрыть].