Текст книги "Аттила – царь русов"

Глава X
Русь после Аттилы

Пользуясь войной руссов с персами, греческий император Леон отказывает сыновьям Аттилы утверждать бывшие при нем договоры. – Неудачный поход Данчича на греков. В Персии так же неудача. Персы проникают за Кавказ и берут козарский город Беловежу. – Козарская Русь. – Каган, или princeps et pontifex Козарии иудей. – 9 округов Козарии управляются судьями, как у готов немдеманами (Nämdemann). – Киевская область в объеме Руси Козарской. – Готы-трапезиты. – Козары – христиане с IV века

По смерти Аттилы сыновья его отправили в 467 году посольство в Царьград с требованием возобновления торговых договоров; но император Леон, пользуясь войной руссов с персами, как отводом главным сил их, смело отказал на все требования киевскаго посольства. Отказ вызывал войну. Младший и любимый сын Аттилы, Ярень (Irnah, Irnas) советовал брату не начинать войны с греками, когда не только что пограничное козачество – козары и сураги[391]391
  Козары – козачесто придонское; сураги – козачество, или козары суражские, прикаспийские. По готскиому наречию – с окончанием на r – Suragar; отсюда греческое Σαράγουροι. Имя козар у Приска Ακαττίροι, и кроме того Κιδαριτοι – козаричи, или малые козары.


[Закрыть], но и большая часть сил русских в войне с персами, в Армении[392]392
  Это время соответствует восстанию Вагана Армянскаго и Вагтана Иверскаго на персов, поработивших Армению. Он вызвал и руссов (гуннов, скифов) в помощь себе против персов.


[Закрыть]. Но опрометчивый Дано[393]393
  ΔεγγιΖιΧ, Dinzigichus, Densicus, Dinzio, – cоотв. слав. Дано, Даноjе – Данчич – Деjан – Дико – Доjко – Доjчин.


[Закрыть], княживший при отце, а может быть и после отца, в войсковых областяхъ донских и суражских, не принял советов брата. Он отправился с дружиной своей за Дунай и, надеясь на верность подвластных руси готов, образовал из них главные свои силы, проник в недра Фракии, ветупил в бой; но руси было с ним мало, а готы изменили.

По Иорнанду, карпатские и задунайские области, которые были в объеме древней Руси при Аттиле, именно: часть Реции (Rhaetia) Придунайской, вся Паннония и Мизия, по смерти его отпали. Император Марциан озаботился немедленно же оградить империю от руссов. Гепиды[394]394
  Iорнанд производит название гепидов от слова дерапdа, что значит ленивый. Нет сомнения, что это толкование произошло от слова жупан, по-молдавски жупын – бояр, барин, и от народнаго прозвания ленящихся – барствующими; баричами; в том же смысле могло употребляться жупич, жупаныч.
  Учреждение жуп, губ (санск. гупа), или судилище, принадлежит к формам правления готов. Это их нэмды (Naemþ) в переводе на славянскiй язык. жупан есть Naemdemann – судья округа, жупы, повета; отсюда в Венгрии, или бывшей Готии, Дации, слово Nemes, Nemet, Nemzö – немец, значит то же, что пан, жупан. Nemesseg – немчизна, панство, Gespanschaft. Жупники (Gepides) Дации были прозелитами готов, вместе с ними последовали к арианству.


[Закрыть], т. е. карпатские жупичи, союзники и прозелиты готов, и потом ариане, первые восстали на русские власти и отложились, заключив союз с Марцианом на условии ежегоднаго жалованья. В то же время готы сосредоточились на данных им землях между Дунаем, Норикой и Верхней Мизией. Русские князья, обладавшие этими землями, должны были с дружинами своими и со всеми непокорявшимися чуждой власти, оставлять свои области и переселяться.

Сербы Семендрии (Cemandri) перешли в Иллирию и поселились близ Castrum Martena, стуричи (Scyri), сураги (по Иорн. Satagarii) и аланы (погран. волынь), перешли в Нижнюю Мизию и в Малую Скифию (Крым и прилегающия земли между Днепром и Доном). Русь Альпийская со стороны Дуная выселена в Biozimetas (?) и Scandiopolis (?) и пр.

Все это, должно полагать, совершилось не при Марциане, a после уже несчастнаго похода в Грецию Дано, старшаго сына Аттилы.

Между тем в Иверии и Армении дела руссов-козар (Ούννοι Κιδαριτοι) шли также неудачно. Персы преследовали их за горы, проникли в Козарию и даже овладели Белградом (βαλαπ’ολις-Balapolis).

После этого события судьба Руси Киевской оставалась в полной неизвестности до времен Олега, собирателя Руси и восстановителя матери русских градов.

Но кто же владел Киевом в промежуток четырех с половиной столетий?

Нет сомнения, что Дано, как старший сын Аттилы, наследовал власть над Русью; но по разделу, предоставив Киев брату, перенес столицу в Беловежу, известную Приску под названием Balapolis. Вся витязная деятельность, вероятно по влиянию готов гебров[395]395
  С этого времени, должно полагать, водворилась в этих местах религия древних магов (джюджь-маджюджь). По восточным писателям под названием Madschusija (Magier religion) подразумевается иудейство. Fraehn. Ibn-Fosslan.


[Закрыть] обратилась на войну против персов, которых завоевания проникли в Иверию и Армению.

Несколько раз уже мы имели случай обяснить значение козар, или придонскаго и задонскаго програничнаго козачества, лугарей, которых преобразовали греческие писатели в герулов, или илуров.

По греческим же писателям, козары вышли первоначально из Герулии (Βερυλιας) страны сарматской, подчинили своей власти земли до Чернаго моря и поселились на северной стороне Кавказа и в Крымском полуострове.

По Прологам, в житии св. Кирилла[396]396
  См. О времени происхождения слав. письмен. О. М. Бодянскаго.


[Закрыть]: «Козары бяше народ скифский, языка словенскаго, или русскаго. Козаров имени память осталась в малороссийском ныне Конистве крепком, подобне тому, зело мало пременно именуемом (т. е. в козачестве)». По Ибн-Гаукалу: «Lingua Bulgarorum similis est linguae Chazarorum»[397]397
  Fraehn.


[Закрыть]; но по Gihan-Numa, язык и обычаи приволжских булгар не отличаются от русских, хотя они во время Абассидов приняли магометанскую веру[398]398
  В Gihan-Numa, на турецком языке, вместо руссы употреблено московиты: «Populus Bulgar, Moscovitico lingua moribusque haud dissimilis. Eaque, regnantibns Abassidis, religionem Muhameddanam amplexa est.» «При Владимире приидоша болгаре (приволжские), веры бохмичи (магометане)».


[Закрыть].

Известно, что князья, обладавшие девятью козарскими воеводствами – «Εννεα κλήματα της Χαζαρίας» – назывались каганами (Χάγανος), точно так же, как и князья аварские (иверы, гебры, обры Нестора).

Gihan-Numa, которой сведения составляют выписку из восточных писателей всех времен, сообщает также следующее о владетелях области Hasasz (Козачей, Козарской):

«Козарская область лежит на север от Баб-эль-абваб (Дербент). Столица оной называется Этель (Atel, Adel, Hadil). По этой области и Каспийское море называется Козарским. Владетель области (princeps) иудей, а равно и все его приближенные вельможи; что же касается до подданных, то они различных вер[399]399
  «Plerique Muslemii, et Christiani, pauci idolatrae».


[Закрыть], которые не воспрещается там исповедовать.

Войско состоят из 12 000 человек. Но все управление в руках иудеев[400]400
  «Neque ad rempublicam accedere, his permissum est. Judei eam ipsi capessunt».


[Закрыть]. 9 судей[401]401
  Девяти округов Хазарии, или девяти нэмдов (Naemþ).


[Закрыть] заведуют судопроизводством. Торговлю ведут с руссами». Из этого ясно, что если владетели козар были иудеи, то по значению своему «rex et pontifex» они носили еврейское название Cohene[402]402
  См. La Bible, trad. par. S. Cahen.


[Закрыть], из котораго образовалось каган.

По дошедшему преданию до Нестора, когда посланные от козарскаго князя-когана и старцев, пришли в первый раз в Киев за данью, киевляне предложили в дань козарской сабле обоюдоострый меч. Но, несмотря на это, перед приходом Аскольда и Дира, Киев платил уже дань в Козарию, точно так же, как и области зависевшия от Киева: древляне по черной куне, радимичи по шлягу[403]403
  Злотый, золотой – solidus; откуда образовалось на готскиом наречiи Skilligg – шиллинг, шелех, шляг, и Skuld – подать (долг, обязанность), Zoll.


[Закрыть], а северяне (сербы) неизвестно чем.

«Когда император Иустиниан II бежал, как пишет Прокопий, в готфские владения (в Крыму), то каган потребовал его к себе, и выдал за него сестру свою, с намерением возстановить его на престоле византийском»[404]404
  Это восстановление, разумеется, имело целью влияние на империю.


[Закрыть].

Из этого сказания можно понять, что готы козарские, управляемые своими коганами, и известные истории под названием готов-тетракситов, или впоследствии трапезитов[405]405
  Готия Крыма называлась Трапезитской, по Трапезос (Чатырдаг). Города готов были: Мангуп и Джуфут-кале (Castella Jadearum). Названiя Gothaland, Gothlandske Volck, доставило случай Барбаро (в 1436 году) сообщить истории сведение о существовании народа Gotalani, что по обяснению его означало готов-аланов.


[Закрыть], не остатки готов Эрманарика; а потомки коренных гебров-магов, от которых в VI еще столетии до Р. Х. отделились переселенцы во Фракию[406]406
  См. De Getarum sive Gothorum orig. Iorn.


[Закрыть], без сомнения по возникшему в то время сектанству в веровании гебров. Новое верование проявилось в учении Заратусты. Дарий Истасп, последователь новых магов, преследовал древних[407]407
  Известных ныне под назв. караимов.


[Закрыть].

Около 290 года по Р. Х. Армения, следовавшая учению гебров, озарилась, христианством и спаслась от потопа магометанства, которое в VI столетии разлилось по Персии и проникло за Кавказ, до самаго Дона. Оно, в свою очередь, образуя не что иное, как отрицательную сторону двуликаго деизма, подавило положительную сторону деизма гебров, и этим рушило на Востоке возникавшую силу близнеца своего.

В IV уже веке Босфорская область озарилась христианством и имела своего епископа Феофила. В IX веке Константин Философ (св. Кирил) обрел в Козарии русские письмена и перевод Св. Евангелия и Псалтыри.

«Иде же книги обретошася, тоу и крещение обретесь»[408]408
  Псковский хронографъ. См. О врем. происхожд. славян. письмен. О. М. Бодянскаго.


[Закрыть].

Приложение
Сказания Приска Панийского
(перевод с греческого)

ОТРЫВОК 1-й

(433 г. по Р. Х. Феодосия II 26 г.)

Над уннами царствовал Руа. Он решился вести войну против амилзуров, итимаров, тоносуров, войсков и других народов, поселившихся на Истре и прибегавших к союзу с римлянами. Он отправил к римлянам Ислу, и прежде употребленного в дело для прекращения возникшего между ними и римлянами несогласия, и грозил нарушением прежде установленных условий, если римляне не выдадут им всех беглых. Римляне советовались об отправлении к уннам посольства. Плинфа и Дионисий, первый племени скифского, а второй из фракийцев, военачальники, достигшие у римлян консульского достоинства, хотели быть отправлены посланниками. Так как можно было ожидать, что Исла приедет к Руе прежде того посольства, которое римляне полагали отправить к нему, то Плинфа отправил вместе с Ислою одного из своих приближенных по имени Сингилаха, дабы склонить Руу вступить в переговоры с ним, а не с другими римлянами. Когда Руа умер, а царство Уннское перешло к Аттиле, то римский сенат положил назначить посланником Плинфу. По утверждении этого мнения царем, Плинфа хотел, чтоб вместе с ними назначен был и Эпиген, как человек, славящийся благоразумием и имевший достоинство квестора. Когда и Эпиген был назначен посланником, то оба отправились к уннам. Они доехали до Марга, города мисийского, в Иллирике. Он лежит на берегу Истра против крепости Константии, стоящей на другом берегу. Туда же приехали и царские скифы. Съезд происходил вне города; скифы сидели верхом на лошадях, и хотели вести переговоры не слезая с них. Римские посланники, заботясь о своем достоинстве, имели с ними свидание также верхом. Они не считали приличным вести переговоры пешие с людьми сидевшими на конях. Постановлено было… чтоб уннам были выдаваемы бегущие из Скифии люди, равно и прежде бежавшие к римлянам, также и бывшие у них в плену римляне, без выкупа перешедшие к своим, в противном случае за каждого пленного римлянина, бежавшего к своим, римляне были обязаны платить захватившим его по праву войны по восьми золотых монет; чтоб римляне не помогали ни какому варварскому народу, с которым унны вели войну; чтоб торжища между римлянами и уннами происходили на равных правах и без всякого опасения; чтоб за сохранение договора римляне платили царским скифам ежегодно по семи сот литр золота (эта дань простиралась прежде до трех сот пятидесяти литр). На сих условиях заключен был мир; в сохранении его римляне и унны поклялись по обычаю своих предков, и те и другие потом возвратились в свою землю. Варварам были выданы искавшие убежища у римлян унны. В числе их были дети Мамы и Атакама, происходящие из царского рода. В наказание за их бегство унны, получив их, распяли в фракийском за́мке Карсе. По заключении мира с римлянами, приближенные Аттилы и Влиды обратились к покорению других народов Скифии и завели войну с соросгами.

ОТРЫВОК 2-й

(442 г. по Р. Х. Феод. 35-й)

Скифы во время ярмарки вероломно напали на римлян, и многих перебили. Римляне отправили к ним посланников и жаловались на взятие крепости и на нарушение договоров. Скифы отвечали, что они поступили таким образом не впервые, а что мстили только за обиды, нанесенные им римлянами; ибо епископ Маргский, перешед в земли их, обыскивал царские кладовые, и унес хранившиеся в них сокровища; что если римляне не выдадут его, а также не выдадут, по договору, и переметчиков, которых у римлян находилось очень много, то они будут действовать против них оружием. Римляне говорили, что эти жалобы были несправедливы. Варвары, утверждаясь на верности своих показаний, не заботились о том, чтобы подвергнуть такой спор суду. Они подняли оружие, перешли Истр и разорили многие города и за́мки, лежащие на берегу этой реки. Они взяли и Виминакий, город Мисийский в Иллирике. Сии действия варваров заставили многих римлян говорить, что надлежало выдать епископа скифам, дабы из-за одного человека не навлечь бедствий войны на все государство Римское. Епископ, подозревая, что он мог быть выдан скифам, тайно от жителей Марга перешел к скифам, и обещал сдать им этот город, если цари их изъявят ему свою благосклонность. Они дали слово сделать ему много добра, если он исполнит свое обещание. С обеих сторон даны руки и клятвы в верности. Епископ возвратился в Римскую землю с многочисленною толпою варваров, и поставил их в засаду против самого берега реки. Ночью, по условленному знаку, он поднял варваров, которые и завладели городом с его помощью. Марг был, таким образом, разорен, а могущество варваров возросло после того еще более.

Империя Аттилы

ОТРЫВОК 3-й

(442 г. по Р. Х. Феод. 35-й)

При Феодосии младшем Аттила, царь уннов, собрал свое войско и отправил письмо к царю Римскому с требованием, чтобы немедленно выданы были переметчики и выслана была дань (под предлогом настоящей войны ему не пересылали ни переметчиков, ни дани), и чтоб отправлены были к нему посланники для переговоров о платеже дани на будущее время. Аттила объявлял притом, что если римляне замешкают, или будут готовиться к войне, то и он не захочет более удерживать скифское войско от нападения. По прочтении письма Аттилы, совет царский объявил, что римляне не выдадут прибегших под их покровительство людей, но вместе с ними примут войну; что впрочем будут отправлены к Аттиле посланники для прекращения споров. Раздраженный ответом римлян, Аттила стал опустошать римские земли, срыл несколько замков и подступил к обширному и многолюдному городу Ратиарии.

ОТРЫВОК 4-й

Феодосий отправил к Аттиле посланником Синатора, из бывших консулов. Несмотря на звание посланника, он не осмелился ехать к уннам сухим путем, но отправился Понтом, к городу Одиссу, где находился и посланный туда прежде полководец Феодул.

Аттила из венгерского музея

ОТРЫВОК 5-й

(447 по Р. Х.; Феод. 40-й)

Между римлянами и уннами произошло в Херсонисе сражение, после которого заключен между ними мир через посланника Анатолия, на следующих условиях: выдать уннам переметчиков и шесть тысяч литр золота, в жалованье за прошедшее время; платить ежегодно определенную дань в две тысячи сто литр золота; за каждого римского военнопленного, бежавшего и перешедшего в свою землю без выкупа, платить двенадцать золотых монет; если принимающие его не будут платить этой цены, то обязаны выдать уннам беглеца. Римлянам не принимать к себе никакого варвара, прибегающего к ним. Римляне показывали, будто принимали эти условия по доброй воле; но одна необходимость, чрезвычайный страх, объявший их правителей, и желание мира заставляли их принимать охотно всякое требование, как бы оно ни было тягостно. Они согласились и на плату дани, которая была самая обременительная, несмотря на то, что доходы и царская казна были истощены не на полезные дела, а на непристойные зрелища, на безрассудную пышность, на забавы и на другие издержки, от которых благоразумный человек и среди счастливейшего состояния государства должен удерживаться, а тем более должны были удерживаться от того люди, которые не радели о деле ратном и платили дань не только скифам, но и прочим варварам, живущим вокруг римских владений. Царь принуждал всех вносить деньги, которые следовало отправить к уннам. Он обложил податью даже тех, которые по приговору суда или щедроте царской, получили временное облегчение от тягостной оценки земли. Положенное количество золота вносили и особы причисленные к сенату, выше своего состояния. Многих самое блистательное состояние их довело до превратностей. Побоями вымогали у них деньги, по назначению чиновников, на которых возложена была царем эта обязанность, так что люди издавна богатые выставляли на продажу уборы жен и свои пожитки. Такое бедствие постигло римлян после этой войны, что многие из них уморили себя голодом, или прекратили жизнь, надев петлю на шею. В короткое время истощена была казна; золото и беглецы отправлены были к уннам. Исполнение сего дела поручено было Скотте. Римляне убивали многих переметчиков, потому что те противились выдаче их скифам. В числе их было несколько человек из царского рода, которые переехали к римлянам, отказываясь служить Аттиле. Сверх всего этого Аттила требовал еще, чтоб асимунтийцы выдали всех бывших у них военнопленных, римлян или варваров. Асимунт есть крепкий за́мок недалеко от Иллирика, к стороне Фракии. Жители его нанесли неприятелю много вреда. Они не защищались со стен, а, выступая из окопов, бились с несчетным множеством неприятелей и с военачальниками, которые пользовались между скифами величайшею славою. Унны, потеряв надежду завладеть за́мком, отступили от него. Тогда асимунтийцы выступили против них из своих укреплений, и погнались за ними далеко от своего округа. Когда караульные дали им знать, что неприятели проходят мимо с добычею, то они напали на них нечаянно, и отняли захваченную ими у римлян добычу. Уступая неприятелю в числе, асимунтийцы превышали его мужеством и отвагой. В этой войне они истребили множество скифов; а множество римлян освободили и принимали к себе бежавших от неприятелей. Тогда Аттила объявил, что не выведет своих войск из римских областей и не утвердит мирного договора, пока римляне, бежавшие к асимунтийцам, не будут ему выданы, или не будет заплачена за них цена, и пока не будут асимунтийцами освобождены скифы, уведенные ими в плен. Противоречить Аттиле не был в состоянии ни посланник Анатолий, ни Феодул, начальник находившегося во Фракии войска. Никакими рассуждениями не могли они убедить варвара отказаться от своих требований, когда он положился на свои силы и готов был поднять оружие; а между тем сами упали духом вследствие прежнего поражения. Они писали к асимунтийцам и приказывали им или выдать убежавших к ним римских военнопленников, или за каждого из них платить по двенадцати золотых монет, а военнопленных уннов освободить. Асимунтийцы, получив письмо, отвечали, что убежавших к ним римлян они освободили, а пойманных в плен скифов истребили; что они еще удерживали у себя двоих, потому, что неприятели во время осады их за́мка, поставив засаду, увели некоторых мальчиков, пасших стада перед за́мком, что если не получать их обратно, то не возвратят тех, которых они взяли по праву войны. Когда посланные к асимунтийцам принесли такой ответ, то царь скифский и римские начальники согласились в том, что надлежало отыскать мальчиков, похищенных по показанию асимунтийцев. Они никого не отыскали, и асимунтийцы возвратили бывших у них варваров, после того, как скифы поклялись, что у них тех мальчиков не было. Асимунтийцы также поклялись, что убежавшие к ним римляне были ими освобождены. Они в этом поклялись, хотя у них и были некоторые римляне; но они не считали преступлением божиться ложно, для спасения людей своего племени.

ОТРЫВОК 6-й

(447 по Р. Х.; Феод. 40-й)

Вслед за заключением мира, Аттила отправил посланников в Восточную Империю, требуя выдачи переметчиков. Посланники были приняты, осыпаны подарками и отпущены с объявлением, что никаких переметчиков у римлян не было. Аттила послал опять других посланников. Когда и эти были одарены, то отправлено было третье посольство, а после него и четвертое. Аттила, зная щедрость римлян, зная, что они оказывали ее из опасения, чтоб не был нарушен мир, – кому из своих любимцев хотел сделать добро, того и отправлял к римлянам, придумывая к тому разные пустые причины и предлоги. Римляне повиновались всякому его требованию; на всякое с его стороны понуждение смотрели, как на приказ повелителя. Не с ним одним боялись они завести войну, но страшились и парфян, которые делали приготовления к войне, и вандилов, беспокоивших их на море, и исавров, которые восставали для грабежей, и саракинов, делавших набеги на восточные края державы, и эфиопских народов, соединявшихся против них. Посему уничиженные римляне, Аттилу ласкали, а против других народов делали приготовления, набирали воинов, назначали вождей.

ОТРЫВОК 7-й

(448 г. по Р. Х.; Феод. 41)

В Византию прибыл опять посланник Аттилы. Это был Эдикон, скиф, отличавшийся великими военными подвигами. Вместе с ним был и Орест Римлянин, житель Пеонской области, лежащей при реке Сае, и состоявшей тогда под властью Аттилы, вследствие договора, заключенного с Аэтием, полководцем западных римлян. Эдикон был представлен царю и вручил ему грамоты Аттилы, в которых царь скифский жаловался на римлян за невыдачу беглых. Он грозил против них вооружиться, если беглецы не будут ему выданы, и если римляне не перестанут обрабатывать завоеванную им землю. Эта земля в длину простиралась по течению Истра от Пеонии до Нов Фракийских, а в ширину на пять дней пути. Аттила требовал притом, чтоб торг в Иллирике происходил не по прежнему на берегу Истра, но в Наиссе, который полагал он границею Скифской и Римской земли, как город им разоренный. Он отстоит от Истра на пять дней пути для доброго пешехода. Аттила требовал притом, чтоб для переговоров с ним о делах еще не решенных, отправлены были к нему посланники, люди не простые, но самые значительные из имевших консульское достоинство; что если римляне боятся прислать их к нему, то он сам перейдет в Сардику для принятия их. Царь прочел грамоту Аттилы, а Вигила перевел ему все то, что Эдикон объявил изустно по приказанию Аттилы. Эдикон вышел из дворца вместе с ними, и посещал другие домы; между прочим, пришел и к царскому щитоносцу Хрисафию, как человеку, имевшему величайшую силу. Эдикон был изумлен пышностью царских домов, и когда вступил в разговор с Хрисафием, то Вигила переводя его слова, говорил, что Эдикон превозносит царский двор и восхищен богатством римлян. Хрисафий заметил тогда, что он может владеть большим богатством и иметь золотом крытый дом, если оставит скифов и пристанет к римлянам. Эдикон отвечал, что слуге не позволено это сделать без позволения своего господина. Евнух спросил тогда Эдикона: имеет ли он всегда свободный доступ к Аттиле, и какою силою пользуется между скифами. Эдикон отвечал, что он близкий человек к Аттиле, и что ему, вместе с другими значительнейшими скифами, вверяется охранение царя, что каждый из них по очереди в определенные дни держит при нем вооруженный караул. После того евнух сказал, что если Эдикон даст ему клятву в сохранении тайны, то он объявит ему о деле, которое составит его счастие, но что на то нужно им свободное время и оно будет у них, если Эдикон придет к нему на обед без Ореста и без других посланников. Эдикон обещал это исполнить, и приехал к евнуху на обед. Здесь они подали друг другу руку и поклялись чрез переводчика Вигилу, Хрисафий в том, что он сделает предложение не ко вреду Эдикона, но к бо́льшему его счастию, а Эдикон в том, что никому не объявит предложения, которое будет ему сделано, хотя бы оно и не было приведено в исполнение. Тогда евнух сказал Эдикону, что если он по приезде в Скифию убьет Аттилу, и воротится к римлянам, то будет жить в счастии и иметь великое богатство. Эдикон обещался и сказал, что на такое дело нужно денег немного – только пятьдесят литр золота, для раздачи состоящим под начальством его людям, для того, чтобы они вполне содействовали ему в нападении на Аттилу. Евнух обещал немедленно выдать ему деньги. Эдикон сказал тогда, что надлежало его отпустить для донесения Аттиле об успехе посольства, что вместе с ним нужно было отправить Вигилу для получения от Аттилы ответа насчет требуемых беглецов, что через Вигилу он уведомит Хрисафия, каким образом надлежало переслать к нему золото, потому что по возвращении его, Аттила с любопытством будет расспрашивать его, равно как и других посланников, какие подарки получил он от римлян, и сколько дано ему денег, и тогда он не будет иметь возможности скрыть то золото от спутников своих. Евнуху показалось благоразумною эта мера предосторожности: он согласился с мнением Эдикона, после угощения отпустил его, и донес царю о своем замысле. Царь призвав магистра Мартиалия, сообщил ему то, что было условлено с Эдиконом. Дать знать о том Мартиалию было необходимо, по званию его. Магистр участвует во всех советах царя, потому что ему подчинены вестники, переводчики и воины, охраняющие царский двор. Посоветовавшись между собою, они решились отправить к Аттиле не только Вигилу, но и Максимина, в звании посланника.

ОТРЫВОК 8-й

(448 г. по Р. Х.; Феод. 41-й)

Евнух Хрисафий убеждал Эдикона умертвить Аттилу. Царь Феодосий и магистр Мартиалий, посоветовавшись между собою по сему предмету, решились отправить к Аттиле посланником Максимина, а не одного Вигилу. Под видом, что состоит в звании переводчика, Вигила имел поручение сообразоваться с волею Эдикона. Максимин, ничего не знавший о том, что было ими замышляемо, должен был представить Аттиле царское письмо. Царь извещал его, что Вигила был только переводчиком, что Максимин, человек знатного происхождения и самый близкий к царю, был достоинством выше Вигилы. Затем царь писал к Аттиле, чтоб он не нарушал мирного договора нашествием на римские области; еще сообщал он, что сверх выданных прежде беглецов, посылает к нему семнадцать человек, и уверял, что у римлян не было других беглых из областей Аттилы. Таково было содержание письма. Сверх того Максимину было предписано объявить уннскому государю изустно, что он не мог требовать, чтоб к нему были отправляемы посланники высшего достоинства; ибо этого не бывало ни при его предках, ни при других начальниках Скифской земли; что звание посланника всегда отправлял какой-нибудь воин или вестник; что для разрешения всех недоразумений надлежало отправить к римлянам Онигисия, потому что не было прилично, чтоб Аттила, в сопровождении римлянина, имеющего консульское достоинство, прибыл в разрушенный уже город Сардику.

Максимин убедительными просьбами заставил меня ехать вместе с ним. Мы пустились в путь в сопровождении варваров и приехали в Сардику, город отстоящий от Константинополя на тринадцать дней пути для доброго пешехода. Остановившись в этом городе, мы заблагорассудили пригласить к столу Эдикона и бывших с ним варваров. Жители Сардики доставили нам баранов и быков, которых мы закололи. За обедом во время питья, варвары превозносили Аттилу, а мы – своего государя. Вигила заметил, что не было прилично сравнивать божество с человеком; что Аттила человек, а Феодосий божество. Унны слышали эти слова и понемногу разгорячаемые – раздражались. Мы обратили речь к другим предметам, и успокоили их гнев ласковым обхождением, а после обеда, Максимин задобрил Эдикона и Ореста подарками – шелковыми одеждами и драгоценными каменьями. Подождав удаления Эдиконова, Орест сказал Максимину: что он почитал его человеком благоразумным и отличным, потому что не впал в ошибку, в которую впали другие царедворцы, без него угостившие Эдикона и почтившие его подарками. Быв в неведении о том, что происходило в Константинополе, мы нашли слова Ореста непонятными. Мы спрашивали его: каким образом и в какое время оказано было ему пренебрежение, а Эдикону особенные почести? Но Орест ушел, не дав никакого ответа. На другой день, дорогою, мы пересказали Вигиле слова Ореста. Вигила заметил, что Оресту не следовало сердиться за то, что ему не были оказаны почести такие же, какие и Эдикону; ибо Орест был домочадец и писец Аттилы, а Эдикон, как человек на войне знаменитый и природный унн далеко превышал Ореста. Вигила после того, поговорив с Эдиконом наедине, объявил нам, вправду ли, или притворно, не знаю, – что он передал Эдикону все слова Ореста; что Эдикон пришел от того в ярость, котоую он, Вигила, насилу мог укротить.

Мы прибыли в Наисс и нашли этот город безлюдным и разрушенным неприятелями. Лишь немногие жители, одержимые болезнями, укрывались в священных обителях. Мы остановились поодаль от реки, на чистом месте, а по берегу ее все было покрыто костями убитых в сражении. На другой день мы приехали к Агинфею, предводителю стоявших недалеко от Наисса иллирийских войск, для объявления ему царского повеления, и для получения от него пяти человек беглых, из числа семнадцати, о которых было упомянуто в письме к Аттиле. Мы вступили с ним в сношения и объявили ему, чтоб он выдал уннам пятерых переметчиков. Агинфей выдал нам беглых, утешив их ласковыми словами.

Мы провели тут ночь, и из пределов Наисса обратились к реке Истру. Мы вступили в место, осененное деревьями и образующее много извилин и оборотов. Здесь, на рассвете, когда мы думали, что идем к западу, представилось глазам нашим восходящее солнце. Многие из наших спутников, не знавшие положения мест, вскрикнули от удивления, – как будто бы солнце шло против обыкновенного течения своего и представляло явление, противное естественному! Но по причине неровности места та часть дороги обращена была к востоку. Прошед это трудное место, мы вышли на равнину, которая была болотиста. Здесь перевозчики из варваров приняли нас на однодеревки, которые выдалбливаются ими из срубленного леса. Они перевезли нас через реку. Эти челноки не для нас были приготовлены. На них были перевезены попавшиеся нам на дороге множество варваров, потому что Аттила хотел переехать в Римскую землю, как будто бы для того, чтоб охотиться. В самом же деле он делал приготовления к войне, под тем предлогом, что не все беглецы были ему выданы.

За Истром мы ехали вместе с варварами около семидесяти стадий, и были принуждены остановиться на равнине, пока Эдикон и его товарищи не донесли Аттиле о нашем прибытии. Вместе с нами остановились и препровождавшие нас варвары. Поздно вечером, как мы стали ужинать, услышали топот скачущих в нашу сторону коней. Два скифа подъехали к нам и объявили приказ ехать к Аттиле. Мы просили их поужинать с нами. Они сошли с коней, и ели с нами, с удовольствием. На другой день они были нашими путеводителями. К девяти часам дня 43, мы прибыли к шатрам Аттилы: их было у него много. Мы хотели разбить свои шатры на одном холме; но попавшиеся нам навстречу варвары запретили это делать, говоря, что шатер Аттилы стоит на низменном месте. Мы остановились там, где нам было назначено скифами.

Тогда Эдикон, Орест, Скотта и некоторые из важнейших скифов пришли к нам и спрашивали о цели нашего посольства. Столь странный вопрос удивил нас. Мы смотрели друг на друга. Скифы, беспокоя нас, настоятельно требовали, чтобы мы дали им ответ. Мы объявили им, что о причине нашего прибытия царь велел нам говорить с Аттилою, а не с другим кем-либо. Скотта с досадою сказал, что они исполняют приказание своего государя и что не пришли бы к нам от себя, для удовлетворения личному любопытству. Мы заметили, что не так ведется в посольствах, чтоб посланники, не переговорив с теми, к которым они отправлены, и, даже не видав их, сообщали им о цели своего посольства посредством других; что это не безызвестно и самим скифам, которые часто отправляют посольства к царю; что надлежало и нам пользоваться такими же правами, и что иначе мы не объявим, в чем состоит цель нашего посольства. Тогда скифы уехали к Аттиле, и возвратились к нам без Эдикона. Они пересказали нам все то, что было нам поручено сказать Аттиле, и советовали уезжать скорее, если нам более нечего сказать. Слова их еще более изумили нас, потому что мы не могли постигнуть, каким образом обнаружилось то, что в тайне было постановлено царем. Мы рассудили за благо ничего не отвечать касательно цели нашего посольства, если не получим позволения представиться Аттиле. Мы сказали скифам: «То ли, что было вами сказано, поручено нам сообщить государю вашему, или что-либо другое, о том должен знать он один; а с другими никаким образом не будем мы об этом говорить. После такого объявления нашего, они велели нам немедленно уехать. Мы собирались к отъезду. Вигила стал осуждать данный нами скифам ответ, уверяя, что лучше было бы нам быть изобличенными во лжи, нежели возвратиться назад без всякого успеха. Я легко бы убедил Аттилу, сказал Вигила, прекратить несогласия с римлянами, когда бы мне удалось поговорить с ним, потому что во время посольства Анатолиева, я был с ним коротко знаком. Вигила говорил это, полагая, что Эдикон был к нему благорасположен. Под предлогом истинным или ложным, что он хотел переговорить с Эдиконом о делах посольства, он искал случая посоветоваться с ним как о том, в чем они условились между собою против Аттилы, так равно и о количестве золота, в котором, как уверял Эдикон, имел он нужду для раздачи известным ему людям. Однако ж Вигила не знал, что он был предан Эдиконом. Обманув ли римлян ложным обещанием посягнуть на жизнь Аттилы, боясь ли, чтоб Орест не пересказал Аттиле того, что он говорил нам в Сардике, после угощения – (когда он обвинял Эдикона в свидании с царем и с евнухом, тайно от него) – Эдикон открыл Аттиле составленный против него заговор, и донес ему о количестве ожидаемого от римлян золота и о цели нашего посольства.