Текст книги "Тюремные записки в прозе и стихах"

Часть 3
Наш адрес Советский Союз

Глава 1
Ишим

Пекарские продолжали осваивать новые российские территории, словно им не было других забот. Из Барнаула они перебрались в Ишим, старинный город Западной Сибири, который в 1921 году стал эпицентром крупнейшего в Советской России антиправительственного восстания. Ещё не окончилась Гражданская война, когда вольнолюбивые сибирские крестьяне, не знавшие над собой помещичьего гнёта, вдруг увидели, что на свою голову установили не ту власть, за которую боролись. Откуда-то на них ополчились отряды продразвёрстки, выгребавшие во дворах все имеющиеся запасы, и не только зерна. В перечень развёрстки входили десятки видов сельской продукции. Пришлось крестьянам снова браться за оружие, отстаивая «настоящую Советскую власть без коммунистов». Народная армия насчитывала не менее семидесяти тысяч человек, вела ожесточённые бои на протяжении почти двух лет, но восстание было жестоко подавлено. В память о тех трагических событиях уже в постсоветское время на братской могиле жертв восстания под Ишимом был установлен памятник.

В Ишиме Александр поступил в Педагогический институт имени Петра Ершова, автора «Конька-горбунка», размещавшийся в старинном здании духовной семинарии по улице Ленина, дом один. Поражали сводчатые потолки, могучая кладка стен, по всему видать, что наши предшественники ещё не постигли науку сопротивления материалов и возводили здания на века, не жалея строительных материалов. Подвалы здания, имеющие стены толщиной в полтора метра, были приспособлены под студенческое общежитие. Пекарский значился в числе успешных студентов литературного факультета. Теоретические занятия в институте он дополнял практикой внештатного корреспондента молодёжной газеты «Тюменский комсомолец».

Студенческая жизнь, яркая и незабываемая! Впечатления о ней слегка омрачались скромным размером стипендии, на которую сводить в ресторан девчонок не представлялось возможным, да и за обед в студенческой столовой надо было выложить полтинник. Поправить финансовое состояние студенты могли на разгрузке вагонов по тарифу один рубль за тонну груза. Раз в неделю они ходили бригадой на разгрузку, а однажды их угораздило исколоться о ящики с гвоздями. Зато по выходным «грузчики» отрывались в ресторане или на танцах, сочетающих культуру, моду и, конечно, любовь. Танцы были основным досугом молодёжи. Они притягивали выступлениями вживую доморощенных вокально-инструментальных ансамблей, исполнявших популярные песни и мелодии. Девушки выходили на площадку в юбках в обтяжку и с завитыми кудряшками, парни облачались в брюки клёш. Некоторые щеголяли в джинсах, но таких стиляг на танцплощадку могли и не допустить.

Быстрые танцы, рок-н-ролл, фокстрот и твист – апофеоз танцевального вечера. В них царила полная свобода движений, жажда самовыражения, где торжествовали отменное веселье, отрицание всяческих забот и протест против нудной и докучливой жизни. Танцоры буквально погружались в мир танцевального рока, легко и свободно вписываясь в мир быстрых мелодий, когда не оставалось времени на размышления и надо было не отставать от музыкальных порывов, дёргаться с ними в унисон одновременно в разные стороны.

В репертуар обязательно включали белый танец, предоставляя девушкам законное право пригласить понравившихся парней. В медленном танце пара сливалась воедино, подчиняясь томному звучанию задушевной мелодии. Щемящие чувства будоражили молодых людей, вселяли надежду на продолжение, какое следует за объятиями и волнующими соприкосновениями с гибкой талией и подвижными бёдрами партнёрши.

* * *

Другим занятием Пекарского стало обучение уличных мальчишек искусству бокса. Сам он ещё в Барнауле, будучи школьником старших классов, получил в секции бокса общества «Динамо» второй спортивный разряд. Александр собрал таких же отчаянных и драчливых хулиганов и прочих сорванцов, каким был недавно сам, и предложил им всей кучей напасть на него. В начавшейся кутерьме боксёр, он же самбист, раскидал нападавших пацанов и спросил, есть ли у них желание научиться искусству ближнего боя. Оказалось, что побеждать в драках хотели все. По его призыву набралось двадцать семь бойцов, и институт предоставил им часы занятий в спортивном зале. Начались тренировки.

Тренер пытался разбудить в спортсменах добрые чувства. По мере возможностей они помогали старикам. Когда подо льдом замёрзшей реки Ишим стала задыхаться рыба, секция бокса выходила пробивать во льду лунки. Рыбу надо было спасать, ведь не зря она начертана на историческом гербе Ишима, высочайше пожалованном городу 17 марта 1785 года: «В синем поле золотой карась в знак того, что в окрестности оного города находится множество озёр, которые изобилуют сею рыбою и отменною величиной оных».

 
Гербом города родного
Золотой карась на блюде,
Что из камня голубого,
Эту рыбу хвалят люди.
 
 
Царским карася назвали,
Он из озера Мергень,
В город рыбу доставляли
Из окрестных деревень.
 
 
До Москвы летели сани,
Карася везли в сметане,
Ишим, карась и чешуя —
Это родина моя.
 

Мергень-озеро тянется идеальной овальной формой, разливаясь на десяток километров вдоль реки Ишим. Берега покрыты смешанным лесом. Из рыб в почёте карась золотой, самый что ни на есть натуральный, а не только выдуманный, с городского герба.

Зима – это сущность Сибири, её суровая и великолепная пора. При одном лишь упоминании о Сибири в нашем воображении встают картины могучих хвойных деревьев с заснеженными лапами.

 
Зима, лебёдушка России,
Роняет лёгкий белый пух,
Земля становится красивей,
Крепчает с ней морозный дух.
 
 
Она накрыла покрывалом
Необозримые места,
И с новогодним карнавалом
Кругом ликует красота!
 

К окончанию института молодой тренер не успел подготовить известных чемпионов, но все его ученики стали достойными людьми, что намного важнее. Со временем один из них, Николай Ворохобов, организовал в городе военно-патриотический клуб «Дзержинец», снискавший заслуженную славу по всей области.

Известно, что творчество и студенчество неразрывны. Молодые умы всегда рвутся к новому, неизведанному, ведь им открывается весь мир, и не так важно, что в нём известно и освоено цивилизацией, а что ещё предстоит познать. Александр много материалов направлял в молодёжную газету «Тюменский комсомолец». Его очерки и рассказы, критические статьи и стихотворения охотно публиковались, и начинающего автора несколько раз направляли в Тюмень на слёт молодых писателей. Дадут ли плоды его литературные задатки, покажет время, но начало было положено.

Вместе с сокурсником, Анатолием Тучным, Александр рьяно принялся за выпуск институтской стенной газеты «Институточка», настраивающей студентов на весёлое и легкомысленное отношение к её содержанию. Стенгазета – это форма самодеятельной публикации, не подпадавшей под цензуру. Редколлегия «Институточки» видела свою миссию в самореализации и развитии творческих способностей коллег, не задумываясь о задачах газеты как «коллективного организатора и агитатора». Выпуски газеты пестрели разоблачительными заметками, карикатурами, высвечивая недостатки и создавая впечатление полного негатива, за что редакторы регулярно получали разносы от декана:

– Что за название вы дали газете, словно девице лёгкого поведения? – начинал он очередную проповедь.

– Нет же, что вы! – оправдывались редакторы. – Так в ласкательной форме газета названа как родная дочка института. А как её по-другому назвать?

* * *

Пекарский получил диплом журналиста и направление на важнейший участок воспитания подрастающего поколения в пионерском лагере. Работа сверхответственная. Взять хотя бы историю с комарами, каких хватало в Западно-Сибирской низменности. Как-то заботливые родители привезли сыночку средство от комаров и уехали, а он выпил жидкость из склянки с красивой этикеткой, сколько мог. Ребята прибежали к воспитателям: «Коле плохо! У него пена изо рта!» Что делать? Лагерный врач затребовал срочную доставку в больницу, и Колю доставили в село Сладково, районный центр, а это за пятнадцать километров. В больнице Колю откачали и промыли ему нутро, а воспитатели получили нагоняй – не внушили они пионеру простую истину, что комары не в желудке летают.

Ещё ужаснее, что случай с Колиным отравлением из единичного обратился в массовый, на весь пионерский лагерь, и устроили его (кто бы подумал!) сами воспитатели, строго проинструктированные по вопросам охраны здоровья детей. Во время очередной закупки продуктов питания в том же Сладково они надумали порадовать детишек соком и приобрели пару ящиков «Вишнёвого напитка», опять с красочными этикетками. В столовой разлили напиток по стаканам, но что тут началось через какое-то время!

Начался сущий бедлам! Всегда дисциплинированные пионеры, подрастающая смена комсомола, устроили такой содом, что воспитатели и работники столовой хватались за головы, не понимая, что случилось во Вселенной! Столовая как по команде наполнилась гвалтом и галдежом, забренчали ложки и кружки, в тарелки с супом к соседям полетели куски хлеба. Кавалеры дёргали девчонок за косы и банты, а те не возмущались, как всегда, а весело похохатывали, получая необъяснимое удовольствие. Другие ходили по залу с пустыми стаканами и просили добавки. В небольших группах мальчишки и девчонки вели беседы на «взрослые темы». Вызванный начальник лагеря пришёл в ужас от творившегося хаоса и потребовал объяснений. Воспитатели, испробовавшие чудесный напиток, признались, что в бутылках оказался вовсе не сок, а настоящее кубанское вино крепостью в пятнадцать градусов!

И как утихомирить опьяневшую детскую ораву? Не было такой инструкции в правилах поведения пионерских лагерей, но начальник не подкачал. Он распорядился собрать в столовой весь персонал лагеря, вплоть до последней уборщицы, и под усиленным конвоем развести пьянчужек по палаткам. К выходу палаток приставили охрану и объявили «мёртвый час».

Пекарский, инструктор по плаванию, ходил с красным галстуком на шее. Вечерами он рассказывал юным пионерам «жуткие» истории. Чаще они просили рассказать про синюю руку, которая везде наводила свои ужасные порядки. Однажды рука схватила мужика за горло, затем стащила у него со стола котлету и спряталась с ней под кроватью; заглянули туда и увидели, как она ест котлету, а рядом лежит распотрошённая человечья нога. Кошмар, да и только, и таких кошмаров детям перед сном хватало.

 
Я уселся у камина,
На ночь сладко задремал,
И во сне кинокартина —
Дикий шабаш-карнавал.
 
 
Кто-то есть, кого-то нету…
Лунный свет ковром по полу…
Где-то слышны кастаньеты,
Бродит Дух, по пояс голый.
Шаг неслышный невидимок,
Привидения вокруг,
Подскочили вдруг ботинки,
Полтергейста слышен стук.
 
 
Выпучился в угол кот,
Видит там ночной народ,
Домовой с Чур-Чуром шумно
Вдруг затеяли возню,
Неизвестный в козьей шубе
Засвистел в трубу-ноздрю.
 
 
Танцы бабушки Яги,
Старика Кащея,
Скороходы-сапоги
В пляске сатанеют.
 
 
Сатана – красавец гибкий,
Петушиное перо
Меж рогов торчит со скрипкой,
Шпага бьётся о бедро.
 
 
В окнах – братия лесная,
В двери лезет Снеговик,
Ворвалась лихая стая —
Шорох, шелест, шум и крик.
 
 
Домовой и колобок
Ускакали за порог,
Вдруг из лампы Алладина
Показались уши Джинна.
 
 
Голос петуха-кретина
Разогнал всех у камина,
Ведьма на метле мелькнула,
Отозвалось небо гулом.
 

Был ещё случай, о котором можно было рассказывать пионерам без выдумок и без прикрас, настолько он оказался жутким. Чёрт дёрнул инструктора по плаванию пройтись по лесу, что раскинулся вокруг лагеря. Лесные заповедные места были ему вторым домом, близким, понятным и своим, как тут не поддаться искушению, не побродить по обиталищу дикой живности? Александр хорошо ориентировался в лесу и легко передвигался пологим подъёмом, углубляясь в зелёные кущи, пока не вышел на опушку, остолбенев перед стаей серых волков. Их было семь, крупных и поменьше, тоже заинтересовавшихся одиноким путником.

Что делать?! Бежать? – Догонят вмиг и разорвут. Стоять и ждать? – Будет тот же результат. И опять раздался голос, что на Чумыше, то и здесь, на Ишиме: «Уйми свой страх! Иди сквозь них!» Пошёл на стаю, как на ватагу пацанов в драке на Тальменке. И что за диво? Волки двинулись в сторону от человека, оглядывались, но ушли.

* * *

В жаркий полдень Александр выводил ребят на купание. Для бесенят это было любимое занятие, а для инструктора головная боль, хотя купались на мелководье озера. Воспитательницы и пионервожатые тоже были из педагогического института, мечтательные студентки старших курсов, и тоже с красными галстуками. Весёлые девичьи стайки волновали молодого и пылкого человека, рождённого под огненным знаком и влюбчивого. Но всё-таки от него не уходил образ первой любви, унесённый с собой из Тальменки.

 
Жил, живу мечтой одной —
Встретиться с тобой, родной,
В том и ценность вся твоя,
Что в любви витаю я.
В частых снах твой образ милый
Ангелом летал ко мне,
Восстанавливая силы
На затерянной земле.
 
 
Милая моя Наташа,
Непохожая, иная,
Никого нет чище, краше,
Грация моя святая!
Голубые небеса
Светятся в глазах весёлых,
Гордая моя краса,
О тебе сказать – нет слова!
Где ты, верная удача,
 
 
Где лишь ты и я вдвоём?
Вспоминаю нашу дачу,
Наш заветный водоём…
Как душой желаю слиться
Во взаимопониманье,
Ты – восход мой, и зарница,
И богиня обожанья.
 
 
Как же всё неповторимо,
Как же всё неуловимо,
Время неостановимо,
Счастье несопоставимо!
 

Но Наташи не было рядом, и вряд она могла появиться, и тогда инструктор по плаванию взялся обучать искусству поведения на воде одну из воспитательниц юных пионеров, Инну Барлевич. Стрельцы забывают недосягаемый объект обожания, едва на горизонте появляется другой, не менее достойный образ. Уроки плавания, уже на глубокой воде, проходили успешно, но проявления сердечного расположения со стороны Александра оставались без ответа. Повторялась история безответной любви, до боли знакомая по Тальменке.

 
Вы женщина-загадка,
Лукавые глаза,
Волнующая прядка,
Во взгляде бирюза.
 
 
Вы женщина порыва,
Вулкан противоречий,
От внутреннего взрыва
Язвительные речи.
 
 
Распутать вас непросто,
Вы с узелками нить,
Таинственный вы остров,
На нём не скучно жить.
 

Отец его сердечной зазнобы, Иван Степанович, работал главным бухгалтером солидного предприятия и был известен далеко по округе. Однажды у него в финансовом отчёте не сошёлся баланс на одну копейку, так профессиональный специалист своего дела три ночи искал оплошность, пока не свёл концы с концами. Финансовая катавасия не давала Ивану Степановичу покоя, но в душевные хитросплетения дочери он не вникал, предоставляя ей свободу выбора любого из поклонников, коих было немало. Александр – самый настойчивый из них.

 
Нежной и весёлой вижу вас во сне,
Ах, как сердце тает, как приятно мне!
Тонкая и стройная, с блеском умных глаз,
Ах, краса-красавица, как люблю я вас!
 
 
Широко видение и мечта светла,
Есть же наваждение, что вам жизнь дала,
Радуюсь при встрече и теряю речь,
А один тоскую – счастье как сберечь?
 
 
Улетел бы с вами в дальние края,
Сколько спел бы песен – только вы и я!
Красотою нежной вы одарены,
Ангелом небесным вы сотворены.
 
 
Долгими ночами вам стихи пишу
И ваш образ светлый я в груди ношу.
Шёлковая кожа, аромат волос,
А очнусь, всё то же – горестный погост.
 

Но грустный опыт школьной любви был не напрасным. Александр неустанно и радушно, с приветливым взглядом и улыбкой на устах, проявляя такт, упорство и сердечное расположение, добивался желанной цели. Три долгих года Инна держала оборону, но всё-таки любовь победила, крепость пала и была взята. На свадьбе гуляла вся деревня. Маслозавод поставил на брачный обряд двухсотлитровую бочку пива, которую гуляющие люди опустошили только на третий день.

 
Как молния тело любимой,
Оно обжигает меня
Своим сочетаньем красивым
Мелодии и огня.
 
 
Ласкает рука осторожно
Сокровище в бархатной коже,
Ликуют душа и желание
От этого обладания.
 

В молодой семье родилась Наташа, названная по имени первой любви Александра. Счастливый отец с великим удовольствием водил её, ангела, спустившегося с чистых небес, в детский садик. Водил, трепетно ощущая маленькую нежную ладошку в своей руке. Девочка без устали щебетала по дороге, а ему слышался тихий шёпот любимой жены:

 
Во мне бездна любви, хоть я кроха,
Ты поверь, ты пойми – я от Бога.
Не такая, как все, не такая!
Я одна на земле – неземная!
 
 
Лаской нежной укутаю, милый,
Одарю я покорностью кроткой,
Напою жизнерадостной силой,
Не потонет семейная лодка!
 
 
Каждый день, возрождаясь из пепла,
Буду в радость тебе я, мой рыцарь!
За тобою пойду даже в пекло,
Я тебе – золотая жар-птица.
 
 
Никогда я не сделаю худо,
Обовью наслаждением жгучим,
Разгоню заклинанием тучи
И рожу я кудрявое чудо!
 

* * *

Но вот для Пекарского началась профессиональная жизнь газетчика и журналиста. Он устроился в отдел писем газеты «Ишимская правда», органа городского партийного комитета КПСС и горисполкома Совета народных депутатов. Редакция газеты размещалась на первом этаже здания партийного и советского руководства города. Работа для Александра выдалась хлопотливая, муторная, а главное – не приносила ровно никакого удовлетворения. В газету потоком шли жалобы от трудящихся, которые по замысловатому маршруту переправлялись тем же официальным лицам, на которых поступали жалобы. Александра глодало чувство вины за бюрократическую круговерть, в которой он невольно участвовал. Анонимные письма пересылали в «компетентные органы».

Оживление случилось после экскурсии сотрудников газеты на местный ликёро-водочный завод, где экскурсантам подарили по бутылке спирта, элитной продукции завода. На очередной планёрке главный редактор газеты «Ишимская правда» товарищ Широков, человек воспитанный и даже интеллигентный, подводил итоги недели и ставил задачи на предстоящий период. Настал момент, когда оратору потребовалось смочить водой пересохший источник красноречия. На столе, как обычно, стояли графин и гранёный стакан. Редактор налил в стакан содержимое графина и опрокинул в глотку. Знал бы он, что два шутника наполнили графин спиртом, поделившись подарком ликёро-водочного завода, конечно бы, остерёгся, но откуда ему было знать? Той порой устроители весёлого представления недоумевали – редактор как ни в чём не бывало продолжал свою содержательную речь, даже глазом не моргнул.

В чём дело?! Неужели в графине действительно оказалась вода или редактор обладает потрясающей выдержкой и силой воли?

Неожиданно дверь конференц-зала распахнулась, и вошёл не кто-нибудь, а секретарь горкома по идеологии собственной персоной; имел он привычку заглядывать в редакцию в особо важных случаях. Шеф вошёл в зал, кивнул главному редактору и расположился за тем же столом президиума, чтоб ему пусто было! Организаторы невинного розыгрыша сильно приуныли. Дело запахло непредсказуемыми последствиями, можно было и с работы вылететь с волчьим билетом вместо партийного. Сидели оба ни живы ни мертвы. Редактор, быстро свернув тезисы, предоставил слово партийному боссу, и тот принялся привычно разворачивать марксистско-ленинские истины. Редактор той порой как бы случайно переставил стакан в сторону, противоположную от оратора. Вот это молодец! Значит, в графине всё-таки не вода, но ещё не время для успокоения. Но вот главный идеолог Ишима высказал всё, что считал необходимым для укрепления партийной печати, и покинул аудиторию. Тут редактор, вроде воспитанный человек, с размаху грохнул кулаком по столу:

– Кто?!

Стакан подскочил выше графина и грохнулся о стол, усилив эффект от удара разгневанного кулака. Аудитория мигом опустела.

Глава 2
В Советской армии

Деятельность в газете «Ишимская правда» прервалась призывом в армию. Пекарский обрадовался предстоящим переменам, но ожидаемая романтика армейской службы быстро сменилась разочарованием. Какая романтика, если до Дальнего Востока, где предстояло отдать долг Родине, ехали пять суток и всё впроголодь. Некоторые призывники жрали зубную пасту, другие глушили тоску одеколоном.

1974 год. Прибыли в учебный центр железнодорожных войск, дислоцированный в Хабаровске, оттуда на полевую обкатку в Сучан, что в ста пятидесяти километрах от Владивостока. Как газетчик-профессионал Пекарский при первой возможности приобрёл свежий номер местной газеты, чтобы посмотреть, о чём пишут да как. Развернул газету и не поверил глазам – она называлась «Красный сучанец»! Надо же было кому-то такое учудить! Задумался, как правильно грамматически, и спросил у продавщицы:

– А как у вас в обиходе мужиков называют, сучанцами или сукинцами?

– Чаще кобелями, – ответила та.

– А сучанок, стало быть, называют суч…ми?

– Точно! И как ты догадался?

Военные события 1969 года на острове Даманский привели к массовому переименованию советских населённых пунктов, имеющих китайское звучание. В результате китайский Сучан стал российским Партизанском, а река Сучан – рекой Партизанской, хотя ей лучше подошло бы название Партизанка. О ней в своё время лестно отозвался известный путешественник Пржевальский:

– Самая замечательная по красоте – долина реки Сучан.

Но призывников доставили в край субтропиков не для того, чтобы любоваться природными красотами, а чтобы совершать марш-броски по окружающим сопкам. После них отдохнуть бы в казарме, так нет – там над молодняком верховодили «деды», требуя прислуживать на каждом шагу и особенно принижая образованных и интеллигентных ребят. Что поделаешь, если железнодорожные войска не относились к числу элитных; их уделом были тяжёлые физические работы по укладке и ремонту путей, здесь и процветала неистребимая дедовщина.

Многие подчинялись произволу сплочённого круга дедов, но только не Пекарский. Его и решено было вразумить, чтобы не подавал дурной пример другим. Ночью в укромном месте две тёмные фигуры напали на строптивого новичка. Александр прикрывал голову руками, нырками уходил от ударов, прятался от одного из противников за другим. В темноте хорошо работала нога с отклонением туловища от противников. Удары сыпались в обе стороны. Наконец дальний нападавший, «басмач Мухаммед», угодил по своему подельнику, тот охнул и рухнул в нокауте, а Пекарский вырвался в сумятице с поля боя.

В ночной схватке помогли тренировки, когда Александр отрабатывал боксёрские удары на мешках с горохом или с песком вперемешку с опилками. Рёбра ладоней он обколачивал постукиванием по ребру доски, повышая твёрдость средства рукопашного боя. Реакцию развивали настольный теннис, бросание теннисного мяча в стену и ловля его поочерёдно разными руками. Уязвимыми местами человека являются глаза, уши, сопатка, пах и сонная артерия, их трудно прикрыть в драке, спасает скорость, реакция и точность ответных ударов. Но не пора ли человеку разумному отречься от бокса, узаконенного мордобоя, во время которого из головы вышибаются остатки разума?

 
Искусство мордобоя
В цене большой повсюду,
Кулачного героя
Приравнивают к чуду.
 

– Мы ещё встретимся, – услышал новобранец вдогонку от Мухаммеда.

Утром Александр подошёл к служаке с заплывшим глазом, под которым горел ярко-фиолетовый фингал, и предъявил ему жёсткий ультиматум:

– Передай своим старичкам, что как только дорвусь до автомата, так всю вашу сволоту уложу в рядок.

– На мокрое дело мы не ходим и тебе не советуем, – ответил ночной бузотёр, побывавший в нокауте.

– А тебя первого ночью пришью, как барана, и автомата не надо, потом разбирайся, куда ты ходишь, а куда нет.

Получив ультиматум, старички оставили «бешеного» в покое. Им тоже не хотелось нарываться на неприятности, а Пекарский, как ни удивительно, оказавшись в сложной обстановке, ощутил в себе внутреннюю стойкость, независимость и бесстрашие. С прежним благодушием было покончено, оно стало помехой, характер закалялся как сталь.

 
Во что я верю? Только сам в себя,
Я сам себя ещё не подводил,
Я и палач себе, я и судья,
Я в жизни сотканный комок из жил.
 

Очередное испытание ему выпало на посту дневального. Старослужащие считали ниже собственного достоинства стоять часами у входных дверей казармы – рядом кнопка тревоги, чтобы при появлении офицеров приветствовать их и поднимать роту командой «Смирно!». Немудрено, что Пекарского, ещё не державшего в руках Устав внутренней службы и не проходившего строевой подготовки, уже на первой неделе службы приткнули стоять дневальным. И тут, как на грех, в роту с внезапной проверкой прибыл генерал из штаба округа! По всему видать, генерал был строгий, с красными лампасами, взгляд колючий, ещё и грузин!

И вот перед генералом на ответственном посту стоял дневальный, за поясом нож в чехле, форма не подогнана, висит, как на огородном пугале, штаны широкие, словно шаровары у запорожского казака, сапоги чьи-то бывшие в употреблении и на пару размеров больше нужного.

– Рота, смирно! – гаркнул дневальный.

Рота вскочила как на пружинах, а генерал критически осмотрел дневального. Прямо-таки бравый солдат Швейк из сатирического романа Гашека.

– Как служба, товарищ боец? – спросил он диковинного солдатика.

– По Уставу, товарищ генерал!

Видно было, что ответ понравился.

– Тогда доложи, товарищ боец, где находится рота и чем занимаются военнослужащие?

Командир роты, находящийся в генеральской свите, побледнел. Он прекрасно понимал, что вчерашний призывник не сможет дать хоть сколько-нибудь вразумительный ответ, и тогда генерал всю злость за плохую подготовку личного состава и дурацкий вид дневального сорвёт на нём, на ротном. И будет прав! Кто же выставил этого недотёпу на пост?

Но тут произошло нечто такое, чего никто не ожидал. Дневальный чётко и без запинки принялся перечислять, где и чем занимается состав роты, какие взводы находятся на строевой подготовке, сколько военнослужащих находится в красном уголке на политзанятиях, сколько человек в госпитале на излечении и что три солдата направлены на кухню в помощь поварам, чистить картошку…

– Остальные в казарме, товарищ генерал, отдыхают после успешного марш-броска по сопке! – отрапортовал новоявленный сучанский Швейк, поглощая преданными глазами, серыми с голубизной, высокопоставленного чина с широкими красными лампасами на генеральских штанах.

Командир роты ошалел от доклада своего подчинённого. Так нагло, талантливо и самозабвенно врать (и кому, генералу!) мог далеко не каждый! И что дальше?! Ну ладно, марш по сопкам был сделан два дня назад, но вдруг генерал затребует посмотреть, как проходит политучёба в красном уголке… которого в роте нет и в помине!

– Фамилия? – послышался вопрос в напряжённой тишине, ведь вся рота присутствовала на разыгрываемой комедии с двумя главными действующими лицами, разница в чинах у которых запредельная, но кто пудрил мозги другому, грозный респектабельный генерал или необученный плюгавый рядовой?

– Рядовой Пекарский, товарищ генерал!

– Вот, товарищи офицеры! – обратился генерал к свите. – Первый дневальный ясно и конкретно доложил, чем занимается личный состав подразделения! Сразу понятно, что в гарнизоне полный порядок!

Ротный командир облегчённо вздохнул. Кажись, пронесло. А новичок не так глуп, как кажется. Какая находчивость! Какая решительность и смелость! Надо будет к нему присмотреться. Кстати, нелишне будет заглянуть на солдатскую кухню, может быть, повара действительно нуждаются в помощи…

– Где командир роты? – послышался властный голос.

– Здесь, товарищ генерал!

– Подготовьте представление на награждение рядового Пекарского почётной грамотой командира дивизии и вручите её перед полным составом полка! И не забудьте подогнать ему форму!

– Есть, товарищ генерал!

Генеральское поручение было неукоснительно исполнено, и Пекарскому в торжественной обстановке вручили почётную грамоту за подписью начальника штаба дивизии полковника Фанеева. Старые служаки, сильно пролетевшие в отношении к «бешеному», стали с ним подчёркнуто вежливы и обходительны. После случившегося недоразумения на вахте в военной карьере Пекарского произошли быстрые изменения. Перспективного военнослужащего пригласили в особый отдел, где поинтересовались, умеет ли он фотографировать, печатать на машинке и писать грамотно, без ошибок. Александр доложил, что в совершенстве владеет этими навыками, после чего получил направление на службу в военной прокуратуре города Находки.

 
Армия моих годов
Не влекла к ней добровольцев:
Дедовщина, быт суров
И сержантов своевольность.
 
 
Но кто выдержал учебку,
Тех в бою не напугать,
Не загнать солдат тех в клетку,
Родина теперь им мать.
 

В Находке, что от Сучана в сорока километрах, Пекарский поступил в распоряжение военного прокурора Севостьянова. Едва войдя в его кабинет и представившись, молодой сотрудник прокуратуры получил первое задание: взять фотоаппарат и сфотографировать в морге женщину с отрезанной головой. Голову фотографировать отдельно и во всех подробностях, необходимых для следствия.

– И прихвати с собой лимон, – посоветовал начальник.

– Зачем?

– Помещение под морг не приспособлено, с лимоном во рту легче перенести запах от разложения трупов.

Начались прокурорские будни, протоколы, дознания, командировки. По выходным Севостьянов вместе с семьёй выезжал на рыбалку или охоту и брал с собой Пекарского – опять тому знакомое дело. Прокурорская деятельность Пекарского окончилась так же внезапно, как и началась. Он стал работать в других структурах под прикрытием, а это уже закрытая сфера деятельности, потому и приходится прервать повествование.